Текст книги "Главная проблема ректора космической академии (СИ)"
Автор книги: Алиса Линд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
47. (Таррел)
Взгляд цепляется за пистолет со скобами. Это же первое, что надо было сделать! Хватаю его и, едва не отпихивая Пэриса в сторону, свожу края раны и прохожусь вдоль разреза скобами.
Ловлю удивленно-благодарный взгляд Пэриса. Идиот! Он просто забыл!
Проходит ещё несколько минут, и показатели на мониторе начинают расти. Я опустошенно провожу рукой по лицу. Выдыхаю. Мы её вытащим!
Пэрис так и стоит над её рукой, ментально соединяя разорванные сосуды. Один мешок с кровью опустел, я ставлю вместо него второй.
Вскоре монитор показывает уже нормальный сердечный ритм. Я так и сжимаю руку Мелиссы, и вдруг её пальцы вздрагивают. По всему моему телу пробегает волна колючих мурашек, будто по коже наждачкой прошлись. Мелисса приходит в себя!
В следующее мгновение она открывает глаза. На лице отражаются страдания, а эмоционально она в замешательстве.
– Где… Я…? – спрашивает Мелисса слабым голосом.
Я склоняюсь над ней
– Ты в безопасности, Мелисса, – голос предательски садится, хотя возбуждения я не испытываю. Слишком нервно. – Ты в операционной. Мы тебя… спасли.
Она моргает, её взгляд сфокусирован на мне.
– Я… жива? – она искренне не верит, что выжила!
Я киваю.
– Пэрис успел, – выдыхаю и слышу победное фырканье доктора. – Ты меня до чертиков напугала, засранка!
На лице Мелиссы отражается мучительный мыслительный процесс, а потом её переполняет такая лавина эмоций, что я физически ощущаю их разрушительную силу. Мелисса сжимает пальцами мою руку, заглядывает в глаза, долго смотрит, будто пытается в них что-то прочесть.
– Поцелуй меня, пожалуйста, – произносит она тихо. Дыхание прерывистое и тяжелое. На мгновение я допускаю, что ей снова становится плохо, но монитор шкалит по другой причине.
Эта беззащитная просьба взрывает что-то во мне, её эмоции обнажены, оголены, совершенно искренние, совершенно дикие.
Я наклоняюсь и касаюсь её губ своими. Где-то сверху кашляет Пэрис, но я не обращаю на него внимания. Этот поцелуй – все, что между нами было не сказано, не выражено. Этот поцелуй – сейчас наше все.
– Я боялась, что не увижу тебя снова! – произносит Мелисса, в какой-то момент отстранившись, задыхается от эмоций, в глазах плещется влажный блеск. – Я люблю тебя, Таррел. Я никогда ничего подобного ни к кому не испытывала. Я поняла, что не смогу сбежать… мне надо было… Но страшнее всего было бы потерять тебя!
Я замираю, не зная, как реагировать на эти слова. Точнее, знаю, но любая реакция кажется мелкой, неправильной, недостаточной. Включается защитный механизм, заставляющий меня сделать вид, будто я ничего не услышал.
Мелисса отводит глаза.
– Я думала, что умру, и не успею сказать. – её голос ломается, садится до шепота.
Я аккуратно поворачиваю к себе её голову за подбородок, стираю пробежавшую по щеке мокрую дорожку и, улыбнувшись своей самой теплой улыбкой, говорю:
– Поэтому ты нацепила потенциально опасную приблуду Пэриса? – не получается сделать тон менее скрипучим. Я все ещё злюсь на Пэриса за эти чипы и стреляю в него недовольным взглядом. – Ты понимаешь, что повела себя опасно?
Мелисса мелко кивает.
– Я видела Жука у тебя за спиной, Таррел, – тихо восклицает она. – И поняла, что если тебя не станет, то и мне жить не хочется.
Боги, в ней просто галактика юношеского максимализма! Какие глупости… Но с другой стороны она спасла меня и всех нас именно благодаря этому своему максимализму.
Я вдыхаю медленно, глубоко, смотрю ей в глаза.
– Я люблю тебя, Мелисса, – произношу и, наклонившись, целую в лоб. – Но больше не рискуй так, ладно?
Мелисса кивает и слабо улыбается.
