Текст книги "Фантастика 2005"

Автор книги: Алексей Пехов

Соавторы: Сергей Лукьяненко,Святослав Логинов,Евгений Лукин,Леонид Каганов,Сергей Чекмаев,Владимир Васильев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 51 страниц)

53

Вторая голова, та, которая в руке, тоже выглядела гордой.

– Я думала, что у тебя нет братьев, – сказала Кристи и села, свесив ноги.

– Вот и я так думал, – ответил Анжел.

– Это Морт, – сказал Дядя Дэн.

На столике пел Ванька, хлопая себя ладонями по лбу. Рядом с Ванькой сидел пленный кузнечик, рядом с кузнечиком лежал диктофон, а в четвертом углу доски ничего не было.

Два любителя морали у мадам белье украли.Три любителя чудесНа стене сажают лес…

– спел Ванька, смысл совпал и кузнечик продолжил песню:

Неудобно спать в корыте, а особенно в закрытом.Ваня умер на кровати от восьмого киловатта…

Смысл не совпал и кузнечик пел дальше:

Бэта – лучшая планета, только нету туалета.Как захочешь в туалет, а его как раз и нет.

Смысл совпал и кузнечик передал эстафету диктофону:

Серо-бурый апельсин обожает пить бензин… – пел диктофон. Как только строки совпадут по смыслу, то диктофон замолчит и начнет петь пустота. Человек, кузнечик, механизм и пустота. Неужели все так просто?

– Ванька, молчать! – приказал Орвелл и Ванька замолчал.

Орвелл подумал отчего ему так надоело жить. В жизни есть что-то неправильное, если я чувствую себя так. Он посмотрел в глаза сказавшего и отметил в них то же чувство.

– Почему Морт?

– Только его нет с нами. Вот он и допроклинался.

Система поиска Хлопушки проверила и подтвердила, что Морта на борту нет, но обнаружила дополнительную анжелову ногу и кузнечика, строящего себе гнездо в оружейном отсеке за ящиками.

– Я полагаю, что все ясно, – сказал Орвелл; говорить было легко и тяжело одновременно, как будто продолжать несложный, но бесполезный труд. – Морт превратился в ближайшего к нему человека, то есть в Анжела. Если бы рядом с ним было техническое устройство, он бы превратился в техническое устройство.

– А если бы рядом с ним никого не было?

– Вероятно, он превратился бы в невидимку. Я хочу сказать, что Бэта просто издевается, просто валяет Ваньку. Но на месте Ваньки сейчас мы с вами.

Ванька поет, а мы разговариваем. И стоит кому-нибудь плохо отозваться о Бэте, как он превращается в ближайший предмет. Нет никакого информационного вируса.

– Это все домыслы.

– Согласен, домыслы. Но мы их проверим.

– Это как, интересно?

– Так же как проверил Морт. Мы здесь для того, чтобы все узнать. Вот и узнаем, – сказал Орвелл, помолчал и продолжил: – это мое последнее распоряжение как командира космического корабля. Хлопушка больше не космический корабль, она уже не взлетит. Я не имею права приказать это никому другому, кроме самого себя. Я приказываю себе…

– Нет, – сказал Дядя Дэн.

– Не нужно меня перебивать.

– Ты не сделаешь этого.

– Это мой долг.

– Не надо повторять заученных фраз. Твой долг – остаться командиром.

– Ну так что же? – спросил Анжел, – будет кто-нибудь проклинать Бэту или нет? Лично я не буду и никакие приказы меня не заставят.

– Это сделаю я, – сказал Дядя Дэн.

– Почему ты? – спросил Орвелл.

– Во-первых, потому что я этого хочу; во-вторых, потому что кто-то должен все выяснить до конца; в-третьих, потому что у тебя сегодня день рождения – а это не время, чтобы умереть; в-четвертых, потому что Кристи беременна, я это заявляю как врач. Пусть хотя бы у этого ребенка будет отец.

