Текст книги "Пуля для депутата"

Автор книги: Алексей Рыбин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

А визитер в тот момент, когда рука охранника только начала движение к его лицу, уже сгибал ногу в колене. Причем проделывал это значительно быстрее ленивого «качка».

Максимов резко удирал охранника коленом в пах. Воспользовавшись тем, что рука незадачливого стража заведения рефлекторно дернулась вниз, Николай Николаевич рванулся вперед всем телом и, вложив в удар весь свой вес, двинул детину лбом в переносицу.

С каким-то звериным урчанием охранник исчез из поля зрения – влетев спиной в проем раскрытой двери.

– Прошу, – кивнул Максимов Карпову. – Заходите.

– А стоит? Ну… Разве что после вас.

– Ай-ай-ай! – покачал головой Николай Николаевич. – Боишься, что ли? Ладно, пойдем вместе.

В тамбуре не было никого, кроме все того же злополучного парня. Охранник начал было подниматься с пола навстречу вошедшим, но Карпов пнул его носком ботинка в ухо, и слишком самоуверенный спортсмен замер, скрючившись на полу.

– Бардак! – пробурчал Максимов и толкнул дверь, ведущую в ресторанный зал.

Карпов шагнул вслед за ним и, войдя внутрь, быстро оглядел помещение. Он предчувствовал, что разборка с охранником просто так не сойдет им с рук.

Плотно зашторенные окна не пропускали в зал дневного света, ресторан освещался только несколькими лампочками, ввинченными в отверстия подвесного потолка над стойкой бара.

Карпов заметил, что за стойкой никого нет; пусто было и в зале. Почти пусто – если не считать троих мужчин, сидевших за столиком в дальнем конце помещения, рядом с дверью, ведущей в служебный коридор.

Мужчины молча смотрели на вошедших.

Максимов спокойно, не реагируя на немой вопрос этой троицы (настроенной, как почувствовал Карпов, весьма агрессивно), подошел к стойке и постучал кулаком по дубовому прилавку:

– Эй! Есть кто?

Троица за столом продолжала молча наблюдать за происходящим.

– Вы чего там – повымерли все? – выкрикнул Максимов.

– Ты что разорался? – спросил один из сидевших за столом. Он говорил, не вставая со стула; наоборот, расценив, видимо, неожиданных посетителей как случайных и неопасных, как лохов, говоривший вальяжно откинулся на спинку стула, взял со стола одной рукой рюмку, другой – крохотный маринованный огурчик, опрокинул в открытый рот водку и захрустел, закусывая. Челюсти этого мужчины с широким небритым лицом ходили ритмично, мощно, как у человека, привыкшего не просто перехватывать кусок впопыхах, а получать от еды удовольствие, питаться вкусно и обильно и тогда, когда этого хочется, а не когда подвернется случай.

– Закрыто, – произнес он, сунув в рот крохотный бутербродик с красной игрой. – Закрыто, дядя. Давай вали отсюда.

Максимов медленно повернул голову на голос. До этого он не смотрел в сторону единственного занятого стола, а обращался в пустоту, риторически взывая к отсутствующему персоналу ресторана.

– Не понял?

Продолжавший смачно жевать, мужик наконец встал из-за стола и не спеша направился к Максимову. Оставшиеся за столом, перестав выпивать-закусывать, уставились идущему в спину. Карпов заметил, что последние двое выглядели посолиднее первого. Один из них был одет в приличный, даже дорогой, серый костюм, седая грива волос, аккуратно подстриженная и вместе с тем нарочито-небрежная, придавала ему вид пожилого драматического артиста старой школы. Второй имел откровенно бандитскую внешность. Но явно был не из «быков» или «пробойников», и даже не из «бригадиров», а, по-видимому, из верхушки какой-нибудь криминальной группировки. Направлявшийся же к Максимову выглядел типичным уголовником, хоть и причесанным, и приодетым. Карпову казалось, что даже сквозь темно-синий костюм и черную рубашку с расстегнутым воротом проступали такие же черно-синие татуировки – чисто зековской тематики: купола церквей, черти, ангелы, ножи и характерные аббревиатуры, вроде «СЛОН» «Смерть Легавым От Ножа».