Я подставляю крутящийся стул и усаживаюсь у её каталки, беру её за руку. Она вроде начинает немного успокаиваться, дышит ровнее.
А потом, вдруг с выражением исключительной тревоги на лице спрашивает:
– Всё кончено?
Я останавливаю на ней тяжелый взгляд.
– Не совсем, – произношу с расстановкой. – Атака Жуков отражена, но наша война ещё не закончена. У нас ещё есть незаконченное дельце.
48.
– Полукровка жива, все счастливы! – звонко подает голос Пэрис.
Я успела о нем забыть. А он все это время стоял тут и не отсвечивал. Он расправляет плечи и подходит ближе. Смотрит на меня с гордым удовольствием в глазах как на особо удачный эксперимент.
Внутри поднимается муть гнева. Чувство, что он опошлил нежность Таррела, изгадил все мои слова тем, что просто их слышал. Хочется съязвить ему что-нибудь, но мысли путаются. Я еще слишком слаба, чтобы ему ответить. А вот Таррел – нет. И по внезапно уплотнившемуся воздуху вокруг я понимаю, что Пэрис сейчас выхватит.
Таррел в два стремительных шага оказывается рядом с доктором и сокрушительно бьет того в лицо. Кажется, я слышу хруст костей. Пэриса разворачивает на триста шестьдесят градусов, и он падает на пол. Нокаут. Я перевожу взгляд на Таррела.
Он разминает кулак, и по губам пробегает почти удовлетворенная улыбка.
– Наконец-то! – рычит он, поднимая на меня кровожадный взгляд. – Полегчало.
А я начинаю ощущать противоестественное в этой ситуации возбуждение. Сама себе удивляюсь. Откуда? Неужели меня так заводит жестокая мощь Таррела? Как бы там ни было, расправа над Пэрисом, хоть и была заслуженной, жестока. Я не должна…
Подтягиваю тяжелую руку и ощупываю затылок – ни одного чипа. Таррел перехватывает взглядом мое движение.
– А… прости, – он говорит вообще без тени возбуждения. Похоже, в нем адреналин перешкаливает любые другие гормоны. – Я снял оба чипа, потому что не знал, какой из них какой.
Он подносит небольшой металлический поддон, где я безошибочно нахожу свой, который блокирует альфа-волны.
– Этот, – говорю Таррелу, и он сразу лепит его мне на затылок.
– Теперь порядок, – он добродушно улыбается.
Непрошенное возбуждение спадает, вместо него в душе скапливается тепло и нежность. Просто тонна нежности к Таррелу.
А он направляется к двери и выглядывает в коридор:
– Селварис! – кричит в сторону главного зала. – Займись эвакуацией оставшихся в Академии. Пусть отправляются на третий и четвертый уровни. Там остались шлюпки. Скоро сюда прибудет регулярная армия.
– Ты вызвал регулярную армию? – удивляюсь я, глядя на Таррела в упор.
Он поворачивается ко мне и вздыхает.
– Нет, но на Ксор поступил сигнал об атаке, – отвечает он, подходя ко мне. – Они в любом случае выслали бы силы, поскольку Академия была эвакуирована.
Я моргаю, медленно переваривая информацию. Я не знала, что должна прибыть регулярная армия. Вот было бы досадно остаться тут одной и попасть на ужин к Жукам! Но удивительнее всего, что Таррел, зная, остался защищать Академию.
– Тогда почему ты не стал эвакуироваться вместе со всеми? – спрашиваю недоверчиво.
Таррел чуть склоняет голову набок, и во взгляде мелькает истинно ксорианская неумолимость.
– Что я за капитан, если сбегу со своего корабля? – произносит он тяжелым тоном. – Путь Ксора требует встречать врага лицом, а не спиной. Ксорианцы не бегут.
Я не успеваю ничего ответить, поскольку в палату заходит Селварис с двумя охранниками. Их взгляды тут же цепляются за распростертое на полу тело Пэриса.
– Это еще что? – удивленно хмыкает Селварис, кивая на ученого.
– Биомусор, который нужно отдать под трибунал, – произносит Таррел ровно, будто объявляет о смене караула. – Пэрис арестован. Его следует доставить на Ксор для дальнейшего разбирательства.
Селварис смотрит на него с недоумением:
– Ты уверен, Таррел?
