Текст книги "Змеиный бог (СИ)"

Автор книги: Алексей Егоренков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Тяжелый радужный ком раскаленного железа, только что бурливший у него над головой, теперь оборвался и пронесся вниз, дохнув металлическим жаром. Из зарослей у подножия колеса взметнулся в небо язык грязного пламени. На спину Пеплу посыпался раскаленный мусор, – по счастью, довольно мелкий, – а новый шар огня уже летел к цели, заполняя окрестности вкрадчивым пением.

«Если это колдовство, – подумал стрелок. – то и дьявол есть на свете, и… и Кецалькоатль, и черт знает что. Хоть даже преисподняя».

– Помощник! Сю…

М-р-БУМ-м!

Колесо обозрения дрогнуло от нового огненного взрыва. Еще одна кабина, полуистлевшее осиное гнездо в череде таких же, вспыхнула где-то под ногами и скрутилась улиткой, потом завинтилась еще сильней, затягивая в себя окрестный мусор.

Кланг!

Железная скоба, за которую Пепел цеплялся, вдруг обломилась и осталась у него в руке. Он повис вниз головой, от неожиданности отпустив кусок металла и позволив ему уплыть в окружающее пространство.

– Ковбой! Пепел!

Индеец всё-таки шел за ним по пятам. Взрывом его отбросило в сторону, и Ревущий Буйвол теперь болтался внизу, на фоне опрокинутого пространства, цепляясь за удачно подвернувшийся ему обрывок цепи. Стрелок подполз к Буйволу поближе, помедлил и вытянул руку ему навстречу.

– Ну? – сказал Пепел, когда ничего не последовало в ответ. – В чем дело?

Глаза индейца смотрели на него с ненавистью.

– Ты должен говорить со мной вежливо, – сказал Буйвол, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. – Я не стану брать тебя за руку. Вытащи меня сам.

Слингер молча развернулся и продолжил спускаться вдоль толстой перекладины. Вожак был молод, горяч и наивен – быть может, он просто не умел вести себя иначе – но Пепел давно был сыт им по горло. «Ну его к дьяволу, – подумал стрелок. – Не нравится – пусть идет пожалуется сестре».

– Твое племя – мерзкое племя! – крикнул Буйвол ему вслед. – Всё живое ненавидит вас, и мерзостям вашим нет числа!

Мр-р-БУМ-м-р-р-р-р-р!

Кайнс пристрелялся. Хвостатый сгусток ударил в центр колеса: туда, где сходились две стальные ноги, державшие конструкцию на весу. Одна из ног осела и надломилась, выбросив огромный фонтан искр.

Р-Р…

В какой-то момент казалось, что колесо устоит, но в следующий миг остов-полумесяц рухнул.

Мимо Пепла скользнула горящая шестерня: пылающий стальной жернов, за которым тянулся дымный след. Стрелок ощутил, что висит в пустоте без всякой опоры и даже ориентира – повсюду было сплошное черное небо. Сам горизонт куда-то терялся, и земля то и дело норовила уплыть из поля зрения. В воздухе парили искры, танцевали хлопья раскаленной золы, и дрейфовали горящие обломки. Пепел ухватился за один из них, но тот падал – всё падало и кружило в этой безумной карусели. Каблук слингера задел за что-то твердое, и нога Пепла выстрелила прочь, а водоворот из дыма и огня завертелся втрое быстрее.

Жар быстро сменился холодной тьмой. Нечто огромное налетело на слингера и принялось терзать его когтями со всех сторон. Пепел вскинул руки – одной прикрыв лицо, второй хватаясь за шляпу. Немного придя в себя, он понял, что катится по земле, а царапают его ветви терновника. Правая нога слингера болела от пятки до самого бедра: в полете он задел каблуком о край ямы, отчего был подброшен и остался жив, хоть и не сказать, что без единой царапины. Пепел скатился на дно котлована и перевернулся на спину.

Прямо над ним догорал остов колеса. Клочья сажи всё так же кружили в вечернем небе, похожие на стаю черных ворон. Раскачиваясь из стороны в сторону, слингер поднялся и захромал прочь, подальше от накренившейся и пылающей стальной конструкции.

После яркого пламени глаза Пепла едва могли видеть в темноте. Он прошел лишний десяток футов, наверняка, и только потом вскарабкался по сыпучему краю оврага. Там, где Пепел выбрался из ямы, было прохладно и совершенно темно.

