Текст книги "Сельская учительница"

Автор книги: Алексей Горбачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

7

Она сидела за столом, готовясь к будущим урокам. В избу кто-то без стука вошел. Валентина подняла голову и увидела незнакомую девушку в цветастой косынке, в легком синем плаще-пыльнике, с чемоданчиком в руках.

– Вот и я, – с улыбкой сказала гостья. – Давайте знакомиться. Меня зовут Лилей.

– Ой, это вы и есть, – обрадовалась Валентина. Она вскочила, протянула девушке руку, назвала себя. – Как видите, я у вас на квартире…

– Мы с вами обе здесь и квартирантки, и хозяйки, – отвечала Лиля Муратова, снимая косынку и плащ. Ростом она была чуть пониже Валентины и такая же тонкая, гибкая, чернобровая. Нос у нее чуть вздернут, глаза темно-серые с пушистыми длинными ресницами, полные губы слегка подкрашены. Когда она улыбалась, на румяных щеках появлялись ямочки.

Было заметно, что Лиля Муратова – любительница поговорить. Уже через полчаса, незаметно перейдя на «ты», она откровенно признавалась:

– Понимаешь, Валечка, я очень, очень люблю книги и еще в детстве завидовала всем, кто работает в библиотеках.

Валентина тоже любила книги, но работа библиотекаря казалась ей скучной, однообразной.

– И ты не разочаровалась в своей специальности? – поинтересовалась она.

– Что ты! Я, например, уверена, что лучшей специальности нет и быть не может!

«Восторженная натура», – подумала о ней Валентина, а вслух сказала:

– Каждому нравится свое.

– Конечно! Представляешь, когда я приехала и увидела местную библиотеку, меня просто оторопь взяла, – скороговоркой рассказывала Лиля, радуясь, что у нее такая внимательная слушательница. – Да разве можно было считать библиотекой три старых-престарых шкафа с выбитыми стеклами, в которых беспорядочно лежали книги. Ни каталога, ни учета литературы. Ничего не было. Книги по совместительству выдавала секретарь сельского Совета. Есть тут такая девица, которая сама ничего не читает, кроме «Журнала мод». Посмотрела я на эту «библиотеку» – хоть стой, хоть падай, зло меня взяло. Пришлось скрестить шпаги с местным начальством из-за помещения. Бои были страшные, но победа оказалась в конце концов на моей стороне. Комсомольцы помогли, особенно наш секретарь Саша Голованов, вмешался директор школы как депутат сельского Совета. И теперь библиотека у нас получше других. В нынешнем году грамоту получила! – не без гордости сообщила Лиля.

«А я приехала на готовенькое и ни с кем, должно быть, не придется скрещивать шпаги», – подумала Валентина.

Лиля открыла чемодан, доставая оттуда какие-то пакеты и свертки, предложила:

– Давай ужинать, есть у меня кое-что вкусненькое.

Вечером к девушкам пожаловал неожиданный гость – Саша Голованов.

– Вот хорошо, Лиля, что ты приехала. Есть срочное задание, – с порога начал он, потом, точно извиняясь за позднее вторжение, пояснил: – Думал, встречу тебя в Доме культуры…

– Не пошли. Заговорились. Устроили вечер вопросов и ответов. Познакомься с моей новой подругой, – сказала Лиля.

– Опоздала ты, мы уже знакомы с Валентиной Петровной.

– Ишь какой ты быстрый на знакомства, – погрозила пальцем Лиля.

– По долгу службы, – улыбнулся Саша и взглянул на Валентину, будто говоря: пусть она так думает. – Колхоз принял новые обязательства, – продолжал он, обращаясь к Лиле. – Сама понимаешь, наглядная агитация нужна. Лучше тебя никто не сделает. Председатель просил.

– Сделаю, – согласилась Лиля. – Давай данные. – Записывая в тетрадь цифры, она то и дело восклицала: – Вот молодцы! Вот здорово!

Валентина видела: Лиля принимает близко к сердцу успехи колхоза.

– Придется денька два потрудиться.

– Что ты, Лиля, – возразил Саша Голованов, – завтра к вечеру должно быть готово!

– Шутишь! Разве я успею.

– Может быть, я смогу помочь, – напросилась Валентина.

