Текст книги "Пуля для депутата"

Автор книги: Алексей Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Коля Смирнов, сделавший ровно столько выстрелов, сколько было нужно, и не более, чтобы не попасть ненароком в шефа, наблюдал за дальнейшими событиями через оптический прицел. Наконец он положил винтовку на пол чердака, потянулся и вздохнул с облегчением… Все! Работа окончена. Теперь он – свободный человек. Навсегда!

Тут что-то словно щелкнуло у него в голове, и Смирнов быстро обернулся… Он лишь успел заметить чью-то темную фигуру (неслышно выросшую за Колиной спиной) и увидеть яркую вспышку – прямо перед своим носом.

Контрольного выстрела не понадобилось. Пуля вошла Смирнову точно между бровей.

Киллер бросил пистолет на пол, рядом с Колиной винтовкой, повернулся и спокойно пошел вниз по лестнице, ведущей во двор. Внизу его ждали старенькие «Жигули»; он сел на заднее сиденье и сказал водителю:

– В больницу.

Гинденблат

Максимов проснулся от того, что Аля снова, в который раз за сегодняшнюю ночь, начала шуровать своими тонкими длинными пальчиками где-то между его бедер.

«Во попал! – подумал Максимов. – И откуда что берется?..»

Аля, конечно, весь предыдущий вечер делала ему авансы – только слепой бы их не заметил! И он мог предполагать, что за авансами этими последует, так сказать, получка. Но никак не ожидал, что Аля окажется такой ненасытной и, главное, неутомимой. А еще – очень умелой. Николай Николаевич, по условиям своей последней «работы», не раз имевший дело с профессионалками – с девочками, считавшимися в Питере лучшими, знал толк в постельных делах. Аля была во всем ничуть не хуже этих столь же длинноногих, сколь и дорогостоящих красавиц. Не хуже! А, может быть, кое в чем, и лучше…

Однако ее принципиальное отличие от профессионалок, вкалывающих в постелях за деньги, состояло в том, что ее нельзя было по желанию «выключить» в соответствующий момент: когда устанешь, например, или в туалет захочешь, или покурить… Нет, если уж Аля заводилась, то обязательно требовалось довести процесс до его логического и естественного завершения. Поэтому Максимов за ночь несколько подустал.

И вот теперь снова – руки Али ползали по его телу словно теплые змеи, и, хотя еще минуту назад ему казалось, что он ни за что на свете не сможет… Николай Николаевич почувствовал что-то вроде второго (а если быть точным, то за прошедшую ночь – наверное, пятого или шестого) дыхания.

– Ну-у, – протянула Аля. – Коленька… Коленька, миленький…

– Сейчас, – сказал Максимов. – Минуточку.

– Ну-у…

Максимов осторожно высвободился из Алиных рук и быстро встал с дивана, на котором они и устроились, сразу после ужина.

– Куда ты?

– Да в туалет! – громким шепотом ответил Максимов. – Я сейчас.

– Ну давай, котик мой, давай быстрее…

В коридоре Николай Николаевич столкнулся с Карповым.

– Доброе утро, Толя, – пробормотал он, стыдливо прикрываясь ладонями.

– Привет, Николаич! Как спалось? – Карпов выглядел свежим и полным сил. Он уже успел одеться, побриться, пах хорошим одеколоном и улыбался. – К бою готов, Николаич?

– Это смотря что ты имеешь в виду… – уклончиво ответил Максимов. – Похоже, что готов…

– Да я не в этом смысле! – хмыкнул Карпов, быстро скосив глаза на то, что Максимов пытался спрятать в ладонях. Старания Али привели к результату, который спрятать не слишком-то удавалось. – У меня есть план…

– Слушай, ты меня так и будешь держать тут, в коридоре?! – рявкнул Максимов. – Можно мне в сортир сбегать для начала?

Карпов снова хмыкнул и пошел на кухню, сразу начал греметь там чайником, звякать посудой, и вообще – изображать из себя этакого бодрячка… По крайней мере, Максимов, совершая утренний туалет, воспринимал звуки, наполнявшие квартиру, именно так.

«Чего он веселится-то? – думал Николай Николаевич. – Был бы повод… Нас в любой момент прирезать могут, как поросят, а он веселится! Хоть бы знать, кто на нас так наехал, было бы легче. А то – полная непонятка».

