Текст книги "За синими горами (СИ)"
Автор книги: Алина Борисова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Кровь. Разумеется, как я могла забыть? И конечно я понимала, вытягивая ее из этой жуткой клетки, что кровью мне ее придется поить своей. Но здесь и сейчас?
– Ясенька, я дам, конечно. Только… ты ведь понимаешь, что нам надо убраться отсюда как можно скорее? Уехать на первой же электричке, пока нас никто не увидел. А если ты возьмешь у меня слишком много, уже я не смогу идти. Ты сможешь остановиться? Я дам потом, доберемся с тобой до этих домиков – и напьешься, я там смогу отлежаться…
– Я понимаю. Не бойся. Я остановлюсь.
– Хорошо, держи, – протягиваю ей запястье. Кладу на ее ладони. И тут вспоминаю еще об одном аспекте. – Ясь, а ты… Я надеюсь, очень бурная сексуальная оргия сейчас не планируется?
– Мне бы сейчас просто не умереть… Только обниму тебя, ладно? Так холодно…
Обнимаю ее сама. И даже сквозь одежду чувствую, насколько она замерзла. Пытаюсь прижать ее к себе сильнее, согреть. И кусает она в итоге не в запястье, а в шею. Больно и холодно, словно поцелуй снежной королевы.
Остановилась сама, не позволив мне потерять сознание. Зубы убрала, а вот обнимать не перестала, лишь положила голову мне на плечо и замерла, словно пила теперь тепло моего тела.
– Надо идти, – хрипло шепчу своей вампирше. Станция манит меня теперь не только возможностью покинуть этот жуткий город. Там есть вода. Леша сказал, там можно умыться. И напиться.
– Идем. А ты сможешь? Тебе разве не надо немного отдохнуть?
– Мы отдохнем, Яся. Потом, сейчас надо идти.
Идем. Довольно медленно, поскольку голова теперь кружится у меня, и кто кого больше поддерживает, сказать сложно. Ясмина по-прежнему может чувствовать границы предметов, или какие-то их эманации, что позволяет ей не опасаться врезаться в дом или дерево, но от мелких неровностей дороги эта ее способность не уберегает. Пару раз она запинается о камень или ветку, но твердит, что это ничего, ей просто надо привыкнуть, она научится.
А вот пользоваться Лешиным советом и ехать в летние домики она отказывается категорически.
– Нас там найдут. Сама подумай. Там никого нет, мы одни. Любой встречный нас запомнит. Мы необычны, мы выделяемся. А приедут хозяева домика? Или соседи? Да даже летом приедут и обнаружат наши следы? А если вампиры? Любой пролетающий вампир нас почувствует. Двое в безлюдном месте. Достаточно лишь присмотреться – и нас найдут.
– Так может, и хорошо? Сюда летит Анхен, ведь верно? Владыке доложат, что все погибли, он сам пошлет сюда Анхена разбираться. И гнев его против людей направит и открытого неповиновения избежит. Вот Анхен нас и найдет. Нам ведь сейчас и нужно найтись, у нас выхода нет, тебя спасать надо.
– Нет, Лара, нет! Пожалуйста! Только не рядом с границей! Искать будет не только Анхен! Ты подумай сама: были взрывы, да. Еще пожар. Но фрагменты тел должны были остаться. Хоть что-то. А там же ничего нет, там пусто!
– Но… если приказ был «сверху», то особо искать не должны. Как и расследовать. Проще сказать, что никто не погиб, а меня так и вовсе не было, – отвечаю нерешительно. Если Яся явно почувствовала себя лучше после кормления, то я, напротив, шла из последних сил, голова кружилась, мысли путались. Приходилось делать усилие, чтобы сосредоточиться. – Они же Леше верят, зачем им перепроверять?
– Про меня приказа не было. И пока они не найдут хоть что-то, что можно счесть за мой труп, они будут предполагать побег. А сбежавший вампир для них… ты, думаю, представляешь. Будут искать. Нам нужен город, Лара. Многолюдный город.
– Но многолюдный – значит, нас многие увидят, – все еще сомневаюсь я.
