Текст книги "Вечный дом. Мир ноль-А. Пешки ноль-А"

Автор книги: Альфред Элтон Ван Вогт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)

XXIV

Госсейн заказал обед в номер. Когда официант накрыл на стол, он уже решил, как проведет вечер. Заглянув в телефонный справочник, он снял трубку.

– Соедините меня с ближайшей фонотекой, – попросил он. – Мне нужна видеозапись…

На экране возник робот, и Госсейн объяснил, какой материал ему необходимо подобрать. Удобно усевшись в кресле, он принялся за еду, слушая голос диктора и глядя на иллюстрации к тексту. Возможно, какая-нибудь фраза натолкнет его на мысль, как научиться управлять дополнительным мозгом. Правильно ли понял его библиотекарь, пока еще оставалось неясным. Когда речь пошла об угнетении и возбуждении нервных клеток простейших форм жизни, Госсейн стал слушать внимательней. Все равно ждать еще долго.

Лектор говорил о развитии нервной системы живых организмов на Земле, об условных рефлексах. Червь двести раз подряд натыкался на заграждение под током, прежде чем повернуть в сторону, а во втором опыте уполз уже через шестьдесят раз. Щука, отделенная от пескаря невидимым экраном, едва не разбила себе голову, пытаясь схватить его, в результате она перестала обращать на пескаря внимание даже после того, как экран убрали. Свинья взбесилась, когда корыто с кормом поместили в лабиринт.

Одно за другим на экране появлялись изображения: червь, щука, бьющаяся головой об экран, визжащая свинья, потом кошка, собака, койот и обезьяна. Все это Госсейну было знакомо.

Лектор продолжал:

– Сейчас мы перейдем к мозгу человека. Но прежде следует обратить внимание на ограничение в деятельности мозга животных – его можно отчетливо видеть во всех экспериментах: животные воспринимают внешний мир очень конкретно, очень узко. Щука помнила только болевое ощущение и вела себя соответственно, не реагируя на то, что экран снят. Койот не сумел отличить ружья от фотоаппарата в руках человека: Животные не воспринимают изменений, если обстановка остается похожей на прежнюю. В истории развития человеческого разума, уже осознавшего, что он стоит на самой высокой ступени эволюции, длительный период занимает история грубой реакции масс, в основе которой лежит то же самое узкое восприятие внешнего мира, которое характерно для животных.

С другой стороны, ноль-А путь развития заключается в стремлении человека овладеть своим разумом и научиться различать одинаковые и тем не менее отличающиеся предметы или события в пространстве-времени. Любопытно, что все научные эксперименты нашего просветительного периода ставят перед собой задачу добиться как можно большего сходства и точности в методах, времени, даже структуре материалов. Можно даже сказать, что ученые стремятся к…

Госсейн слушал невнимательно, ожидая, когда наконец лектор перейдет к самому главному. Внезапно он вздрогнул. Что он сказал?

Он поудобнее уселся в кресле, расслабился и начал тщательно обдумывать услышанное. Но не выдержал, возбужденно зашагал по комнате, пораженный своим открытием. «Наука ставит перед собой задачу добиться как можно большего сходства…» Вот оно. Самый простой путь научиться контролировать свой мозг.

Если применить грубое сравнение, память можно уподобить записи на магнитофонной ленте. В любой момент ее можно перемотать и прослушать еще раз. Но в памяти человека события отражаются только в его личном восприятии. Если он не понимает какого-то закона природы, он не может узнать его, то есть отождествить. Значит, надо уметь абстрагироваться от своего восприятия и, согласно доктринам семантики, посмотреть на себя со стороны как экспериментатор на щуку.

…Возможен ли другой путь? Нет, его вывод логичный, следовательно, правильный. Что же дальше?

Он услышал бой часов и весело тряхнул головой. Пришла пора действовать.

Наступила полночь.

XXV

Множество автомашин у обочины, фигуры людей, мелькающие в неярком свете фонарей, атмосфера суеты. Госсейн и Литтл оставили машину примерно в миле от центрального прожектора и, смешавшись с толпой, пошли вперед. Самым трудным было протолкаться сквозь огромную массу людей, глазевших на происходящее.

Даже человеку, овладевшему началами ноль-А логики, трудно было представить себе этот огромный барьер, состоящий из отдельных личностей, каждая из которых была неповторимой.

