Текст книги "Синдром подводника. Том 2"

Автор книги: Алексей Ловкачёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Единственное сообщение между Павловском и Техасом, установленное не флотской, а гражданской организацией, осуществлялось небольшим и невзрачным ПАЗиком, который от остановки стратегической базы атомного флота отъезжал в 11.00 часов. Этот маршрут большим спросом не пользовался, так как днем практически никому домой ехать не надо было. В основном ПАЗик отвозил в Техас отпускников, получивших расчет, либо тех, кто по служебной необходимости выезжал во Владивосток, Чажму или посещал какие-либо организации в поселке: госпиталь, гауптвахту, поселковый совет.

Хотя и здесь случались «аншлаги». В 1980 году на остановке скопился люд. Было тут человек около тридцати, и все оказались так заняты разговорами, что не обратили внимания на проходящего мимо командующего флотилией, контр-адмирала Виктора Михайловича Храмцова. Точнее сказать, все просто дружно отвернулись от него и с видом очень занятым начали изучать объявления на столбе и считать пролетающих ворон. Все, кроме Михаила Михайловича Баграмяна и некоего капитана 3-го ранга. Нет, потерявшими бдительность людьми руководило не негативное отношение к уважаемому человеку, а желание не быть им замеченными. И вот прошел бы он мимо, но синдром страуса, поразивший их, его озадачил. И был расценен как непочтительность, и расплата за нее настигла всех виноватых тут же.

Вывод: Страус начинает и проигрывает, ибо действует неправильно. Как говорит одна служивая мудрость, не всякий прямой путь короче, особенно проходящий мимо начальства. А тут по воле начальства, разогнавшегося пройти по прямой мимо подчиненных, последних повело по неправильной дорожке. Заодно сия служебная истина цепляла и высокие чины, которые иной раз пытались прошмыгнуть мимо своих же подчиненных по кратчайшей траектории.

Виктор Михайлович, заметив, что его в упор не замечают, ибо видеть не желают, решил повернуть ситуацию на пользу делу. Обратившись к первому попавшемуся офицеру, подзабывшему строевой устав одновременно с внезапной утратой зрения, он спросил:

– Кто такой?

– Эмм…

Из какого экипажа?

– Мугх…

– С какой целью выезжаешь в поселок?

– Тыкк…

– Основание для выезда?

– Нуу…

Начальственный человек прошелся по остальным собравшимся на выезд в поселок и, как расческа с частыми зубьями, надергал немало колтунов. Благо, у Михал Михайловича Баграмяна, тоже застигнутого на этой же остановке, имелось легитимное основание там находиться – он ехал в Техас за ордером на квартиру.

В итоге в ПАЗик, а значит и в Техас, из толпы в тридцать человек попали только двое, остальные вернулись на свои штатные места. Кто конкретно, указывать не стоит. Это и так понятно.

«1 октября 1980 г.

Акт…

Сей акт (разумеется, не сам акт, а его заготовка, черновик) касался осмотра катера торпедолова «ТЛ-9» 1962-го года постройки.

Выводы:

На основании осмотра и изучения вопроса комиссия считает, что производить ремонт корпуса катера и механической установки нецелесообразно по причине больших денежных затрат.

Катер… подлежит списанию».

Пришла пора трудяге – маломерному судну торпедолову «ТЛ-9» – уйти на заслуженный отдых.

«3 октября 1980 г.

О назначении комиссии для списания торпедолова «ТЛ-9».

Председатель комиссии – начальник штаба.

Члены комиссии:

Ф-1 капитан 3 ранга В. В. Плетнев.

Ф-3 капитан-лейтенант А. Т. Матора.

Ф-4 капитан 3 ранга К. Винокуров.

Ф-РТС капитан-лейтенант Ю. В. Бабыкин.

Начальник ЭМС – капитан 2 ранга С. И. Мальцев».

