Текст книги "Фантастика 2005"

Автор книги: Алексей Пехов

Соавторы: Сергей Лукьяненко,Святослав Логинов,Евгений Лукин,Леонид Каганов,Сергей Чекмаев,Владимир Васильев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 51 страниц)

43

Джулия была не из тех женщин, которых легко испугать. Она вышла из грота и убедилась, что вода в море не изменилась, только стала холодной, будто только что из холодильника. Градусов восемь-десять, не теплее. А еще днем можно было купаться, не замерзая. Черт знает что происходит. Солнце садилось в тучи и было в тучах что-то темное, холодное, снеговое. Над тучами остывал пепел заката. Над холодной водой клубился туман. Она открыла флягу с кофе и убедилась, что испортилась вся пресная вода. А морскую пить нелья. Хорошо придумано кем-то. Кем-то, кто хочет нас прогнать отсюда.

Она попробовала хлебнуть из фляжки, но не смогла сделать больше двух маленьких глотков.

До Хлопушки было несколько часов ходу, все время вверх по каменистому склону. Был, правда и другой путь: в обход, по берегу моря, а затем подъем по пологой гладкой дороге. Если идти по берегу, то меньше рискуешь напороться на кузнечиков. Эти твари обычно сидят в лесу и любят охотиться по ночам.

Она пошла по берегу, вглядываясь в камни под ногами. Пляж состоял из плоских и кирпичевидных широких камней самой разной величины – от кулака до слона. Если это только можно назвать пляжем. Быстро темнело и вскоре она перестала различать отдельные камни под ногами. Идти становилось все труднее.

– Сколько время? – спросила она серебряную стрекозу, вышитую на плече.

– Одиннадцать тридцать две, – ответила механическая головка таймера.

Стрекоза была устроена так, что отвечала на любые вопросы, касающиеся времени.

– А сколько времени я иду по пляжу?

– Час и четырнадцать минут.

Это могло означать только две вещи: она шла в противоположную сторону или дорога оказалась намного длиннее, чем предполагалось. Черт бы побрал эти каменные пляжи, которые одинаковы как лица аборигенов (никогда не видела лиц аборигенов, но все равно черт бы их побрал); черт бы побрал этот туман, который не позволяет видеть линию берега; черт бы побрал эти чужие звезды, по которым нельзя определить направление. Говорят, древние путешественники всегда имели при себе компас. Полезная была привычка. Она посмотрела вперед и назад, пытаясь различить что-нибудь знакомое, но туман наползал с моря и стирал границу между «вперед» и «назад». Нужно найти какой-нибудь грот и пересидеть ночь. Еще никто не оставался ночью на берегу, еще никто не знает что происходит с морем по ночам. Только не паникуй. По лесу скачут кузнечики, по городу бродят невидимки, но это совсем не значит, что кто-то предпочел ночные пляжи.

Она подошла к кромке воды и наклонилась. Волны почти исчезли, а вода стала замерзать – между камнями торчали первые нежные иголочки льда.

Она шла всю ночь, иногда освещая фонариком большие камни или плотные клубы тумана. Туман сразу проваливался и расплывался мутным конусом; было видно как он движется, он казался живым. Примерно через каждую тысячу шагов она спрашивала таймер и получалось, что она идет довольно быстро – километра три в час. После полуночи стал остывать и воздух, только каменная стена, становившаяся все круче, хранила тепло, накопленное за все жаркие месяцы. К рассвету она вышла на дорогу; дорога была незнакомой, но куда-то поднималась. Прекрасно, она куда-нибудь, да приведет.

Начинало светать и туман становился прозрачнее. Несколько раз она видела на обочине дороги следы босых ног. Это могли быть только невидимки. Но невидимку всегда можно разглядеть в тумане. Вот, кажется. Нет, показалось.

Дорога стала искусственной и, несмотря на усталость, Джулия зашагала бодрее. Вон там виднеется что-то темное. Похоже на многоэтажный дом. Если дом, то будут и жители. Она перевела парализатор на стрельбу разрывными пулями.