Когда он, завернувшись в полотенце, вышел из ванной, Аля, как оказалось, уже изменила направление своей активности. Поняв, что время для постельных утех истекло, она переместилась на кухню и весело толкалась там на пару с Карповым: варила кофе, жарила блинчики, хохотала. В общем, чувствовала себя великолепно.

«Все бы ничего, если бы на нас гона не было, – продолжал размышлять Максимов, пройдя в комнату и быстро одеваясь. – Если бы не эти сволочи, которым опять от меня что-то надо… Жил бы здесь и жил. С этой самой Алей. Она бы, наверное, согласилась… Тихо, спокойно, никто не трогает – нормальная семейная жизнь! Уютно, тепло, мягкая постель и накрытый стол. И женщина-то она, оказывается – ух какая! Просто неугомонная!..»

– Мы с Алей тут решили… – сказал Карпов, завидев в дверях кухни Николая Николаевича. – Решили, что она, Аля то есть, сходит в больницу к Белкиной.

– Зачем? – Максимов сел на табурет и закурил.

– Не кури натощак, Коленька, – проворковала Аля. – Это очень вредно для желудка.

– Ну как зачем? – Карпов поставил перед Николаем Николаевичем чашку с дымящимся кофе (Максимов отметил, что чашка была чайной, большой, грамм на сто пятьдесят, если не на все двести). – Надо же с чего-то начинать? По крайней мере, это хоть какая-то зацепка… Может быть, она видела что-нибудь, а милиции сказать об этом боится?

– А ей, Але, значит, все расскажет? Да она Али еще больше испугается, чем ментов! – пробурчал Максимов, чувствуя, как в нем растет недовольство складывающейся ситуацией: «Почему это все решают без него и за него?..»

– Я такая страшная? – промурлыкала хозяйка.

– Нет, не в этом дело…

Карпов прыснул.

– Аля, извини! – Максимов с удивлением почувствовал, что краснеет. – Я не то хотел сказать.

– Ну-ну… – Аля закурила и, демонстративно отвернувшись к окну, стала пускать колечки дыма.

– Я думаю, что тебе просто опасно, наверное… И потом, что ты ей скажешь?..

– Я женщина, Коленька, – проникновенно сказала Аля, повернувшись к нему. – Уж я соображу, как мне с другой женщиной говорить. И думаю, мне она больше расскажет, чем вам обоим, вместе взятым!

– Если у нее есть, что рассказывать… – покачал головой Карпов. – Ладно. С этим решили. А мы…

– А у нас тоже найдется чем заняться, – отрезал Максимов. – Пойдем с тобой…

– Куда?

– В «Пальму». Ну, то есть в «Штаб» этот долбаный. Начнем танцевать от печки. Откуда наши проблемы начались? Оттуда. Вот, значит, там и начнем копать.

– Мало тебе показалось в прошлый раз? – спросил Карпов.

– Мне – нормально! А теперь я хочу сделать так, чтобы и этим сволочам мало не показалось.

– Другими словами, мы с тобой вдвоем всю кодлу будем мочить? Так?

– Хоть бы и так, – кивнул Максимов. – А что? Слабо?

– Слабо, – признался Карпов. – Чтой-то я сумлеваюсь…

– А ты не сумлевайся! Ты мне доверяешь – как старшему товарищу? Помню, было время, еще совсем недавно, когда и ты мне доверял, и еще человек пятьдесят. Делали, что скажу… И неплохо получалось!

– Да, – согласился Карпов. Неплохо. Но тогда было пятьдесят человек, а сейчас – я один. Ну, кроме тебя.

– Как это – ты один? Аля вот еще… – Максимов встал, шагнул к хозяйке и обнял ее за плечи. – Ты же с нами, Алечка?

– Ох, мужчины! Во что вы меня втягиваете? Какие-то бандитские, просто-напросто, разборки…

– Никаких разборок, Алечка. – Максимов крепче прижал ее к себе. – Просто, как раньше говорили, восстановление чести и достоинства. Нынче такие слова не в моде.

– Ну, если речь идет о чести и достоинстве, – пискнула Аля, заулыбавшись, покраснев и заерзав по телу Николая Николаевича, – если так, то я, конечно, с вами… Редко в наше время встретишь настоящих мужчин. Все какие-то… Заморыши!

Карпов многозначительно посмотрел на Максимова и одобрительно покачал головой. Николай Николаевич кашлянул.

– Ну, Алечка, пора нам.