А вот и члены консилиума для постановки диагноза находящемуся в нерабочем состоянии торпедолову. Каждый из них выступил в роли эксперта по своей специальности: вердикт был один – списать.

Давным-давно, когда не было Земли (ни 4-й флотилии, ни 21-й дивизии даже в проекте), на ее месте существовало лишь одно маленькое, но гордое Царство-Государство (26-я дивизия атомных подводных лодок), которое находилось где-то далеко-далеко, аж на самом краю Света (бухта Павловского, что-таки и есть краем света – в Приморском крае). И служил в этом Царстве-Государстве Великим Визирем (начальником бербазы) Большо-ой Человек (капитан 1-го ранга) по имени Букринский – достойнейший из достойных мужей, заслуживающий как минимум Ордена Главного Мечтателя (Звезды Героя). И вот он жил-поживал (в Техасе) да добра наживал, служил и звезд с неба не хватал (по своей должности он и так их на каждом погоне имел по максимуму), пока не грянул средь ясного неба гром. Явился к нему с проверкой его вотчины сам Царь-Государь (командир 26-й дивизии) со свитой (с Дежурным по Царству и прочим служивым людом, который тоже находился при должностях). Однако не был бы Великим Визирем наш достойнейшим из достойных, если бы не знал о надвигающейся грозе. Ибо служба синоптиков у него была на месте, не то, что у нынешних климатологов.

Извините, это я здесь внуку сказку сказывал да не сразу вышел из роли сказочника. Но уже перехожу на роль обыкновенного сказителя флотских баек.

Итак, на бербазу нагрянул с проверкой командир дивизии, до этого успевший обойти несколько казарм, где размещались команды с подводных лодок. Об этом начальник бербазы знал, так как сам сопровождал комдива, а поэтому готов был к проверке. Он соответственно проинструктировал дневального, а весь личный состав собрал в актовом зале.

В результате проверок казарм командиром дивизии был выявлен, в общем-то, дежурный набор прегрешений: плохая приборка помещений, особенно под кроватями, неровно заправлены постели, на вешалке не в линеечку висят бушлаты, грязные толчки в гальюне, дневальный отлучился от тумбочки дальше вытянутой руки и прочие мелкие воинские безобразия. Так как начальник бербазы вместе с комдивом принимал участие в проверке этих казарм, то в свой кубрик он прилетел пораньше, воспользовавшись тем, что адмирал по пути заглянул в караульное помещение охраны.

Что касается этого помещения, то в принципе начальник бербазы как будто лучше приготовился к проверке. Под кроватями и на вешалках был порядок, в гальюне тоже чистота, дневальный хоть и призван из Средней Азии, но понятливый и проинструктированный не отлучаться дальше вытянутой руки от «дежурной» тумбочки, в общем, все как надо.

И вот сюда входит командир дивизии, который без всякого преувеличения воспринимался как Бог, Царь и Воинский Начальник. Входит и ждет от, извините за выражение, нерусского дневального простого и обыкновенного доклада. А тот нерусский дневальный, как сейчас бы сказали, тормозит по-черному, как компьютер ручной сборки, и никакого докладу не делает, даже звуку не издает. Командир дивизии понимает, что молодой матрос, засмущавшись вида большого начальства, просто запнулся, поэтому как умный и добрый учитель благожелательно подсказывает ему:

– Ну-у. Командуйте.

В ответ на это дневальный взял, да и со всей присущей ему азиатской не то непосредственностью, не то дуростью ляпнул:

– Он началник, пусть и командует.

Командир дивизии, озадаченный таким «пузырем», взвился:

– Командира базы ко мне! Жи-иво!!! – закричал он.

Начальник бербазы выскочил из актового зала, где продолжал инструктировать личный состав, и метнулся в известном направлении с криком:

– Сми-р-р-р-на!!!

При этом, еще не зная о проколе своего дневального, тут же на бегу получает от комдива по сусалам:

– Почему дневальный не подает команду «смирно» и не вызывает командира базы!?

