Текст книги "Евангелие от святого Бернарда Шоу"
Автор книги: Алистер Кроули
Жанр:
Религия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
Наконец, три эти основные составляющие распространились и на Сирию. Им противостояло непреодолимое предубеждение и упрямство ортодоксальных евреев, цеплявшихся за Моисея и
Пророков с настырной неумолимостью. Однако иудаизм, по сути, так никогда и не укоренился в народе Израиля. «Потерянные десять колен» – и даже Иуда и Вениамин – постоянно «блудодействовали вслед богов своих», настаивая на том, что Иегове лучше всего поклоняться под именем Царя, или «Молоха», проводя через огонь детей своих в его честь, творя «высоты» и «рощи», укомплектованные священными проститутками, мужского и женского пола, и даже предаваясь чистому идолослужению, почитанию резных и литых кумиров. Достаточно лишь прочесть пророков, с занудным упрямством поносящих все эти практики. Большинство из них не говорит ни о чём другом – никто на них не ссылается; надо бы их переиздать.
Мы видим Иезекииля осаждающим кирпич с начертанном на нём городом Иерусалимом, и делающим укрепление против него, и насыпающим вал вокруг него, и располагающим стан против него, и расставляющим кругом против него стенобитные машины, с железной доской между всем этим и настоящим городом, в лучших традициях симпатической магии (Иез. 4:1-3).
А в пятой главе он подобным же образом сжигает волосы, и изрубает их ножом, и развеивает их по ветру; кроме того (опять же в гл. 4), он готовит себе пищу с коровьим помётом, дабы заставить иудеев «есть нечистый хлеб свой среди. народов».
Осия по велению Бога взял «жену блудницу», от которой породил целую серию незаконных детей и нарёк их «несчастливыми» именами, дабы они ещё более умножили беды, доставшиеся их несчастным соплеменникам.
Даже Книги Царств свидетельствуют о том, что (после нескольких внешних войн) евреи творили то угодное пред очами Господа, отрекаясь от «мерзостей», то неугодное в очах Господа, принимаясь за них вновь: точно так же, как позднее об этом пишут апостолы, тратя половину своего времени на упрёки христианам за всевозможные отвратительные преступления, не говоря уж о самых обыкновенных порока.
Очевидно, сыны Израилевы в целом никогда не жили по заветам своих пророков, которых, говоря по правде, побивали камнями и пилили на части, а, напротив, творили всевозможные бесчинства.
Но времена Ирода были ещё хуже прежних. Тогда же случилось и небольшое возрождение благодаря восстановлению храма, однако прочтение Книг Маккавеев покажет, что число иудеев оставалось таким же небольшим. Всего в нескольких днях пути от самого Иерусалима находилась Самария, с жителями которой иудеи «не сообщаются», а на территории самого храма располагались враждующие секты фарисеев и саддукеев и много кто ещё.
Задумаемся же о том, как эти три потока, о которых мы говорили раньше, сталкиваются в самом центре храма, под протекцией римской власти, столь же практичной в вопросах религиозной терпимости, как и нынешняя Британская Империя. А теперь рассмотрим эти потоки более детально.
Пройдёмся же вскользь по всевозможным религиям Азии; и обнаружим, что многочисленные значимые черты практически универсальны, различия же между ними ограничиваются небольшими локальными особенностями.
Хочется верить, что я не отклонюсь чересчур далеко от учения доктора Дж. Дж. Фрэзера (я счастлив, что был скромным членом колледжа, осенённого его достопочтенным присутствием), если попытаюсь обобщить аграрные, винные, солярные, лунарные, фаллические и прочие культы, сведя их к единому знаменателю; а именно – к могуществу периодических циклов.
Природа повторяется, как и история. Мы празднуем всё то, чем мы более всего дорожим в Природе; всё то, что мы считаем самым необходимым для нашей жизни и радости; поэтому всё празднование лирично или драматично: мы отмечаем миг победы нашего «героя» над смертью, идёт ли речь о возрождении земли по весне или солнца на рассвете.
Центральная точка всех подобных инсценировок – его смерть и воскресение того, кто спасает нас (от голода или от чего-нибудь ещё): иными словами, «Нашего Спасителя».