Кристи слезла со стола и села в дальнее кресло.

– Это правда?

Она промолчала и по тону молчания всем стало ясно.

– Хорошо, – сказал Орвелл, – но только если ты сам этого хочешь. И знай – никто из нас этого не забудет.

– Я не умею рожать детей, – задумчиво произнесла Кристи. – Их что, действительно кормят грудью?

Дядя Дэн решил провести эксперимент на открытом воздухе. Он не хотел ни в кого превращаться, хотя Анжел и предложил свои услуги. Он не хотел превращаться в механизм и поэтому не мог произнести проклятие внутри Хлопушки.

Хлопушка тоже была большим механизмом. Что случится, если она сойдет с ума, как первый Зонтик? Он выбрал заснеженную поляну на полпути к лесу. Было холодно и он надел фиолетовый комбинезон с теплонепроницаемой прокладкой. Он попрощался с каждым за руку, отвернулся и медленно пошел по глубокому, выше щиколоток, снегу. Снегопад прекратился, но стало заметно холоднее. Температура опустилась до минут двадцати трех. Был слышен громкий скрип каждого шага. Легкий ветер играл снеговыми змейками.

Дядя Дэн постоял с минуту, наклонив голову, потом выпрямился, поднял руки к небу и сказал что-то. Все ждали.

– Прошло сорок пять секунд, – сказал Морис, – сорок семь. Сорок девять.

Фиолетовая фигура на снегу стала растворяться. Вначале это было похоже на туман, потом исчезла верхняя половина и ноги зачем-то переступили на месте.

Когда фигура исчезла полностью, темные пятнышки следов потянулись в сторону леса. Кристи коснулась стрекозы на плече.

– Двести двенадцать секунд до начала процесса и двести сорок семь до конца процесса, – сказала стрекоза и замолчала.

Шаги все еще уходили. Орвелл прислушался, чтобы уловить скрип, но было слишком далеко. Он подумал, хочется ли ему жить, и ответ уже не был столь однозначен.

54

Когда настала ночь (а шестьдесят вторая хорошо чувствовала время, она обходилась без окон) – когда настала ночь, то освещение выключили. Комната сразу ослепла, не было даже маленькой световой щелки у двери. Голос снова проснулся в ее голове.

– Здравствуй.

Голос был женским и приятным.

– Здравствуй, – ответила шестьдесят вторая.

– Ты не скучала сама?

– Я ждала тебя. Ты мне скажешь, что нужно делать?

– Да. У тебя сейчас день или ночь?

– У меня началась ночь и очень темно. А у тебя?

– У меня еще не началась. Слушай. Ты умеешь плакать?

– Если нужно, то умею.

– А сильно плакать?

– Если сильно заплакать, то они уколят лекарство, а лекарство плохое, я не хочу.

– Не бойся, – сказал голос, – сегодня они не уколят лекарство. Они ведь не давали тебе есть сегодня, правильно?

– Да.

– Это все потому, что ты нужна им завтра для исследования. Ты им нужна такая как есть – без лекарств и без еды. Сегодня ты можешь плакать сколько хочешь. Договорились?

– Да.

– Тогда поплачь сейчас. Когда придет ночной педагог, то скажи, что ты хочешь по маленькому.

– Он принесет горшочек.

– А ты плачь изо всех сил и говори, что не хочешь горшочек, кричи: «я уже большая!». Запомнила?

– Да.

– Тогда он снимет с твоей ноги цепочку и выведет тебя из комнаты. Он поведет тебя в туалет и там будет присматривать за тобой. Но ты скажешь, чтобы он ушел за дверь. Ты все помнишь?

– Я очень хорошо помню, – сказала шестьдесят вторая.

– Когда он выйдет за дверь, ты закроешься изнутри. Там есть такой замочек, ты дотянешься. Потом залезешь по трубе – там трубы изогнуты, удобно – и откроешь крышечку, белую крышечку, ее почти незаметно в стене. Ты маленькая, значит, ты сумеешь туда пролезть. Там темно, но не страшно.

