Текст книги "За синими горами (СИ)"
Автор книги: Алина Борисова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
Несколько дней я провела в жутком напряжении, но вроде бы ничего не изменилось. Он все так же заходил узнать, как дела, все так же открыто улыбался и рассказывал о ближайших планах. И, в ответ на мой вопрошающий взгляд, неизменно успокаивал, что все обязательно будет хорошо. И я поверила.
Тем более, что две недели моего незаслуженного отдыха прошли, и я вернулась к работе. Вернее, приступила к своим новым обязанностям. Взять меня медсестрой он все же не смог, устроил сестрой-хозяйкой. Не намного ближе к собственно медицине, но зарплата выше, физический труд сведен к минимуму. Да и ответственность возросла значительно, что позволяло чувствовать себя чуть более уважаемым лицом, чем простая санитарка. А если добавить к этому и значительно улучшившееся физическое самочувствие, то неудивительно, наверное, что я бегала теперь по больнице на невероятном душевном подъеме, улыбаясь всем и каждому, горя энтузиазмом сделать все, что ни попросят. И отношение ко мне постепенно сменилось. Я не была уже выскочкой, пролезшей на должность по блату. Я была молодой, но очень толковой, надежной и ответственной.
Появились даже приятельницы, с которыми можно было поболтать в свободную минуту. Дальше этого дело не шло, дальше у каждой из нас была своя жизнь, и в моей посторонним места не было.
А вот доктор… Как-то он незаметно стал «своим». Нет, он тоже никогда не докучал мне после работы и не появлялся более в нашем доме. Но каждый рабочий день я неизменно забегала к нему, порой по нескольку раз, поскольку он продолжал подкармливать мой организм так недостающими ему витаминами и минералами и по-прежнему хотел контролировать процесс.
– Ну вот, – сказал он мне как-то под вечер, когда я влетела к нему, сияя улыбкой, испытывая сказочный прилив сил, словно не после рабочего дня, а после дня отдыха в санатории, – приятно взглянуть на человека, который просто лучится здоровьем! Если бы еще не твои постоянные кровопотери, – неодобрительно вздохнул он, и все испортил. – Маша, ну невозможно ж так жить! Я на тебя по утрам гляжу – у меня руки опускаются.
Взглянула на него, такого несчастного, сидящего в своем начальственном кресле в окружении каких-то глупых бумажек. Так жаль его стало. Подошла и, не слишком задумываясь о том, что делаю, опустилась к нему на колени, прижалась, обняла за шею. Это казалось мне таким естественным в тот момент. Это и было естественно. По-вампирски. А вот как это по-человечески выглядит, мне и в голову не пришло.
– Ах, доктор, о какой ерунде вы думаете, – чуть потерлась виском о его висок. – Все ж хорошо, вы меня спасли. Вы мне помогли, помогаете, я вам так благодарна! А вы? Вот вечно вы отыщете хоть что-нибудь, да плохое! И вообще, – положила голову ему на плечо, уткнувшись затылком ему в шею и устремив взгляд в окно, – мне бы доктор, ваши проблемы. Тут зима на носу, а у меня и сапог-то нет, все в туфлях бегаю. Вот думаю, мне с зарплаты осенние покупать, или все-таки зимние? У вас холодные зимы?
– До нуля, – он отвечает как-то не сразу. И только сейчас кладет, наконец, на стол свою шариковую ручку и осторожно приобнимает меня за талию.
– В оттепель? Ну, это знакомо. Морозы насколько сильные?
– Вот до нуля и бывают… морозы. Но редко, обычно у нас теплее.
– Правда? – поднимаю голову и смотрю на него недоуменно. Он тоже смотрит. Не могу понять, как. – Но это же замечательно, значит, зимние сапоги не нужны. То-то я смотрю, их и в продаже-то нет… Но погодите, – новая мысль приходит мне в голову. – Это что же, выходит, у вас и снега не бывает? Совсем?
– Ну почему, выпадает. Раз в несколько лет на денек-другой. А дома у тебя, значит, много снега зимой бывает?