Жители, держитесь, сейчас я прийду.

Интересно, как они сумели поймать Евгению? На мелочи, конечно, – на мелочи и случайно. Настоящий профессионал всегда попадается на мелочи. Ага, вот оно что.

Она стояла у подножия боевого крейсера, точно такого, какой улетел к Земле несколько дней назад. Значит, таких кораблей два. Или три. Или тридцать три. И все они нацелены на Землю. Если Земные службы успеют растрелять один, то пройдет другой. Не второй, так третий. Она трижды выстрелила в две прозрачные фигуры, которые подбирались сзади: первый раз посредине, ранив обоих, второй и третий раз в каждую фигуру в отдельности. Ну, сволочи, держитесь!

– Лифт! – скомандовала она.

Лифт спустился с третьего яруса (судя по звуку) и раскрыл решетчатые двери.

– Вверх!

Лифт стал подниматься и примерно на шестом ярусе туман исчез, будто отрезанный ножом – туман одеялом лежал на море и пытался взобраться на прибрежные холмы, но воздух над гористым берегом был чист и прозрачен, немного с зеленью, как натуральное литое стекло. Туман был как облако, упавшее на море.

Вон там виднеется лес, а за лесным перевалом должна быть Хлопушка. С другой стороны – просторная бухта, а еще дальше – снежные горы. И очень холодно – я не удивлюсь, если пойдет снег. Черная снеговая туча пересекала небо с юга на северо-восток. Черное с голубым. Красиво.

– На третий ярус к шлюзу!

Лифт подвез ее на третий ярус и остановился. Шлюз был открыт. Заметно, что здесь в разгаре работа. Почему они оставили открытый шлюз?

Кто-то быстро и негромко застучал внутри. Приглашают войти. Стук повторился, теперь он был дальше и левее. Конечно, заманивают. Она шагнула и пошла по коридору, не оборачиваясь. Она ясно слышала, как задвинулся шлюз за ее спиной.

Информация:

Когда человек смотрит вниз с высоты, ему хочется прыгнуть. Когда человек впервые берет оружие, ему хочется выстрелить. Когда человек прижимается лбом к оконному стеклу, ему хочется выдавить лбом стекло (проверь, если сомневаешься).

Когда человек попадает в человеческую стаю ему хочется либо слиться с ней и жить по ее законам, либо стать вожаком и продиктовать свои законы. В человеке слишком много бесполезных и опасных желаний. С ними нужно бороться и их можно победить.

Когда мораль, религия, литература и длительное обучение исчезли с лица земли, политики (а в то время еще водились политики) пришли в отчаяние: человеческие массы вышли из под контроля. Никакие репрессии или юридические трюки не могли сдержать рост преступности. Каждый считал, что имеет право на все и делал все, надеясь, что не попадется. Средний уровень интеллекта, специальных способностей, воли и прочего стремительно покотился к нулевому. Человечество сделало очередной шаг по пути к полному вырождению – очередной шаг по пути вымерших жителей планеты Бэта. Но, к счастью, в дело вмешались медики.

Точнее, генные конструкторы. Еще до своего рождения каждый ребенок стал программироваться. Программироваться на выполнение закона, на выполнение приказа, на непричинение зла ближнему и на все что угодно другое. Для этого достаточно было ввести в хромосому зародыша последовательность из нескольких сотен атомов, всего лишь. Программировать мозг человека оказалось не сложнее, чем элетронный мозг. Конечно, программирование было делом добровольным. Но при рождении каждый ребенок получал паспорт, в котором были записанны все его программы и то, как эти программы включить. Обычно мозг программировался всего лишь на несколько процентов, поэтому программы почти не стесняли свободы воли.

В зависимости от своих программ ребенок проходил быстрое обучение и рано или поздно достигал определенного положения в обществе. Именно определенного – это положение было определено еще до его рождения. Тот, кто программировался на выполнение закона, становился юристом; тот, кто программмировался на выполение приказа, становился военным; тот, кто программировался на непричинение зла, работал с людьми. Тот, кто был запрограммирован меньше других, обычно не достигал ничего.