– Вот видишь, и помощь нашлась, – обрадовался Голованов. – Краски у тебя есть, цветные карандаши тоже, а бумаги сейчас принесу… Или, быть может, пойдем в библиотеку?

– Нет, нет, поработаем здесь, никто мешать не будет.

– Принято! – согласился он.

Когда Голованов ушел, Лиля спросила:

– Ты заметила, Валечка, как Саша смотрел на тебя?

– Заметила – обыкновенно.

– Ой, нет, – качала головой девушка. – Да ты не смущайся, он хороший парень. Наш комсомольский вожак, и – холостой.

Валентина пожала плечами: а мне, мол, какое дело до его семейного положения. Она даже хотела сказать новой подруге об Игоре, который живет в соседнем селе и приезжает к ней на мотоцикле. Но к чему говорить? Приедет, Лиля сама увидит.

– Холостой-то он холостой, да занятый, – продолжала девушка. – Влюблена в него Настенька Зайкина, дочь вашего завуча Марфы Степановны. Да любовь у них какая-то непутевая.

– Я вижу, тебя тревожит это, – с улыбкой заметила Валентина.

– Очень тревожит. Люблю видеть счастливых людей, – ответила Лиля.

Вскоре вернулся Саша Голованов с рулоном ватманской бумаги, и они втроем чуть ли не до полуночи рисовали плакаты.

* * *

За столом в учительской сидели историк Назаров и преподаватель пения Садков. Дымя дешевой папироской, Иван Константинович Назаров рассказывал:

– Отыскал я, братец ты мой, полянку в лесу, трава – по пояс. Коси, коса, пока роса. Два утречка по росе – и сена воз готов.

Садков сердито хмурился.

– Детей учим колхозных, кадры готовим для колхоза, а приходится чуть ли не в ножки кланяться председателю, чтобы выпросить десяток пудов сена.

– Ты умеешь просить, кланяться. А каково тем, кто не умеет? Косу на плечи и пошел по долинам и по взгорьям в поисках травки-муравки.

Валентине было неловко слушать этот разговор о сене. Ей казалось, что в учительской речь должна идти о другом – о воспитании, педагогике, эффективности уроков. А михайловские учителя больше говорили о хозяйственных своих делах. Даже сам директор, которого она считала человеком особенным, увлеченным школой, и тот вчера спрашивал по телефону какого-то Матвея Спиридоновича – нет ли помидорчиков для засолки.

– Ты, братец мой, отремонтировал свой домик – любо-дорого посмотреть, мне же в следующем году предстоит стройка-перестройка, – жаловался Садкову Назаров.

Валентину так и подмывало вмешаться в разговор, сказать учителям, что речи их не для школы, что говорить о «стройках-перестройках» нужно не здесь. Она поглядывала на историка Назарова, с осуждением думая: «Почему он совсем не заботится о внешнем виде, почему так неряшливо одет – брюки с пузырями на коленках, косоворотка давно не видела утюга, расстегнута, на ногах порыжевшие стоптанные ботинки, не побрит, много курит, сыплет пепел где попало. Ну как его будут уважать ученики?»

– Ну-с, Валентина Петровна, завтра начинаем с чистого листика, с красной строки, – обратился к ней Назаров, щуря в улыбке добродушные голубые глаза.

– Начинаем, – подтвердила Валентина. И в ее тоне была такая уверенность, будто позади уже немало этих чистых листов и красных строк.

– Верите ли, – признался Иван Константинович, – я уже девятнадцатый раз начинаю и девятнадцатый раз на душе праздник, волнение, словно впервые все это…

В учительскую заглянула Марфа Степановна.

– Товарищи, линейка начинается!

По традиции 31 августа была торжественная линейка. На площадке перед школой классами выстроились ученики. У стола, покрытого красным сатином, стояли директор, председатель колхоза Подрезов, завуч по производственному обучению Раков, Саша Голованов, колхозный бухгалтер. Чуть поодаль выстроились учителя. Валентина подошла к ним и встала рядом с Василием Васильевичем.

Горнист-семиклассник протрубил что-то похожее на «слушай все».

