Текст книги "Главная проблема ректора космической академии (СИ)"
Автор книги: Алиса Линд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
26.
Вот же гад! Я иду к лифту, громко топая магнитными ботинками. Это ж надо было настолько четко плюнуть в душу! Попал, блин, в десяточку! Причинил острую точечную боль, которая все разрастается и разрастается, заполоняя все сознание. Слезы текут, и я только размазываю их по щекам.
Как так выходит, что телом я могу бесконечно хотеть этого мужчину? Даже с чипом я любуюсь на него, представляю нежность и ласки, вспоминаю поцелуи, и от этого кружится голова. А душевно он терзает меня, точно как голодный зверь рвет свою жертву, даже не понимая, что делает.
Невероятно черствый, эмоционально грубый человек. А внешне притягательный, как бог.
Лифт открывает передо мной матово-блестящие двери, и я захожу в кабину. Внутри такой шторм, что аж физически шатает. И это уже не от секса, хотя он и был снова, как всегда, бесконечно приятным.
Взгляд сам цепляется за кнопку А7. Нажимаю. Плевать, что я пропустила исследования! Плевать. Живодеру-Пэрису все равно, он рад будет поместить меня в одну из многочисленных камер для очередного исследования. А мне… сейчас просто хочется не думать о Тарреле. Я не могу вернуться в каюту, потому что прореву всю ночь в подушку.
Лифт трогается, а я только сейчас осознаю, что продержала кнопку слишком долго. Убираю палец и жду остановки. Опасаюсь, что система может глюкнуть от такого долгого нажатия? Но нет. Лифт останавливается примерно через пять секунд, как я и предполагала, а когда дверь открывается, я вижу знакомый короткий коридор и фальшь-стену с сенсорным пультом открытия двери.
Вот это да! Вот, значит, как попадают на уровень А6! Но тогда куда ведет нажатие кнопки А6 в лифте? Она, наверное, просто отключена. Умно!
Я неуверенно делаю несколько шагов вперед и подношу руку к сенсору. Наверное, не сработает. Пэрис же сказал, что доступ мне пока не дали. Но дверь пикает и открывается!
Открывается! Слезы мгновенно высыхают.
Мне немного тревожно, но я вхожу в широкий коридор и направляюсь в центральную залу, откуда можно пройти в коридор к моей палате.
На уровне полнейшая тишина. Чувство, что тут может работать только Пэрис, но его нет. И я начинаю чувствовать себя нарушительницей.
Хех, смешно становится. Какой курьез. Я нахожусь в запретной зоне и уверена в своей безнаказанности.
Сейчас, с учетом того, что ректор заинтересовался моей физикой, он уже не терпит меня в Академии, а сам крайне заинтересован в моем нахождении тут. Не то что не отчислит, не допустит отчисления. Так что ничего мне не будет за это проникновение.
Да и если бы не хотели, не давали бы доступ. Я в своем праве тут находиться.
В большом зале пусто, приборы работают светящиеся панели показывают какие-то графики и статистические данные. Прохожусь, молча глядя на них – мне это ничего не говорит.
Внезапно за спиной раздается зловещее шипение. Разворачиваюсь почти в прыжке, не сразу соображая, что это звук пневматических приводов. Я и забыла про это гермодверь. Думала, за ней шлюз или даже выход в открытый космос, но нет. Там тоже часть уровня, из которой возвращается Пэрис.
– Мэлтис! Какая встреча! – бросает он холодно-заинтересованно. – Вижу, ты получила весточку. Я сделал тебе доступ. Ты ведь по-прежнему хочешь доказать, что ничем не хуже чистокровных ксорианцев?
Скрещиваю руки на груди. Первоначальное чувство легкой тревоги укореняется. Он манипулирует мной, играя на сокровенном, на бесконечно исступленном, с самого детства живущем во мне желании – не быть изгоем. Это потом поверх наслоилась жажда мести за отца.