– Чем больше людей – тем меньше они обращают внимания друг на друга. Ара любила большие человеческие города. Говорила – там можно ходить, не скрывая силу, и все равно никто ничего не видит и не чувствует. А впрочем… мне ведь и скрывать больше нечего, – вспомнила она. И сразу как-то сникла, растеряв и напор, и инициативу.
А перед нами открылась площадь, небольшая, но освещенная. И вывеска вокзала на другой ее стороне. Площадь была пуста, но переходить ее под ярким светом фонарей было страшно. Обойти ее по краю, держась в тени домов, казалось безопасней. Но сколько это лишних шагов! Вздохнула, и решительно двинулась напрямик.
Здание вокзала было безлюдно, и оттого наши шаги отдавались в нем особенно гулко. Расписание заметила сразу, и первым делом рванула к нему. Как ни сильно хотелось пить, покинуть это место хотелось еще сильнее, и пропустить ближайшую электричку за водными процедурами казалось смерти подобным.
Если часы над окошком кассы работали правильно, ближайшая будет лишь через полчаса. На Пермь. А вот из Перми ожидалась через сорок восемь минут. И это оказалось самым весомым аргументом в выборе направления. Дачные домики отменялись. Мы ехали в город.
А дальше я пила и не могла напиться. Прямо из-под крана, в маленьком вонючем туалете. Самую мерзкую воду, которую мне доводилось пробовать в жизни. Но даже от нее мне становилось лучше. Проходило головокружение, успокаивалось сердцебиение. И я набралась, наконец, смелости взглянуть Ясмине в лицо.
Ничего. Фрагменты некротической ткани, налипшие на кожу щек и лба надо смыть. Просто смыть, и не вспоминать ее крики, и не думать о том, как летели брызги, как текло по щекам… Просто смыть. А кожа регенерировала. Даже веки, даже ресницы… Только глазницы пусты…
– Ну… как?.. – чуть слышно интересуется Яся.
– Ты все так же красива. Кожа не пострадала. Очки добавляют загадочности, – горло сжимают спазмы, говорить выходит лишь рублеными фразами. – Можно говорить, что ты слепа от рождения, поэтому так хорошо ориентируешься… двигаешься. Внешне – похоже. Но это если пристанут, а так… Очки не снимай, и, возможно, не всякий сообразит…
– Ты правда считаешь, что я красива? Теперь, когда нет подавляющей волю энергии вампирского обаяния, когда я не могу заворожить человека лишь взглядом, я все еще красива? Для обычных людей?
– Ты все еще нереально, сказочно красива, – уговариваю ее я, оттирая последние капли и расчесывая пальцами ее спутавшиеся на ветру короткие волосы. – Даже слишком красива для обычных людей. Но разве это так важно – то, как тебя воспринимают люди?
– Следующую ночь не хотелось бы провести на вокзале, – отвечает она неожиданно прагматично. – И мне нужен мужчина. Лучше два. Или три. Надо знать, на что я могу рассчитывать. Теперь, лишившись всего.
– Даже теперь у мужчин просто нет шансов. Но Яся… ты ведь понимаешь, что трупы мы оставлять не можем?.. А мужчин, помнящих о том, что они провели ночь с вампиршей, мы оставлять не можем тоже… – соображаю, что проблема не только в трупах. Не убить для нее не сложно, она справится. Но что потом? – Ты ведь теперь не сможешь заставить их забыть?
– И что же делать? – по тому, как она поникла, понимаю, что об отсутствии у себя способности к гипнозу она забыла.
– Подумаем. Сначала надо уехать.
Уехали. Оказалось не сложно. Подойти к окошку и чуть дрожащим голосом попросить два билета. Рассчитаться, не показывая вида, что впервые видишь данные денежные знаки. Зайти в практически пустой вагон подошедшего поезда. И навсегда покинуть город, названия которого я так и не узнала. Наверное, я могла бы прочесть его на станции, но там я больше думала о том, что нас выследят, схватят, что электричка так и не придет…
Но мы уехали без проблем. И, продремав два с лишним часа под мерный перестук колес, с рассветом вышли на пермском вокзале. Следом за людьми дошли до автобусной остановки, сели в первый же подъехавший автобус и поехали, не слишком-то интересуясь, куда. Яся, застыв напряженной струной, прислушивалась к окружающим нас людям. А я смотрела в окно, пытаясь составить хоть какое-то представление о месте, в которое мы попали.