На середину вышел Роман Прохорович Подрезов – плотный, выше среднего роста мужчина лет сорока. У него крупное, на первый взгляд, суровое лицо, над широким бугристым лбом чуть курчавилась темно-каштановая, тронутая сединой шевелюра. Одет Подрезов по-праздничному, в светлый костюм с галстуком.

– Друзья, дорогие наши юные помощники, – начал свою речь председатель. Он говорил отчетливо и громко, как на митинге. – Правление и партийная организация колхоза поручили мне горячо поздравить вас с началом учебного года. Я назвал вас нашими юными помощниками не напрасно. Многие из вас хорошо помогли колхозу в дни летних каникул: работали на токах, на свекле, а такие, как Константин Зюзин, сами водили уборочные агрегаты и по выработке шли впереди даже наших ветеранов-механизаторов. Молодцы, ребята! Правление колхоза решило отметить и наградить лучших. А наш колхозный министр финансов начислил заработанные вами деньги. Потому, как говорится, дружба дружбой, а денежки отдай!

Валентина вместе со всеми смеялась шуткам Подрезова, аплодировала, когда председатель вручал подарки, грамоты, цветастые конверты с деньгами. Каждому он крепко жал руку, говорил что-то улыбаясь. Она видела, как завистливо поблескивали глазенки учеников младших классов.

«Молодец председатель, любит он школу», – думала Валентина.

8

И надо же было случиться такому. Вчера ярко светило солнце, а нынче, проснувшись рано-рано, Валентина услышала печальный шорох дождя. А может быть, ей показалось? Она торопливо соскочила с постели, подбежала к окну. Так и есть: идет мелкий, по-осеннему назойливый дождь.

– Не мог подождать, противный, – вслух проговорила она, топнув от досады босой ногой.

– Ты кого это бранишь? – полусонным голосом спросила Лиля.

– Только подумай – идет дождь, – со слезами в голосе жаловалась Валентина. – Все испортил. – Ей было обидно. Вчера с вечера она приготовила новое платье, новые туфельки на тоненьких каблучках, и вдруг на тебе – дождь. Да разве только она ждала это сентябрьское утро?

– Дождик – хорошо, полезно для озимых, – позевывая, говорила Лиля.

– Ты невыносима! – рассердилась Валентина. – Ты забыла, какой нынче день.

Лиля села на кровати, спустив голые смуглые ноги, и непонимающе смотрела на подругу – день как день… Потом всплеснула руками.

– Ой, и в самом же деле, сегодня же первое сентября, начало занятий в школе! В таком случае со стороны дождя это свинство.

Лиля пошучивала. Да что ей? А у Валентины окончательно испортилось настроение. Ей хотелось, чтобы сейчас все кругом – и земля, и небо – улыбалось, по-праздничному радовалось, сверкало, потому что она, сельская учительница, сегодня идет в школу и все начинает, по выражению историка Назарова, с красной строки.

– Ты не очень-то расстраивайся, – балагурила Лиля, – крыша у вас в школе надежная, у тебя непромокаемый плащ, боты можешь надеть мои. Так что мелкий дождичек тебе не страшен.

Валентина махнула рукой: дескать, что с тобой разговаривать. Подруга подбежала к ней и, обнимая, горячо сказала:

– Поздравляю, Валечка, с самым радостным днем в твоей жизни. Что бы ни случилось, будь всегда смелой, веселой, доброй к тем, кто ждет тебя за партами. – Она набросила на плечи халат. – Сегодня твоя очередь заниматься кухонными делами, но ради такого торжественного дня не подходи к примусу…

* * *

В пустом школьном коридоре Валентину встретила уборщица тетя Глаша.

– Здравствуйте, Валентина Петровна, с праздничком вас! – нараспев проговорила она.

– Здравствуйте. Праздник-то не очень веселый.

– Это из-за дождика? Грех, милая, большой грех обижаться на него. Пусть себе идет. Не часто он балует нас.

Валентина зашла в учительскую, повесила мокрый плащ, сняла боты, надела туфельки на тонких каблучках, взглянула на себя в зеркало и даже подмигнула своему отражению: не трусь, Валя-Валентина. Не ты первая, не ты последняя.

Пришел директор.

– О, Валентина Петровна, вы что же, ночевали здесь? – спросил он, пожимая ей руку.

