Текст книги "Змеиный бог (СИ)"

Автор книги: Алексей Егоренков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Расхлебывать всю кашу снова был вынужден Верховный суд. И опять хромую лошадь скорее пристрелили, чем спасли.

Слово «раб» в применении к племенным традициям было объявлено унизительным и недопустимым в прессе, да и в устной речи в отдельных штатах мог запросто привести горожанина к штрафу. Всех граждан, состоявших в ацтекской собственности, отныне следовало звать только «помощниками», а их хозяев – «нанимателями». Помощников обязали подписать с нанимателями контракты, по которым им позволялось заявить о любых притеснениях в полицию или суд, в обычном порядке.

Жертвоприношения тоже пришлось оставить – но каждый жрец должен был помнить, что за насилие или убийство, равно как и жестокое обращение с животными, он всё равно ответит перед законом – тоже в обычном порядке. Если жрецу впредь понадобится сердце – он волен был купить бычье – у мясника или в городском супермаркете.

«С тех пор ацтеки не приносят жертв, – подумал стрелок не без сарказма, – и в рабство тоже никого не берут».

Переступив верхние решетки, с шумом изрыгавшие воду, Пепел выбрался на храмовую площадку, почти сухую и приятно твердую, отделанную шершавым камнем. Пока мексиканец одолевал последние ступени, стрелок успел обтереть ноги, натянуть сапоги и проверить механизмы револьвера.

Те были в полной исправности.

Едва перешагнув порог храма, стрелок задел ногой тяжелый подсвечник, отлитый, судя по весу, из чистого золота. Золотые предметы и безделушки валялись под ногами здесь и там, – но основная их груда высилась в широкой бронзовой чаше, которая занимала собой почти весь пол храмового бункера. Дымные огни поддельных бронзовых факелов-горелок отражалось в золоте и бликами играло по стенам, придавая храму магический вид. В чаше была и золотая церковная утварь, и дорогая посуда из ресторанов, и крикливые городские безделушки, на фоне которых диллинджер Пако казался простым и строгим, как подобает оружию. От обилия твердых, тяжелых, осязаемых драгоценностей у Пепла сразу зарябило в глазах.

Он тряхнул головой и моргнул несколько раз, чтобы поскорее привыкнуть к слабому изменчивому освещению. Где-то рядом всё еще бродили ацтеки. Терять зрение сейчас было бы неразумно. Тем более – терять рассудок.

Из-за чаши с золотом вышла молодая индианка. Увидев ее, стрелок моргнул еще раз. «Эта, – подумал он, – будет опаснее всех лопастей и сокровищ».

Сестра Буйвола была красива, – той странной и неправильной красотой, что встречается иногда среди молодых индианок. Ее черные косы, схваченные широким бронзовым обручем, были заплетены в сложную треугольную конструкцию. В правом глазу ее, живом и внимательном, танцевало пламя нефтяных факелов. Левый глаз верховной жрицы не двигался. Его мертвый зрачок был выложен из нефритовой мозаики и смотрел в никуда.

Жрица шагнула им навстречу. Она была ниже Пепла, но выше Пако. По ее загорелым рукам вились мелкие узоры, выведенные бронзовой тушью, а на босые ноги жрицы двумя занавесками спадал тонкий бирюзовый шелк. Грудь верховной жрицы прикрывал лифчик из двух человеческих лицевых костей, скрепленных и подвешенных через плечи на бронзовых цепочках.

– Мадре де диас, – пробормотал торговец за спиной Пепла.

– Я верховная жрица, я лежала с богом, но мне не доводилось родить бога, – сказала индианка. – Меня зовут Бессмертная Игуана.

«Может статься, – подумал Пепел, – что завтра на ней будет пара новых черепов. Не успевших еще подсохнуть».

– Ты смотришь на мою грудь? Или на мои украшения? – спросила индианка.

– На то и другое, – пробормотал слингер.

– Я видела, как умерли эти люди, – сказала Бессмертная Игуана. Она по очереди подняла руки. – И вот эти. И вот эти.

На ее запястьях красовались браслеты, сложенные попарно из челюстей, желтоватых и неприятно мелких, похожих на детские.

– Мы пришли узнать, что на диске, – сказал Пепел, глядя в разные глаза Игуаны. – Твой брат уже был здесь? Он должен был принести диск.

– Мой брат уже был здесь, – эхом отозвалась верховная жрица. – Он принес мне твой диск.