– Я хочу служить в армаде Ксора. Если исследования помогут мне добиться цели, я готова участвовать в любых, – отвечаю твердо. – И весточки я не получала. Пришла на удачу.
– Я в любом случае рад тебя здесь видеть, – Пэрис пожимает плечами. – А то ректор Крейт ограничил меня в исследованиях. Но если ты предложишь сама, это будет не моя инициатива.
Вот как. Палач, предлагающий мне добровольно положить голову в гильотину, по собственной инициативе, чтобы его не заругали. Меня одолевают сомнения. Таррел неспроста запретил ему какие-то исследования и наказал за вольность тогда после гравитации. Но черт.
– А эти ваши исследования точно помогут мне на пути к цели? – спрашиваю на полном серьезе, но сама слышу, что вопрос звучит наивно.
Пэрис собирается что-то ответить, как вдруг из-за так и не закрытой гермодвери доносится громкий, истошный, полный боли стрекот.
Взгляд Пэриса холодеет до ледяного и очень опасного, а у меня на загривке кожа вздыбливается, как у дикого животного. Я ведь знаю этот крик. Я столько раз слушала записи переговоров Жуков на их языке. Только тут переговорами не пахнет, это больше похоже на предсмертный вопль.
Адреналин собирает кровь у сердца, я в один прыжок оказываюсь на полпути к гермодвери и рвусь в ту часть уровня изо всех сил, но Пэрис, как нетрудно догадаться, оказывается шустрее и отталкивает меня с такой силой, что я чуть не падаю. Отшатываюсь на пару шагов. Смотрю на него и прямо чувствую, как мой взгляд наливается кровью.
– Я. Хочу. Туда! – повышаю голос и даже не узнаю его.
Стрекочущий вопль ещё какое-то время звучит, а потом глохнет.
– Тебе туда не надо, – Пэрис поправляет халат и обретает свое фирменное насмешливо-холодное выражение.
– Там Жуки! – выкрикиваю я. – Вы держите тут живых Жуков?!
– Ты этого не видела и не можешь утверждать с полной уверенностью, – этот гад совершенно невозмутим.
Напролом не пробиться. Значит, надо «дать взятку».
– Доктор Пэрис. – Теперь я усилием воли выпрямляюсь и делаю невозмутимое лицо с толикой интереса в глазах. – Вам ведь интересно, на что способна ксорианская полукровка? Моя ментальная сеть не изучена, а воздействие на Жуков и подавно. Вы ведь хотите узнать, что у меня получится?
Ловлю Пэриса на его же построении фразы, и он, к моему удивлению, поддается. Хотя не сразу, сначала взвешивает варианты, отведя взгляд.
– Пойдем, раз ты сама вызвалась, – он кивком зовет меня за собой, отступая за гермодверь. – Помни, ты сама предложила.
27.
Да, я отлично понимаю и помню, что предложила сама. Я видела Жуков только на картинках, и они раз от раза были изображены по-разному. Будто у них бесконечно полиморфичная раса.
Сейчас, идя по явно укрепленному куску уровня, я ощущаю лютый мандраж. У меня дрожат пальцы и сухо во рту. Я увижу тварей, которые убили моего отца. Не конкретно тех самых тварей, но той же расы.
Мне это нужно. Это как желание заглянуть в бездну – внутри очень волнительно, а снаружи ажиотаж и предвкушение.
Мы проходим метров сто вдоль сплошных стен с герметичными дверями. Широкий коридор изгибается, и вскоре начинаются боксы с Жуками – ниши, вроде углублений в стене, полностью герметичные со всех сторон, кроме вентиляционной решетки и слива в полу, а наружная стена у них из ударопрочного стекла.
В этой части уровня воняет тухлятиной. Я читала об этом, но никогда не ощущала запаха врага так явно. Чувство, что эти поганые твари гниют заживо, но я знаю, что они не гниют. Это для них нормально. Они так живут и здравствуют.
