Текст книги "За синими горами (СИ)"
Автор книги: Алина Борисова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
– Слабая ты стала совсем, – вздыхает вампир, – не удерживаешься. Энергии не хватает. Знаешь, я неделю потратил, чтоб до тебя дотянуться. Ты словно истаяла, тебя нет, я просто не мог подцепить, не мог вытянуть твою сущность – ее не осталось почти, оболочка… Так что быстро теперь не отпущу, даже и не надейся.
– Да я, в общем-то, и не пыталась, оно само… Мы, может, присядем? Или ты куда-то конкретно меня ведешь?
– Если бы вел – так давно привел бы, – чуть улыбается он. – Ты права, мы можем и посидеть. Хочешь, спрячем солнце за облаками. Или вырастим дерево, чтоб создать себе тень.
– Лучше дерево. Я, в последнее время привыкла… общаться с деревьями… И ты мне расскажешь.
– Что именно, Лар? – чуть прикрыв глаза, он тянул из земли росток. Скрупулезно, будто выращивал настоящее дерево – не во сне, в жизни.
– Что так гнетет тебя, что ты даже улыбаться уже разучился, – я усаживаюсь на траве, не дожидаясь, пока дерево станет достаточно большим, чтобы дать нам тень. – Размолвка с Анхеном? Но ты сам же ее спровоцировал, и едва ли не отдавал отчет… Размолвка с сестрой? Но, раз она носит твое кольцо – она читает в твоем сердце, и просто не сможет не понять… Она просто не может не знать, насколько она дорога тебе, и как ты искренен в этом… Вы помиритесь, по-другому и быть не может… Да и Анхен с годами поймет, все уладится, правда…
– Все уладится, – кивает он, не отрываясь от своего детища – огромного раскидистого клена, что взмывает вверх и вширь, послушный воле своего создателя. Потом садится рядом со мной в его тени, чуть встряхивает головой, откидывая назад свои снежно-белые пряди.
– Все уладится, – повторяет Лоу уже куда более убежденно и осмысленно. – Не бери в голову, Лар, и уж точно за меня не переживай. Лучше расскажи мне, как ты жила. Ты не слишком здорово выглядишь.
– Да нет, все неплохо. Мы жили… очень счастливо, это просто… нервы, как ни нелепо. Сорвалась, пытаясь работать в местной человеческой больнице. Переоценила немного свои силы. Думала, смогу, но… Одно дело знать, что в мире есть люди, рожденные на еду. Другое – ежедневно с ними общаться. И провожать на смерть… – прежде я хотела просить его при встрече помочь мне, снять последствия этого срыва своим ненаучным коэрским методом. Но сейчас понимала – не время, да и не место. Он и сам нынче выглядел так, что не вызывал оптимизма. – Но это уже не важно, Анхен мне обещал, мы уедем. Мы бы уже уехали, он хотел после Бала, но Арчара…
– Арчара, – он вздыхает. – Как все же нелепо… Значит, он собирался уехать. Навсегда увезти тебя… И даже сказал, куда?
– За границу куда-то. Подробностей выжать не удалось. Ну, ты же знаешь Анхена, никогда ничего не скажет до конца. Придерживать информацию «просто на всякий случай» у него, по-моему, мания. Пусть, мне не жалко. Приедем – сама все увижу… А как…здесь у вас все? Как твои друзья? Как Рин, не покорила тебя еще? Или Лирин ее все же завоевал? А что Фэр? Он заезжал ко мне несколько раз, но потом сказал, что больше не станет…
– Не станет, – соглашается Лоу. – Еще он сказал, что в жизни не заведет себе человечку, не подпишет ни один дурацкий контракт и вообще, ноги его никогда… А вот Лирин, напротив, язык ваш учит… Всех друзей моих перебаламутила, незабвенная ты моя дева…
– А Рин? – вновь интересуюсь я, не дождавшись продолжения.
– А Рин зависла на стадии «люблю коэра, он красивый и загадочный».
– А ты все столь же непреклонный и мыслишь только о возвышенном?
– Да нет, я, знаешь, перевоспитался. Что, в самом деле, дались мне эти солнца с порталами!.. Вот думаю, не то подло тебя у Анхена увести, не то благородно на Исандре жениться…
– Да что с тобой сегодня? – я даже не была уверена, что это шутка, слишком уж он был… Невесел? Угнетен? Сломлен? Не знаю, но выглядел он ужасно. – Чем мне помочь тебе, Лоу? Ты мне не нравишься, ты сам на себя не похож.
