Текст книги "Стригой (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

***

Охотник спал на спине, так, как никогда вообще не мог. По обыкновению своему, спал он на животе, к тому же там, где придется, – уж явно не в постели мужчины, тем более вампира. Но на этот раз, видимо, ему вообще было без разницы, как и где лежать. Он даже не шелохнулся с тех самых пор, как Вергилий опустил его в кровать, не чувствовал собственного тела, не видел снов, даже не слышал того, как стригой еще полдня выгребал стекло и ликвидировал последствия погрома. Не слышал и того, как местный мастер ставил новое окно, понятия не имел о том, что торговец оружием Вергилий Бланкар успел за весьма внушительную сумму толкнуть мастерски изготовленный клинок с посеребренным и инкрустированным эфесом тонкой, кропотливой и изысканной работы. В общем-то большая часть денег была отдана и не за лезвие вовсе. Добродушный же травник, который, как однажды рассказала Импи, еще и повитухой подрабатывал, расторговал едва ли не десятую долю собранных за лето растений, чем был доволен, как кот. Разумеется, свои услуги он не афишировал, но те, кто к нему приходил, больше поставщиков оружия и лекарственных трав не искали. Природная харизма и обаятельность вампира вместе с его добропорядочностью делали свое дело.

Еще в Гласерне охотнику казалось, что дом ведуна Лазаря забит травами под завязку, и встретить того человека, у которого было бы в арсенале большее их разнообразие, попросту невозможно. Он ошибся. Ибо подвал стригоя был огромен, гораздо больше, чем дом, целым подземельем уходил вниз и был разбит на несколько комнат. Исгерд проверил все, но склепа так и не нашел, вопреки ожиданиям. Зато под завязку забитую кореньями, мхами, подземными грибами и неизвестными ему травами комнату – нашел и понял наконец, от чего во всем стригоевском доме так сильно пахло пряной растительностью. К тому же, подвал был сухим, так что для хранилища подходил прекрасно. Такими были скелеты в шкафу Вергилия Бланкара, самого странного, нетипичного и, тем не менее, порядочного вампира из всех, что встречались Герду.

Вообще-то у харизматичного травника было гораздо больше секретов, о которых он хотел бы умолчать. Но как известно, однажды все тайное становится явным, да и трупы из толщи вод так или иначе всплывают. Покойники рыжего кровопийцы, упорно утверждающего, что таковым он не является, все еще лежали на дне. Печален факт, да тот, кто собирался их пусть и не намеренно вытянуть, уже нашелся и сейчас мертвым сном спал вторые сутки напролет.

Что-то в нем боролось…

Имя первого воина звучало как «Охотник». Второго – «Человек».

Будучи охотником на вампиров, само собой разумеется, что Исгерд Бранн и думать не мог о том, чтобы сотрудничать, а уж тем более по-дружески общаться с тем, у кого рано или поздно должны были расправиться крылья и обнажиться клыки. Воспоминания о вараколаше, о вообще любом вампире заставляли его сторониться рыжего мужчины, делать сотни шагов прочь, пятиться назад, пусть и формально, но пятиться. Всячески отгораживать себя от нежелательного зла, от источника опасности с дико-синими глазами.

Да и не поняли бы его. И ни один охотник на всем белом свете не погладил бы его по голове за тесные отношения с клыкастым монстром, пусть таковым на все сто он, кажется, и не был вовсе. Три поколения Браннов убивали десятками, сотнями детей ночи. Спасали жизни, рискуя собственными, и от Герда наверняка хотели того же. Любой другой на его месте искал бы любой способ убить Вергилия, сжить со свету, разгадать его собственную, особенную тайну, найти слабое место. Скорее покончили бы с собой, нежели схватились за протянутую руку Зла, пусть то и было глубоко спрятано под личиной человека. И в этом случае от чего-то Охотник в Исгерде проиграл. По крайней мере тогда, ночью, когда он висел в петле.