За стеклами разные твари. Ниже, выше, жирнее, худее, с восемью глазами и с двумя, с шестью конечностями или почти как люди, с ярко выраженными ногами и руками.
– А кто только что вопил? – спрашиваю я, во все глаза рассматривая пленных Жуков.
– Сорок шестой, – ровным голосом отвечает Пэрис. – Судя по крику, он вряд ли выжил. Я проверял на нем дротики с инъекцией, которая разжижает хитин.
Он говорит это с невыразимо пугающим спокойствием. У него нет эмоций, хотя он только что подверг жестокой смерти своего подопытного.
Сердобольные бы на его месте жалели, что не нашлось более гуманного способа увидеть действие дротика.
Ненавистники, как я, порадовались бы смерти очередной вражеской особи.
Мне Жуков ничуть не жаль, напротив, я рада, что они здесь ради нужд науки. Но Пэрис говорит об этом с научным оценивающим интересом. Его спокойствие наталкивает на мысль, что он совершенно бесчувственная машина.
И тут у меня складывается картинка полностью. Таррел отлично знает об этой его особенности. Пэрису и на мою жизнь так же плевать, как на жизни Жуков. Для него мы одно – материал для изучения, хотя моя ценность для общества выше, чем у мертвого Жука. Поэтому Таррел дал чёткие указания этому чудовищу касательно моих исследований. Но я ведь не собираюсь пока ввязываться ни в какие эксперименты? Просто смотрю.
Мы подходим к очередной камере. В углу сидит жук-почти человек. Если не обращать внимания, что его кожа переливается зеленым перламутром хитина, от гуманоида его отличает только увеличенная голова, четыре фасеточных глаза и ужасные зубастые челюсти со жвалами по бокам.
– Почему он так похож на человека? По крайней мере, по фигуре? – не могу удержаться и задаю этот вопрос.
– Курсант Мэлтис плохо изучала биологию рас? – Пэрис изгибает бровь и укоризненно цыкает.
– Мы ещё не дошли до Жуков, – огрызаюсь. – Я изучала сама по книгам.
– Жуки откладывают личинки в тела живых существ, те питаются своими носителями и из-за низкой устойчивости к мутациям перенимают часть генов, – с терпеливым раздражением в голосе произносит Пэрис. – Конкретно этот, тридцать восьмой, вырос из тела ксорианца и перенял такую форму.
Пэрис направляется, похоже, к мертвому или умирающему сорок шестому, поскольку отсюда уже можно различить предсмертные хрипы. Мы вскоре доходим до почти последнего бокса на этой стороне. Над ним цифра «46».
За стеклом полулежа-полусидя у стены валяется что-то непотребное. Негуманоидное. Четыре очень короткие толстые конечности, вообще не похожие на руки или ноги, маленькая голова, не отделенная от тела шеей. Огромная нижняя челюсть, агрессивно выдвинутая вперед и толстый нарост на спине, которой тварь одновременно касается стены и пола. И все это в сгустках бордово-зеленой слизи, обтекающей с тела, подобно свечному воску.
– Дайте угадаю, этот родился из черепахообразного? – спрашиваю с мрачным азартом.
– А ты, полукровка, быстро схватываешь, – Пэрис подергивает уголком губ в кривой ухмылке.
У меня жжется в желудке лавоподобное желание попробовать применить к этому жуку какую-нибудь ментальную технику, которым нас учат на соответствующих уроках. Если верить преподавателю, я вполне могу настроиться на организм этого упыреныша и попробовать воздействовать ментально.
Сосредотачиваюсь, в упор глядя на поганое жуковое отродье. Вряд ли я смогу прочитать мысли, этому только самые сильные менталы могут обучиться, вроде Таррела. Обычные же ксорианцы чаще в состоянии воздействовать только на физические системы более низкого порядка. Интересно, на что способна я?
Мне удается уловить ментальную энергию этого отвратительного существа. Но расшифровать поток данных не получается. Их слишком много, поступают интенсивно, и мозг сначала клинит…
А потом меня пронзает и одновременно окутывает, точно горящее одеяло, ужасающая боль. Всё тело будто в огне. Я инстинктивно падаю на пол и принимаюсь кататься, будто и правда объята пламенем, но боль только усиливается. Крики сами рвутся из груди, и я не могу их сдержать.
Почему Пэрис бездействует? Он может мне помочь?
И где же чертов болевой шок, когда он так нужен?
Я не в состоянии додумать эти мысли. От диких ощущений я почти не соображаю. Пол вибрирует подо мной, отвечая на чьи-то поспешные шаги, отдается импульсами в ребра и спину, а потом раздается резкое громкое шипение, после чего меня мгновенно отпускает.
Боль снимается как рукой. Открываю глаза, стряхивая рефлекторные слезы, и замираю, забыв вдохнуть. Кажется, мне сейчас крупно влетит.
28.
Рядом с камерой стоит взъерошенный Таррел. Частое дыхание наталкивает на мысль, что он сюда бежал. Он испепеляет меня полным гнева взглядом, но – наверное, мне кажется – в его глазах мелькает тень беспокойства.
За его спиной Пэрис застыл в немой позе и смотрит на полностью замороженную камеру с сорок шестым жуком.
Ледяные наросты не оставляют сомнений – внутри был распылен жидкий азот. Где-то в глубине, слабо выделяющийся на белом замерзшем фоне, валяется сам узник этого бокса.
– Мелисса, – выговаривает ректор все ещё гневно, но я отчетливо определяю волнение в голосе и снова хочу счесть, что мне это кажется.
Но любопытство берет верх.
Я позволяю себе вольность и делаю то, что вообще-то запрещено в отношении старших по званию – считываю его эмоции. Он вне себя от захлестнувшей тревоги, но эти чувства уже отступают, сменяясь гневом и удивительно затесавшимся сюда теплом.
Ректор не медлит. Подходит ко мне и, прежде чем я успеваю что-либо сказать, подхватывает меня на руки. А затем сразу направляется со мной обратно к гермодвери.
– Тебе нельзя здесь находиться, – рычит он, не глядя на Пэриса.
Крепко прижимает меня к себе, теснее, чем следует. А у меня сейчас нет сил с ним спорить. Слишком вымоталась, слишком оглушена произошедшим. Пусть несёт.
– Мне очень интересно, до каких пределов дойдёт её потенциал… – сзади доносится приглушенный расстоянием голос Пэриса.
– Ни до каких, – огрызается Таррел, не поворачиваясь и не замедляя шага. – Я запрещаю эти опыты!
Не знаю, что чувствую по этому поводу. Скорее разочарование, чем облегчение. Я хочу продолжать работать с Жуками. Мне кажется, я могу гораздо больше. А боль легко пережить. К тому же с сорок шестым, кажется, сработал какой-то механизм переноса.
Таррел выносит меня за гермодверь в общее помещение и несет в отсек дальше по коридору. Это оказывается какая-то медицинская комната. Я уже ничему не удивляюсь.
Он укладывает меня в эргономичное кресло, как у дантистов и, уперев руку рядом с моей головой, угрожающе нависает надо мной.
– Мелисса, никогда больше так не делай, – произносит он со сталью в голосе, которая сильно разбавлена искренним беспокойством и сожалением. – Это слишком опасно. Прямое воздействие на Жуков запрещено даже чистокровным ксорианцам, а твой ментальный потенциал ниже!
Меня охватывает злость, смешанная с досадой. Тут же вспоминается, что произошло до того, как я пришла сюда, и в душе разливается цистерна яда.
– Никто не сказал, что ниже. Ты не позволил Пэрису до конца меня изучить! – цежу с расстановкой. – Я буду это делать, Таррел! Ты не остановишь меня.
В этот момент за спиной ректора появляется Пэрис. Таррел оборачивается к нему.
– Мелиссе нужно восстановиться. Подготовьте спецпитание. Сейчас! – приказывает он, выпрямляясь, и делает пару шагов к Пэрису, будто пытается закрыть меня собой. – И я запрещаю вам двоим заниматься такими исследованиями.
Пэрис лишь пожимает плечами и уходит. Без лишних эмоций, как всегда. Таррел возвращает внимание мне.
– Мелисса, это невероятно опасно! – произносит с назидательной интонацией. – Механизм связи с разумом Жуков до конца не изучен. Ты бы продолжала мучиться в ужасающей агонии того Жука, если бы я не заморозил его мозг жидким азотом.
– Ты противоречишь сам себе, Таррел, – я твердо стою на своем, добавляя голосу издевки. – Мы с тобой, кажется, условились. Ты ректор, я курсант с факультативом по исследованиям. Делаю что могу в рамках нашей договоренности!
Сама слышу желчную едкость в своих словах. Таррел мрачнеет.
– Я был неправ… – начинает он, но замолкает, когда Пэрис входит в комнату и вручает мне два кэна со спецпитом. Читаю названия: «ПлазмаВитал» и «МенталРекор». Ничего мне не говорят.
– Выпей обе, – произносит ректор мягко. – Это снимет последствия твоего контакта с этими тварями.
– Нужен верный порядок, – вмешивается Пэрис с лёгкой усмешкой. – Курсант Мэлтис, рекомендую начать с «ПлазмаВитала». Он укрепляет сосуды и предотвращает микроразрывы.
Ректор бросает на него злой взгляд, явно намекая, чтобы тот вышел. Пэрис скрывается в коридоре и закрывает за собой дверь.
Я раздраженно смотрю на Таррела. Он ждет. Что же, значит, выпью спецпитание прямо сейчас. Открываю «ПлазмаВитал» и в несколько больших глотков приканчиваю. Вкус странный, кисло-соленый, но терпимый. Открываю и пью следом вторую баночку «МенталРекор», у этой вкус приторно-сладкий. По телу разливается тепло, а мутность в голове постепенно отступает.
– Мелисса, я запрещаю тебе приближаться к Жукам! – наседает Таррел, упирая руки в бока.
Мы снова возвращаемся к этому разговору, и, похоже, настало время удивительных историй. Мне очень надо его убедить!
– Таррел, – произношу максимально доверительно. – Ты не знаешь. Я уклонилась от ответа, когда ты спрашивал, а ты, похоже, не искал ничего подобного в моей голове. Так вот. Я здесь, в Академии, на уровне А6, рядом с боксами, где сидят Жуки – потому что… Это дело чести. Понимаешь?
Он настораживается, подходит ближе, я прямо чувствую, как он залезает мне в голову. Посмотри-посмотри.
– Мой отец погиб, защищая мир от Жуков, – от воспоминаний в глазах появляются слезы.
Это поразительно. Я никогда не видела отца. Только на групповых фото. И то, там его лица было не разобрать. Но я так живо ощущаю его утрату, что даже просто вспоминать о том, что он когда-то погиб на войне, мне невыразимо больно.
– Я себе поклялась, что отомщу. Мне это нужно! Мне это очень нужно! – голос дрожит к концу фразы. Слезы скатываются по щекам. – Ты не можешь запретить мне работать с Жуками, когда они есть тут. Прямо в доступе!
Я снова считываю его эмоции. Он сомневается. Его колбасит между желанием выполнить мою просьбу… и страхом за мое здоровье?!
И почему я раньше этого не делала?
– Мелисса, ты забываешься, – предупреждающим полушепотом произносит он. – Думаешь, я не чувствую твоего присутствия?
Мгновенно прекращаю читать его эмоции. Если он знает, может подтасовать результаты. Обмануть меня. Ему-то раз плюнуть.
– Ты не оставил мне выбора, – произношу тихо и отворачиваюсь.
– Нет, ты сама выбрала нарушить субординацию и полезть… – начинает он.
– Нет, ты первый нарушил субординацию, – возражаю в тон гневно, – и начал спать с курсанткой…
Таррел не дает мне договорить, захватывая меня в горячий поцелуй. Обнимает обеими руками, чуть отрывая от кресла. Цепенею и невольно отвечаю. Я точно знаю, что чип на мне, но подчиняющий натиск этого ксорианца заставляет меня плавиться.
– Я не смог… иначе, Мелисса, – произносит он севшим голосом, разорвав поцелуй. Упирается лбом в мой лоб, держит за плечи. – В тот вечер, в допросной, ты во мне что-то перевернула. И дело даже не в альфа-волнах, новый чип все блокирует, но…
– Ты запросто его снимаешь и издеваешься надо мной! – перебиваю его злобным шипением.
Таррел выпрямляется и прямо смотрит мне в глаза. Я вдруг ощущаю решимость, смешанную с чувством вины. И только в этот момент я понимаю, что это не мои эмоции, а значит, я снова сделала недопустимое, но неосознанно.
– Это было недопустимо и больше не повторится, – выговаривает Таррел
– Ты уже говорил это, я запомнила с первого раза! – огрызаюсь язвительно, хотя по эмоциям вижу, что он искренне сожалеет. А мне не стыдно его упрекать. Я в своем праве.
Он смотрит на меня, придавливая меня к креслу тяжелым, как гиря, взглядом.
– Ты снова это делаешь, Мелисса. Проверяешь границы?
Я не успеваю ответить, как раздается сигнал тревоги. Лицо ректора каменеет.
– Сиди здесь и никуда не выходи, – приказывает он и поспешно выходит из отсека. Дверь не пикает, значит, не заперта.
Конечно, ректор Крейт, я вас… не послушаю.
29.
Я выбираюсь из медицинского отсека и направляюсь к гермодвери, надеясь поучаствовать в чем бы то ни было. Сигнал тревоги постепенно затихает, и пугающий красный свет на панелях сменяется привычным белым.
Выйдя в общий зал, замечаю Таррела, заслоняющего собой проем между створок гермодвери. Он метает в меня недобрый взгляд. А я вздыхаю. Не судят только победителей, а я пока даже не успела присоединиться к сражению.
– Кажется, я велел тебе сидеть в палате! – гремит ректор.
– Я не смогла сидеть сложа руки, – парирую невозмутимо и подхожу к нему. Пытаюсь заглянуть за широкие плечи – ничего не видно. – Что это было-то хоть?
– Ложная тревога, – отвечает он невозмутимо. – Технический сбой. Ничего важного.
– Вот как? – язвительно замечаю я. – А я уже понадеялась, что на нас напали Жуки, и я им сейчас наваляю.
Таррел резко подходит ко мне. Выглядит напряженно и даже сердито, но в глазах я вижу глубокую, неприкрытую тревогу.
– Ты… Ты вздорная упертая девчонка, которую давно никто хорошенько не порол! – выпаливает он вполголоса, а потом выдыхает и добавляет: – Оставь настоящую войну тем, кто это умеет.
От слов про порку во мне что-то предательски теплеет, но я гашу это ощущение. Злости на его очевидное сравнение меня с вздорным капризным ребенком многократно больше.
– Ты же сам говорил, что я ключ! – возвращаю ему его же слова. – Почему ты не даешь мне проверить все замки?!
Таррел вздыхает и опускает голову, будто устал от моей непробиваемости. Да-да, мной можно стены ломать, я противоударная.
– Вернемся к тому разговору, Мелисса, – говорит он более тихо и серьезно. – Ты хочешь продолжать эксперименты с Жуками. Я тебя услышал и готов пойти на этот риск. Но я не могу оставить тебя на откуп Пэрису. Ты будешь делать это только под моим личным контролем.
Я замираю, переводя дух после его слов, радость от разрешения мгновенно омрачается раздражением:
– Таррел, ты ведешь себя как параноик! Не обязательно контролировать каждый мой шаг! – повышаю голос. – Я и сама могу справиться.
– Нет, не можешь, – отрезает он с нажимом, сталь в звучании мешается с беспокойством. – Ты могла получить физические травмы. Ещё один контакт без подготовки, и… Ты можешь по-настоящему пострадать! Я не допущу этого.
– Почему ты так уверен, что это тебя касается?! – выпаливаю, внутри закипает злость. – Я курсант Академии, а не твоя личная игрушка!
– Потому что я не могу тебя потерять…
Он замолкает, последние слова повисают в воздухе облаком свинцового тумана. Таррел переводит взгляд на монитор у меня за спиной, будто пытается казаться безучастным, но я-то знаю, что это не так.
– Мы закончили? – спрашиваю я.
– Нет, – он качает головой, будто мои слова вырвали его из мыслей. – Раз ты нормально себя чувствуешь, я провожу тебя до общежития, чтобы ты новых фокусов не выкинула.
Больше мы не говорим. Вместе выходим через фальшьстену, доходим до лифта, Таррел довозит меня до уровня тридцать пять и не выходя на уровень желает мне спокойной ночи. Створки закрываются, и лифт уносит его от меня. А я остаюсь стоять на уровне, даже не пытаясь анализировать, что между нами с ним происходит.
На следующий день я с утра снова на занятиях. Я берусь за учебники с удвоенным усердием, нагоняя пропущенный материал.
Уволенного капитана Хоррокса заменяет новый преподаватель – капитан Эрн Локкар. Он рассказывает материал так увлечённо, что даже самые скучные темы захватывают внимание. Его подход к практике делает астронавигацию моей дважды самой любимой дисциплиной. Я ловлю себя на мысли, что впервые чувствую настоящее удовольствие от лекций по этому предмету.
За ближайшие несколько дней я планомерно закрываю все свои хвосты один за другим. На смену тревоге и ощущению постоянной гонки приходит долгожданное облегчение. Командоры и капитаны больше не вызывают меня для бесед, оценки стабильно растут, и даже коллеги-курсанты начинают смотреть на меня с уважением.
Проходит две недели, я каждый день напряженно жду, что Таррел пригласит меня на А6. Я попыталась туда пробраться сразу же, но доступ мне все-таки закрыли. Фальшьстена не пустила меня без документов.
Спустя две недели, за которые я снова полностью освоилась в учебе и значительно увеличила к себе кредит доверия у преподавателей, вечером в каюту кто-то стучит.
Прошу войти – это Марсия Серсо, комендант общежития.
– Курсант Мэлтис, вас вызывает ректор Академии, – голос этой ксорианки звучит по-дежурному строго.
– Командор Крейт? – уточняю я, удивлённая. – Зачем?
– Он сам объяснит, – отвечает Марсия.
Я поспешно надеваю форму, приводя себя в порядок, и отправляюсь к лифту. Внутри уже печет предвкушение нового опыта работы с жуками.
На панели указываю уровень А3, где находится кабинет Таррела. Лифт плавно поднимается, в теле растёт напряжение, пальцы покалывает.
Створки раздаются в стороны, обнажая перед собой пространство уровня, и я вижу Таррела. Он встречает меня у лифта с довольным выражением лица. Его присутствие как всегда мощное и подчиняющее. Но взгляд сегодня другой – мягче, чем обычно.
– Поднимемся выше, – говорит он, заходя ко мне в лифт.
– Выше? – недоуменно тяну я. – Я думала, два первых уровня технические и персоналу туда нельзя.
– Ты правильно думала, – отвечает он нажимая кнопку А1, – но я тебя проведу, Мелисса.