Тот даже не мигает:
– Абсолютно, Дарий, – кивает. – Выполняй.
Может, Селварис и хотел бы возразить, но я отчетливо вижу, что он побаивается Таррела. Жестом велит охранникам тащить Пэриса, а сам лишь коротко кивает и выходит.
Я молча наблюдаю за этим. По позвоночнику пробегает легкая дрожь – командор Крейт чертовски пугающий, когда отдает приказы таким тоном, но я знаю, что никогда не услышу его в свой адрес. Это наверняка. Таррел станет рычать на кого угодно, только не на меня.
Он возвращает внимание мне.
– Тебе тоже пора эвакуироваться, Мелисса. – говорит он бархатисто.
Хочу спросить, что будет дальше, но не нахожу сил. Таррел вынимает иглы капельниц, затем старательно бинтует все мои ранения.
– На Ксоре тебя долечат, и ты будешь как новенькая, – добавляет он.
Мне становится смешно от этого «как новенькая».
– Чего смеешься? – спрашивает он, легко подхватывая меня на руки.
Я не отвечаю, лишь утыкаюсь лицом в его плечо, вдыхая знакомый, пропитанный войной аромат.
Мы поднимаемся на третий уровень.
Там не было боестолкновений. Жуки, похоже, просто не успели добраться до него. А ещё там есть не отчалившие спасательные шаттлы.
Таррел заносит меня в эвакуационный отсек, усаживает на скамью и вынимает скафандр. Я еле сижу, если честно. Слабость в теле невыносимая.
– Давай, последний рывок, Мелисса, – бархатно говорит Таррел, запихивая мои босые ноги в штанины скафандра. – Осталось ещё чуть-чуть, и Ксор.
Я почти безвольно позволяю ему упаковать себя в скафандр, и он застегивает молнию. Перед лицом стекло, которое в первый момент покрывается испариной, а потом в скафандре включается вентиляция, и я снова вижу четко, но сознание уплывает. Таррел снова берет меня на руки, заносит в шаттл сквозь небольшой круглый люк. Там ремнями безопасности закрепляет мое тело в кресле. Я пытаюсь удержать глаза открытыми, но тело уже сдается.
Он смотрит на меня так, будто боится, что мы больше не увидимся.
– Ещё немного – и Ксор, – повторяет больше как для себя.
В шаттле ещё одиннадцать пустых мест. Надеюсь, это не последний, есть и другие, и все защитники смогут улететь.
Последнее, что я вижу, прежде чем тьма полностью захватывает себе мое сознание – лицо Таррела. Сосредоточенное, уверенное, в глазах нежность, смешанная с легкой тревогой. Даже не знаю, сколько её плещется у него внутри, если он позволил ей проявиться во взгляде.
Я отрубаюсь. Сил держаться в сознании не остается. Все же позади? Что может пойти не так? Надеюсь, я очнусь уже на Ксоре.
49.
Я выныриваю из тьмы плавно, точно мое сознание поднимается сквозь густую, тягучую жидкость. Веки тяжелые, но я заставляю себя открыть глаза. Первое, что я вижу, – ослепительно белый свет. Он заливает гладкие стены, отражаясь от панелей. Всё вокруг стерильное, чистое, будто это какая-то лаборатория.
Сердце на мгновение подпрыгивает от страха – вдруг меня все-таки определили на дальнейшие опыты? – но потом я замечаю едва заметные искажения на прозрачной подложке. Я в капсуле восстановления.
Стекло над головой покрыто тонкими, разбегающимися по краям каплями жидкости, и в этом слое воды отражается движение. Над капсулой кто-то склоняется. Мне нужно мгновение, чтобы понять, кто это.
Таррел.
Он нависает надо мной, обеспокоенный, напряженный, но в момент, когда я встречаюсь с ним взглядом, его черты смягчаются. Он живой, настоящий. Он здесь. Он пришел! Внутри ворочается возбуждение, которого вроде быть не должно, и я пока не понимаю, как реагировать на ощущения тела.
Крышка капсулы медленно съезжает в сторону, и на меня обрушивается сокрушительный удар альфа-волн. До меня сразу же доходит – чипа нет! Видимо, его сняли перед погружением меня в капсулу.