– Просто побудь со мной, Лар, ладно? Просто побудь. Останься…
О-сс-ста-нь-ссся-а-а-а… Голос шелестит в траве, голос шелестит травой, виденье рассыпается, распадается, исчезает… Я почти просыпаюсь, почти проснулась… И вновь возвращаюсь в сон.
Уже не степь, уже дом – тот самый, в этой степи затерянный. А я лежу в кровати в той комнате, что так долго была моей. Лоу сидит возле. Верхом на стуле, опершись руками о спинку. И смотрит на меня. Так пронзительно смотрит…
– Что же ты исчезаешь, Лара? Обещала остаться, а сама все бежишь… Неужели со мной так плохо?
– Сам говоришь, у меня совсем нет сил, – пожимаю плечами. – Наверно, сознание пытается просто спать. Я никак этим не управляю, оно само…
Усталой я себя при этом не чувствую. Поэтому с кровати встаю и с ностальгией оглядываю комнату. Она кажется все той же – моей. И мои платья в шкафу, и мои наброски на столе, и даже одеяло, не нужное ни одному вампиру, по-прежнему укрывает кровать.
Понятно, что это лишь сон, но это его сон, а значит, он помнит. И даже платье, что сейчас на мне, повторяет то, что он покупал мне когда-то, до последнего шва.
– А в реальности ты сейчас где? – решаю поинтересоваться. – В этом доме, или?..
– В этом доме. Никого не хочу сейчас видеть. Только тебя, – он все так же сидит на стуле. Он все так же не сводит глаз.
А я чувствую себя неловко. Я… не понимаю.
– Может, лучше пойдем в гостиную? – все же спальня – это не только моя комната, это еще и комната, где я была с ним. Но я больше не с ним, а все его взгляды… Нет, они точно не про любовь. Понять бы еще, про что?
Гостиная. Такая уютная, когда мы делили ее вдвоем. И ставшая такой маленькой, когда в нее вошел Анхен. Анхен… Где же он и зачем я здесь?..
– Знаешь, а я бы хотел, чтобы он тебя тогда не нашел, – неожиданно раздается за моей спиной. Лоу явно думает о том же самом дне.
– Хотел? – недоуменно разворачиваюсь к нему лицом. – Но ты всегда утверждал, что хочешь, чтоб я была с Анхеном, что я для него, что нам судьба быть вместе… И знаешь, я благодарна тебе за это. За то, что ты верил в нас с ним, даже когда я уже не верила…
– Я дурак, да? – он смотрит на меня исподлобья, кривя губы. – Никто больше меня не сделал для того, чтоб вы были вместе. Ведь стоило всего один раз просто пройти мимо. Но я не прошел. Раз за разом. Снова и снова. Во имя чего?!
– Ну, ты всегда утверждал, что во имя судьбы. Предназначенья там, предначертанья… – я прохожу и сажусь на диван. И он так знакомо проминается подо мной. Будто это не сон, будто все это наяву.
– Да гори оно все! Я был не прав, Лара, – он тоже садится. Не рядом со мной, в кресло напротив. – Когда вычитывал все эти знаки. Когда, повинуясь воле богов, утверждал, что я ее понимаю. Я был не прав, утверждая, что ты для него… Я иначе скажу: мне все равно, для кого ты. Я просто хочу, чтобы ты осталась со мной. Я соскучился, Лара.
Он смотрит прямо в глаза – проникновенно, искренне. Вот только в серых глазах его мне отчего-то мерещится пепел.
– Я ничего не понимаю в знаках, Лоу, – пытаюсь найти слова, чтоб его не обидеть. – В запредельном, предначертанном, сужденном. Я просто знаю, что я люблю Анхена. И если раньше я сомневалась в этом, боялась этого, боялась его самого… То теперь я сроднилась с этим, приняла это как факт. Я – с ним. А для него я или нет, не все ли равно, если он – со мной.
– Но он – не с тобой, Лара, – глаз коэр по-прежнему не отводит. – Ты одна. Его больше нет.
– Перестань. Он вернется, как только закончит с делами.
– Он уже не вернется, – Лоу неумолим.