Человек безжалостно избивал внутри него охотничье начало, ибо по странному обстоятельству, имени которому пока и не нашлось, тянулся, пусть и не самым обыкновенным способом, к вампиру. К вампиру, который указал чарующей лунной ночью на то, что убийцы ходят под носом. Который не позволил ему, возможно, совершить страшную ошибку. Ведь стоит только продолжить цепь событий, как волосы на голове могли бы и поседеть. Ведь стоит только подумать о том, какие последствия понесла бы за собой ночь, проведенная с Ритой в сарайчике, как кричащий грудным младенцем факт тут же нарисовался бы черным по белому. Отчетливо, как солнце на небе, как та луна над старым кладбищем и Вергилием, что собирал бессмертник.

К чему ему, охотнику, дети? Дети, когда его вдовая сестра уже через несколько месяцев должна была родить первенца? И даже из этой, казалось бы, радостной мысли вытекал еще один факт: у него все еще нет денег. А еще Власта, темноволосая, кареглазая, чуть полная девушка двадцати пяти лет находилась за сотни верст от него и была совсем одна. И помощи ждать ей было не от кого, кроме оставшегося в живых брата. Что сейчас, вечером, когда солнце клонится к горизонту, она все еще работает, кружится, ломает голову, как прокормить саму себя, а он, взрослый мужик тридцати одного года от роду, валяется в постели какого-то вампира. Без гроша.

Нет, нужно было срочно искать контракт, за выполнение которого он получил бы круглую сумму. Срочно отходить от проклятия Мары, вставать на ноги и упрашивать – черт возьми! – вампира подсказать, нет ли в округе желающих воспользоваться услугами профессионального охотника. Нужно – дважды черт возьми! – искать ему, похожему на бездомного, работу в городе, где аристократ на аристократе сидит и аристократом погоняет, где каждый второй – знатный дворянин, который уж наверняка не снизойдет до услуг такого человека, как он.

Но у Исгерда был шанс. И им был – трижды черт возьми! – Вергилий Бланкар. Тот, кто явно имел в Ароне связи и выгодные знакомства. Да и о каких трудностях может быть речь, когда он столь харизматичен, столь состоятелен, раз может позволить себе ни в чем не стесненную жизнь, эту дорогую мебель, безнаказанную нелегальную торговлю, да хоть тот же изумительный, поражающий глубиной цвета пресловутый сапфир на алебастрово-бледной шее? Нет, вампир определенно входил в круг знатных господ, а, стало быть, и что-нибудь, да о дорогих контрактах слышал. К тому же Исгерд, будучи охотником, знал, что подобные ему вампиры (он все еще сомневался, высший ли он) всегда знают, кто из их братии обитает поблизости. Чувствовали. Все без исключения.

Наверное, даже сквозь пелену глубокого, мертвого сна без видений тяжелые мысли о его собачьей жизни все-таки прошли и болезненно ворвались в сознание, в который раз калеча его. Ощущение невесомости улетучилось, сквозь сон стали доходить звуки возни хозяина дома, и Исгерд, напрягшись всем занемевшим, ноющим от тех ночей галопа телом, все-таки раскрыл глаза, уставившись в серый унылый потолок.

Окна были плотно закрыты, видимо, чтобы свет не мешал сну, но даже когда охотник поднялся с постели и приоткрыл тяжелые шторы, подумал, что проспал только день – от того рассвета, в который было покончено с Марой, до наблюдаемого им самим заката над раскаленным от летнего жара Ароном. Странным показалось то, что от ливня не осталось и следа. Впрочем, может, на солнце все высохло? Кто знает…

Особенных перемен он не заметил. Лишь усталость, головокружение, голод и несколько царапин на обнаженном по пояс теле – его зацепило осколками разбитого окна. Рефлекторно провел пальцами по шее – укуса нет. Пульс – есть. Собственное тело ноет от непривычного ложа и сна на спине. Жив.

– Наконец-то ты проснулся, – охотник вздрогнул, ибо Вергилий подошел бесшумно, как кошка. А не перелетел ли, как тогда, когда он последний раз пел песню о волках, разрушая планы на Риту? – Я, признаться, собирался тебя будить.

