Текст книги "Пуля для депутата"

Автор книги: Алексей Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– Одевайся, – сказал Комар. – Нас ждут в ресторане.

– Давно ждут? – спросила она.

Комар посмотрел на часы и нахмурился. А потом вдруг громко расхохотался:

– Ох, давно! Ну и хрен с ним! Подождут. Мы же тоже тут, Галя, не ерундой занимаемся, правильно?

– Это точно, – ответила журналистка, сидя на полу и натягивая джинсы.

Когда они наконец привели себя в порядок. Комар отпер дверь… Кабинет его Ипатьева и рассмотреть-то толком не успела: заметила только, что компьютера у Комара на его рабочем месте нет, имеются письменный стол, большой сейф в углу, какие-то шкафы, диван и два кресла.

– Идемте, мадам!

Они спустились на нижний этаж, прошли до конца длинного коридора и оказались в частном ресторане, что был оборудован в одном из бывших подсобных помещений больницы, перестроенном до неузнаваемости.

Зал показался Ипатьевой небольшим, но Галина оценила интерьер: обшитые дубовыми панелями стены, легкую, удобную мебель, ненавязчивый, в европейском стиле, дизайн. И подумала: если здесь и кормят так же прилично, как данное заведение выглядит, то место это и в самом деле приятное. Если и не лучшее, то уж точно далеко не самое худшее в городе!..

За два дня пребывания в Петербурге она посетила два или три центральных ресторана, и ни один из них не оставил у нее хорошего впечатления: сумасшедшие цены при очень средней кухне, тупая обслуга, вымуштрованно-вежливая, но мало что понимающая в том, как ухаживать за клиентом, то есть не вкладывающая в свою работу душу; дурацкие украшения и, что самое ужасное, чудовищные музыкальные номера, которые полунищие артисты буквально выдавливали из себя. А администрация почему-то считала, что «подавать» этих самых артистов нужно с максимальной громкостью.

А здесь и музыки не было, и посуда стояла хорошая, и не воняло из кухни жареным мясом или рыбой, что уже само по себе являлось большим достижением для любой российской «едальни».

– Как же вам удалось все это? – Ипатьева окинула взглядом помещение.

– Удалось. В действительности ничего сложного. И потом, это же почти спонсорская помощь. Больницы у нас, ты должна знать, в период перестройки были в очень хреновом положении.

Галина отметила, что Комаров окончательно перешел с официально-вежливого на развязно-дружеский тон и про себя порадовалась этому. Она ни в коем случае не хотела отпускать от себя этого мужика… Хотя, впрочем, он и сам ее, похоже, не отпустит в ближайшее время. Да и черт с ним! Пусть не отпустит. Москва, работа – будь что будет!

– Да, – продолжал Комаров. – Бабок у них совсем не было, лекарства не на что покупать стало, психи совсем начали загибаться. Ну, мы им деньжат и подбросили.

– Психам? Больше некому было подбросить? Они, по-вашему, больше всех нуждались?

– А если кто считает, что он нормальный, то почему бы ему самостоятельно себе на жизнь не заработать? Я так думаю… Я же заработал! И ты вот. Мы слабым помогаем. А сильные, ну, или те, кто себя сильными считает, – пожалуйста! Сейчас, как говорится, время равных возможностей.

Галина оглянулась. Кроме них двоих, в зале никого не было.

– А официанты тут, вообще, присутствуют?

– Не волнуйся. Обед заказан. Сейчас подадут.

– А откуда ты знаешь, что я люблю?

– Я все знаю.

– Да?

– Да! – твердо ответил Комаров. И взгляд его стал холодным, острым и в то же время живым и быстрым. Больше всего такой взгляд ассоциировался сейчас у Ипатьевой с тонким сверлом из сверхпрочной стали, которое с легкостью может прогрызть ее череп, врезаться в мозг, да еще и «считать» заодно все ее мысли – даже потаенные, загнанные в такую глубину, чтобы и самой на них не ориентироваться.

– Я смотрю, ты основательно подготовился к встрече…

– Нам, Галя, иначе нельзя… Нельзя прокалываться! Даже в мелочах. Иначе – сожрут. У нас, знаешь, как с этим просто? Такие акулы ходят по городу – мама, не горюй! Тебе и не снилось…

– Да брось ты, Гена, видела я всякое!