– Но я же лично инструктировал дневального, – обескуражено отвечает командир базы. А тут еще и начальник политического отдела решил проявить понимание ситуации и вставил свои три копейки:

– Товарищ дневальный, вас действительно инструктировал командир базы?

– Да.

Тогда предупредительный начальник политотдела в качестве уточняющего штриха к этой ситуации добавил:

– А как он вас инструктировал?

Дневальный, как на собрании пионерской дружины, с детской непосредственностью взял да и процитировал своего любимого и родного командира:

– Он мне говориль – стой здесь, сраный чурка, у тумбочки, и ни шагу в сторону!

Начальник бербазы, не сходя с места, обомлел – покраснел, затем позеленел. При этом им было выделено живого поту больше, чем если бы он в хорошем темпе преодолел, скажем, так пару тысяч метров со сворой злых собак на хвосте.

Вывод: Простота хуже воровства – ни прибавить, ни убавить. И еще: лучше с умным потерять, чем с дураком найти.

Здесь надо кому напомнить, а кого и просветить – в зависимости от возраста. В нашей Стране Советов все народы жили одной дружной семьей, в равенстве и братстве. А тут такое услышать! Это было не мелкое административное правонарушение в виде какой-нибудь хулиганки и даже не уголовное дело за банальную кражонку, а серьезный политический промах. Понятно, что после этого года полтора командира бербазы склоняли на всех уровнях Краснознаменного Тихоокеанского флота. В общем как сказали бы подводники: «Бербаза в лице ее доблестного командира дала пузырь».

«4 октября 1980 г.

Практические стрельбы. Обеспечение на торпедолове».

Стрельба одной торпедой, которая успешно была выловлена, и с прибора маневрирования (прибора курса) были сняты параметры ее движения. При стрельбе практической торпедой самое главное ее не потерять. Практические торпеды используются многократно, и потеря торпеды – это немалый убыток флоту, а значит, и государству.

Слово о форме

Военно-морская форма своим видом всегда нравилась людям, особенно женщинам, а тем более в сухопутных регионах страны. И не зря. Ведь эта форма создавалась столетиями, пока приняла свой завершенный современный вид. В последние лет пятьдесят она практически особых изменений не претерпела. Со временем военно-морская форма приобрела даже свою философию. В связи с этим у нее есть особенные отличия. Остановлюсь на самых важных и значительных.

Во-первых, и это самая главная отличительная черта, – использование в форме одежды только черного и белого цветов. Исключением являются китель темно-синего (почти черного) цвета, рабочая куртка синего (для Крайнего Севера и Камчатки – темно-синего) цвета и повседневная кремовая рубашка. Эта гамма контрастных цветов, цветов-антиподов, наверное, призвана иллюстрировать наличие полярных точек зрения – дуальности. Основным цветом является черный, а белый – вспомогательный, используется в летнюю жару. В одном этом военно-морская форма выигрывает по сравнению с формой других видов вооруженных сил. Такой подбор цветов делает ее хоть строгой и скромной, но броской и сбалансированной в своем выдержанном великолепии.

Во-вторых, офицерские погоны. Золотое шитье парадных офицерских погон ослепляет блеском и роскошью. Зато повседневные погоны черного цвета с желтыми просветами ласкают глаз благородством и утонченностью. При этом у офицеров береговых частей, носящих военно-морскую форму, цвет просветов на погонах красный, а у авиаторов – голубой.

В-третьих, шеврон, шитый золотым позументом на рукаве. Он дублирует военно-морское звание, и на морской форме военнослужащего, имеющего армейское звание, отсутствует. Я ни разу не видел, чтобы кто-то из них нарушил устав и самовольно нашил бы себе на рукав золотой галун шеврона.

В-четвертых, фурнитура, состоящая из краба, пуговиц, звезд и всего прочего – под цвет золота. Моряки, имеющие армейское звание, подобную фурнитуру имеют, но цвета менее благородного металла – серебра.