– Пришла пораньше.

– Понимаю, понимаю, – с улыбкой говорил Николай Сергеевич. – Снилось, конечно, что опаздываете на урок… Ведь снилось, правда?

– Что-то похожее снилось.

– Все как надо.

– Не все. Дождь.

– Ничего, ничего. Я, помнится, тоже в дождь начинал свой первый урок. Как видите, жив-здоров.

За дверью учительской становилось все шумней и шумней: прибегали школьники. Если бы не дождь, они резвились бы во дворе, а сейчас толкались в коридоре, до звонка заходили в классы.

Первый звонок… Вообще многое в этом году у Валентины было первым: первое районное совещание учителей, первый педсовет в школе, первая торжественная линейка и, конечно, незабываемый первый урок!

Вчера Лиля, удивленно пожимая плечами, говорила:

– Не понимаю, почему ты так волнуешься? Я, например, когда впервые вошла в библиотеку, сразу освоилась, все мне было ясным и понятным. И ты освоишься, и у тебя все будет в порядке.

Счастливая эта Лиля Муратова. Она сразу освоилась, а Валентине боязно, очень боязно.

– Валентина Петровна, идемте, я представлю вас классу, – сказал после звонка директор.

Они шли вдвоем по тихому школьному коридору, который казался Валентине бесконечно длинным, как степная дорога. Тревожно колотилось в груди сердце.

Остановясь у двери шестого класса, Николай Сергеевич шепотом спросил:

– Волнуетесь?

– Очень волнуюсь, – откровенно призналась Валентина.

– Это хорошо.

Вошли в класс. Ученики встали.

– Здравствуйте, ребята! Это ваша новая учительница Валентина Петровна. Она будет преподавать у вас русский язык и литературу, – сказал директор. Он кивнул Валентине головой: дескать, продолжайте урок – и вышел.

Валентина осталась одна. Нет, не одна, перед ней стояли за партами ученики – мальчики и девочки. Ей казалось, будто они смотрят на нее с сочувствием.

– Ребята, давайте вспомним, что вы изучали по русскому языку в пятом классе.

– Валентина Петровна, а мы всегда будем изучать русский язык стоя? – насмешливо спросил кто-то из учеников.

И только тут она спохватилась: забыла посадить класс.

– Садитесь, ребята, – торопливо сказала Валентина и покраснела. За дверью послышался чей-то приглушенный смешок.

Словом, не получился этот самый первый урок. Столько готовилась, столько думала, мечтала и вдруг такой ляпсус. Она готова была разреветься.

На перемене в учительской к ней подошел Василий Васильевич.

– С боевым крещением, Валентина Петровна.

– Спасибо. Первый блин комом.

– Строгость к себе – черта нужная, но не следует увлекаться этим, – посоветовал Василий Васильевич.

Подошел историк Назаров.

– С благополучным началом, Валентина Петровна, – поздравил он. – Жребий брошен, как говорил Юлий Цезарь.

Иван Константинович и сейчас, в первый день занятий, был все в той же косоворотке, тех же брюках, тех же стоптанных ботинках и дымил по-прежнему дешевой, тоненькой, как соломинка, папироской. Не было в нем ни солидности, ни учительской аккуратности. Но почему же вчера после торжественной линейки ученики засыпали его цветами, почему висли у него на руках? Вот и разберись после этого, за что ребята любят.

В учительскую вошел директор.

– Валентина Петровна, зайдите ко мне, – попросил он.

Когда Валентина зашла в небольшой скромный кабинетик, Николай Сергеевич поинтересовался:

– Как прошел ваш первый урок? Довольны ли сами?

– Ой, Николай Сергеевич, не спрашивайте. Недовольна я и виновата.

– Вывод, мне кажется, преждевременный, – возразил он. – Ничего, Валентина Петровна, привыкните. Главное – не смущайтесь. А что касается маленького недоразумения – забыли посадить учеников – с каждым случается.

«Уже знает, уже пожаловались», – покраснела она.

– Я стоял у двери и, откровенно говоря, не мог удержаться от смеха, когда ученик спросил: «Валентина Петровна, а мы всегда будем изучать русский язык стоя?» Вот сорванец! – засмеялся директор.