Лагерь ацтеков лежал по соседству. Он целиком был охвачен пожаром. Остов колеса продолжал распадаться: одна из опор накренилась еще сильней, потом с протяжным ревом обломилась у основания и рухнула, взметнув густой столб дыма и огня. Земля дрогнула, и полдюжины глоток зашлось в отчаянном вопле – упавшей конструкцией накрыло пару мотоциклетов и нескольких зазевавшихся дикарей. Пепел вынул сигару и закурил.

«Вот так, Игуана, – подумал он, набрав в легкие дыма, – вот так судьба карает непостоянных женщин».

– Ты стреляй!

– Сам стреляй!

За его спиной бранились голоса, один из которых был Пеплу знаком. Да и второй, определенно.

– Нужен труп, амиго, – увещевал кого-то Пако хриплым шепотом. – Или труп, или много разговаривать. А я не хочу, чтобы разговаривать. Ни тебе, ни мне. Понял, да?

– Нельзя, нельзя, – возражал второй голос.

«Тони-Глиста, – узнал Пепел, – тощий помощник шерифа».

Он достал Кочергу и обернулся. Патрон в барабане так и остался всего один. Но торговец не мог знать этого. Или мог?

Стрелок нахмурился. Он стоял и ждал.

– Ну вот, теперь у него револьвер, – бубнил Глиста в темноте. – Нет. Из моего не буду. Дай мне свой. Свой дай. Где твой? Т-ты что, и диллинджер посеял?

Щелк! Впереди зажегся электрический фонарь, закрепленный на крыше кособокой дырявой постройки. Вначале стрелок принял ее за уличный сортир, а потом запоздало понял, что перед ним стоит машина помощника шерифа. Это была кустарная колымага на широкой платформе, с кинетическим приводом – детище какого-нибудь деревенского кузнеца или плотника, того самого, что в остальное время строит уличные сортиры.

Хруп! Всё произошло так быстро, что стрелок не успел ни выстрелить, ни додумать мысль. Серая тень прошелестела в траве, мелькнула у его ног и прыгнуло во тьму. Луч прожектора дернулся, метнулся в сторону, а потом уставился в небо. Из темноты не доносилось ни звука.

Держа револьвер наготове, Пепел шагнул вперед. Едва он сделал второй шаг, как неведомый ночной хищник поднялся во весь рост. Им оказался ни кугуар, ни медведь, ни койот-переросток. Это был маленький ацтекский вожак.

– Так тебе и надо, мерзкий шпион, – сказал Буйвол, пристально глядя себе под ноги. – Ты теперь не будешь уже шпионить.

В его черных зрачках плясали отблески далекого пожара. Двигаясь умело и беззвучно, Ревущий Буйвол несколько раз пнул лежавшего на земле. Стрелок осторожно приблизился, шаря по карманам в поисках спичек. Тут прожектор наклонился, и пятно света легло слингеру под ноги, ярко подсветив каждый камень и травинку.

Тони-Глиста был жив. Он лежал на спине и тяжело дышал. Зрачки его глаз беспорядочно плавали туда и сюда: он посмотрел на слингера, потом глянул на мексиканца, потом на индейца. Лицо Тони при этом осталось ровным и гладким. Помощник не делал попыток подняться, руки и ноги его не шевелились. По всей его коже – на запястьях, на коленях и около шеи – аккуратным орнаментом краснели фигурные симметричные ранки.

Торговец вышел к свету прожектора с выражением младенческой невинности на лице. Он подступился к подручному, суеверно избегая наступать в его тень, и опустился на корточки около Тони, напротив слингера.

– Нервы перерезаны, – сказал Пепел.

Мексиканец молча зыркнул на него исподлобья, потом снова пригнулся к помощнику.

– Тони, – позвал он. – Тони, ты как вообще?

– Он вообще никак, – сказал Пепел.

– Я не тебя спрашивал, – огрызнулся Пако.

– Он не может тебе ответить, помощник, – сказал Ревущий Буйвол. – Твой великий наниматель забрал и язык у него тоже.

Проследив взгляд мексиканца, стрелок покосился вверх. Буйвол стоял где и раньше, но в руках его теперь блестели две прямые иглы, судя по всему, из меди или бронзы. Их острия были до половины окрашены кровью. Секунда – и ацтек ловко защелкнул две иглы в одно целое, в подобие длинной двузубой вилки. Индеец поднес два острия вилки к ноздрям, понюхал воздух, – а потом одним ровным движением ладони задвинул вилку себе в нос до упора, насколько остриям хватило длины. Вилка полностью исчезли в недрах его черепа – только бронзовое кольцо-набалдашник осталось у индейца под носом, то самое кольцо, которое Пепел раньше принимал за серьгу.