– Ладно, Галя, давай не будем о грустном.

– Кстати, о грустном. Что там с работой-то? Мне же нужно в Москву возвращаться. Командировка кончается.

– Тебе когда?

– Да я, вообще-то, хотела сегодня…

– Отпадает.

– Ну, крайний срок – завтра.

– Думаю, раньше, чем через неделю…

– Ты что, Гена, с ума сошел?! Это же телевидение! Это же тебе не…

Она хотела сказать «не частная лавочка», но вовремя спохватилась. Как раз лавочка-то частная… Но – все равно, прогулы не приветствуются. Еще больше не приветствуются, чем на государственной службе. Это всякий знает.

– Ой, Галя, я тебя умоляю! – Комаров снова полез в карман за телефоном.

Журналистка обратила внимание на то, как он набирал номер: три цифры – код, потом еще одна… Номер – из памяти, то есть тот, которым Гена пользуется часто и давно, забил в трубку, чтобы не набирать каждый раз, время не тратить. Кто же это такой у него в Москве еще, кроме Понизовского?

– Виктор? Привет, это я, Комар. Слушай, тут… (Ну вот, Виктор. Что за Виктор? Мало ли в Москве Викторов?..) Тут у меня Ипатьева. Очень нужна! Да нет… – Комар покосился на Галину и подмигнул ей. – Нет. По делу. По работе… Секрет, вообще-то. Ну, тебе скажу. Передачку надо сделать с ней. Привезет к вам, покажете… Что? Я говорю – покажете, значит – покажете! Уже все схвачено и за все заплачено. Так вот, Вить, она мне нужна-то на недельку где-то. Звякни там, что ли, Лысому, чтобы ей там, ну, не знаю, командировку, что ли, оформил… Ну, ясно, оплачиваемую, а какую же! И гонорар пускай выпишет, ну, там, аванс – я не знаю, как у вас это делается… Башли, короче, ей пускай за работу даст. Работу она сделает, это я на контроле держу. Да я говорю, упадете все! Супер! Договорились? Сделаешь?.. Все, обнимаю! Удачи! Все, – сказал он Ипатьевой, отключив телефон. – Считай, что ты в оплачиваемой командировке. По прямой специальности.

– Как это?

– Как это? Да так! Передачку надо сделать одну. Я же говорил тебе, еще в машине. И аванс дал. Ты что, Галя, забыла, что ли?

– Я ничего не забываю. Ну ты даешь, Гена! Как же это – сделать передачу? Ты представляешь, вообще, что это такое? Я уж не говорю о сценарии, об идее, о персонажах… А техника? А камеры? Свет?.. Группа нужна, люди, спецы!..

– Большая деревня, – сказал Комар, выдержав небольшую паузу.

– Что? – недоуменно спросила Ипатьева.

– Большая деревня, говорю. Помнишь, раньше Москву так называли?

– Ну а причем здесь это?

– А при том! Как была деревня, так и осталась. Судя по жителям, во всяком случае. Понастроили небоскребов, а люди-то все те же. Наивняк!

– Ну ты дал! – Ипатьева задохнулась от возмущения. – Да ты чё? (Разволновавшись она перешла на свой ростовский говорок.) Сдурел, чи шо?

Комар расхохотался.

– Вот видишь? Вернее, слышишь? Себя-то слышишь? Телезвезда!

Галина смешалась, покраснела, сбилась.

– Ну ладно тебе. Акцент у меня – только когда волнуюсь. И среди своих. В эфире – никогда. Я же профессионал, между прочим. У вас таких нет.

– У нас все есть! Как в Греции. Это у вас только, в первопрестольной, одни приезжие. Коренных москвичей-то – с гулькин… Ладно, не будем спорить. Ты не обижайся, Галя, я так, к слову пришлось. Просто забавно смотреть, как вы все таращитесь, когда простые вопросы решаются. Вылупятся, ну, чисто – деревня!

– Все, проехали! – резко сказала Ипатьева. – Столичная, тоже мне, штучка! Кормить-то будешь?

– А как же? Вот, кстати, и несут!

