Текст книги "Фантастика 2005"

Автор книги: Алексей Пехов

Соавторы: Сергей Лукьяненко,Святослав Логинов,Евгений Лукин,Леонид Каганов,Сергей Чекмаев,Владимир Васильев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 51 страниц)

39

Ей выделили одноместный аппарат, почти такой же, как раскуроченная в металлолом «Женя». Правда, аппарат был более старой конструкции. Хлопушка шла сзади на расстояниии двух световых секунд. Евгения обняла напоследок нескольких новых друзей, трижды поцеловалась с Жилкисом и стартовала. Она шла с перегрузкой восемнадцать и выдержала такую перегрузку целых шесть минут.

Хвастливого Анжела уже давно бы раздавила гора собственных мускулов. Несколько ее ребер все же не выдержали веса и треснули без смещения. Евгения снизила перегрузку. Сломанные ребра это ерунда, лишь бы они не помешали выполнить задание. Но сейчас Евгения была способна выполнить задание даже со сломанными руками и ногами. Она связалась с Хлопушкой.

– Тебя долго не было слышно, – сказала Джулия, – мы уже начали волноваться.

– Ничего, все обошлось хорошо, – ответила Евгения, – была небольшая стычка и мне сломали два ребра. К счастью с правой стороны – справа я не боюсь за сердце. Взрыватель установила.

– Что с твоим голосом?

– А что с ним?

– Он не твой.

– Это просто другой аппарат. У них здесь одно старье. Пришлось выбирать из того, что было под рукой. Передатчик искажает голос.

– Включи изображение, я хочу тебя видеть, – настаивала Джулия.

– А я не хочу.

– Ладно. Тогда расскажи, что ты узнала.

– Совсем не то, что ты думаешь. Невидимки на самом деле не враги нам, мы себя сами неправильно настроили. Никакой болезни, никакого вируса Швассмана нет. Просто человек развивается и происходит новый великий скачок эволюции.

Человек становится невидимым, теряет многие внутренние органы, получает вечную жизнь и вечное счастье. Ты знаешь, я ведь видела их мир. В их мире нет зла и насилия, там нет боли и жестокости, там нет даже жары и холода. Там вечное начало светлой и прозрачной осени – бархатный сезон длиной в вечность. Там шелестят живые леса и живые травы, там люди настолько легки, что могут пройтись по бутонам цветов и не примять их…

– Евгения, с тобой все в порядке?

– Да, в полном порядке. Скоро буду у вас.

Она подлетела к Хлопушке, но не стала чалиться ко входному шлюзу.

Одноместный аппарат сделал два витка и прилип к корпусу неподалеку от двигателя.

Евгения отключила связь и вышла на поверхность Хлопушки. Мощные звезды заполняли все пространство вокруг. Млечный Путь запрокинулся двойной изумительной спиралью и был виден почти весь, кроме темного пятна там, где полагается быть центру Галактики. Евгения вспомнила светлые прозрачные леса, людей в легких светлых одеждах, лица, которые всегда улыбаются, теплые озера с водой абсолютной чистоты и просто счастье, спокойное счастье без всяких причин – бархатный сезон длиной в вечность. Почему-то ей захотелось настоящей спелой земляники – сколько по-настоящему теплого и земного в этом слове – спелую землянику она видела лишь однажды, двадцать лет назад. Главное, чтобы ОНИ не догадались раньше времени.

Евгения подошла к двигателю и быстро поставила взрывное устройство. После взрыва Хлопушка уже никогда не сможет сделать нового скачка и никогда не догонит крейсер. Главное, чтобы ОНИ не догадались. Ведь достаточно включить двигатель на долю секунды и Евгения обратится в пепел, не успев выполнить приказ. Главное – включить и настроить взрыватель. Потом пусть включают двигатели, сделанного уже не поправишь. Еще несколько секунд…

ОНИ не догадались. Как, в сущности, глупы люди! Даже жаль их, им никогда не понять истины.

Евгения снова вошла в аппарат и отчалила, собираясь в обратный путь к крейсеру.