Пако огляделся и поворочал языком во рту.

– Точно говорить не сможет? – спросил он Ревущего Буйвола. – Никак не сможет? А буквы писать сможет? Картинки рисовать?

Буйвол не ответил. Мексиканец посмотрел на Пепла. Тот хмуро покачал головой.

– Я таких уже видел, – сказал он.

«Это не смерть. Это хуже смерти», – подумал слингер.

Трикси заплетала девушкам и женщинам косы, а мужчин оставляла смотреть. В процессе она объясняла им, какие они плохие люди. Как они убивают диких зверей и уничтожают дикую природу, тем самым приближая конец света. Плохие люди ее слушали. Они мало что могли сделать.

– Это не жилец, – сказал Пепел.

Пако вскинул густые брови.

– И что делать будем?

Пепел хмыкнул и пожал плечами.

– Ты хотел себе труп, – сказал он. – Считай, ты его получил.

Глаза Тони бессмысленно смотрели вверх. «Это шок, – подумал слингер. – А когда пройдет, он будет жить ровно столько, сколько ему понадобится, чтобы умереть».

– Он не мертвый, – сказал Ревущий Буйвол, заметно нервничая. – Я не убиваю жизнь. Он живой, он просто не будет больше шпионить.

Пако оглушительно фыркнул, шлепнув губами, потом не сдержался и расхохотался, да так, что в его кожаном жилете затрещали нитки. Индейца его смех растревожил не на шутку.

– Кажется, этот помощник сошел с ума, – сказал он Пеплу.

Стрелок лишь молча посмотрел на Буйвола, потом на Пако. Торговец хохотал и хохотал.

– У него трясучая болезнь, – сказал вожак. – Он смеется и не может остановиться.

– Это такой мексиканский юмор, – объяснил слингер. – Он хотел, чтоб полицейский убил меня, а вместо этого явился ты. Он думал, ты убьешь меня, а ты убил полицейского. Типичная мексиканская кинокомедия, сеньор Роберт Родригес.

– Мой родственник, – сказал торговец, на миг приняв серьезный вид.

– Я не… он не… – Индеец растерялся, потом рассердился: – Ты глупый помощник, ты ничего не знаешь. Это не полицейский, это шпион. Шпион ходит в такой клетчатой рубашке. А полицейские живут в Денвере, ходят в синей одежде и ездят на синих прыгающих машинах.

Пако уже не хихикал, а квохтал как издыхающий индюк. Даже слингер не смог сдержать улыбки. Не радовались только Буйвол и бедный Тони-Глиста. Индеец мялся с ноги на ногу, а помощник шерифа неподвижно лежал на спине и шевелил кадыком. «Хоть гортань работает», – подумал стрелок. Толку в этом, правда, для Тони было немного.

О-о-о-о-а-а-а-а!

Вдали послышался механический вой. Пепел на секунду замер – сирена в такое время года могла означать что угодно: бурю, землетрясение, мор, дождь из болотных жаб и прочие десять казней египетских. Но сирена провыла и умолкла, и вокруг опять сделалось тихо.

– Что это? – спросил индеец.

– Полицейские, – сказал Пепел. – Из Денвера. На прыгающих машинах.

Теперь Буйвол занервничал всерьез. Ухватив Тони под мышки, он взялся усаживать несчастного помощника у неуклюжей заводной платформы.

– Он живой. Он живой, – бормотал ацтек, распаляясь всё больше. – Сядь! Сядь! СЯДЬ!

Его возня не приносила никаких результатов: тело помощника всякий раз оползало на мятую траву словно тряпичная кукла. Сдавшись, Буйвол кинулся на распростертого Глисту и принялся пинать его с маниакальной яростью.

О-о-о-о-а-а-а-а!

Сирена провыла еще ближе. Буйвол прервал избиение лежачего и замер, настороженно уставившись в темноту.

– И что теперь делать будем? – спросил он с неожиданной интонацией, голосом ребенка, подражающего речи взрослых.

В ответ Пако хлопнул индейца по плечу. Он сказал:

– Беги, кукарача.

О-О-О-О-А-А-А-А!

И немедленно побежал сам.