Валентине и самой стало смешно. Собственно говоря, напрасно разволновалась, ничего страшного не произошло на этом первом уроке.

– Извините, Валентина Петровна, вам сколько лет?

– Двадцать два.

– Двадцать два… Дочурке моей ровесница..

– У вас такая взрослая дочь?

– Могла бы быть такой, да где-то в войну потерялась…

– Мои родители тоже потерялись, погибли… Наша воспитательница в детдоме – веселая такая выдумщица – всегда ласково обращалась к нам: ах вы, мои военные подкидыши…

– Военные подкидыши, – горько повторил Николай Сергеевич. – Не очень-то весело шутила ваша воспитательница…

Снова звонок. Теперь Валентина шла одна в свой десятый класс. Вчера Николай Сергеевич познакомил ее с десятиклассниками и сказал им, что она будет у них классным руководителем. Валентина заметила – ребята удивленно переглянулись, как бы спрашивая друг у друга: да неужели эта девчонка сумеет руководить нами?

– Не вовремя ушла не пенсию Евдокия Романовна, – с сожалением сказал кто-то из учеников.

Валентине стало неловко. Она уже знала о том, что школьники обожали старую заслуженную учительницу, которая, как уверял Василий Васильевич, была для них всем – педагогом, матерью, доброй советчицей, они всегда бежали к Евдокии Романовне поделиться радостями и печалями. А побегут ли к ней, Валентине?

В институте когда-то она имела пятерку по педагогике, пятерку по психологии и теоретически, кажется, многое знала. Знала, например, что учитель должен увлекать питомцев, звать их вперед, что индивидуальный подход к каждому ученику – непременный закон в поведении учителя. Вдобавок она могла бы наизусть прочесть немало мудрых высказываний знаменитых педагогов о роли и назначении учителя… Учитель – это, как говорил Ушинский, плодотворный луч солнца для молодой души, которого ничем заменить невозможно… Все это так, все это правильно, обо всем этом она узнала из читаных-перечитанных книг. Но в тех толстых и тонких книгах ни слова не сказано о том, что делать молоденькой учительнице, если ребята без стеснения сожалеют, что их бывшая наставница ушла на пенсию, и считают себя осиротевшими….

Николай Сергеевич, конечно, тоже расслышал слова десятиклассников и ничего не сказал. Он только взглянул на нее, будто советуя: не тревожьтесь пока, все будет зависеть от вас. Да, правильно, все будет зависеть от нее. Вошла в класс. Ученики встали.

– Садитесь, ре… – и вдруг Валентина осеклась, не зная, как назвать их. «Ребята» – это в шестом, а здесь… – Садитесь, товарищи, – сказала она.

9

Дождь давно перестал, и был он совсем не назойливым, каким с утра показался Валентине. Уже к полудню разведрилось. Ветер, как добросовестный дворник, смел с неба тучи, и оно засияло мягкой погожей голубизной.

Валентина возвращалась из школы. Ей приветливо помахивали ветвями чуть тронутые багрянцем тополя, издали кланялись высокие колодезные журавли, даже уличные лужицы и те, казалось, улыбались ей, сверкая от солнца.

Да кто это выдумал, что учительницей работать трудно? Нет, совсем не трудно! И волновалась она зря. Сегодня у Валентины было три урока – в шестом, восьмом и десятом, – и все они прошли нормально! Десятый класс? Ничего, ничего, она сумеет завоевать расположение ребят. Ведь не напрасно сама Марфа Степановна похвалила ее план воспитательной работы на первую четверть.

Сзади послышался автомобильный гудок. Сворачивая с дороги, Валентина оглянулась и увидела Сашу Голованова. Он догнал ее на «Москвиче».

– Здравствуйте, Валентина Петровна. Разрешите поздравить вас с началом учебного года.

Она улыбнулась.

– Спасибо, Саша. Сегодня все меня поздравляют.

– Это хорошо. Знаете, я сейчас еду к дояркам в летний лагерь. Не хотите ли прокатиться со мной? – Видимо, не надеясь, что она согласится, Саша Голованов пояснил: – Вам полезно изучать колхозное производство.

В другое время Валентина, конечно, отказалась бы – некогда, мол, нужно готовиться к завтрашним урокам. Но сейчас она была так хорошо настроена, что готова ехать куда угодно.