Я буквально задыхаюсь, дыхание мгновенно спирает. Я и забыла, как это было! Всё тело вспыхивает, словно меня пробивает разряд тока. В бедрах застревает дрожь, между ног печет, я судорожно вцепляюсь в края капсулы, сажусь, спина выгибается сама.
Боже… До чего развратно, наверное, я выгляжу, но думать сил нет. Я жадно смотрю на Таррела.
Боги, какой он красивый! Сильный, статный, идеальный. На нем темный китель, едва вмещающий мощь его плеч, подчеркивающий хищную силу. В его глазах мелькает та же жажда, которая сейчас мучает меня.
Он молча снимает китель, бросает его на кресло, остается в черной рубашке. Ткань плотно обтягивает его торс, подчеркивая каждую мышцу. Как бог войны.
Я не могу не пялиться. Так его хочу, что слабо контролирую, что делаю. Выбираюсь из капсулы и собираюсь подойти, но он берет большое махровое полотенце и аккуратно заворачивает меня, нежно проводя ладонями по плечам, по рукам, стирая остатки лечебной жидкости. Каждое его касание вызывает новый всплеск жара внутри, но он снова демонстрирует мне стальное самообладание. Я ведь знаю, что он ощущает мои альфа-волны так же, как и я его.
Но он мягко ставит мне на голову чип. Возбуждение, кажется, дошедшее до пика, стремительно падает.
– Прости, сейчас не время, – говорит Таррел ласковым голосом.
Я настораживаюсь. Вот уж не думала, что он по своей воле откажется от секса, а ведь момент был идеально подходящим. В душу просачивается досада.
– Что значит «не время»? – спрашиваю, повязывая полотенце на грудь плотнее. Что происходит, Таррел?
Он чуть улыбается – не хищно, не властно, а игриво, чертовски хитро.
– Ты ведь хочешь, чтобы твой настоящий отец признал тебя?
Всё внутри меня напрягается. Кажется, даже кости схватывает спазм. Я киваю. Конечно, я этого хочу!
– Через три часа слушания в Совете, на которых ты – главная ответчица, – продолжает он. – Тебе надо собираться.
Мозг ещё не пришел в себя после долгого сна в капсуле, и смысл его слов доходит до меня с задержкой.
– Подожди, а где мы вообще? – спрашиваю я.
– Военный госпиталь на Ксоре, – отвечает Таррел. – Твоя форма уже готова. Тебе надо принять душ и привести себя в подобающий вид.
Я улыбаюсь, скрещиваю руки на груди и чуть игриво наклоняю голову.
– Спинку не потрёшь?
Таррел качает головой, но в его глазах вспыхивает чистый, дикий голод.
– Мелисса… – его голос становится хриплым. – Ты не представляешь, как я тебя хочу.
Его взгляд скользит по моему лицу, задерживается на губах.
– Но сейчас правда не время, – добавляет он немного хрипло.
Я подхожу грациозным шагом, все ещё придерживая полотенце, чтобы не упало, поднимаюсь на цыпочки, провожу указательным пальцем по его подбородку, подчеркивая линию нижней губы, медленно, дразняще.
Таррел замирает.
Я заглядываю ему в глаза и целую его.
Глубоко. Медленно. Чувственно. Таррел обхватывает меня за талию и прижимает к себе.
Мне в живот тут же упирается живое горячее подтверждение его слов о желании.
Я разрываю поцелуй, улыбаюсь себе, облизываю губы и отстраняюсь первой.
– Вот теперь порядок, – мурлычу я. – Я пошла в душ.
Я направляюсь в боковую дверь не торопясь, предполагая, что должно за этим последовать, и… я была права. За спиной раздается шорох одежды, и Таррел догоняет меня двери в ванную уже обнаженный. Я не успеваю даже вздохнуть, когда он подхватывает меня на руки и рычит:
– Сама напросилась, бестия.
И заносит в отделанное гладкими панелями помещение.
50.
Таррел быстро настраивает воду, набирает нужную температуру и ставит меня под бьющие из потолка струи. Теплая вода смывает остатки восстанавливающей жидкости. Таррел встает под воду следом. Она ручейками стекает по его телу, делая его похожим на воплощенное совершенство.
Он наклоняется и целует меня. Жадно, грубо, собственнически. Это не поцелуй, а вторжение.
