Текст книги "Евангелие от святого Бернарда Шоу"

Автор книги: Алистер Кроули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Быть может, мои читатели не знакомы с «Письмами с горы» Жан-Жака Руссо, которые могут считаться классическим трудом по чудесам как верительным грамотам божественной миссии. Как показывает Руссо, Иисус предвидел, что чудеса являются основным препятствием для принятия христианства, ибо их неправдоподобность (не будь они невероятны, они не были бы чудесами) настраивает людей на скептическое отношение ко всему повествованию, вполне заслуживающему доверия в своём основании, в своих основополагающих моментах, и подозрительность к доктрине, с которой они неразрывно связаны. «Избавьтесь от чудес, – заявил Руссо, – и весь мир падёт к ногам Иисуса Христа». Он отмечает, что чудеса приводятся как подтверждение божественности и, неспособные убедить, делают божественность нелепой. Как справедливо замечает он, нет ничего особенного в том, что хромой начинает ходить: тысячи хромых исцелились и стали ходить без всякого чуда. Дайте мне человека с единственной ногой и заставьте другую расти прямо у меня на глазах; и я на самом деле буду впечатлён; но простое исцеление недуга, который нередко исцеляется сам собой, совершенно бесполезно в качестве доказательства чего-либо иного, нежели желание помочь и сила исцелять.

Иисус, по Матфею, полностью согласен с Руссо и чувствует эту опасность столь сильно, что, когда люди, не имеющие недугов или иных проблем, приходили к нему и просили явить свои силы как знамение его миссии, он раздражался сверх меры и с негодованием отвергал эти предложения, – что они, не разделяющие взглядов Руссо, наверняка считали весьма безрассудным. Назвать «родом лукавым и прелюбодейным» всего лишь за просьбу сотворить чудо ради демонстрации своего могущества – довольно странная реакция. Магомет, между прочим, тоже выходил из себя, когда его просили творить чудеса. Но Магомет недвусмысленно отрицал всякие сверхъестественные силы; тогда как из рассказа Матфея следует, что у Иисуса (к несчастью для него, как считал он сам) были некоторые способности к исцелению. Несомненно также, что обладание такими силами должно было породить безумные истории о проявлениях магического искусства, вынуждающие заклеймить их героя как мошенника среди тех, чьё доброе мнение могло оказать существенное влияние на продвижение его миссии.

Но глубочайшая досада, проистекающая из чудес, вызвана их несоответствием посланию, которое они должны подтверждать. Учение Иисуса не имеет ничего общего с чудесами.

Если его задача заключается всего лишь в демонстрации нового метода восстановления потерянного зрения, чудо исцеления слепоты, несомненно, актуально. Но говорить «вы должны возлюбить врагов своих; и для того, чтобы убедить вас в этом, я прямо сейчас вылечу этого джентльмена от катаракты» для человека с интеллектом Иисуса – верх идиотизма. Если бы сегодня можно было доказать, что ни одного из чудес Иисуса не было в действительности, это доказательство не отменило бы ни одного из его назидательных высказываний; и наоборот, если бы можно было доказать, что он сотворил не только все эти чудеса, но и тысячу иных, в тысячу раз более замечательных, это не добавило бы значимости его учению. А интеллектуальная энергия скептиков и богословов до сих пор растрачивается на производство аргументов за или против чудес, поскольку и те, и другие полагают, будто бы судьба христианства зависит от дискуссии о том, правдив или лжив рассказ Матфея. Согласно самому Матфею, Иисус слишком хорошо знал это; ибо куда бы он ни направлялся, по пятам за ним шла слава из-за чудес, хотя учение его вызывало лишь

недоумение.

Вот и всё о чудесах! Далее Матфей свидетельствует, как Иисус поведал, что доктрины его будут подвержены нападкам со стороны церкви и государства и что простой народ есть соль земли и свет мира. Ученики его будут в своих отношениях с политическими и церковными организациями как овцы среди волков.

Шоу начинает этот чрезвычайно важный раздел следующим заявлением: «Он обладает некими сверхъестественными способностями, с помощью которых способен творить чудеса. Он стыдится этих сил, но, сострадательный сверх меры, не может отказаться применять их, когда немощные просят об исцелении, когда толпы людей голодают и когда его ученики напуганы бурей на озере. Он не требует вознаграждения, но просит не рассказывать об этих его способностях».