Не следует также забывать, что эти празднования появлялись изначально не просто так; у древних людей земли, чья история и география ограничивались несколькими годами и несколько милями, не было несомненной уверенности в том, что природа неизбежно повторяется, и наступление зимы могло казаться чем-то сродни катастрофе. Сперва дикарь не сеял зёрен; он просто обратил внимание, что всё прорастает вновь. Когда некий гений осмыслил причины и следствия настолько глубоко, что они побудили его возделывать землю, это была своего рода магия, откровенный заговор человека покорить природу, – и, в общем-то, так оно и было. Поэтому он сеял семя со всеми формальностями, полагающимися для умилостивления неведомых сил, господствующих над судьбами земли.
Поэтому когда мы обнаруживаем, что разлив Нила приписывается слезам Исиды, и при этом знаем, что Исида, великая Мать Природы, плачет из-за смерти Осириса, пожинающего зёрна, нам нетрудно догадаться, что зерно нужно бросить в Нил, чтобы позволить ей заплакать! Но Осирис был воплощён позднее в облике человека или человекобога, и обряд вскоре стал выглядеть как разрубание на части человека, представляющего Осириса, и бросание в Нил его конечностей, а не настоящего зерна. Царь страны ответственен за процветание людей, а потому что может быть естественнее, чем принести в жертву самого царя? В сотнях племён всё было именно так; царю приходилось страдать лично. В ряде случаев, действительно, практиковались каждодневные жертвоприношения. Однако куда чаще дикарь пытался одурачить Природу, наряжая простого человека царём, поклоняясь ему, а затем убивая.
Всё вышесказанное не может считаться достоверным и детальным примером, однако его достаточно, чтобы показывать часть общих рассуждений, приведших к обычаю периодической жертвы человека, одетого царём. Читатель может изучить предмет до тончайших (и даже весьма захватывающих) деталей в «Золотой ветви». С этой основной идеей ритуала связаны некоторые очевидные моменты церемониала вроде предварительного посвящения силам Природы через очищение водой и освящение огнём, и мы готовы рассмотреть магическую биографию Иисуса, типичного азиатского бога. Следует отметить, что в этой роли Иисус не творит чудес (кроме, разве что, сомнительного случая с исцелением уха Малха, записанного лишь в одном евангелии, причём, что делает этот случай ещё менее достоверным и практически наверняка домысленным, как раз у Луки), но, бахвалясь своими могучими силами, даже не пытается их проявить. История чудесна от и до, но чудеса творятся с Иисусом, а не им самим. Подлинное исключение из этих правил мы можем заметить после воскресения, когда, несмотря на демонстрацию Фоме (Ин. 20) и готовность покушать, он ведёт себя точь-в-точь как Чеширский Кот из «Алисы в Стране чудес», появляясь и исчезая, словно призрак.
Теперь, наконец, мы готовы сравнить истории, рассказанные нам о жизни Иисуса, с таковыми об аналогичных божествах; но предварить этот разговор мы должны заголовком нашего нового раздела —
МАЛЫЕ МИСТЕРИИ:
Непорочное зачатие
Практически всех героев древности называют рождёнными от божественных отцов, или иногда
от божественных матерей.
Геракл был сыном Зевса, увеличившего ночь на сорок восемь часов, дабы «mak s/ccar»; Ромул и Рем – сыновьями Марса; Александр – Аполлона, и так далее. Более явственным полубогам, чем эти, не менее повезло в происхождении; Нана, мать Аттиса, чудесно родила, не вступая в отношения с мужчиной. Но мы хотим обратить самое пристальное внимание на историю Диониса. Семела зачинает от Зевса, явившегося в виде вспышки молнии. Гера (имя, на удивление похожее на «Ирод») старается уничтожить ребёнка, но Зевс укрывает его в
своих «чреслах», если использовать выражение из Писания.
Здесь вспышка молнии – «божественный огонь»; читаем в Деяниях (2:3-4): «И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святаго.» Этот символизм неслучаен. Еврейская буква Шин похожа на пламя о трёх языках; она означает «зуб»; числовое значение – 300, идентичное таковому слов «Руах Элохим», Дух Бога, или Богов. Далее: имя «Иисус» (или «Йехошуа» по-еврейски) образуется путём размещения этой самой Шин посреди четырёх еврейских букв имени «Иегова» и представляет собой смягчение этого ужасного божества под воздействием Духа. Потому Иисус – это ещё и эквивалент Иешуа, «спасителя», «ибо Он спасёт людей Своих от грехов их».