– Скажи, вампир, – глядя на закат, сонно попросил Герд, – сколько я проспал?

– Больше полутора суток.

–Так и знал.

– Пойдем, – стригой опустил горячую руку на его плечо, – тебе бы поесть не помешало.

Охотник дернулся, выворачиваясь. Его прошибало от неестественно-горячих холеных рук травника.

– Извини…

– Просто не трогай.

Солнце медленно, но неумолимо клонилось к закату. Между тем необходимость искать контракт обострялась все сильнее с каждой песчинкой, падающей вниз в песочных часах жизни Исгерда Бранна.

Но шанс, как известно, все-таки был.

***

– Я ухожу, – вдруг проговорил охотник, сидя за столом напротив вампира. – Мне нельзя сидеть на месте.

– И что же мешает тебе остаться здесь? – поднял пронзительно-синий взгляд Вергилий. Он умел быть слишком серьезным.

– Во-первых, ты, стригой. Ничего не говори. Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

– Не понимаю, – сложил руки на груди травник.

– Я о том, что ты вампир, как бы там ни было. Во-вторых же, сейчас я нужен своей сестре как никогда раньше. И хотя мне легче было бы снова влезть в петлю, чем просить тебя о чем-то, другого выхода у меня, увы, кажется нет.

Рыжеволосый травник, поигрывая сапфировым кулоном-капелькой, со всей сосредоточенностью и внимательностью смотрел на Исгерда, сказанных им слов мимо ушей не пропускал и, даже несмотря на то, что его страшно бесило это бесконечное «вампир», будто у него имени не было, отчего-то без колебаний готов был помочь.

– Я слушаю тебя, охотник, – о нет, не поддеть в отместку он не мог.

– Мне нужен контракт. Нужен контракт, за который заплатят много. Смею полагать, ты знаешь обо всем, что происходит внутри Арона.

– Само собой, знаю. Но искренне советую не ввязываться в это. В девяноста процентах из ста тебя оставят ни с чем и хорошо, если случится именно так. Здесь другой мир, Исгерд. Другие контракты и другие люди.

– У меня нет другого выхода, – повторил охотник.

Стригой поднялся, опершись руками о стол из мореного дуба, возвысился над гостем без другого выхода и, кажется, стал еще серьезнее.

– Значит, так, истребитель нежити, – он мог быть убедительным. Был им. – Первое: ты остаешься здесь. То, что Мара мертва, не дает гарантии того, что все кончено. Побочный эффект проклятия будет преследовать тебя некоторое время, и без моей помощи тебе придется туго.

Охотник хотел возразить, подняв руку. Ему этого не позволили, оборвав на полузвуке.

– Второе: в таком виде ты черта с два найдешь заказчика. И снова без моей помощи тебе придется туго. Третье: я найду тебе контракт, но если ты скажешь, что я тебя не предупреждал, клянусь, я не знаю, что я с тобой сделаю. Я в гневе страшен. Так что ты остаешься тут. И слушать будешь не свое внутреннее «я», которое по швам трещит от принципов, а меня. Ну?

– У меня нет другого выхода, – в третий раз повторил охотник, обреченно прикрывая глаза. Стригой, кажется, был рад тому, что смог его удержать. Не знал, правда, почему это ему вдруг загорелось стать примерным альтруистом.

В любом случае, новый путь начался.

Тот путь, который дал начало многим другим вещам, о которых охотник не мог и предположить даже будучи пьяным в хлам.

Да, все-таки что-то было в Вергилие такое, что заставило Человека в Исгерде победить напичканного собственными моралями и принципами Охотника.

Правда, пока это что-то было похожим на одного из тех покойников, что лежали на дне. Однако, все они когда-то всплывают.

Нужно только подождать.

Комментарий к Глава десятая: «Волосы на свету, вампиры-альтруисты».

В Гексе проснулся стахановец.

Так что теперь я не пропаду, пока не опубликую стригоя до конца. На сей раз с рукой на сердце. Еженедельно (+/– денек-другой) ждите звездочек в правом углу мониторов.