Упругий, требовательный язык проникает в рот, по-хозяйски проходится внутри. У меня кружится голова. Я и подумать не могла, насколько сильно мечтала о Тарреле и его напористых ласках.
Он поднимает меня за бедра и прижимает спиной к стене. Наклоняется, целует грудь, играет языком сначала с одним соском, затем с другим. Я изнываю от желания наконец ощутить его в себе, но степенно жду. Наслаждаюсь сладкой прелюдией.
Таррел растягивает эту сладкую пытку, целуя мою шею, прикусывает мочку уха. Он идеально чувствует, что я испытываю, нарочно не торопится.
– Ты сама напросилась, – повторяет хрипло. – Терпи теперь.
Я плавлюсь под прикосновениями и поцелуями, закусываю губу, царапаю мощные плечи моего ректора. И он наконец сдается.
Я ощущаю его твердый и теплый член буквально за мгновение до того, как он входит в меня, насаживает меня на себя в один жесткий, глубокий толчок. Растягивает и заполняет.
– Ах… – вырывается у меня от неожиданности и удовольствия.
Внизу живота скапливается дикое пожароподобное чувство. Я обхватываю Таррела ногами, упираясь пятками в крепкие ягодицы.
Он поддерживает меня под бёдра, стискивая так, что останутся синяки, прижимает меня к стене, и начинает двигаться. Размашисто и жадно. Он соскучился.
Это волшебно. Шлепки наших тел сливаются с шумом воды.
Я стону в голос, захлебываясь наслаждением. Я тоже очень скучала по этим ощущениям.
Каждое движение отзывается внутри взрывом блаженства. В ушах раздается его рычание. Я неуклонно приближаюсь к пику. Внутри раскаленным ядром зреет оргазм, Таррел только сильнее и глубже входит, замирая на долю мгновения в конце каждого толчка. И в какой-то момент мир перед глазами взрывается фейерверком искр. Я падаю ему на грудь, тяжело дышу, и только сейчас замечаю, что ногтями впилась ему в плечи и оставила глубокие царапины.
Таррел замирает, давая мне зафиксировать ощущения.
– Ты как? – спрашивает хрипло.
– М-м… – только что и могу ответить, хотя ощущаю, что готова к продолжению.
Таррел аккуратно ставит меня на пол и разворачивает спиной к себе. Я опираюсь о стену щекой и руками и прогибаю спину. Я снова хочу его в себе и даже чуть виляю попой, чтобы подтолкнуть скорее мной овладеть.
Сзади доносится тихий рык, цепкие пальцы обхватывают мою талию, а потом Таррел входит. Уже не торопясь, растягивая момент сладкого вторжения.
Я снова взлетаю к вершинам блаженства. На этот раз он не сдерживается, вбивается в меня как отбойный молоток, все плотнее вжимая мое тело в стену.
Мы снова и снова сливаемся в одно целое, пока жар и наслаждение не смешиваются в безумное, пылающее чувство.
Я не контролирую, сколько времени это длится. Не считаю свои оргазмы, только ловлю их как яркие вспышки, после которых требуется некоторое время прийти в себя. С Таррелом было настолько же хорошо с самого начала – слишком горячо, слишком будоражаще, слишком соблазнительно, слишком крышесносно. Я просто растворяюсь в безумном наслаждении и забываю обо всем вокруг.
Когда Таррел делает последний рывок и изливается мне на бедра, мы застываем, до предела вымотанные друг другом, и дышим в такт. Он наклоняется и ведет губами вдоль виска, но не касается.
– Теперь у нас не осталось времени поесть, – произносит на ухо вроде хрипло, но в голосе слышна улыбка.
Я усмехаюсь, еще не в силах говорить.
Таррел отступает и притягивает меня к себе, под струи воды. Бережно моет мочалкой, потом выносит из душа на руках и заворачивает в полотенце, которое я бросила у душевой.
– А я хотел отвести тебя в мой любимый ресторан, – с улыбкой ворчит он, убирая пряди мокрых волос с моего лица.
Я так измождена, что еле стою. Все еще пытаюсь прийти в себя. Хлопаю глазами. Ладно говорить о ресторане после секса, но перед слушаньями в Совете Ксора? Это же какое у него самообладание?