Снова включилась связь. Лицо Джулии было обеспокоенным. Подумать только, эта женщина когда-то была подругой. Но разве могут быть настоящие друзья в мирке людей?

– Евгения, что случилось?

– Все.

– Что значит все?

– Считайте секунды, осталось двадцать четыре, двадцать три, двадцать две, двадцать одна…

Одноместный аппарат отлетал все дальше и дальше. Вот Хлопушка стала лишь маленькой белой звездочкой – гораздо меньше и гораздо тусклее любой другой звезды.

– Три, два, один, ноль…

Возле белой звездочки вспыхнула еще одна красная. Все. Работа сделана на отлично. Можно возвращаться. Радар засек кусок Хлопушки, оторванный взрывом – металлическая гребенка пронеслась совсем рядом с огромной скоростью. Надо быть осторожнее. Так болит в груди. Это всего лишь два сломанных ребра. Если лететь без большой перегрузки, то два ребра не помеха.

40

Хлопушка снова садилась на Бэту, только в этот раз уже не было никаких шансов взлететь снова. Оставь надежды всяк сюда входяший, – подумал Орвелл. Ситуация была понятна. Евгению сумели схватить и промыли ей мозги – как раз это совершенно ясно. Хорошо еще, что она не уничтожила Хлопушку совсем. А вот с этим ясности не было.

– А почему, собственно, она этого не сделала? – спросила Кристи.

Все поняли, о чем она говорит.

– Потому что не было подходящего взрывателя, – ответил Гессе, – взорвать всю Хлопушку это не простое дело. Тут нужен аннигилятор. Но…

Он замолчал.

– Но у нее был подходящий взрыватель, она ведь собиралась взорвать крейсер.

– Значит, она его не использовала.

– Почему?

– Когда промывают мозги, ты о многом забываешь.

– Это значит, что аннигилятор остался на крейсере, подсуммиравала Джулия, – и это значит, что крейсер еще можно было бы взорвать, если бы…

– Вот как раз с «если бы» у нас и проблема.

Хлопушка грузно, со скрежетом и пылью села на Бэту, всего в нескольких метрах от места своего недавнего взлета. На Бэте дул ветер и нес сухие листья вперемешку с песком.

– Что-то погода здесь испортилась, похоже на осень, – сказала Кристи.

– Бархатный сезон, – ответила Джулия холодно, со звоном в голосе.

Кристи посмотрела удивленно, но не стала переспрашивать. Драконов лучше не дразнить.

Они снова установили экран и Джулия вышла во дворик. Мелкие песчинки, несомые ветром, лопались как мыльные пузырьки и создавали шум, напоминающий шум дождя. Вот и все, теперь нам не вернуться, – подумала Джулия и взвесила достоинства и недостатки такого положения. Конечно, Земля это родина, говорят, что за родиной тоскуют. Но Бэта лучше. Если бы мне дали выбирать, я бы осталась здесь. Здесь многого нет. Здесь еще все настоящее, или почти все. Здесь две женщины и десять мужчин. Кристи дурочка и дурнушка; я ей, пожалуй, отдам парочку стариков. А у меня будет отличный гарем. Мои петушки станут драться на смерть ради одного моего благосклонного взгляда. Что ж, это тоже вариант. Еще будет время продумать другие.

– Капитан, я хочу пойти погулять, – передала она.

– Мы не можем рисковать, не стоит.

– А плевать мне, я люблю бархатный сезон.

Ее выпустили и она пошла к морю. Все еще было тепло, но не так тепло, как раньше. А говорили, что на Бэте не бывает осени. Трава выгорела и пожелтела.

Дальние горы, казавшиеся раньше голубыми из-за расстояния (и только приглядевшись, глаз замечал их перенасыщенную зелень), теперь были банально серыми, будто облысевшими. Складки холмов напоминали складки кожи на теле некоего исполинского, невообразимо громадного чудища. Казалось, что чудище спит, но уже скоро проснется.

Она вздрогнула.

Что это еще за глупости? Горы не могут быть живыми, это только гранит и базальт. Нет ничего мертвее гранита и базальта. Они только похожи на живое тело и похожи лишь издалека. Она тряхнула волосами и продолжила спуск. Для кузнечиков она имела парализатор.