– Может быть, бутербродиков вам сделать? – захлопотала женщина. – А то… где вы покушаете-то? Раз ищут вас, вам нельзя по ресторанам рассиживать…

Карпов улыбнулся, а Максимов очень серьезно посмотрел женщине в глаза.

– Некогда нам будет, Алечка, бутерброды кушать. Мы уж лучше вечером спокойно у тебя поужинаем. Купим чего-нибудь вкусного… Как вчера.

– Если как вчера… То я согласна! – Аля даже захлопала в ладоши. – Тогда, господа, до встречи!

Максимов поцеловал Алю в губы и, быстро отвернувшись, пошел в прихожую.

На лестнице Карпов хлопнул его по плечу.

– Слушай, ты ее, по-моему, не на шутку охмурил. Как она прыгала-то все утро! Как девочка просто… Я боюсь, она в этой больнице… Лишнего не наболтала бы, а?

Максимов вместо ответа вздохнул.

– Ты чего? – Карпов посмотрел на него уже с подозрением во взгляде. – Чего ты, Николаич? Влюбился, что ли?

– В наши годы об этом не говорят, Толя, – серьезно сказал Николай Николаевич. – А она лишнего не сболтнет. Она не такая простушка, какой старается казаться. И какой хочет быть.

– Ты думаешь?

– Конечно, – Максимов снова тяжело вздохнул.

– Мы с ней, знаешь, Толя, в чем-то похожи. Хотя у меня по-другому сложилась жизнь, конечно, но если глобально смотреть, то…

– То что?

Друзья вышли на улицу и Максимов поднял руку, останавливая такси.

Забрызганная грязью «Волга» затормозила, едва не задев Максимова обшарпанным крылом.

– На Сортировочную, – буркнул Николай Николаевич, открывая дверцу и вваливаясь в салон.

Карпов устроился сзади.

– Одинокая она, – продолжил Максимов начатую тему, обернувшись назад, к Анатолию. – Одинокая и, в общем, несчастная. Такая, знаешь, работница, работяга, правильный человек… Который всю жизнь пахал на это долбаное государство, а получил… Ну, квартирка, положим, у нее тоже, я чувствую, коммуналка бывшая. И ее, кажется, расселяют. И Алю выселят, я думаю. По всему судя, недолго ей в центре жить. Дадут где-нибудь на Озере Долгом однокомнатную… В лучшем случае.

Карпов кашлянул.

– Что с тобой? – спросил его Николай Николаевич.

– Ничего-ничего, продолжай, Николаич.

– Да… И бензин тоже… Каждый день, суки… – послышалось с водительского места.

Максимов покосился на водителя… Мужик в хорошей кожаной куртке, ухоженый, совсем не похожий на голодающего, или даже просто забитого жизнью, человека – с толстым золотым перстнем-печаткой на безымянном пальце, с лоснящейся, чисто выбритой физиономией. И вот на этой физиономии отражалась сейчас глубокая внутренняя неудовлетворенность жизнью. Водитель высказался в таком тоне словно изо рта у него вырывали последний кусок, а других в ближайшем будущем не предвиделось.

– …Суки, как жить? Непонятно… – произнеся это, шофер замолчал. И замолчал очень внятно, надежно, скорее всего, надолго.

– М-да, – покачал головой Максимов, не зная, как реагировать на тираду таксиста. – Так вот, Толя… Понимаешь, она меня зацепила этим самым… Простотой своей, ну, в хорошем смысле. Понимаешь меня?

– Понимаю. Человек из народа.

– Едрена в корень, что с народом делают, суки! – вдруг снова «включился» таксист. – Дышать не дают…

Не обращая внимания на дискретные рассуждения водителя, Максимов вытащил сигареты и закурил, выбросив спичку в окно.

– Толя, ты зря иронизируешь…

– А кто тебе сказал, что я иронизирую? Разве это не так? Разве она не человек из народа?

– Так, так. Только слышать это сейчас как-то уже… Такие вещи не очень серьезно воспринимаются. Разве в качестве ерничанья.

– Согласен, – ответил Карпов. – Но смысл-то не меняется.

– Понимаешь, – продолжал Максимов, – она – это как бы я в прошлом. Если бы вся эта история со мной не случилась, не встретил бы я тогда, ну, в самом начале, Писателя, то так же вот, как она… Жил бы себе тихо-спокойно, один как перст… Ходил бы на работу… Вечером – домой. К телевизору.