В-пятых, козырек парадной и повседневной фуражки, который у старших офицеров осенен двумя золотыми дубовыми ветвями. Морские офицеры армейского звания дубами не удостоены.

В-шестых, использование такого красивого элемента одежды, как якорь, придают форме ни с чем не сравнимый колорит, дополнительно выдающий его обладателя – моряка.

В-седьмых, наличие кортика. Ведь у других родов войск его нет. Наверное, не зря в свое время этот предмет формы одежды у армейских офицеров отняли. Даже словосочетание «армейский кортик» само по себе является кощунственным и логически мыслящим человеком не воспринимается.

Даже внешне непоказательный мужчина, но облаченный в черную офицерскую форму моряка с золотыми погонами да еще с небрежно болтающимся на боку кортиком, выглядел великолепно. Что уж говорить о настоящих красавцах! Любой человек, а тем более женщина, пусть даже с огромным самомнением, проходя мимо такого военного, если не обернется, то проводит его затаенно восхищенным взглядом. Кто носил военно-морскую форму, тот знает эти взгляды, ибо испытал их на себе не единожды.

«6 октября 1980 г.

Победитель соцсоревнования – БЧ-3 капитан 3 ранга П. И. Мокрушина.

Отличные БЧ-3 – экипажей Г. М. Щербатюка и Н. А. Денисова.

Лучший командир БЧ – капитан 3 ранга П. И. Мокрушин.

Лучший торпедист – старшина 1 статьи Домнин.

По итогам социалистического соревнования победителем стала минно-торпедная часть РПК СН «К-530» (экипажа капитана 1-го ранга Николая Никитовича Германова) Павла Ивановича Мокрушина.

Отличными стали БЧ-3, командирами которых были лейтенанты Владимир Николаевич Володькин (старшина команды мичман Николай Владимирович Черный) и Петр Александрович Лучин (старшина команды мичман Николай Анатольевич Ситников).

Лучшим командиром БЧ-3 был признан капитан 3-го ранга Павел Иванович Мокрушин. Лучший торпедист – старшина 1-й статьи Домнин из экипажа капитана 2-го ранга Николая Александровича Денисова (бывший капитана 1-го ранга Вадима Родионовича Гармаша).

В те времена главенствующим критерием оценки боевой деятельности подразделений и служб являлось социалистическое соревнование, которое организовывалось политорганами. Хотя по сути дела оценку производили не политические работники, а профессионалы – командование, флагманские специалисты. Потому что народ и партия были едины в своем труде на благо Родины.

На «ТЛ-9» отсутствуют: отпорники – 2 шт.».

Однажды я слышал военно-морскую байку о том, что какой-то танковый генерал посетил атомную подводную лодку и был впечатлен ее сложнейшей техникой. Тем не менее приверженность к родному роду войск – бронетанковым, как в тридцатых годах у некоторых высокопоставленных кавалерийских маршалов была любовь к лошадям, все-таки повлияла на его оценку. Бронетанковый генерал, вылезая из люка подводной лодки, сказал:

– Да-а! Сложная техника, – затем, спохватившись, свою фразу, ставшую крылатой, закончил: – Но танк сложнее!

К этому добавлю. Если, например, для пассажирского судна основной функцией является перевозка людей и все его системы подчинены идее обслуживания и удовлетворения всевозможных человеческих потребностей, то совсем другое на подводной лодке. Атомная ракетная торпедная подводная лодка является боевой платформой для размещения оружия и способна погружаться и плавать под водой. А потому здесь пассажиры исполняют роль техсостава, который набирается по минимуму, но который по максимуму совмещает многообразные обязанности, чтобы оптимально использовать отвоеванный у моря объем пространства, находящегося в прочном и легком корпусах. Поэтому подводная лодка под завязку набита разнообразнейшей по составу и назначению техникой. Это различные агрегаты, сложные приборы и механизмы, аппаратура, системы. А те закутки, которые оказались свободными от железа, пошли на размещение личного состава почти по остаточному принципу. В версии Михаил Михайловича Баграмяна тот же рассказ про танкового генерала прозвучал несколько иначе.

