Текст книги "Фантастика 2005"

Автор книги: Алексей Пехов

Соавторы: Сергей Лукьяненко,Святослав Логинов,Евгений Лукин,Леонид Каганов,Сергей Чекмаев,Владимир Васильев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 51 страниц)

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

КОСМОДРОМ

80

Рустик выстрелил совершенно точно: так, чтобы не убить и так, чтобы помешать человеку бежать дальше. Сейчас капитан лежал ничком у большой песчаной ямы, а к нему медленно подбирались мелкие боевые машины fggf3. Их было примерно десять или больше. Обзор был прекрасным и Рустик чувствовал себя примерно как зритель на лучшем эротическом шоу сезона или на самой интересной казни.

Рустик взглянул на горизонт и увидел, что приближается облачный фронт.

Что-то блеснуло среди туч, будто дальнее стеклышко. Там ничего не может быть. Он снова стал следить за капитаном и за машинами, которые приготовились на капитана напасть.

Теперь этот человек поплатится за все. Если бы не его приказ, Рустик бы сейчас уже купил приглянувшийся дом, вместе с обстановкой, нанял служанку или двух и занялся каким-нибудь безопасным спортом. Все это было бы на Земле – на Земле, куда он больше не вернется. Пускай этот человек поплатится за то, что он сделал. Я ведь предупреждал их. Я ведь придупреждал, что буду подчиняться лишь до тех пор, пока у них будет хватать сил держать меня в узде.

Вдруг ему показалось, что все это уже случалось – когда, где, как, с ним ли вообще? Боевые аппараты приближались.

Картинка на Земле на мгновение замерла, никто не желал умирать, никто не желал делать первый шаг. Капитан приподнялся и встал на четвереньки.

Рустик снова взглянул на горизонт и увидел на этот раз то, что заставило его похолодеть: – со стороны туч приближалась круглая блестящая капля точно такого же Зонтика. Это, несомненно, был Первый, – тот Первый, в котором ушел Коре.

Первый Зонтик приближался со стороны моря. Коре еще со вчерашнего дня наблюдал за всем, что происходило в лагере. Да впрочем, он никогда и не прекращал своих наблюдений. Все, что случалось с людьми, интересовало его очень сильно. Хотя он понимал, что сам больше не является человеком, но человеческие дела продолжали его волновать.

Этим утом он, не желая вмешиваться, ожидал; зависнув над морем, наблюдал за развитием событий. Но события нравились ему все меньше и меньше. Наконец он не выдержал и решил вмешаться.

Тучи шли на берег. Он летел чуть впереди облачного фронта. Небо над ним делилось на две части: светлую, ясную, и серую, покрытую невысокими, неплотными, но в то же время непрозрачными облаками. Море под ним было холодным, темно-зеленым, бутылочным сзади и яким, играющим, переливающимся солнцем – впереди. С большой высоты вода казалась очень прозрачной и были видны глубокие косяки рыбы – три глубоких косяка рыбы, плывущих параллельно. Кромка облаков не была похожа на хаотичное нагромождение огромных белых клубов, как на Земле, – кромка облаков была похожа на стену древнего замка – с башнями, окнами, бойницами и зубцами. Зонтик уже привык к тому, что Бэта играет, выстраивая фигуры из облаков. Зонтик увеличил скорость и оторвался от облачной гряды.

Впереди, километрах в двадцати, висящий над берегом, был враг. Ничего, на этот раз ты не уйдешь, – подумал первый Зонтик. Два раза со мной такие штуки не проходят. Будь ты хоть трижды чемпион. И он увеличил скорость еще.

Его противник был достаточно опытен и поэтому не захотел сражаться в воздухе. Противник нырнул в лес и ушел вниз по оврагу. Коре сделал круг в воздухе, получил несколько выстрелов, от которых он ничуть не пострадал и которые только разожгли его боевой пыл, и двинулся вслед за противником. Это мог быть только Рустик – тот самый человек, котрый однажды уже сумел спастись.

Не нужно было брать его в экспедицию. Может быть, для него действительно много значила спокойная жизнь на Земле.