В свете факелов у ее ног плясали тени. На миг стрелку показалось, что тело индианки дрожит в воздухе, будто тело змеи, готовой ужалить. Игуана добавила:

– Мой брат сказал, что твой мексиканский помощник принесет мне золото.

Пако вышел навстречу.

– Моя сеньорита, любые сокровища – веришь? Организуем сразу. И чёрта, и дьявола, пута соврет.

Он приложил руки к сердцу, вытянул их вперед и вдруг упал на колено. Галантный жест торговца едва не пропал зря – на нем ширмой болталось намокшее пончо, мешавшее ему приседать. В протянутых руках торговца лежал недавний золотой подсвечник.

– Можешь приблизиться ко мне, Кортес, – сказала Игуана, не то едва заметно улыбаясь, не то хмурясь: неверный свет факелов не позволял определить точнее. Пако с кряхтением поднялся, выпрямился и шагнул ей навстречу. Подсвечника, впрочем, у него в руках уже видно не было.

– Осторожно, – сказал Пепел мексиканцу в спину. – У нее волосы заколоты. Игла.

Пако остановился.

Смех Игуаны зазвенел отовсюду – стены храма были устроены так, чтобы усиливать голос верховной жрицы. Подняв руку, она плавно вынула из своей прически тонкое, едва различимое в темноте острие.

– Умница, – сказал Пепел. – Брось.

Дзинь! Булавка просвистела мимо его уха и звякнула о стену, выбив сноп бледных искр.

Щелк! Пепел взял индианку на мушку прежде, чем искры успели растаять во тьме.

– Ты приказал, и я бросила. – Сказала жрица. – Ты хочешь убить меня за это?

Стрелок на секунду замешкался.

– Я не сказал, куда, – произнес он наконец. – Извини.

Пепел опустил Кочергу, но с курка не снял.

Игуана опять засмеялась. Она тряхнула головой. Ее сложная прическа рассыпалась, и две бухты тяжелых кос упали на бронзовые плечи жрицы.

– Священные волосы, – сказала Игуана. – Они не должны касаться навоза. Помоги мне.

– Навоза? – спросил Пепел.

– Золото, – объяснила жрица. – Навоз богов. Лови, ковбой.

Игуана швырнула ему одну из кос. Пепел ухватил ее в полете, но та зазмеилась вниз и едва не выскользнула у него из рук. Поколебавшись, он спрятал оружие и подхватил бухту волос обеими руками.

– И твой помощник. – Игуана бросила вторую косу торговцу.

– Э-э, – сказал Пако. – Помощник?

Взгляд Игуаны вернулся к нахмуренному слингеру.

– Не бойся меня, ковбой, – сказала жрица. – Хочешь, я буду рядом, когда ты умрешь? Я возьму твое лицо и буду носить его вот здесь.

Она положила руку на одну из лицевых костей.

– Или на животе, – сказала Игуана. – Чтобы мой следующий сын родился таким, как ты.

Пепел огромным усилием вернулся к теме:

– Мы хотим знать, что на диске. Покажи нам. И мы уйдем.

Жрица склонила голову.

– Я покажу, – сказала она тихо. – Подойди ко мне. Подойдите вы оба.

Стрелок не двинулся с места.

– Нам и здесь хорошо, – сказал он.

– Почему ты боишься меня, ковбой? – спросила Игуана. – Тебя пугают мои одежды? Мне снять их? Не бойся их! Это обычные кости людей. Кости зверей ведь тебя не пугают.

«Опять цыганские фокусы», – подумал слингер.

– Не пугают, – сказал он. – Эти тоже не пугают.

– А вот и пугают, – сказал Пако. – Снимай.

Бессмертная Игуана отстегнула костяной лифчик и швырнула его прочь. Следом во тьму полетели браслеты-челюсти с обеих рук. Пальцы жрицы скользнули вверх по ее гладкой ноге и остановились у застежки на поясе. Невесомая повязка, спадавшая с ее талии, трепетала в теплом дыхании факелов.

– Нет, – сказала Бессмертная Игуана, отняв руку. – Должен остаться какой-то наряд. Я стою в храме.

– Сними тряпку, а браслеты обратно надень, – подсказал мексиканец.

– Не так. – Она вскинула подбородок. – Вы оба, идите за мной, несите волосы.

Она сделала шаг назад. Потом еще и еще один. Коса в руках Пепла натянулась, и ему пришлось шагнуть Игуане навстречу.

Жрица вспорхнула в бронзовую чашу, едва-едва потревожив груду драгоценностей. Она взялась за косы и потянула их на себя.