Ацтек оглянулся на слингера, потом на мелькающие в темноте подковки мексиканца, и тоже сорвался прочь. Когда первые огни Хреновин показались из-за горизонта, Буйвол м Пако успели спуститься в котлован и продирались сквозь тернии где-то его края.

Слингер замешкался, но лишь на пару секунд. Машины полицейских уже сыпались на лагерь, лязгая стальными ногами и вздымая целые торнадо из степной пыли. Лучи их многочисленных фонарей и маяков сияли и перекрещивались в клубах песка и черного дыма, всё еще дрейфовавшего со стороны мотеля и упавшего колеса. Несколько мотоциклетов носилось по стоянке и пыталось скрыться, но прыгунцы всякий раз преграждали им дорогу. Стрелок в последний раз осмотрел неподвижное тело.

– Извини, Тони, – сказал он.

Потом наставил Кочергу против локтя…

БУМ!

…И прострелил помощнику шерифа глаз.

Он не побежал прочь, а, скорее, пошел быстрым шагом – слингер терпеть не мог беготню. Лезть в заросли терновника Пепел тоже побрезговал – его плащ и так с каждым днем всё больше нуждался в профессиональной починке, которой за пределами города было не сыскать.

Стрелок изрядно устал. В диких пустошах нетрудно было растерять остатки достоинства, но Пепел до сих пор верил в честный бой. Он никогда не любил расстреливать людей беспомощных и безоружных, даже откровенных ублюдков, не говоря о слабаках и ничтожествах. Хуже того, именно такие смерти донимали его сильнее всех. Именно так он чувствовал себя, когда узнал, что старый Джонни мертв. Никто тогда не винил беглого Джоша, да и вообще, вряд ли кто-нибудь на свете помнил, что у Джонни был сын. А сам старик напрашивался очень давно. Он жил широко, много врал и много пил – а значит, обязан был когда-то нарваться. И всё же. Будь при нем револьвер – возможно, старый Джонни был бы жив и поныне.

О-А-А! БУМ!

Тяжелый прыгунец грохнулся сверху, усевшись прямо перед слингером и оборвав его невеселые мысли. Прыгучая Хреновина загудела, устроилась на складной ноге и включила прожектор.

– ВАС ПРИВЕТСТВУЕТ ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ ДЕНВЕРСКОГО ПЕРИМЕТРА, – сообщила Хреновина голосом телефонной барышни. – ПОЖАЛУЙСТА, ПОМЕСТИТЕ ЛАДОНИ ВНУТРЬ ОКРУЖНОСТЕЙ, ПОМЕЧЕННЫХ БЕЛЫМ ЦВЕТОМ.

– Не вижу никаких окружностей, – сказал Пепел.

Из брюха машины выскользнула и свесилась металлическая пластина размером с узкую дверь. По бокам ее на уровне его плеч красовались два белых круга. Барышня тем временем сообщила ему права, тараторя на бешеной скорости.

Стрелок надвинул шляпу на глаза и спрятал лицо в тени. За последний час каждый встречный так и норовил ослепить его фонарем. Он сказал машине:

– Адвоката, говорите? Ладно, я требую адвоката.

Над щитами, прикрывавшими кабину Хреновины, зажглось три оранжевых сигнала.

– ПОЖАЛУЙСТА, ПОМЕСТИТЕ ЛАДОНИ ВНУТРЬ ОКРУЖНОСТЕЙ, ПОМЕЧЕННЫХ БЕЛЫМ ЦВЕТОМ, – повторила железная барышня. – ПОЖАЛУЙСТА, СЧИТАЙТЕ ЭТО ПЕРВЫМ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕМ.

Одна из сигнальных ламп погасла.

– Вечно у вас эти предупреждения. – Стрелок сплюнул в траву сквозь зубы.

Прыгунец не двигался. Над кабиной погас второй сигнал.

– ПОЖАЛУЙСТА, СЧИТАЙТЕ ЭТО ВТОРЫМ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕМ. ПОЖА…

– Хватит, господа, – раздался позади добродушный голос, и слингер учуял запах крепчайшего домашнего одеколона. Динамик Хреновины умолк, и звук оборвался.

– Психологические трюки на наших пустынных красавцев не действуют. Верно говорю, мистер Красавец, сэр?