– Что… Что значит, не вернется?! – от жуткого предчувствия сжимается сердце. О чем он пытается сказать мне всю эту встречу? Анхен, конечно, вампир, и авэнэ, и вообще – непобедимый и всемогущий. Вот только Арчара – она ведь тоже была и непобедимой, и всемогущей. А Анхен собирался мстить тем, кто ее убил. Тем, кто был, выходит, еще сильнее. Что, если?..
– К тебе – не вернется, – глядя мне прямо в глаза, очень спокойно уточняет Лоу. – А в свой дом, я полагаю, он приедет где-нибудь по весне.
– Что? – мои руки отчаянно вцепляются в край дивана. А я все никак не могу понять, не могу осознать, о чем он вообще?
– Он женился, Лара. Ты больше не нужна ему.
Краснею. Бледнею. Пытаюсь что-то сказать… спросить… Но не в силах издать ни звука. Словно в вакууме. И в ушах звенит…
А потом все кружится перед глазами, туман, тьма, словно я вылетаю из сна, просыпаюсь, еще чуть-чуть…
Глава 3
– Обещала остаться, – вздыхает надо мной Лоу. – А сама все время сбегаешь.
Я лежу на траве посреди степи, и домик коэра – лишь едва различимая точка на горизонте. Сам коэр сидит рядом, и тень от созданного им дерева по-прежнему закрывает солнце.
Женился, стучит у меня в висках, женился…
– Нет, – выдыхаю непослушными губами. – Ты обманываешь меня, я тебе не верю, ты обманываешь… Как мог он женится, он поехал на похороны… И он сто лет уже, как в разводе, ты сам мне рассказывал, хотел бы – давно бы женился, зачем сейчас? Это бред, Лоурэл, зачем ты? Мы собирались уехать, мы вещи уже упаковали, если бы он собирался жениться, разве он стал бы?… И потом, он авэнэ, его свадьба – это общегосударственный праздник, торжественная церемония…
– Он вампир, Ларис. Его свадьба – это зачатый ребенок. И никаких церемоний.
Как тихо. Как чудовищно тихо в этой степи. Хоть кузнечики бы стрекотали… цикады… саранча какая-нибудь… хоть кто-то…
– Ребенок… – сумела выговорить, наконец. – Наследник… Владыка будет доволен… – смотрю на небо, такое синее, такое ясное. На нем, почему-то, совсем нет облаков… А ведь нужны облака… Но они не слушаются меня, не приходят…
– Владыка в ярости, – не соглашается со мной Лоу. – Это было прощание с ушедшей, поминовение. Зачать ребенка на похоронах той, что так и не смогла подарить миру дитя… Владыке плюнули в душу, причем смачно так, с оттягом… Они правы, что не торопятся возвращаться.
Владыке… Владыке плюнули, да. А я… А я всего лишь человеческая девочка, которая отказалась рожать… Которая заболела, лишь бы не зачать… А он хотел ребенка… Столько сотен лет хотел ребенка… И ему было все равно, кто станет отцом моего, раз уж он не может сам, а я… Сломанная кукла – ни детей, ни секса, ни крови. Не нужна…
Тяжелая капля катится куда-то за ухо. Одна единственная, больше нет. Я хочу облака в небе, хочу скрыть эту сияющую голубизну, но облака мне не подчиняются, сон мне не подчиняется, это больше не наш сон, только его, я в гостях…
– Так и не спросишь, на ком он женился? – Лоу не выдерживает затянувшегося молчания первым.
Чуть качаю головой:
– Разве это так важно?
– Мне важно.
– А мне важно, что облака в твоем небе меня не слушают…
– Он женился на моей сестре! – Лоу почти выкрикивает это, почти выплевывает.
Я, наверно, должна была быть к этому готова. Давным-давно сделать выводы на основании всех разговоров, рассказов, намеков. Но я не сделала, не подготовилась, и даже сейчас не готова была это понять, потому как…
– Она же его дочь! – я даже сажусь, настолько я ошарашена.
– Она дочь моего отца, – возражает мне Лоурэл. – Анхен всего лишь приютил сиротку.