Грузный танковый генерал, спустившись во чрево атомной подводной лодки, оценив интерьер не очень свободного пространства, категоричным тоном, не терпящим возражений, будто он всемирно известный специалист по тесноте помещений, заявил:

– У танкистов хуже.

И далее в процессе инспекции подводной лодки твердил одно и то же, не особо выбирая новые эпитеты или слова:

– У танкистов еще хуже.

– У танкистов все равно хуже.

Видно, просидевшему всю жизнь в танке генералу (может, он и за партой в школе не сидел, а, будучи сыном полка, учился где-нибудь на бронепоезде) просто не с чем было сравнить субмарину. А если бы он провел свою жизнь в служебном кабинете то, разумеется, подводную лодку сравнивал бы с кабинетом.

И не было на этого генерала настоящего танка, зато нашла на него управу подводная лодка, ибо в итоге у него там схватило сердце. Хотя он прошел только до пятого отсека, а начал не с первого, а с третьего. И пришлось бедного и упертого танкового генерала эвакуировать не через входной люк пятого отсека, про рубочный, где ходят все нормальные подводники, я уже и не говорю, а через технический люк, где на подлодку загружают продукты и громоздкое оборудование. А чтобы при подъеме наверх гостя не повредить, ему подмышки поддели помочи-стропы. Я даже не представляю, как над бедным генералом глумливо издевались гораздые на это подводники.

В итоге подводный люд из уст танкового генерала услышал такие крылатые бронебойно-непробиваемые слова:

– А в танке все-таки лучше.

В общем, после такого сложного и мучительного кантования дражайшего тела генерал изменил свое мнение и пришел к выводу, что пальму первенства следует уступить подводникам, так как условия обитания в танке комфортней.

Вывод: Военно-морская повседневная жизнь подтверждает, что не всякий кулик свое болото хвалит, а если рекламирует, то лишь до наступления реальных обстоятельств. Поэтому не торопись хвалить свое и хаять чужое. Кто знает, может в скором времени и на другое придется посмотреть иначе.

«15 октября 1980 г.

Приказ № 0162 по дивизии о допуске к ЯБП:

П. А. Лучин.

Н. А. Ситников.

Домнин.

Огарков».

Хотелось бы заметить, что у Петра Александровича Лучина жизнь сложилась хорошо, впоследствии он стал командиром ракетоносца. В последнее время я иногда встречаю его на страницах интернета жизнерадостным и счастливым.

Еще одна военно-морская байка. Как-то рассказывали, что один мичман из спецтрюмных после дальнего похода извлек не то из-под реактора, не то еще из-под какого-то похожего места на корабле свою шинель. Надел ее и как порядочный военнослужащий после окончания ратного будня отправился домой. Правда, этот его поход домой, как у любого военного, который служит на атомной подводной лодке, пролегал через контрольно-дозиметрический пост (КДП), где его попридержали моряки-дозиметристы. На этом самом КДП установлен турникет, который имеет своей обязанностью замерять уровень радиации подводника. Вот и мичману предложили провериться.

Мичман встал в профиль на специальное возвышение и потянул на себя массивную раму турникетной установки. А в ответ получил красным таблом по другому конкретному месту: «Загрязнено!».

Дисциплинированные моряки-дозиметристы тут же проверили трюмного обитателя прибором, на котором не хватило шкалы, чтобы предъявить им показания в рентгенах или бэрах. Мичман деловито снял свою кольчужку и просто вытряхнул ее на бдительных дозиметристов, затем снова надел и снова замерил уровень радиации. Она оказалась почти в норме. Видать, не хотелось ему расставаться с привычной душегрейкой – шинелью, а может, просто не было другой.