– Я никогда ничего не боюсь, – ответила шестьдесят вторая.

– Ну и зря. Все люди боятся. А ты – надежда будущих поколений. Тебе можно бояться, но не сильно.

– Хорошо, я буду бояться не сильно.

– Ты пролезешь по трубе и выйдешь куда-нибудь. Ты будешь на улице. Ты будешь рассказывать мне о всем, что видишь, а я буду говорить тебе куда идти. Но ты же не запомнила так много?

– Я все запомнила, – сказала шестьдесят вторая и начала хныкать.

55

По ночам городская жизнь замирает. Еще работают подземные скоростные трассы, еще светятся окраины желтоватым мутным кольцом над горизонтом, но в центре темно как диком лесу. Средние части улиц засажены искусственными деревьями (именно засажены, искусственные тоже умеют расти) – времена шумных автострад миновали, вот уже почти сто лет как исчезли наземные автомобили. По узким тропинкам, мягко, по щиколотку в настоящей траве – настоящая все же пробивается, не все подвластно прогрессу – движутся тени. Их двое. Если они встретят кого-то, то спрячутся или нападут. Они охотятся за человеческими органами, которые всегда можно продать – если органы свежие, конечно. Чем моложе орган, тем он дороже ценится. Это хорошо, ведь по ночам выходят из дому только молодые дурачки, которые не успели понять, что такое настоящая жизнь и как ее сохранить. Они и не успеют понять. По ночам город наполняется охотниками за людьми: – Я слышу, – сказала одна тень.

– Да, но это что-то совсем маленькое, – ответила другая. – Дай мне.

Она надела очки ночного зрения и увидела маленькую девочку, которая пробиралась вдоль стены. Совсем маленькую.

Вторая тень была женщиной.

– Кажеся, нам очень повезло, – сказала она, – эта будет стоить почти так же дорого, как новорожденный. Я буду душить ее сама, у меня пальцы мягче, ты ей шею повредишь.

– У меня плохое предчувствие, – сказала первая тень. – С каких это пор такие детки стали гулять по ночам? Я двадцать лет работаю, а такого не видел.

– Чепуха, – ответила женщина (как любая женщина, она легко выдавала желаемое за действительное), – она просто сбежала из инкубатора. Ведь инкубатор рядом.

– Из инкубатора так просто не сбежишь, – резонно заметил мужчина. – А вдруг это биоробот?

В последние годы ходило много слухов о коварстве полиции: будто бы полиция изготавливала роботов и пускала их на улицы, для отлова охотников за людьми.

– Сказки это. Ты что, когда-нибудь видел биоробота?

– Если бы я видел, меня бы не было на свете. А люди пропадают. Если хочешь – души ее сама, а я подожду здесь.

– Тогда все деньги мои, – предложила женщина.

– Как бы не так, отдам я тебе деньги!

– Тише…

Девочка была совсем рядом. Женщина вышла из-за деревьев.

– Здравствуй, маленькая. Как делишки?

– Не такая я и маленькая, – холодно ответила девочка.

Женщина засомневалась.

– А куда ты идешь? – продолжила она.

– Это мое дело. А куда идешь ты?

– Это тоже мое дело, – ответила женщина, сомневаясь все сильнее. – Но ничего плохого у меня на уме нет. У меня только одна проблема…

– Какая?

– Я забыла чему равен синус нуля.

Девочка задумалась на несколько секунд и ответила:

– Нулю.

– Спасибо, ты мне очень помогла. Я могу идти? – женщина почувствовала, как стекает струйка пота по спине, между лопатками. Только бы уйти.

– Иди, – ответила девочка, – но больше мне не попадайся.

Женина юркнула между деревьями. Девочка оглянулась на нее, постояла немного и пошла дальше. «куда идти теперь?» – подумала она.

– Ну ты и хитра! – сказала первая тень. – Я бы ни за что не догадался.