– Вы правы, это полезно.

Саша Голованов распахнул дверцу. Валентина села в машину и на сиденье увидела толстую книгу «Дифференциальное и интегральное исчисление».

– Это зачем же возите с собой? – спросила она.

– Страдаю, Валентина Петровна. Усвоить нужно, сдавать. Я ведь студент-заочник…

Валентина полистала книгу с непонятными рисунками, формулами, уважительно подумала: «Вот он какой, а мне сперва показалось, что Саша, кроме кино да автомобиля, ничем другим не интересуется…»

За селом – степной большак. После дождика здесь уже прошли машины, и накатанные дорожки колеи блестели, как влажный асфальт.

«Москвич», кажется, мчался на предельной скорости. Саша Голованов, будто бы играючи, легонько трогал пальцами послушную баранку.

«Какие у него ловкие руки», – подумала Валентина и вдруг попросила:

– Ой, остановитесь!

Он затормозил.

– Что такое, Валентина Петровна?

– Вон орел сидит на камне. Давайте посмотрим.

– Орлы для наших мест – не диковинка…

– А мне он кажется диковинкой, и камень в степи – тоже диковина… А знаете, Саша, говорят, что орлы живут по триста лет и что если этот орел готовится отпраздновать свое трехсотлетие… Сколько чудес он повидал! В его юные годы не было Михайловки, не было даже нашего областного города, была только дикая, первозданная степь… И если бы орел умел говорить, представляете, сколько он рассказал бы!

Саша Голованов улыбнулся.

– Я об этом никогда не думал.

– Ладно, поехали дальше.

Они свернули с большака, и теперь машина катилась по дороге-времянке, огибая большое продолговатое озеро. Валентине и здесь хотелось бы остановиться, но просить об этом неловко: Саша, видимо, и без того посмеивается над ней – оригиналка… Да никакая она не оригиналка, ей просто интересно все.

Летний лагерь колхозной фермы расположился на берегу Лебяжьего озера. Валентина увидела изгородь, за которой были разбросаны куски соли-лизунца, похожие на осколки нетающего льда. Под одинокой березкой стоял аккуратный крашеный вагончик с высокой антенной на крыше. Возле вагончика пестрела поздними цветами клумба.

Подъехавшую машину сразу окружили загорелые говорливые доярки.

– Ага, прикатил будущий инженер. Пойдем-ка, мы тебе голову намылим, – сказала дебелая чернявая женщина, должно быть, старшая здесь.

Доярки увели Сашу в вагончик. Из дверей вагончика старшая крикнула:

– Тетя Лена, угости Валентину Петровну свеженьким.

К машине подошла невысокая пожилая доярка. У нее загорелое морщинистое лицо, ореховые добрые глаза.

– Айдате молочка попьете, – неожиданно молодым голосом пригласила она.

Валентина пила еще теплое молоко и слышала запахи трав, степи, озера и думала: «Так вот оно какое, парное молоко…»

– Пейте, Валентина Петровна, – просила тетя Лена.

– Что это с руками у вас? – участливо поинтересовалась Валентина.

– А что? Да ничего. – Старая доярка глядела на свои большие с узловатыми пальцами руки, качала головой. – От работы, Валентина Петровна. Сколько они делов переделали, сколько молочка надоили и не сосчитать уж, кабы слить все вместе, река, видать, потекла бы молочная… То было ничего, а теперя побаливать руки стали.

Из вагончика доносились громкие женские голоса. Там, вероятно, шел деловой разговор. Вскоре показался расстроенный и мрачноватый Саша Голованов. Он кивком позвал спутницу, молча сел в машину.

– Вы, Саша, похожи на тучу с градом, – пыталась шутить Валентина.

– Тут будешь похож на всех чертей, – процедил он. – Доярки намылили голову. И за дело. Никак не можем добиться механизации…

– А разве это в наше время трудно? – удивилась Валентина.

– Поживете – увидите, что легко и что трудно, – с неохотой ответил Голованов.

Когда часа через полтора они вернулись, Валентина увидела у своей избенки Игоря. Он в новой спортивной куртке с застежками-«молниями», на лбу у него шоферские очки, в руках желтые кожаные перчатки. Нетерпеливо расхаживая вокруг мотоцикла, он то и дело посматривал на часы.