Город большой. Наверное, это единственное, что я могла осознать в тот момент. Меня не интересовали особенности архитектуры или элементы декоративного убранства. Мне было важно лишь количество и протяженность улиц, которые мы пересекаем и по которым следуем, высотность домов, отсутствие частного сектора. Чем больше людей – тем хуже они знают друг друга, тем меньше удивляются новым лицам. Тем проще нам потеряться здесь.
Впрочем, где? Мы сошли на случайной остановке и двинулись вглубь квартала.
– И что теперь? – интересуюсь у Ясмины.
– Теперь – будем искать, кто хочет нас приютить. Выбери дом, где побольше квартир в подъезде, и идем.
– Мы что, будем звонить во все квартиры? – испугалась ее размаху.
– Нет, что ты, зачем шуметь? Буду слушать. Звонить будем только в одну – ту, куда нас гарантированно пустят.
Это был долгий и очень странный поиск. Мы медленно ходили от квартиры к квартире, Яся слушала что-то, доступное только ей – звуки, запахи, обрывки эмоций, прошлых и настоящих. Первый подъезд оказался неподходящим. Во втором нарвались на бдительную старушку и поспешили убраться, не усиливая ее подозрений. Ушли подальше от этого дома, выбрали на «проверку» еще один, потом еще… Яся лишь качала головой.
– Нет, не то. Рисковать не хочу. Будь я полноценным вампиром, я бы справилась с любыми людьми. А так… Будем искать еще…
Неудивительно, наверное, что в какой-то момент просто кончились силы. И мы, не сговариваясь, опустились на ступеньки где-то между этажами очередного подъезда очередного дома. Ноги гудели, в голове звенело, и я с трудом уже помнила, а что же, собственно, мы тут ищем. Ужасно хотелось есть.
Дернула молнию на сумке, Леша вроде говорил о каких-то продуктах. Продукты нашлись. Батон сырокопченой колбасы, пара банок тушеной говядины. Не удержалась от горестного вздоха. И я таскала эту ненужную тяжесть пару километров?! Ну почему я не проверила сумку хотя бы в электричке?
Еще обнаружила батон хлеба, какие-то конфеты, пакет со свежими огурцами и несколько яблок. Вот с этим уже можно было жить. Вгрызлась в яблоко, нежно любя в этот миг и не слишком чистый подъезд, и бесконечное количество запертых дверей…
Ну и конечно. Тут же вылезла какая-то кикимора.
– А вы что тут расселись? А ну, пошли вон отсюда, сейчас милицию вызову! Ходят и ходят, не подъезд, а притон какой-то! – тетка разорялась так, будто выгоняла чужаков из подъезда по восемь штук ежедневно. А тут еще и дверь подъездная хлопнула, еще какие-то жильцы подниматься стали. Н-да, хорошо посидели, незаметненько.
– Так мы в гости приехали, – пытаюсь отовраться я. – А хозяев что-то дома нет. Вот и ждем. На улице холодно.
– К кому в гости? – наседала тетка. – Как фамилия, какая квартира?
– Пятьдесят… – шаря глазами по номерам ближайших квартир, отчаянно пытаюсь придумать номер, чтоб подальше от тетки, но все еще в этом подъезде.
– Пятьдесят шестая, Марья Кирилловна, пятьдесят шестая, – неожиданно вмешивается в разговор мужчина, поднимавшийся по лестнице вместе со спутницей. – Идемте, девочки. Вы ведь к нам?
Предложение было настолько неожиданным, а несущая тяжелые сумки пара настолько не вязалась у меня с образом «того самого мужчины», которого ищет себе Ясмина «для постоя и пропитания», что мгновенно включиться в игру и радостно закивать у меня просто не получилось. Скорее, на лице отразились мучительные раздумья.
– На встречу с художником, верно? – решила помочь мне женщина. – Картины смотреть?
– Да, – обрадованно отзывается Яся, поднимаясь со ступенек. И я послушно киваю, поднимаясь следом.
– Ну, значит к нам, – приветливо улыбается женщина. – Идемте.