Толпа колыхалась волнами. Изредка слышался крик человека, не выдержавшего давки. Толпа напоминала снежный ком, лавиной свергнутый с горы. Многие падали, сбитые толпой с ног. Как любопытная женщина, толпа поднималась на носки, чтобы насладиться зрелищем пира на развалинах разума человечества. Десятки робопланов с захваченной добычей летели над головами людей, грузовики с яркими фарами проносились по дороге, едва не задевая край толпы, и она, как женская юбка, стремительно подбиралась при опасности.

Госсейн и Литтл медленно продвигались вперед. Им приходилось напрягать все силы, чтобы увернуться от грузовика или занять освободившееся пространство. Госсейн не удивлялся, что они пробираются все дальше и дальше. По какому-то необъяснимому закону психологии человек, поставивший перед собой цель, подвергался куда меньшей опасности, чем тот, кто слонялся без дела. Трус умирает много раз. Однажды им долго пришлось стоять на месте, пропуская бесконечную вереницу ревущих грузовиков.

– Мы на окраине города! – прокричал Госсейн. – С другой стороны холма, наверное, никого нет. Возвращаться будем в обход.

Они подошли вплотную к стальному ограждению, сдерживающему натиск толпы. Охранники, размахивая оружием, пресекали все попытки перебраться за ограждение.

Пришлось рисковать.

– Держитесь ближе к дороге! – крикнул Госсейн. – Они не посмеют стрелять в грузовики!

Они выбежали на открытое место, и к ним сразу же кинулись двое солдат. Пистолеты сверкнули отраженным светом. Не колеблясь, Госсейн несколько раз нажал на курок, и оба охранника свалились, как мишени на стрельбище. Он бежал вслед за Литтлом, сам не понимая, что произошло. Никогда в жизни он не мог допустить и мысли об убийстве человека, хотя ему предоставлялась такая возможность. «Эти люди всего лишь символы, – холодно подумал он. – Символы разрушения. В них нет ничего человеческого, они варвары, уничтожающие беззащитных и обездоленных. О них надо забыть». Он остановился. Перед ним возвышалась Машина.

Госсейн пытался убедить себя, что плоды десятилетий творческого труда невозможно уничтожить за одни сутки. В какой-то степени так и было. Но здание оказалось не таким большим, как он ожидал. Основное разрушение произвели атомные торпеды. В изуродованных стенах зияли безобразные отверстия диаметром в тридцать, пятьдесят и девяносто футов, торчали обрывки проводов – нервной системы умершей Машины.

Впервые Госсейн подумал о ней как о живом существе, которое внезапно скончалось. В конце концов, что такое разумная жизнь, если не чувствительная нервная система и не память о пережитом? За всю историю человечества не было личности, которая обладала бы большей памятью и знаниями о человеке и человеческой природе, чем Машина. Как издалека услышал Госсейн крик Дана Литтла:

– Скорее! Здесь задерживаться нельзя!

Госсейн послушно пошел вперед, двигаясь, как в тумане. Он не мог думать о чем-то другом. Машину растаскивали по деталям. Целые секции уже увезли, увозили, собирались увозить. Люди с приборами, инструментами, металлическими пластинами выбегали из темных коридоров. Госсейн замер, пораженный этим зрелищем, и в очередной раз осознал, что стал свидетелем конца целой эры.

Литтл потянул его за рукав, и это простое движение подействовало на Госсейна лучше всяких слов. Очнувшись, он торопливо пошел вперед, стараясь не попадать в свет прожекторов.

– Нам сюда, – сказал он, огибая здание, и направился к сорванным с петель воротам, в которые въехал грузовик с искривителем. Они вбежали в тоннель. Здесь было не так шумно, хотя работа кипела.

Шипели атомные пилы, звенел металл, люди суетились, торопясь поскорее отхватить лакомый кусок. Они вошли в широкий подвал с дюжиной грузовиков, стоявших у разгрузочной платформы. В полумраке подвала можно было различить фигуры людей, согнувшихся под тяжестью ухваченной добычи.

В самом конце просторного помещения они нашли ящик с искривителем, как бы ожидавший, когда за ним придут. На нем крупными черными буквами было написано: НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ. ИНСТИТУТ СЕМАНТИКИ. ПЛОЩАДЬ КОРДЖИБСКОГО. ГОРОД.