К столику подошли двое официантов. Один из них водрузил на скатерть огромный глиняный кувшин и две большие глиняные, кружки с крышечками; второй начал снимать с подноса какие-то судки, сковородки, лотки. Приборы – тарелки, вилки, ложки и бокалы – были приготовлены заранее.

– Это что же? – спросила Галина, когда официанты исчезли.

– Это… Думал вот: чем мне тебя удивить? И понял, что не фига мне выдрючиваться и всякие китайские-японские штучки сюда тащить. Или там итальянские, скажем. Этого говна ты и в Москве могла попробовать. Или за кордоном – ты же ездишь?

– Бывает, – скромно ответила Ипатьева.

– Ну вот я и подумал… Ты глянь-ка, глянь!

– Пиво, что ли? – Галина приподняла крышку кувшина.

– Ага.

– А это… Раки! Ух ты! Откуда?

– Свежие, – прокомментировал Комар. – Не мороженые.

– Откуда? В такое время?!

– Места надо знать, – наигранно, опустив глаза, ответил Гена.

– А там?

Комар приподнял крышку над чугунным лотком:

– Сом. И… – Он пододвинул к Ипатьевой сковородку. – Картошечка.

– Картошечка!

– Печеная. Как ты любишь. В костре.

– Что – серьезно? Ты и про это знаешь? Это же мое любимое… Моя любимая… – Галина путалась, краснела. Она и вправду обожала печеную картошку, с раннего детства, с ростовских своих школьных игр, походов и уходов из дома.

– Да, Гена… Да! Удивил! Но раки-то, раки? Скажи, как это возможно?! Врешь: небось – мороженые? Ну не могут они быть свежими!

– Попробуй, сама скажешь.

– Не верю… Все равно не верю!

– А ты знаешь, что в царской России, в Петербурге, зимой продавались виноград, арбузы, даже персики – все это добро? И ведь не было тогда самолетов, и поезда не так быстро ходили, как нынче. Да какие там поезда! До Москвы если только… А ведь продавался виноград! Вот тебе и чудо. Если чего-то хотеть и этим делом вплотную заниматься, то все будет. Никаких чудес. Работа!

Ипатьева временно выпала из беседы, потому что принялась за еду… Надо же – как информирован этот Комар! Что-то просто невероятное! Даже жутко!

– Ты говорил, что нас ждут, – сказала она, утолив первый голод и выпив большую кружку отличнейшего пива.

– Кстати, что за пиво? – спросила она.

– Наше. Питерское. В бочках привозят сюда. Тоже свежак.

– Надо же! Научились делать!

– Да. Я думаю, всегда умели. Просто народ свой не уважали. А теперь…

– Теперь уважают? Тебя, наверное, уважают, а не народ. Ты их «уважать себя заставил».

– Не без этого. – Комар снова вытащил свой телефон и на этот раз набрал четыре цифры. – Але! Это я. Ну все, приглашай. Нет, вниз, в ресторан. О'кей…

Он отключил телефон и подмигнул Галине:

– Ждут-тo ждут, да только я подумал: покушать мы должны в тишине. Дела делать – это одно, а кушать – это совсем другое… Сейчас придет твой напарник.

– Кто?

– Напарник. Или как там у вас называют – соавтор? Так правильно?

Ипатьева пожала плечами.

– Я пока не знаю, о чем речь. И что за соавтор? Я, вообще-то, всегда работаю одна. Терпеть не могу никаких соавторов!

– А вот, кстати, он и идет. Вы знакомы?

В зал вошел Анисимов. Ипатьеву он увидел сразу и, судя по заблестевшим глазам и улыбочке, заигравшей на тонких губах, узнал.

Подойдя к их столику, он поздоровался с Комаром – пожал протянутую ему руку с изящным полупоклоном. Потом, чуть увеличив угол, поклонился Ипатьевой.

– Добрый день, – сказал он. – Мне кажется, лично мы с вами незнакомы… Анисимов Олег Евгеньевич.

– А-а! – Ипатьева слегка откинулась на спинку стула. – То-то я смотрю… Ну да, конечно, теперь я вас узнала. Добрый день, добрый… Галина, – наконец представилась и она.

– Я знаю, – масляно улыбнулся Анисимов.

– Но-но-но! – строго прикрикнул Комар. – Ничего личного, ребятки! Чистый бизнес!