– Много, – вздыхаю я, вновь устраиваясь на его плече. И кажется, впервые начинаю понимать, что вкладывает Ясмина в понятие «тепло». Вот от доктора мне тепло, хоть я и не мерзну. И хочется прижаться плотнее, обнять покрепче и замереть, наслаждаясь тем, как невидимые теплые искорки проникают под кожу… Этак завтра мне его вообще укусить захочется, пытаюсь встряхнуть себя я. Но ведь сегодня не хочется. А он так и вовсе ко мне как к ребенку относится, так что б и не посидеть? Тем более, не возражает. Не нравилось, так прогнал бы. – Знаете, когда я в детстве шла по расчищенной от снега дорожке, мне казалось, что сугробы вокруг величиной с дом. И мы в них рыли всякие норы, сквозные проходы или даже целые снежные комнаты, приглашали потом друг друга в гости… А еще у нас делали снежные горы – высокие-высокие, и заливали водой. А мы потом всю зиму с них катались, не только дети, но и молодежь…
– Горы, – повторяет он тоскливо. – Вот ты скажи мне, Маш… Только честно скажи, я все равно ведь уже знаю, что паспорт у тебя фальшивый и имя, скорее всего, не твое…
Напрягшись от такого начала, я вновь поднимаю голову и с опаской смотрю в его лицо.
– Тебе хоть восемнадцать-то есть? Ты не бойся, я никому не скажу и ничего не сделаю… Только правду.
– Мне двадцать два.
– Хоть что-то, – непонятно выдыхает он. Пальцами свободной руки едва касаясь скользит по моей коже от виска к уху. И тут же сжимает пальцы в кулак и вновь опускает руку на подлокотник. – Хотя нет, не верю. Не выглядишь. Вот только взгляд у тебя… не детский. Но, с такой жизнью…
– У меня повышенная регенерация, – пожимаю плечами. – Думаете, только крови? Клетки кожи тоже обновляются неплохо, а уж волосы…
– А что волосы?
– Растут, – пожаловалась ему я. – Просто чудовищно. Еще быстрее, чем ваши эритроциты. Но эритроциты-то хоть не видит никто, а волосы приходится обрезать. По нескольку раз в неделю. Помочь мне с этим некому, только самой, вот и выходит… вот, – я сдергиваю резинку, чуть встряхиваю волосами и перекидываю концы на грудь. – Такое даже в честь праздника распустить невозможно!
– Да, – кивает он, – красиво.
Не то фантастически «ровной» линией обреза восхитился, не то, будучи мужиком, да еще и с головой, полностью погруженной в работу, вообще не понял, о чем я речь веду. Ну да, что я, в самом деде, со своими женскими заморочками? То про сапоги ему жалуюсь, то про прическу.
– Простите, – внезапно стало неловко, что я вообще сижу у него на коленях. Он же не вампир, он вон вообще не знает, как на такое реагировать, вроде, повода не давал. Соскальзываю с его колен, отхожу к окну, нервно собирая волосы обратно в хвост и делая вид, что разглядываю свое отражение в стекле. Взглянуть вновь ему в глаза жутко стыдно. Что он обо мне теперь думает после подобного?
– А эритроциты, Маш, – доносится до меня его голос после непродолжительного молчания, – их ты тоже «обрезаешь» намеренно?
– Зачем? – разворачиваюсь недоуменно, но с облегчением. Напридумывала себе, а у него вон мысли от эритроцитов и не поднимаются.
– Затем, что растут. И, видимо, так же неумеренно, как волосы.
– Почему неумеренно? Только до нормы. Этак я бы умерла давно.
– Вот и возникает вопрос, Машенька. Что с тобой будет, если «обычные, рутинные» и какие там еще кровопотери закончатся? Если ты перестанешь терять кровь, совсем, до последней капли?
– Что будет? – впервые задумываюсь об этом. Не об ужасе неизбежной Ясиной смерти, а о том времени, которое непременно наступит после. Когда приедет уже из своей дали дальней Анхен и заберет своего дитенка… да хоть в Бездну, лишь бы забрал и свалил, без всяких «дворцов» и разрушений ландшафта. А уж я потом… – Буду свободной, доктор. Здоровой, счастливой, – мечтательно улыбаюсь. – Сдам ближе к лету все экзамены, получу этот несчастный аттестат. Буду пытаться поступить в институт. Я ведь два курса в медицинском отучилась, теперь вот… Понятно, что придется опять идти на первый, но это не страшно, я одно время думала, что вообще уже никогда, а тут… Вот, надеюсь, вы посоветуете, куда ехать, у вас ведь в городе меда нет.