Мне не удалось найти никаких оснований для утверждения, что Иисус испытывал хоть какое-то подобие стыда в этих вопросах, а просить не рассказывать о своих способностях – это (опять же) обычная позиция восточного мудреца. Трудно сказать, каковы были истинные причины необходимости хранить молчание. В этом присутствует некое чувство такта, которое должно быть понятно посвящённым ордена.

Шоу не говорит об этом, но продолжает: «Есть две очевидные причины его негативного отношения к тому, чтобы к нему относились как к чудотворцу. Первая – естественное возражение всех, кто обладает подобными силами, но имеет куда более важное жизненное призвание, чем выпячивать их, дабы не попасть перво-наперво в список шарлатанов, донимающих своими представлениями, теша праздное любопытство. Вторая же в том, что у него такая же точка зрения на эффективность чудес в его миссии, как та, которую выразил позднее Руссо. Он полагает, что они дискредитируют его и отвлекают внимание учеников и оппонентов». Эти причины, без сомнения, очевидны для мистера Шоу, но они не столь очевидны для любого жителя Востока – кроме, разве что, подпричины о донимающих. Они ни в коем случае не были очевидны для Иисуса.

Шоу продолжает разрабатывать этот тезис: «Как показывает Руссо, Иисус предвидел, что чудеса являются основным препятствием для принятия христианства. Учение Иисуса не имеет ничего общего с чудесами. Если его задача заключается всего лишь в демонстрации нового метода восстановления потерянного зрения, чудо исцеления слепоты, несомненно, актуально. Но говорить “вы должны возлюбить врагов своих; и для того, чтобы убедить вас в этом, я прямо сейчас вылечу этого джентльмена от катаракты” для человека с интеллектом Иисуса – верх идиотизма».

Теперь, похоже, Иисус, наоборот, считает свою чудотворную силу единственной и достаточной причиной для принятия его и его миссия. Читаем у Матфея (11:2-5): «Иоанн же, услышав в темнице о делах Христовых, послал двоих из учеников своих сказать Ему: Ты ли Тот, Который должен придти, или ожидать нам другого? И сказал им Иисус в ответ: пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокажённые очищаются и глухие слышат, мёртвые воскресают и нищие благовествуют». Кроме того, в той же главе (ст. 21-24, на которые я уже ссылался в другой связи) мы видим, как Иисус ожидает от всех и каждого, что они примут его именно на этом – и ни на каком другом – основании и весьма негодует из-за того, что они не уверовали.

Далее он весьма специфическим образом доказывает свою позицию в 12-й главе Евангелия от Матфея (ст. 22-27): «Тогда привели к Нему бесноватого слепого и немого; и исцелил его, так что слепой и немой стал и говорить и видеть. И дивился весь народ и говорил: не это ли Христос, сын Давидов? Фарисеи же, услышав сие, сказали: Он изгоняет бесов не иначе, как силою веельзевула, князя бесовского. Но Иисус, зная помышления их, сказал им: всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не

устоит. И если сатана сатану изгоняет, то он разделился сам с собою: как же устоит царство его? И если Я силою веельзевула изгоняю бесов, то сыновья ваши чьею силою изгоняют? Посему они будут вам судьями».

Иными словами, он заявляет: «То, что я способен изгонять бесов, является достаточным подтверждением, что во мне обитает Дух Божий. Будь это не так, мне было бы куда выгоднее поселять бесов в людей, а не наоборот. Если вы принимаете мои аргументы, вывод очевиден: Царствие Божие грядёт, как я и говорил вам. Посему уверуйте».