Махнув рукой Саше Голованову, она подбежала к гостю.

– Здравствуй, Игорь! Как хорошо, что ты приехал.

Не ответив на приветствие, он сердито пробурчал:

– Накаталась на легковой…

Валентине стало не по себе. Она подумала: «Нет, не надо было ездить с Сашей Головановым к дояркам, ведь знала, верила – Игорь вспомнит обо мне в этот день и явится…».

– Ты, наверное, часто бываешь в обществе этого шофера, – ревниво заметил Игорь, выделив особой интонацией «шофера».

– А разве нельзя? Запрещается?

Серые, стального цвета глаза Игоря потемнели.

– Никто тебе запретить не может. Только ты должна одно усвоить: в селе за учителем следят десятки любопытных глаз, и вести себя нужно осторожно. Понимаешь?

– Понимаю. Следует ходить под зонтиком, не кататься на велосипеде, не смеяться громко, – игриво подтвердила Валентина, думая этим развеселить Игоря. Она знала, что он долго не умел сердиться, и, как это часто бывало, ждала: он вот-вот тряхнет головой, расхохочется, скажет свое любимое словечко «лады», и дело с концом. Но Игорь сейчас тоном приказа почти крикнул ей в лицо:

– Я не хочу, чтобы ты встречалась с этим Головановым!

Валентина ошеломленно ахнула.

– Да, не хочу, – зло продолжал он. – Это с твоей стороны непорядочно – морочить голову одному и заигрывать с другим!

– Что ты говоришь, Игорь!

Он бросил перчатки на сиденье мотоцикла.

– Не нравится? А мне, думаешь, нравится столбом торчать у твоей хаты и ждать, когда ты соизволишь вернуться с прогулки.

Они поссорились. Валентина не на шутку разозлилась. Да какое он имеет право говорить ей всякие дерзости? В сердцах Игорь заявил, что хватит, он больше сюда не приедет. Натянув перчатки, он вскочил на мотоцикл и умчался, не простившись. Валентина растерянно смотрела на удалявшийся мотоцикл. Ей было грустно и больно. Ну почему, почему они с Игорем не смогли разобраться, поговорить по-человечески? Почему она не сказала ему, что никакой Саша Голованов ей не нужен и ревновать глупо?

«Приедет, обязательно приедет, – успокаивала себя Валентина. – Ну, поссорились… Бывает… А вообще, зачем люди ссорятся? Даже пословицу придумали: «Милые бранятся, только тешатся». Чепуха, а не пословица…»

Она вошла в избу, разделась, набросила на плечи ситцевый халатик, сунула ноги в мягкие тапочки, разогрела приготовленный Лилей обед. Есть не хотелось. Глупая, ненужная ссора с Игорем выбила ее из колеи. Обидней всего было то, что разругались они в этот первый день занятий, которого столько ждали, о котором столько говорили.

Валентина подбежала к постели, уткнулась лицом в подушку и заплакала. Она терпеть не могла плаксивых девчат, в детском доме когда-то высмеивала мокроглазых, издевательски приговаривая: «Плакса-вакса, на лице клякса». В институтском общежитии тоже посмеивалась, бывало, над девичьими слезами. А сейчас плакала сама, в одиночку.

Незаметно уснула.

Странное дело, она никогда не видела Игоря во сне, хотя ей порой хотелось, чтобы он пришел в сновидении – красивый и ласковый, внимательный и милый… Ей опять приснился Саша Голованов. Как будто они снова приехали в летний лагерь к дояркам, и не тетя Лена, а он угощал молоком, советуя:

– Больше, больше пейте, от молока девушки становятся красивей.

– Хватит. Я не могу столько пить, – отказывается она.

– Разве вам не хочется быть красивой?

Ну, какой же девушке не хочется быть красивой! И она снова пьет и пьет молоко, потом, взявшись за руки, они бегут с Сашей Головановым к реке, река перед ними необычная, до краев наполненная молоком.

– Посмотрите, Саша, молочная река! – кричит Валентина. – Ведь это бывает только в сказках.

– А мы с вами, Валентина Петровна, из сказки. Мы – сказочные, – с улыбкой отвечает он.