– А ты такой любитель Тарантино, оказывается? – спросила Галина.

– Чего? При чем тут Тарантино?

– Ну, это же фраза из фильма «Криминальное Чтиво»…

– Что? A-а, это… Не знаю. Не смотрел. У нас все так говорят. Короче, дело в следующем.

Когда Комар закончил рассказывать о том, что он придумал, Анисимов сидел, уставившись в потолок и постукивая концом шариковой ручки о стол. Рассказ Геннадия Комарова требовал осмысления. Галина, впрочем, сомневалась, что это именно его идея. Судя по всему, за подобным проектом должны были стоять какие-то очень крупные фигуры.

«Однако, – мысленно одернула себя она, – может быть, и сам Комар – человек не из последних! Ведь я еще его недостаточно хорошо знаю…».

– Ну, это дело серьезное, Гена. Ты, вообще-то, представляешь, что это такое? Думаешь, потянешь?

– Нет вопросов, Олег! – приподнятым тоном ответил Комар. – Какие проблемы?

– Проблем – до фига! – резко сказал Анисимов. – Новая программа – это не шуточки. Да еще на центральном канале! Ты в курсе, на каком уровне такие решения принимаются? И какие деньги там крутятся? Нет, ты пойми правильно, я не хочу тебя обидеть: ты крутой, и все дела… Но, может быть, ты нашей специфики не знаешь? Это – профессия, здесь нужен опыт. Даже если бабки есть, так просто не сделать: мол, раз – бабки заплатил, два – на, делай! Это дело очень, очень…

– Да не морочь голову, Олег! Если я тебя сюда пригласил и говорю что-то, значит, уже давно все решено. Понял?

– Ну, если так… Только, знаешь, все-таки…

– Хорош мямлить! Говори – согласен или нет? А то мы с Галей другого соавтора найдем.

– А ты? – Анисимов взглянул на Ипатьеву. – Ты согласна?

– А что – есть выбор? – вопросом на вопрос ответила Галина. – Ты чего дрожишь, мастер? (Она поймала взгляд Комара, в котором мелькнуло что-то похожее на уважение.)

– Ты здесь, Галя, человек чужой. Не знаешь многого.

– Все, что нужно, она знает, – возразил Комаров.

– Мне кажется, даже чуть больше, чем нужно, – дополнила Ипатьева.

– Да? Может быть, может быть… А, Игорек! – воскликнул Комар, завидев вошедшего в зал молодого компьютерщика. Чего нарыл?

– Нарыл, Гена.

Ипатьева не удивилась тому, что этот паренек обращался к Комарову на «ты». Видимо, Комаров очень ценил профессионализм своих работников, и атмосфера здесь царила вполне дружеская. До определенного предела, конечно… Галина очень хорошо знала: чем внешне ближе отношения между членами какого-то преступного сообщества (а то, что она оказалась в самом центре мощной банды – правда, еще неизвестно какой – это точно!), тем быстрее и страшнее бывает расплата за неудачи, за предательство, за ошибки, приведшие к серьезным последствиям.

– Человечек оказался не простой… – Игорь довольно бесцеремонно пододвинул стул от соседнего стола к тому, за которым сидели Комаров и его гости, и сел, чуть потеснив Анисимова.

– Вы знакомы? – прервал его Комаров, указав на Анисимова.

– A-а… Нет. Игорь. – Парень протянул журналисту руку и, похоже, только после этого, близко взглянув ему в лицо, узнал. – О, черт, извините! Запарился на работе, ничего не соображаю. Очень приятно, очень!

– Олег, – представился журналист, пожимая руку паренька. – Ничего. Работа есть работа.

– Ну, мы тебя слушаем, – кивнул Комаров. – Говори, у нас друг от друга секретов нет.

– Да этот кент работает в администрации Президента.

– Ух ты! – улыбнулся Комар. – И кто же он там? Всю жизнь мечтал до Кремля добраться, – повернулся он к Ипатьевой. – А то, видишь, засели там, упыри, вроде и не достать их. Вот и достанем! Начинаем потихонечку. Им, видишь, без нас, выходит, тоже деваться некуда.

– Я не очень понимаю, о чем ты, – улыбнулась Ипатьева.