И мы поднимаемся следом за парой, а в спины нам летят вопли соседки, что не подъезд, а проходной двор, притон и бордель, и в милицию она непременно напишет…
– Так писали уже, Марья Кирилловна, – чуть усмехается ей в ответ мужчина. Средних лет, достаточно крупный, даже грузный. С внимательным взглядом темных, чуть раскосых глаз, окруженных лучиками мимических морщин, и очень искренней, открытой улыбкой.
– А и еще напишу! – не сдается соседка. – Ишь, выдумали: выставки, художники. Это что ж там за встречи с художниками такие, что их нельзя в доме культуры провести? Для выставок музеи есть! И галереи художественные! И нечего в подъезд всякое отребье таскать! Только грязь да заразу разносят…
Но кто ж ее слушает.
– Что-то вы рано, – продолжает разговор с нами женщина. Очень стройная, элегантная, едва ли старше тридцати пяти. – Мы всех ближе к пяти ждем сегодня.
– Вы нас простите, мы просто с поезда только, а адрес здесь только ваш знаем, – покаянно вздыхает Ясмина. – Мы сначала думали по улицам погулять, город посмотреть… Замерзли очень…
– Так не удивительно, что-то ты совсем не по погоде одета.
– У нее куртка была. Хорошая, теплая. Но мы в поезде спать легли, просыпаемся – а ее нет. И сумки Ясиной, а там и вещи, и деньги, и документы, – отчаянно фантазирую я, надеясь, что подобное у них все же случается. А, впрочем, убивают у них неплохо, калечат тоже. Так почему не быть воровству?
– Что ж вы неаккуратно так? – принимает мою версию событий женщина. – Первый раз, что ли, одни, без родителей поехали?.. Ладно, не переживай, придумаем что-нибудь, – кладет она руку на Ясино плечо. – Кто вам наш адрес-то дал?
– Один наш знакомый… Леха, – другого имени просто в голову не пришло.
– Это Летяга или Баринов? – подключается к беседе мужчина. – Или Холмогоров?
– Да мы не знаем фамилию, – даже не раздумывает над ответом Ясмина. – Просто он говорил, что бывал у вас. И что вы гостям рады. И что компаний таких душевных, как у вас собираются, и не встречал больше нигде. А моя сестра – она рисует, – без паузы переключает она внимание с неведомого Лехи на меня. – Мечтает художником стать, учиться поехать. Мы сами в маленьком городке живем, и у нас настоящего художника встретить – нереально, а тут такой шанс…
Не ожидала, что она способна так быстро и складно врать, приноравливаясь к ситуации. А впрочем – она вампир, она чувствует этих людей насквозь. И ее гонит отчаянный страх и необходимость найти убежище. Прежде, чем кончатся силы. Прежде, чем нас обнаружат. У нее все еще есть, что терять. Самое главное сокровище вампира. Ребенок. Каким-то чудом сохраненный ребенок. Второй встречи с охотниками ему явно не пережить.
А меня назвала сестрой. Вампирша – человека. И, оказывается, помнила, что я некогда рисовала.
– Проходите, – хозяин квартиры пропускает нас внутрь. – Раздевайтесь. И давайте, наконец, знакомиться. Я – Борис Алиханов, мою жену зовут Ирина, а это – наша маленькая семейная галерея. Галерея Алихановых, – он с бесконечной гордостью обводит рукой пространство вокруг. Картины везде. Они захватили все стены в прихожей, в коридоре, в той комнате, куда я могла заглянуть от двери. – Возможно, сейчас эти авторы не слишком известны, но я верю, их время еще придет. А настоящие ценители современной живописи восхищаются ими уже сейчас. Со всей страны приезжают взглянуть на наше собрание. Даже из Москвы…
– Да ладно тебе уже, выдохни, – легкомысленно прервала его пафосную тираду супруга. – Вы не пугайтесь, девчонки, он вменяемый, просто когда дело касается его любимых картин… Зовут вас как?
– Лариса, – не задумываясь, отвечаю я.
– Люся, – у Яси с головой было явно лучше. И вот зачем я им назвала свое настоящее имя? Одна надежда, что Ларис у них в стране не намного меньше, чем Алексеев.
– Вот и познакомились. Вы проходите, осматривайтесь, отдыхайте. А потом поможете мне на кухне, к вечеру такая орда завалится, надо ж кормить. Пока с рынка дошли, чуть все руки не оборвались, – она кивнула на принесенный сумки, часть из которых ее муж уже унес на кухню.