В его лице мелькнуло что-то. Неудовольствие, разочарование? Ах, да, я ведь не о том, он спрашивал только про кровь.
– Вы переворачиваете причину и следствие, – возвращаюсь к медицинским вопросам. – Кровь восстановится до нормы и на этом замрет. Будет просто кровь, без патологий. Да и волосы. Если их не резать, дорастут вот так, до бедер, и перестанут.
– Перестанут? – удивляется он.
– Ага, – беззаботно киваю я. – Что еще? Наверно, выглядеть стану постарше наконец, за малолетку принимать перестанут. А то я уже тетенькам с солидным весом и возрастом завидовать начинаю. Напрягает, когда на тебя бесконечно как на ребенка несмышленого смотрят, ни одно твое слова ни веса не имеет, ни доверия не вызывает.
– Для меня твои слова важны, – возражает он.
– Ну да, конечно. Так я пойду? У вас ведь еще дела, я и так уже вас заболтала. До завтра?
– До завтра, Маш… Нет, погоди, – окликает уже от двери.
Оборачиваюсь.
– Может, я тебя провожу? – он встает, направляясь ко мне.
– Зачем? – искренне недоумеваю. – Я в обмороки больше не падаю. Благодаря вам, доктор. Так что спасибо, ничего больше не надо.
Ухожу. А он остается. И, когда переодевшись, иду по улице, замечаю, что в его окне все еще горит свет. Ну вот, что и было понятно. У самого еще дел полно, а он все куда-то бежать порывается. Каждого пациента до дома вести – это никакой жизни не хватит. Тем более уже бывшего пациента, вполне здорового и полного сил.
Это ощущение полноты сил и позволило обнаглеть, и попробовать сдать часть экзаменов в конце декабря. Хотя бы то, что я, вроде как, и так знаю. Математику всякую, физику, химию, биологию. И ведь даже прошло. Получилось. Со всем, кроме физики. О чем я и жаловалась доброму своему доктору, забежав к нему очередной раз в конце рабочего дня.
– Из за какого-то там Ньютона, представляете? Я же им все решила, все ответила. «Законы Ньютона», блин. Ну скажи, что тебя закон инерции интересует или закон движения, и расскажу, и нарисую, и все, что хочешь, сделаю. А от бесконечного количества безумных фамилий у меня уже в голове больно. Кто из них что открыл, про кого я в каком учебнике читала?.. И, главное, фамилии, как на подбор: наборы букв в случайной последовательности! Хоть короткие, одна радость…
– Маша, погоди, ты что… не знаешь, кто такой Ньютон?
– Да знаю уже, читала, пока готовилась. Просто понимаете, оно у меня… не соотносится. Вот то, что я с детства, со школы знаю – и все эти новые нелепые названия, фамилии…
Он, похоже, несколько обалдевает.
– То есть, ты хочешь сказать, что изучала все эти законы, но не слышала имени их первооткрывателя? И не только этого имени? Это где же такая школа?
– Где-то, – тут же насупилась я.
– Машка, – вздыхает он, – кладезь тайн и секретов… Ну, давай хоть отметим твои победы.
– Да какие победы? Мне тройка не нужна, я пересдавать буду. Вот пересдам – тогда и отметим.
– То есть ты согласна?
– Ну… да. А как отмечать будем?
– Мне кажется, такое событие вполне достойно того, чтоб его походом в ресторан отпраздновать.
Хмурюсь. Как-то это… излишне.
– И как ваша жена реагирует на то, что вы абы с кем по ресторанам разгуливаете?
– Я не женат, – он смотрит на меня слегка удивленно. – Мне казалось, это вся больница знает.
– Ну, больница, может и знает, да только давно перестала обсуждать этот факт на каждом углу, – пожимаю я плечами. – А специально я не расспрашивала.
– Ну конечно, – невесело усмехается он. – Зачем тебе?.. И абы с кем я, Маш, тоже нигде не разгуливаю, я тебя позвал. И ты даже дала согласие. Ты ведь от своих слов не отказываешься?
