Текст книги "Сельская учительница"

Автор книги: Алексей Горбачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

5

Пускай в чужой неказистой избенке, но Валентине все-таки хорошо спалось. И сон она видела чудесный и странный. Как будто они вдвоем с Сашей Головановым катались по реке на лодке. И не лодка то была, а голубой «Москвич», и не плыл он, а легко бежал по воде, как по асфальту. Валентина сама сидела за рулем, управляла машиной. Они мчались мимо высокой рыжеватой горы, а оттуда, с горы, доносилась песня. И вдруг «Москвич», подобно самолету, оторвался от воды, взмыл над рекой. Валентина и удивилась этому полету, и приятно ей было кружить над Михайловной. С вышины она видела серебристо-синюю ленту реки, белые аккуратные сельские домики с палисадниками, с крылечками. Она хотела взглянуть на школу, но никак не могла отыскать ее глазами.

Песня еще продолжала звучать в ушах. Валентина проснулась и сразу поняла, что разбудил ее репродуктор. Вчера вечером этот репродуктор не подавал признаков жизни, а сейчас мужской сильный голос пел по радио:

 
Я люблю тебя жизнь,
И надеюсь, что это взаимно.
 

Объявили о начале утренней зарядки. Валентина быстро вскочила с кровати и, случайно выглянув в окно, увидела на телеграфном столбе Сашу Голованова. Так вот почему заговорил репродуктор.

Нынче у Валентины первый трудовой день. Хотя, впрочем, нет, не настоящий, настоящий будет первое сентября.

Тогда она войдет в класс и скажет: «Здравствуйте, ребята, я ваша новая учительница, зовут меня Валентиной Петровной…»

Уж сколько раз она рисовала себе этот первый день, первый урок и побаивалась, и сердце сжималось от волнения.

А пока она просто шла в школу, толком не зная, что будет делать.

На школьном дворе Валентина увидела директора. Николай Сергеевич был в том же синем рабочем халате, забрызганном известью и краской.

– А, Валентина Петровна, доброе утро, – приветливо поздоровался он. – Как спалось? Что видели во сне? Не загадывали ли случайно: на новом месте приснись жених невесте?

Вспомнив сон, Валентина покраснела. Наблюдательный Николай Сергеевич заметил это и с ободряющей улыбкой произнес:

– Не смущайтесь, я пошутил. – Он смотрел на молоденькую учительницу, опять взбудораженно переживая вчерашнюю встречу с ней. Вчера он чуть было не вскрикнул – Галя! – чуть было не бросился к Валентине Петровне… И хорошо, что ни она, ни ее молодой спутник, Игорь Федорович, не заметили его состояния. Что бы они подумали о солидном седом директоре, который ошалело выкрикивает женское имя…

При первой встрече Николай Сергеевич был потрясен сходством новой учительницы с Галей, с его первой женой, ему даже померещилось, будто через много-много лет каким-то чудом явилась она – молодая и стройная, какой была в годы студенчества… Странно, как могут иногда люди походить друг на друга. У Валентины Петровны, как и у Гали, такие же чуть навыкате черные глаза, такой же с горбинкой нос, даже в голосе было что-то Галино. Вот только губы у Валентины Петровны пополнее, подбородок побольше да взгляд другой – более задорный.

Из школы с ведрами выбежали ученицы и наперегонки помчались к колодцу, вслед за ними тоже с ведром в руках вышла пожилая женщина в галошах на босу ногу, в широкой темной юбке, в ситцевой, в горошек, кофте, с засученными выше локтей рукавами.

– Еще один класс готов, – сообщила она. – Теперь, Николай Сергеевич, можно вносить парты.

– Отлично. Прошу, Надежда Алексеевна, познакомьтесь – наша новая учительница Валентина Петровна, – представил директор Валентину.

Надежда Алексеевна поставила ведро, старательно вытерла руки.