– Да брось, Николаич. Ты бы спился уже давно!

– Может быть. Может… Да, в этом смысле, что мне вся эта байда на пользу пошла, конечно. Только вот я думаю: хорошо ли мне стало? От всех этих денег? От дел этих, от которых не то что голова кругом, а и все кувырком. У меня последние месяцы вообще крыша ехать начала. Ночами не спал, заснуть не мог. Уставал, как собака, домой приходишь – и куришь всю ночь. Адреналин бушует – ни сна, ни отдыха…

– Что – бизнесом занимаетесь? – спросил водитель. – Штука такая… Если кто серьезно занимается, тоже пашет день и ночь. Бизнес – штука серьезная… Но я, извините, бизнес уважаю только один.

– Какой же? – Карпов чувствовал, что шофер все равно перетянет беседу на себя.

– Производство, – солидно произнес шофер. – А торгаши эти все… Мусор!

– Производство – оно, конечно… – Максимов снова попытался вернуться к своей «больной» теме. – Она мне как родная, понимаешь, Толя? Все, что было до этого, все эти девчонки – это как бы искусственное. А с ней – это настоящее! Я с ней не думаю о том, что мне говорить и как выглядеть…

– А с девчонками что, думал?

– Нет, с ними тоже не думал. Но с ними мне говорить было не о чем. Они меня не понимали. А с Алей я душой отдыхаю… Просто взял бы – да и женился!

– Сейчас жениться, мужики, – рискованная штука, – солидно промолвил водитель. – У меня тоже была одна… – Он покосился не недобро нахмурившегося Максимова и закончил:

– Нет, конечно, если человек хороший, то да… И если работа есть… А то семью кормить-то – проблема! Ей же то надо, се надо. Колготки, шмотки, да косметика всякая… Нет, если глянется, то да… И у меня, мужики, все было путем, а потом расписались… Она и говорит: я маму, мол, пропишу у тебя… Ну и поехало: такое началось, врагу не пожелаешь!..

– У тебя, Николаич, я смотрю, прямо любовь с первого взгляда, – Карпов попытался прервать монолог шофера.

– Любовь не любовь, а я чувствую, что это мой человек. Я, понимаешь, Толя… Я такой же, из той же сферы, в какой она живет. Мне ведь тяжело все это… Ты не думай…

– Что – тяжело?

– Ну, все это… Разборки, терки… Наезды…

Теперь шофер в свою очередь покосился на Максимова, но промолчал.

– Мне бы тихонько жить, по-семейному, по-домашнему… Набегался уже… Я вот думаю: квартира у меня есть…

– Кстати, о квартире… – начал было Карпов, но резко замолчал.

– Что? – спросил Максимов.

– Ничего. Потом, – ответил Толя. – Потом договорим.

– Приехали, – сказал шофер. – Где вам надо?

– Нам там надо, – подражая водителю, откликнулся Максимов, махнув рукой вперед. – К платформе поближе.

Водитель остановил машину, взял протянутую Максимовым сотенную бумажку и полез в кошелек за сдачей… Долго перекладывал червонцы из одного отделения в другое. Высыпал на ладонь мелочь, что-то некоторое время подсчитывал в уме. Ссыпал мелочь обратно, закрыл отделение для монет на кнопочку. Потом снова открыл его и снова высыпал монеты на ладонь. Достал пачку пятидесятирублевок, пошелестел ими и убрал назад.

– В чем проблема? – спросил, не выдержав, Карпов. – Сдачи нет?

– Сейчас, сейчас… – Водитель снова принялся терзать свой бумажник.

Наконец водитель скомбинировал денежные знаки и отдал Максимову семьдесят рублей.

– Спасибо, старик! – бросил ему Карпов.

Но водитель неожиданно зло хлопнул дверцей и вихрем умчался на выпустившей клубы ядовитого дыма «Волге» в направлении центра.

– Вот тебе и человек из народа! – покачал головой Карпов.

– Да ну его в задницу… – Максимов сплюнул на асфальт. – Хапуга! Мне плевать на эту сдачу, но я из принципа хотел посмотреть, как он себя поведет.

– Ага. А он только и ждал, когда мы плюнем и отвалим.

– Дармоед! – подытожил Максимов. – Ну, пошли.