Картины, висевшие у них в прихожей, меня не впечатлили. Вот в смысле совсем. Словно детской рукой нацарапанные каракули. Без представления об объеме, пропорциях, перспективе. Неужели здесь с живописью настолько все плохо? Да нет, пока ехали по городу, я видела и плакаты, и афиши кинотеатров… да много чего еще, и нарисовано все было более чем грамотно и реалистично. А здесь… Долго же им ждать мировой известности…
– Непривычно, да? – вернувшийся из кухни Борис все же прочел скепсис на моем лице. – Нужно не бояться вновь стать ребенком, открывающим мир. Выйти за жесткие рамки правил и предписаний. Разучиться всему, чему научили. И познавать заново чистую радость бытия.
Радости бытия не разглядела, хотя впадение в детство было качественным, детсадовцем на зависть. Украшавшие коридор натюрморты из цветовых пятен на фоне художеств предыдущего раздела выглядели просто шедеврами. Борис что-то вещал про свободу от форм, сковывающих наше сознание. А я кивала и думала о том, что от тех форм, что в прихожей, можно и освободиться. А в экспрессии цвета действительно что-то было. Что-то зовущее, едва угадывающееся… Но все же далекое от моих представлений о живописи. Только цвета, чтоб передать всю сложную гамму чувственных образов, для меня было слишком мало.
Я вошла в комнату. Из мебели здесь был только диван. Все остальное пространство занимали картины. Несколько авторов, очень разных. Но я увидела лишь одного. И пропала. Автор этих картин не пытался разучиться рисовать и не искал первозданности в дилетантстве. Но смешивал время и пространство, заставляя образы переходить из одного в другой, создавая из хорошо знакомого нечто невиданное. Хмурая сень зимнего леса становилась здесь каменной стеной с пробитым в ней окном в лето. Листы книги тянулись через луг извилистой дорожкой и уходили легчайшим полотном в небеса в мрачный каменный замок на невесомом облаке. Изогнутые прутья кованой ограды казались контурами неведомого женского лица, проплывающие над садом облака создавали изысканную прическу, скромный вьюнок казался сережкой в невидимом ухе…
– Какие у тебя необычные застежки на туфельках, – доносится до меня из прихожей голос Ирины.
– Необычные? Не знаю, я привыкла. Они у меня давно уже, – легко отвечает Ясмина.
– И выделка какая тонкая… Где это делали? Ведь не у нас, я права?
– Наверное. Я мало где бывала. Мне брат их привез. Возможно, сказал, откуда. Но я не помню уже.
Брат. Который создавал реальности в своих снах. Дарил сказочные рассветы и выращивал для меня океаны цветов. Который мечтал открыть иную реальность для своей единственной сестры. И который никогда уже за этой сестрой не придет…
«И пусть будут белее волос твоих те облака…»
Вот они, бесконечно белые облака, ставшие волосами девы-мечты на картине непризнанного художника… А Лоу никогда не войти в этот «третий мир», мир навсегда погасшего для ее сестры солнца… И он ведь знал, что не будет ему туда дороги. Хотя думал – это где-то среди бесконечных звезд…
– Вижу, ты все же нашла своего автора? – Борис не оставлял меня своим вниманием. – У нас каждый находит что-то свое. Все ж люди разные. У каждого свои эмоции, ощущения, представления. Свой жизненный опыт, свой уровень знаний. Как всем может нравиться только один официально утвержденный канон? В этом изначально заложено некое лукавство, верно? А я собираю очень разные вещи, на самые разные вкусы, для самых разных людей…
– Вы их продаете? Или только выставляете? Или просто собираете для себя? – пытаюсь понять, куда мы все же попали.
– И то, и другое, и третье. Что-то беру только на продажу, что-то не продам ни за какие деньги. А что-то беру специально для выставки, чтоб знакомить молодежь с современным искусством во всей его многогранности.
– Вы и сами еще не старый.
– Мне уже тридцать восемь. Полжизни прожил. А когда приходят вот такие молоденькие девочки, так и вовсе чувствую себя стариком… Показать тебе еще Вашукова? У меня не все здесь выставлено. А на других, я гляжу, ты и не смотришь.