– Идите. Уходите с пола. Золото грязь. В золоте можно всё.

Торговец послушно побрел за ней.

– Самсон и Далила, мексиканец, – сказал Пепел.

Пако занес ногу над высоким краем чаши.

– Слингер, – сказал он. – Спасибо, конечно, но я ни слова ни понял, что ты сказал сейчас.

Пепел нахмурился.

– Самсон и Далила, – повторил он. – Уловка стара как мир.

Пако секунду поколебался.

– Ты прав, чико! И будь я проклят, если я сейчас же мигом на нее не куплюсь.

Он ступил в золото и чертыхнулся, когда едва не потерял сапог. Пепел вздохнул и шагнул за торговцем следом.

[ФОН] /// Confronting the Beast /// AKIRA YAMAOKA

Из груды сокровищ получилось бы неважное ложе. Золотые безделушки осыпались под ногами и почти не давали им опоры, да еще над головой болтался тяжелый крюк на цепи, то и дело норовивший задеть слингеру по голове. Дважды Пепел оступался и ронял косу в золото. Оба раза он ждал, что Бессмертная Игуана прервет ритуал, но она, как видно, впала в шаманский транс. Жрица стояла неподвижно, прикрыв глаза и заметно вздрагивая. Слингер готов был поклясться, что она что-то слушает или чего-то ждет.

Мексиканец открыл рот, но Пепел остановил его жестом. Он тоже прислушался. Глубоко внизу, под толщей металла, гудели водяные насосы.

Кланг! Что-то переключилось в недрах железной пирамиды, и жрица заговорила, нетвердо и едва слышно:

– Наш отец Кецалкуат, Несущий Знание, Пернатый Змей, великий белый бог, требует детей Солнца вернуться… и пойти войной на тех, что кормят ложное божество своей плотью, и поят своего Бога Смерть своей кровью, и пожирают его фекалии, не ведая, что восходит из ямы шестое солнце, и грядет великая война трех миров, где детям Солнца предстоит победить, или да пожрет их Отец Люцифер, Отец Уицилопочтли, Отец Солнце!

Игуана запнулась.

– Огненный змей Кецалкуат велит нам сжечь Иисуса Христа, – сказала она другим голосом, немного помолчав. – И сжечь его мёртвых слуг. И сжечь Пирамиду-Призму, и всех ее рабов, и всех ее учеников, и всех ее служителей.

«А девчонка-то напугана», – осенило Пепла. И не просто напугана. Верховная жрица была на грани истерики.

– Эста буэно, – сказал Пако. – И зачем…

– А иначе Кецалкуат выпустит шестое солнце из ямы и оно сожжет весь мир, и все дети пятого солнца умрут, а спасутся только дети шестого солнца, я и ты, ковбой, – сказала жрица.

– Солнце, послушай… – начал Пепел.

– А я? – спросил Пако. – Я спа…

– Солнце, – громко перебила его Игуана. Стены храма загудели в тон ее голосу. – Солнце в яме! Ты понимаешь, что это значит, глупая тварь?!

Она раскрыла глаза – живой и мертвый, одинаково холодные и пустые.

Кланг!

– ДЕРЖИСЬ! – крикнул Пепел, и в следующий миг опора под ногами исчезла.

В компании безделушек они полетели во тьму.

«Девка не упала», – подумал слингер, болтаясь туда-сюда как мексиканская пиньята, поочередно врезаясь плечами в железные стены колодца. Чертова жрица обманула их. Когда дно чаши распахнулось, Пепел чудом вцепился в ее косу, а потом не отпускал ее ни на миг, стерпев и обжигающий рывок, и болтанку, что последовала за ним. Волосы натянулись, но выдержали его вес. Игуана не провалилась следом.

Тьма в колодце была кромешной. Где-то внизу грохотал большой механизм, и золото верещало, попадая в его трущиеся части. Пепел обвил косу ногами, стараясь укрепиться прочнее. Волосы натянулись, и под пальцами слингера внутри косы лопнул узел. Потом еще и еще один. С каждым распустившимся узлом стрелок проваливался на пару дюймов ниже.

– Пако! – крикнул он, не зная, жив ли еще мексиканец. – Не дергайся! Это ритуальные волосы, распускаются от каждого рывка!

«Коса самоубийцы», – так называла их Трикс. Она умела плести такие узлы.

Далеко внизу вспыхнул огонь. Безделушки засвистели и запищали в струях газового пламени, будто живые.