Обратный путь они проделали быстро. Шум затих в отдалении, свет прожекторов заслонил пик холма. Они ехали в Город, к небольшому уютному дому Дана. Госсейн надеялся, что их встретит Патриция, но этого не произошло.

Он забыл о ней, как только они распаковали искривитель. Положив его на пол, он разглядывал запутанное переплетение электронных трубок и ламп. Неземной металл, уничтоживший мир землян, ярко сверкал. Этот прибор помог агентам галактического правителя занять на Земле самые высокие посты и долго оставаться неразоблаченными. Его вмешательство и захват искривителя ускорили развитие кризиса, который переживал мир ноль-А. После вторжения на Венеру война перекинулась на Землю.

Плохо это или хорошо, но уже началась или вот-вот начнется ожесточенная битва между силами захватчиков и людьми, которые в состоянии противопоставить им лишь свой ноль-А путь развития. Госсейна охватило отчаяние. Если рассуждать логично, битву заранее можно считать проигранной. Он посмотрел на Литтла. Молодой человек еле держался на ногах. Поймав на себе взгляд Госсейна, он выпрямился.

– Я так волновался, – признался он, – что всю предыдущую ночь не сомкнул глаз. Совсем вылетело из головы, что хотел купить сегодня пачку таблеток антисон.

– Ложитесь и постарайтесь уснуть, – ответил Госсейн.

– Тогда я пропущу самое интересное. Ни за что!

Госсейн улыбнулся. Он объяснил, что исследование искривителя займет много времени.

– Прежде всего необходимо обнаружить источник энергии, научиться включать и выключать прибор. Мне потребуются инструменты, хотя бы самые простые, которыми вы пользовались, когда сдавали курс ноль-А физики. Где у вас мастерская? И не волнуйтесь, спите спокойно.

Он остался один. Спешить было некуда. До сих пор торопливость не дала никаких результатов. Мир, который он хотел спасти, рухнул у него на глазах.

С чего же начать? Нужна зацепка, хоть небольшая. Ключик, который поможет раскрыть тайну искривителя. Патриция говорила, что им разрешено пользоваться только для транспортировки. Не совсем понятно, ну да ладно. Он взял энергосканер с датчиком и посмотрел в увеличитель.

Прежде всего необходимо найти провода под нагрузкой и какой-нибудь крупный узел. Ведь искривитель пространства был включен. Госсейн даже вздрогнул от изумления. Он не сомневался, что Машина первым делом выключит прибор, а потом уже начнет передавать сообщение о вторжении на Венеру.

Прошло десять напряженных минут, а он так и не понял, где находится основной источник питания. Машина с помощью специальных приспособлений быстро разобралась бы, что к чему. У Госсейна такой возможности не было. К тому же он обещал Литтлу, что все исследования они проделают вместе. Госсейн подумал и тоже решил лечь спать. Вполне возможно, что утром к ним придет Патриция Харди.

Он проснулся в четыре часа дня. На – кухонном столе лежала записка, в которой Литтл сообщал, что его автомобиль остается в полном распоряжении Госсейна. В конце он писал:

«…по радио передавали о „враждебно настроенных элементах“, которые саботируют „мирное производство“ и должны быть „безжалостно искоренены“ силами „охраны порядка“.

Если проголодаетесь, в доме полно всякой всячины.

Буду в 12.30.

Дан Литтл».

Наскоро перекусив, Госсейн вернулся в гостиную. Он был недоволен. «Не так уж трудно найти меня, – подумал он. – По крайней мере два человека в городе знают, где я нахожусь».

Нельзя сказать, чтобы он не доверял Патриции или Литтлу. До сих пор все поступки говорили о порядочности этих людей. Но в который раз он зависел от других. Допустим, что-нибудь сорвется. Допустим, как раз в эту минуту Патриция Харди давала вынужденные показания о том, где скрывается Госсейн.