========== Глава одиннадцатая: «Сколько волка не корми, а он все равно в лес смотрит» ==========

Как стригой и говорил, «побочные эффекты» остались и преследовали ночами, сначала изматывая сбитыми, рваными отрывками кошмарных снов, где перед глазами неслись золотые поля, тысячи голодных взоров и рыжие травники, а потом пропадали, потому что Исгерд снова и снова подпрыгивал в постели, и по спине катился холодный пот. Сны тревожили, но не затягивали в свой омут сильнее, нет. Лишь забавлялись и вскоре отпускали. До следующей ночи.

И каждый раз вампир, видимо, ощущая в воздухе запах страха, приходил в комнату охотника, если был дома; заходил, со скрипом открывая дверь, и возвращался обратно, потому что упертый как баран мужчина, страшно обижаясь, выдавал одно и то же раз за разом: «оставь меня». Вергилий не спорил и оставлял. Знал таких людей, которые и на последнем издыхании не возьмут протянутую руку помощи. Более того – разозлятся, ибо их посчитают слабыми, предложив свои услуги хотя бы из чувства гуманности и вежливости. Вот и охотник злился. Приходил в себя после очередного изматывающего кошмара, собирался с мыслями и снова опускался в постель, закрывая глаза не без неприятного, ворочающегося скользкими угрями в животе страха.

А с утра не знал, куда себя деть, ибо эта непривычная городская жизнь, стоячая жизнь в этом душном от людей и их галдежа месте не предполагала таких привычных ночей под открытым небом и вечного бега вперед, на звон серебряной монеты. Ни верховой езды, ни дорожной пыли и пылающего, слепящего глаза раскаленного солнца, ни постоянного риска. Лишь нескончаемая рутина.

Единственным плюсом этой жизни стали вампирские травы, которые за неполную неделю начинали потихоньку одерживать верх над пережитками проклятия убитой Мары. И, разумеется, добротная еда, которую ему не приходилось добывать и готовить. Несмотря на то, что дом Вергилия, не считая гигантского подвала, был небольшим, горничная, по совместительству кухарка, у травника имелась, и в определенные часы ее стараниями на столе появлялся и обед, и ужин. Наверное, Герд положил бы глаз на эту самую хозяюшку, будь она лет на пятьдесят моложе. Однако тощая вытянутая старуха с паскуднейшим характером его не привлекала ничем, кроме таланта к ведению хозяйства. И где ее вампир откопал? Может, она тоже кровь ночами цедит и света не боится? Вряд ли. Вампиры вместе не уживаются. Не то что с человеком…

Целыми днями Вергилий Бланкар пропадал, появлялся поздно, порой, вообще к утру, и Исгерду не хотелось думать о том, чем травник, он же ценитель стали и торговец оружием, занимался все это время, но знал, что часть своих скитаний где-то по городу он тратил на поиски контракта. Между тем охотник уже несколько дней сам приторговывал оружием, как вполне себе знаток этого дела. То хозяин попросил за такое удобное проживание в собственном доме. Травами же занималась тощая змея Бесс. И занималась с воодушевлением и должным знанием ремесла.

Два раза стригой являлся с контрактом, листком, свернутым в руке. Первый раз – до захода солнца. Прямо за ужином развернул пергамент и красивым, ровным, но таким странно-пугающим голосом прочитал о том, что некий ювелир отчетливо видел вампира в собственной лавке и готов был заплатить за голову монстра весьма приличную сумму, ибо до дрожи в коленях боялся увидеть эту нечисть у себя еще хоть единожды. Принадлежность покупателя к кровососущим он определил очень точно, как утверждал. В тот день желающих обзавестись серьгами и браслетами было много, и лавка не закрылась и с заходом солнца, и именно тогда, в темноте улиц, он различил силуэт роскошно одетой женщины, которая направлялась прямо к нему. Зашла, учтиво поприветствовала хозяина, склонив голову. Потом же, осмотрев имеющееся на прилавке золото, попросила показать кольца из серебра.