Шоу заявляет, что Христос ожидал, будто бы практическая здравость его суждений изменит людей, но он не ссылается ни на один отрывок, подтверждающий эту точку зрения. Да от этого и не было бы никакого толку. Ты не сможешь убедить кого-нибудь из людей Востока разумностью. Восточный человек склоняется перед авторитетом. Доказывать ему что-то – пустая трата времени. Он насладится аргументом, но не изменит своего поведения в соответствии с ним. Он склоняется перед авторитетом, и если ты желаешь заставить его действовать в каком-то конкретном направлении, всё, что от тебя требуется – доказать ему свою авторитетность. Ты сможешь сделать это, лишь явив свою силу, а силу ты сможешь явить только одним из двух способов: во-первых, чудесами, во-вторых, палками. Возьмите хорошо известный пример Джона Николсон, который произвёл такое впечатление на коренных пенджабцев действенностью своей исполнительной власти, что некоторые из них признали его как бога и поклонялись ему. Он, весьма набожный христианский, постарался выбить из них это; но чем больше он бил их, тем более богоподобным становился!

Опять же незнание мистером Шоу Востока повело его неверной дорогой. Он не постиг обычных отношений людей, подобных тем, среди которых жил Иисус. В экспедиции, которая пыталась покорить Чогори в 1902-м, у нас в команде был швейцарский доктор, и на каждой стоянке обустраивалась небольшая клиника. Практически вся работа заключалась в голой хирургии, вроде удаления зубов и надрезов при водянке. Однако добрая репутация была заработана, и на обратном пути его поджидали целые деревни, полные людей (некоторые из них были приведены издалека), ждущих исцеления. Но когда доктор достал свои инструменты, на него немедленно обрушился поток отвращения или, самое меньшее, глубокого изумления. Все они ожидали, что будут исцелены наложением рук! Таким образом, учитывая, что эти люди лишь за пару месяцев до того собственными глазами видели действенность применявшихся методов, инцидент этот проливает свет на особенности восточного мышления.

Теперь мы видим ловушку, в которую попался мистер Шоу. Эти люди не только ждут чудес, но и создают чудеса из событий более чем заурядных. Не только человек толпы, но и самые образованные люди доверчивы в отношении чудес. Вся еврейская «история» была чередой чудес; и фарисеи тех времён, как показано в приведённом выше отрывке, регулярно практиковали экзорцизм. Прочтём (к примеру) довольно забавную запись о неких конкурирующих чудотворцах совершенно ортодоксального образца: «Даже некоторые из скитающихся Иудейских заклинателей стали употреблять над имеющими злых духов имя Господа Иисуса, говоря: заклинаем вас Иисусом, Которого Павел проповедует. Это делали какие-то семь сынов Иудейского первосвященника Скевы. Но злой дух сказал в ответ: Иисуса знаю, и Павел мне известен, а вы кто?» (Деян. 19:13-16).

Если – что представляется маловероятным – нужны ещё какие-то доказательства, обратите внимание, что Пётр сразу после смерти Христа основывает все свои доказательства на чудесах: «Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете» (Деян. 2:22). Козырной картой Павла неизменно является воскресение. Мистер Шоу, нимало не усомнившись, ответит, что это всего лишь показывает глупость апостолов; но это не даёт ответа на вопрос, могут ли вообще чудеса дискредитировать какое-либо учение. История свидетельствует об обратном. История свидетельствует, что те, кто называет себя христианами, по сей день прочно цепляются за чудеса, невзирая на аргументы не только Руссо, но и других вольнодумцев. Разве не знает мистер Шоу, что «Естественная теология» Пейли

до сих пор пособие для будущих бакалавров? Когда на их место придут Том Пейн и Инджерсолл, можно будет допустить, что доводы мистера Шоу достигли места света и познания. Мистер Шоу совершенно прав, заявляя, что чудеса не убедят его в значимости учения того, кто утверждает их; но Шоу, как и другие философы, чересчур расположен считать, что все люди сотворены по его подобию. Когда Иммануил Кант решил, что существуют некие вещи, о которых думает и должен думать всякий человек, повсеместно было признано, что он, несомненно, величайший гений, на том основании, что он был первым, кто подумал о них!