41

Два биоробота были, по крайней мере внешне, точной копией командира. Обоих звали Бужба; дла различения они отзывались на имена Б1 и Б2. Что означало слово «Бужба» никто не знал, это слово придумала бедная Евгения, сразу после того, как роботы были изготовлены. Слово понравилось и прижилось. Теперь Б1 и Б2 были готовы к работе. Предстояло съездить в подземный город и найти ту глубокую шахту, о которой еще нормальная Евгения успела передать. Если будет возможность, то спуститься в шахту и провести некоторые эксперименты. Разгадка уже была близка.

Гессе повел третий Зонтик к городу, взяв с собой двух роботов. Роботы были достаточно умны для технических целей, но не могли поддерживать светскую беседу.

Поэтому Гессе молчал. Роботы играли в шахматы и никто не мог выиграть – они были совершенно одинаковы и мыслили тоже одинаково. Но шахматы любили.

Они остановились у статуи сфинкса. Вход в подземелье был разворочен. По передней лапе сфинкса змеилась трещина.

– Материал? – спросил Гессе.

– Мрамор. – ответил Зонтик.

Ничего себе, вырезать такую махину из настоящего мрамора! Конечно красиво, но более бесполезной вещи я не встречал, – подумал он. Невдалеке стояли две фигуры: девочка и мальчик; обе оторванные от родного постамента и обе простирающие руки в никуда. Одна рука у мальчика отломлена. Наверное раньше они протягивали руки друг к другу, а теперь их бросили как попало.

Всепроникающая жестокость к бессловесному.

Но, – подумал Гессе, – ведь именно эти фигуры были в подземном городе, именно эти фигуры Зонтик разнес в пыль. Я же видел все это, я же четыре раза просматривал запись! Он так удивился, что не знал, что делать дальше.

– Это те же самые фигуры? – спросил он.

– Те же самые, – ответил Зонтик.

– Но ведь именно эти две фигуры ты разбил полностью, на мельчайшие осколки?

– Да, я разбил именно эти фигуры.

– Тогда почему же они целые? Их склеили снова?

– Их невозможно было склеить снова.

– Материал?

– Мрамор, цельный кусок мрамора – ответил Зонтик.

Ладно, пусть это останется загадкой, – подумал Гессе. – Интересно, имеют ли эти фигуры художественную ценность или это просто игрушки. Он забыл задать Зонтику такой вопрос.

Похоже, что все фигуры они делали здесь из натурального мрамора. Дорогое удовольствие. Гессе повел Зонтик внутрь, включив сильный прожектор. Он прошел прямо сквозь стену и услышал долгий шум каменной осыпи за собой. Еще несколько таких поездок – и от сфинкса останутся только мраморные осколки.

– К самой глубокой шахте! – приказал Гессе и включил автопилот.

Зонтик остановился и не двигался около минуты, потом уверенно взял направление. Снова стал у первой стены.

– Прямо! – приказал Гессе и Зонтик пошел крушить стены. Какая разница, если здесь уже никто никогда не будет жить?

К шахте они добрались минут через пятнадцать. Зонтик остановился около решетчатого заграждения и выпустил пассажиров. Гессе взглянул вниз. Диаметр шахты был метров тридцать. У стены торчал лифт и Гессе сразу понял, что этот лифт не поедет вниз.

– Ого! – сказал Гессе. – Такого я еще не видел. Попробуйте, ребята, его оторвать!

Оба робота схватились за кабину лифта и начали ее расшатывать. Никаких результатов.

– Материал? – спросил Гессе у Зонтика.

– Базальт.

– Обычный базальт?

– Самый обычный. Есть небольшая примесь кадмия, но в пределах нормы.

– Тогда объясни мне, как мог лифт, который ездил еще месяц назад, врасти в камень? Да ну тебя, ты же ничего не сможешь обьяснить.

– Смогу, – ответил Зонтик. – Поверхностный слой базальта растет со скоростью около двух миллиметров в час.