Пока не стемнеет, выходить на улицу нельзя. Оставалось только заняться искривителем. Он встал на колени и осторожно дотронулся до углового рычага, возвышающегося над остальными лампами и трубками. Он не мог даже предположить, что может произойти, но приготовился к худшему. Рычаг оказался теплым. Госсейн несколько раз провел по нему пальцем, все так же осторожно и чувствуя себя несколько смущенным из-за этого. «Если меня обнаружат, – подумал он, – я разобью эти лампы, насколько сумею, чтобы захватчики не получили исправный прибор».

Он проверял искривитель сканером, когда раздался звонок телефона. Голос Дана срывался.

– Я говорю из автомата. В только что вышедшей вечерней газете напечатано, что полтора часа назад Патриция Харди арестована – это просто чудовищно! – по подозрению в убийстве своего отца. Мистер Уэнтворт, – вопрос Литтла прозвучал до странности робко, – сколько времени потребуется, чтобы заставить ноль-А человека заговорить?

– Кто знает, – ответил Госсейн. Его бросило в озноб. Пока что Торсон не допустил ни одной ошибки, – Послушайте, – после короткой паузы сказал он, – решайте сами, стоит вам оставаться на работе до полуночи или нет. Если вам есть куда пойти, уходите немедленно. Если вам кажется, что вы можете вернуться домой, будьте предельно осторожны. Скорей всего я оставлю искривитель у вас. Сначала я попробую вынуть из него кое-какие детали, а затем… впрочем, неважно. Следите за объявлениями в газетах, подписанными «Гость» и «Знакомый». И большое вам за все спасибо, Дан.

Он подождал и, не услышав никакого ответа, разъединил связь. Он вернулся к искривителю, дотронулся до углового рычага, который примерно на дюйм выступал над корпусом прибора, и потянул его вверх. Никаких последствий. Он толкнул рычаг от себя, полагая, что необходимо сначала освободить какие-то пружины, которыми он крепился. Раздался щелчок, и рычаг плавно ушел внутрь. В тот же момент комната поплыла, воздух задрожал, как поверхность воды, в которую бросили камень. Голову сковала боль. Он хотел нащупать рычаг и вернуть его в прежнее положение, но горячий металл обжег ему руку. По-видимому, на какое-то мгновение Госсейн потерял сознание, потому что очнулся от боли и понял, что, падая, ударился об искривитель. Им овладело необычное ощущение…

Госсейн открыл глаза. Он лежал на боку в полной темноте, вдыхая знакомый, не лишенный приятности, но тяжелый запах живого дерева. Он понял, куда попал, хотя с трудом поверил, что не спит. Так пахло только в доме Кренга.

Госсейн с трудом поднялся и чуть не упал, споткнувшись о какой-то металлический предмет. Он протянул руку вперед и уперся в гладкую, уходящую вверх, стену. Сомнений не оставалось. Он находился в тоннеле, среди корней гигантского дерева на Венере.

XXVI

Возбуждение, вызванное открытием, сменилось апатией. Чувствуя слабость в ногах, он тяжело опустился на деревянный пол. Руки дрожали.

Темнота угнетала, давила, мешала собраться с мыслями.

«Я могу, – сказал себе Госсейн, – две недели обходиться без пищи и три дня без воды».

Он с удивлением понял, что не считает свое положение безвыходным, хотя и очутился в запутанном темном лабиринте. Вряд ли искривитель транспортировал куда угодно. По-видимому, где-то поблизости находится станция, до которой нетрудно добраться.

Он уже совсем собрался отправиться в путь, когда вдруг осознал, какое необычайное происшествие он пережил. Несколько минут тому назад он был на Земле. Сейчас – на Венере.

Что говорил Прескотт? «Если две энергии совпадают по своим показателям до двадцатого десятичного знака и действуют в одном пространстве, наибольшая из них перекроет расстояние между ними, хотя это произойдет не мгновенно, а на сверхсветовых скоростях».

С точки зрения Госсейна, его перемещение произошло мгновенно. Должно быть, искривитель совместил сгусток высокоорганизованных энергий его тела с участком тоннеля в дереве, и большее перекрыло пространство в стремлении к меньшему.

Госсейн встал. «В конце концов я попал туда, куда хотел, на Венеру», – подумал он. На душе стало легче. Он наделал множество глупостей, но остался в живых. На ошибках учатся. Ему удалось многое узнать, и если он будет придерживаться своего плана, то постепенно научится контролировать дополнительный мозг. Рано или поздно он станет новым человеком.