– Но… он же растил ее, воспитывал… Ты сам говорил, он относился к ней, как к дочери, любимой, обожаемой дочери…
– Любимой дочери, – кивает Лоу. – Очень правильное словосочетание. Все эти годы, что она росла в его доме, ключевым для него было именно слово «дочь». Обожаемая и любимая – но именно дочка, маленькая девочка, он иначе ее и не видел. А она давным-давно выросла, и любила его отнюдь не так, как любят отцов. Он не понимал и не замечал, она злилась… И не прогадала, порвав с ним на долгие годы. Встретив ее теперь, после столь долгой разлуки, он осознал, наконец, что главное в том словосочетании отнюдь не «дочь», ключевое слово – «любимая»…
– Ты, наверное, рад, – вновь бессильно откидываюсь в траву. Любимая… Любовь всей жизни… За столетия до моего рождения… И я – пять минут от его вечности, возомнившая себя центром его вселенной… Принцесса его души, почетно… Ну вот, нашлась и королева сердца…
– Рад? – горько переспрашивает Лоу. – Я был бы рад, если б они не вздумали женихаться, когда пепел еще не остыл и прах не развеян. Зачать ребенка в тени смерти… Ну вот чем надо было думать, чем?! И ведь говорил, увещевал, убеждал… Но это ведь я – зло, а отнюдь не то, что они творят!.. Как безумные ж оба, честное слово! Хочу-хочу-хочу… «Если это Любовь…», «если это Судьба…»… Ну любовь, ну судьба, а дальше что, кто-то думал? А дальше пепел, прах и смерть, но это ж я безумен безумием коэров!..
– Здорово, – он переживал о чем-то, мне уже не доступном. – А меня ты зачем позвал, рассказал мне все это? Ведь я могла бы быть еще счастлива, еще ждать, еще верить… много-много дней…
– Зачем? – усилием воли оттолкнув от себя свои переживания, он оборачивается ко мне. – Анхена больше нет, Лара. Для тебя – больше нет. Просто оставайся со мной…
– Во сне?
– Во сне. Раз уж я не могу достичь тебя наяву, значит, во сне, – он наклоняется и нежно касается моих губ своими. Его губы теплые, мягкие… на этом все.
Мглистый туман застилает глаза, я отстраняюсь, истончаюсь, развеиваюсь… Или это сон мой развеивается, повинуясь единственной мысли: не хочу. Чувствовать его губы, его навязчивое внимание, его серый пепельный взгляд без единой искорки страсти. Не хочу быть здесь, с ним. Хочу проснуться.
И я просыпаюсь. Почти.
Потому что я вновь в доме коэра. В уютном кресле посреди маленькой гостиной. В платье, которого я у себя не помнила, с волосами, свободно струящимися по плечам. В камине потрескивает огонь, а Лоурэл неподвижно сидит напротив.
Его снежно-белые волосы кажутся кричащим пятном на фоне темной обивки кресла, на фоне серой его сорочки, на фоне чуть посеревшего, словно воскового лица.
– А ты, похоже, голодный, – замечаю отстраненно.
– Просто давно не евший, – он тоже не слишком эмоционален.
– Почему я не могу проснуться? – есть вопросы, которые волнуют меня сейчас больше его питания. Я хочу уйти. Я хочу отсюда уйти. Не видеть, не слышать, не помнить…
– Зачем? – он чуть выгибает красивую бровь. – Ты будешь там одна, я здесь один… Не сбегай от меня, Лар. Тебе ж раньше нравилось мое общество.
– Я бы хотела сейчас побыть одна. Я устала, Лоу.
– Устала? Ты сейчас спишь, твое тело в полном покое. Это ли не отдых?
– Ты не даешь мне проснуться?
– Еще рано просыпаться, Лара. До утра далеко.
Закрываю глаза. Открываю глаза. Я здесь, он здесь, ничего не меняется.
– Ну тогда хоть беседой развлеки, – обреченно вздыхаю я. Мне ли тягаться с коэром? – Но, если можно, не о том, какой ты счастливый вампирский дядюшка. Или братец. Каково это, быть братом одновременно и матери, и ребенку?
– Так «не о том» или «каково это»? – вновь лишь легкое движенье брови на неподвижном, как маска, лице.
– Неважно. Только не молчи. Не смотри так, – я уже не жду от него искренности, объяснений его поведению, его настроению. Я хочу лишь избавиться от его молчания и немигающего взгляда пепельных глаз.
Но его все-таки прорывает.
– Я не знаю, что делать, Лар, – произносит он с отчаяньем, наклоняясь вперед, опираясь локтями о колени и упирая пальцы в виски. – Я не знаю. Мой мир – рухнул.