– Это ничего. Со временем поймешь. Вот Игорек у нас все понимает! Да?

– Типа того, – ответил парень.

– Ладно. Встретим этого Валентина Валентиновича. В лучшем виде. Кстати, Галя. Ты где остановилась? В «Европейской»?

– Да.

– Давай вали оттуда. Мы тебя здесь поселим.

– В больнице? Думаешь, я уже готова?

– Вполне готова, – усмехнулся Комар. – У нас тут есть своя гостиница. Так что давай забирай вещички и переезжай. Зачем платить лишние бабки-то за эту «европу»? Или тебе там нравится?

– Гостиница как гостиница. Ничего особенного. Могли бы и покруче в центре Питера сделать.

– Ну вот, завела свою волынку… Не любит она наш город, Олег, не любит! Может быть, ты ее переубедишь? Ты на машине?

– Да.

– Не сменил еще? Все на «Волге» рассекаешь?

– А что? Мне очень нравится. Чувствую себя, знаешь, таким… Как бы это сказать… Номенклатурщиком.

– Тоже дело. Только, по нашим понятиям, слабовата машинка. У тебя сидюк там есть?

– Нет.

– И не ставь.

– Почему? Я как раз хотел купить.

– Не надо. Сначала тачку возьми нормальную. В совковых машинах сидюки не пашут. Подвеска хилая.

– Да ну, брось! У «Волги»-то?

– Ну, может, у «Волги» еще ничего, а у остальных… Да ладно – что мы все о ерунде?.. Короче, Галя, у меня сейчас стрелка, а ты давай переезжай сюда… Олег, подбросишь даму?

– Нет вопросов! И дама-то какая! Не всякому удается такую даму на машине покатать…

– Но-но-но! Вы это бросайте! – притворно-строго сказал Комар. – Вы теперь на работе. А на работе – ни-ни! Бизнес! Ничего личного!

– Знаю, знаю.

– Все, Галя, целую, – Комар посмотрел на часы и встал. – Я полетел. До вечера… Олег, а ты мне позвони на трубу часиков в одиннадцать. Есть?

– Есть.

– Тоже пообщаемся. Может, еще сегодня встретимся. Возможно, кое-что свеженькое у меня для тебя будет.

– О’кей.

– Ты его давно знаешь? – спросила Ипатьева, когда «Волга» журналиста выехала из ворот больницы – резиденции Комара.

– Кого? – спросил Анисимов.

– Ну, Комарова. Кого же еще?

– A-а… Давно. С той поры, когда он еще просто бандитом был. Крутой был мэн, весь центр под ним ходил. Катышев, Фирсов – слышала имена?

– Так, краем уха.

– A-а, ну да, я и забыл… Ты же в это время еще в своем Ростове в школу бегала. И о фарце питерской даже знать не знала.

«Дался им этот Ростов! – подумала Ипатьева. – Чего они все набросились на Ростов-то? Чем им Ростов не угодил?»

– Это первые наши, скажем так, известные, разрекламированные бандиты. Они ведь и раньше, как ты понимаешь, существовали. Однако никому, в общем-то, не было никакого дела до них – даже ментам. Знаешь такую присказку: «Писатель пописывает, читатель почитывает»?

– Слышала.

– Ну вот. Так и происходило: воры подворовывали, а менты их подлавливали. И все – лениво, спустя, что называется, рукава, чинно, набожно. А эти, Катышев и Фирсов, они себя настолько разрекламировали, как теперь принято говорить, раскрутили, что слух о них пошел «по всей Руси Великой». То есть их, воров в законе, свои-то и раньше знали – от Магадана до Таллинна. Но этих, новых, их простой люд узнал… Простой люд! – смачно повторил Анисимов.

– Что-то ты простой люд, я вижу, не жалуешь?

– Ладно, это разговор отдельный. Так вот, эти двое… Ну, вернее, конечно, не двое – целые банды у них были… Но главные-то, ярлыки яркие, красивые – Фирсов и Катышев. Вот они и показали, объяснили всем: бандит, мол, – это вам не Промокашка из известного фильма с Жегловым-Высоцким – в кирзовых сапогах и грязной тельняшке, в кепочке и с окурком слюнявой папиросы… Бандит – это роскошные машины, рестораны, заграничные шмотки, пластинки, гостиницы, туристические поездки за границу, ослепительные женщины и мужественные мужчины; это воплощение человеческой мечты. В обывательском, а значит – в массовом сознании.