В боевые космические группы набирались только те, кто был запрограммирован на выполнение долга. Джулия вошла в шлюз, потому что это было ее долгом.

Третий ярус крейсера был заполнен туманом. На тускло блестящих металлических частях виднелся бархат мелкой росы. Джулия провела рукой по поручню и стряхнула капли с пальцев. Невидимок поблизости не было. Они боялись быть увиденными в этом плотном тумане. Или просто боялись смелого человека.

Трусы.

Красный автопогрузчик разогнул коленчатую спину и лязгнул захватами, как челюстями. Джулия перепрыгнула через ящик и успела уклониться от металлических захватов – такие штуки могут проткнуть тебя насквозь или раздавить как насекомое; сама выбирай, что больше нравится. Погрузчик имел шесть колес и мог двигаться только по ровному полу; ящики ему мешали. К счастью, ящиков здесь много и они тяжелые. Погрузчик снова протянул свою лапу, но не достал.

Поколебавшись, пошел в объезд. Джулия не стала его ждать, снова перепрыгнула через ящик и спряталась в боковом коридоре. Погрузчик влетел в коридор и проскочил ее; она поднялась с колена и расстреляла сзади всю гидравлику. Чисто и уверенно, как на стенде. Желтая жидкость была вязкой, как кровь. Погрузчик подергался, истекая, и стал биться колесами в стены – целой осталась только платформа с колесами.

– Замри! – приказала она.

Погрузчик остановился, но двигатель продолжал урчать.

– Пошел отсюда!

Она спустилась на оружейную палубу и прошла в арсенал. Это было самым опасным. Если хотя бы одна из боевых машин окажется здесь, то… Это тебе не автопогрузчик. Аннигилятора она не нашла, зато было другое взрывное устройство, почти равное по мощности, но не такое удобное. Если устроить взрыв, то крейсер, конечно, не разлетится на куски, зато станет полностью небоеспособен. Небольшая танкетка протарахтела вдали; Джулия упала в щель между ящиками и стала смотреть в просвет. Танкетка остановилась, поводила стволами, как будто принюхиваясь, поехала дальше.

Потом Джулия прошла в переговорный отсек, разделавшись по пути с несколькими автоматическими дверями и возможно, пристрелив одного невидимку. Не было времени проверять.

Вначале она собиралась вызвать Хлопушку, затем передумала.

– Алло, восемьсот первый!

Восемьсот первым был был тот крейсер, на котором оставалась Евгения, если она до сих пор жива. С Евгенией она познакомилась и подружилась в спортклубе и очень гордилась тогда этой дружбой: Евгния была чемпионкой, а Джулия оказалась амбициозной бездарью. Но это не помешало их отношениям. За прошедшие с того времени годы они встречались только дважды и третий раз сейчас, в экспедиции. Их дружба не была основана ни на чем: ни на общих интересах, ни на общих знакомых, ни на родстве душ. Но все равно это была настоящая, хоть и неяркая, дружба.

– Алло, восемьсот первый!

Вначале зажегся огонек связи по надпространственному лучу, потом в воздухе повисло стереоизображение: Евгения была в таком же белом платье, в каком она приснилась вчера.

– Привет, – сказала Джулия, – как дела? (почему-то она вдруг не знала о чем говорить; она собралась и продолжила) Ты все еще очень счастлива? У тебя усталое лицо.

Евгения обернулась:

– Здравствуй.

Она говорила медленно, оттягивая окончания слов. Похоже, что ее слегка повредили во время операции.

– У тебя стал совсем другой голос.

– Какой же?

– Добрый и мягкий, – соврала Джулия.

Евгения улыбнулась. Теперь улыбка действительно была мягкой.

– Вы летите к Земле?

Евгения кивнула.

– И собираетесь? Кстати, что сы собираетесь делать?

– Мы собираемся принести счастье всем.

Это прозвучало так банально, что Джулия поморщилась (нет, она поморщилась «про себя»).