Киваю:
– Да, если можно.
Он ведет меня в кабинет. Здесь задернуты шторы, царит полумрак, есть письменный стол и пара шкафов. А на стенах – вновь картины, картины, картины. Но эти – иные. Совсем. Вместо холста или картона основой им служат тяжелые деревянные доски. На каждой – фронтальное изображение человеческой фигуры, застывшей в мрачной торжественности. Ни объема, ни пространства, лишь пронзительные взгляды огромных серьезных глаз.
– Вы собираете и такое? – не знаю, как сформулировать вопрос, на который хочу получить ответ, не показав своего абсолютного невежества.
– Иконы? Это Иришина страсть. Она у меня реставратор. О древнерусской живописи знает практически все.
– Они древние? – с трудом вычленила хоть что-то, за что смогла зацепиться.
– В основном – восемнадцатый век, семнадцатого меньше. А вот эта – самая ранняя, звезда коллекции, – он указал на маленькую, ничем, на мой взгляд, не примечательную доску с изображением женщины. – Четыреста лет ей. А нашли, представляешь, случайно, в каком-то амбаре. Она черная вся была, доска гнить начала… Сейчас за нее безумные деньги нам предлагают. Не отдаем. Ириша верит, что хранит она нас… А Вашуков у меня здесь, – Алиханов оборачивается к холстам, что стоят на полу возле одного из шкафов, повернутые к стене. Перебирает их, вытягивая на свет несколько. – Вот интересная его работа… эта мне нравится меньше… а вот эта самая первая, он ей со мной расплатился как-то. Были еще – но их я уже продал, спрос на них есть, даже иностранцы интересуются…
Опускаюсь на пол, чтоб лучше рассмотреть. И вновь теряюсь в изгибах фантазии этого художника. Мне, напротив, вторая нравится больше.
– Сразу видно истинного ценителя, – удовлетворенно кивает Борис. Мой искренний интерес ему явно глубоко импонирует. – А сестричка твоя первым делом в ванну побежала.
– Ой, – возвращаюсь к суровой реальности. – Мне ж ей, наверно, помочь нужно. Да и самой… Вы ведь простите, ничего, если я тоже… воспользуюсь?
– Да беги, не стесняйся, никуда картины не денутся, – смеется хозяин. – Разве что новые с минуту на минуту прибудут.
– Новые?
– Вместе с автором. Привезет он нам, я думаю, что-нибудь кроме себя любимого.
– Так он что, к вам приезжает? Скоро?
– Ну так встреча с автором у нас с каким на сегодня назначена? – чуть усмехается Алиханов. – Ты с каким художником-то пообщаться хотела?
– Да я, если честно… с любым…
– А приедет тот самый, – откровенно потешается надо мной Борис. – Беги, мойся.
Яся сидит, сгорбившись, под потоком воды, никак не реагируя на мое вторжение. Ее лицо не выражает ничего – отрешенное, пустое, нечитаемое. Или это я не в состоянии прочесть там хоть что-то, слишком дезориентированная отсутствием на этом лице самого главного.
– Помочь тебе вымыть голову?
– Если не тяжело… Я могу и сама, я даже нашла шампунь, вот только… устала…
Устала. Не удивительно: голод физический, энергетический, перенесенные пытки, жуткие условия содержания… И она еще держалась, она еще шла, ехала, искала… Я просто ходить, и то устала уже, не представляю, как она продержалась так долго.
– Теперь отдохнем, верно? – начала была засучивать рукава на рубахе, а потом подумала: да кого стесняться? Слепую вампиршу? А намочу одежду, менять будет не на что. Да и самой помыться не помешает. – Я залезу к тебе, ты не против?
– Только воду поправь.
Недоуменно подставляю пальцы под струю воды, чтоб тут же с криком отдернуть.
– Яська, да ты в уме?! Ты холодную вообще, что ли, не включала?
– Холодно. А вода вроде теплая, а не греет…
– Теплая? Да ты кипяток включила, им ошпариться можно! – отворачиваю от нее воду, начинаю судорожно крутить краны. Багровые пятна, оставленные водой на ее спине, прямо на глазах исчезают, сравниваясь в цвете с остальной кожей. – То, что ты себе регенерацию лишний раз на ровном месте запускаешь, разве здорово? Разве у тебя энергии на это переизбыток?