– Да куда уж деваться, раз вы так ставите вопрос, – улыбаюсь в ответ. – Не отказываюсь. В самом деле, давайте сходим. А то сколько у вас живу – ни в одном ресторане не была. Только давайте в рыбный, ладно?
Он чуть поднимает бровь, но от комментариев воздерживается. Он вообще крайне сдержан все дни до намеченной даты, словно боится сказать или сделать что-то, что заставит меня передумать.
Однако передумать меня едва не заставили не его действия, а банальная проза жизни: мне просто не в чем было пойти. Канун Нового года, весь город в праздничном убранстве (хоть и трудно поверить, что это – зима), в ресторане все тоже будут нарядные, а я? В стиранном-перестиранном заношенном платье, которое и в день покупки к числу нарядных не относилось?
По счастью, мой непривычно хмурый вид заметили девочки на работе, вытрясли причину, которую я, по правде, и не скрывала особо. Ну, ресторан и ресторан, мало ли я с Анхеном по ресторанам ходила? Но тот же Анхен и приучил, что «абы в чем» – не солидно, это и на спутника тень бросает. А здесь у меня спутник тоже не «абы кто». Не авэнэ Эльвинерэлла, конечно, но уважения заслуживает никак не меньшего, в том числе проявленного и во внешней форме – то есть в одежде…
Вот только девчонки акценты совсем иначе расставили.
– Иванченко?! Тебя?! На свидание?!
– Да не на свидание, просто.
– Ну ты даешь, да кто ж в ресторан «просто» ходит? Все-таки клюнул, старый холостяк! Уж сколько к нему клинья подбивали, ты бы знала!
– А что ж не подбили? – даже любопытно стало.
– Да кто ж его знает? Кто говорит, что он все еще жену свою бывшую любит, кто наоборот, что после бывшей он вообще на женщин смотреть не может… Да плевать! И не грусти, будет тебе платье. Да мы из тебя, Машка, такую красавицу сделаем, он вообще про всех женщин, окромя тебя забудет, и про бывших, и про будущих!
Было мне платье. Алое, шелковое, с переливами. И даже туфли к нему одолжили. А украшения у меня и свои сохранились, не зря когда-то в пояс зашивала, – и цепочка с бриллиантовой слезой, и тонкий браслет ей в пару. Серег вот нет, ну так и уши давно заросли, при такой-то жизни. В честь праздника (и сданной, наконец, достойно физики) даже позволила себе посетить парикмахерскую. Позаимствовала у Ясмины плащ – он подходил к наряду куда больше, чем моя дутая куртка – и отправилась знакомиться с чудесами местной кулинарии.
Ресторан, расположенный в здании центральной гостиницы города, был переполнен, и даже очередь на вход стояла не самая маленькая, но нас пропустили. Провели за столик. Где, правда, уже сидели какие-то люди, но столиков на двоих тут предусмотрено не было.
– Ты сегодня потрясающе выглядишь, – тепло улыбнулся мне доктор, глядя поверх предложенного официантом меню. И похоже, впервые с момента нашего «сотрудничества» не пытается при этом мысленно прикинуть мой уровень гемоглобина. – Передо мной сейчас совсем не та девушка, что я встретил в больнице, и уж точно совсем не та, что я увидел на фотографии.
– А я говорила, что кто-то судит излишне поспешно, – нет, ничегошеньки я не забыла. – Что, сегодня вы не находите меня вульгарной?
– Маша… Ты самая элегантная, восхитительная, прекрасная девушка во вселенной!
– Как-то вы нынче без меры красноречивы, – чуть усмехаюсь на это славословие. – А вроде и не пили еще.
– Ну, это как раз самое время исправить. Как ты относишься к шампанскому?
– Как к неведомой экзотической жидкости, которую мы с вами непременно попробуем, но потом. На праздник середины лета, к примеру.
– А что, есть такой праздник?
– А что нам помешает его придумать? Но сегодня – простите, доктор, но я не буду алкоголь: ни в какой дозе, ни в какой форме, как бы красиво и экзотично он не назывался.
– Шампанское для тебя экзотика? – настаивать не стал, но тут же перешел к расспросам. Задавать вопросы он, похоже, вообще никогда не уставал.
– У нас не растет виноград, соответственно, не делают и вино, – особо секретной эту информацию я не считала.
– И не завозят?
Улыбаюсь. И уделяю внимание меню.
– Тебе нужна помощь? – решает он проявить заботу.
– Да, – а я за язык не тянула. – В изучении английского языка. Можно немецкого, мне не принципиально… А меню на русском, я справлюсь.
Вздыхает, чуть поджимая губы и неодобрительно покачивая головой. Но все же не может скрыть улыбку. И зовет меня танцевать, едва официант, приняв у нас заказ, отходит. Танцы здесь незатейливы, топтание на месте в обнимку друг с другом. Не сравнить с вампирскими забавами в походных шатрах. Но надо же когда-то и по-людски.
Но по-людски не очень выходит, я чувствую исходящее от него тепло. И потому прижимаюсь к нему чуть крепче, чем он, возможно, планировал. Его руки на моей талии обжигают сквозь тоненькое платье, музыка пьянит. Я так давно не танцевала, так давно не чувствовала себя красивой, желанной, женственной…
– Ну вот что ты творишь, несносная ты девчонка, вот зачем ты опять меня дразнишь? – хрипло шепчет мне мой партнер. Но, впрочем, не отстраняется и не прекращает движения. И не мешает моим рукам скользить не только по его плечам, не мешает мне отстраняться и вновь прижиматься к нему, поворачиваться спиной и скользить водопадом волос по его рубашке, и чувствовать жар его ладоней уже у себя на животе.
Я чувствую его тепло, я чувствую его удовольствие, и это неведомое прежде чувство пьянит, заставляя выпадать из реальности и вспоминать многое из того, чему меня научили в свое время друзья и подружки Лоу.
– А знаешь, что самое жуткое, Маш? – теперь уже он крепко прижимает меня к себе на последних аккордах. – Ты сейчас опять отстранишься и сделаешь вид, что и не было ничего.
– Опять? Мы с вами прежде, вроде, не танцевали.
– Вроде, – вздыхает он и отпускает, чтоб отвести меня к столику.
А там – соседи, при которых и не поговоришь особо. Напитки уже принесли, поэтому некоторое время просто пьем минеральную воду, пытаясь выровнять дыхание.
– У тебя очень красивый кулон, – замечает он, не сводя глаз с ложбинки между грудей, где поблескивает бриллиантовая капля.
– Или очень удачное место, где он расположен? – не могу не поддеть. Тем более, что взгляд его я чувствую кожей, он для меня словно луч прожектора, посылающий не световую, но тепловую волну. Ладно, главное, что аромат его крови я не чувствую, а вот аромат принесенного салата – очень даже. Так что пусть погреет еще, мне приятно.
– И место… – в некоторой задумчивости соглашается он с моими словами. Но тут же возвращается в нейтральное русло. – Очень тонкая работа. Плетения оправы просто завораживают.
– Одна из немногих вещей, которые мне удалось сохранить от прошлой жизни. В свое время рассчитывала продать, чтобы получить хоть какие-то средства к существованию, но благодаря многим хорошим людям, и вам в том числе, это до сих пор не понадобилось.
– Приятно быть для тебя в числе хороших людей, – улыбается на это доктор. И признается, – знаешь, никак не могу привыкнуть к тебе такой.
– Какой? В кои-то веки прилично накрашенной?
– Уверенной, раскованной. Привыкшей к дорогим украшениям и дорогим ресторанам…
– Это с чего ж вы взяли? Нет, приятно, конечно, не быть больше в ваших глазах девочкой с помойки, но все же…
Он морщится, когда я вновь вспоминаю об этом, но с мысли не сбивается:
– Тебе не понравилось здесь. Ты ожидала чего-то большего, лучшего… Когда мы вошли, ты чуть хмурилась недоуменно, а отнюдь не оглядывалась с жадным любопытством, или не пыталась это любопытство скрыть. Ты смотрела, но… тебя не впечатлило. И меню показалось излишне коротким…
– Не совсем так, здесь довольно приятное место, – поспешила его успокоить. – Я просто не совсем поняла, откуда очередь? Здесь нет ни какой-то изюминки в интерьере, ни особо изысканного меню, ни привлекательно низких цен. Тут даже столики для двоих отсутствуют… Может, эта группа у вас особо популярна, я просто не знаю, – киваю на музыкантов. – Вот и все мое недоумение, а так здесь приятно и очень вкусно. Я вот рыбу такую никогда раньше не пробовала, видела на рынке, но не решалась…
– Ну, хорошо, что хоть рыба… А я-то наивно надеялся быть первым, кто отведет тебя в ресторан, – с невеселой улыбкой признается Иванченко. – А у тебя уже есть, с чем сравнивать…
– Быть первым в моей жизни… по многим вопросам уже не выйдет. Но вы можете стать первым, кто не предаст. Я оценю. И именно потому, что мне есть, с чем сравнивать.
– Маш… – он пытается подобрать слова. Но потом бросает это и возвращается к вещам попроще, – а очередь – так ведь дни предпраздничные, а у нас в городе, к сожалению, не так много мест, где можно было бы это отметить. И, кстати, раз уж праздник так скоро, давай мы выпьем с тобой за него, за наступающий. Хоть минералки. Чтоб все сбылось, о чем мечтается.
За такое трудно не выпить. Тем более, минералки.
– А есть мечта, Маш? – интересуется он потом. – Чтобы самая-самая заветная?
– Мечты всегда есть, – задумываюсь, о чем бы ему рассказать. – А знаете, однажды я видела сон. Огромный город где-то в Азии, – да, такое слово я уже знала. – Множество высоченных башен из стекла и бетона, высоких, этажей по сто. А я брожу по этому городу с маленьким рюкзачком и очень большой картой. И, путаясь в иероглифах, пытаюсь отыскать дорогу к маленькому старинному домику с изогнутой крышей… Мне очень долго врали, что такого города нет. Что он не существует, невозможен. А я хотела бы добраться туда однажды. И увидеть старинные домики и новейшие высоченные здания. Им всем назло добраться.
– Стоит ли делать что-то только назло?
– Да не только, конечно. Тем более, что им все равно. Но для меня это значило бы много. И мне в самом деле было бы интересно. А о чем мечтаете вы?
– О разном, – уходит он от ответа. – Но для исполнения моих мечтаний не надо лететь на другой конец света.
На улице дождь, и он ведет меня домой под своим зонтом. И я решаюсь, наконец, спросить у него о том, про что не стала заговаривать в ресторане. Не слишком-то это удобно, сидя за общим столом. Но теперь, отделенные от всех дождем, мы, наконец-то остаемся одни.
– А вы мне расскажете о своей жене? Почему вы расстались, почему не женились вновь?.. А то обижаетесь, что я не интересуюсь, не собираю сплетни по больнице. Вот, интересуюсь. Но решила обратиться к первоисточнику.
– К первоисточнику, значит? Что ж, это не секрет. Мы познакомились в институте, там же и поженились.
– А где вы учились? – становится любопытно в свете моих планов на будущее. Надо ж выбирать себе вуз.
– В Москве.
– В столице? – я скорее разочарована. Там мне пробиться вряд ли светит, мне б что попроще.
– А почему нет? Я закончил школу с золотой медалью, считал, что достоин лучшего, поехал туда. Поступил легко, легко и учился, был лучшим на курсе… Этим, видимо, ее и привлек.
– Ну почему вы решили, что именно этим? Девочкам свойственно в цвет глаз влюбляться. Или в улыбку…
– Это я потом уже понял, что только этим. А в те годы, конечно, верил, что ее покорила моя улыбка. Или какие-то мои душевные качества. Нет… Институт закончился, и приезжий мальчик, хоть и с красным дипломом, стал всего лишь одним из… Многих и многих и многих «молодых специалистов», которым пробивать себе дорогу к вершинам предстояло еще долгие и долгие годы, активно расталкивая при этом локтями себе подобных… А ей не хотелось ждать, пока я стану «кем-то». Ей хотелось уже сейчас быть спутницей кого-то куда более значительного, – он чуть вздыхает. – Я пытался соответствовать. Занимался научной работой, защитил диссертацию… Она все равно ушла к тому, кто уже заведовал кафедрой и был не кандидатом, а доктором наук… А я все бросил и уехал. Обида жгла, боль, хотелось что-то кому-то доказать… Что я не так уж плох и не так ординарен, что я добьюсь куда большего не в столице, а в родном своем городе, что на Москве свет клином не сошелся. И добивался, добивался… В итоге создал отделение гематологии в городской больнице, его и возглавил. Потом добивался того, чтоб создать нашему отделению имя… Свою бывшую жену как-то встретил на одной конференции, она как раз была в раздумьях между третьим и четвертым мужем. Предложила мне «вспомнить прошлое». Но оказалось, что она мне больше не интересна. Я давно не тот мальчик, что влюбился когда-то в красивую девочку. Да и она оказалась совсем не той девочкой… Я полжизни потратил, чтобы что-то доказать тому, чье мнение мне более не интересно. А когда оглянулся, оказалось, что вокруг никого, а красивые девушки даже и не смотрят на меня, как на мужчину… А я же ведь не старый, Машка! – закончил он вдруг с неожиданным напором. – Я же ведь совсем еще не старый, мне всего тридцать семь.
– Да, – киваю я с невольной улыбкой, – действительно, не восемьсот.
– Смеешься, – не оценил он мою реакцию. – Вот ты танцевала сегодня со мной, соблазняла меня. Но разве при этом ты хоть раз на меня взглянула? Разве тебе интересен результат? Нет, ты просто наслаждалась процессом, и это понятно. Ты молода, прекрасна, у тебя давно не было возможности отдохнуть. И тебе все равно было, с кем танцевать и кого соблазнять…
– И неправда! – как-то даже обидно стало. – Я смотрела на вас и танцевала с вами…
– Смотрела? И какого же цвета мои глаза?
– Э… – простой вопрос вогнал меня в некоторый ступор. А в самом деле? – Серые… или голубые… или зеленые…
– Или желтые, – скептически хмыкает Иванченко.
– Нет, не карие, это точно!
– Даже так, – еще больше расстраивается он. – А я вот… все жду, все надеюсь… Тогда ты доверилась мне, назвала по имени, и я понадеялся, что, быть может, я нужен тебе чуть больше, чем просто врач, хранящий твои секреты. Но ты отстранилась обратно, ты вновь вежлива и официальна, словно ничего такого и не было.
– Я просто…
– Просто, – кивает он. – Просто вбежала однажды, обняла, прижалась, уселась на колени, словно мы лет десять уже женаты. И я подумал тогда, как же жаль, что эти десять лет я провел не с тобой. Но прежде, чем я сумел найти хоть какие-то слова, ты опять убежала. А я остался, с открытым ртом и закрытой дверью… И, конечно, ты «просто…» Ничего ж не было, верно?
Молчу, не зная, как поднять на него глаза. Стыдно. «Дедушка старый, ему все равно». Ага, конечно. Натворила глупостей, вампирка недоперевоплощенная. И ведь не объяснишь, что это я так «грелась». И сегодня. Соблазняла, да. Потому что чем больше он возбуждался, тем больше тепла от него исходило. А мне от этой «энергии эйе», недополучаемой в процессе кровопитий, уже, похоже, голову сносит.
– Я для тебя совсем старый, да? – и столько тоски в голосе.
Довела мужика. Допрыгалась. И что мне теперь с ним делать?
А главное, с собой что делать? Что за ощущения вампирские? Действительно, что ли, секс стал настоятельно требоваться? Потому как потери эритроцитов мы восполняем, а с этим пробел?
– А знаете, Андрей, – начинаю я. – Мне, на самом деле, гораздо удобнее звать вас без отчества. Просто там, откуда я родом, они не в ходу. И, если вы не возражаете, я буду только рада.
– Не возражаю, – отвечает несколько настороженно. И явно ждет продолжения.
– Тогда давайте так, – будет ему продолжение. – Вы меня сейчас целуете, и если мне понравится – сильно понравится – я обещаю подумать над критичностью вашего возраста. Только учтите, – добавляю, покуда он переваривает изумление. – Мне давно не пятнадцать лет, и поцелуй в щеку будет называться «сам дурак» без права пересдачи.