Владелец и показал, предложил знатной госпоже примерить аккуратное витое колечко с мерцающим бриллиантом, а та, протянув руку, выронила украшение, замерев на месте. Хозяин тут же бросил все и вылетел из лавки, да так и не остановился, пока не добежал до дома и не заперся. Молился всю ночь.

Исгерд лишь рассмеялся.

Сказал, что у страха глаза велики, и не станет он тратить время и силы на поиски женщины, у которой дырявые руки. А уж слушать бредовый лепет впечатлительного ювелира и подавно не станет, да и вообще, мутное это дело – случайные монстры, что выходили в общество.

Через сутки стригой, нашедший контракт, заявился домой лишь после полуночи и бесцеремонно разбудил охотника, снова коснувшись его оголенного плеча, на котором играл легкий свет луны, безумно горячей рукой. Коснулся и во второй раз услышал просьбу не притрагиваться. Пусть лучше водой окатит. Чудовище. Впрочем, Вергилий уже почти не обижался, лишь стал менее разговорчивым и более хмурым, чем на том же пути в богатый Арон.

Второй контракт гласил о вампире, что орудовал в винном погребе и успел вылакать добрых три дюжины бутылок темно-рубинового вина, помнившего лучшие годы этого города. Почему именно вампир? А потому, что пройти в погреб было невозможно, да и замки каждый раз были нетронуты, а вино пропадало. Причем не белое, не розовое, а именно темно-рубиновое, в точности повторяющее цвет крови.

– Ты серьезно, стригой? – все так же не по имени раздраженно обратился Исгерд, сонно потирая глаза. Хозяин дома бесился, ибо этот наглый охотник спал в его кровати, ел с ним за одним столом и ходил по его комнатам, пользовался его помощью, а все равно паскудничал и смел надменно звать его стригоем. – У меня складывается такое впечатление, что нихрена ты о вампирах не знаешь. То, что вы пьете вино вместо крови – устоявшийся стереотип, очередное заблуждение. Ведь так? – он кивнул. – Так. А бутылки у него таскает какой-нибудь там слуга, у которого есть ключи. Таскает и продает по дешевке, а деньги прячет в свой карман. Не более того.

– Он заплатит стоимостью всех пропавших бутылок. Это много, охотник.

Исгерда передернуло.

– Я не возьмусь, не обессудь. Едва узнав, кто на самом деле чистит его погреб, хозяин зажмет плату. Таких людей пугает только одно доказательство – горсть вырванных клыков и тело со вбитым в сердце колом. Знаем, плавали.

Вергилий хмыкнул, нахмурился и покинул комнату, оставив монстробоя одного. Однако вдруг вернулся, замер в дверях и прошипел:

– Еще один контракт, охотник, еще один контракт я добуду и брошу это дело. И искать будешь сам. Мне осточертело мотаться по городу. Так что берись за работу и не ной, что сидишь без копейки. А то у меня самого создается впечатление, что тебе здесь страшно понравилось, – и хлопнул дверью.

Исгерд упрямо решил, что возьмется за что угодно.

А то, не приведи Господь, впечатление, что ему в стригоевском доме страшно понравилось, точно создастся.

***

Между прочим, охотник не думал, что стригой вернется именно в этот день и принесет последний кусок пергамента, что сулил в кои-то веки по-настоящему достойную плату за вампирскую голову или хотя бы горсть с корнем вырванных клыков. И то, и другое не так сложно сделать, если кровососущая погань мертва. Да, он не думал. А вот Вергилий успел прочесать весь Арон, прежде чем нашел то, что хотел. Причем был в отвратительном расположении духа и посему себя не узнавал.

Выходки охотника начинали выводить из себя. Вампира до ужаса возмущала неопрятность жильца, его мания разбрасывать вещи и почти круглыми сутками спать. Сначала он думал, что все это из-за того переутомления, потом догадался, что это обыкновенная безбожная лень и врожденное раздолбайство. И лишь потом, уже к концу недели, вдруг осознал, что это ни то, ни другое.

Что такая жизнь просто не для Исгерда Бранна – того, кто всю жизнь гонялся по свету за вампирами и не знал, что такое отдых и безделье. Что попросту не привык спать в кровати, регулярно садиться за стол, банально мыться каждый день. Что ни торговля, ни заточка кольев охоту не заменят, ибо она – приобретенный рефлекс, привычка, от которой не избавиться, не уйти, одна большая зависимость, пожалуй, даже более сильная, чем алкогольная, от которой, кстати, стригой искренне мечтал Герда отучить. Не знал, правда, как, но гипнотизировать явно не собирался.

Запереть его в доме, все равно что посадить в крохотную клетку ястреба, привыкшего с самых ранних лет резать крыльями небесную высь. И выйти ему нельзя – сразу же схватят городские власти, приняв за бездомного, того, кого достопочтенным господам роскошного Арона видеть не пристало. Вот и сидел ястреб в клетке и не знал, с ума сойти или от безделья вены вскрыть.

Вергилий не думал, что вот так вот на него свалится его естественный враг – охотник, ради которого он будет хлопотать, отказывая себе во сне ли, чтении ли или занятиях торговлей тем же оружием и травами. Давно бы смылся из Арона, переоделся бы соответствующим образом и на погосты да в леса – за корешками и соцветиями, сбор которых скоро закончится. Но нет. Сейчас ему надо идти в последнее место, к достопочтенному Сигвату Керро, старому барону, и узнавать подробности данного им объявления о поиске услуг профессионального истребителя нежити. Самому вникать в суть сказанного, вспоминать, кто из его знакомых вампиров задерживался в городе и делать выводы. Нести контракт Исгерду, уговаривать его, а в случае согласия вкладывать по истине исполинскую сумму денег, чтобы сделать из бродячего пса лабрадора чистых кровей. В общем, сплошные кошмары на его бедную вампирскую голову. Ах да, бродячего пса придется долго уговаривать принять его помощь.

Ибо как известно, нет существа более гордого, чем такой пес-одиночка, всю жизнь ошивающийся по городам и весям.

Но пока об этом думать не хотелось. Да и вообще уже ничего не хотелось, кроме как вышвырнуть Исгерда, которого он сам же оставил у себя. Хотя…

Хотя даже если бы это желание распирало стригоя до невозможности, он не сказал бы ни слова.

Он не мог.

Боялся, что этот мужчина тридцати одного года от роду с грубоватыми чертами лица, шрамами на теле, чуть прихрамывающей походкой и темными карими глазами уйдет и не вернется.

Да, Вергилий все свои шестьсот с лишком лет ненавидел подобные выпады собственного разума.

А сам охотник тем временем откровенно сходил с ума от безделья и ходил по стригоевскому дому из одной комнаты в другую и обратно.

И замечал особенности этого места, те, что ни один человек никогда не заметил бы, не будь он охотником, разумеется.

Ни одного зеркала. Ни одной отражающей поверхности, что превышала бы размеры серебряной тарелки. Наглухо закрытые темными тяжелыми шторами окна, погружающие комнаты во мрак; только одно было приоткрыто, то, что находилось в занятой им комнате. Крепкий аромат трав, смешанный с утонченными нотами дорогого вина, – те запахи, которыми пах и сам вампир. А почему? А потому, что животные, те же лошади, чуяли смерть. И запахи трав и вина сбивали их с толку.

Зеркал и отражающих поверхностей не было, не было и склепа или гроба, в котором бы спал хозяин, нет. Сейчас он ютился на софе в очередной мрачной, но богато обставленной комнатушке и не жаловался. А чеснок и серебро были. Более того, охотник не скрыл удивления, когда заметил на стене распятие, а среди бутылок – церковный кагор. Что вообще перечеркивало принадлежность Вергилия Бланкара к роду клыкастых монстров.

Он не был похож на него. Красив, высок, обаятелен и харизматичен. Главное, с человеческими зубами. Без заостренных ушей и огромных перепончатых крыльев.

Тем не менее Исгерд знал, что не все так просто, и скелеты в шкафу у рыжеволосого хозяина дома есть. И в масштабах захоронения костей еще следовало убедиться.

В конце концов то, что Вергилий был вампиром, – неопровержимый и достоверный факт, который он сам и подтвердил. Высший шестисотлетний вампир, выглядевший, как мужчина лет двадцати шести – двадцати восьми, высокий и стройный. Впрочем, о последнем сказать что-то конкретное было трудно – почему-то практически вся одежда на нем была на несколько размеров больше. Особенно это касалось рубашек, педантично наглаженных и выстиранных до идеального состояния.

Время подходило к ночи, давно стемнело, и в без того мрачном домике стало совсем черно. Хоть Герд темноты не боялся, убиться, оступившись, не хотел, и зажег свечи на столе из мореного дуба. Рухнул на стул, откинувшись на спинку, сложил на животе руки и задремал.

Снова с теми побочными эффектами проклятия Мары.

***

На этот раз он шел по мрачному лесу, закрывающему беззвездное черное небо над головой. Почти ничего не видел, но и остановиться не мог, только шел и шел вперед на зов чего-то такого, о чем никогда в жизни понятия не имел и иметь не хотел. В кронах выл страшный ветер, порывами сбивало с ног, шатало из стороны в сторону, но упасть не давало. Потом и вовсе гнало вперед, потому что направление ветра сменилось, и теперь нещадно дуло в спину.

А ветер был ледяным, пронизывающим до костей, что само по себе было чем-то слишком странным даже для очередного ночного кошмара.

«Интересно, – подумал Герд, ежась от холода, – а спят ли среди корней волки?» Волки не спали, причем давно. В лесу не было ни единой живой души. Мертвых – навалом.

Снова ощущение, что в затылок смотрят сотни тысяч голодных, покрасневших глаз ночных монстров, чувствующих запах крови в жилах, слышащих отчетливый ускоряющийся стук человеческого сердца. Ощущение того, что кто-то идет прямо за спиной и дышит на оголенный участок шеи, покрытый крупными мурашками. Вот поднимаются на затылке волосы, вот шаг ускоряется сам собой, а теперь и оглянуться назад страшно, до дрожи страшно увидеть за спиной не темноту, да такую, что хоть глаз выдери, а вампиров. Чудовищ, у которых слюна на пол капает, а глаза горят голодным огнем.

Головокружительный бег, нечеловеческая сила в ногах, возникшая ниоткуда. Чувство того, что скоро он будет в безопасности, что сейчас, вот прямо сейчас он откроет ту дверь, что маячит на горизонте, дверь, висящую в воздухе, и никто его не тронет, не достанет. Разве могут сколоченные обшарпанные доски предполагать опасность? Нет. Только не во сне.

Он потом все поражался, как ему могло присниться, что он подумал вдруг такую несусветную глупость. Глупость, после которой чуть во сне не умер.

Слышит шаги за спиной. Ускоряющиеся шаги. Бег. Нечеловеческий хрип.

Как вдруг все замирает в мертвой тишине…

А в ней – скрип открывающейся обшарпанной двери на ржавых петлях и он. Он, висящий на сосне с петлей на шее. И вампир, что не успел и теперь проклинает свет. Интересно, а от чего он так ведет себя? Сорвался план? Не удалась месть за то, что он, охотник, убивал его собратьев? Исгерд не знал. А если бы и узнал, то не понял бы и при всем желании.

Потому что подобные вещи ни за что не поймешь, пока сам не почувствуешь.

Прикосновение горячей, как раскаленное железо, руки, огромный прыжок, разрывающий тело, ощущение полета. Полета в бездонную пропасть. И вот он – Исгерд Бранн, проснувшийся за столом из мореного дуба в стригоевском доме.

– Сон… – выдыхает охотник, стирая со лба холодный пот.

– Сон, – подтверждает невесть откуда взявшийся хозяин дома с чудовищно-синими бездонными, как та пропасть из сна, глазами. Тот, на которого падает мягкий свет зажженных свечей. И тот, тень у которого отбрасывает лишь одежда.

Вампир без слов ставит на стол стакан, откручивает крышку фляги и льет приятно-пахнущий травами отвар, не сводя глаз с охотника. Тот потерян и отрешен. Смотрит вперед себя куда-то непостижимо далеко.

– Я нашел, – и пергамент ложится на стол перед глазами Исгерда. – Последний. Последний, – выделяет травник. – И я сдаю позиции. Выбор за тобой.

Все еще не очнувшись от кошмарного сна, мужчина потянулся к пергаменту, стараясь не смотреть на Вергилия. Он снова дотронулся до него, дотронулся безумно-горячей, будто раскаленной, нечеловеческой рукой. Хотя его просили не делать этого. Просили с душой и по-человечески.

– Ты умеешь читать? – удивился стригой.

Охотник принял бы это за оскорбление, если бы не годы прожитых унижений. В конечном итоге ему было все равно. Да и кто он, травник?..

– Удивительно, правда? – съязвил он.

– Извини, я не знал и…

– Я привык, – отрезал Исгерд. – Никто не знает. Да и кому придет в голову, что я… – но он осекся, потому что не жаловался на жизнь. Ему и хотелось бы сказать то, что рвалось наружу, то, что, разумеется, никому не придет в голову, что такой оборванец стараниями охотника, что воспитывал его после родителей, обучен грамоте, что такой вот бездомный пес и приходскую школу посещал. И учеником был далеко не последним. Но то был стригой. И ему не положено знать о том, кто и что его гость. Даже несмотря на то, что спас ему жизнь. Даже несмотря на то, что сделал действительно многое.

Мужчина пробежал глазами по тексту, после – медленно, изучая, перечитал снова и нахмурился – вампиру это выражение лица понравилось. Одень этого человека в богатые одежды, остриги, вымой – вот тебе и городской аристократ. С потрясающими чертами сложного, многогранного характера, который толком он раскрыть и не успел за те дни, что знал Вергилия.

Твердо и решительно сжал в руке пергамент, исписанный наклонными строчками, чуть сминая бумагу. Через силу посмотрел в невероятно-синие глаза травника, одним взглядом выдавая ответ.

Это был настоящий контракт. Без сомнения, настоящий, тот, на который охотник без сомнений решился пойти.

Очередной контракт. Очередное бездыханное тело – обескровленное, с отметинами клыков на шее. Разумеется, следовало взглянуть на покойника, провести свои расчеты, сделать выводы. Прежде всего – вообще понравиться хозяину и убедить его в том, что он как никто другой справится с задачей, что обезопасит его от любой нечисти, которая посмеет поднять руку, точнее, выпустить клыки на кого-то еще в поместье. Да, стоило многое подтвердить, выяснить, но он знал: это то, что принесет доход. Без вариантов.

Вампир начинал бояться. Начал кое-что предполагать, когда кое-что почувствовал. На мгновение. Мгновение, которого было достаточно для стригоя шестисот лет от роду.

– У меня не было выбора. Но, знаешь, это настоящий контракт…

– И это все?

– О чем ты?

– Вся твоя благодарность? – спокойно, без тени эмоций спросил Вергилий, заглядывая во мрак карих глаз.

Хотя охотник и буркнул едва слышное «спасибо», хозяин дома расстроился.

Сказал, чтобы тот ложился спать, ведь с утра много дел – в доме барона нужно выглядеть подобающе и прочее, прочее…

Прочее…

А сам так и не уснул.

Он же старался. Старался угодить, носился по городу в поисках проклятой бумажки, нашел и получил «это». Короткое «спасибо» под нос.

Рыжеволосый травник с невероятными синими глазами и кулоном-капелькой на шее, в точности повторяющим этот цвет, надеялся на большее.

А хоть на то же прикосновение. Напрасно.

========== Глава двенадцатая: «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит» ==========

Сигват Керро, тот, кто искал настоящего, профессионального охотника на вампиров, был уже девятым владельцем поместья в Ароне, и именно ему, девятому, грозила смерть от клыков чудовища.