– Очень приятно, – сказала она. – Как это говорится, здравствуй, племя молодое, незнакомое. – Учительница с бесцеремонным любопытством рассматривала черноглазую девушку. – Извините, некогда мне, четыре классных комнаты с девчатами вымыть нужно. – Надежда Алексеевна зашлепала галошами по двору, направляясь к колодцу.

– Николай Сергеевич, а мне что делать? – спросила Валентина.

Директор неопределенно ответил:

– Посмотрите школу, ознакомьтесь с пришкольным участком. Одним словом, осваивайтесь.

Валентине показалось неловким праздно расхаживать по школе в то время, как сам директор занят совсем не педагогической работой, когда учителя и ученики моют, чистят, прихорашивают школу. Она тоже могла бы взять в руки и веник, и половую тряпку, и малярную кисть, и щетку для побелки, но, как на грех, была одета совсем не по-рабочему. Идя в школу, она принарядилась, надела новое специально сшитое платье и туфли на высоких тоненьких каблучках – подарок мастерового дяди Гриши. Сейчас платье и туфли мешали ей.

«Побегу переоденусь», – решила она.

Надежда Алексеевна жаловалась директору:

– Вот молодежь пошла. Я об этой Майоровой говорю. Нет, чтобы взять тряпку да помочь… Мы-то с вами трудимся, а Валентина Петровна…

– Вильнула хвостом и поминай, как звали, – вмешалась другая учительница, биолог Валерия Анатольевна Каваргина – высокая блондинка с чуть вытянутым лицом.

– Вы уж слишком строго судите, – неуверенно возразил директор.

– Ах, Николай Сергеевич, и рады бы судить иначе, а примеров накопилось порядочно, – отвечала Каваргина. – Приедет вот такая, годик с горем пополам поработает, потом смотрит, как бы в город упорхнуть.

– Встречаются подобные, – согласился директор. – Но мне кажется, Валентина Петровна…

– Такая же, – перебила Каваргина. – Видели, какой она пришла? Нарядилась, как на свадьбу.

– Да что вы, Валерия Анатольевна, откуда же ей было знать, что мы уборкой заняты, – стала оправдывать новую учительницу Надежда Алексеевна.

– Оно, конечно, незнайкам легче жить, – усмехнулась Каваргина.

– Нельзя так, нельзя всех мерить на один аршин, – упрекнула Надежда Алексеевна.

– Ах, боже мой, вы же сами затеяли разговор, – ответила Каваргина, настороженно поглядывая на директора.

Валентина вернулась минут через двадцать в шароварах, в голубой футболке, в старых ботинках на микропорке. Она отыскала Надежду Алексеевну, мывшую с двумя ученицами пол в классе, попросилась:

– Разрешите присоединиться к вам.

– Пожалуйста, Валентина Петровна! – обрадовалась учительница и сказала ученицам: – Идите мойте соседний, а мы тут управимся сами.

Валентина сбегала за водой, потом с привычной ловкостью стала орудовать половой тряпкой.

Надежда Алексеевна одобрительно поглядывала на бойко работавшую девушку и не удержалась, виновато сказала:

– Вы уж извините меня.

Валентина в недоумении смотрела на учительницу.

– За что извинить?

– Да я сперва о вас нехорошо подумала, а некоторые даже белоручкой назвали, а вы вон какая старательная…

– Полы мыть – не хитрое дело.

– Каждое дело, Валентина Петровна, имеет свою хитрость, по каждому делу о человеке судить можно, – серьезно заметила Надежда Алексеевна. – Сразу видно, что в хорошей семье воспитывались.

– Вы правы. Я в хорошей семье росла, в детском доме.

– В детском доме? – Надежда Алексеевна часто-часто заморгала глазами. – Да как же это? А родители?

– Нет у меня родителей. Говорят, на войне погибли, когда мне было не больше двух лет.

Надежда Алексеевна, порывисто обнимая девушку, виноватым голосом говорила:

– Простите, милая. Мы порой бываем непозволительно грубыми.

Валентина улыбнулась.

– Ну что вы, Надежда Алексеевна, вы ничего плохого не сделали мне.