Небольшой отдых прибавил сил, позволил сделать необходимую ноль-А паузу, чтобы нервная система приспособилась к сложившейся ситуации. Госсейн был абсолютно спокойным.

Он вспомнил, что споткнулся о какой-то предмет, и, несмотря на темноту, нащупал его за несколько секунд. Ну конечно, искривитель пространства. С крайней осторожностью он дотронулся до каждого из четырех угловых рычагов по очереди. Один из них так и остался в крайнем нижнем положении. Госсейн задумался. Прибор должен подчиняться определенной программе. С одной стороны, он препятствовал правильному функционированию Машины, с другой – транспортировал в отдаленные уголки Солнечной системы, возможно, в ключевые пункты заговорщиков: в штаб, на базу, на склад атомных торпед.

Перед ним открывались самые широкие возможности. Сейчас необходимо выбраться из лабиринта, а там будет видно. Он поднял искривитель на плечо. «Пройду тысячу шагов в одном направлении, – решил он, – потом вернусь и сделаю тысячу шагов в другом. Вряд ли мне придется ходить долго».

Примерно через триста шагов он увидел впереди слабое мерцание. Круто изгибаясь, тоннель сворачивал еще трижды, постепенно приближая Госсейна к невидимому источнику света.

Он подошел к ограждению.

Положив прибор на пол, Госсейн осторожно приблизился к металлическим прутьям, опустился на колени и посмотрел вниз.

Он стоял на краю гигантского котлована. Его покатые стены тускло блестели в свете атомных ламп, расположенных по всему периметру на равном расстоянии друг от друга. Половину котлована занимал космический корабль.

О таком звездолете на Земле могли только мечтать. Рассказать о нем – никто не поверит. Любой здравомыслящий человек отнесется к подобного рода уверениям, как к заявлению внезапно свихнувшегося инженера, который пришел домой после работы над обычным девяностофутовым межпланетным лайнером и сообщил своей жене: «А теперь, дорогая, я беру отпуск на пятьсот лет, нанимаю миллион чертежников и начинаю конструировать межзвездный корабль в две мили длиной».

Звездолет в ангаре был чуть меньших размеров. Горбатый, как акула, он не доставал до потолка всего футов на сто. Рядом мог бы поместиться еще один корабль, но тогда они заняли бы все помещение в милю шириной.

С расстояния в две трети мили Госсейн не мог различить детали, но ясно видел фигурки людей внизу под самым днищем. Он догадался, что они занимаются погрузкой, передавая по живому конвейеру ящики.

По-видимому, корабль готовился к отлету. Постепенно людей становилось все меньше. Затих далекий шум разговоров, прекратилось движение, наступила полная тишина. Госсейн ждал.

Сейчас на Венере, конечно же, ночь. Темнота необходима, чтобы старт остался незамеченным. Через мгновение потолок пещеры раскроется. Наверху, конечно, самая обычная лужайка. Все продумано до мелочей.

Ослепительно сверкавшие прожекторы разом погасли. Тоже разумно. Яркий свет привлекает внимание, а чувствительные детекторы наверняка нацелены в небо, чтобы не пропустить ни одного звездолета с Земли, ни одного неопознанного робоплана.

Но Госсейн ошибся. Космический корабль начал светиться зеленоватым матовым светом, от которого слегка помутилось в глазах, заболела голова.

Госсейн вспомнил, что подобное ощущение он испытал, включив искривитель. «Звездолет настроен на одну из галактических баз, – подумал он. – Никаких отверстий в потолке нет». Неприятные ощущения прошли так же внезапно, как начались. Зеленоватое сияние вспыхнуло и погасло. Гигантский звездолет исчез.

В пещере зажглись четыре прожектора, как миниатюрные солнца, но их яркий свет не проникал в самые отдаленные уголки, и они оставались в полумраке.

Госсейн взял искривитель и пошел вдоль ограждения. Он плохо представлял себе, что делать дальше, но спускаться в котлован не собирался. Должен же быть какой-нибудь другой выход из лабиринта. Лестница, лифт – что угодно.