В глазах его мелькает многое. И он даже чуть качает неодобрительно головой, одобрительно при этом улыбаясь. Ну а что он хотел? Еще лет двадцать ходить вокруг да около? Так он не вампир, у него их нет. А я… слишком, наверно, вампир. И это в восемнадцать я целовалась с мальчиком, не получая при этом удовольствия, просто потому что «я ему нравлюсь» и «так, вроде, положено». А вот друзья Лоу научили, что целоваться надо с тем, кто нравится тебе и только, если он нравится. При всей их сексуальной всеядности, именно они объяснили, что я имею права попробовать и имею право отказаться – в любой момент – если нравиться перестало.
– Как скажешь, – терять свой шанс, рассказывая мне о том, что женщине не стоит брать на себя инициативу в таких вопросах, он не стал. Его рука, свободная от зонта, скользит мне в волосы, чуть задевая при этом мочку уха, и обхватывает затылок. А его лицо приближается близко-близко. – Пятнадцатилетняя мне и не нужна, – шепчет он мне на ушко. И целует.
Очень медленно, бережно, нежно жар его губ течет по моим губам. И тепло его сердца словно проливается через этот поцелуй в мою душу, заставляя трепетать, заставляя чувствовать, заставляя пьянеть. Заставляя желать продолжения… и углубления… Заставляя проявлять инициативу самой, пить жар его губ, распаляя его страсть, еще сильнее тонуть в его удовольствии… или уже своем…
– Ты не посмеешь сказать, что тебе не понравилось, – хрипло выдыхает он, когда наши губы все-таки размыкаются.
– Посмею. Вот только зачем мне врать? Мне понравилось, – отвечаю, пытаясь отдышаться. А щеки горят, сердце колотится, как безумное, и даже ноги как-то не очень держат. Обнимаю его, прижимаюсь к нему, прячу лицо у него на груди. Мне тепло. И неважно, что дождь. А он гладит меня по волосам, и не ищет слов…
– Значит, подумаешь? – мое обещание он мне напоминает уже у самой калитки.
– Обязательно, – я едва ли готова на большее, чем «подумать».
– Ну… до завтра?
– До завтра, Андрей. И спасибо за этот вечер.
Ухожу, выскальзывая из-под его зонта, и спешу через двор к дому. Время позднее, Ясмина весь день одна.
– Я вернулась, Ясь, – сообщаю, включая свет.
И понимаю, что комната пуста.
– Яся! – окликаю я во дворе, заглядываю в беседку, в другие постройки. Вот куда она?.. Дождь же, ветер, вечер… Неужели опять пошла на обрыв?
– Яся! – кричу, выбегая на улицу. Еще бы тропинку найти в темноте, последний фонарь у соседского дома, а небо нынче безлунно. Поскальзываясь на мокрых камнях, я все же выбираюсь на ту тропу, по которой она обычно ходит. Ветви кустарника, растущего над самой тропой, окатывают меня водой, словно мало мне той, что течет с неба, но тревога гонит дальше. Куда она ушла, зачем? Неужели не дождалась? Голод, вампирские инстинкты… Или она просто ходила гулять и что-то ее задержало? Что? Она поскользнулась, упала с обрыва?
– Яся!
Мне кажется, что я вижу ее, подбегаю ближе – но это только валун, померещилось…
– Яся, где же ты?
Она сидит, свесив ноги, на самом краю обрыва, там, где каменная плита чуть выступает над морем. И соленые осколки огромных волн, что разбиваются о берег, вновь и вновь взметаются над ней, окатывая с ног до головы. Тонкое платье, на которое она так ничего и не надела, промокло насквозь, концы сильно отросших волос мокнут в луже.
– Яся, – подхожу, обнимаю ледяные плечи. – Уже очень поздно. Идем домой. Сможешь встать?
– Я еще посижу, – безразлично отзывается она, никак не реагируя на мои руки на своих плечах и, видимо, почти совсем их не чувствуя.
С каждым днем она уходила все дальше. Не по берегу моря, но по пути в бесконечность. Ее тело теряло чувствительность, она почти не ощущала моих прикосновений. Почти не ощущала идущего от меня тепла и уже не искала его. У нее не осталось эмоций и не осталось желаний. Ее тревожили только голод, да шум прибоя. Она любила шторм, это единственное, что еще могло заставить ее выйти из дома. Но уже не помнила океан.