– Это, по-твоему, обыкновенный базальт?

– Он обыкновенный по составу.

Гессе снова вгляделся в черный провал. Шахта уходила на многие километры в глубину. Лифт не работает. Можно попробовать на Зонтике, если поставить Зонтик торчком.

– Ну что, поедем вниз? – спросил он.

Зонтик, понятно, ничего не ответил.

Они спускались уже около двух часов, до дна шахты оставалось недалеко. Если в верхнее отверстие Зонтик проходил легко, то здесь его бока почти касались стен. Гессе спросил об этом и услышал, что здесь базальт растет быстрее.

Казалось, что планета заживляет глубокую рану, нанесенную ей человеком. Базальт рос выступами и впадинами, неровными подушками и полосками, кое-где он застыл каплями – так, будто он выдавливался из пор в жидком виде.

– Какая скорость роста здесь? – спросил Гессе.

– Шестнадцать и пять десятых миллиметра в час. Дальше идти опасно.

– Я сам знаю что опасно, а что нет, – ответил Гессе и продолжил спуск.

Зонтик несколько раз чиркнул стену. Отверстие сужается со скоростью примерно полтора сантиметра в час. Если оно станет слишком узким, то Зонтик его расширит. Даже если отверстие зарастет полностью, то Зонтик прогрызет новое. Но не стоит рисковать – Зонтик еще никогда не поднимался с тридцатикилометровой глубины.

Машина достигла дна и перевернулась в нормальное положение. У дна шахты был вырезан огромный зал площадью в несколько квадратных километров и высотой метров в сто. Вот отсюда и брали породу для строительства первого искусственного острова.

– Материал? – спросил Гессе.

– Материал неизвестен.

– Что значит неизвестен?

– Материал под нами имеет слишком сложную структуру и состав.

– Тогда сделай анализ.

– На это потребуется три с половиной часа.

– Пускай.

– Мы не сможем пройти в отверстие, – предупредил Зонтик.

– Тогда ты его расширишь.

Зонтик начал бурить грунт. Гессе приготовился к обеду. Он достал коробочку с пищевыми таблетками, тюбик с питательной пастой (его любимая, зеленая с мятным вкусом) и горячий кофе. Он решил начать с кофе и отвинтил крышку. И сразу понял, что это не кофе.

42

Джулия выкупалась несколько раз и сейчас отдыхала в небольшом гроте, вымытом волнами в прибрежной скале. Дно в гроте было прохладным и она постелила полотенце. Полотенце было очень мягким и совершенно теплоизолирующим. Рядом дрожала небольшая струйка подземного ручейка, который впадал в море, расширяясь.

Джулия протянула руку и попробовала – вода чуть сладкая на вкус. Почти земная.

Море колыхалось у ног, волны выросли и докатывались почти к самому гроту.

Облака разошлись и солнце переменчивыми отблесками металось на влажном своде. А почему я называю его солнцем? – подумала Джулия. – Потому что, если называть его Бэта Скульптора или просто Звезда, то это будет не по-настоящему…

На этой вялой мысли она уснула. Ей приснилась Евгения, вся легкая, тонкая полувоздушная, в прозрачно-белом платье. Евгения ступала по бутонам цветков и не мяла их. Вокруг шумел лес, тоже полупрозрачный, вступающий в осень. Все деревья были молодыми – тонкими и невысокими, похожими на земные осинки.

– Ну как, ты счастлива теперь? – спросила Джулия во сне.

– Я скучаю без тебя, – ответила Евгения. – приходи, разве тебе не нравится здесь?

– Я прийду, – говорила Джулия, – мне нравится бархатный сезон. Но чем это пахнет?

– Разве тебе не нравится запах? – Евгния зачерпнула горстью воду и поднесла к губам. – Разве тебе не нравится цвет или вкус? Вода тяжелыми красными бусинками падала на ее платье. Евгения улыбалась, не замечая.

Джулия проснулась.

Близился вечер, становилось прохладно. Солнце уже исчезло и освещение в гроте стало слабым, но равномерным. Странный, но очень знакомый запах остановился на самом пороге памяти, не решаясь войти.