– Да оно, вроде… не тратится, – неуверенно оправдывается она. – Или немного совсем. Не знаю, я не задумывалась никогда. Просто согреться хотелось.
– Сейчас согреешься, маленькая, не переживай, – забираюсь к ней в ванну, покрепче прижимаю ее к себе спиной. – Так теплей, верно?
Она глубоко вздыхает, обнимает мои руки, держащие ее за плечи.
– Да, так хорошо. В тебе есть эта искра. Частичка крови вампира. От нее – так тепло.
Частичка крови вампира… Да, им же вечно нужны прикосновения, ласки себе подобных. Бесконечный энергетический обмен. Только кровью, похоже, его не восполнить… Но Анхен ведь путешествовал. Как-то он жил один… Или то, что нормально для здорового, становится невозможным для больного? У нее же энергетические узлы разрушены. Значит, энергия вытекает… или не аккумулируется… Нам нужен Анхен. И пусть он последний вампир на свете, которого я хотела бы видеть, нам нужен Анхен, чтобы спасти ее. Пусть отвезет ее домой, покажет Сэнте, та обязательно что-нибудь придумает. Даже если зрение уже не вернуть, как-то помочь ведь можно. Чтобы Яся хотя бы перестала мерзнуть.
– Ты думаешь, он сможет найти нас здесь?
– Владыка? – Яся понимает по-своему. – Нет, не должен. Но лучше побыстрее уехать. Найди где-нибудь карту, выбери город. Побольше. И подальше отсюда. Завтра утром заберем твой паспорт и поедем…
– Завтра утром? Мне казалось, лучше забрать его сразу, пока о нем никто не узнал.
– Завтра утром, – убежденно повторяет Ясмина. – Потому что сейчас ты отдыхаешь со мной в летнем домике. Потом будешь помогать добираться до Границы. Потом опять отдыхать. И только завтра с утра приедешь в Пермь.
– По-моему, ты перестраховываешься. Кто будет проверять?
– Леха твой и проверит. Он был против того, чтоб меня отпустить, и теперь его явно совесть мучает. Да и не верю я, что «почти настоящий» паспорт здесь могут сделать за одну ночь.
– Ладно, с паспортом можно и завтра, меня и саму при мысли о том, что надо вновь искать что-то на этих улицах, в дрожь бросает… Наклоняй голову, волосы намочим… Ты мне лучше скажи, как нас отыщет Анхен? Тем более, если мы и отсюда уедем.
– Ребенок, Лар. Я ведь ношу его ребенка. Это такой энергетический след. Он найдет, просто… чуть-чуть попозже. К лету. Когда ребенок воплотится физически, ему будет легче его почувствовать. Нам надо продержаться совсем немного. Пожалуйста, Лара. Не важно, куда мы уедем. Анхен найдет, – она вздыхает. – А здесь нас может найти кто угодно. И если это будет твой Леха, вспомнивший долг…
Леха нас не предаст, я почему-то была уверена в этом. Но для Яси он был просто одним из охотников. Олицетворение всего того ужаса, что они сотворили с ней. И она боялась, она панически боялась находиться столь близко от их логова. Я понимала ее, мне и самой было не слишком спокойно.
– А мы справимся, Ясенька? Ты разве сможешь одна – без соплеменников, без врачей? – с сомнением вздыхаю я, намыливая ей волосы. Они отрастают, скоро будут касаться плеч, и, наверное, это хорошо. Те, кто, возможно, будут ее искать, едва ли ожидают, что они могут расти так быстро.
– Одна – не смогу, – признается она. – Только если с тобой. Я знаю, я обещала тебя оставить, едва мы дойдем до людей, но теперь… Не бросай меня, Лара, – едва слышно шепчет она, – пожалуйста. Без тебя мой ребенок погибнет, только в тебе есть эта искра, это тепло, его нам хватит, а потом…
– Тихо, Яся, ну что ты? Конечно я не оставлю. Я просто пытаюсь понять, как лучше, – вода течет по ее волосам, смывая пену. А я вспоминаю ее брата, как он заботился обо мне, беспомощной, выхаживал, согревал. Могла ли я когда представить, что мне придется так отдавать свой долг? В мире, где его больше нет…
– Лучше уехать, Лара, – убеждает меня Ясмина. – Это очень хороший дом, и нам просто сказочно повезло, но лучше уехать. Завтра. Как можно раньше. В этом городе опасно.