Колодец был не шире старательской ямы и внутри напоминал фабричную трубу. Горелки опоясывали его у основания, в несколько рядов. Огонь бил из них попеременно, размягчая сокровища, превращая их в однородную массу. Здесь и там из плывущего металла выныривали черные плавники-лезвия. Они взбивали золото в ровную жидкую гладь.

Пепел моментально взмок. Он прищурился, не в силах терпеть сияние пламени. Воздух в трубе так яростно обжигал ноздри, что дышать приходилось только через рот.

Натянув шейный платок, на нос и прикусив его зубами, стрелок замер. Волосы скользили в его потных ладонях, но любое резкое движение могло стоить ему новых узлов.

Щелк! Горелки отключились разом, и в колодце снова стало темно. Раскаленное золото едва заметно полыхало под ногами, дыша призрачным малиновым светом. Пепел открыл глаза и всмотрелся.

Торговец висел далеко внизу, на фоне тлеющего озера, и медленно вращался, цепляясь за вторую косу.

– Пако! – крикнул слингер.

Голова мексиканца дернулась и тут же свесилась на бок. Он был на грани обморока, – а может быть, уже отключился.

Наконец в багровом сиянии обозначились призрачные стены колодца. Пепел быстро оглядел их. Здесь и там на железе виднелись ровные сварные швы, но зацепиться было не за что, ни рядом, ни выше, ни еще выше, и так – до самого люка, в который они провалились, далеким пятном парившего над головой. Длинные косы исчезали в нем, но без опоры по ним было не взобраться. К тому же волосы распускались, становясь всё длиннее. «Распадутся на пряди, – подумал слингер, – и делу конец».

Путь был открыт только вниз, навстречу раскаленному озеру – и Пепел заскользил туда, стараясь не тревожить хитрые узлы.

Он сразу должен был заподозрить неладное. Коса была живой, но слишком длинной – настоящие волосы не смогли бы так отрасти. «Сколько девственниц ты остригла? Двадцать? Сорок?» – гадал стрелок, опускаясь глубже и глубже в душное пекло.

Трикси не стригла девственниц. Да и девственницами они были вряд ли. Его бывшая нареченная всегда лишь игралась. Она игралась в колдовство, потом в науку, потом в защиту природы, в жертвоприношения, и даже в их роман. Трикс ничего не умела делать без игры и притворства. В итоге Пепел просто устал от нее.

Пако встретил его остановившимся взглядом из-под кожаной шляпы. Пот блестел у мексиканца на лбу, тек с носа и градом катился с подбородка.

– Снимай пончо, – прохрипел слингер.

Торговец не отвечал. Он вцепился в косу обеими руками и не хотел отпускать ее ни на миг. Он вряд ли соображал, где находится.

– Снимай, – повторил Пепел. – Тебя удар хватит.

Медленно вращаясь, Пако проваливался всё ниже. Он был тяжел, и узлы распускались над ним сами собой, размеренно и неуклонно.

Трикс не убивала свои жертвы, а лишь изводила их, опуская женщин в термитники и паучьи колонии, а мужчин пытая с помощью оводов, муравьев и ос. Трикси говорила: эти люди плохие, и природа, согласно ей, имела право взять с них свое.

Стрелок вытянул руку, схватил Пако за шиворот расписного пончо и стащил тяжелую тряпку торговцу через голову, вместе с кожаной шляпой. Тот не стал помогать, но хотя бы не сопротивлялся. Драное пончо упало вниз, распласталось по огненной глади и вспыхнуло, источая невыносимый смрад. Шляпа заскворчала следом – и тут еще одна мысль навестила Пепла.

«Стоит волосам коснуться золота, – подумал он, – они загорятся, и одному из нас конец. А следом и второму». Их шансы на спасение были близки к нулю.

Пока он раздумывал, торговец совершил еще оборот, потом еще – и успел провалиться на полфута.

– Диллинджер! – Пепел вытянул руку, но мексиканец, чуявший угрозу что в обмороке, что во сне, опять вцепился в пистолет мертвой хваткой. Стрелок потребовал: – Отдай! Или выбрось сам. Ты слишком толстый.

– М-М-М-М! – Пако яростно замотал башкой. Он отпихнул слингера и принялся шарить по карманам.

Вниз одна за другой полетели золотые безделушки. Они падали в раскаленную гладь, а Пако худел на глазах, вытаскивая всё новые ценности, опустошая карман за карманом.

Последним в золото плюхнулся тяжелый подсвечник.