Коре выпустил выпустил ракетный залп и сжег большой клок леса под собою.

Противник вывался из оврага и понесся в сторону старых холмов. Коре выстрелил несколько раз сверху, потом приземлился и пошел за ним. Два Зонтика шли над самой землей на скорости, близкой к скорости звука. Рустик был впереди и Коре знал, что этот человек слишком хорошо владеет аппаатом, чтобы его можно было взять так просто. Порой он стрелял и в основном попадал, но Зонтик практически неуязвим для оружия.

Они достигли гряды старых холмов. Рустик лавировал между холмами на очень маленькой высоте и Коре повторял все его маневры. Он чувствовал, что с Рустиком что-то не в порядке, слишком уж слабо он вел свою машину. Это не похоже на такого пофессионала. Что-то здесь не так, – подумал он и передал запрос переднему Зонтику. Зонтик ответил азбукой Морзе. Коре удивился и прозондировал системы переднего Зонтика. Передний Зонтик был пактически мертв.

На нем осталась только двигательная часть и, в качестве мозга, был Рустик.

Ну что же, – подумал первый Зонтик, – теперь тебе не уйти, убийца. Он чувствовал себя так, будто убили его родного брата.

Рустик вышел из лабиринта холмов и понесся дальше. Иногда он сбивал на своем пути песчаные насыпи, вехушки дюн (ветер здесь дул сильнее, чем в остальных местах) иногда выворачивал невысокие деревья, один раз на его пути взлетела стая крупных розовых птиц, которых он никогда не видел раньше, и эти птицы на мгновение залепили экраны обзора и Рустик чуть было не сорвался. Но он дернул свою машину вверх и проскочил над невысоким холмом. Это было уже предгорье. Недалекие, но все еще голубые горы возвышались перед ним. Это были не столько горы в земном понимании, сколько очень высокие скалы, поднимаюющиеся к небу наподобие клювов или клыков. На концах они были изогнуты и кое-где – Рустик подумал, что это было бы прекрасным местом для альпинистов. На этой мысли он отвлекся и едва успел выровнять машину. Кое-где огромные пики наклонялись так, что стояли с отрицательным уклоном. На в вершинах был лед.

Лед, лед и совсем немного снега. Снег не удеживался на такой крутизне.

Рустик подошел к горам и, не снижая скорости, стал лавировать. Он уже понимал, что ведет свою последнюю гонку, но та хищная радость гонщика, котоую он всегда ощущал на трассе, не позволяла…

Коре уже не стрелял, а просто шел, не отставая. Видимо, он уже все понял, ведь не составляло никакого туда связаться с системами Зонтика и определить, что мозг машины уже умер. Рустик шел на самой маленькой высоте, не столько пытаясь спастись, сколько показывая свое искусство. Сейчас любое мастерство было бессильно спасти его. Остается умереть красиво – если успею…

Увидев недалеко впереди сплошную каменную стену, он рванул машину вверх и, не расчитав ускорения, потерял сознание. Зонтик сделал тройной кувырок и, не имея системы безопасности, на сверхзвуковой скорости врезался в стену. Взрыва не было. Зонтик просто вмялся в камень. Сверху покатилась каменная осыпь и Коре, остановившись, зависнув в воздухе, смотрел как медленно, очень медленно падают камни. Здесь высота гор была километра три и камни падали долго, больше минуты.

Коре посмотрел за этим, а после того, как каменная осыпь остановилась, он стал на траву.

Здесь трава была высокой; видимо, никогда нога человека не ступала сюда.

Животных здесь тоже не было. Трава была такой высокой, что Зонтику она доходила до половины экрана. Человека она бы скрыла с головой. На Земле не встретишь такой травы – ни настоящей, ни искусственной. Метра четыре – подумал Коре, – и очень сильно пахнет.

Он пожалел о том, что он больше не человек и что он уже никогда не сможет просто по-человечески красиво и с любовью оценить запах обыкновенной травы.

После этого он вспомнил о командире.