– Из-за этой женитьбы? – недоумеваю я. – Этого ребенка? Но не думал же ты, что твоя сестричка будет вечно одна? Сам же мечтал новый мир ей открыть, чтоб твой племянничек там коэрствовал. Племянничек, считай, уже есть, дело за миром. Или не знаешь, как открывать?
– Я мечтал, да, – соглашается он. – Я стремился. И про Анхена – я, в общем, знал, что он ее судьба, и ребенок будет от него…
– Ну, тебя послушать, так ты знал и что Анхен – моя судьба. Или это не ты убеждал меня в этом чуть ли не с пеной у рта?
– Я, Лар, я. Я не забыл. И, самое паскудное, я не ошибся. Но судьба… Понимаешь, когда мы произносим «он ее судьба», мы домысливаем себе невольно, будто это означает их счастливую совместную жизнь. Но судьбе нет дела до таких мелочей, судьбе неважно, будут ли эти двое вместе долго или счастливо, судьбе просто надо, чтоб эти двое были вместе в некий ключевой момент истории, ибо это даст ниточку к следующей цепочке событий. Боги творят судьбу не ради индивидуумов, но ради народов. Не ради частного, но ради глобального. Ради спасения мира, спасения народа, вывода его на какую-то новую ступень бытия… И частная жизнь конкретной пары, как и конкретной личности, для них – ничто, я тебе вроде уже говорил…
– Говорил? Может быть, абстрактно. Вот только убеждая меня быть с Анхеном, вновь и вновь, раз за разом толкая в его объятья, ты забывал уточнить, что «моя судьба» – это просто быть для него «суррогатом», напоминающим, что где-то есть «настоящая» – твоя несравненная сестричка… – от горечи сводит скулы.
– Да нет, дракос тебя раздери! Ты все цепляешься к тем словам, ты мне так их и не простила, но эти слова – ложь, весь смысл их был в том, чтоб развести вас с Ясминой по времени! Ну я же живой, Лара, – смотрит он на меня с тоской и болью. – Я слишком живой для коэра, – чуть качает недовольно головой, вздыхает, берет себя в руки. И пытается объяснить спокойней. – Ты – для него, и она – для него, и отменить это я не в силах. Но его жизнь длинна, твоя нет, вы с Ясминой могли бы просто никогда не пересечься. И быть счастливы – каждая… Я ведь тоже сбиваюсь, Ларис. Мне тоже хочется трактовать эти «ты для него» в самом бытовом и приятном смысле. Мне казалось, будто это значит: ты та, ради которой он перевернет этот мир, перемешает небо и землю, изменит законы и порядки, политику, мировоззрение – да что угодно, и это послужит тому, что портал в новый мир не просто откроется, он будет нужен и желанен всем… Но это мечты, Лара. Все прозаичнее, проще, жестче. Ты для него, да. Но не спутница, не возлюбленная, не его половинка. Ты для него всего лишь ключ, катализатор целого ряда событий, которые свершаться, если ты будешь рядом…
– Не суррогат, – горько киваю я. – Ключ и катализатор. Это ж так все меняет! – пытаюсь вложить весь сарказм, на который еще способна. – А половинка, спутница и возлюбленная – это, конечно, прекрасная Она чистейших эльвийских кровей?
Молчит, едва заметно качнув головой.
– Я бы хотел, – наконец, произносит. – Да, я хотел бы. Я видел их парой еще в те дни, когда она была ребенком, я знал, что дитя, которого не сможет подарить Арчара, моя сестра ему однажды родит… Вот только богам нет дела до чьих-то фантазий и чьего-то счастья… – болезненно сжимает губы и молчит, глядя невидящим взглядом куда-то мимо. Затем, словно решившись, чуть трясет головой, будто прогоняя раздумья, и продолжает, уверенно глядя мне прямо в глаза. – Ну а раз так – мне нет дела до подобных богов… Не надо мне такого солнца. Ни третьего, ни четвертого…
Молчу, потонув в водовороте его объяснений. Я, все же, отвыкла от него за эти полгода. От его предвидений и предчувствий, поиска указующих знаков за каждым событием, его манеры видеть окружающих лишь фигурами на божественной доске, все движения которых – лишь замысловатый рисунок ради высоких божественных целей. Каждый день проживая «здесь и сейчас», выстраивая по кирпичику наше совместное с Анхеном счастье, гоня от себя неправильные мысли и неправильные ощущения, стремясь стать той, с кем любимому хорошо и уютно, я не задумывалась о том, что такое наш с ним союз в рамках вселенной. Я просто жила. Просто проживала каждый свой день с ним. Им… Если бы я не заболела, не сломалась, если бы я согласилась бы зачать этого ребенка…зачала бы… то сейчас… он бы не стал проводить обряд зачатия с Ясминой, или это не изменило бы ни-че-го?..