Далее в предисловии к «Андроклу и льву» говорится, что «интеллектуальная энергия скептиков и богословов до сих пор растрачивается на производство аргументов за или против чудес, поскольку и те, и другие полагают, будто бы судьба христианства зависит от дискуссии о том, правдив или лжив рассказ Матфея». Судьба христианства действительно «зависит» от этого. Уберите чудеса, уберите пророчества, – и не останется ничего, кроме крохотной доктрины, полной противоречий, как уже было показано выше, и, в любом случае, объяснимой дюжиной других способов, кроме того, к которому апеллирует мистер Шоу. Практически нет ни единого инцидента из жизни Иисуса, который бы не был чудесен, по той простой причине, что евангелисты считали всё естественное недостойным записи. Ниспровержение, которого добивается Шоу, напоминает абстрактные рассуждения Беркл о свойствах иЛ^ или рассмотрение Буддой идеи Атмана. Можно сказать, настоящая цель мистера Шоу – показать, что Иисус есть только имя для персонажа, который придерживается социальной, этической и политической точки зрения самого Шоу. Но, конечно же, подобные мысли – общая черта большинства первоклассных умов.

Матфей приписывает Иисусу фанатизм

Как и большинство биографов, Матфей старается привести мнения и предубеждения своего героя к своим собственным. Хотя он описывает Иисуса как терпимого вплоть до неблагоразумия, он устанавливает предел его иноверия и представляет Иисуса фанатичным иудеем, считающим свою миссию обращённой исключительно «к погибшим овцам дома Израилева». Когда женщина, хананеянка, просила исцелить её дочь, он сперва отказался даже говорить с нею, а затем безжалостно сказал в ответ, что «нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам». Но когда женщина ответила: «так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их», – она растопила в нём иудея и сделала Христа христианином. Он сказал женщине, которую попросту обозвал собакой: «О, женщина! велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему». Такова одна из самых трогательных евангельских историй; быть может, потому, что женщина упрекает пророка в нехватке у него самой главной его добродетели. Она, несомненно, выпадает из его образа; но поскольку и грехи добрых людей всегда выпадают из образа, не будем спешить отвергнуть этот рассказ как изобретённый в угоду стремления Матфея доказать, будто бы Иисус не имеет ничего общего с иноверцами. Так или иначе, он приводит эту историю; и это – никоим образом не единственный пример, где, несмотря на обаяние его проповеди, Матфей описывает Иисуса чрезвычайно грубым в личном общении.

На этот счёт говорилось уже достаточно. Дополнительных комментариев не требуется.

Великая перемена

Пока что перед нами история обычного человека, здравомыслящего и интересного, не считая разве что его особых дарований оратора, целителя и пророка. Но происходит разительная перемена. Однажды, после того, как ученики обескураживают его тем, что так долго неверно толковали его миссию, и спорят, действительно ли он – кто-то из древних пророков, явившийся вновь (и если так, то кто именно), его ученик Пётр вдруг решает проблему, восклицая: «Ты – Христос, Сын Бога Живаго». Иисус чрезвычайно обрадован и взбудоражен этим. Он сообщает, что Пётр получил откровение прямо от Бога. Он делает имя Петра каламбуром и объявляет его основанием своей Церкви. И он смиряется со своей участью бога, заявив, что будет убит, когда придёт в Иерусалим; ибо если он в самом деле христос, необходимая часть его легендарной судьбы – быть убитым. Пётр, не понимая этого, упрекает его в том, что считает всего лишь малодушной меланхолией; Иисус же свирепо обращается к нему и кричит: «Отойди от Меня, сатана!»

Теперь Иисус становится одержим верой в собственную божественность и постоянно говорит об этом ученикам, при этом запрещая им рассказывать об этом остальным. Они принимаются спорить меж собой о том, какое место займут на небесах, когда установится царствие его. Он крепко упрекает их за это и повторяет своё учение, что величие есть служение, а не превосходство; но сам он, и прежде несколько надменный бессознательно, теперь ведёт себя высокомерно, авторитарно и даже хамски, никогда не отвечая своим критикам без оскорбительного эпитета, и даже проклинает смоковницу, разочаровавшую его, когда он подошёл к ней, дабы отведать её плода. Он берёт на себя все традиционные атрибуты фольклорных богов и заявляет, что, подобно Джону Ячменное Зерно, будет безжалостно убит и погребён, но восстанет из земли и вернётся к жизни. Он применяет к себе непреходящий племенной обряд богоедения, благословляя хлеб и вино и передавая их ученикам со словами: «Сие есть Тело Моё; сие есть Кровь Моя». Он забывает собственное учение и грозит вечным пламенем и вечной карой. Он заявляет, в довесок к своему ячменнозёрному воскресению, что вновь придёт в этот мир во славе и установит царствие своё на земле. Он опасается, что это может провести к появлению мошенников, выдающих себя за него, и объявляет многократно и недвусмысленно, что, какие бы чудеса ни творили эти мошенники, о его собственном пришествии можно будет узнать безошибочно, когда звёзды спадут с неба и вострубят ангельские трубы. После чего он добавляет, что произойдёт это ещё на веку тех, кто его слушает.