80

Командир встал на четвереньки и попытался подняться, но не смог – слишком звенело в ушах и кружилась голова. Он все-таки успел разглядеть (сознание работало чрезвычайно ясно, быстро и точно как всегда бывало в опасных ситуациях) несмотря на сильную контузию – он успел разглядеть несколько боевых машин, вкопавшихся в песок неподалеку от него. Он упал на песок и несколько выстрелов прошуршали над его головой. Далеко позади загорелись деревья – он обернулся, чтобы оценить ситуацию. Ситуация была совершенно безнадежной, если не считать одного: он взглянул в небо – взглянул в небо просто так, чтобы не умирать, глядя в песок – просто хотелось еще раз в жизни увидеть небо, пусть не земное, но совершенно такое же как на Земле – такое же синее, такое же – на небо наползали облака и и это огорчило его почти до слез. Это небо не такое – на нем слишком красивые облака. Неужели нельзя было оставить небо синим ради последнего взгляда? Хорошим было то, что в небе больше не висел Зонтик. Хотя это мало что меняло.

С ним не было никакого оружия. Одна из танкеток попробовала подползти.

Орвелл видел это из-за укрытия. Танкетка шла вверх и не могла опустить свои стволы достаточно низко, чтобы выстрелись в землю. Здесь поверхность холма была выпуклой.

Для выстрела нужно было подойти вплотную. Танкетка шла очень медленно, опасаясь, а остальные все еще стояли.

Орвелл подождал, пока аппарат подойдет достаточно близко, и, едва справляясь с тошнотой и головокружением, но все же собравшись, выскочил из воронки и бросился в сторону от гусениц. Танкетка имела только два передних ствола и два боковых пулемета, и еще один задний пулемет. Задний покывал сектор градусов в сорок пять, передние брали сектора чуть шире, но все равно по бокам оставались слепые зоны, куда можно было спрятаться. Для того чтобы расстрелять человека, который зашел сбоку, танкетке нужно было всего лишь развернуться. Она стала разворачиваться, но Орвелл запрыгнул на боковую гусеницу. Коме двух боковых, танкетка имела еще одну переднюю. Это делало ее похожей на детский велосипед.

Аппарат крутнулся на месте, но не смог сбросить седока. Орвелл прочно держался за поручи, прижимаясь головой к теплому металлу.

Машина остановилась.

– Прошу вас сойти на грунт, – прозвучал голос, – я не приспособлен для такой езды.

– Сейчас я буду тебя вскрывать, – ответил Орвелл.

Танкетка выстрелила сразу из двух передних стволов, чтобы напугать своего седока, но Орвелл прекрасно знал ее устройство.

– Стоять! – приказал он.

Он знал, что на перезарядку передней пушки у танкетки уходило не меньше минуты.

– Открыть люк! Иначе сейчас я забью твою пушку и тебя разорвет при выстреле.

Танкетка остановилась. Еще две или три двинулись издалека, из круга оцепления. Нужно действовать быстрее.

– Я тебе не верю, – сказал аппарат – тебе нечем забить мою пушку и она слишком горячая, чтобы ты мог до нее дотронуться.

Машина крутнулась очень быстро и Орвелл соскользнул. Оттолкнулвшись от гусеницы, чтобы не попасть под нее, он покатился и снова оказался у края ямы.

Он сполз в яму и стал ждать. Ждать оставалось несколько секунд, но секунды растягивались.

Машина подошла и направила пулеметы на него.

– Чего ты ждешь? – спросил Орвелл.

– Я жду своих друзей. Я не хочу убивать тебя так, чтобы не увидели они. Я хочу лишить их такого прекрасного зрелища.

Орвелл ждал.

– Почему же они не идут? – сказал он примерно после минуты ожидания.

Танкетка развернулась и исчезла.

Орвелл поднял голову из песчаной ямы. Все аппараты поспешно уходили. Вот взорвался передний, вот взорвались сразу три, шедшие за ним, потом еще два.

Он взглянул и увидел и увидел, как медленно, будто коршун, снижается Зонтик. Этот конец был ничем не лучше. И тут он увидел номер Зонтика и потерял сознание.