Представляю, сколько народу она переловит, если не предупредить. Я не думал, что она тебя отпустит. А что такое «синус»?

– Не знаю, – ответила женщина. – Эту штуку мне Жанна расказала. Она рассказала, что ни один живой ребенок не ответит на это вопрос. «Синус» – это что-то очень ученое. Людям такое понять не дано. Да и не надо, ведь машины есть.

– Дура твоя Жанна, – сказал мужчина.

– Это почему же?

– Я бы на ее месте такую хитрость держал при себе. Сам бы жив остался, а конкурентов бы стало поменьше. Все вы женщины дуры. Как вы только на свете живете?

Женщина обиделась и ушла.

– Иди, иди, – сказал мужчина и добавил тихо, будто разговаривая сам с собой, – уходи или не уходи, а все равно вернешься. Куда ты от меня денешься?

И он стал подкарауливать следующую жертву. Обычно он успевал добыть двух или трех человек за ночь.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

САМУРАЙ

56

Елена пошла за ними. Вначале медленно, потом ускоряя шаг.

– Эй, подождите!

Один из них обернулся и все трое замедлили шаг, не останавливаясь.

– Не могли меня подождать?

И она заговорила о чем-то, что касалось полета.

При входе на космодром каждый показал свою карточку. Пока везет. Пока не задержали. Отважный4 был небольшим боевым разведчиком, расчитанным на девять человек. Сейчас на нем оставалось полным полно свободного места. Хоть в футбол играй. Корабль имел мощное оружие ближнего боя и, конечно, реликтовый меч. К мечу имел доступ только командир.

Прыжок прошел без осложнений. Уже на девятнадцатой минуте полета Отважный4 оказался в окрестностях Бэты Скульптора. Нужная звезда сияла чуть ярче остальных, голубовато. Ее показывали экраны; при желании можно было увеличить.

Дальше корабль пошел на автопилоте, по прямой. Команда отдыхала после прыжка.

Обычно на отдых отводилось двадцать минут. Елена вышла из кокона после десяти.

– Ты куда?

– Потом расскажу, если только захочешь переспросить.

Она улыбнулась, уходя, прикрыла за собой дверь. Только бы не заработала связь. Только бы не сейчас. Она взяла парализатор и вернулась, держа руку за спиной.

– Что там у тебя?

– Сюрприз.

– Кому и за что?

– Всем и за просто так, – она направила оружие на командира.

– Это шутка?

– Это гнусная шутка, – она выстрелила, – а вы двое быстро станьте рядом.

– Что случилось?

– Ничего особенного. Просто я поднимаю бунт. Я не собираюсь убивать своих друзей и тем более свою сестру.

– Но…

– Но только не нужно говорить мне про долг. Я об этом уже слышала.

Она выстрелила еще раз. Зажглась лампочка надпространнственной связи.

Последний дернулся к передатчику.

– Саша, не надо, – сказала она.

Саша остановился.

– …, – выругался он. Что ты с нами сделаешь?

– Для начала ты перетащишь эти тела куда-нибудь, где бы я могла их запереть. Потом ты ляжешь вместе с ними. Я понимаю, что это больно и… неприятно, но ведь это только парализатор. Уже завтра вы будете в порядке. А я вас буду кормить и включу музыку, если хотите.

– Да пошла ты…!

– Ты ругайся, я заслужила, заслужила. Но я по-другому не могла.

– Может быть, ты не будешь в меня стрелять? Ты ведь все равно запрешь нас?

– Нет, – ответила Елена, – я бы с удовольствием не стала стрелять, но ты же сильнее меня, правильно?

Когда тела были перенесены, она заставила третьего лечь рядом и выстрелила.

Потом раздела каждого и всунула тела в скафандры. Тела были тяжеловаты и она провозилась полчаса, не меньше. Скафандры имели внутренню систему очистки, поэтому ей не придется думать о гигиенических проблемах. Она разместила скафандры в креслах и пристегнула каждого наручниками. В таком положении они как в смирительных рубашках, – подумала Елена.