Джулия протянула руку и в ладонь потекла бурая липкая жидкость.

Анжел потаскал точно отмеренную порцию железа (он не мог жить без физической нагрузки, как алкоголик не может жить без спиртного), растерся полотенцем и включил душ. Плотные и колючие водяные струи били одновременно со всех сторон. Надо бы сделать похолоднее, – подумал Анжел и уже собрался приказать душу, но вода вдуг выключилась, в трубах что-то забулькало и из дырочек потекла самая обыкновенная кровь.

– Вот это весело, – сказал Анжел, – сколько ж народу нужно угробить, чтобы столько крови достать?

А кровь все текла и текла, до тех пор, пока он не завинтил кран.

Зонтик начал бурить грунт. Гессе приготовился к обеду. Он достал коробочку с пищевыми таблетками, тюбик с питательной пастой (его любимая, зеленая с мятным вкусом) и горячий кофе. Он решил начать с кофе и отвинтил крышку. И сразу понял, что это не кофе.

Сердце радостно екнуло, как в детстве, перед первым прыжком с трамплина. Он любил опасность, а, судя по всему, опасность была рядом.

Зонтик прекратил бурение, прекратил без команды.

– Что случилось?

– Бурение продолжать невозможно, материал не поддается.

Гессе радостно присвистнул и спел:

Мой милый мама был французом, а папа девушкой была.Я потому люблю арбузы, что в море гречка зацвела.

Эти две фразы были энграммой, настраивающей сознание на максимальную собранность. Все участники боевых групп проходили обязательное нейропрограммирование. В подсознание каждого впечатывалось несколько фраз, повторение которых создавало нужный психический настрой. Таким образом, каждый член группы мог за несколько секунд побороть собственный страх, растерянность, подавленное настроение или ненужный гнев. Для этого достаточно было повторить несколько строк. Строки специально выдумывались бессмысленные – чтобы предотвратить их случайное повторение в разговоре.

– Что в море гречка зацвела… – медленно закончил Гессе и ощутил знакомый холодок собственного могущества.

Он вышел из Зонтика, приказал машине отодвинуться и посмотрел на отверстие.

Отверстие быстро затягивалось: выбрасывая почти мгновенно застывающие струйки.

– Входная шахта начала зарастать очень быстро, – сообщил Зонтик.

– Так значит даже ты не можешь пробить этот материал?

– Не могу.

– Тогда чего же она так испугалась? – сказал Гессе. – Попробуй выстрелить.

В сторону и вверх.

Зонтик выстрелил; звук был негромким и глухим – так, будто ударили кулаком в подушку.

– Результаты?

– Разрушений нет, – бесстрастно ответил Зонтик.

– Значит ты не сможешь пройти сквозь эту породу?

– Не смогу.

– Тогда уходим.

Он подогнал Зонтик к шахте. Теперь даже невооруженным глазом было заметно, что Зонтик в отверстие не пройдет. Гессе связался с кораблем:

– Как у вас дела?

– Кошмар.

– К меня тоже. Перечисляю. При входе в шахту обнаружил, что камень растет. Доказательства: вросшие в стену механизмы и точные измерения Зонтика.

Опустился на глубину двадцать девять и девять десятых километра. Начал бурение.

Одновременно с началом бурения кофе превратился в кровь и кровь свернулась.

Зонтик не смог пробурить породу. При выстреле не было разрушений. Выйти не могу – шахта зарастает на глазах. Выводы. Имею дело с живым веществом, с плотью. Не исключено, что вся Бэта – живой организм. Когда люди жили на поверхности, она терпела. Когда они начали глубокое бурение – ей не понравилось и она убила людей. Есть только одна неясность. Даже Зонтик не смог проковырять маленькой дырочки. Это значит, что планете наплевать на всяческие усилия людей.

Тогда почему она объявила людям войну?

– Как роботы? Они не помогут?

– Они не успеют пройти тридцать километров вверх по шахте, держа меня на руках. Шахта затягивается слишком быстро. Бэта меня уже похоронила. Что у вас?

– У нас тоже кровь вместо воды.