Карпов отчетливо понимал, что приближавшийся к ним бандит на порядок опаснее того незадачливого парня, которого Максимов с легкостью убрал со своего пути возле входа в ресторан. Качающаяся, расхлябанная походочка, мерзкая «улыбочка» на лице, изборожденном особым рисунком морщин, что появляется у людей, много лет проведших в заключении. Карпов ни с чем и никогда бы его не спутал, в своей жизни он очень много повидал таких персонажей, и все они словно несли на себе видную опытному взгляду печать… В общем, этот был очень опасен.

Он мог запросто (и внезапно!) пустить в дело любой прием из огромного зековского арсенала – от лезвия бритвы, вдруг выплюнутого прямо изо рта в глаз или в горло противнику, до неожиданно выхваченного ножа, заточки или отвертки, которыми, наверняка, владел вполне профессионально.

Однако Карпов знал и то, что люди подобного сорта всегда начинают разборки с психологического поединка: они не кидаются очертя голову в битву с незнакомыми людьми, а сначала (иногда, правда, это занимает всего лишь одно мгновение) пытаются их «расколоть», «просчитать», иными словами, понять, кто перед ними находится – опасный авторитет, законный вор или фраер, дешевка, кого можно раздавить одним движением.

Максимов выдержал наглый изучающий взгляд бандита, облокотился на стойку и показал подошедшему вплотную громиле открытые ладони:

– Брат, мы покушать пришли.

– Я же сказал, дядя: закрыт зал, – ответил бандит. – Что-то неясно?

В этот момент в помещение с шумом ворвался ранее поверженный охранник. Лицо его было в крови, в руке парень сжимал пистолет, которым водил по залу, ища глазами незваных гостей. За спиной горе-охранника появилось еще несколько фигур: явные боевики – стриженные под машинку, в кожаных куртках и спортивных штанах.

– В чем дело, Дима? – скосив на них глаза, спросил бандит, стоявший напротив Максимова (Карпов про себя назвал его «зеком»).

– Эти! Вот они, суки! А ну ложись! – крикнул побитый охранник, поведя пистолетом в сторону стойки.

Двое за столом наблюдали за происходящим с явным интересом. Карпов заметил, однако, что рука «авторитета» (как он окрестил похожего на бандита мужчину за столом) скользнула под стол, видимо, готовя на всякий случай личное оружие.

– Убери дуру! – рявкнул «зек».

– Ложись, гады! – снова крикнул Дима, но уже не так уверенно.

– Ты чего шумишь? – спросил его «зек» после того, как пистолет исчез под полой Диминого пиджака.

– Так ведь… Эти… Вот, в натуре… Алеша, эти…

– Что с тобой случилось, Дима? – почти ласково переспросил «зек». Карпов, услышав его настоящее имя, подумал: «Ишь ты! Алеша, понимаешь… Как они друг друга вежливо величают!»

– Да вот… – снова начал мямлить охранник.

Но тут Максимов включился в беседу:

– Упал парнишка. Дверь нам открывал, да в ногах запутался. Бывает! – Он продолжал смотреть Алеше в глаза. – Да?

Лицо Алеши расплылось в улыбке.

– Да, бывает. Так вы кто такие будете?

– Я тут, в общем-то, работал. Максимов моя фамилия, – ответил Николай Николаевич. – С главным хочу поговорить.

– Максимов? A-а, ясненько. Ну… – Алеша повернулся к сидящим за столом. Увидев, что «седовласый» пожал плечами, а «авторитет», судя по всему, являющийся здесь главным, кивнул головой, «зек» переадресовал кивок Николаю Николаевичу. – Ну, раз ты Максимов, тогда иди туда. – Он указал рукой в сторону стола.

Алеша пропустил Максимова вперед, легонько задел плечом Карпова (ясно давая тому понять, что никакого почтения он ни к нему, ни к Максимову не испытывает) – и следом за ними подошел к своему начальству.

– Ну, присаживайтесь, гости дорогие, – произнес «авторитет», вернув правую руку из-под стола на свет божий. – Кушать будете?

– Да, – твердо сказал Максимов. – Мы за тем и пришли. А нас твои орлы, видишь, не пускают.

– А у нас переучет… Так ты и есть, значит, прежний хозяин? Не встречал раньше, извини. Алеша, – без паузы обратился «авторитет» к «зеку». – Организуй гостям покушать. Дима, а ты подойди сюда. – Когда побитый охранник приблизился к столу, он посмотрел на парня тоскливым взглядом, вздохнул и как-то очень уж печально пробормотал:

– Сдай дела Хлипкому. А сам иди на кухню.

– Так я, Сергей Петрович…

– Все понял?

– Да.

– Вот и ладушки.

Дима исчез, и в то же мгновение словно возникшая прямо из воздуха официантка аккуратно и быстро сгрузила с подноса тарелки с кусками жареной свинины, блюдо салата, расставила фужеры и рюмки.

– Водочки еще принеси, Катя, – ласково попросил ее Сергей Петрович. – А то, видишь, нас тут поприбавилось.

– Конечно, – кивнула официантка и исчезла… Чтобы буквально через полминуты исполнить пожелание начальства.

– Ну что, закусим сначала, а потом уже перейдем к делам? – спросил новый хозяин заведения у Максимова. На Карпова он даже не взглянул, очевидно, принимая того за шестерку – за телохранителя или шофера.

– Угу… – Максимов кивнул и принялся жадно рвать зубами мясо, воткнув в другой край куска вилку. Ножом он пользоваться, конечно, умел, но не любил, особенно когда был голоден. Так, отгрызая кусок за куском, ему больше нравилось утолять голод; он крутил головой, вытирал губы салфеткой – разве что не рычал от удовольствия.

Сергей Петрович поглядывал на странного гостя с искренним интересом, а его седогривый приятель – с интересом еще большим. Быстро сообразив, что, пока Максимов не покончит с мясом, они действительно ничего от него не услышат, приятели заведения вернулись к прерванной беседе. Она, собственно, уже заканчивалась; оставалось лишь поставить вежливую протокольную точку.

– Так что, насколько я понял вас, Сергей Петрович… – Седовласый мужчина очень уважительно выговаривал это самое «вас». – …Вас мои условия устраивают?

– Как и вас – мои, – заметно сдержаннее отвечал ему Сергей Петрович. – Как говорят теперь, консенсус достигнут. Да? – Он коротко хохотнул.

– Можно сказать и так, – кивнул его собеседник, картинно отбросив со лба длинную прядь. – Можно сказать и так… Правда, у меня есть еще одно замечание.

– Ну?

Седой вместо ответа показал глазами на увлеченного едой Максимова.

– Это ничего, – усмехнулся Сергей Петрович. – Говори, Данила.

Данила повел плечами…

Видимо, не привык еще к такому панибратскому обращению – весь его облик и манера держать себя говорили о том, что этот человек последние несколько лет адекватно воспринимает только обращение на «вы». Субординация «хозяев» мгновенно стала ясна для Карпова как Божий день! Седой – это какой-то «официальный» начальник, пользующийся некими полномочиями, человек в городе уважаемый и известный. «Странно, что я его не знаю, – подумал бывший следователь. – Из новых, видно…». Сергей Петрович же – явно представитель криминальных кругов (что было ясно и раньше, а сейчас сделалось еще яснее). И этот самый Сергей Петрович, конечно, держит в руках напыщенного Данилу, обладая реальной властью – властью кулаков, ножей, стволов – и использует того как официальное прикрытие: связи, возможности Данилы, официальные каналы – для отмывания «черных» (если не сказать «красных») денег. Да мало ли что могут закрутить вместе продажный чиновник и бандит?!

Данила еще раз быстро взглянул на Максимова. Тот вытирал губы корочкой хлеба, затем отправил ее в рот и потянулся к бутылке с водкой. Данила едва заметно скривил рот, мгновенная гримаса брезгливости мелькнула на его лице – и тут же исчезла. Лицо приняло свое обычное выражение: напыщенной важности.

– Э-э-э… – промычал он. – С поставщиками вот хотелось бы иметь ясность.

– То есть? – Сергей Петрович вскинул брови. – Что ты имеешь в виду?