Он оказался прав. Через некоторое время он подошел к шахтам лифтов, но только в двух из них стояли кабины. Не раздумывая, он потянул к себе ближайшую ручку. Дверь бесшумно и плавно открылась. Госсейн смело вошел в кабинку и уставился на панель управления. Вместо привычных кнопок он увидел перед собой двенадцать изогнутых рычагов. Госсейн побледнел. Он стоял в кабине искривителя! С его помощью можно переместиться не только вверх или вниз, а попасть в самые отдаленные пункты. Застонав от огорчения, он посмотрел внимательней и с облегчением увидел, что каждый рычаг указывал какое-то определенное направление. Госсейн решился. Приходилось рисковать. Он нажал на рычаг со стрелкой, направленной вверх.

На этот раз он старался разобраться в своих ощущениях, но не смог. Все его чувства на миг отключились, он не ощутил никакого движения. Когда головокружение прошло, он осмотрелся.

Он по-прежнему находился внутри дерева, в просторном помещении с неровными стенами и куполообразным потолком. В небольшое отверстие сбоку видно было небо Венеры.

Госсейн отнес искривитель в один из темных углов и стал осторожно продвигаться к светлому отверстию. Подъем становился все круче, а коридор сужался. Очень скоро ему стало ясно, что с искривителем тут не пробраться. Это было неприятное открытие, но в конце концов важно было связаться с жителями Венеры, а после искать возможность вынести прибор.

Последнюю треть пути пришлось преодолевать ползком, хватаясь за подгнившие выступы и подтягиваясь на руках. Сквозь дупло с рваными краями, наверняка не единственное в гигантском стволе, он выбрался на нижнюю ветку дерева и остановился, переводя дыхание.

Справа от него стеной стоял лес, слева виднелась большая опушка, по-видимому, расположенная над ангаром. Госсейн запомнил ориентиры и двинулся в путь.

Он чувствовал прилив сил. Широкие ветви деревьев росли так близко одно к другому, что создавалась сравнительно ровная поверхность. Шагая по ним, как по проспекту, Госсейн испытывал редкое наслаждение. Жители этой планеты, должно быть, тоже любили такие прогулки. Он так и пойдет, от дерева к дереву, и миль через пять…

Кора под его ногами неожиданно провалилась. Он рухнул вниз, на твердое дно колодца. В ту же секунду люк над его головой закрылся, оставив его в полной темноте, а пол резко накренился. Госсейн неудержимо скользил по крутому склону. Он опять попал в западню.

Но сдаваться без борьбы он не хотел. Уже падая, он все еще старался использовать малейшую возможность, чтобы задержаться, как-то встать, ухватиться за любую шероховатость в стене. Тщетные усилия. Футов через тридцать его бросило в сторону, и пол с легким щелчком поднялся, превращаясь в потолок. Но и тогда он не сдался. Присев на корточки, он изо всех сил прыгнул вверх, но ощутил под пальцами лишь пустоту. Он приземлился на согнутые ноги, чтобы не потерять равновесие, и заставил себя расслабиться, успокоиться, прекрасно понимая, что если выход существует, он обязан найти его именно сейчас, пока не поздно. Значит, нужно немедленно сделать ноль-А паузу и призвать на помощь логику.

Без сомнений, ловушка автоматическая и реагирует на тяжесть. Кора провалилась, когда он наступил на нее, пол накренился по той же причине. Но ловушка, конечно же, соединена с системой сигнализации. Значит, времени в обрез. Когда проверяющие явятся сюда, вырваться будет невозможно.

Став на колени, он ползком двинулся по полу. Через несколько секунд он нащупал ковер, затем шкаф, столик, кресло и кровать. Спальня. Значит, можно зажечь свет. Он поднялся на ноги и, на мгновение задумавшись, щелкнул выключателем. С момента падения Госсейна прошло три минуты.

Он с интересом разглядывал помещение. Неплохо. Две широкие кровати розового дерева в нише, за ней – гостиная, обставленная не хуже, чем в доме Кренга. Картины на стенах он рассмотреть не успел – медленно открылась дверь. Выхватив пистолет, Госсейн отступил.

Перед ним стоял робот с бластером в руке. Из-за его спины прозвучал голос Торсона.

– Бросьте оружие, Госсейн, и не вздумайте сопротивляться. Это бессмысленно.

Ему оставалось только подчиниться. Солдаты тщательно обыскали его. Робот исчез, и в открытую дверь прошел Джим Торсон.