Пепел обернулся. У него за спиной стоял невысокий коренастый человечек, носивший пенсне с треснутым левым стеклом и шляпу-котелок на голове. Человечек был закутан в длинный плащ, частично скроенный из медвежьей шкуры, а частично – из лоскутов от какого-то банного халата или нескольких. На медвежьей половине его одеяния блестела шерифская звезда.

– У меня есть приятель, который душится как вы, – сказал Пепел.

– Я знаю, сэр, кто ваш приятель. – Гость повернулся к машине. – Этого я заберу сам. Это тот негодяй, что прикончил моего помощника.

Третья сигнальная лампа погасла. Хреновина постояла неподвижно, потом со свистом вобрала в себя размеченную доску.

– ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ ДЕНВЕРСКОГО ПЕРИМЕТРА БЛАГОДАРИТ ВАС ЗА СОТРУДНИЧЕСТВО, – пролаяла железная дама. Прыгунец опустился к земле, замер на секунду – а потом с лязгом выстрелил далеко в небо, взметнув единственной ногой широкий хвост из песка и пыли.

– Городская эта бригада вся, – пробормотал шериф. – Руки за спину, сэр. Без окружностей меченых, извините.

Он принялся вязать руки Пепла колючей пенькой – может статься, той же самой, что помогала ему вершить правосудие. Если так, то повешение было жестоким: вязать узлы шериф не умел совсем. Он постоянно забывал подтянуть петли, затем пытался грубо их распутать и затягивал еще сильнее, доставляя неудобства и Пеплу, и себе. Несколько раз коротыш приходил в ярость, аккуратно снимал пенсе, а потом метал молнии и ругался почем свет, проклиная округ, и Купол, и Денвер, и даже Святую Испанскую Инквизицию. Это, похоже, и был шериф Уилсон, на которого у Пако имелся нож. Теперь стрелок мог понять торговца.

– Я не знаю, что здесь творится, шериф, – сказал Пепел, сам чувствуя, что говорит правду.

Но Уилсон только отмахнулся.

– Если б я мог, я бы вздернул вас на месте, сэр, – пробурчал он. – Но благодаря вам и вашим приятелям в окрестностях не уцелело ни одной высокой перекладины. Всё пожрано этой, если угодно, гиеной огненной. Или, скажете, пожар тоже не вы устроили?

– Впервые вижу ваше огненное животное, – сказал Пепел. – Если честно, я много что впервые здесь вижу. А почему «приятелям»? Мне вообще ничего не известно.

– Зато мне известно, – буркнул шериф. Он всё еще сражался с последним узлом. Уилсон сказал: – Вы один из тех двух негодяев, которых сеньор Рамирес нанял, чтобы убить моего подручного. Второй был метис, из местных, не придуривайтесь.

– Я гостил здесь у одной дамы, – сказал Пепел.

– И у какой же дамы вы изволили быть в гостях?

– У Бессмертной Игуаны. Это их верховная жрица.

Шериф на секунду остановил возню.

– Отдаю вам должное, сэр. История будет помнить вас.

Он обошел Пепла и вытер ладони о немедвежью половину своего плаща. Потом сунул руку в карман и важно извлек из него тряпичный сверток. Шериф развернул кружева и явил на свет нечто вроде медной пуговицы.

– Но что же это такое, сэр? – притворно удивился он. – Не один ли из тех тридцати сребреников, которыми с вами рассчитался ваш друг сеньор Рамирес? Не этой ли монетой вы затем расплатились с неким мистером Кайнсом, который изволил ехать по трассе и подвез вас прямо сюда, где вы до сих пор находитесь?

Слингер молчал. Он с интересом разглядывал кружевную тряпку шерифа, которая очень смахивала на пару объемистых женских панталон.

– Именно, сэр, – произнес шериф Уилсон, по-своему истолковав его внимание. – И, боюсь, ваши похождения на этом кончаются.

Он завернул медяк в панталоны, уложил сверток треугольником и убрал его за пазуху. Потом обошел Пепла, затянул веревку еще туже, подергал ее и остался доволен.

– А теперь, надеюсь, ваша жреческая светлость простит нашему округу эти маленькие неудобства. Все мои хорошие наручники забрала денверская полиция. А мои плохие наручники – ну, я пока еще не презрел белого человека настолько. Нет, пока еще нет.