Теперь мистер Шоу отсылает нас к 16-й главе Евангелия от Матфея (13-23): «Придя же в страны Кесарии Филипповой, Иисус спрашивал учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына Человеческого? Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Пётр, отвечая, сказал: Ты – Христос, Сын Бога Живаго. Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты – Пётр, и на сём камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах. Тогда Иисус запретил ученикам Своим, чтобы никому не сказывали, что Он есть Иисус Христос. С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. И, отозвав Его, Пётр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!»

Сразу же стоит сделать одно маленькое замечание. Шоу утверждает: «И он смиряется со своей участью бога, заявив, что будет убит, когда придёт в Иерусалим; ибо если он в самом деле христос, необходимая часть его легендарной судьбы – быть убитым». В иудейских упованиях на Мессию нет ни следа образа Джона Ячменное Зерно. Они лишь ожидали, что Спаситель восстановит легендарную славу своего народа. Конечно, у еврейских пророков есть некоторые пассажи, которые можно истолковать как сравнение Мессии с «убиенным богом», прежде всего знаменитая 53-я глава Исаии. Но у евреев как таковых вряд ли были какие-либо представления в таком духе.

К сожалению, нам не дано узреть «великой перемены» в характере Христа, обнаруженной мистером Шоу. Многочисленные притязания на обладание сверхъестественной силой и стращание божественной местью в адрес тех, кто отверг его (вроде приведённых выше), встречались и в более ранних главах евангелия.

К тому же, это был не первый раз, когда Иисуса назвали Сыном Божьим. См. Мф. 14:33: «Бывшие же в лодке подошли, поклонились Ему и сказали: истинно Ты Сын Божий».

Не впервой Иисусу и выказывать симптомы, которые Шоу по ряду совершенно светских причин должен обозвать манией величия. См. Мф. 11:27: «Всё предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть».

Также он настаивает на божественной прерогативе прощать грехи (Мф. 9:6). Теологическое учение Иисуса представляется вполне последовательным от начала и до конца. В самом деле, поражает (и это очень больно отмечать), как небрежно Шоу прочёл евангелие. В этом разделе он уверяет, будто бы Иисус «забывает собственное учение и грозит вечным пламенем и вечной карой». Если читатель пожелает вновь взглянуть на пассажи, приведённые выше под заголовком «Учение Иисуса», он обнаружит куда более ранние проклятия, идентичные по стилю, а порой и по дословным формулировкам, с более поздними.

Иерусалим и мистическая жертва

В этом новом настроении он, наконец, входит в Иерусалим посреди великого столпотворения любопытствующих; в гневе изгоняет меновщиков и торговцев священножертвенным из храма; отказывается любоваться величием и красотою храма, утверждая, что скоро от него не останется камня на камне; поносит первосвященников и старейшин непристойными словами; и ночью в саду его арестовывают, дабы избежать народных волнений. Он не оказывает никакого сопротивления, убеждённый, что должен разделить свою участь бога, которому суждено быть убитым и воскреснуть вновь. Один из его последователей затеивает бой и отсекает ухо одному из стражников. Иисус упрекает его, но не пытается исцелить рану, однако уверяет, что, возжелай он воспротивиться, ему ничего бы не стоило призвать двенадцать легионов ангелов себе на подмогу. Он предстаёт перед первосвященником, тот же передаёт его римскому правителю, который озадачен его безмолвным отказом как-либо защищать себя или опровергать заявления своих обвинителей и их свидетелей: к Пилату, который, разумеется, совершенно не в курсе того, что заключённый мнит себя проходящим через неизбежный процесс мук, смерти и погребения как прелюдию воскресения. Так же молчалив он и перед первосвященником, разве что, когда тот интересуется, действительно ли он – христос, Сын Божий, отвечает, что отныне узрят они Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных. Он с ужасающей стойкостью упорствует в своих притязаниях, когда они бичуют его, насмехаются над ним, истязают его и, наконец, распинают меж двух разбойников. Его долгая агония жажды и боли на кресте ломает, в конце концов, его дух, и он умирает с криком: «Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?»