– Тебе бы научные трактаты писать, – заметила Ипатьева с усмешкой. – Социологические труды.

Анисимов посмотрел на нее вполне серьезно и сказал:

– За это мало платят. Слишком мало, чтобы я тратил для этих целей свое время.

– Ну-ну… – только и произнесла Ипатьева. Она решила вернуть журналиста в русло неспешной беседы, в рамки давно, видимо, продуманной им темы. – И что там ты говорил про народные массы? – добавила она, немного погодя.

– А хлынули народные массы, Галя, хлынули. В криминал. Они, массы, обладают таким свойством: взять да и хлынуть! Хоть в гражданскую войну, хоть в еврейские погромы. Хоть в перестройку… А хоть и в криминал! Это не сейчас стало модно – бандитом быть. Это время еще тогда, в начале семидесятых, пришло. Просто боялись еще так вот, в открытую, говорить: «Хочу быть фарцовщиком!» А хотели. Ох, как хотели! Ну и понеслось… И вот теперь – имеем все то, что имеем.

– Как-то ты безрадостно говоришь.

– Да нет, я свое место нашел.

– Думаешь?

– Уверен. И мне по фигу, что там обо мне думают. Обливать меня грязью они могут сколько угодно – клубничка, мол, скандальный автор, ищет чернуху… Орут, ругаются. А сами – газеты мои покупают, программы мои смотрят. Лицемеры, мать их так.

– А Комаров-то? Расскажи про него.

– А зачем тебе, Галя, знать, чем он занимается? Он тебе заплатил?

– Да. Аванс.

– Ну и все. Я тебе уверяю, что ничего криминального он тебя делать не заставит. Он умный мужик… Хотя и козел. Как и все они. Но… Он понимает, что ты в форточку не полезешь и сейф вскрывать не будешь. Так что – от каждого по способностям.

– А от тебя?

– Я свободный художник, – хмыкнул Анисимов.

– Очень смешно. И сколько же в Питере стоит свободный художник?

– Дорого, милая, дорого.

– Не дороже, чем у нас.

– Знаешь, я в курсе ваших гонораров. И черных и белых. Так что, думаю, в Питере настоящий свободный художник стоит поболе.

– Да откуда у вас бабки-то? – не удержалась Галина. – Все деньги все равно в Москве.

– Да? Ну это у кого как… – с таинственным видом пробормотал Анисимов.

– Что ты хочешь сказать? Вы же все из Москвы финансируетесь! Все кормитесь от нас!

– От вас? – На губах журналиста заиграла ехидная улыбочка. – Особенно от вас! Н-да. Хоть ты, Галя, и раскручена по полной программе, а все равно: сидит в тебе эта провинциальность… Московский! Ведешься ты точно так же, как весь народ.

– На что это я ведусь?

– Потом объясню. Не сейчас. Давай лучше подумаем: с чего начнем-то?

– Ты о передаче?

– Ну да.

– По-моему, Комаров уже все решил.

– Да?

– Слушай… – Ипатьевой стал надоедать этот питерский выскочка. – Слушай, давай сейчас не будем? Я прикину ночью, может быть, сценарий попробую написать. И ты прикинь. А завтра встретимся и обсудим…

– Ты ночью прикинешь, я чувствую… Ладно. Завтра так завтра. Кстати, я же еще сегодня приеду.

Он остановил машину на Невском.

– Выскакивай. Здесь стоять нельзя.

– Спасибо, – бросила ему Ипатьева выходя из «Волги».

– Не за что.

Галина прошла по мостовой выложенной брусчаткой, ко входу в гостиницу. Швейцар – здоровенный мужик в черном костюме – предупредительно посторонился, впуская именитую (конечно, он ее сразу узнал) постоялицу. И вдруг Ипатьева почувствовала, что Питер уже не кажется ей таким мрачным, каким представлялся еще несколько часов назад.

Она пощупала свою сумочку, ставшую после встречи с Комаровым чуть-чуть тяжелее, и подумала: «Все здесь, в принципе, совсем неплохо. Только привыкнуть надо…»