81

Он очнулся. Первый Зонтик стоял невдалеке. Его дверь была призывно открыта, за дверью зовущая чернота, в которой угадывается ряд кресел – Орвелл встал на ноги и, все еще чувствуя тошноту и звон в ушах,…

– Здравствуй, – сказал он. – Зачем ты это сделал?

– Ведь мы дузья, – ответил Коре.

Его голос почти не изменился, лишь стал мелодичнее – голоса машин всегда красивы.

– Не знаю, – сказал Овелл, – я никогда не думал об этом. Я никогда не знал, что мы с тобой друзья. Я даже никогда не считал нужным иметь друга. Я думал, что можно прожить…

– И все же ты его имел, – ответил Коре. Если бы не наша с тобой дружба, я бы никогда не вмешался в спор людей.

– Ты до такой степени перестал быть человеком?

– Да, ты даже не можешь представить себе до какой степени. Это невозможно представить – я даже не знаю, радоваться мне или скрипеть зубами. Вот только зубов у меня нет и мотор вместо сердца, он никогда не повысит обороты от радости. Иногда я жалею о своей прошлой жизни. Не знаю о чем в той жизни можно было жалеть. Ведь когда я был человеком, я был готов умереть, убить сам себя, погибнуть в каком-нибудь бессмысленном бою, не заметив его бессмысленности – меня это нисколько не волновало. Но теперь, когда я потерял себя, теперь, особенно ночами, ведь ночами я не сплю, теперь я часто вспоминаю странные подобности моей жизни и только сейчас они мне кажутся странными. Этих подробностей так много – знаешь, ведь у Зонтика очень хорошая память, то есть, он поправился, – у меня очень хорошая память. И я помню слишком многое из своей жизни, эта память давит на меня. Я вспоминаю слишком много людей, рядом с котрыми я был, мимо которых я прошел, доставил им удовольствие или боль, гораздо чаще боль, чем удовольствие. Я вспоминаю женщин, которым я мог бы подарить что-то очень большое, я чувствую, что это могло быть, но всего этого не произошло. Я прожил на Земле человеком сорок два года, и за это время я не сделал счастливым по-настоящему никого. Я не знаю, почему я жалею о своей прошлой жизни, но…

– А как тебе сейчас? – спросил Орвелл.

– Сейчас – это совсем другое. Сейчас я чувствую совсем иначе, ведь у вас, людей, всего лишь пять или около того, органов чувств. У меня же чувств гораздо больше и гораздо больше возможностей. Нет, этого никогда не обьяснить вам, как не обьяснить слепому и глухому что такое свет и звук. Он может монять это на логическом уовне, но не почувствовать. Люди смогли создать слишком хорошую машину, слишком хорошую. Но я все же жалею о прошедшем времени, странно, ведь машина рациональна, а нерациональность свойственна лишь человеческому уму.

– Лишь слабому уму, – сказал Орвелл.

– Я бы не говоил так категорично.

– Значит, ты не совсем перестал быть человеком, – сказал Орвелл.

– Что ты собираешься делать дальше? – спросил Коре, – тебе еще нужна помощь? У тебя еще остались враги в лагере.

– В лагере, я не знаю, пожалуй, нет, – ответил Орвелл, – но дело ведь не в лагере, дело в них. – Он кивнул в сторону космодрома.

– Напрасно ты думаешь, что в лагере все в порядке. Я знаю своих людей.

– Там не только твои люди.

– Я знаю людей, которые попадают в боевые группы – это люди, которые умеют только убивать и делают это с удовольствием. Ты еще не понял, почему ты сейчас здесь, а не там?

– Я кому-то не угодил.

– Ты не угодил только Рустику. Но помни об остальных. Они запрограммированны на бой и только на бой. Если нет противника они его находят.

Если противника нельзя найти, они делают противника из друга.

– Почему?

– Потому что в них только боевые программы, я ведь уже сказал.

– Я сейчас могу помнить только об оставшихся кораблях. Я остановлю их.

– Ты зря боишся за Землю. На Земле хватает своих пушек. Там сумеют сбить эти железки. Ну разве что, сожгут какую-нибудь Австралию, Гренландию или Памир.