– Это, наверно, не так просто. Вдруг кто-то не хочет дареного счастья? Ты все еще моя подруга?

– Да. Теперь все мои друзья.

Бедняга. Все – это значит никто. Попробуй-ка поговорить с сумасшедшей.

– Евгения, ты помнишь, как спасла мне жизнь?

– Нет.

– Вспомни, это была экспедиция в Дракон, четыре года назад.

– Я не помню, чтобы я спасала тебе жизнь.

– Ты тогда прикрыла меня сзади. Ну вспомни, взбунтовавшийся экипаж «Бессмертного».

– А, всего лишь это, – вяло откликнулась Евгения. – Это был мой долг.

Тихие шаги вошли в комнату и стали за спиной. Джулия пригнулась и стальной прут прорвал воздух у самой ее головы. Она сделала два выстрела из-под руки и летающий прут свалился на пол, мягко звякнув.

Евгения встрепенулась и сфокусировала взгляд:

– Что ты сейчас сделала?

– Пристрелила двоих невидимок. Они собирались дать мне железом по голове.

– Они не могли этого сделать! Ты убийца! Я не буду с тобой разговаривать…

Евгения протянула руку к прерывателю связи.

– Подожди! – крикнула Джулия. – Подожди, я осознала свою ошибку. Я не должна была их убивать. Смотри!

Она широким движением отбросила парализатор в угол комнаты. Сзади послышался удовлетворенный шепот многих голосов.

– Хорошо, – сказала Евгения, – ты настоящая подруга. Мне приятно тебя видеть. Ты хотела просто поговорить со мной или у тебя дело?

Джулия увидела, как парализатор пошевелился в углу комнаты. Невидимка не умел обращаться с оружием. Сейчас научится, это не сложно.

– У меня дело. Евгения, ты помнишь свой долг? ДОЛГ!

Как трудно пробиться сквозь стену безумия. Молчание… Молчание…

– Да.

– В чем он?

– Он в том, чтобы не допустить вирус на Землю, – сказала Евгения.

– А что сейчас делаешь ты?

Парализатор взлетел и приблизился. Теперь невидимка держал его правильно.

Почти правильно. Только бы успеть.

– А что делаешь ты? Ты говоришь, что в том мире нет ненависти – но посмотри, один из твоих друзей взял меня на мушку и сейчас выстрелит! (невидимка все же целился неправильно – мушка задрана и гуляет; Джулия медленно отклонялась; прогремел выстрел – мимо; теперь ему понадобится время чтобы разобраться с перезарядкой) Он уже выстрелил! Он хотел меня убить! Это ты называешь любовью и добром? Вспомни свой долг!

ДОЛГ – магическое слово, заклинание, обращенное к самым глубинам мозга.

– Я не могу, – сказала Евгения. – я не могу противиться тебе и не могу противиться себе. Зачем ты разговариваешь со мной! У меня сейчас лопнет голова!

– Тебе надо только нажать на кнопку. Ты уже должна понять, тебе промыли мозги, просто промыли мозги – они используют тебя! Покажи им свою силу!

– Я не могу.

– Тогда смотри, – сказала Джулия, – смотри внимательно. Я сейчас нахожусь внутри такого же крейсера, как твой восемьсот первый. Я уже установила взрывчатку. Я могла бы выйти (неправда, выйти ты уже не сможешь – холодно отозвалось ее второе Я); я бы могла выйти и взорвать крейсер издалека, но я не сделаю этого. Сейчас я нажму на кнопку и взору этот крейсер вместе с собой.

ВМЕСТЕ С СОБОЙ! ОЧНИСЬ! Он никогда не достигнет Земли. Ты понимаешь, ЗАЧЕМ я это делаю?

– Это твой долг.

– Я сделаю это, – продолжала Джулия, – а ты поступай как хочешь. Но посмотри как я это сделаю!

Она нажала кнопку и сразу приподняла палец, будто не решившись. Если даже он оторвет мне голову, я все равно смогу нажать кнопку. Все равно смогу!