– Сам ты толстый, понял? – промычал мексиканец. Он дернулся, и коса над ним тут же уступила еще полфута. Нижний конец ее задымился, и крошечные искры взбежали по волосам снизу вверх, уничтожая на ней мелкие локоны.

Скрипнув коронками, Пако снял с пояса тяжелый диллинджер. Торговец поцеловал ствол напоследок, потом вытянул руку и разжал пальцы.

– Адьос, красавица.

Шлеп!

Пистолет упал вниз, и раскаленная гладь приняла его.

Кланг! Кланг! Кланг! Словно по команде где-то рядом заработали новые механизмы. Из неразличимых сверху отверстий в золото посыпался щебень, песок и комковатый грунт. Лезвия снова пришли в движение, взбивая раскаленный коктейль и замешивая его в тесто.

«Теперь машины всё вычерпают и распылят под землей», – подумал стрелок.

А внизу останутся лезвия, раскаленные докрасна.

– Извини, Пако, – сказал он. – Но всё равно умрем, как видно.

Кланг! Кланг!

– Хотя по-другому, – добавил Пепел и прислушался.

Что-то шло не так.

Золотая каша не убывала, а почва всё сыпалась из подающих отверстий, и лезвия упрямо мололи ее, запекая грунт и металл до каменной твердости.

Кланг! И-и-и-И-И-И!

Лопасти-лезвия совершили в неподатливой массе один последний оборот и со скрежетом встали на месте. В колодце стало тихо – лишь водяные насосы гудели и чавкали далеко вверху.

«Утилизатор», – подумал слингер. Уже много лет федеральный закон требовал от промышленности возвращать отходы в почву, распределяя их в недрах земли-матушки на радость экологическим богам. Весь хлам, пригодный к утилизации, заканчивал свою жизнь в подобных ямах-мусоросжигателях, но…

– Слингер! – позвал торговец.

Военному стрельбищу наверняка полагалась одна такая яма, но…

– Чико! – позвал торговец.

Еще была железная пирамида. И вода. Весь этот… огромный допотопный пламегаситель.

– Пепел! – позвал торговец.

– М-м? – стрелок очнулся.

Всё это совершенно не клеилось.

– Тебе еще повисеть охота? – спросил Пако. – Или спрыгнем уже?

– Стой.

Прижав косу локтем, слингер порылся в нагрудном кармане. Он нашарил половинку сигары, ухватил окурок зубами и сплюнул его на дно. Тот задымился, потемнел, – но не вспыхнул.

– На три-четыре, – сказал Пепел.

Они спрыгнули вниз.

Запекшаяся масса всё еще хранила жар, да такой, что устоять на месте было практически невозможно. Они с Пако бродили по дну колодца как пара встревоженных койотов в волчьей яме, осматривая то, что еще можно было осмотреть. У них под ногами хрустела раскаленная корка, каждый фунт которой мог уйти на фабрике за пару-другую сотен долларов.

– Поломалась машинка, – сообщил торговец, оглядев подающие отверстия. – Всё равно тесно – не пролезть.

Щели были не такими уж тесными, и сам Пепел наверняка пролез бы в одну из них – но каждая оказалась наглухо запечатана землей и щебнем. Насосы все так же гудели вверху, качая воду, и что-то в этом звуке тревожило слингера. Пепел сам не знал, почему, но их размеренное чавканье гнало его вверх еще настойчивей, чем раскаленное дно.

«Дело в горелках», – подумал стрелок. Эти-то как раз не пострадали. Их закопченные жерла опоясывали колодец в два ряда. Горелки встречали Пепла с каждой стороны, куда он ни направлял шаг.

– Автономная цепь, – сказал он.

– Чего? – спросил Пако из темноты. Его голос дребезжал, отражаясь от железных стен.

– Сюда! – отозвался слингер.

Осознав, откуда исходит угроза, Пепел начал соображать быстрее. Он ухватился за косы и бросил одну из них торговцу.

– Спиной к спине, – сказал слингер. – Ногами в стены. Быстрее!

Повиснув на волосах, стрелок выгнул спину и уперся каблуками в железо. Мексиканец запыхтел и завозился у него позади.

– Чинга ла бида, слингер, откуда спешка?

– Нет времени, – отозвался Пепел. – Залез?

– Сейчас…

Пако толкнул его локтем, подпрыгнул и наконец укрепился сам.

– Теперь поднимаемся, – сказал Пепел. – Осторожно. Волосы крепче держи.

Мексиканец сделал рывок и снова обвис.

– Не выходит!

– Да не прямо вверх. А против часовой, чтоб заплести.