– Ну, если поставщики – ваши, то это как бы гарантия эксклюзива…

– Говори по-человечески, Данила! Но я тебя понял… Никто, кроме наших, сюда носа не сунет. Это я тебе гарантирую. – Он тоже бросил взгляд на Николая Николаевича, но тот не выражал никакого интереса к беседе. И хозяин заведения опять уставился на своего визави. – Точно, Данила. Проблем не будет. Слово!

– Ну, если слово…

– Ты, я вижу, сомневаешься.

– Ну что вы, что вы! Никаких вопросов. В принципе, значит, мы договорились.

– Выходит, что так.

– Тогда имею честь откланяться.

Данила не по годам грациозно поднялся из-за стола и с легким полупоклоном, обращенным в пространство и адресованным как бы сразу всем присутствовавшим, произнес:

– Всего доброго, Сергей Петрович. Я рад, что мы нашли с вами общий язык.

– Да ладно тебе. Звони, если что.

– Спасибо.

– Ребята тебя проводят.

Когда спина Данилы исчезла за дверью в холл, Сергей Петрович отставил в сторону рюмку, которую до сих пор держал в руке, и посмотрел на Максимова долгим, уже совсем другим, не похожим на прежний, взглядом. Лицо его стало жестким, глаза прищурились, кожа на лбу собралась в морщины, сделавшие Сергея Петровича значительно старше, чем он выглядел еще минуту назад.

– Ну, говори, зачем пожаловал.

– Посмотреть, как вы тут без меня, – спокойно ответил Максимов, дожевывая последний кусок.

– А ты, я вижу, оголодал, мил человек, – нехорошо усмехнулся Сергей Петрович.

– Не так, чтобы уж очень… – задумчиво сказал Николай Николаевич. – Не так, чтоб уж совсем… – повторил он. – Но, знаешь, как-то мучит меня один вопрос.

– Какой же?

– Ну как это – «какой»? Я тут все устроил, все наладил. Ты же в курсе?

– Ну, допустим.

– Так вот… А стоило мне исчезнуть на месячишко – бац! Вы тут как тут. Взяли и все под себя подгребли. Это, по-твоему, правильно? По понятиям?

Карпов подумал, что зря Максимов задал последний вопрос, да еще с этакой издевочкой. Неприязнь Николая Николаевича к законным ворам была широко известна. И, конечно, не мог Максимов произнести это свое «по понятиям» всерьез: он всегда смеялся над пресловутыми «понятиями», говорил, что все воровские законы, все их выдуманное братство и порядочность в отношениях друг с другом – яйца, мол, выеденного не стоят.

Вот и сейчас – вставил в разговор фразу о «понятиях», явно желая уязвить своего собеседника. Сергей Петрович это прекрасно понял, что было видно по окаменевшему вмиг лицу, по дрогнувшим бровям и по глубокому вдоху, за которым он пытался скрыть мгновенную волну ненависти к пришлому лоху, который еще и издевается над «самым святым».

Бурый (такова в действительности была фамилия Сергея Петровича, превратившаяся давным-давно в кличку) сам не очень высоко ставил «понятия» и всегда поступал только исходя из здравого смысла, как он его понимал, то есть из соображений личной выгоды. Никаких других правил Бурый не признавал, но к «понятиям» на людях высказывал уважение, используя их как инструмент управления своими, да и чужими «братками».

– Ну, вот что. Я тебя принял, это уже много. Ты сейчас никто. Понял?

Максимов молчал.

– Понял, я спрашиваю? Молчишь? Ладно, молчи. И запомни: что упало – то пропало. Усек? Я ведь цацкаться не буду…

– Мне нужно деньги получить, – прервал его Максимов.

Бурый вытаращил глаза:

– Чего? Деньги? За что это?

– За работу.

– За какую, на хрен, работу?

– Я здесь работаю.

– Ты, кажется, дорогой мой, умом тронулся!

– Ничего подобного. У тебя в отделе кадров моя трудовая книжка лежит.

Бурый несколько секунд не понимал, что имеет в виду этот борзый мужик – пришел и требует какие-то деньги! Потом наконец сообразил.

– То есть… В смысле… Официально?

– В смысле – официально. Я здесь работаю ночным администратором. По крайней мере, так в трудовой книжке написано. И меня еще никто не увольнял. А моя зарплата? Пока меня не было, наверное, на депонент ушла? Я ведь года два ее не получал. Все недосуг было как-то.