Трассу денверцы перегородили полосатой металлической цепью на треногах. Здесь же рядом, под охраной двух полисменов, стоял личный вездеход шерифа. «Вряд ли такой проедет сквозь болото, – подумал слингер, увидев машину, – зато сосну повалит, если надо». Машина была с механическим заводом, той же конструкции, что у Глисты, только куда на платформе помощнее, и полностью обитая броней. Железная скорлупа скрывала ходовую часть и нависала так низко, что транспортное средство напоминало перевернутую клепаную лохань. Пепел едва удивился, обнаружив приклепанный к борту машины полевой умывальник. Рядом с умывальником торчал крюк для полотенец, на котором и впрямь висело махровое полотенце.

Вдоль борта лохани тянулась подъемная решетчатая заслонка на случай ремонтных работ. У решетки чередой сидели индейцы, задержанные лично шерифом. Все они были полуголые, все в тяжелых кандалах, свинченных болтами. Почти каждый из задержанных дикарей отчасти смахивал на Ревущего Буйвола, хотя самого вожака среди них не было.

Когда индейцы завидели, что с шерифом явился Пепел, они сразу пришли в крайнее возбуждение. Некоторые, громыхая кандалами и толкаясь, отчаянно пытались встать на ноги, другие наоборот полезли под машину. При этом все они подняли такой звон и галдеж, что шерифу пришлось оставить стрелка в покое. Он передал Пепла двум денверским копам в дыхательных масках, а сам заметался от индейца к индейцу, пытаясь найти знающих английский.

– Что они говорят? – спросил шериф, вернувшись к слингеру. Он покосился на парочку денверцев в их причудливых каучуковых масках и шлангах. – Наука! Образование! Что красные говорят, ну?

Те лишь пусто переглянулись в ответ, блеснув окулярами. Шериф уставился на Пепла.

– Ничем не могу помочь, – сказал тот. – Я только девочек умею снимать на наутале.

Позади слингера послышался знакомый голос.

– Они говорят, на нем проклятие, – сказал мистер Кайнс. Он выступил из темноты к свету и добавил:

– Индейцы говорят, ты миктлантекутли, демон пустыни, живой труп, у которого вынуто сердце. И куда придет этот труп, везде он приводит за собой смерть.

– Где твое ружье? – спросил Пепел.

– Нам, белым людям, это может показаться глупостью, суеверием, – сказал мистер Кайнс, он же Санчес по версии Пако. Он добавил: – Но для простого разума всякое суеверие что-нибудь да значит.

Стрелок не отвечал. Он вообще не смотрел на Кайнса. Он следил за руками старика, точнее – за его перчатками. Раньше на старике перчаток не было. Да еще каких! Это были не менее чем дорогие рукавицы специалиста по тихим убийствам или ограблениям. И пускай старик не был похож на грабителя – это тоже могло считаться признаком мастера.

Мистер Кайнс, он же Авель Санчес, обернулся к денверцам и указал на скотоотбойник шерифской машины:

– Сюда его.

Еще он свободно распоряжался денверской полицией, да и шериф, похоже, готов был заглядывать мистеру Кайнсу в рот. Какая-то важная шишка – вот только откуда? Пепел очень надеялся, что не с Флориды и не из Нью-Йорка. И там, и здесь его двойник Фриско оставил много неоплаченных долгов.

Двое полисменов развязали Пеплу руки, усадили его спиной к решетке скотоотбойника и привязали запястья к ней, каждое по отдельности – гораздо надежнее, чем сумел бы управиться шериф Уилсон.

Санчес тем временем присел на корточки рядом и проинспектировал индейцев, жавшихся у борта.

– Здесь его нет, – объявил он. – Здесь вообще почти ацтеков нет. Вот майя, вот эти трое рабы-шошоны. Вот этот ирландец. А этот вообще семинол.

– Сэр, ацте… – начал было ирландец, переодетый индейцем, но шериф Уилсонзахлопнул его челюсть метким пинком сапога. Не успокоившись на этом, шериф опустился на корточки и собственной рукой отхлестал задержанного по щекам. Затем Уилсон поднялся и прошел к бортовому умывальнику, мимоходом объяснив произведенную казнь:

– Врал представителю власти, скрыл знание языка.

Вымыв руки, шериф обернулся и обратился к Санчесу:

– Я думаю, вашего индейца укрывает мой старый знакомый сеньор Пако Рамирес.

Стрелок прислушался.

– Мне знаком сеньор Рамирес, – отозвался мистер Кайнс. – Говорят, ему удалось починить свою винтовку.