– Понимаешь, Лар, боги, конечно, оставляют нам знаки, и их много, целая россыпь… – А Лоу продолжал меж тем о своем, о коэрском. – Но когда ты позволяешь своим чувствам взять верх, когда начинаешь жить идеей, мечтой, когда фанатично служишь этой мечте… В один прекрасный миг ты забываешь, что это – всего лишь твои желания, а не предначертанное свыше. Ты перестаешь беспристрастно внимать знакам, ты трактуешь их так, чтоб итог сходился: предаешь больше значения одним, не замечаешь других, веришь, что сможешь чуть скорректировать третьи… И я видел, да, я чувствовал, что не все так гладко, но я трусливо закрывал глаза, мне казалось, что я смогу… исправлю, сглажу… И все будет – и третье солнце, и счастье моей сестры…
– Погоди, я не понимаю уже ничего! – прерываю его бессмысленные бормотания. – При чем тут все это? Со счастьем у твоей сестры все, вроде, хорошо, куда уж больше? И любимый мужчина, и ребенок, зачатый чуть ли не с первой попытки, а не через двести лет мучительных неудач. Учитывая, что портал к третьему солнцу ты собирался открывать исключительно ради сестры с ее дитятей, дабы все их почитали и любили, – так все тебе только на руку. Да и титул авенэи куда уж более почтению способствует.
– Помнишь… – невесело, обреченно даже тянет Лоу. И продолжает – хрипло так, горько, – да, я жил только ради этих двух целей: третье солнце – и ее счастье. Ее счастье – и третье солнце. И две цели слились для меня в одну… Так давно, что я уж и не помню… А теперь – я не могу больше прятать глаза, не замечать, я вижу это ясно, словно это уже случилось: для того, чтобы моему народу был открыт вход в третий мир – не сейчас, не сиюминутно, но однажды потом – моя сестра должна умереть. Именно ее смерть спровоцирует те события, что приведут однажды… – его голос срывается, он замолкает, закрыв лицо руками. – И вопрос встал иначе, – продолжает он минуту спустя ровным безжизненным голосом, выпрямляясь в кресле и не мигая глядя перед собой глазами, полными пепла. – Третье солнце – или ее счастье. Спасение моего народа – или ее жизнь. А при таком раскладе я выберу жизнь сестры, Ларис. Прости, но я выберу жизнь сестры.
– У меня ты прощения за что просишь? Я, знаешь ли, не принадлежу к тому народу, который ты сегодня передумал спасать. И который, в массе своей, никогда спасаться и не жаждал. Им, как и тебе, и вампирами быть неплохо.
– Да, я знаю, но… боги все же ведут мой народ к спасению… Долгой, мучительно долгой дорогой… по которой никто не рвется идти… И все знаки указывают на то, что именно ты станешь той формальной причиной, которая погубит мою Ясмину. Принесет ей смерть, – он смотрит мне в глаза, будто пытаясь прочесть там… Что? Подтверждение своих слов? Мое понимание изложенной им позиции?
А я… впервые начинаю сомневаться в его здравом рассудке. Все же детские травмы, вечная жизнь между сном и явью, бесконечные попытки услышать божественный шепот и прозреть будущее… Скорректировать будущее, помочь богам, помешать богам… Может, все эти плетения судьбы существуют только в его голове?