В другом случае мичман, сраженный временным «недугом», возникающим после недопития, проспал где-то невдалеке от реакторного отсека, пока другие товарищи на аварийной лодке боролись с радиацией. При этом он получил минимальную дозу облучения в отличие от остальных. Не знаю, насколько правдива эта байка: за что купил, за то и продал.

«16 октября 1980 г.

Сообщить Шишкину ФИО О. В. Артемова и его допуск к самоуправлению катером.

Проверить готовность катера к выходу:

Продовольствие на 10 суток.

Топливо, вода, масло под завязку.

АСС (аварийно-спасательные средства) укомплектованы.

Документация – формуляры.

Оперативно-учетная карточка.

Весь личный состав – побрит, стрижен, на месте.

Матчасть в строю.

Убывающий в ремонт торпедолов «ТЛ-9», был укомплектован по полной схеме. Для окончательного порядка оставалось кроме готовности катера передать информацию о командире торпедолова некоему Шишкину.

Партсобрание:

вызов на партийное бюро коммунистов Ловкачева и Киреева с отчетом о работе способствовал повышению качества их работы в наведении строгого уставного порядка среди членов штабной команды;

на отчетно-выборном комсомольском собрании, учтя партийные рекомендации, в комитет введены кроме оставшегося Ловкачева коммунист Киреев и кандидат в члены КПСС В. А. Васильев. Думаю, что это поспособствует становлению воинской дисциплины штабной команды на более высокий уровень;

все еще недостаточно четко действует взаимосвязь парторганизация-комсомол; коммунисты недостаточно и не в полной мере используют воспитательные меры в работе с личным составом штабной команды;

Оставаясь секретарем комитета ВЛКСМ, я отчитывался по партийной и комсомольской линиям за состояние пресловутой дисциплины среди членов штабной команды. На партийном бюро мне и работнику политотдела, ответственному за комсомольскую работу в соединении, лейтенанту Кирееву было указано на недостатки. Да, нам прочистили мозги, что не было лишним. Для укрепления связи партийной и комсомольской организаций в состав комитета комсомола ввели кандидата в члены КПСС В. А. Васильева, флагманского специалиста по физической культуре и спорту.

Кстати, о В. А. Васильеве – флагманском мускуле. Его спортивной специализацией была вольная борьба. В некотором смысле поучительной оказалась его история вступления кандидатом в члены КПСС. Васильев В. А., имеющий активную жизненную позицию, но не по тем направлениям что надо, по моим представлениям, ко вступлению в партию был не готов – не обладал требуемыми моральными качествами. Да и по мнению комсомольцев – моряков штабной команды, он был ушлым и пробивным делягой, и для звания коммуниста явно не подходил. Об этом они говорили вслух. И тогда же я высказал свое мнение, а заодно и подсказал им:

– От вас же зависит, станет Васильев коммунистом или нет. Пусть каждый из вас на комсомольском собрании, где будет утверждаться его характеристика, проголосует по совести, и дорога в партию ему будет закрыта.

Собственно, так и случилось. Правда, без моего участия и с точностью до наоборот. Когда я был в отпуске и отсутствовал не только на рабочем месте, но и на Дальнем Востоке, было проведено собрание и комсомольцы «принципиально» и дружно выдали В. А. Васильеву положительную характеристику, что было благословением для поступления в партию. Видимо, зная мою позицию в отношении Васильева, собрание специально провели без моего участия, ибо я как секретарь ВЛКСМ мог повлиять на его решение.

А когда я вернулся из отпуска, то по прошествии некоторого времени моряки начали мне жаловаться:

– Товарищ мичман, ну как это так? Васильева приняли в партию… Ведь он же не достоин звания коммуниста!

На подобные претензии меня подмывало ответить зло, но злиться было поздно:

– Вы же сами на комсомольском собрании выдали ему положительную характеристику. Так чего теперь от меня хотите? Может, думаете, что я волшебник и сам-один могу его исключить из кандидатов в члены партии?

Вот таким беспринципным образом был решен вопрос о вступлении В. А. Васильева в партию.