– Ну вот, спасибо, спасибо, что не обиделись. Я ведь тоже, вроде вас, без отца, без матери выросла, знаю, почем фунт лиха…

Валентина опять побежала с ведром к колодцу. Во дворе ее остановила Каваргина.

– Работаете, Валентина Петровна? Это хорошо. Да, мы с вами не знакомы. – Валерия Анатольевна назвала себя, сообщила, что она в школе председатель местного комитета. – Приносите профсоюзный билет, возьму вас на учет. Надеюсь, членские взносы у вас уплачены?

– Конечно.

– Ну вот и отлично. Не буду задерживать вас.

В этот же день Валентина познакомилась еще с одним учителем – Василием Васильевичем Борисовым – преподавателем русского языка и литературы. Василий Васильевич – невысокий, подвижный человек лет тридцати пяти с заметной ранней лысиной. За стеклами очков задорно и весело поблескивали его синие глаза. Он с группой учеников привез новенькие парты, остро пахнувшие лесом и краской.

Николай Сергеевич распорядился, чтобы парты сразу вносили в классы. Валентина тоже вызвалась помогать. Подбежав к Василию Васильевичу, она сказала:

– Давайте вместе!

– Давай, давай, девочка, помогай, самой сидеть придется, для себя стараешься, – весело ответил он и вдруг, поверх очков глянув на помощницу, удивленно спросил: – А ты кто же будешь? Новая ученица?

– Ага, вы угадали, новая… учительница.

– Учительница? – ошеломленно переспросил Василий Васильевич, а потом, когда они познакомились, он раскатисто хохотал и, хлопая себя ладонями по бедрам, говорил: – Вот не подумал бы, что вы учительница. А я, представьте себе, принял вас за ученицу. Конечно, из старшего класса…

– Спасибо, что хоть из старшего.

– Нет, вы только подумайте, какая приятная ошибка! Не обижайтесь, Валентина Петровна, всему виной ваша комплекция и очень юный вид. – Он смотрел на нее веселыми синими глазами. – Ну что, взяли, понесли! – Они вдвоем подхватили парту.

Пока все нравилось Валентине в Михайловке: и небольшая быстрая речушка, куда утром она бегала умываться, и широкая зеленая улица, и красивый Дом культуры, и школа, и учителя, с которыми уже успела познакомиться. Больше всех, конечно, ей понравился веселый и смешливый Василий Васильевич. Он тоже словесник, значит, работать им вместе. Она почему-то сразу решила, что Борисов – хороший, опытный учитель.

За работой Василий Васильевич успел рассказать свою несложную историю. После службы в армии он окончил тот же, что и Валентина, педагогический институт. (Это сразу сблизило их, они вспоминали общих знакомых, преподавателей, профессоров.) Так же, как и Валентина, он был направлен в сельскую школу. В Михайловке женился. Жена его тоже учительница, из местных жителей. Она-то, по словам Василия Васильевича, и явилась виновницей его постоянной михайловской прописки.

– Мне порой кажется, что на всей необъятной земле нет лучшего уголка, чем наша Михайловка, – признался он.

Валентина иронически улыбнулась:

– Вы, оказывается, настроены патриотично…

– Что, думаете, похож на того кулика, который хвалит свое болото? – серьезно спросил он и тут же сам ответил: – Уж если говорить о куликах, то мне лично больше по душе, который все-таки хвалит. Презираю тех, кто всячески поносит свое место пребывания.

– Но только хвалить – значит все видать в розовом цвете.

– Это конечно, – согласился учитель. – Но край наш, ей же богу, не лишен очарования. И если вы побываете на рыбалке, увидите, как восходит солнце, какие здесь бывают вечера, сколько весной в степи тюльпанов, бесповоротно влюбитесь в наши чудесные места.

– Вполне возможно. Все это я люблю. Даже охоту.