– И как же я погублю ее, Лоу? Она вампирша, коэрэна, авенэя… Любимая жена, в конце концов. А я? Человечка, не сумевшая стать для вампира кем-то большим, чем девочка для досуга… Да, досуг затянулся, но… Уж не думаешь ли ты, что, снедаемая дикой ревностью, я всажу нож в ее сердце? Даже будь в моей душе столько ненависти, нож я всадила бы ему – не ей. Она передо мной ни в чем не виновата, она и не знает, что я существую, а он… обещал… Он мне обещал увести туда, где я смогу жить, смогу вылечиться…
– Так, может, и увезет. Решит выполнить свое обещание, отдать долги… А Яся останется здесь одна, без поддержки, без защиты… И она вовсе не коэрэна, не унаследовала… А уж за то, что она теперь авенэя, Владыка первый готов ее растерзать… Я не знаю, Лара, я не сказал, что ты ее убьешь, это абсурд, но косвенно… Чувство вины, Ларис. Оно просочилось из будущего в прошлое и витало над девочкой студенткой, приходя к ней во снах… сумбурных снах, ведь вы еще не знакомы… Будь ты не причем, оно не травило бы твое подсознание…
– Каких еще снах?
– Уже не помнишь… А мне рассказала однажды, и я с тех пор забыть не могу… Неважно, Ларис. Но если ты – причина ее гибели, мне остается только одно, – он вздыхает, но продолжает твердо, – предотвратить вашу встречу. И способ у меня для этого тоже остался только один.
– Нет… – шепчу я, отчаянно дергаясь, не веря, не желая верить, что он безумен настолько, что он действительно решил сделать это… Я проснусь, я непременно проснусь, это только сон! Это только мой воспаленный бред, нет ни Лоу, ни свадьбы Анхена и Ясмины. Я проснусь!
Явь сбивается, идет волнами, сереет туманом, я ухожу, улетаю, просыпаюсь… Почти.
В этой степи не растет ни одного цветка. Лишь ковыль, седой и безумный. Даже дерева, взращенного для того, чтобы прятать нас от солнца, здесь больше нет. Впрочем, нет здесь и солнца. Все небо затянуто облаками. Белесыми, словно стебли вечного ковыля.
– Ты сильная, Лар. Даже удивительно, насколько сильная. Но ты не сбежишь.
Мой коэр сидит на траве напротив меня. И даже не скрывает уже, что он – мой тюремщик.
– Знаешь, мне казалось всегда, что есть что-то еще, – я смотрю на него, и вроде все уже понимаю, но не могу ненавидеть. – В твоем отношении ко мне, в твоей заботе, в твоем участии… Не ради Анхена, не ради воли богов, не во имя воплощения каких-то там хитрых комбинаций… Мне казалось, есть еще и симпатия между нами, и приязнь… Такая простая личностная привязанность. И хоть самую капельку, но я все же тебе дорога. Сама по себе, вне знаков и предначертаний.
– Ты мне дорога, – кивает он. – Я же сказал, мой дом без тебя опустел. Будь это не так, я бы выбрал тебе иное место. А так – останешься здесь, со мной. Будешь духом-хранителем моей самой любимой долины, незримой хранительницей моего очага… Никогда не состаришься, никогда не умрешь, никогда не будешь страдать от обескровливания, сколь бы я в запале не выпил. Ты ведь помнишь, как нам хорошо было вместе? Все это вернется, но уже без всяких ограничений. Болезни тела оставят тебя вместе с телом. Да и зачем оно тебе – тяжелое, уязвимое, подверженное разложению? Ты будешь духом – свободным, прекрасным…
– Как много слов, Лоу. Таких красивых, ничего не значащих слов… И ты правда думаешь, что став духом, я прощу тебе тот маленький, не стоящий внимания факт, что ты убил меня? Лишил жизни, отделив душу от тела и не пуская обратно?
– Да, не сразу, – он спокоен и даже уверен. – Но со временем ты поймешь, это выход. Это самый приемлемый выход. Для всех. Для тебя тоже. Ну зачем тебе возвращаться, что ждет тебя там? Анхен, который счастлив с другой, а твое присутствие лишь болезненно давит ему на совесть, и потому он вечно будет стремится уйти, скрыться, заняться делами. Ясмина, которой тебя искренне жаль, и которая хотела бы тебе помочь, да не в силах, в то время как тебя все ее попытки лишь раздражают, потому как ревность… Да, ее тебе не хватит, чтоб воткнуть ей нож в сердце, но чтобы просто ее ненавидеть – вполне. А потом ты погубишь ее, и вина за это сожжет тебе душу… Тебе это правда надо?