Карпов не стал расспрашивать Николая Николаевича о цели их поездки, а молча запрыгал вслед за ним через рельсы, через какие-то ямы, ухабы – и снова через рельсы, через мазутные лужи и горы щебня, углубляясь в самое сердце огромной железнодорожной развязки, на которой сортировались поезда, приходящие в Питер со всей страны и тащившие в город все, что в этой стране еще производилось.

После пятнадцати минут непрерывных прыжков, чертыханий и поскальзываний Максимов остановился.

– Ф-фу! – выдохнул он, тяжело дыша. – Давненько я тут не был.

– А что мы тут потеряли? – решил все-таки поинтересоваться Карпов.

– Не «что», а «кого». И вовсе не потеряли. Нас ждут.

– Как это – «ждут»? Ты что – договорился? Когда успел?

– Вчера, – просто ответил Максимов. – Вчера и договорился. Пока ты там бухал с Алей, я вышел, позвонил… И договорился.

– A-а… Ну веди, Сусанин.

– Вот, – Максимов указал рукой на одноэтажный домик, сложенный из серого, грязного и выщербленного кирпича.

– Это что?

– Это как бы будка… Захар тут, большей частью, живет. Дома у него жена, дети, скандалы… Он тут и сидит, на работе. Оборудовал все, кровать притащил…

– А Захар – это кто?

– Мой старый знакомый. Сторожем работает. Сколько уж лет, а все сидит на одном месте… Есть все-таки в этом мире непреходящие ценности!.. Я с ним познакомился, еще когда в институте работал. Мы сюда с ребятами бегали. Вино покупали.

– Здесь?

– А что? Захар дело наладил – будь здоров! Здесь же составы стояли с вином: из Грузии, с Украины, из Молдавии, Армении – да отовсюду! Хочешь – коньяк, хочешь – вино. Бывало и в розлив. Возьмешь ведро…

– Прямо – ведро?

– Ведро! Дядя Ваня нацедит из цистерны…

– Дядя Ваня?

– Это нарицательное… Дядя Ваня – это сопровождающий, который с вином едет от места погрузки до пункта назначения. Я не знаю, правда или нет, но мне говорили, что они без зарплаты катались.

– В смысле?

– Ой, Толя, ну ни хрена не понимаешь! Это же Советский Союз был… Все вокруг народное, все кругом – мое. Он, пока едет из своей Грузии, на каждой станции торгует. Усушка, утруска, бой – как там это у них все называлось? Если у него цистерны, тысячи тонн вина, как ты думаешь – много там убудет? Или вагоны с ящиками, с бутылками… Ну, продаст десяток ящиков с состава – хрена ли это? Потери, что ли? Зато он стеречь их будет, как свои. Зубами рвать каждого, кто посягнет. А за зарплату – стал бы он все это винище стеречь? Да по фигу! Спал бы или девку бы драл у себя в каморке. А когда свое – это другой коленкор. Это – как зеницу ока…

Они подошли вплотную к домику. Максимов дернул ручку двери – дверь не поддалась.

– Чего? Нету? – спросил Карпов.

– Да тут он. Куда ему, на хрен, деваться? Мы ж договаривались…

Николай Николаевич несколько раз ударил носком заляпанного грязью ботинка в железную дверь.

– Кого черт несет? – Хриплый голос был громким, словно хозяин давно стоял прямо за дверью и слушал, о чем беседуют его гости.

– Это я, Захар, открой… Николаич!

– А ты там с кем?

– Свои. Все нормально.

– Свои – не свои… Ходют, понимаешь, от работы отрывают… Щас, мужики, щас…

Карпов услышал скрежет и лязг металла. Судя по всему, таинственный Захар запирал дверь своей халупы на металлические засовы. И вот наконец стальная плита дернулась и надвинулась на них, заставив Максимова даже отступить на шаг назад.

– Ну, проходите, раз уж пришли… – недружелюбно сказал хозяин.

Захар оказался крохотным пожилым мужичком: настолько малого роста, что еще чуть-чуть – и можно было бы назвать его карликом. В плечах Захар тоже был не широк, лысая головка, лицо, поросшее седой, редкой щетиной, тонкие руки, торчащие из рукавов засаленного черного пиджака, надетого поверх темной от пота майки – все это никак не вязалось с громким хриплым басом, который вырывался из цыплячьего горла железнодорожного аборигена.

– Это Толя, мой товарищ, – сказал Максимов, указывая на Карпова.

– Толя… Ну, Толя, давай, садись – фигли торчишь, как столб? Меня Захаром величают… Захар Яковлевич…

– Добрый день, Захар Яковлевич, – с улыбкой произнес Карпов, присаживаясь на колченогий венский стул и осматривая помещение.

Комната, в которой Захар принимал гостей, имела вид совершенно не жилой, а выглядела как нормальная слесарная мастерская – с верстаком, на котором были привинчены тиски, со стеллажами, заполненными разнообразным инструментом, с маленькими токарным и сверлильным станками у дальней стены, пол был застелен металлическими листами; люминесцентные лампы заливали комнату ярким белым светом. Дополняли картину металлические высокие шкафчики для рабочей одежды, какие стоят обычно в заводских раздевалках.

Хозяин запер дверь на засов, прошаркал к верстаку и, не глядя на гостей, стал перекладывать с места на место лежащие рядом с тисками напильники, зубило, молоток, бряцая металлом о металл.

– Так что, Николай Николаич, это дело надо бы…

– Я не взял, – быстро ответил Максимов. – Ты же сказал…

– Ни хрена не надо брать! Что ты там, в городе, возьмешь? Забыл, что ли, куда пришел?

– В том-то и дело, Захар, что не забыл.

– Ну, то-то…

Захар поднял голову от верстака и впервые в упор взглянул на Карпова.

– Ты кто? – просто, без обиняков спросил он, сверля Анатолия своим колючим, таким же металлическим, как и все окружающие предметы, взглядом.

– Я?

– Ну ты – кто же еще? Этого-то я сто лет знаю… – Захар махнул рукой в сторону Максимова, показав этим: да, мол, сто лет знакомы. И при этом видно было, что большим пиететом Николай Николаевич у него не пользуется.

– Карпов… Анатолий…

– Шахматист, что ли? – Захар сморщился и скрипуче рассмеялся своей сомнительной шутке.

– Нет, – спокойно ответил Карпов, решивший выиграть словесную дуэль с этим въедливым старикашкой. – Нет. Не шахматист. Следователь. Правда, бывший. А теперь вот, просто товарищ Николая Николаевича.

– А чего ты мне Николая-то Николаевича суешь? Чего ты им прикрываешься? Ты за себя говори.

– Так я уже… Вроде все сказал.

– Оставь его, Захар, не пугай человека, – вступился за Толю Максимов. – Чего прицепился?

– А того, что шляются всякие… Откуда я знаю – что за человек? Я его в первый раз вижу. Следователь, говорит. А что мне-то с того? Если б сказал, какого отделения, какого управления, может, я бы и сообразил, что он за следователь… А так: «Я – следователь…» Подумаешь, важный какой! Да я этих следователей столько перевидал, я их всех вот где… – Захар сжал сухой кулачок. – Вот я их всех где держал! Было время… Теперь-то другие все. Те-то, мои, все, поди, в коммерцию пошли. Или в бандиты… А ты что – тоже в бандюганы подался? А, следователь?

Карпов вопросительно посмотрел на Николая Николаевича.

– Захар, кончай, – Максимов хлопнул себя ладонями по коленкам. – Кончай, старый, а то друга моего зашугаешь совсем… Мы же по делу.

– По делу они… А я, можно подумать, без дела тут сижу. Дел столько – только успевай поворачиваться, чтобы со спины не подъехали. Это тебе не семьдесят пятый год!

– Ладно, Захар, про семьдесят пятый ты нам потом расскажешь. Ты скажи лучше, я могу к тебе обратиться?

– Ты ж уже пришел, значит, и обратился… Короче, харэ пургу гонять, пошли вмажем, ребятки мои.

Захар ловко сбросил свой кургузый пиджачок, даже не сбросил, а как-то выскочил из него, дернув плечами и быстро выгнув спину. Открыл один из шкафчиков, кинул пиджак внутрь – и Карпов мог поклясться, что тот не упал неопрятной кучей тряпья на пол, а повис на специальном, предназначенном именно для него, крючочке.

Грубый и хамоватый Захар начинал ему почему-то нравиться.

– Чего расселись? Пошли в спальню! – Захар, оставшийся в майке, которая обнажала его тощую, впалую грудь, острые ключицы и странно не гармонировавшие с общей внешней хилостью, мускулистые, хотя и тонкие руки, махнул в сторону неприметной двери, ведущей, надо полагать, в соседнюю комнату.

Так и оказалось. Максимов отворил дверь и первым прошел в помещение, оказавшееся вполне приличной гостиной. Или спальней. Или кабинетом. По выбору хозяина, комната, открывшаяся глазам Карпова, могла выполнять все эти функции последовательно или одновременно.

Стены, отделанные обожженной вагонкой и покрытые лаком, придавали помещению характер официальный, служебный. Однако мягкий уголок у стены выглядел вполне по-домашнему. Буфет, книжный шкаф, стойка с видеомагнитофоном и компакт-плейером дополняли интерьер, а наличие письменного стола со стоящим на нем компьютером говорило о том, что хозяин – человек вполне современный. И он не просто здесь спит, ест и пьет, а еще и работает: в соседней комнате – руками, в этой – головой.

Дальняя стена комнаты была не сплошной – она открывала проход в маленький «аппендикс», где, по-видимому, находились кухня и все остальные, так сказать, службы. Это и подтвердил Захар, бросив гостям:

– Посидите тут, а я сейчас лапы вымою…

Сказав так, он исчез за перегородкой, и Карпов услышал шум льющейся из крана воды и громкое веселое пофыркивание Захара.

– Ну чего, Толя? – Максимов посмотрел на Карпова с усмешкой. – Как тебе мой кореш?

– Нормально, – ответил Карпов, пожав плечами. – Я еще не знаю, какие у вас дела, так что судить рано.

– Это не у меня с ним дела. Это теперь дела наши общие, – как-то таинственно ответил Максимов.

Но тут в комнату вернулся хозяин – посвежевший, с капельками воды на лысине, облаченный теперь в толстый пушистый свитер и джинсы. В руках Захар держал литровую бутылку водки и три стакана.

– Слышь, дружище, – бросил он Карпову. – Будь человеком, помоги, а? На кухню зайди – там закуска на столе какая-никакая… Притарань?

Карпов кивнул и отправился за перегородку, где действительно обнаружил крохотный закуток, отведенный Захаром под кухню. Здесь стоял высокий, в рост человека, холодильник и помещались еще газовая плита, малюсенький, на одного, столик и крохотный табурет. На стене висела полочка с тарелками, стаканами и ложками-вилками.

Карпов взял со стола большое блюдо, наполненное магазинной «нарезкой» – ломтиками ветчины, колбасы, буженины и просто копченого мяса.

– Хлеб есть? – крикнул он за перегородку.

– В холодильнике, – ответил Захар. – Возьми там еще водички какой-нибудь…

Когда Карпов притащил в комнату закуску, бутылку боржоми, найденную в холодильнике и, на свой страх и риск, пепельницу, сделанную из снарядной гильзы, Максимов и Захар уже о чем-то тихо беседовали.

– Во! – воскликнул Захар, увидев Анатолия с полными руками снеди. – Молодец! Соображаешь!

Карпов только пожал плечами, не зная, что ответить… Кажется, ничего сверхъестественного он не совершил: ну, подумаешь, собрал закуску на кухне!

– Ну что, Николаич, – продолжил Захар, наполняя стаканы. – За знакомство?

Когда они выпили по первой, Захар быстро кинул себе в рог кусочек мяса и снова схватился за бутылку.

– Между первой и второй перерывчик небольшой…

– Захар… Может быть, закончим с делами? – Максимов взял пустой стакан и стал вертеть его в руках, давая понять хозяину, чтобы тот не спешил наливать.

– Э-э, ну-ка поставь на место! Ты чего это, Николаич? Навык потерял? Не узнаю…

– Да нет, не потерял… Я надеюсь, – ответил Максимов. – Просто дело-то уж больно деликатное…

– Ха-ха! – мрачно хохотнул Захар. – А что ко мне – по другим, что ли, делам ходят? Только когда задницу прижгут, тогда и бегут. Когда прищучат так, что деваться некуда, только тогда к Захару – помоги, выручи, будь другом! Нет, чтобы так просто зайти на огонек, выпить-закусить… Деловые все стали!

– Ну, давай, – согласно кивнул Максимов. – Раз так, давай, черт с тобой, расслабимся…

Карпов выпил еще полстакана и подумал, что если так пойдет, то сегодня они не то что никаких дел не сделают, а, вполне возможно, вообще отсюда не выйдут. Заночуют где-нибудь на коврике… Уж больно мощный темп взял хозяин!