Дабы облечь эту историю в драматическую форму, достаточно лишь изобразить девственницу, зачинающую от этих огненных языков.
Здесь не хватит места на изучение значение имени «Мария», связанного с «mare», «море», порождающей, таким образом, в результате мистической свадьбы огня с водой. На эту тему и так написан не один том.
Путешествие в Египет
Египет в еврейском символизме практически всегда означает «тьму». Теперь мы видим, что путешествие – это символическое утаивание семени в земле, дабы сберечь его от чудовищных сил зимы.
Крещение Иисуса
Опуская сколь угодно подробный анализ символизма имени Иоанна, мы лишь отметим бракосочетание огня и воды, солнца и дождя, которые, объединившись, способствуют росту зерна и возникновению вина, ибо у Иоанна (1:32) мы читаем: «И свидетельствовал Иоанн, говоря: я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нём». Голубь – обычный символ творческой силы, как мужской, так и женской. Позднее в церемониях инициации её стали символизировать «очищением водой и освящением огнём» прежде, нежели человек мог ступить в храм, то есть стать неофитом (новорождённым) или же героем мистерий, празднующихся в нём.
Прославление
«Иисус, увидев идущего к Нему Нафанаила, говорит о нём: вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства. Нафанаил говорит Ему: почему Ты знаешь меня? Иисус сказал ему в ответ: прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею, Я видел тебя. Нафанаил отвечал Ему: Равви! Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев» (Ин. 1:47-49).
Здесь мы видим героя, провозгласившего царя и Бога: как в сегодняшнем Карнавале, как в ритуалах Осириса, и Сатурна, и Мардука, и Тескатлипоки три тысяча лет назад, как и в случае любого природного божества, практически без исключений. Формально предполагаемая жертва должна быть опознана как царь-бог благодаря её признанию таковым некой значимой персоной, Иоанн (как и некоторые ученики) подтверждает это, и нет никого, кто бы не упомянул об этом.
Чудо в Кане
Дионис явился вновь; первое чудо, сотворённое Иисусом – обращение воды в вино, то же самое, что делает Дионис; лоза – алхимик, обращающий дождь небес в виноградный сок. А Иисус сказал: «Я есмь лоза». Иоанн (2:11) пишет: «Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской и явил славу Свою; и уверовали в Него ученики Его». Ещё бы, отличная причина!
Затем, сразу вслед за этим чудом, в Евангелии от Иоанна (которое во многих отношениях лучше всего подходит для нашей цели, не считая разве что того, что в нём нет указаний на непорочное зачатие) следует очищение храма.
Очищение храма
«Приближалась Пасха Иудейская, и Иисус пришёл в Иерусалим и нашёл, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег» (Ин. 2:13-14).
Мы можем сравнить это с мистериями Аттиса, когда жрецы в исступлении несутся через город, побивая всех кнутами, а иногда и ножами, которыми только что калечили себя, и никто не смеет им воспротивиться. Здесь можно найти некую связь с использованием цепа в молотьбе; или, скорее, изгибы кнута символизируют движения жнущего; но пока это только мои догадки. Читатель согласится, что вряд ли эти храмовые торговцы – многочисленная толпа людей, окружённых здоровенными, могучими рабами – могли позволить одному человеку, вооружённому лишь «бичом из верёвок», разогнать их всех. С исторической точки зрения рассказ нелеп; но если рассматривать его как часть священного обряда, всё сразу становится на места. Точно так же можно немедленно повергнуть наземь того, кто станет швыряться на улице бумажками; но на Марди Гр это вызовет лишь смех и многочисленные броски в ответ.
И нам сразу заметна близкая связь этого обряда бичевания людей с великой центральной мистерией всей Божьей жизни. Последующий стих объясняет это. Иисус делает «всё это» по той же замечательной причине.
Пророчество о смерти и воскресении
«На это Иудеи сказали: каким знамением докажешь Ты нам, что имеешь власть так поступать? Иисус сказал им в ответ: разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его. На это сказали Иудеи: сей храм строился сорок шесть лет, и Ты в три дня воздвигнешь его?» (Ин. 2:18-20).
Нет никакой связи между бичеванием и «знамением». Это не знамение; это не оправдание. Но стоит рассмотреть его символически, как часть ритуала, всё становится на свои места. «Почему ты бьёшь этих людей?» – «Я – бог, который должен умереть и воскреснуть вновь». Этого ответа достаточно. Всё это – часть большой игры.
Храм не может быть уничтожен и возведён заново, пока не исполнились остальные составляющие формулы. Я не имею возможности рассматривать здесь всю историю бичевания (которое является самым популярным из британских видов досуга), но кроме объяснения, предложенного выше, есть ещё «Hekas! Hekas Este Bebeloi!», предупреждающее обывателя о том, что пора скрыться с глаз долой. В Новой Гвинее вращают над головой трещотку – и все непосвящённые убегают от этого звука. Такое объяснение кажется мне наиболее вероятным, если первое будет опровергнуто.
*
Остановимся на минутку. Пройдёмся заново по этим пунктам. Итак, мы имеем:
Рождение.
Сокрытие «во тьме».
Крещение водой и огнём.
Прославление, повторённое трижды.
Пиршество, на котором вода становится вином.
Бичевание.
Пророчество о смерти и воскресении.
Далее, всё это случается при первом же появлении Иисуса; ибо у Иоанна пункты 1 и 2 опущены.
Происходит крещение, затем, «на другой день» (Ин. 1:35), Иоанн и двое его учеников провозглашают Иисуса царём и богом; «на другой день» (Ин. 1:43) Филипп и Нафаниил идут за ним. «На третий день» случается свадьба, и Иисус творит вино; и, наконец, спустя «немного дней» (Ин. 2:12), когда, как было сказано, «приближалась Пасха Иудейская» (Ин. 2:13), наступает финальная сцена.
Таким образом, в «обряде» Иоанна можно выделить семь эпизодов:
Крещение.
Первое прославление.
Второе прославление.
Третье прославление.
Сотворение вина.
Бичевание.
Прорицание смерти.
У всякого, кто знаком с ритуалом, складывается верное впечатление о нём. Для древних мистерий было характерно наличие некой прелюдии, проигрывающей драму in pett, чтобы подготовить ум кандидата к настоящему действу. Или же мистерии могли происходить под непроницаемой завесой для соискателей меньших градусов. (Масон высокого градуса посвящения отметит, что третья степень – завеса для восемнадцатой; а 18-я – для 30-й.)
Далее, если нам удастся найти повторение тех же магистральных сцен, которые мы только что назвали, на более высоком уровне, это будет существенным подтверждением нашей точки зрения.
Прежде всего, прошу читателей рассмотреть объединение всех этих символических эпизодов, начинающихся за несколько дней до пасхи и оканчивающихся во время неё; а также отметить, что ничего подобного не происходит во всём евангелии, пока (в 12-й главе) не приближается последняя пасха. На протяжении всего этого времени Иисус – обычный чудотворец и оратор; здесь нет ничего церемониального. Однако события в конце жизни, сжатые до нескольких дней, в точности подобны тем, о которых мы прочли выше.
ВЕЛИКИЕ МИСТЕРИ :
Миропомазание
(шесть дней до Пасхи)
«За шесть дней до Пасхи пришёл Иисус в Вифанию, где был Лазарь умерший, которого Он воскресил из мёртвых. Там приготовили Ему вечерю, и Марфа служила, и Лазарь был одним из возлежавших с Ним. Иисус же сказал: оставьте её; она сберегла это на день погребения Моего» (Ин. 12:1-2,7).
Это обычай омовения новорождённого (неофита); это обычай помазания умирающего маслами. Кроме того, это ещё и обычай миропомазания царя перед его провозглашением и коронацией.
Провозглашение
(пять дней до Пасхи)
«На другой день множество народа, пришедшего на праздник, услышав, что Иисус идёт в Иерусалим, взяли пальмовые ветви, вышли навстречу Ему и восклицали: осанна! благословен грядущий во имя Господне, Царь Израилев! Иисус же, найдя молодого осла, сел на него, как написано» (Ин. 12:12-14).
Как может заметить читатель, этот момент тесно перекликается с «прославлением» из первой главы Евангелия от Иоанна; но он более церемониален.
Ср. у Фрэзера («Адонис, Аттис, Осирис», 3-е издание, т. I, стр. 266): «Впрочем, галлы, кастрированные жрецы Аттиса, были известны римлянам ещё во времена республики. Эти скопцы в восточных одеждах, со статуэтками на груди, видимо, являли собой привычное зрелище на улицах Рима. Неся изображения богини, они под музыку кимвалов, барабанов, флейт и рогов процессией проходили по Риму, и, поражённые фантастическим зрелищем, тронутые необузданными мелодиями, люди в изобилии подавали им милостыню и забрасывали розами изображение богини и несущих его людей».
Дионис тоже исходил из Сирии и Индии верхом на осле, сопровождаемый сатирами и нимфами в триумфальной процессии, называвшей его Спасителем и Богом.
Рассмотрим теперь дальнейшее провозглашение: «Отче! прославь имя Твоё. Тогда пришёл с неба глас: и прославил и ещё прославлю» (Ин. 12:28). (Если Иисус действительно вошёл бы подобным образом в Иерусалима, где небольшой гарнизон римлян внушал страх мятежному и фанатичному населению, Пилату не потребовалось бы никакого другого повода распять Иисуса, а вот десяток-другой зачинщиков как часть ежегодного карнавала не представляла угрозы.)
Здесь и небо, и земля свидетельствуют о божественности Иисуса. (Сравните запись об огне и воде при Непорочном Зачатии и Крещении. В древней системе символов огонь представляет собой небо, вода – землю.)
Последняя вечеря
«[Он] встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался. Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан» (Ин. 13:4-5).
Здесь ритуальность проявляется в полную силу. Новый царь вступает в должность, исполнив эту лакейскую работу.
После этого Иисус сам даёт Иуде знак предать его: «Сказав это, Иисус возмутился духом, и засвидетельствовал, и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь» (Ин. 13:21,26,30).
Странно, что Иоанн, в отличие от синоптиков, ни словом не намекает на «учреждение Причастия», заменив этот момент одержимостью Иуды, несмотря на предельную тщательность описания вечери, которой он посвящает пять из двадцати одной главы своего повествования.
Далее следует описание из Евангелия от Марка: «И когда они ели, Иисус, взяв хлеб, благословил, преломил, дал им и сказал: приимите, ядите; сие есть Тело Моё. И, взяв чашу, благодарив, подал им: и пили из неё все. И сказал им: сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая» (Мк. 14:22-24).
Здесь перед нами Великая Мистерия, соответствующая Малой Мистерии, описывающей пиршество в Кане.
Далее история запутывается всеми возможными способами; основные моменты близки каждому читателю, и трудно удержаться от того, чтобы сослаться на них подробно.
Бичевание
(Мк. 14:65; 15:15,19; Ин. 18:22; 19:1 и т. д.)
Вспомните, что Диониса судили, унижали и бичевали по велению Пенфея. Вся эта сцена в «Вакханках» чрезвычайно напоминает суд над Иисусом.
Иисус тоже предстаёт пред религиозными властями и царём (людьми, чью божественность и царственность он взял на себя, дабы умереть вместо них), и они приговаривают его к смерти. Здесь нам придётся снова сослаться на магическую причину жертвоприношения, каковая заключается в том, чтобы продлить власть царя (или зерна). Поэтому мнимый царь предаётся суду, тогда как должностное лицо-исполнитель – в данном случае Пилат (неважно, понимает ли он, что такая магия – дело довольно жестокое) – церемониально омывает руки, дабы его не преследовал призрак жертвы.
Теперь мы подошли к церемониальному облачению и коронации фиктивного царя, уже разъяснённым выше, и к финальной сцене распятия. В последней мы практически впервые сталкиваемся с солярным символизмом, ибо прежде у нас было не так уж и много поводов обратиться к нему, если не считать двенадцати учеников (один из которых – про'кпятый, предатель), каковые соответствуют двенадцати окружающим Солнце знакам Зодиака, один из которых (Скорпион) считается астрологами коварным и губительным. Перекладина креста – экватор, пересекаемый Солнцем в день весеннего равноденствия, когда, как утверждают, и умер Иисус.
*
Здесь нам опять придётся сослаться на Фрэзера («Адонис, Аттис, Осирис», т. I, стр. 301310): «Одним из богов восточного происхождения, которые на закате античного мира вступили в борьбу за господство над Западом, был Митра. Громадная популярность этого культа засвидетельствована памятниками, рассеянными в большом количестве по всей территории Римской Империи. Учением и обрядовостью культ Митры во многих отношениях напоминает не только культ Великой Матери, но и христианство. Это сходство бросилось в глаза самим христианским богословам, и они истолковали его как дело рук дьявола, постаравшегося совратить души людей с пути истинного с помощью этой лживой и коварной подделки под христианство. Точно так же многие из местных языческих ритуалов показались испанским завоевателям Мексики и Перу дьявольской пародией на христианские таинства.
Современный специалист в области сравнительного религиоведения с куда большим основанием видит в такого рода сходствах результат независимой работы человеческого ум в его пусть неуклюжих, но искренних попытках постичь тайну мира и перестроить в соответствии с этой ужасной тайной свою жизнь. Как бы то ни было, несомненно одно: митраизм, сочетающий возвышенную обрядовость со стремлением к нравственной чистоте и к достижению бессмертия, показал себя грозным соперником христианства. В течение какого-то времени нельзя было предсказать исход борьбы между этими конкурирующими вероисповеданиями. Заметные пережитки этой долгой борьбы сохранились в нашем празднике Рождества Христова, который церковь, скорее всего, позаимствовала непосредственно из этого языческого культа. По юлианскому календарю 25 декабря считалось днём зимнего солнцестояния и днём рождения солнца; с этого момента дни становятся длиннее и солнце греет всё сильнее. В Сирии и Египте празднование рождения солнца отличалось интересными особенностями. Его участники удалялись во внутренние приделы храма и в полночь выбегали оттуда с криком: “Дева родила! Свет прибывает!” Египтяне даже изображали новорождённое солнце в виде куклы, которую они в день рождения (день зимнего солнцестояния) изготовляли и выставляли на обозрение верующих. Дева, которая зачала и родила 25 декабря сына, была, несомненно, великой Восточной богиней, которую семиты звали Небесной Девой или просто Небесной Богиней: в населённых семитическими народами странах она выступала как ипостась
Астарты. Сторонники же культа Митры называли его Солнцем или, как они выражались, Всепобеждающим Солнцем и в силу этого датировали его рождение также 25 декабря. Евангелия ни словом не упоминают о дате рождения Христа. Поэтому ранние христиане этот праздник не отмечали. Однако со временем египетские христиане стали считать Рождеством 6 января; обычай празднования в этот день дня рождения Спасителя к IV столетию распространился по всему востоку. Но в конце III – начале IV столетия Западная церковь, которая отказывалась датировать Рождество 6 января, установила в качестве подлинной даты 25 декабря. Со временем с этим решением согласилась и Восточная церковь. В Антиохии, например, это изменение вошло в силу лишь в 375 году нашей эры.
Какими соображениями церковные власти руководствовались при учреждении празднования Рождества? Очень откровенно причины этого нововведения изложены одним сирийским автором христианского вероисповедания. “Отцы церкви перенесли празднование с 6 января на 25 декабря вот почему. У язычников был обычай того же 25 декабря праздновать день рождения солнца, в честь которого они зажигали огни. Христиане также принимали участие в этих торжествах. Когда церковные власти поняли, что христиане сохраняют пристрастие к этому празднику, они посоветовались и решили, что настоящее Рождество должно отмечаться 25 декабря, а 6 января – праздник богоявления (эпифании). Вот почему сохранился также обычай жечь свечи до 6 января”. То, что Рождество имеет языческие корни, молчаливо признаёт Блаженный Августин, когда он увещевает братьев во Христе праздновать этот день не как язычники, то есть из-за рождения солнца, а ради того, кто сотворил солнце. Папа Лев Великий также осуждал это вредоносное суеверие – представление о Рождестве как о возрождении солнца, а не как о Рождестве Христовом.
Из этого следует, что церковь приняла решение праздновать день рождения своего основателя 25 декабря для того, чтобы перевести религиозное рвение язычников с солнца на того, кто звался Солнцем Справедливости. В таком случае нет ничего невероятного в гипотезе о том, что такого же порядка мотивы могли побудить церковные власти уподобить Пасху, то есть празднование смерти и воскресения Господа, празднованию смерти и воскресения другого азиатского бога, которое приходилось на то же время года. Действительно, греческие, сицилийские и итальянские пасхальные обряды удивительно напоминают культ Адониса. Я уже высказывал предположение, что церковь сознательно приспособила новый праздник к его языческому прототипу, для того чтобы завербовать для христианства как можно больше сторонников. Но этот шаг в грекоязычных областях античного мира был сделай быстрее, чем в странах, говорящих на латыни: ведь культ Адониса процветал у греков, а на Рим и на Запад вообще оказал незначительное влияние. Он наверняка не был частью официальной римской религии. Чувства римской черни завоевал не он, а более варварский культ Аттиса и Великой Матери. Между прочим, смерть и воскресение Аттиса официально праздновались в Риме 24 и 25 марта: последнее число считалось днём весеннего равноденствия, то есть днём, наиболее подходящим для возрождения бога растительности, всю зиму проспавшего мёртвым сном. Если верить широко распространённому древнему поверью, крестный путь Христа также приходился на 25 марта. Некоторые христиане, не обращая внимания на положение луны на небе, регулярно отмечали в этот день распятие Спасителя. Этот обычай соблюдался во Фригии, Каппадокии и Галлии: есть основания полагать, что одно время ему следовали и в самом Риме. Так что предание, датировавшее смерть Христа 25 марта, было весьма древним и пустило глубокие корни. Это тем более замечательно, что, как показывают астрономические расчёты, оно не имело под собой ни малейшего исторического основания. Необходимо поэтому сделать следующий вывод: восхождение Христа на Голгофу было специально приурочено к этой дате для того чтобы соответствовать более древнему празднованию весеннего равноденствия. Таково мнение весьма эрудированного историка церкви – монсеньора Луи Дюшэн; он указывает на то, что смерть Спасителя стала, таким образом, приходиться как раз на тот день, в который, по распространённому верованию, был сотворён мир. Воскресение Аттиса, который сочетал в одном лице Бога-отца и Бога-сына, официально отмечалось в Риме в этот же день. Стоит также вспомнить, что празднование дня святого
Георгия в апреле пришло на смену древнему языческому празднику Парилий; что день святого Иоанна Крестителя пришёл на смену летнему языческому празднику воды; что праздник Успения Пресвятой Богородицы в августе месяце вытеснил празднество Дианы; что день Всех Святых в ноябре явился продолжением древнего языческого праздника мёртвых; что само Рождество Христово было приурочено к зимнему солнцестоянию, потому что этот день считался рождением солнца. В свете этих данных приобретает доказательность наша гипотеза о том, что и другое центральное христианское празднество – Пасха – по тем же причинам было приспособлено к аналогичному празднику фригийского бога Аттиса, приходившемуся на время весеннего равноденствия.
Тот факт, что христианский и языческий праздники смерти и воскресения бога отмечались в одних и тех же местах в одно время года, даже если за ним не стоит ничего большего, примечателен уже сам по себе. В период весеннего равноденствия смерть Христа торжественно отмечали во Фригии, в Галлии и, по всей вероятности, в Риме, то есть в зоне зарождения и наибольшего распространения культа Аттиса. Маловероятно, чтобы это было простым совпадением. В зонах умеренного климата, где весной весь облик природы меняется под влиянием притока жизненной энергии, в весеннем равноденствии с древних времён видели обновление природы в возрождающемся боге, и нет ничего более естественного, как связать возрождение нового бога с поворотной точкой года. Впрочем, если датировать смерть Христа 25 марта, воскресение его, согласно христианской традиции, должно было приходиться на 27 марта, то есть на два дня позже весеннего равноденствия по юлианскому календарю и воскресения Аттиса. Аналогичный сдвиг на два дня происходит при совмещении христианского и языческого праздников святого Георгия и Успения Богородицы. Однако другое христианское предание – ему следовал Лактанций и, видимо, галльская церковь – относило смерть Христа к 23-му, а его воскресение – к 25 марта. В таком случае воскресение Христа точно совпадало с воскресением Аттиса.
По свидетельству анонимного христианского автора IV века нашей эры, как христиане, так и язычники отмечали поразительные совпадения дат смерти и воскресения их богов. Это совпадение было предметом яростных споров последователей враждующих религий: язычники с жаром утверждали, что воскресение Христово является фальшивой подделкой под воскресение Аттиса, а христиане с такой же горячностью доказывали, что дьявольской подделкой является как раз воскресение Аттиса. Верх в этих непристойных, на взгляд поверхностного наблюдателя, препирательствах брали язычники, доказывавшие, что их бог, как более старший по возрасту, является не копией, а оригиналом, потому что оригинал обычно старше копии. Но христиане легко отражали этот аргумент. Пусть Христос, утверждали они, бог младший по времени, но на самом деле он старший, так как в этом случае Сатана превзошёл в коварстве себя самого и обратил ход природы вспять.