– Да прекрати! Ты сам себя разве не слышишь? Это же бред, Лоу! Как я могу погубить вампиршу?! Как?! И, главное, откуда такая уверенность? Какие-то сны, которых никто не помнит, обрывки твоих ощущений, которые вчера ты трактовал так, а сегодня иначе… Что будет, если ты опять ошибся, а, Лоу? Что будет, если твоей сестре от меня ничего не грозило, а, напротив, я могла бы ее спасти, будь я рядом, но меня не было, ты помешал? Может быть, в тех снах, про которые лишь ты и помнишь, гуляло не чувство моей вины, а пережитый страх, что самое страшное едва не случилось? Ты разве знаешь доподлинно? Или опять додумываешь «чтобы итог сошелся»?.. И, кстати, сестрица твоя мне как раз на днях снилась. Довольная, словно с пережору, качалась себе на качельках и ржала на весь парк. И ничего там про смерть, знаешь ли. И «чувства вины» ни малейшего.
– А подробнее? – напрягается Лоу. – Что именно тебе снилось?
– Для тебя только сны и имеют значение, верно? – чуть разворачиваюсь, чтобы смотреть мимо него. Вдаль, на степь, к которой он меня приговорил. – Да ничего судьбоносного мне не снилось. Так… Яська твоя была девочкой, совсем маленькой, и качалась на тех качелях, что ты для меня в саду у Анхена сделал. Ну, вернее, она на своих качалась, тех, что вы ей когда-то делали. Но, поскольку как выглядели те, я не знаю, видела эти.
– Те были сплетены из цветущих лиан, – чуть прикрыв глаза, просвещает меня Лоу.
– Ну, видишь, как хорошо. Чего не знаю, то и не снится. Выглядела она, кстати, точь в точь, как ты, если б вдруг стал ребенком. И лицо, и волосы…
– Седые?
– Нет, белые. Как здесь. И дли-инные. Так и летали за ней, будто крылья.
– Так может, – он взволнованно сглатывает, – это был мальчик?
– В юбке?
– Почему… в юбке?
– Потому что это лишь сон, не надо искать в нем то, чего нет. Я Ясмину в жизни не видела. Поэтому перенесла на нее твой облик. И, поскольку для меня естественно, что маленькие девочки носят юбки и длинные волосы, я перенесла эти знания на вампиршу…
– Да, конечно. Вот только мы с Ясей действительно очень похожи. Глаза, разве что…
– Синие!
– Что? – недоумевает он.
– У Ясмины во сне глаза были синие. Очень яркие, словно подсвеченные изнутри. Может, это из-за того, что она смеялась? Знаешь, она вся словно лучилась от радости, – вспоминая подробности сна, я вновь погружалась в те чувства, что тогда испытывала. И вся моя неприязнь к Ясмине сегодняшней, Ясмине, перечеркнувшей всю мою жизнь, испарялась, когда перед моим мысленным взором вставала Яся-ребенок, и я вновь смотрела на нее – жадно, пытаясь запомнить каждую черточку, и радовалась ее радости, и боялась, что тяжелые железные качели ударят ее, когда она вздумала пролететь их, яростно раскачивающиеся, насквозь. И огорчалась, что она улетела – слишком уж быстро…
– Что именно она сказала тебе? – уточнил Лоу по ходу рассказа. – Просто «смотри, как я умею»?
– Ну да, – вот нашел, к чему прицепиться. – Ну, или «могу». Да, «здесь могу», если тебе это важно. Имелись в виду, видимо, способы хулиганства с качелями, – меня вновь передернуло, стоило вспомнить, как тяжелые железные качели летят навстречу хрупкой маленькой девочке. Нда, моя б воля – она б у меня точно исключительно на лианах качалась. – Но это все ни о чем. На самом деле во всем этом сне важно лишь одно – птичка. У нее на шее была моя птичка. Моя душа, как ты утверждал когда-то. Поганка украла мою душу. Моего Анхена. И улетела, весело хохоча… И нет, у меня не было желания запустить ей вслед чем-нибудь тяжелым. Ни чувства вины, ни жажды убийства… Так что бред все твои выкладки, Лоу. Твои очередные ошибочные воспаленные фантазии. Они в самом деле стоят моей жизни? Ты в этом уверен?
Молчит. Смотрит вроде на меня, но будто насквозь.
– А где сейчас твоя птичка? – интересуется, наконец.
– На мне, – тянусь рукой к шее, но там, понятно, ничего нет. Мое зримое тело сейчас – это всего лишь результат его фантазий. – Знаешь, я ее не носила, Анхен так и не принял ту историю. А вот после этого сна – надела.