– Тьфу, мадре! Так бы и сразу и сказал.

Они начали подъем – затылок в затылок, по спирали, сплетая две полураспущенные косы в одну неровную толстую бухту.

«Всё же, солнце, получилось не так, как ты хотела», – раздумывал слингер, нащупывая каблуком удобный сварной шов, поднимаясь выше и выше.

Игуана вручила им косы. Вот что не давало ему покоя. Если бы жрице хотелось убить их обоих – она могла просто заманить его и торговца в чашу, в золото. Потом дождаться, когда откроется люк. А так, она дала им шанс выбраться.

Точнее – дала шанс одному Пеплу. Достаточно было один раз глянуть на Пако, чтобы понять – узлы полопаются над ним как мыльные пузыри. Откуда жрице было знать, что ковбой и Кортес вдруг решат позаботиться друг о друге?

– Слингер?

– А?

– Передохнем?

– Нельзя, – сказал Пепел. – Опасно.

Пако негромко выругался.

– Да что ж такое, а? Я думал, внизу было опасно.

– Земля подается отдельно, – объяснил стрелок. – Вода отдельно. У лезвий – тоже свой механизм.

Торговец помолчал.

– И свечки те, да? – сказал он. – Как в их шаманских циклетах.

– Гм. – Пепел не задумывался об этом. – Да, у горелок тоже автономная цепь. Сломалось что-то одно – не значит, что сломалось другое.

– Думаешь, снова включатся?

Стрелок пожал плечами.

– Вода еще течет, – сказал он. – Будет ли еще гореть огонь?

Пако снова помолчал, сосредоточенно шевеля лопатками.

– Ах ты, шлюха поганая, – пробормотал он наконец. Потом откинул голову назад. – Веришь, слингер? Найду – даже лапать не стану. Сразу с порога кислотой в морду, пусть покривляется, шлюха.

– Мы сломали ее храм, – сказал Пепел. – Как по мне, этого уже хватит.

– Да он сам поломался! Что мы ему сделали?

Стрелок на секунду задумался.

– Твой диллинджер. Он ведь не золотой был.

– Позолоченный, – сказал торговец. – Золото пулю не держит.

– А их машинка, – сказал Пепел, – как видно, не держит сталь.

КЛАНК-ф-ф-ф-Ф-Ф!

Люк уже висел над головой – и тут-то горелки включились снова.

– На три… ЧЕТЫРЕ! – крикнул Пепел. Они прыгнули в противоположные стороны.

Выбросив руки, слингер ухватился за внутренний край чаши. Он быстро подтянулся, вскарабкался по ее наклонной поверхности, вывалился на пол и едва не захлебнулся свежим холодным воздухом. Наслаждаться, впрочем, стрелку выпало недолго.

Бухта волос полыхала и смердела. Расплетенные косы вспыхнули моментально, снизу доверху, и горели они в десяток раз быстрее, чем бикфордов шнур. Спустя миг ослепительное трескучее пламя поглотило их целиком, и от парика жрицы остался только потемневший каркас.

Едкий молочный дым клубился под низким потолком, но у самого пола воздух был сравнительно чист. Стрелок не торопился вставать. Железный пол приятно холодил его взмыленную спину. Бронзовый обруч-тиара, еще недавно оплетенная косами, покачивался над ямой и тоже дымился. Перед самым падением жрица набросила его на крюк.

«Допустим, Кортес погиб, а ковбой выбрался, – подумал Пепел, – и что тогда?»

Он прищурился. Какой-то предмет свисал с обруча на короткой цепочке. Совсем мелкий, едва крупнее, чем серьга. Поначалу стрелок и принял его за украшение, хотя, если подумать, он скорее был похож на…

Встав на ноги, Пепел взялся за край чаши, вытянул руку и подтянул горячий обруч к себе.

– Самый большой брелок в истории, – пробормотал он. – И всего на один ключ.

Щелк!

Насосы заглохли, и в храме установилась звенящая тишина.

– Пако? – позвал слингер.

Ответа не было.

Пепел обошел пустую чашу. На полу не осталось ни единой безделушки. Кто-то успел заботливо собрать их.

– Пако? – Он вынул Кочергу и аккуратно взвел курок.

Став на край чаши, Пепел осторожно заглянул в люк. Потом спрыгнул на пол, выпрямился, прошел к выходу. Чертыхнувшись, он протиснулся в узкий лаз. Еще миг, и стрелок выбрался наружу, загораживаясь рукой от молочного дневного света.

Мексиканца не было нигде.