отдельным разделом хотел бы остановиться на торпедолове, где имел место высокий % проступков на 9 человек команды. Считаю, что мичман О. В. Артемов, слабо работая над собой и своим личным составом, в итоге неудовлетворительно обслуживает вверенную ему технику;

слабый контроль командования за «ТЛ-9»;

при нахождении в ремонте недостаточно полно оказывается помощь, в связи с этим катер едва не тонет у пирса – корпус сильно проржавел».

Являясь старшим инструктором минно-торпедной службы в отсутствие флагманского минера, я отдувался и за закрепленный за нами катер. И снова вставали все те же вопросы дисциплины и состояния материальной части. Несмотря на готовившийся акт списания, было принято решение несчастный, добитый морями торпедолов все же реанимировать, в смысле отремонтировать. Со стороны ЭМС (электромеханической службы управления дивизии) и других флагманских специалистов особой поддержки не наблюдалось, поэтому пришлось данную ситуацию озвучить на партийном собрании. Тут уж от меня и О. В. Артемову и даже командованию хоть и в совокупном образе, но «досталось». И плевать мне было на чью-то амбициозность и недовольство.

«21 октября 1980 г.

Проверка экипажа Н. А. Денисова».

В экипаже капитана 2-го ранга Николая Александровича Денисова на «К-512», где старшиной команды был мой однокашник Николай Ситников со старшими торпедистами старшиной 1-й статьи Домниным и матросом Огарковым, было выявлено пять недочетов в работе и сделано пять замечаний.

Поединок на палубе

Рассказывали байку про флотского офицера-подводника, который в семидесятых годах запал на известную ленинградскую певицу, влюбился в нее. Будучи в отпуске, он решил взять приступом эту крепость. Однако не сразу она ему сдалась, а пала аки неприступная крепость лишь после упорнейших и кровопролитнейших боев. Можно только представить удовлетворение победителя. Хотя в этом случае я не исключаю того, что это сказка, придуманная для сокрытия своей неудачи. В нашей среде много ходило баек о невероятных успехах моряков у известных женщин.

«27 октября 1980 г.

Прикомандировать кап. 3 ранга П. И. Мокрушина к экипажу Г. М. Щербатюка.

Приказ № 192 от 28.10.1980 об откомандировании А. Ю. Крюкова к экипажу Г. М. Щербатюка.

Приказ комдива о передаче ЯБП лодкой Н. Н. Германова экипажу Г. М. Щербатюка на основании шифртелеграммы от 27.10.1980 г. За перегруз боезапаса Г. М. Щербатюку ответственный Н. Н. Германов…»

Если не истек срок хранения ядерного боеприпаса, его передавали с одного корабля на другой. С учетом гибкости планов флотской организации можно было планировать повышение нашей боеготовности на сколь угодно дальнюю перспективу. Однако как близкие, так и ближайшие события – в виде происшествий, поломок, морской стихии, капризов погоды и прочих факторов, влияющих на причинно-следственные связи, – на свой лад перекраивали боевое планирование дивизии, флотилии, а значит и всего дальневосточного флота.

«28 октября 1980 г.

Н. В. Черный на вахте стоит один. Предложение – прикомандировать Ю. М. Маклашкина».

Выше упоминалось, что спецвахта отличается тем, что по линии БЧ-3 (равно как и по другим службам) дежурить может только тот, кто имеет соответствующую ВУС (военно-учетную специальность) и кто допущен приказом к работам с ядерным боеприпасом. Таких специалистов на лодке, не считая командира БЧ-3, по штату – три человека. В случае со старшиной команды торпедистов в экипаже капитана 2-го ранга Григория Михайловича Щербатюка, по причине демобилизации моряка срочной службы и болезни мичмана Капырина, Николай Владимирович Черный остался один. В помощь ему я предложил матроса Ю. М. Маклашкина, который обслуживал матчасть на «К-523» после моего перехода в штаб.

«5 ноября 1980 г.

Проверка нового помещения штаба дивизии».