Я вдруг осознаю, что этот секс был моей защитной реакцией от волнения, которое возникло на подсознательном уровне. Я уже не знаю, хочу ли, чтобы мой отец признавал меня прилюдно. Может, лучше повернуть назад, пока не поздно?
– Но ничего, после слушаний отведаешь тамошних блюд. Это не обсуждается, – произносит Таррел, повязывая полотенце на бедра, будто ни в чем не бывало, а потом замечает мое смятение. – Ты чего, Мелисса?
– Я боюсь, Таррел, – отвечаю честно.
– Это я уже понял. Боишься, что эти слушания нас разлучат, – он уже все прочитал в моих мыслях. – Не бойся. Я никуда не уйду и никому тебя не отдам.
Звучит ободряюще. Киваю и принимаюсь высушиваться.
Спустя полчаса мы выходим из палаты в парадной форме, полностью готовые выступать в Совете Ксора. На Тарреле синяя, на мне – темно-синяя форма курсанта.
Мы петляем по коридорам госпиталя и выходим на улицу, и от зрелища, представшего перед глазами, у меня перехватывает дыхание. Я усилием воли не позволяю себе спрятаться за Таррела и схватить его за руку, а наоборот поднимаю подбородок.
51.
Я бесстрашно смотрю на толпу репортеров, окружившую вход в госпиталь плотным трехслойным полукольцом. Они по мою душу? Я стала героем? Или почему они все тут собрались?
Вспышки камер ослепляют, раздаются тихие шуршащие щелчки затворов фототехники. Пара десятков объективов, впериваются в нас черными безжизненными глазами, а в лицо лезут закругленные мягким материалом пики микрофонов.
– Курсант Мэлтис, вы действительно полукровка?
– Каково это – быть полукровкой среди чистокровных ксорианцев?
– Что случилось на станции? Вы и правда подключились к сознанию Жуков?
– Это правда, что вас хотят судить за незаконное вмешательство в биосеть противника?
– Что вы скажете тем, кто считает вас угрозой?
Гвалт голосов давит со всех сторон, шум заглушает мысли. Паника накатывает мгновенно, ледяной волной. Я пытаюсь дышать, но в груди все сжимается, и вместо вдоха выходит только резкий судорожный вздох.
И вдруг… накатывает спокойствие, будто мне вкололи ударную дозу седатива. Сердце перестает стучать, внутри разливается тепло, тревога уходит, голоса журналистов уже не кажутся такими громкими. Сильная рука Таррела ложится мне на плечи, прижимая меня к его мощной груди. Его ладонь скользит вниз, охватывает талию. Он защищает меня от их натиска.
Что это? Почему вдруг стало легче? Я украдкой поглядываю на Таррела. Он смотрит вперед – лицо строгое, сосредоточенное, поза воплощает абсолютную уверенность.
– Пропустите нас, – произносит он громко и твердо. – Все вопросы – только после слушаний.
Эти слова звучат как приказ. Даже не просьба, не предупреждение. Он командует гражданскими. Может, это просто его авторитет? Или он… применил что-то?
И… толпа раздается в стороны! Формирует проход, в конце которого у края тротуара нас уже ждет легковой гравимобиль. Роскошная машина – черная, блестящая, обтекаемая, с зеркальной тонировкой окон.
Мы проходим к гравимобилю, точно по ковровой дорожке, вспышки камер не прекращаются ни на мгновение, но я знаю, что Таррел защитит меня от любого посягательства.
Таррел помогает мне забраться в гравимобиль и садится рядом со мной на мягкий кожаный диван, и дверь закрывается. Машина гудит гравитонками, поднимается над поверхностью и устремляется вперед.
Я смотрю в окна. Центр Альмитры, столицы Ксора. Здесь очень красиво, вокруг возвышаются величественные башни из карбона и титана. Над дорогами парят гравимобили, а в воздухе – такси, пилотируемые искусственным интеллектом.
Я знала, что город огромен, но не представляла, насколько. Сверкающие зеркальные небоскребы тянутся вверх, их шпили пронзают небо.
Я родилась в Хоге – небольшом городке рядом с Альмитрой. Там, в гетто, здания приземистые, чумазые и бетонные, не на что смотреть, нечего делать. Я два года выбиралась в Альмитру в линзах и с чипом, но никогда не добиралась до центра, потому что за один день всю столицу не проехать даже на скоростном поезде-магнитоплане.