– А кормить я вас буду с ложечки, – сказала она сама себе.

После этого она вернулась в общий зал, где до сих пор горела лампочка.

– Да, Отважный4 слушает. Нет, я буду говорить только с генералом. Я понимаю, но все равно только с генералом. Без всякого права, просто ни с кем другим.

Ее попросили подождать.

– Вы меня узнаете, генерал?

– Нет.

– Ну как же, я ведь сегодня дала вам пощечину. И плюнула вам на бумажки, чтобы показать какой вы подонок.

Она знала, что передача записывается и будет многократно прослушана. Уже сейчас ее слушают десятки любопытных.

– Подождите, – сказал Швассман и отключил вспомогательные линии, по которым можно было подслушать разговор; он сделал это, не испытывая никаких эмоций – просто не стоит демонстрировать такое нарушение дисциплины. – Подождите…

Теперь говорите.

– А что говорить, вам не все понятно?

– Вы больше не наш сотрудник, вы только частное лицо, – сказал Швассман. – Как частное лицо вы проникли на корабль, за это полагается наказание…

– Я знакома с кодексом. За это полагается игловая смерть. Но я не дамся вам в руки.

Информация:

Во все века человечество кого-нибудь казнило. Всегда хватало преступников, мятежников, недовольных, действительных, возможных или воображаемых врагов. Были такие государства (а люди раньше делились на государства, думая, что они не все одинаковые, каждый считал себя лучше других, а если не считал, то государство заставляло его так считать или уничтожало – очень смешое устройство), итак, были такие государства, которые за какое-нибудь десятилетие казнили большую часть собственного населения. Это было вроде болезни, но на надчеловеческом уровне. Но если брать здоровые государства, то они казнили немногих, справедливо рассудив, что смерть одного, красиво и правильно преподнесенная оставляет большее впечатление, чем смерть миллиона, преподнесенная неверно.

Самой действенной была публичная казнь. Видов казней было изобретено множество: всякие четвертования, колесования, сожжения, сажания на кол и прочее.

Видя такие казни, люди пугались и у них пропадала охота разбойничать или бунтовать. К концу второго тысячелетия казни значитально упростились, а к началу третьего остался лишь примитивный расстрел.

Уже в то время были изобретены основные казни, давшие потом начало казням будущего: медленное протыкание иглами (в течение шести часов), последовательное разрезание на десять тысяч кусочков, самосьедение начиная с пальцев правой руки, лекарственная казнь и прочее. Самой действенной была медленная казнь болевым шоком: в мозгу каждого человека имеется не только центр удовольствия, но и центр боли; воздействие на этот центр может создать самую сильную боль из всех возможных. При этом целостность организма не нарушается и причин для смерти, вообще говоря, нет. Человек умирает только на третий день, в среднем, умирает потому что мозг больше не способен выдерживать сверхсильное напряжение. Болевым шоком наказывались только самые опасные преступники. Каждая такая казнь была маленьким событием и о ней заблаговременно извещалось любопытствующее население.

Интересно заметить, что основные современные казни были придуманы не профессиональными палачами, а писателями девятнадцатого и двадцатого веков.

Только разрезание на десять тысяч кусочков было придумано еще раньше.

Игольчатая казнь (иначе – игловая) была разновидностью медленного протыкания иглами и, в зависимости от тяжести проступка, назначалось от тысячи до семи тысяч игл. Обыкновенные виды казней, не причиняющие соответствующего мучения, уже давно не применялись – в тех самых пор, когда люди перестали высоко ценить свою жизнь. Тогда же прекратились почти завершенная программа личного бессмертия (2162г.) Количество самоубийств в 2222 году поднялось до шестидести трех на сто человек, (убивали себя в основном старики, женщины и дети). Стоит ли считать наказанием то, что шестьдесят три из сотни выбирают для себя добровольно?

– Я знакома с кодексом. За это полагается игловая смерть. Но я не дамся вам в руки.

Генерал Швассман задумался. Если это бунт, то придется посылась еще одну спецкоманду. Техники, конечно хватает, но люди… Придется брать из резерва, люди должны быть надежными. И придется сражаться против трех реликтовых мечей, в худшем случае. Всегда нужно расчитывать на худшее… Это обойдется слишком дорого.

Он ответил почти без паузы.

– Я понимаю вас. Но вы улетели немного раньше, чем был отменен приказ.

Поступила новая информация. Вам не нужно никого убивать, ни сестру, ни кого-то другого. Вы слишком долго не отвечали по лучу, поэтому не все знаете. Но вы все равно уволены.

– Не верю, – сказала Елена и отключила связь.

Она подумала, потом перевела парализатор на стрельбу разрывными и выстрелили в передатчик. Чтобы больше не возникало желание сдаться.

57

– Шестьдесят вторая, как дела? – спросила Кристи.

– Нормально. Куда мне идти теперь?

– Видишь дверь с номером девяноста три?

– Да.

– Набери три-пять-три-четыре и войди.

– Да.

– У тебя нет воего имени, только номер?

– Имена нам дадут после совершеннолетия. Это большая честь и ее нужно заслужить.

– Ты уже заслужила. Можно, я буду называть тебя Кристи?

– Это хорошее имя?

– Оно самое лучшее на свете.

– Тогда я его не заслужила.

– Я все равно буду называть тебя так.

Маленькая Кристи набрала номер, дверь мигнула огоньком, звякнула колокольчиком и открылась. Она вошла в дом. Здесь ее никто не будет искать – так говорил голос.

Она походила по комнате и нашла в темноте стульчик. Подставив стульчик, включила свет. Потом заперла за собой дверь и приказала плите приготовить обед.

Потом пошла в зал, нашла тяжелую вещичку и разбила компьютер, потом нашла двух роботов-мышей и тоже разбила, разбила еще несколько мелких электронных вещиц.

Роботов мышей пришлось хорошенько поколотить по голове, прежде чем они испортились. Она не любила технику.

Разбив электронных уборщиков, маленькая Кристи нашла обыкновенный веник и тряпку и начала убирать свежевозникший мусор.

58

Все следующие утро на Хлопушке ждали возвращения Дяди Дэна. Кузнечика пока заперли в оружейном отсеке, предполагая поймать его живым. Входной шлюз был открыт. Дядя Дэн пока не появлялся.

– Сдается мне, – сказал Икемура, выходя, – что вместо одного нужного невидимки мы впустим сотню ненужных. Если уже не впустили.

Он смотрел на путаницу следов на снегу. Площадка у Хлопушки была утоптана; две протоптанных дорожки вели к обрыву. Не стоило так затаптывать снег, оставляя шлюз открытым.

– Если бы мы их впустили, то на снегу остались бы следы.

– Ну ладно, может и так, – сказал он, думая уже о другом.

Он вышел из корабля и пошел в сторону моря. Слишком много натоптали, они считают, что если десять человек прошлись десять раз туда и обратно, то можно заметить еще какие-то следы, – подумал он снова.

Подойдя к обрыву, он направил бинокль на дальний космодром. Там готовились к полету еще шесть боевых крейсеров. Это должны быть последние. Навряд ли у невидимок есть еще.

Он стал осторожно спускаться. Глубокие трещины между камнями были засыпаны снегом – ничего не стоит провалиться. Он нашел такую пещерку, которая смотрела прямо на дальний космодром и которая была совершенно не видна с обрыва. Пещерка была низкой и пыльной, не хотелось запачкаться, да и объясняться нужно потом, попробуй объясни необъяснимое; он аккуратно присел на корточки и достал реликтовый меч.

Море еще не очистилось от тумана и туча казалось темно-серой, будто графитовой. При таком холоде можно отморозить нос, – подумал он, – но можно и пальцы, пальцы – хуже. Он повертел в пальцах рукоятку меча, разминая отвыкшую руку. Не слишком ли я волнуюсь? Нет, не слишком. В самый раз. Он срезал для пробы кусочек скалы, километрах в пяти по побережью. Камень тонн на пятьсот раскололся на несколько кусков и куски покатились к морю. Неплохо попал для первой попытки. Реликтовый луч был невидим, только сухо шуршал воздух, быстро передвигаясь вокруг струны.

Гессе присел и стал рассматривать снег.

– Что ты там нашел? – спросила Кристи, – а как надоела эта погода, правда?

Гессе рассматривал след. След босой человеческой ноги. Небольшого размера – прошел ребенок или женщина. Направлялся от корабля. Почти не вдавлен в снег, правда, и снег уже утоптали.

– Ты говорила, что невидимки легкие? – спросил он.

– Да, когда я взяла девочку на руки, я даже не поверила. Но она сразу начала меня душить. Тогда я поверила.

– Раза в два легче человека?

– Ну приблизительно. А зачем ты спрашиваешь?

– Просто так, вспомнилось. Давай пройдемся.

И они пошли вдоль следа. След то терялся, то снова возникал. Невидимка старался идти, ступая в чужие следы. Сколько их здесь прошло? – подумал Гессе. – И что им нужно от нас?

– Смотри, – сказала Кристи и показала рукой на дальнюю скалу.

Вершхушка скалы вздрогнула и будто провалилась, разделилась на три больших осколка и стала позти к морю. Гессе сразу узнал реликтовый меч. Пристрелка.

Сейчас срежет еще что-нибудь, на этот раз подальше, на полпути к главной цели.

Так учит инструкция. Донесся лабый шум падения, опоздавший секунд на десять.

– Как медленно летит звук, – сказала Кристи.

– Просто далеко.

Он напряженно всматривался вдаль, стараясь не пропустить второй удар.

– Ты что-то увидел?

– Показалось, что пролетела птица.

– А здесь вообще мало птиц, правильно?

– Да, при такой погоде им здесь нечего делать.

Еще одна дальняя скала рассыпалась, будто взорванная изнутри. Кристи не заметила, глядя на море.

– Какой-то ты скучный сегодня, – сказала она.

– У меня депрессия.

– Сейчас у всех депрессия. Одна я не расстраиваюсь. Прочитай молитву и все будет хорошо.

– Это не молитва, а ключ к программе. Я уже читал, не помогает.

– Тогда с тобой совсем плохо.

Она стояла, глядя на море и кусая пучок солнечных волос, выбившихся из-под шапки. Следующей целью бутет космодром, – подумал Гессе, это яснее ясного.

Капитан сейчас на корабле. Остается Икемура. Но он первый помощник. Капитан поверит ему, а не мне.

– Эй, проснись! Ты о чем думаешь?

– Я не думаю, я колдую. Хочешь, сейчас упадет один из шести?

Шесть крейсеров нацелились в небо и не было никакой возможности их остановить. Кроме меча, конечно. И кроме подвига.

– Давай, – сказала Кристи. – Только я не верю в ненаучные методы.

Крайний крейсер наклонился и стал медленно падать. Иллюзия медленного падения – до него слишком далеко и он кажется меньше чем на самом деле. Выстрел неплох, но я бы попал лучше. Я бы не стал целиться в крайний корабль, я бы сумел срезать подножие у одного из средних, так, чтобы он упал на соседа. Их бы осталось четыре, а не пять.

Кристи смотрела на него с удивлением. Гессе замтил, что она красива – женщина всегда расцветает в мужской компании; может быть, я слишком давно не видел красивой женщины…

– Случайно так совпало, – сказал он, – я говорил просто так, честно.

На обратном пути он снова всматривался в следы. Сейчас он видел другой след. Второй невидимка тоже шел босиком по снегу, но снег не таял. Новый след направлялся к кораблю.