– Из-за этого мой человек лишился жизни. Тони услышал выстрел, позвал меня, а сам поехал первым. Вот этот господин расправился с ним почти что на моих глазах. То есть, вы только представьте, на месте бедного Тони мог быть сам я…

– Уведите остальных, – распорядился Санчес.

Шериф подошел к узникам.

– Как говорится, что приуныли? – сказал он. – Такие хорошие ребята. Поднялись быстро, пошли.

Покряхтывая, Уилсон нагнулся, просунул ладонь под борт колымаги, нашарил там какой-то рычаг и повернул его. Боковая решетка поползла вверх, заставляя пленников дружно встать на ноги. Два денверца в масках вежливо подождали, когда решетка займет верхнее положение, потом отстегнули ацтеков, выстроили их шеренгой и погнали прочь, едва не наступая индейцам на босые пятки.

– Не найдется ли сигаретки, мистер Кайнс? – спросил шериф, пригладив свои редкие усы.

Санчес молча протянул ему индейскую сигарную шкатулку. У морды божка почти не осталось коричневых зубов. Уилсон взял сигару и прикурил ее, чиркнув спичкой о голенище.

– Что вы узнали от Мэри Сью? – спросил мистер Кайнс, упрятав портсигар-шкатулку в карман дождевика.

– Сказала, что знать этого дикаря не знает, сэр, – ответил шериф, зачем-то размахивая только что подожженной сигарой в воздухе. – Так прямо и сказала. Она красная, не может соврать.

– Это жрица, Уилсон, – холодно прервал его Санчес. – Она может всё.

– Тоже верно, сэр.

Словно впервые заметив сигару, шериф Уилсон сунул ее меж прокуренных зубов и коронок из серого металла.

– Вы дали девушке понять, что ее положение по меньшей мере неприятно? – спросил его мистер Кайнс.

– Мадам назвала Пако Рамиреса. Еще назвала вот этого. Его зовут Пепел, если угодно.

Слушая эти неутешительные известия, стрелок потихоньку сползал ниже и ниже, к самой земле.

Если шерифское корыто было действительно собрано тем же мастером, что передвижной сортир Тони, у него должен быть рычаг для взвода пружины. Шериф нащупал под краем лохани один рычаг, значит, и рукоятка для завода могла быть спрятана таким образом.

– Мы говорим о террористическом акте, Уилсон. О событии астрономического масштаба. Серьезней, чем Паркер-Моррис Билдинг, – увещевал шерифа Санчес-Кайнс. Пепел едва слушал его. Его осенило, где может скрываться рычаг.

У машины Тони-Глисты эта рукоять торчала впереди. Значит, у шерифской лохани она вполне могла быть упрятана…

Пепел сел чуть боком, сунул руку сквозь пологий скотоотбойник. Так и есть. Ему не показалось.

– Клянусь вам, мистер Кайнс, – гнул свое шериф Уилсон, – я не знаю, кому в голову могла прийти такая глупая затея. Штурмовать Денвер? Чем? Вот этими передвижными грудами, простите, отбросов? Нельзя же верить какому-то телефонному звонку.

– Всё зависит от того, кто звонит, шериф.

«Беда в одном», – подумал слингер. Он был привязан к скотоотбойнику сам. Если машина понесется вперед – то либо он поедет вместе с ней, в чем абсолютно не будет смысла – либо ему достанется пара зарядов полицейской целлулоидной дроби на том же месте.

– Я хочу расспросить Мэри Сью. Приведите. – Голос старика сделался громче, и Пепел на всякий случай сел ровно.

Над прерией стелился приторный аромат сентябрьских трав, и первые следы осени уже наметились вокруг. Южное небо сделалось изумрудно-зеленым, а северный горизонт сиял кристальной, колодезно-чистой синевой.

Шериф спустился к автостоянке, поговорил там с кем-то и вскарабкался обратно усталым и растерянным.

– Очень сожалею, мистер Кайнс, – сказал он, едва дыша. – Вышло так, что девчонка сбежала.

– Вышло. Так? – размеренно переспросил старик.

Санчес не обернулся и не двинулся с места. Все складки на его дождевике сохранили неподвижность, но слингер по наитию знал, что этакой неподвижности следует опасаться. На месте шерифа он дышал бы чуть тише и не обозначал бы так отчетливо свое присутствие.

– Каким образом она сбежала? – спросил Санчес.

– Виноват, сэр, – ответил шериф чересчур беззаботно. – Господа из Денвера, знатоки высоких манер, решили помочь ей с этим, ну… с ее этой, знаете, рваной майкой, а Мэри прятала бритву. Представьте, сняла ему пол-лица – и в окно. Какова, ну?