– И охоту! – воскликнул учитель. – Валентина Петровна, если вы правду сказали, что любите охоту, значит, у нашего директора будете на хорошем счету, и он может простить вам ошибки на уроках. Николай Сергеевич, заядлый охотник и неравнодушен к собратьям по ружью…

– Приятно слышать, но я охочусь без ружья.

– То есть как без ружья? Силками? Капканами?

– Нет, с блокнотом и карандашом.

– Постойте, постойте, о какой охоте вы говорите?

– За народной мудростью. Люблю собирать частушки, пословицы…

– Ну, купили! – захохотал Василий Васильевич. – Ай да Валентина Петровна! Старого воробья на мякине провели… Нет, наш хозяин охотится на настоящую живность. Правда, в Михайловке не было и нет свидетелей его охотничьих удач, потому что он, говорят, охотник в иносказательном смысле…

– Я понимаю: вы шутите, на самом же деле, наверное, совсем другого мнения о директоре.

– Тоже верно, – согласился Борисов. – Вы прозорливы. Между прочим, скажу вам откровенно: к нашему Николаю Сергеевичу Зоричу нельзя относиться безразлично.

– Можно подумать, будто он – личность исключительная.

– В своем роде – да, исключительная! – подхватил Василий Васильевич.

– Ну что, работнички, пора обедать, – сказала подошедшая к ним Надежда Алексеевна и стала приглашать: – Идемте ко мне, Валентина Петровна.

Она попробовала отказаться, но учительница стояла на своем:

– Для вас никто обеда не приготовил, да и порядков вы еще не знаете, в селе столовых нет… Идемте.

6

Дня через три Валентина увидела в школе завуча, Марфу Степановну Зайкину. Это была высокая, не потерявшая стройности женщина лет сорока пяти. У нее энергичное привлекательное лицо с чуть заостренным подбородком, тонким прямым носом, большими голубовато-серыми глазами, которые смотрели строго и по-учительски внимательно. У Марфы Степановны легкая пружинящая походка.

– Валентина Петровна, я приступаю к составлению расписания. У вас будут ко мне просьбы, пожелания? – чистым, бархатистым голосом спросила завуч.

Валентина пожала плечами, у нее не было ни просьб, ни пожеланий.

– Если можно, сделайте для меня побольше «окон».

Марфа Степановна удивленно глянула на учительницу. Чудачка какая-то, другие боятся «окон», а эта сама просит…

– Будет по-вашему, Валентина Петровна, – с радостью пообещала завуч.

В полдень к школе на новеньком мотоцикле подкатил Игорь. Валентина обрадовалась и удивилась.

– Откуда у тебя сия штука? – спросила она.

– Транспорт для свиданий, – шутил Игорь. – Не стану же я пешком ходить к тебе в такую даль.

– И ты для этого купил мотоцикл, транжира, – упрекнула она, привыкшая беречь каждую копейку. А самой было приятно от того, что Игорь думал о ней, что он часто теперь будет бывать в Михайловке.

Гость рассказывал:

– В первый же день приезда в Шафраново я позвонил своему сердобольному папаше и сказал: школа от квартиры далеко, дорога хорошая, вышли на мотоцикл. Представь себе, подействовало – по телеграфу получил, сразу в магазин, на машину – и к тебе. Здорово?

– Да, здорово, – с холодком ответила Валентина. Все-таки хорошо Игорю: захотел купить мотоцикл, позвонил отцу – и готово. А у нее, например, нет зимнего пальто, нужно купить валенки, без которых зимой в селе не обойтись… Да мало ли чего нет у нее, начинающей самостоятельную учительскую жизнь. И не к кому обратиться за помощью, некому позвонить. Правда, Зоя Александровна просила не стесняться, она рада помочь… Но сколько можно беспокоить ее!

– Хочешь, я прокачу тебя с ветерком, – предложил Игорь.

– Конечно, – согласилась Валентина. – Но сперва я должна отпроситься у директора.

– Лады, отпрашивайся!

Она побежала к Николаю Сергеевичу, но, встретив его в учительской в обществе завуча, застеснялась и хотела было незаметно выскользнуть. Он сам остановил ее.