При осмотре только что построенной казармы в новом здании штаба в присутствии военного строителя, старшего лейтенанта Каливунина было обнаружено много недоработок с предложением об их устранении.

Как-то по делу я зашел на УТС (учебно-тренировочная станция для обучения и сдачи зачетов по легководолазному делу) к Николаю Стулину. После решения служебного вопроса мы пошли на выход и по дороге о чем-то заспорили, а потом из-за какого-то непонятного спортивного азарта схватились бороться. Началось с того, что Николай в шутку толкнул меня, я ответил ему тем же. И тут же в его глазах я увидел вызов, прямо прочитал снисходительное отношение ко мне и моему поступку: «Ты что меня толкаешь, хочешь померяться силами? Ну, давай! Только смотри, не пожалей?»

Основание, чтобы оценить меня таким образом, как несерьезного противника, у него было. Ростом он был повыше меня и телосложением крепче. Просто он не знал, что до службы на флоте я занимался вольной борьбой, имел 1-й спортивный разряд и что мне приходилось на тренировках бороться с товарищами килограммов на двадцать – двадцать пять тяжелее, да и покрепче физически, тем не менее далеко не каждому из них удавалось мною ковры выбивать.

Однако вызов был принят обеими сторонами, и мы схватились. Нельзя сказать, что мы как два борца душили друг друга в объятиях. Все было проще и прозаичней. Николай Стулин, сибиряк, двинулся на меня, как медведь, широко расставив руки, предполагая обхватить меня и что-то со мною, чего он сам еще не представлял, сделать. Видимо, он руководствовался известным военным правилом: ввяжемся в драку, а там посмотрим. Однако Стулин просто предполагал, зато я располагал некоторым арсеналом приемов из области вольной борьбы. Поэтому привычным движением, нырнув под его правую руку, зашел ему за спину. Обхватив обеими руками его талию и используя свое тело в качестве противовеса, на небольшом пятачке раскрутил Николая и аккуратно, как кожаную заготовку на обувной колодке, «растянул» на гладкой поверхности палубы учебно-тренировочной станции. Также отработанными движениями ухватил его за тазовую кость и, поддев ногой те же конечности, произвел накат. В результате мой партнер оказался на лопатках. Это произошло в считанные секунды, а для Стулина практически молниеносно, и показало, что он в области единоборств просто профан.

Отпустив его и не желая дальнейшего «пролития крови», я встал на ноги, думая, что на этом наша схватка закончена. Однако Николай, не отдавая отчета, что с ним произошло, предполагая, что это случайное стечение обстоятельств или ему просто не посчастливилось, а мне повезло, азартно требовал продолжения поединка:

– А ну давай, еще попробуем!

Уверенный в себе и в своих возможностях, я спокойно ответил на его вызов:

– Ну, давай.

Ко всеобщему удовольствию собравшихся на это представление моряков, мы продолжили второй заезд. То, что это был заезд, я не ошибся, потому что, повторив все тот же отработанный прием, я снова уронил Стулина на его родную палубу, которую будучи матросом, он неоднократно надраивал во время приборок. Правда, сейчас эту приборку в качестве образцово-показательного выступления демонстрировал уже я, а в качестве ветоши выступал Николай. Оседлав его, я гарцевал верхом, только что шпор не давал. Более податливого соперника у меня еще не было, поэтому с ним я что хотел, то и делал. К вящему удовольствию моряков, я произвел качественную приборку средней палубы их начальником, так что им стало меньше работы. Обескураженный и опростоволосившийся перед подчиненными, Николай уже не так уверенно и совсем не убедительно приговаривал:

– Да ерунда. Тебе просто повезло. В следующий раз я с тобой сделаю то же самое и даже хуже.

Моряки, возбужденные борцовской схваткой, шумно галдели, обсуждая «из ряда вон выходящее» событие. Николай, недовольный исходом поединка, а также реакцией моряков раздраженно прикрикнул: