Текст книги "За синими горами (СИ)"

Автор книги: Алина Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

– Идем, ты мне нужен.

Нехотя и, кажется, не слишком сознавая, что он делает, Андрей двинулся со мной на выход.

– Лара, что… – заговорил он только на улице и то через силу. – Что это?

– Это? Гемазависимость. Болезнь такая, ты ж мне рассказывал. Присядь, – я заставляю его опуститься на скамью в беседке. – Ксюша, клади пеленки на стол и налей папе стакан воды.

– А Яся?.. – волнуется дочь.

– Сначала воды, папа плохо себя чувствует.

– Да нет, я уже ничего, – Андрей устало помассировал виски, вытер текущий со лба пот. – Вроде отпустило. Но воды принеси, действительно не помешает.

Ксю убегает, а я опускаюсь на скамью напротив мужа. Вампиры вампирами, а проснувшуюся Таю надо переодеть и накормить. А потом еще раз переодеть.

– Что он тебе приказал? Ты помнишь? – настороженно интересуюсь между делом у мужа. Увести его из комнаты и вывести из-под воздействия, возможно, не синонимы.

– Он? Ты хочешь сказать, это он так?.. Нет, приказа не было, просто… оглушило как будто. Словно весь воздух из легких вынуло и отбросило. Ни сказать, ни шевельнуться. Даже думать не можешь, полный ступор… Это что, та самая «вампирская аура»? В твоих описаниях она выглядела как-то приятней.

– Это воздействие. Целенаправленное и агрессивное… Нет, все-таки жаль, что я промахнулась!

– Лара, как ты можешь? Стрелять в живого человека! При детях! Ты же говорила, что пистолет антикварный.

– Антикварный, конечно. Но антиквар, мне его продавший, следил, чтоб все его модели действовали. И не переживай, с одного выстрела я бы этого «человека» не убила. Но хоть взглянула бы, так ли ему плевать на боль, как он рассказывал. Или исключительно на чужую.

– Это в самом деле ее отец?

– А ты ожидал кого-то добрее, милее и приветливее? – в ответ получается только фыркнуть. – Они не гемазависимые больные, они вампиры, Андрюш. Повелители Вселенной. А этот и вовсе – повелитель повелителей.

– И как же ты умудрилась влюбиться в такое чудовище?

– Я? Он Яськин муж.

– И твой куратор. Ты правда думаешь, я не понял? Слишком личные у вас счеты…

– Это было давно, Андрюш, – не стала отнекиваться. – И давным-давно отгорело. Но поговорить нам с ним все же придется. Отвези детей к бабушке, хорошо? Не надо им быть рядом со взрослым вампиром, это вредно очень. И сам… Ты останься пока там, ладно? Я позвоню.

– Лара, но он же опасен…

– Нет, Андрюш. Уже нет.

* * *

– Не похожа, – все же нарушил молчание Анхен. Минут через пять после того, как я привела его к могиле. – Она же не Ара, она никогда не носила длинные волосы. И глаза. Зачем ей сделали эти нелепые человеческие глаза? – вот только пальцы его, словно не слушаясь разума, все гладили холодный камень. Скользили по линиям, что очерчивали овал лица, нос, губы, волосы. Все скользили, и никак не могли оторваться.

– А на человеческий взгляд похожа. Очень, – я сижу прямо на земле и смотрю на море, что плещется внизу. Ясмину я похоронила на самом краю кладбища, у обрыва. Над морем, которое она так любила. Чтобы даже в посмертии ей был слышен его шум. Ясин портрет в камне резал Пашка, и долго возмущался, что я потребовала написать «Ясмина» а не «Людмила». «Ясмина Аирис-Ставэ». И даже розы – совсем как в моем давнем сне – я посадила. Алую и белую. В память о красоте девы, с которой не сравнится красота любых роз. Вот только лето еще лишь начиналось, и они пока не цвели. – И волосы она не стригла ни разу с тех пор, как мы пересекли горы. И была для нас для всех человеком. Несчастным, больным. Но человеком. Человеком ее и изобразили.

О нашей жизни с Ясминой я рассказала ему все. Каждый день и, наверное, каждый час. Еще там, в моем, так внезапно опустевшем, доме. Показала немногие сохранившиеся вещи, фотографии, несколько Пашкиных картин, подаренных автором «ее дочери». А он стискивал зубы, и слушал, слушал. И не надо было быть вампиром, чтоб ощутить, как ему больно. Больно за нее и от осознания того, что он мог бы… мог бы… Но уже навсегда опоздал.

Маленькая Яся все это время сидела у него на руках. И тоже слушала, хотя больше, как мне кажется, просто грелась, обретя столь вожделенное родное тепло. Так и уснула у него на руках, уставшая после прогулки, переполненная впечатлениями. А он, похоже, так же не готов был хоть на миг выпустить ее из рук, как и она его. Все гладил ее по волосам, которые, разумеется, тут же расплел, да целовал в макушку. И глядя на то, как дрожали его руки, когда он впервые прижимал к себе ребенка, я наконец-то распрощалась со своими глупыми опасениями, что он прореагирует как-то не так, когда я «подсуну ему девочку вместо мальчика». Она была для него откровением Светоча, Светозарной Девой, сошедшей с небес.

– Тебя не пугает, что возможно, она коэрэна? – все же спросила счастливого отца.

– Я всю жизнь общаюсь с коэрами, Лар. С чего мне пугаться? Я, скорее в шоке от того, что Яся скрывала свои способности. Не могу понять, почему? Мне всегда казалось, она мне доверяет, у нее нет от меня секретов. Уж в детстве так точно… А она, получается, не верила мне. Боялась.

– Она очень тебя любила.

– Я знаю, Ларис. Я тоже ее любил. А понять не сумел. Еще в детстве, выходит. И в итоге – не уберег.

На кладбище он малышку все же не взял. Хотел, но я уговорила его не тащить спящего ребенка через весь город под полуденным солнцем. И Яся осталась дома, а он сидел над могилой ее матери и, похоже, просто не мог смириться с тем, что все было совсем не так, как он себе представлял.

– Не стоило зарывать ее в землю. Это неправильно. Тело надо сжечь.

– Я сожгла. Там, в гробу, только пепел. И платье. И перстень с разбитым камнем, который она так и не сняла… Смешение традиций. Как в том древнем человеческом склепе, что раскапывала экспедиция во главе с ее братом… Отчего он погиб?

– Кто? – Анхен непонимающе отрывает взгляд от могильного камня и смотрит на меня.

– Лоу.

– Но он не погиб. С чего ты решила?

– Мне Яся сказала. И перстень ее разбился. Как раз в тот день, когда ее… когда ее ослепили. И она сказала, что он умер, что она его больше не чувствует. Это подкосило ее едва ли не сильнее, чем увечье.

– Мы тоже ее не чувствовали. Все эти перстни надо выкинуть в Бездну! – Анхен резко повышает голос и тут же успокаивается. – Лоу не погиб, хотя был близок к этому, – начинает он рассказ. – В тот миг, когда он перестал чувствовать Ясю, он буквально обезумел. Он был в районе Границы, пытался прорваться вслед за вами. Но ничего не выходило, раз за разом. Он просто не мог ее пересечь. И тут он почувствовал, что уже и… незачем. И он развернулся и полетел к Владыке. Бросил ему официальный вызов. Любой подданный имеет право, и Владыка обязан ответить. Подтвердить свою власть… Очень древний обычай, его и не отменили-то лишь за ненадобностью, уже несколько тысячелетий, как не находилось желающих умереть именно этим способом. А Лоу привык лезть в драку с каждым, кто его заденет, слишком уж многие на него в ранней юности смотрели косо, вот и здесь… Я не знаю, на что он рассчитывал, может, действительно хотел умереть… Выжил он чудом. Владыка не добил намеренно, хотел, чтоб помучился перед смертью. Он и мучился. Провел несколько лет между жизнью и смертью, без всякой надежды на выздоровление. Врачи уже советовали помочь ему уйти, избавить от страданий… Его подружка твоя выходила. Ринхэра. Сидела с ним днем и ночью все эти годы. И все говорила, говорила. Стихи ему читала, книжки. Но чаще сама болтала. Я ее просил: «хоть отдохни, охрипла ж совсем». А она отнекивалась, что тишины боится. Что в тишине ей кажется, будто он уже умер.

– Ты все же к нему заглядывал?

– Я забрал его к себе в дом. Сразу. И все эти годы он был у меня. Вместе с девочкой… А как только почувствовал себя лучше – ушел. Молча, не глядя. Не желает…

– Так с тобой и не общается?

Анхен лишь молча качает головой.

– Я пытался. Ездил к нему. Но он поставил Нить. Демонстративно. Я мог бы порвать, конечно. Но не стал. Его право…

– А Ринхэра?

– Все еще с ним, насколько я знаю. Хотя – я мог что-то и упустить, специально мне не докладывают.

Киваю. Горько. Нет, хорошо, конечно, что он выжил, вот только так жаль, что Яся об этом так и не узнала. Если бы Анхен нас нашел… Если бы Анхен нас искал…

– А мне все снилось, что ты с Владыкой бился. А Лоу не снился. Ни разу.

– Тебе все еще снятся те сны?

– Редко. И я ими больше не управляю. Так ты дрался с Владыкой?

– А чем я хуже Лоу? – усмехается он. Хотел задорно, а вышло как-то невесело.

– И?

– Ну, я же здесь. Живой и вполне здоровый.

– Так может, тебя изгнали.

– А в твоем сне меня разве изгнали?

– В моем сне ты победил. Только кожу на лице потом отращивал заново.

– Кожу отращивал, – кивает он. – Да и не только кожу. Но оно того стоило.

– Оно того стоило много сотен лет тому назад, – не могу согласиться. Не могу обрадоваться. – А ты позволял ему ломать свою жизнь и сам охотно ломал чужие ему на радость.

– Никогда не думал, что смогу его победить. Да, наверное, и не мог до последнего времени. Пока есть, что терять, пока хоть чем-то, но дорожишь… А у меня тогда уже совсем ничего не осталось. Все было, но… ты права, я сам все сломал. Своими руками… Я ведь даже победы тогда не хотел. Хотел умереть. Но непременно с ним вместе. Не раньше, чем он… Вот раньше него и не умер.

– И что потом? Занял его место?

– Да больше никто не претендовал, – пожимает он плечами. – И армия меня поддержала. Все же должность министра обороны не совсем номинальная.

– Так нас посетил сам Владыка? С неофициальным и весьма недружественным визитом.

– Лара, я извинился. Прости еще раз. Я действительно не хотел. Просто сдали нервы.

– Да, – киваю я. – Конечно. Вот только зачем же ты тогда приехал? Убивать не собирался, про дочь не догадывался. Что остается?

– Я безумно по тебе соскучился.

– Что? – мне показалось, я ослышалась.

– Я люблю тебя, Лара. И всегда любил, что бы я ни делал. Как бы ни пытался от этого избавиться. Не сумел. Ни забыть, ни разлюбить. А твои картины… они бередили душу, в них столько боли… Я смотрел на них, и мне казалось, что ты несчастна, совсем одна в чужом мире. Что я должен помочь тебе, даже если ты меня больше не ждешь и никогда не простишь… Все бросил, разыскал тебя, приехал… А ты любимая жена, счастливая мать, которая любовью сочится так, что глазам больно. К какому-то младенцу, его папаше… Так горько стало… Прости. Я не хотел никого убивать, я не убил бы…

Молчу, глядя вдаль, на безбрежное море. Он уже столько раз мне об этом рассказывал – что совсем не хотел убивать, что так вышло, сорвался, ошибся. Но ведь не убил же. Тогда – меня. Теперь вот – мою дочь. Простить? Если только – принять как данность и больше на такое не обижаться. Потому что ему давно за восемьсот, и он уже никогда не сможет измениться. И однажды снова «сорвется», и вновь будет угрожать, убивать, бросать. И очень искренне потом раскаиваться. И даже верить, что это и есть любовь.

– Интересно у тебя выходит. Признаваться в любви на могилах жен. Уже традиция.

– Что такое могила, Лар? Место, куда ссыпан пепел или все-таки место памяти? Если первое, так вампиры не ссыпают пепел в землю, они развеивают его, чтоб не осталось и следа. Ушедший – уходит. Он везде и нигде. И потому это место для меня, – он обводит рукой окружающие нас могилы, – оно пустое, ложное, здесь ничего нет, кроме наших воспоминаний. А воспоминания – они тоже лежат не в земле. Мы носим их в сердце. Истинная могила ушедших – это наши сердца, Ларис. И потому я всегда на могиле – моих родителей, братьев, друзей, детей, жен… Но если мои дети умерли, значит ли это, что я не могу полюбить вновь рожденного ребенка? Или что я не могу признаться в любви моей младшей дочери, ведь я вечно стою на могиле старших? Мне с нее не уйти, она со мной. Во мне, – он вновь касается холодного камня, проводит пальцами по линиям волос. – Ясина смерть – это боль и горе, которое я так и не смог изжить. Это трагедия, которая со мной всегда. Везде, а не только в месте, где человеческий художник поставил ей памятник. Я любил мою девочку. Всегда. С первого дня, как только увидел. Но моих чувств к тебе это ни отменить, ни принизить не может, – завершает он спокойно и уверенно. Глядя в глаза и ни в едином слове не сомневаясь. – Я люблю тебя. Люблю так, как людей не любят, только равных. Я не готов был это признать, не готов был поставить человека вровень с собой, и потому вновь и вновь пытался разрушить это чувство, доказать самому себе, что оно не настоящее. Но годы шли, а ничего не менялось. Ты каждый раз поражала меня. Вновь и вновь – в самое сердце… Знаешь, мне принесли твою картину. Там стояла дата. В этот день я сжег город, не в силах справится с болью от Ясиной смерти. А ты написала картину. В ней тоже была боль, та, что сродни моей, я не мог не почувствовать… Но пока я уничтожал, ты творила, я направлял энергию на разрушение, ты – на созидание. Ты в тот день была сильнее меня.

– Нет, не была, – не принимаю я его комплиментов. – Я в тот день была смертельно перепуганной бродяжкой с искалеченной вампиршей на руках, которую, по доброте душевной, пустили в дом чужие люди. У меня не было денег, чтоб расплатиться за их доброту, да они и не взяли бы деньгами… – вновь вспоминаю я те страшные дни. Тогда не было времени осознать всю тяжесть ситуации, всю безвыходность. Если бы не Борис и Ирина. Если бы не Пашка, пусть разгильдяй и пьяница, но ведь увез нас, пристроил, помог… А всесильный вампирский принц, который мог решить все наши проблемы одним движением мизинца, теперь рассказывает мне, что я сильнее его. А значит, и не стоило ему тогда вмешиваться.

– Давай не будем больше о прошлом. Оно было порой слишком горьким. Для нас обоих, – просит Анхен, протягивая руку и касаясь моей руки. – Прошлого не отменить и не исправить. Но мы можем создать будущее. Наше будущее. В котором невозможное станет возможным, и никто нам уже не сможет ничего запретить. Теперь я издаю законы. Теперь я устанавливаю правила. Наши правила. Нашей жизни. Которая станет образцом для подражания. И надеждой. Для многих поколений людей, не только для твоих современников.

– Что-то я не успеваю за полетом вашей мысли, Владыка.

– Ларка! – он смотрит на меня, внимательно, пристально. Словно стремясь разглядеть каждую черточку, опознать, вспомнить. Берет за руки, вынуждая развернуться к нему, смотреть в его глаза, ждать его слов. – Выходи за меня замуж, девочка моя ненаглядная! Моя самая прекрасная дева!

– Что??? – я думала, сильнее он меня сегодня уже не удивит. Но, видно, нет предела совершенству. – А как же девочки с мальчиками, а вампиры с вампиршами? А как же рождение ребенка как единственная возможность брака?

– Забудь, – улыбается он. Такой знакомой улыбкой. Такой родной, той самой, за которую – полцарства. – Мы отменим любые правила, если они вздумают мешать нашему счастью. И сыграем самую грандиозную свадьбу по обе стороны Бездны: в Стране Людей по человеческим законам, в Стране Вампиров – по вампирским. И, кстати, условие для вампирской свадьбы мы соблюли, общий ребенок у нас уже есть. И этому ребенку просто необходимы оба родителя – и папа, и мама…

– Грандиозные планы, – киваю я в ответ на этот поток красноречия. – И мы войдем в легенды, как Сэлисэн и Елена, и нас тоже нарисуют однажды на чайнике.

– Почему на чайнике? – не понимает он. – Лучшие художники будут рисовать об этом свои картины, наша свадьба войдет во все учебники истории. Что тебе Елена, ты затмишь ее, ты уже затмила: целый год в одиночестве ты выхаживала и выкармливала больную вампиршу, шесть лет растила на своей крови вампирского ребенка. Это подвиг, которому нет равных в прошлом и не будет в будущем. Ни один человек и ни один вампир никогда не усомнится, что мою руку и титул Владычицы ты получила по праву. Ты единственная из всех людей, кто по-настоящему достоин этого. Кто не сломается под тяжестью вампирского венца. Не согнется. Кто до конца останется собой. Той Лариской, упрямой и непокорной, которую я так люблю. Не Владыка. И даже не авэнэ. Просто Анхен. Я для тебя всегда был просто Анхен, и, знаешь, это ценнее любого преклонения и любых славословий.

Смотрю на него. Такого красивого, такого вдохновенного, такого уверенного. В том, что он – самый ценный на свете приз, и что сейчас он осчастливил меня на веки вечные. Ну еще бы, ведь он признал меня равной. Улыбаюсь. Просто не могу не улыбаться. Анхен, он… такой Анхен!

– Я… как бы немножко замужем, – начинаю осторожно. Любопытно все же, как он намерен решить эту маленькую проблему.

– А что, у людей уже отменили разводы? А, впрочем, если хочешь, можешь не разводиться, можешь оставить себе своего человеческого мужа. Я говорил тебе в свое время, для здоровья это даже полезно, человеку тяжело жить среди вампиров, нужна отдушина, нужны привязанности среди людей. И твой муж и дочери идеально сумеют выполнить эту функцию. Ты не будешь завязана только на меня, не будешь скучать в мое отсутствие…

– О-у… И что же, в своем доме их поселишь?

– Да, честно говоря, обошелся бы. Да и им за Бездну кататься все же не следует, особенно твоему мужу, он у тебя самый обычный человек, для него это вредно. А вот свой дом в Светлогорске могу предоставить. Ты, разумеется, будешь обладать правом неограниченного пересечения Бездны в любое время и в любом направлении, будешь навещать их, когда пожелаешь, да и мы с Асей…

– С Ясей? – уточняю, думая, что он оговорился.

– С моей дочерью, – закрывает он тему. – Малышка явно привязана к сестре, будет скучать без нее с непривычки. Так что будем часто их навещать. Кстати, Ксюшу твою я бы даже за Бездну взял, ей там точно ничего не угрожает, пусть играют вместе. Вот с малышкой не знаю, – задумывается он. – Ты, похоже, тоже в ней не уверена. Лучше, видимо, не спешить. А может и вовсе не создавать ей привязку к вампирше. Даже маленькой… Кстати, ты уверена, что она еще спит? Мы, все же, давно ушли. Наверное, стоит вернуться. Как-то мне неспокойно.

– Можем вернуться, – против этого я точно не возражала. – Но Яська никогда не спит меньше двух часов днем, чаще больше. Физически она очень слабенькая, – рассказываю ему уже по дороге к выходу. – Ксюха у меня с четырех лет днем спать отказалась, и бегает до вечера бодра и весела. А Яся не может. Если не уложишь вовремя, все равно уснет – хоть посреди дома, хоть посреди улицы. А я даже не знаю, норма это или патология.

– Да конечно, не норма, – кривится Анхен. – Кровь – это еще не все, ты же вроде знала. У девочки страшнейшее энергетическое голодание. Ей нужна энергия вампиров, и в очень больших количествах. Она должна была получать ее от мамы, от папы – постоянно, при каждом прикосновении, по сотне, тысяче раз в день. Думаешь, почему она бросилась так ко мне, несмотря на то, что я ее напугал? Почему с рук потом не слезала, пока не уснула?

– Живое тепло, я знаю, – киваю я головой. – Она все время его ищет. Вечно мерзнет, совсем как ее мама… Ясмина говорила, во мне есть искра, я могу если не согреть, то хотя бы не дать замерзнуть. В Ксюшке она тоже явно есть.

– Да, – кивает Анхен. – Есть. И это одна из причин, почему моя девочка выжила с вами.

– То есть?

– То есть, судя по состоянию ребенка, тебя одной ей не хватило бы. Вампирской энергии в тебе слишком мало. Не роди ты дочь, одаренную столь щедро, Ася не дожила бы и до четырех. Ты кормила мою дочь кровью, Ксюша подпитывала энергией. Этого все равно было очень мало, но хотя бы… А дальше… – он мрачнеет. – Если бы я не нашел вас, если бы не приехал… еще пара лет – и все…

– Ты… – пугаюсь я. – Ты сгущаешь…

– Да нет, Ларис, – вздыхает он. – К сожалению, нет.

Какое-то время мы идем молча, погруженные каждый в свои мысли. От безрадостных раздумий о Яське, которой, как выясняется, просто необходимо жить среди себе подобных, я возвращаюсь к щедрому предложению Владыки. Который даже не задумался, а интересует ли оно меня.

– Ты настолько уверен, что я соглашусь?

– Что? – теперь уже он не понимает, о чем я.

– Ты предложил мне выйти замуж, расписал все подробности нашей будущей жизни. Но так и не спросил, а согласна ли я вообще?

– Лар, – он улыбается мне, как несмышленой девочке. – Ну зачем же я буду спрашивать? И так ясно, что ты скажешь мне «нет». Ты всегда сначала отказываешься, а потом только думаешь. Так что давай мы сделаем наоборот. Ты сначала подумаешь. Хорошо подумаешь, долго. Я ведь, знаешь ли, никуда не спешу. Мне еще с дочерью надо познакомиться, дать ей время привыкнуть ко мне, к мысли, что она уезжает. Дать вам время собраться. А дня через два мы вернемся к этому разговору. Вот тогда и спрошу.

– Щедро, – улыбаюсь ему в ответ. – А ведь мог бы честно сказать, что непременно спросишь меня после свадьбы.

– Ну, видишь, я тоже меняюсь.

Не вижу. Но говорить ему об этом не стала. Если он хочет свои два дня – мне ж разве жалко? Тем более, что дочь… Моя маленькая, слабенькая, болезненная девочка. Которой просто жизненно необходим ее папа. Не только чтобы не быть бесконечно одинокой среди существ другого вида. Но, как выясняется, чтобы просто выжить. Вырасти, стать однажды взрослой – сильной, здоровой, смелой, уверенной. И быть может, однажды она сумеет – маленькая авенэя, воспитанная людьми – объяснить своему народу, что люди – это не еда и не забава, что надо искать другой выход. И принцессу вампиров, возможно, услышат. Особенно, если ее будет слышать папа…

– Светоч! – прерывает мои раздумья возглас Анхена. – Спит она, как же! Руку давай, быстро, – он хватает меня за руку и почти бегом устремляется вперед. Мы уже дошли до набережной, а здесь по-летнему многолюдно. Парочки, а то и целые семейства с надувными кругами, матрасами, пляжными зонтиками и прочим весьма объемным барахлом то и дело попадаются на пути, замедляя наше движение. Но вампир несется не напролом, раскидывая встречных взглядом, а крайне корректно огибая возникающие препятствия. Потому ли, что на набережной много детей, а он все-таки вспомнил вампирское правило «ребенок неприкосновенен», или не желая привлекать излишнего внимания? Не знаю. Меня в тот момент гораздо больше интересует, куда мы так мчимся.

– Девочка, ты потерялась? – доносится до меня издалека чей-то возглас.

И я вижу Яську. Босая, растрепанная, в одной ночнушке, она ловко уворачивается от протянутой к ней руки и стремительно бежит к нам навстречу. Лицо залито слезами, в глазах, не защищенных очками, – паника.

– Ася! – Анхен отпускает меня и вырывается вперед. Ловит ее на бегу, подхватывает на руки, прижимает к себе. – Что же ты творишь, малышка? Разве можно ходить одной? Разве мама тебе разрешает? – выговаривает он ей, одновременно приглаживая ее спутанные ото сна белые кудри.

– Ты ушел! – рыдает она, судорожно вцепившись ему в шею. – Я уснула, а ты ушел! Забыл меня! Потерял! Бросил! Опять! Только нашелся, и опять!

– Ну что ты, Асенька, что ты такое придумала? Мама просто мне город показывала, пока ты спишь. Она сказала, ты долго будешь спать, и мы успеем вернуться.

– Я не долго! – не успокаивается дочь, горло все так же перехватывает рыданиями, слезы катятся без остановки. – Я вообще могу не спать, я большая уже! И город я тоже могу показать, я здесь все знаю!

– Правда? Ну хорошо. Тогда покажешь мне, где здесь самый большой магазин игрушек. А то мы с мамой так до него и не дошли.

– А зачем тебе? – косится она подозрительно.

– Да мне, если честно, совсем не нужен. Но вот моей дочери там могло бы что-нибудь пригодиться.

– Какой дочери? У тебя есть дочь? Еще одна, кроме меня? Ты поэтому так долго не приходил? У тебя уже есть дети и тебе не нужно больше? – вместо того, чтобы успокоиться, заинтересовавшись игрушками, она лишь сильнее разволновалась.

– Моей дочери. Одной-единственной. Тебе, – очень нежно он вытирает с ее щечек слезы. – Другой у меня нет. Другая мне и не нужна. Только ты, моя маленькая потерянная принцесса.

– Я не потерянная, – бурчит она, громко шмыгая носом, но все же успокаиваясь, – я дома живу. Это ты все время теряешься.

– Больше не буду, Асенька, – улыбается он и, прижимая к себе ее головку, целует в лобик. – Больше не буду.

А я стою и смотрю на них. Что мне еще остается? Только стоять и смотреть. Моя дочь, моя ненаглядная девочка, моя боль, моя гордость меня больше не замечает. Объявившийся из ниоткуда папа мгновенно затмил для нее всю вселенную. И я могу понять ее, могу осознать, что она чувствует сейчас, прижимаясь к нему, и насколько это для нее важно. Но не могу проглотить стоящую в горле горечь: я теряю ее, мою ласковую тихую девочку. Я ее теряю. С каждым новым словом их продолжающегося диалога.

– Я не Асенька, я Ясенька, – поправляет малышка своего ненаглядного родителя. – Яся. Ясмина.

– Не для меня, моя радость.

– Анхен! – я промолчала на кладбище, не желая спорить с ним в таком месте. Но дальше молчать уже не могла. – Последним желанием твоей жены было дать дочери именно это имя. Я ей поклялась, Анхен. Давай ты не будешь ничего переделывать.

– Переделывать я не буду. Только добавлю. Не надо сразу смотреть на меня, как на врага. Я не враг – ни тебе, ни Ясмине, ни нашей дочери, – он оглядывается в поиске ближайшей скамейки. – Давайте присядем.

Садимся. В центре города, на самой оживленной его улице. В мире, где вампиров не существует.

– Согласно уходящей вглубь тысячелетий традиции, – рассказывает малышке Анхен, – у каждого эльвина два имени. Твоя мама жила среди нашего народа, и может подтвердить, что это действительно так.

– Да, – вынуждена кивнуть я в ответ на вопрошающий взгляд дочери.

– И вот, согласно той же традиции, одно имя новорожденному эльвину дает его мама. А второе – папа. Твоя первая, истинная мама подарила тебе свое имя – Ясмина. И ты, конечно же Яся, этого нельзя ни отменить, ни переделать. Но, будучи твоим папой, я имею не только право, но и обязанность, принимая своего ребенка, наречь ему имя. Второе имя, которое должно быть у каждого эльвина, если он не изгой, от которого отказались его родители. Ты ведь примешь его от меня, солнышко мое ясное?

– Да, – шепчет она смущенно. Щечки покраснели, она действительно ждет. Первый дар своего внезапно найденного отца – имя.

– Я называю тебя Асианой, моя ненаглядная. Отныне ты Ясмина Асиана ир го тэ Ставэ, моя дочь, светлейшая авенэя Эльвинерэлла. Для близких – просто Ася. Я выбрал специально, чтоб было похоже, и тебе было легче привыкнуть. Ты ведь не откажешься быть моей Асенькой?

Конечно, она не откажется. Она вновь обнимает его, блаженствуя от его близости, он целует ее в макушку, перебирая пальцами тугие кудри.

– Я не смогу, Лара, – горько шепчет он мне поверх головы ребенка. – Я понимаю, это был ее дар, но… слишком больно. Видеть перед собой точно такую же девочку, и понимать, что она – другая, что той уже нет, по моей вине… Не уследил, не уберег… Еще и звать тем же именем… Я просто не смогу произносить его вслух. День за днем. Перехватывает горло. Имя останется, но… Не проси о большем.

Киваю. Что еще остается. Хоть дочери он сумел объяснить все красиво. Одарить, а не просто переименовать. Все же умеет он быть прекрасным принцем из волшебной сказки. Так жаль, что лишь временами. И, рано или поздно, наша маленькая девочка вновь увидит темную сторону его натуры. В первый раз она его остановила. Но получится ли у нее во второй, в третий?.. Ведь он ей действительно очень нужен – ее папа, совсем такой же как она…

А я очень нужна своей семье, они ведь там просто в шоке от его феерического появления. И потому, оставив счастливого папочку скупать дочурке магазин, бегу к свекрови. Надо успокоить мужа и старшую дочь, покормить младшую. И уговорить Ольгу, Андрюшину сестру, присмотреть за Таюшкой пару дней, пока у нас гостит светлейший вампир. Анхен совершенно прав, встречаться им с малышкой незачем.

Андрея у матери уже не застала. Не выдержал, отправился меня спасать. Но с Ясей уже, видимо, разминулся. И что он там думает, обнаружив пустой дом с распахнутой настежь дверью? Или Яська вылетела в окно?

Пока уговаривала Ольгу, которая в принципе была не против посидеть с малышкой, но предрекала, что молоко у меня «сгорит», а даже если нет, то Тая грудь после бутылочки не возьмет, пока перевозила Таисью от бабушки к тете, пока добиралась потом с Ксюшей до дома – к встрече двух самых главных мужчин моей жизни уже опоздала.

Но дома все было мирно, прямо таки сказочно. Андрей с Анхеном уютно расположились в нашей маленькой гостиной и… увлеченно беседовали. Светлейший вампирский Владыка старательно изображал человека. Не мальчика Антона, конечно, а, сообразно обстановке, маститого доктора Антона Ивановича, не понаслышке знакомого с проблемами гематологии, и потому способного увлечь моего мужа крайне содержательной беседой на профессиональные темы. Вампирское обаяние, к сожалению – а может, и к счастью – не сдают на временное хранение при пересечении Границы, как и весь восьмисотлетний опыт ведения всевозможных переговоров.

Андрей… нет, не возлюбил его, конечно, до желания отдать ему свою жену и разрушить семью в угоду дорогому гостю, но признал весьма разносторонним человеком и интересным собеседником. И они увлеченно обсуждали, спорили, приходили к общему мнению и вновь расходились во взглядах. От медицины перешли на политику, историю, проблемы государственного устройства и пути развития цивилизаций. Мне осталось лишь присоединиться к беседе. И мысленно благодарить Анхена, что он описывает достоинства конституционной монархии вообще, а не жизни в Светлогорске в частности. Но разговоров о будущем Антон Иванович избегал, сверкать очами своими вампирскими даже и не думал. И потихоньку я сумела выдохнуть. И даже расслабиться на диване рядом с мужем. Все же день был тяжелым.

Яся сидела на коленях у своего ненаглядного папочки, прижимаясь к нему всем тельцем и блаженно щурясь, как сытая кошка. Ксюха попыталась ее оттуда сцарапать, но успехом попытка не увенчалась. Ксюша злилась, ревнуя сестру и не находя себе места. Она посидела на коленях у Своего Папы, посидела на коленях у мамы… Но это не давало ей ничего, папа с мамой были у нее всегда, их объятья – не экзотика, ей нужна была Яся, которая тоже прежде была у нее всегда, а теперь… Она ходила кругами и звала Яську играть, соблазняла новыми игрушками, купленными для них Анхеном. Все без толку. Яся лишь мотала головой и теснее прижималась к папе. Громко хлопнув дверью Ксю отправилась играть одна.

Я заглянула минут через пятнадцать. У всех кукол – а Владыка не поскупился, их было много, этих купленных Анхеном кукол – так вот, у всех до единой были оторваны головы и конечности, кукольная мебель старательно переломана, кукольная посуда перебита, кукольная одежда изорвана. А Ксю, пыхтя от натуги, кромсает ножницами свои новые, подаренные добрым дядюшкой Анхеном, шорты.