Тебе-то что до этого? Ты больше не вернешься.

– Это мой долг.

– Нет более глупого слова. Тебя просто запрограммировали на долг и используют, неужели это трудно понять?

– Это ничего не меняет.

На космодроме возвышались три боевых корабля, один из которых был практически готов к полету. И два остальных будут готовы через пять-шесть дней.

– Ты собираешься сражаться с ними? – спросил Коре. – Это невозможно, у тебя нет никакого оружия.

– Может быть, ты дашь мне какое-нибудь оружие?

– Я. Я конечно, мог бы. Но ведь это бесполезно. С любым оружием, которое я могу тебе дать, ты не пройдешь и сотни метров. Они ведь расстреляют тебя, раздавят как букашку.

– И тем не менее, – сказал Орвелл. – что бы ни поизошло и что бы ни грозило лично мне, я обязан их остановить. Ведь это угроза Земле. Ведь именно для этого мы летели сюда – чтобы их остановить. Ведь это мой долг. Кстати, – спросил он, – ты еще помнишь, что такое долг?

– Да, – ответил Коре, – я все понимаю. Но я понимаю и некоторые гораздо большие вещи. Я понял даже, что в жизни есть что-то более важное, чем долг.

– И что же это? – спосил Орвелл.

– А вот тебе этого не понять. Ты всего лишь человек. Заходи.

Орвелл подошел, помедлил и вошел в дверь.

– Садись сюда, – сказал Коре, – нет, не в кресло пилота. Поведу я. Ты будешь только смотреть.

Дверь закрылась. Зонтик поднялся и сделал круг вокруг космодрома, получив несколько выстрелов.

– Что ты собираешься делать? – спросил Орвелл.

– Я собираюсь тебе помочь, я собираюсь уничтожить это змеиное гнездо.

– Но ведь…

– Никаких ведь. Я все еще помню, что такое долг; и еще я не хочу, чтобы мои и твои люди погибли напрасно, – ответил Зонтик и спикировал к ближайшеиму крейсеру. К тому, который сиял на солнце ослепительной иглой, уже готовый к полету. Орвелл заметил, что снова вышло солнце.

Крейсер выстрелил и Зонтик сильно качнуло. Зонтик выстрелил в ответ и продолжал стрелять, сближаясь. Он был уже очень близко и Орвелл представил, что сейчас произойдет. Нет, подумал он, – ведь остаются еще два. Верхушка крейсера наконец взорвалась и оплыла, как верхушка свечи. Крейсер начал падать в сторону; Коре чуть-чуть вильнул, чтобы уйти от падающей махины, и Орвелла сильно вжало в кресло. Потом был еще один удар, такой, что он почти потерял сознание.

Зонтик ушел и нырнул в воду. Вода зашипела, принимая раскаленное тело.

– Ну что, – спросил Орвелл, – как дела? Есть повреждения?

– Да, есть, – ответил Коре. – Но пока все в порядке.

Когда он вынырнул из воды и поплыл в сторону космодрома, Орвелл все время ощущал давящий град ударов на спине Зонтика. Он ощущал их так, как будто били по его собственному телу.

– Коре, – спросил он, – тебе больно?

– Что такое боль? – ответил Коре. – Это чепуха. И потом, пойми, я ведь могу отключать любые системы. И даже систему боли, если она станет мешать.

– А сейчас она мешает?

– Не слишком сильно, – ответил Коре и ускорился.

Подойдя к космодрому, он поднялся еще раз и на полной скорости пошел на второй крейсер. При подходе он получил очень сильный удар и упал на бетон.

– Что случилось? – спросил Орвелл.

– Я наверное, не смогу больше взлететь, – сказал он. Они слишком сильно мою хвостовую часть. Но ничего, я пока еще жив. Мы пока еще держимся. Все в порядке…

Еще один сильный удар и голос замолчал.

– Коре? – позвал Орвелл.

Ему ответила тишина. Вторая стальная сигара медленно наклонялась и падала.