Этот раздел требует некоторых замечаний; но можно обратить внимание на то, как Матфей (27:50) сообщает, что «Иисус. опять возопил громким голосом» после того, как, согласно Бернарду Шоу, отказался от своих притязаний. Можно не без оснований полагать, что этим последним криком было слово «свершилось», записанное другими евангелистами. В нём есть не только то, что видится с первого взгляда. Оно (или эквивалентное ему «Konx Om Pax»), с технической точки зрения, есть триумфальный возглас, используемый в инициациях ритуала «убиенного бога».

Рискуя быть обвинёнными в занудстве и повторах, мы, тем не менее, вынуждены снова пожаловаться на немыслимую предвзятость, продемонстрированную мистером Шоу при чтении текста. Он не просто предубеждённый секулярист, но секулярист, настолько предубеждённый читать историю как легенду, что опускает в рассказе о Распятии все те инциденты, которые могут нарушить таковое прочтение. Эта критика, в действительности, столь же дурна, как и у занятного джентльмена, совершенно верно охарактеризовавшего Иисуса, сказав, что в нём «утверждается весь закон и пророки» (Мф. 22:40).

Несомненно, этот метод крайне ошибочен. Он разумен не более, чем взять Арабскую Ночь из «Альф лейла ва лейла», вырезать все бесспорно невероятные инциденты и сделать вывод, что «нет причин полагать, будто оставшееся не является достоверным рассказом». Совершенно верно; остаток может оказаться истиной, но нет причин и полагать, что всё было именно так; и если, как в рассмотренном случае, в рассказе на самом деле нет практически ничего, кроме невероятных элементов, вселенная нашего дискурса, так сказать, стремится к нулю. Мистер Шоу хочет обратить мир в собственную веру, будто бы евангельский иисус был социалистом по образу и подобию самого Шоу; а его метод – выхватить из огромного множества преданий исключительно те биографические факты, которые подходят для его целей, и только те высказывания, которые кажутся ему удовлетворительными. Точно так же, благодаря измышлениям подобного рода, можно сотворить социалиста из Макиавелли или Гоббса; и было бы весьма забавно пробежаться по этому предисловию мистера Шоу и доказать его принадлежность к тори. Это будет совсем нетрудно.

Не этого человека, но Варавву

Тем временем он, очевидно, отвергнут народом, как и священниками. Пилат, жалея его и не в силах полностью осознать, что же именно он сотворил (богохульство, ужаснувшее первосвященника, не задевало римлян), пытается освободить его, напомнив тем, кто его привёл, о существовании одного обычая – права выпустить в эти дни одного заключённого,

и предложив отпустить Иисуса. Но они настаивают, чтобы он взамен освободил узника по имени Варавва, а Иисуса распял. Матфей ни словом не намекает на причины популярности Вараввы, описав его просто как «известного узника». Другие евангелия дают понять (и это очень важно), что его преступление заключалось в подстрекательстве и мятеже; что он был сторонником применения физической силы; и что он совершил убийство. Выбор в пользу Вараввы, таким образом, воплощает собой народный выбор в пользу воинствующего защитника, готового к применению силы, а не безропотного сторонника милосердия.