– Ну ты и змей, – с непонятным выражением лица сказал Бурый. – Лена!

На крик тут же появилась та самая официантка, которая накрывала на стол.

– Леночка, будь любезна, зайди к Александру Никифоровичу, пусть выдаст тебе трудовую книжку этого… Господина… Как бишь его? Максимов. Вот. И денег пусть даст… Сколько в месяц у тебя по договору?

– Триста рублей.

«Во дает! – подумал Карпов. – Я и не знал, что у Николаича трудовая лежала в «Пальме». А с другой стороны – бандит, не бандит, а с налоговой ему проблемы ни к чему. Вот и платил в бюджет с зарплаты в триста «деревянных». Знали бы они, сколько он на самом деле имел! А ведь этого никто не знает… – Он внимательно посмотрел на Николая Николаевича. И я не знаю».

– Вот, пусть даст тебе девятьсот. Скажи: я приказал. Давай пулей!.. Да, – спохватился Бурый. – И пусть напишет приказ на увольнение за прогулы… Он знает. На того же Максимова.

Лена исчезла, и над столом повисла напряженная, нехорошая пауза.

– А с другом своим меня почему не познакомишь? – спросил наконец Бурый.

– А вы не знакомы?

– Почему? Я-то его знаю…

Карпов напрягся. Это откуда еще знает его Бурый? В то время, когда Толя Карпов работал следователем городской прокуратуры, Бурого еще и в Питере-то не было. Сидел у себя в Сибири. Силу набирал.

– Ну, если знаешь, то и ладно, – нехотя ответил Максимов. И хотел сказать еще что-то, но тут появилась Лена с бумагами.

– О, быстро ты, молодец! – Бурый одобрительно кивнул головой. – Все в порядке?

– Да. – Лена аккуратно положила перед Бурым лист бумаги, трудовую книжку и несколько купюр.

– Вот, держи… – Сергей Петрович протянул Максимову трудовую. – Уволен по статье тридцать третьей – за прогулы, – ехидно прокомментировал Бурый. – А это расчет. – Он двинул ладонью по столу, подталкивая деньги поближе к Максимову.

– Все, – сказал Бурый. – Свободны.

Максимов аккуратно убрал трудовую книжку в карман пиджака, не спеша сложил вчетверо приказ об увольнении. (Карпов молча наблюдал за этим спектаклем, который разыгрывали два бандита, и ждал, чем же все это кончится – не полез бы Максимов в драку!) Затем спрятал его в бумажник вместе с деньгами и поднялся из-за стола.

– Пойдем, Толя.

– Во-во, – кивнул Бурый. – Идите уже, Толя, с хозяином своим. А то у меня еще дела. Как говорится, деньги будут – заходите.

– Зайдем, зайдем, – сквозь зубы прошипел Максимов. – Не волнуйся. Увидимся еще.

– Да? Как страшно!

– Я ведь с приказом твоим не согласен. Попытаюсь обжаловать. В профкоме.

– Ладно, хватит тут выдрючиваться! Валите отсюда! Диму я вам, так и быть, прощаю…

Когда Николай Николаевич и Карпов вышли на Пушкинскую и дверь бывшей «Пальмы» за ними захлопнулась, Карпов положил руку на плечо своему бывшему боссу:

– Не переживай, Николаич. Подумаешь – мразь всякая куражится.

– А я и не переживаю. Мы еще поглядим, кто будет последним куражиться. Ты лучше туда посмотри.

Карпов взглянул в ту сторону, куда Максимов лениво махнул рукой, и увидел ту самую серую «Волгу», что преследовала их на набережной. Машина стояла в трех метрах от их «Форда». Внутри «Волги» никого не было.

– Ну, что скажешь? – спросил Николай Николаевич.

Карпов промолчал. Нехорошие предчувствия, которые он начал испытывать еще утром, постепенно обретали реальность.

Крупный калибр

– Я бы ей засадил, – сказал Комар, внимательно глядя на экран телевизора. Он сидел, утопая в мягком кресле, своими габаритами больше напоминавшем поставленную «на попа» кровать.

– Ты лучше подумал бы о том, что нам теперь делать! – процедил сквозь зубы Гриб.

– Что делать? Да ничего не делать. Один гикнулся, другой найдется.

– Ну ты и дурак! Извини, конечно, но вообще же не въезжаешь. Это тебе что – в очко фраеров обувать? Ни хрена не соображаешь! Ты прикидываешься или вправду такой тупой?

– Вправду. Не понимаю, чего ты трясешься, Гриб?

– Трясусь? Во-первых, я не трясусь. Я расстраиваюсь. В этого Маликова столько было уже вложено, и вот так – одним махом все прахом…

– Поэт! – Комар не отрывался от телевизора. А все-таки я бы ей засадил… Наверное, трахается так, что температура воздуха поднимается в городе. Градусов на пять.

– Не поднимается, – угрюмо пробурчал Гриб.

– Да?

– Да. Я знаю. Не особенно она и трахается… Так, лежит, как бревно. Разве что формы приятные имеет…

– А ты?..

– Ну, было дело. В столице. Нет, ничего баба, ничего, слов нет. Но не супер.

– Ну, Гриб, ты вообще!

– Не вообще, а в частности. Я кого попало не трахаю. Как ты. Выбираю себе почище. Потому и не болею.

– И я не болею. Вылечился.

«Убийство депутата Государственной думы Игоря Маликова – еще одно в ряду громких убийство, происшедших в Петербурге в этом году. Похоже, северная столица становится местом сведения счетов между представителями высших эшелонов власти. В том, что это убийство – заказное, у следствия нет ни малейших сомнений. Сегодня вечером в программе «Тет-а-тет» мы встретимся с известным адвокатом Георгием Душным, и он выскажет свою точку зрения на последние политические потрясения, случившиеся до и после убийства Маликова. Мы поговорим с ним о том, насколько связана гибель Маликова с изменениями, происходящими в составе кандидатов в депутаты Думы будущего созыва…» – Камера отъехала назад, показав Галину Ипатьеву крупным планом.

Комар охнул. Журналистка, в последнее время переключившаяся с «семейных», «женских» передач на политические обзоры, не изменила своего имиджа. Черные кожаные штаны обтягивали ее длинные худые ноги, тонкий черный свитер подчеркивал удивительной формы грудь; короткая стрижка придавала Галине какой-то мальчишеский, даже слегка хулиганский вид. Но общий стиль «унисекс», внедряемый в сознание зрителей с телеэкрана в последние годы, в котором был выдержан имидж Ипатьевой, не мог спрятать притягивающей, магнетизирующей женственности – ее источал весь облик журналистки.

– Все-таки мне не верится, что она фригидная, заметил Комар. – Это, наверное, ты для нее слабоват оказался.

– Чего?!

– Шучу… Шучу, чего ты?

– Шутник! Сам попробуй, потом расскажешь. Она с виду такая. Крутая. А в жизни – соска соской!

– Попробовать-то можно. Только когда в Москве-то будем?

– А на хрена тебе Москва? Она сама сюда приедет.

– Ну?! Когда?

– Думаю, завтра. А может, и сегодня.

– Серьезно?

– Абсолютно. Будет копать это дело.

– Ну да… Много она тут накопает.

– А ей без разницы. Ей деньги надо зарабатывать. Какую-нибудь фигню расскажет в эфире – и все дела. С нее-то спрос какой? Она же не следователь.

– А жаль! С таким следователем и на допросе сидеть было бы приятно… Нет, надо ей засадить, надо.

– Да уймись ты! Давай-ка подумаем, что нам сейчас нужно в первую очередь сделать.

– Наехать надо уже на Быковских, пусть цены опускают.

– Нет. Начнем мы не с этого. Бензин пускай стоит, как стоял. По крайней мере, у нас. А разобраться в первую очередь нужно с Гладышевым.

– Понял. Сегодня сделаю.

– Так. Хорошо. С этим ясно. – Гриб взял пульт, направил его на работающий телевизор и переключил канал. – Вот! Вот кто нам нужен сейчас.

Комар уставился в экран.

– Кто? – Он прищурился.

– Да вот же! Анисимов, кажется?

– Журналист?

– Ну да.

– А на хрена?

– А ты послушай, что он там лепит…

«…Наш отдел журналистских расследований уже сейчас обладает информацией о некоторых фактах биографии Игоря Маликова, которые говорят о его причастности к кругу так называемых бензиновых королей Петербурга…»

Комар напрягся, пальцы его сжались в кулаки, нижняя губа задергалась.

– Ну скажи, сучонок, скажи, – прошептал он.

– Не дергайся, – спокойно заметил Гриб. – Он может говорить все, что угодно. Пока. А потом мы с ним побазарим. У меня в отношении него есть большие планы.

– Типа?

– Увидишь. Надо к нему заехать. Побеседовать в приватной обстановке.

– Чего?

– Хрен через плечо! Заедем, говорю, к нему. Ну-ка, ну-ка, слушай…

«…В интересах следствия и в интересах нашего частного журналистского расследования мы не можем пока называть уже известные нам фамилии лиц, причастных к коммерческой деятельности Маликова. Но круг их настолько широк, что, уверен, в самое ближайшее время, после того как мы окончательно проанализируем имеющиеся в нашем распоряжении факты, указывающие на связи Маликова с преступными группировками нашего города, и обнародуем результаты нашей деятельности, вы, дорогие зрители, будете несказанно удивлены…»

– Ишь, шпарит! – заметил Гриб.

– Насобачился, – кивнул Комар. – Ему за это деньги плотют.

– Ты его адрес пробей сегодня.

– Нет проблем. Так я поехал? К Гладышеву-то?

– Давай.

Когда Комар вышел, Гриб выключил телевизор и задумался.

О главном Артем Виленович Боровиков с Комаром не говорил. Не его, Комара, ума было это дело. Вопрос, мучавший Боровикова с того момента, когда он узнал о смерти своего подельника, представлялся совершенно естественным в данной ситуации: кто? Кто убил Маликова?

Несмотря на все свои гигантские связи, на огромное количество информаторов, на интуицию и информированность в городских делах. Боровиков не мог даже предположить, кому понадобилось это убийство. Да и не просто убийство. Это, скорее, была ликвидация, тщательно подготовленная и мастерски проведенная, – без сучка, как говорится, без задоринки.

Такие акции в городе под силу лишь спецслужбам, но информация, которой владел Артем Виленович, никак не соотносилась с заинтересованностью этих самых спецслужб в устранении Маликова. Скорее, наоборот. Маликов обеспечивал некое равновесие в думских дебатах, равновесие в общем политическом раскладе, а значит, и сбалансированность в экономических интересах заинтересованных сторон.

Боровиков не читал ни Маркса, ни Ленина, но основы политэкономии постиг неплохо – работа заставила: бизнес в постперестроечной России диктовал свои законы, и для того, чтобы им следовать, нужно было обладать неплохой теоретической базой.

Он только посмеивался про себя, когда читал в газетах или слышал от какого-нибудь вдохновенного телерепортера характерные фразы – вроде «Дикий русский бизнес» или «Криминальный беспредел». Уж кто-кто, а Артем Виленович знал: никакой он не дикий, этот русский бизнес, его точнейшие, словно выверенные лучшими учеными-экономистами, расклады и не снились, возможно, западным специалистам… Видимость, одна видимость дикости и беспредела, созданная искусственно, для отвода глаз. Мол, без дальнего прицела действуют российские предприниматели, урывают куски, хватают что где плохо лежит.

Боровиков прекрасно отдавал себе отчет: такие тонкие связи, так хитро выверенные операции, столь точные расчеты – всё говорит о том, что в темном деле накопления первоначальных капиталов задействованы лучшие умы России. Этот период прошел, и теперь, собственно, шла вторая фаза – нужно было пускать в дело накопленные, сколоченные, наворованные состояния, начинать с ними работать.

И начинали. И небезуспешно. И никакой дикости, никакой варварской безалаберности не было в бизнесе ни у Боровикова, ни у всех тех, кого он знал и с кем работал. Недаром любое отклонение от хитроумных и тонких планов вызывало у бизнесменов если не панику, то, во всяком случае, серьезные проблемы.

Серьезные, но не смертельные. Потому что каждая операция, каждое действие имели пять-шесть запасных вариантов, предусмотренных именно на случай неожиданного, «внештатного» поворота событий. Так что практически все планы, которые строил Боровиков – да не он один, а еще и те, с кем он взаимодействовал, – все эти планы рано или поздно реализовывались.