Невидимка выстрелил и попал ей в грудь. Боли почти не было; она почувствовала лишь удар и хруст костей. Такой звук, будто что-то вырвали с корнем. Сердце? Взглянула на изображение подруги.

– Шесть часов двенадцать минут, – сказала головка стрекозы. Ее тоже повредило.

Евгения была внимательна. Она поймет. Палец нажал на кнопку.

Горы вздрогнули. Эхо заметалось в снежных ущельях. Сонные кузнечики подняли головы в лесах. На Хлопушке, на неубранном после ночной еды столе, зазвенели стаканы. Стройная игла крейсера переломилась и стала падать, как подрубленное дерево. Скатилась и упала в море, проломив тонкий лед.

Прошли секунды: две-четыре-шесть-девять…

Очень далеко, за миллиарды километров, ярко вспыхнула белая звездочка.

Рваный и расплавленный метал в полной тишине разлетелся в стороны, как цветок мертвого фейерверка. Передовой крейсер прекратил свой путь к Земле.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ШВАССМАН

44

Человек-кузнечик проснулся от холода. Всю ночь он провел, зарывшись в кучу листьев, которые нападали с большого дерева, с очень большого дерева, в очень холодных листьях. К утру листья совсем перестали греть. Человек-кузнечик приподнял голову над листьями и увидел, что начинается снег. Он знал, что такое снег; он видел снег в прошлой жизни. Листья на его теле были прихвачены тонкой ледяной корочкой. Он лизнул корочку и язык онемел. Ничего не хотелось, не хотелось даже есть, хотя человек-кузнечик не ел больше суток.

Он стряхнул со спины листья и попробовал прыгнуть, но упал. Одна из его ног не разгибалась. Он стал тереть ногу передними лапами, ожидая с что с минуты на минуту появится враг. Слабых всегда съедают. Но враг не появлялся. Он медленно согнул и разогнул лапу – он уже мог опираться на нее, но не мог прыгать. Снег медленными хлопьями опускался сквозь неплотный желтый лес. Каждая снежинка вначале жалила спину, а потом ужаленное место немело. Снег означал смерть.

Человек-кузнечик смутно помнил, что должен двигаться, чтобы не замерзнуть.

Он сделал несколько неуклюжих маленьких прыжков и ему стало легче. Из его пасти шел пар. Как из пасти дракона, – подумал кузнечик и сразу же подумал, кто такой дракон где он драконов видел. В нем жили два сознания, уродливо переплетенные и наложенные друг на друга. Он начал скакать по полянке и согреваться. Скачки становились все выше. Снежинки стали таять, упав на его спину. Проснулся голод.

Стараясь подпрыгивать повыше, он двинулся через лес. На одной из полянок он увидел сразу троих кузнечиков, двое из них были знакомы. Кузнечики плоско лежали на влажной траве и не шевелились. Жили только их глаза. В глазах было стеклянное безразличие. Человек-кузнечик подошел, принюхался и увидел небольшие горки снега возле каждого. Снег принесло ветром. Снег – это смерть. Белая смерть летела с неба, снежинки становились меньше и плотнее. Человек-кузнечик укусил за ближайшее плечо и вырвал кусок мяса. Мясо было холодным и невкусным.

Жертва медленно открыла и закрыла пасть; пар из пасти не выходил.

Человек-кузнечик отгрыз две передние лапы одному и, на всякий случай, куснул двоих оставшихся, а потом поскакал дальше. Иногда его лапы попадали в снег и оставляли следы. Он уже не чувствовал кончиков задних лап. Он вышел из лесу и увидел море. Море было закрыто плотным белым туманом. Белое означает смерть. Невдалеке стояла башня, в которой прилетели люди. Внутри этой башни тепло и уютно, человек-кузнечик хорошо знал об этом. Обычно у башни был светящийся колпак, к которому кузнечики не приближались, но сегдня колпака нет.

Сегодня в башне было большое отверстие, из которого выползал страшный металлический жук. Жук выполз, но отверстие пока оставалось открытым.

Человек-кузнечик понял, что это его последний шанс.

Внутри было много механизмов, большинство из которых человек-кузнечик знал.

Знал он и то, что бояться их не нужно, пока кто-то из людей не начнет отдавать приказы. Он спрятался за грудой коробок и стал ждать пока люди уйдут. Люди разговаривали.

– Уже пятеро погибли, – сказал Морт, – кажется, нас собираются спокойно уничтожить по одному. Ты слышал, что сказал этот болван?

– Гессе – не болван, – ответил Икемура, – а его теория интересна. Но любую теорию нужно доказать.

– Ладно, он не болван, пускай, я это признаю. Но его идея слишком бредовая.

– У тебя есть лучшая?

– Нет.

– Тогда че ты выступаешь?

– Не надо так со мной говорить!

– Злишься? Я говорю с кем хочу и как хочу. И если я захочу, то любые мои слова ты проглотишь с выражением удовольствия на мордочке.

Морт промолчал вместо ответа.

– Докажи, что ты мужчина, – сказал Икемура, – если ты не веришь в это, то обругай Бэту при всех. Не сможешь? Нет, ты не сможешь.

– Пошли, – сказал Морт и покраснел.

И люди ушли. За коробками было тепло и человек-кузнечик почувствовал себя совсем здоровым. Он разорвал несколько коробок, вытащил зубами и руками разный хлам и соорудил себе гнездо. Теперь еще лучше. А корма на корабле хватит. Только нужно хватать людей аккуратно и по одному, чтобы они не догадались. И сьедать их нужно целиком, не оставляя пятен и кусков костей. Человек-кузнечик прикинул, сможет ли он съесть целого человека за один раз. Если постараться, то сможет.

После такого обеда можно будет и поголодать несколько дней. Он совсем успокоился и уснул в своем гнездышке. На охоту он пойдет ночью, ночью охотиться привычнее.

Человек-кузнечик знал устройство космического корабля и не боялся заблудиться.

Восемь человек собрались в центральном зале. Трое ушли на Зонтике искать место для постройки постоянного жилища. После осмотра всех систем было ясно, что Хлопушка больше не взлетит, а жить в тесноте было вовсе не обязательно. Все еще прекрасный пустой город медленно разрушался в долине – как разрушается любая вещь, вдруг оказавшаяся ненужной. Восемь человек собрались в центральном зале.

– Ты хотел нам что-то сообщить? – спросил Орвелл.

– Не я, а Морт. Посмотрите, он выглядит как именинник.

Морт смутился и покраснел.

– Я не верю тому, что рассказел Гессе, – заявил он.

(Справка: Вернувшись, Гессе рассказал только о фактах и умолчал о своих предположениях. Он уже почти знал решение, когда засыпал. Во сне мозг продолжал работать и, проснувшись, Гессе увидел истину совершенно ясно. То есть, увидел то, что он счел истиной. Тогда он сообщил всем, что планета Бэта не мертвая громада материи, а живой организм; сообщил, что Бэта имеет интеллект, достаточный, чтобы понять просьбу – он рассказал о своем спасении из бездны – сообщил, что Бэта добра и понятлива при хорошем к ней отношении, а следовательно, может оказаться жестокой и и своенравной, если к ней относятся плохо. Сообщил о том, что Бэта, которую не могла серьезно повредить человеческая деятельность, не стала бы уничтожать людей только потому, что они начали бурить скважины и строить острова. Сообщил, что Бэта, тонко и сильно и верно чувствующая человеческое слово, обязательно должна быть чувствительна и к оскорблениям. Проверка последних слов, сказанных Коре, Батом и невидимкой-автром дневника (дневник Евгения успела переслать) показало, что последними их словами перед тем, как заболеть были грязные проклятия в адрес Бэты. Вывод был очевиден. Человек оскорбляет Бэту и сразу же заболевает тем, что уже привычно называют вирусом Швассмана.)

– Ну и что же? – спросил Орвелл. – Можешь не верить. Это всего лишь гипотеза. Должна же быть какая-то идея?