А теперь я здесь, в самом сердце Ксора. Чувствую себя песчинкой, затерявшейся среди великанских зданий и давящей ауры самого крупного и самого продвинутого города планеты.
– Что ты с ними сделал? – спрашиваю я Таррела, когда мы отлетаем достаточно далеко от госпиталя.
Таррел смотрит в окно.
– Так ли это важно? – переспрашивает задумчиво.
– Мне важно, – упорствую.
Он поворачивается ко мне и ласково смотрит в глаза.
– Это не очень принято, можно сказать, моветон – воздействовать на своих. Но с этими желтыми стервятниками не стыдно применить внушение. Я вложил им в головы мысль, что они пришли не вовремя и нужно подождать.
Я моргаю.
– Так что, они атакуют нас после слушаний?
– Нет, мы уйдем так, что нас никто не заметит, – Таррел обольстительно улыбается, и я невольно проникаюсь его спокойствием.
Здание Совета не похоже на небоскребы, возвышающиеся вокруг. Это огромное каменное собороподобное сооружение с массивным куполом, блестящими отполированными стенами и высокими арочными окнами. Оно древнее. Настоящий символ власти.
Нас проводят не через главный вход, а в специальное помещение, где находимся только мы. Будто за кулисами. Таррел так и держит руку у меня на талии, одним лишь этим жестом подбадривая меня.
Из этого помещения слышно, что происходит в зале – оттуда доносится приглушенный гул голосов – собралось уже много людей. Это важно. Важно не для меня, а для истории, которую я собираюсь рассказать.
Дверь в зал открывается, оттуда выглядывает ксорианец с короткими, всего до подбородка, но заплетенными в узкие косички волосами, и велит нам проходить в зал.
Мы выходим и оказываемся на чем-то вроде сцены. На ней стоит несколько трибун, две из которых занимаем мы с Таррелом. В глаза бьют софиты, но я могу разглядеть зал. Он огромный, с анфиладой кресел, просветов почти нет, заняты практически все места.
Пять кресел в первом ряду со стойками, на которых закреплены микрофоны, пустует. Это места членов Совета Ксора. Этих пятерых пока нет.
Я чувствую себя неловко – стоять перед несколькими сотнями ксорианцев, видя перед собой только мутную дымку темного зала сквозь слепящий свет софитов. Дышу на счет, пытаясь успокоиться.
Зал гудит, как разворошенный улей, и я волей-неволей начинаю думать, что они все меня ненавидят. Я же «расово неполноценная». Убедить себя, что это не так, не получается. Я очень нервничаю.
Участвовать в слушаниях казалось мне неплохой идеей, а сейчас я боюсь, как бы ксорианцы не признали меня объектом для изучения, и я прямо отсюда не отправилась в лабораторию на опыты.
Хочется убелить себя, что Таррел не позволит этому случиться, но он не всесилен. Он сказал, что не оставит меня. Но что, если его влияния не хватит? Что со мной будет?
Гвалт в зале внезапно стихает, когда через главную дверь входят члены Совета Ксора. Сами Коронаторы. Одеты в парадные мантии разных цветов, символизирующие область их контроля. Они не торопясь идут по центральному проходу и расходятся по своим местам в первом ряду.
Взгляд выхватывает лицо моего отца. Каэл Драксар. Мощный, как вековой дуб, от него веет уверенностью и силой. Серебристая, как ртуть мантия подчеркивает крепкую фигуру и широкие плечи. У него чёткие, строгие черты лица. А зеленые глаза, посаженные чуть шире, чем предполагают пропорции прекрасного – точно такие же, как у меня, только по-ксориански переливаются перламутром.
Я узнаю его мгновенно, и по нему вижу, что он тоже меня узнал.
Он знает, как я выгляжу. Боги… Значит, он не просто откупался, а правда следил за моей жизнью… просто не мог официально объявить меня своим ребенком из-за политики?
Я не знаю, что чувствовать. Злость? Радость? Страх? Я в полном смятении.
Мой отец поднимает небольшой молоток и бьет им по подушечке рядом с микрофоном у своего кресла.
– Слушания Совета Ксора, – по большому залу эхом разносится его повелительный глубокий голос, – объявляются открытыми!
И стартовым щелчком звучит ещё один удар молотка.