Уилсон порылся за пазухой и вынул еще один крупный предмет дамского белья – а может быть, тот же самый, но густо заляпанный кровью. В кровавую тряпку оказалось завернуто тонкое лезвие. Санчес подхватил бритву двумя пальцами и приподнял к свету. Он сунул кончик лезвия в рот и прикусил его, проверяя бронзу на зуб словно золото.

– Красивая вещь, – отметил он. – Знаете, что, шериф? Вы отдайте ее мне. У меня слабость к этим… всевозможным индейским реликвиям.

Шериф помялся, глядя перед собой. Потом махнул рукой, сложил кровавые панталоны и затолкал их себе в карман.

– Да и к черту, сэр, забирайте эту мерзость. Хозяйка всё равно ляжет надолго. Главное, что не у меня в округе, хвала Всевышнему.

Кайнс, не слушая его, склонился к Пеплу.

– Есть на тебе проклятие, сынок. Есть, – сказал он и похлопал слингера по плечу.

Потом выпрямился и обратился к шерифу:

– Идемте, Уилсон. Я осмотрел бы также комнаты.

Он побрел во тьму, в сторону площадки с горелыми обломками. Шериф запрыгал следом, силясь попасть в широкий шаг Авеля Санчеса.

– Вы мне объясните, мистер Кайнс, – говорил шериф Уилсон, пока они удалялись. – Взрыв был ведь? Пожар был. Почему здесь, а не там? Откуда взрыв? И к чему здесь денверский периметр?

Пепел опустил глаза. В пыли у его ног что-то блестело, отражая лунный свет. Он зацепил полоску каблуком и подтянул ее к себе. Это было тонкое лезвие Игуаны, слегка прикушенное на конце.

– …помешали опасному преступнику, шериф, – донесся до него в последний раз голос мистера Кайнса. – Сделали хорошее дело.

Ночь уже давно стала тихой: лишь кое-где вдали тарахтели Хреновины, а рядом бормотало полицейское радио. Денверцы взяли всех, кого смогли поймать. Стрелок был не рад, что оказался в их числе, хоть и обрадован тем, что Игуане удалось скрыться.

– Спасибо за бритву, солнце, – пробормотал он, торопливо освобождая запястья.

Накрутив рычаг до упора, стрелок одним резким движением сломал предохранитель и сорвал пружину.

Кланк-ВЗ-З-З-З-Ж-Ж-Ж-Ж-Ж-Ж-Ж!

Шерифская машина побуксовала на месте и стремительно рванула вперед. Она успела наподдать слингеру под зад, но не более. Пепел отбежал к обочине, повалился на землю боком и скатился на обочину, оставив трассу над головой.

Два денверских сержанта закаркали вслед сбесившейся платформе. Решив, что пленник сбежал вместе с ней, они сорвались заводному корыту вдогонку, потом остановились и принялись наперебой палить машине вслед целлулоидной дробью.

Паф-ф! Паф-ф!

Пепел, не теряя времени, сполз в ближайший овраг и провалился в осоку, чудом миновав болотистый участок.

Паф-ф!

И лишь теперь до стрелка дошло, что он неверно выбрал направление. Он скатился влево – к той обочине, что находилась ближе к нему. С этой стороны догорал ацтекский лагерь и шахматными фигурами возвышались полицейские прыгунцы. Свобода, тем временем, осталась справа, по другую сторону трассы.

Пригнувшись, он взялся было пробираться вдоль оврага, надеясь укрыться от взглядов за счет его краев, но…

Паф-ф-Ф!

Дробь прошила окрестные камыши. Двое денверцев успели развернуться и заметить его. Один попробовал стрельнуть на бегу, но промазал, и больше полисмены не стреляли.

Между камней и клочьев болотной травы извивался жалкий ручеек. Пепел решил пробираться вдоль него и не ошибся: струйка воды привела его к широкой каменной трубе, проложенной под трассой. Труба эта наполовину заросла глиной и мхом, и слингеру пришлось сложиться вдвое, чтобы протиснуться в ее сырую полуарку. Под его каблуками тут же зачавкал сочный зеленый мох. Кусочек темного неба в дальнем конце трубы казался необычайно далеким, но хотя бы всё время был виду, и слингер устремился вперед так быстро, как позволял ему низкий свод и скользкий мох под ногами.