– Вы хотели что-то сказать, Валентина Петровна?

– Нет, то есть… Разрешите мне отлучиться из школы. Все, что недоделала сегодня, завтра доделаю.

– Вы и так много сделали. Идите, отдыхайте. Завтра раньше десяти в школу не приходите. Да смотрите, Валентина Петровна, не упадите с мотоцикла, – улыбнулся Николай Сергеевич.

– Постараюсь, – смущенно ответила она и на ходу подумала: «Все видит, все замечает директор».

Марфа Степановна подошла к окну. Она увидела, как Майорова чуть ли не вприпрыжку бежит к мотоциклу.

– Симпатичная девушка наша новая учительница. Не будет ей отбоя от сельских ухажеров, – с грустной усмешкой сказала завуч.

– Верно, симпатичная, – согласился директор. – А чтобы избавить себя от ухажеров, с женихом приехала.

– Хитренькая. Оно и понятно, на цыганочку похожа.

Николай Сергеевич почувствовал, как что-то опять кольнуло в сердце, и вспомнилось: Галю тоже называли когда-то цыганочкой…

– Придется, Николай Сергеевич, назначать Майорову классным руководителем десятого, – заговорила завуч.

– Погодите. Прикинем, подумаем.

– И думать нечего, и прикидывать напрасно. Другого выхода у нас нет. Мы с вами даже не предполагали, что наша заслуженная Евдокия Романовна заболеет, уйдет на пенсию и уедет к внучатам. Я уверена – Майорова справится.

Николай Сергеевич возражал. Он вообще придерживался мнения, что в первый год молодого учителя не следует обременять классным руководством, на первых порах ему и без того хватает забот.

– У Майоровой диплом с отличием, хорошие характеристики из института, из комитета комсомола, да и без этого видно, что она человек надежный, – доказывала Марфа Степановна.

– Но ребята из десятого просили, чтобы мы назначили к ним Василия Васильевича, – сказал директор.

– Плохими же мы будем руководителями, если пойдем у учащихся на поводу, – твердо проговорила завуч. – В пятом классе потрудней, там и нужен Борисов.

* * *

По сельской улице Игорь вел машину осторожно, сигналя гусям и курам, а как только миновали крайние дома, вихрем рванулся вперед.

Дорога бежала по лугу, мимо островерхих пахучих стогов сена, потом нырнула в невысокий кустарник, подковой огибая небольшое озерцо, заросшее осокой и кувшинками. За озерцом начинался лес. Ритмично постукивая, мотоцикл мчался средь зарослей терновника; и Валентине казалось, что дорога внезапно оборвется, как непрочная нить, и они с Игорем застрянут в колючих кустах. Но нет! Извиваясь и замысловато петляя, дорога уверенно пробиралась по лесу.

Валентина любила лес, ей хотелось соскочить с мотоцикла и пойти пешком, напрямик. Идти лесом интересней. Когда идешь, слышишь задумчивый шелест листвы, улавливаешь неспокойные лесные шорохи, видишь беззаботно порхающих пичужек. Лес, думала Валентина, не любит торопливых путешественников, а тем более мчащихся на мотоцикле. Только неторопливым и наблюдательным он открывает свои тайны.

Мотоцикл выскочил на большую зеленую поляну. В центре поляны, будто собравшись в хоровод, кучкой стояли молоденькие березки. Игорь подъехал к ним, заглушил мотор.

– Привал.

Валентина соскочила с сиденья.

– Какое чудесное место – березки, ручеек – прямо идиллия! – воскликнула она, садясь в тень на жестковатую опаленную солнцем траву.

Игорь опустился рядом.

– Вот и опять мы вместе, Валечка. Вокруг – ни души, мы одни с тобой на лоне природы, совершенно одни. – Он заглянул ей в глаза, торопливо обнял.

– Не дури, Игорь. Сиди смирно, иначе я с тобой никогда и никуда не поеду на мотоцикле, – строго предупредила Валентина. – Лучше расскажи о своей школе.