Она падала прямо на них. Она падала так медленно, что Орвелл успел пересесть в кресло пилота и и взять рычаги и слегка двинуть назад Зонтик.

– Коре! – еще раз закичал он и снова в ответ тишина. Стальная сигара крейсера обрушилась и ударила хвостовую часть машины. Что-то зашипело и Орвелл, обернувшись, увидел, что потолок примят. Ничего сего себе удар, – подумал он и двинул Зонтик. Зонтик двинулся, но нехотя, с каким-то внутренним скрипом, как калека на костылях. Он снова позвал Коре и снова не получил ответа. Неужели, – подумал он, – неужели тебя убили так просто?

Третий крейсер еще не был активирован, поэтому его боятся не стоило.

Орвелл подвел машину и стал расстреливать стальной корпус с близкого расстояния.

Зонтик пока еще слушался приказов.

Когда третья сигара свалилась, он прекратил стрелять и закрыл глаза. Тогда он снова услышал голос Коре.

– Уходи.

– Зачем? – ответил Орвелл. – Я ведь выполнил свой долг.

– Я поздравляю тебя. Но мы выполнили долг вместе, не зазнавайся. А теперь уходи.

– Почему?

– Мне слишком трудно сдерживаться. Еще несколько минут и от меня не останется ничего, кроме взлетающих обломков. Я ведь машина, а машины иногда взрываются.

– Ты уверен?

– Да. Но я сумею продержаться, если ты выйдешь сейчас. Уходи скорее.

– Прощай, сказал Орвелл, – ты был настоящим другом. Я не знал этого, прости меня.

– Не повторяйся. «Прощай» – это и значит «прости».

– Разве?

– В словах вложено намного больше, чем мы вкладываем в них. Прощай и ты.

Зонтик открыл дврь (точнее, выломал, потому что дверь заклинило); Орвелл стал на ступеньку, но не смог сойти на раскаленный бетон. Бетон был оплавлен и по нему перебегали змейки огня. Слишком жарким был бой, который закончился только что. Большинство танкеток были расстреляны, а те, которые остались, рассеялись по местности.

– Коре, – сказал он.

– Что?

– Я понимаю, что не могу просить тебя ни о чем, но нас осталось не так уж много в лагере и у нас совсем нет оружия… Вот эти танкетки. Если бы ты смог.

– Понятно, – сказал Коре, – если я успею, я их сделаю.

И тут пошел дождь.

Он брел по взлетной полосе (здесь было несколько взлетных полос, предназначенных для посадки и взлета небольших самолетов, туристического класса) он брел по взлетной полосе в сторону гор. Ужасно болела голова и ломило все тело. Это так быстро не пройдет, понятно. Он шел не оборачиваясь; по бетону лупили капли дождя и местами бетон быстро высыхал – он был все еще слишком горяч. Как вовремя пошел дождь, – подумал Орвелл, как будто специально запущенный невидимым режисером этого бескровного, но жуткого спектакля.

Он слышал за спиной частые взрывы – это Коре расстреливал оставшиеся механизмы. Спасибо, – подумал Орвелл, – но как долго ты еще сможешь это делать?

Он сошел со взлетной полосы, которая превращалась в широкую дорогу, потом дорога становилась неширокой, потом просто тропинкой, потом – просто травой. По колено в траве он поднялся на холм к перевалу и обернулся. Хлопнул еще один взрыв.

Где он находит их? – подумал Орвелл, – ведь больше ни одной не видно. Еще один взрыв, и еще. Ну да, у него еще остались целы системы распознавания. Он наверняка расстрелял всех или почти всех.

И в этот момент его ослепило и толкнуло в спину облаком одного большого взрыва. Когда он поднялся, на том месте, где еще недавно был Коре, зияла воронка с оплавленными краями и в ней плавало расплавленное вещество. Скорее всего камень. Камень был красным, таким, как лава, вытекающая из жерла вулкана.

Он вспомнил вулканы на Южной Гидре – тогда он и Коре тоже были вместе.

Орвелл отвернулся и пошел в сторону лагеря. Дождь сейчас был небольшим и приятно охлаждал тело.