– Ладно, – словно прочитав его мысли, сказал Захар. – Теперь к делу. А потом – продолжим. Я давно не выпивал, мужики. Дня три. Чего-то никто не заходит, а один я не люблю… Ну что там у тебя?

– Ребят можешь собрать? – Максимов отодвинул от себя пустой стакан, словно для того, чтобы он не отвлекал от делового разговора и не соблазнял.

– Каких ребят?

– Ну, Бойца, Шурика, Лопату… Всех твоих следопытов… Они что поделывают?

– Они? Они как всегда: роют чего-то там… Приносят мне всякий хлам свой ржавый… А для чего они тебе нужны-то?

– Разобраться с одним козлом.

– Я тебя не пойму, Николаич. Ты с бандитами хочешь воевать, что ли?

– Почти. Не воевать, а наказать.

– Ну ты дал! Кому, на хрен, это нужно? Одни неприятности… Вот ты – ты же тоже тут, говорят, с «братвой» якшался? И чего?

– А ничего.

– Я так и думал, – улыбнулся Захар. – Не нашего это ума дело – бандитствовать. Наше дело – жить спокойно и другим жить давать. А ты полез в это говно… И как – понравилось?

– Если честно, то нет.

– А на хрена полез?

– Ну, как тебе сказать… Так вышло. Взял меня один авторитет на работу. А потом его грохнули. Братва решила, что я у них главным буду, вместо того.

– Как его величали-то, твоего первого? Которого грохнули?

– Писатель.

– Слыхал, – Захар встал со стула, прошелся по комнате, провел пальцем по корешкам книг на полке, повздыхал. – Хреновое дело! Это – темная компания… На политику завязана.

– Вот я сейчас только это понял. На своей шкуре.

– Да? Ну-ка, давай поподробней!

– А чего – подробней? Как начал работать в команде…

– В банде, – поправил Захар Николая Николаевича.

– Ну как хочешь называй… Только мы ведь не грабили мирных граждан.

– Ага, Робин, мать твою, Гуд.

– Ну вот, короче, пусть Робин Гуд… Только как стал работать, так сразу и почуял: что-то не то, какая-то подстава идет… Так и вышло. Ну на первый раз мы отбились…

– Это не та история, когда в Рыбацком особняк взорвали?

– Та самая. А ты откуда знаешь?

– Слухами земля полнится, – усмехнулся Захар. – Ну а дальше? Теперь-то что? Ты же сказал, что отвалил от бандитов своих?

– Отвалить-то отвалил, да и нет уж тех бандитов. Большинство перестреляли там, в Рыбацком. А остальные, которые помельче, либо разбрелись по другим компаниям, либо сидят.

– Ну? А сейчас что с тобой приключилось, горемыка?

– Сейчас!.. Про убийство депутата слышал?

– Маликова? Слыхал. Газеты почитываем.

– Ну вот… На меня вешают.

– Ух ты! Как же ты это, Николаич, так влетел?

– Да чтоб я знал!

– А кто? Кто вешает-то?

– Ну кто может вешать такие истории? Все: и менты, и бандюки. Причем очень круто взялись. У него… – Максимов кивнул в сторону Карпова. – У него вчера товарища убили. Тоже мента. Он что-то знал: нас предупредил, чтобы мы домой ко мне не ехали… Заскочили к нему, а он уже на полу лежит, в кровище весь… Так-то.

– Ну ты попал, Николаич. Даже не знаю, что тебе и посоветовать. Налей-ка… – Захар повернулся к Карпову. – Так, говоришь, дружка твоего вчера…

– Да.

– Как звали дружка?

– Володя. Володя Григорьев. А что?

– Да ничего… Налил?

Карпов пододвинул к Захару наполненный стакан.

– Ну, поехали, братцы…

Захар влил в себя водку, крякнул, пружинисто встал и подошел к письменному столу. Достал из ящика трубку радиотелефона.

– Але! – проскрипел он, набрав номер. – Здорово, старый хрен. Я, я, кто же еще… Слушай, будь ласков, узнай про такого Григорьева Владимира. Кто он, что он… Мент он, из ваших. Да, судмедэксперт. Говорят, вчера у него неприятности были. Ну, перезвони, короче. Все, даю отбой. – Захар положил трубку на стол.

– Оружие мне нужно, Захар, – сказал Максимов.

– Ха, оружие… У тебя что, после твоих бандитских похождений не осталось, что ли, ни ствола?