– Обыкновенная сельская, восьмилетняя, – с неохотой отвечал он.

– Но я слышала – школа у вас новая.

– Разве дело в здании, – отмахнулся Игорь. – В школе той средненькие сельские учителя…

– Себя ты, конечно, считаешь городской птицей высокого полета, – насмешливо проговорила Валентина и тут же мечтательно призналась: – Ты знаешь, мне кажется, будто я давным-давно работаю сельской учительницей, всю жизнь живу в Михайловке. Школа наша мне нравится. А если бы ты знал, какой у нас директор!

– Обыкновенный, – перебил Игорь. – Может быть, чуточку покультурней нашей директрисы. В Шафраново, например, школой руководит типичная сельская баба.

– А не кажется ли тебе, что ты – типичная брюзга, – рассердилась Валентина.

Игорь неожиданно засмеялся.

– Ты сначала выслушай, как я познакомился с директором Ариной Игнатьевной Рысаковой. Представь себе картину: подъехали мы с шофером в тот день к школе и увидели увесистый замок на дверях. Что делать бедному учителю? Попросил я шофера отвезти меня на квартиру к директору. Уважительный парень подкатил к этакому мещанскому строению с крылечком, резными наличниками, высоким забором и, конечно, с традиционной калиткой. Толкаю плечом калитку, оказываюсь во дворе и вижу веселенькую сценку: посреди двора сидит на табуретке холеная дама неопределенного возраста, а вокруг нее куры. Две курицы храбро взобрались к ней на колени и вдохновенно клюют из миски зерно. Остальные куры во главе с петухом подбирают разбросанный корм. Заметив во дворе постороннего, хозяйка соизволила спросить: «Вы к кому, товарищ?» Мне, говорю, нужен директор школы. «Я и есть директор», – величественно ответила дама, как будто сообщала титул царицы. «Чем могу служить?» – спрашивает. Я, отвечаю, учитель, прибыл к вам с направлением. Директриса подняла на меня очаровательные глазки, заплывшие жирком, и даже улыбнулась. «Очень приятно, с приездом вас, Игорь Федорович, мне звонил Карасев». Куры, прекратив свое полезное занятие, смотрят на меня с любопытством и даже с каким-то недоверием. А петух до того оказался нахальным, что подошел и клюнул в ботинок, будто этим хотел сказать, что я пришел не вовремя и нарушил их трапезу. Директриса достала откуда-то из-за пазухи ключ и протянула его мне. «Вот вам, Игорь Федорович, ключик, поезжайте в школу, переночуете пока в моем кабинете, а завтра мы подумаем о вашей квартирке». Куры во главе с петухом одобрительно закивали головами, услышав такие мудрые слова. – Игорь все это рассказывал в манере юмористов, тех чтецов-декламаторов, которые, бывало, выступали в институте на вечерах самодеятельности.

– На следующее утро, – продолжал он, – в школе появилась Арина Игнатьевна и ни с того ни с сего распорядилась: «Поезжайте-ка вы, Игорь Федорович, с ребятами за дровами»…

– Ты, конечно, отказался, не мое, мол, учительское дело, я человек с высшим образованием, я приехал в село сеять вечное, доброе…

Игорь обидчиво надул губы.

– Не думал, что ты обо мне такого плохого мнения, – мрачно сказал он, разминая между пальцами потухшую папиросу.

– Извини, Игорь, – тихо проговорила Валентина. В самом деле, почему она так небережлива к его чувствам и переживаниям. Ведь могла же не понравиться ему Арина Игнатьевна.

– Я поехал за дровами. Моими спутниками были бойкие, сообразительные ребята. Сегодня, когда я купил мотоцикл, они окружили меня и просили покатать. Я дал им слово – завтра всех покатаю.

Темнели, будто наливаясь дегтем, белые глыбы облаков. На горизонте вставала и росла сизоватая туча, где-то далеко-далеко проурчал гром.

– Скорей поехали, кажется, гроза будет, – забеспокоилась Валентина.