Убийство депутата Маликова ни в коей мере не являлось для него не то что крахом, а даже серьезным осложнением. Так, небольшая отсрочка, вызванная необходимостью переключаться на запасной вариант. А точнее – на один из запасных, страховочных путей.

Однако узнать, кто перешел ему дорогу, было необходимо. Хотя бы для того, чтобы наказать конкурента… Боровиков уже давно не употреблял слово «враг». Какие могут быть, в самом деле, враги? Чистый бизнес, ничего больше. Есть партнеры, и есть конкуренты. Все действия, как тех, так и других, Боровиков рассматривал только в плоскости бизнеса.

Действия могли быть мягкими и жесткими, законными и нет, но, в любом случае, это всего лишь бизнес. Ничего личного. Личные счеты сводят только отмороженные законные воры старой формации, и то все реже и реже. Вот был такой в городе – Колос. Тоже все о чести своей воровской беспокоился. И побеспокоился до того, что киллер, наведенный Грибом, успокоил его прямо среди бела дня, в центре города, в одном из модных ресторанов. И никаких проблем!

А пресловутые истории с киллерами?.. Они, кстати, которые с таким смаком описываются в детективных романах, Боровиков в последнее время полюбил их читать перед сном, когда было время. Эти киллеры – изощренные в любых способах убийства бывшие спецназовцы, какие-то сверхчеловеки – они ведь и не особенно нужны для того, чтобы организовать рядовую «заказуху». И вовсе не надо никому платить дикие суммы – десятки, если не сотни тысяч долларов, как пишут авторы-детективщики (сами больше тысячи «зеленых» никогда в руках не державшие). Вот, например, взять его, Боровикова, действия в истории с упомянутым Колосом, понтярщиком, законным вором. Приголубил Артем Виленович парнишку, гопника уличного. Пару раз покушал с ним в собственном кабаке, баб дал хороших на ночь, наобещал жизнь райскую, безбедную. Пистолет хороший, пристрелянный. Привез (не сам, конечно) в ресторан, где куражился этот урод Колос… И шлепнул его паренек – за милую душу! Ведь все одно – киллер-профессионал или гопник уличный, а две пули в голову, что от того, что от другого, действуют на клиента совершенно одинаково. Парнишку этого тут же прихлопнули спецназовцы, которых сам Гриб и навел с соответствующей временной задержкой, чтобы дать пацану возможность уложить клиента. И все! Если подсчитать, во что обошлась эта «заказуха», то выяснится: один только хороший обед Гриба стоит больше.

Боровиков покачал головой… То, что произошло с Маликовым, не похоже на рядовое заказное убийство, вроде того, что он устроил для Колоса. Здесь работа покруче: подготовка, организация и исполнение проведены виртуозно. Как раз в этом случае, кажется, действовали сверхчеловеки – те самые, из детективных романов.

Но кто их мог навести? Для того чтобы использовать этих ребят, нужны большие связи и большие деньги.

Боровиков ни минуты не сомневался в том, что заказчик убийства, так сказать, частное лицо. То есть инцидент с Маликовым – не дело спецслужб, а работа каких-то бизнесменов. Какой-то структуры, имеющей чисто финансовый интерес. И эти самые спецслужбы нанявшей.

Значит, одно их двух: либо кто-то разевает рот на кусок, который, по всем законам добра и зла, принадлежит Грибу, либо Маликов вел какие-то левые дела, в которые Гриба не посвящал. Но такое казалось просто невозможной вещью. Узнал бы об этом Гриб – хоть в Москве бы Маликов крутился, хоть в Нью-Йорке. Артем Виленович давным-давно понял, что главное в его деле – информация, и уделял добыванию этой информации огромное внимание, тратил на это огромные деньги и очень много сил… Нет, вряд ли Игореша левачил. Скорее, кто-то хочет прибрать к рукам его, грибовскую, бензиновую торговлю.

Ведь именно стараниями Маликова должны были принять в Думе закон о льготном налогообложении бензоколонок. И еще ряд постановлений, открывавших Грибу широкую дорогу в светлое, теплое и обеспеченное будущее.