«Выбор в пользу Вараввы, таким образом, воплощает собой народный выбор в пользу воинствующего защитника, готового к применению силы, а не безропотного сторонника милосердия», – утверждает Шоу. Как он отмечает, это представление о Варавве взято не у Матфея, а из других евангелий. Однако это вовсе не было «народным выбором»! Прочтите у Матфея (27:20): «Но первосвященники и старейшины возбудили народ просить Варавву, а Иисуса погубить». И нигде нет никаких оснований считать, что Варавва был избран именно за то, что являлся сторонником применения физической силы. Скорее уж его имя было выбрано просто потому, что он был знаменитым человеком, которому посчастливилось ступить на популярную от начала времён стезю разбоя. Это повесть о жизни разбойника, своим ремеслом заработавшего народную славу. Нет причин полагать, что Варавва был в каком-то особенном смысле приверженцем применения силы. Ибо никогда и ни в одной стране до самых последних лет не было такого дурака и дегенерата, кто защищал бы до последнего какую бы то ни было идею. И, конечно же, будь принят любой другой план, он будет тут же нарушен первым, кто решится подобрать палку. Да и сам Иисус был вернейшим приверженцем возможности использования силы. Он бахвалится: «Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?» (Мф. 26:53). Причина того, что он не призвал ангелов, проста (ст. 56): «Да сбудутся писания пророков». Это всего лишь отсрочка явления военной мощи, ибо он заявляет первосвященнику (ст. 64): «Отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных». Как могут быть брошены в Озеро Огненное Сатана и неверующие, если не могущественнейшей силой? Вряд ли это может сойти за программу «безропотного сторонника милосердия».

Читателю пора выкинуть из головы всякую мысль о том, что Иисус есть образец всепрощения. Даже в ранние периоды жизни он говорит о своей миссии в самых непреклонных тонах. В Евангелии от Матфея (10:34-35) читаем: «Не думайте, что Я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл Я принести, но меч, ибо Я пришёл разделить человека с отцом его, и дочь с

матерью её, и невестку со свекровью её». А на Кресте он говорит: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают». Неведение – единственное извинение. У него был великолепный шанс продемонстрировать благородство, простив Иуду; и он пропустил его. Ума не приложу, почему эти предрассудки о «кротком Иисусе» оказались такими стойкими. Даже Шелли, признанный атеист, утверждает в «Освобождённом Прометее» о «его мягком и кротком призраке, принимающем страдания за веру, которую он разжёг», хотя и пишет несколько раньше о «Змие Галилейском». Самая строгая критика не может быть слишком серьёзной для тех, кто намеренно калечит тексты и выхолащивает символы. Адско-пламенные евангелисты в тысячу раз лучшие критики, чем любые Ренаны. Бернард Шоу ставит себя подобными замечаниями интеллектуально ниже Билли Сандея!

Воскресение

Затем Матфей рассказывает, как через три дня ангел отворяет семейный склеп некоего Иосифа – богатого человека из Аримафеи, похоронившего в нём Иисуса, – после чего Иисус восстаёт из мёртвых, возвращается из Иерусалима в Галилею и продолжает свою проповедь перед учениками, пообещав им, что отныне он будет с ними до конца света. На этом повествование резко обрывается. История остаётся незаконченной.

Здесь не требуется никаких комментариев, кроме разве что иллюстрации очередной небрежности мистера Шоу. Нигде не говорится, что Иисус был погребён в семейном склепе Иосифа Аримафейского. Напротив, тот «положил его в новом своём гробе, который высек он в скале» (Мф. 27:60). Что значит нечто совершенно иное. Это не так уж и важно; но тому, кто рассыпал яйца, не стоит доверять нести динамит.

Датировка Евангелия от Матфея

Один из эффектов обещания Иисуса явиться вновь во славе ещё при жизни некоторых из его слушателей заключается в том, что его можно датировать без сколь угодно тщательного изучения. По-видимому, эти строки записаны на веку современников Иисуса: то есть тогда, когда это его обетование Второго Пришествия ещё могло сбыться. Смерть последнего человека, жившего тогда, когда Иисус сказал: «Есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своём», – истребила последнюю возможность обещанного Второго Пришествия и возродила недоверчивость Пилата и евреев. А поскольку Матфей пишет как верующий во Второе Пришествие и, по сути, оставляет историю незавершённой, дабы оно послужило её завершением, он, по всей видимости, должен был написать своё евангелие при поколении, заставшем распятие. Кроме того, он должен был верить, что чтение данной книги станет одним из наслаждений царствия небесного на земле.