– Сказочные? Почему сказочные? – удивляется она и вдруг видит на его плечах майорские погоны, золотом пылающие на солнце, и на каждом ослепительно ярко сияет по звездочке. – Саша, вы майор? – изумленно спрашивает она. – А не вы ли нашли меня маленькую на разбитой военной дороге?

– Я, – отвечает он. – Только вы были не маленькой, а большой, как сейчас…

Валентина проснулась. Над кроватью стояла Лиля.

– Ах ты, соня, вот как ты празднуешь первое сентября, – с притворным упреком говорила она. – Ну-ка, вставай, будем ужинать.

– Ты не можешь себе представить, какой мне сон приснился. Я видела настоящую молочную реку. Стою как будто на берегу…

– Рядом с Сашей Головановым, – подсказала подруга.

– Ты откуда знаешь?

– Я за вами из-за куста наблюдала. Разве ты меня не видела?

Валентина расхохоталась.

– Чудачка ты, Лиля.

– Ох, подружка, не напрасно тебе снится парень.

– Ох, подружка, напрасно глупости говоришь.

За ужином Лиля рассказала, как сегодня ходила к Подрезову просить денег, как ей удалось «выколотить» двести пятьдесят рублей на книги.

Рассеянно слушая подругу, Валентина думала об Игоре, без конца твердя: «Приедет, приедет…».

В первое же воскресенье он действительно приехал. И вел себя так, будто не было никакой ссоры, говорил о школе, уроках:

– Меня хорошо встретили семиклассники, решили научиться водить мотоцикл. Вчера было первое практическое занятие. Арина Игнатьевна это одобрила.

– Сельская баба, оказывается, имеет вкус к технике, – напомнила Валентина Игорю его отзыв о директоре.

– Арина Игнатьевна приличный руководитель, и вообще у нас дружный учительский коллектив. Один за всех, и все за одного.

Валентина радовалась приезду Игоря, радовалась, что школа ему нравится.

– Хочешь поехать в Заречное? – спросил он.

– Конечно, – согласилась Валентина.

Через какой-нибудь час они уже расхаживали по магазинам. Вчера она получила первую учительскую зарплату за полмесяца и решила что-нибудь купить на память об этом событии.

На обратном пути километрах в пятнадцати от Михайловки неожиданно заглох мотоцикл. Игорь копался в моторе, испачкал руки, лицо, но никак не мог понять, что с машиной.

– Ненадежный у тебя транспорт, – посмеивалась Валентина.

– Все как будто в порядке, а не заводится, – виновато разводил руками Игорь и снова начинал орудовать ключом и отверткой.

Рядом остановилась грузовая машина. Из кабины вышел Саша Голованов.

– Что случилось, Валентина Петровна? – спросил он.

– Вынужденная остановка. Капитальный ремонт без отрыва от дороги.

– Придется брать вас на буксир.

Игорь поднял голову и сердито нахмурился.

– Разрешите, Игорь Федорович, помочь вам, – предложил Саша.

– Как-нибудь обойдемся без помощников, – недружелюбно пробурчал тот.

Саша Голованов посмотрел на Валентину, пожал плечами – я ведь, дескать, с добрыми намерениями, это привычка такая у нас, шоферов, помогать в дороге друг другу. Пусть учитель недружелюбен, не оставлять же людей в беде. Он присел рядом, стал присматриваться к возне мотоциклиста.

– Вы проверили свечу? – спросил Голованов.

Игорь промолчал, будто не расслышал вопроса.

– Проверьте.

Не удостоив шофера взглядом, учитель продолжал свое дело, но все-таки советом воспользовался.

– Вот видите, пробита свеча. У вас есть запасная?

– Нет, – признался Игорь.

– Минуточку. У меня имеется. – Саша Голованов отошел к своей машине и через минуту появился со свечой в руках. – Пожалуйста, Игорь Федорович.

Вскоре мотор весело затрещал.

– Вот что значит – дело мастера боится. Спасибо, Саша, а то пришлось бы нам туго, – сказала Валентина и вдруг увидела в кабине Сашиной машины дочь завуча – Настеньку Зайкину.

– Садись! – крикнул Валентине Игорь.