– Когда это произошло?

– В семнадцать тридцать четыре.

– Что показали анализы? Надеюсь, это не человеческая кровь?

– Нет, это кровь неизвестного существа.

– Пробовали выделить из нее воду?

– Пробовали, но вода сразу превращается в кровь.

– В семнадцать тридцать четыре я попытался начать бурение, – сказал Гессе. – а Бэта просто показала, что она недовольна.

Он стоял и смотрел на смыкающуюся трубу шахты. Сверху проникал свет – там был оставлен мощный автономный прожектор. Стены шахты начинали звучать и иногда вздрагивали. Рана, нанесенная человеком, затягивалась. Зонтик стоял в стороне, освещая сам себя. Рядом сидели два тупых робота и играли в шахматы, чтобы убить время, незанятое работой. Свет в конце трубы мигнул и погас – это означало, что где-то на его пути стенки уже сомкнулись. А здесь тепло, – подумал Гессе и расстегнул воротник, – нет, не слишком тепло, просто воздуха начинает нехватать. Не может быть, чтобы не было решения.

Он вспомнил свое первое выигранное состязание в беге. Дистанция была пятнадцать километров, а противники были и старше и сильнее его. Всю первую половину дистанции он бежал наравне с лидером (еще сейчас помнится его лицо – потное, но не усталое, широкое, как полная луна, плоское, почти вогнутое – лицо северянина): дважды он пробовал оторваться и тогда лидер спокойно говорил на бегу: «не надо» и по тому, как он говорил это, было заметно, что его дыхания хватит еще на много кругов. А Гессе задыхался. Ближе к концу дистанции лидер пошел вперед и Гессе стал отставать. И тогда что-то случилось. Страшная, звериная сила более всего похожая не на силу, а на боль – на боль в разорванных легких (позже он узнал и такую боль) понесла его вперед. Он упал сразу, на первых же метрах после финиша; упал на спину и стал задыхаться; его подбородок дергался, а красная муть застилала глаза. Он тогда победил, но то были его последние соревнования по бегу.

– Мне нечем дышать, – сказал Гессе.

Зонтик не ответил, слишком необычной была интонация. Один из роботов-близнецов поднял глаза от доски, но тоже промолчал.

– Зонтик имеет запас воздуха еще на сутки, – сказал Гессе, – но я не стану пользоваться этим запасом. Если ты хочешь меня убить, то ты это сделаешь.

Он помолчал, пытаясь услышать, слушает ли его планета. Стенки тоннеля продолжали сближаться.

– Прости меня. Ведь я не хотел причинить тебе боль. Ты же знаешь, что я всегда относился к тебе хорошо. Прости всех нас. Если не можешь, то прости хотя бы остальных, а меня убей. Прости, если ты меня слышишь.

К ночи облака разошлись, но стало еще холоднее. На Бэте наступила обычная земная осень. Как будто сухой и ветренный конец сентября где-нибудь в средних широтах. Кровь снова превратилась в воду и измученные люди поужинали и выпили кофе.

Около полуночи к кораблю подъехал Зонтик, из него вышли Гессе и два робота.

Гессе не стал ничего рассказывать, сославшись на усталось. Он только выпил чистой воды и пошел спать. К этому времени Хлопушка стала прозрачной, чтобы позволить людям видеть звезды – звезды успокаивают. Гессе смотрел в бесконечность и не мог уснуть. Уснуть было просто – достаточно было прочитать вслух соответствующую энграмму. Завтра будет много работы. И послезавтра будет трудный день. И все остальные дни будут нелегкими. Нужно спать, но не хочется.

Слишком долго он подчинялся этому гипнотическому слову «нужно». Говорят, что древние молились перед сном. Интересно, они всего лишь прочитывали собственные энграммы или действительно общались с высшим и всемогущим существом? Интересно, какие слова они говорили? Интересно, что чувствовали при этом? Он попробовал представить себя на месте древнего человека, но превратился только в мальчика, сидящего у пещерного костра и зачарованного плывущими огненными языками. Тогда он понял, что спит и удивился, что заснул так просто.