– Слова – это только звуки, колебания воздушных слоев, – продолжал Морт. – Люди здесь столько всего натворили! И мы могли бы разрезать Бэту реликтовым мечом! Но она ничего не делала, никому! А какие-то сочетания звуков вдруг вывели ее из себя! Я не могу этому верить! Можете меня называть как угодно, любыми словами, я не обижусь и не стану убивать направо и налево!

– Ты…

…, – длинно и со вкусом выразился Икемура, – ты большой…! Приятно все же сказать то, что думаешь!… поганый!

Морт покраснел еще больше, но ничего не сказал.

– Ты не хочешь ответить?

– Нет.

– Тогда я тебе кое-что расскажу, – сказал Орвелл. – Я с детства мечтал о космосе, о дальнем космосе. Сейчас я счастлив, потому что моя мечта исполнилась. Я мечтал об этом с детства, но не всю свою сознательную жизнь.

Примерно до восьми лет я мечтал стать футболистом. В моей программе был этот пункт, да. Я был запрограммирован на то, чтобы мечтать о самом подходящем для себя деле. В восемь лет я не думал ни о чем, кроме футбола. Футбол один из самых безопасных видов спорта на Земле и один из самых денежных. Сейчас мне сорок два, если бы не одна случайность, я бы сейчас жил припеваючи где-нибудь на райском земном островке, а не сидел бы здесь. Меня протестировали и оказалось, что из меня выйдет один из самых лучших игроков начала столетия. Меня пригласили в дорогой клуб и согласились бесплатно тренировать. Я еще ни разу не ударил по настоящему мячу на настоящем поле, а мой отец уже имел в кармане несколько подписанных контрактов. Я помню день, когда я тренировался впервые.

Это была одна из трех тренировок, всего лишь трех за всю жизнь. Я вышел на поле и с первых же минут понял, что игроки разговаривают между собой исключительно матом. Точно так же они разговаривали и со мной. После первой тренировки я плакал. Я не мог понять, что хорошего может быть в том, чтобы восемь часов подряд выслушивать наигрязнейшие оскорбления в свой адрес и восемь часов подряд упражняться самому в оскорблении товарищей. Это было то же самое, что пить помои или чистить зубы водой из унитаза. Правда, остальные пили помои с удовольствием и даже не замечали этой уникальной вони. Но после третьей тренировки я не смог выйти на поле.

– Простите, капитан, – сказал Морт, – но еще на Земле все говорили, что вы немного, как бы это сказать…

– Если бы я был ненормальным, я бы не сидел в этом кресле. Вот так. И я никого и никогда не оскорблял, даже если человек этого заслуживал. И я никогда не позволял оскорблять себя. Поэтому выбирай слова. И я считаю, что Гессе предложил нам правильную идею. На месте Бэты я бы вначале терпел, а потом не выдержал и сорвался. Я бы уничтожил людей. Они хуже всякого вируса.

Морт сел. Было заметно, что он собирается отказаться от своего намерения.

Икемура снова вмешался в разговор.

– Мы вас понимаем, капитан, вы росли в черезчур культурной семье. Все, что слишком – вредно. Даже если это слишком много культуры. Над вами действительно подсмеивались на Земле, но и уважали в то же время. Не нужно обижаться. Морт хотел сказать совсем не то. Он хотел предложить эксперимент. Не правда ли?

Морт снова встал и сделал два шага вперед. Было заметно, что он на что-то решился. Он вообще был прозрачен как стеклышко.

– Да. Я хочу подтвердить свои слова. Я хочу сейчас, прямо здесь и при всех, обругать Бэту. И вы увидите, что она мне ничего не сделает. Вы увидите, что ей все равно, какими словами ее называют.

– Не стоит.

– Я не позволяю ругаться в моем пристуствии, – сказал Орвелл.

– Нет, стоит. Это мой долг. Слушайте:

Бэта -… планета!

Все замерли, ожидая. Но ничего не случилось. Морт стоял очень бледный и держался правой рукой за брюки, зачем-то. Рука чуть дрожала. Ничего не случилось. Совсем ничего.