– Хорошо, мы уедем, – я скольжу мочалкой по ее спине, словно мылом можно отмыть весь тот ужас, что въелся под ее кожу в том жутком ангаре. – А эти люди, что нас приютили, неужели они действительно верят, что мы ехали к ним, ради этих картин, ради этого художника?
– Насколько я могу чувствовать – да, – перемена темы Ясю успокаивает. – Причем они допускают мысль, что не ради картин, а просто переночевать. Для них это нормально. Здесь постоянно какие-то гости, у них постоянно кто-то ночует, будучи проездом…
– Посторонние люди?
– Друзья друзей, друзья друзей друзей… Им это нравится. Новые люди, новые знакомства, связи, известность… Как же еще функционировать их галерее, если в газету о ней объявление не дашь?
– Почему не дашь? – не понимаю я.
– Не знаю… Местные вампиры не разрешают?
– Какие вампи?.. Ты меня не пугай, – выдыхаю я, понимая, что она просто шутит. – Лучше скажи, что ты думаешь о собственном ужине. Ну, чтоб я сразу знала, чего мне ждать, – закончив с Ясей, начинаю приводить в порядок себя. Расплетаю косы. Такие длинные, такие пышные. И ведь Леха прав – придется резать. Не носят здесь так, я смотрела. Совсем, никто. Разве что дети малые… Вот и на меня все как на ребенка смотрят. – И да, Ясь, ты все же учитывай, у людей нет традиции заниматься сексом с гостями на глазах у жены… То есть бывает, конечно, всякое, но если Ирина застанет тебя с мужем – скандал будет грандиозный, с битьем лиц и порчей картин. Ты им просто разрушишь семью в ответ на гостеприимство.
– Да нет, о нем я думала в последнюю очередь, – успокаивает меня Яся. – На крайний случай. Я больше рассчитываю на их гостей. Ирина обещала, их будет много, смогу выбрать по вкусу.
– Но ведь глупостей… ты же не наделаешь? Ты ведь понимаешь, что нам надо уехать отсюда тихо, не оставив лишних воспоминаний?
– Глупость очень хочется сделать одну и прямо сейчас…
– И? – вопрошаю, не дождавшись продолжения.
– Очень крови твоей хочу, – она чуть тянется и безошибочно берет меня за руку. Притягивает ее к себе и с нежностью целует в ладошку. – Понимаю, что надо дождаться вечера и тех мальчиков… Но очень хочу твою. Сейчас. Здесь.
Что ж, я ведь ей обещала. А она все еще страшно голодная.
– Хорошо. Я только домоюсь, ладно? Потом у меня уже вряд ли получится… А здесь – это даже неплохо, – пытаюсь искать плюсы в мероприятии, которое понравиться мне не может по определению, – очнусь – а кругом вода.
Очнулась я на кровати, с замотанными полотенцем волосами и укрытая пледом. Яська обнаружилась рядом, одетая в черно-серое трикотажное платье с широким кожаным поясом. Обхватив меня рукой за талию и привалившись к моему боку она, должно быть, спала, поскольку никак не прореагировала на мое шевеление.
Вожделенную воду нашла в графине на тумбочке. Заодно обнаружила, что под пледом я не совсем, чтобы раздета. На мне красовалось ночная сорочка явно из гардероба хозяйки. А оккупировали мы, соответственно, хозяйскую спальню. В постельке, впрочем, мне понежиться не дали, уложили поверх покрывала. Но даже за это было неловко. Ворвались к чужим людям, расположились, словно любимые родственники… Это сколько же я без сознания провела, что даже Яська уснула, меня дожидаючись?
Напившись, посидела немного, приходя в себя и разглядывая картины на ближайшей стене. Взгляд притянул натюрморт из бутылок различной степени целости и наполненности. Тошнотворно-зеленая гамма и болезненно-искривленные силуэты не позволяли именовать сие творение иначе, чем «Утро алкоголика». Даже любопытно стало, зачем Борис поместил ее в спальне. Чтоб бросить пить? Или чтоб даже не начинать?
