Текст книги "Царь-дедушка (СИ)"

Автор книги: Алексей Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

– Разумеется! – кажется мой вопрос его покоробил.

– Ну так значит и тебе каждый раз подскакивать на каждый мой пук ни к чему. – резюмировал я. – Будет что-то срочное, так позову сам. А эти вот заискивания прекращай давай. Отвык я в монастыре от такого, очень нехорошо воспринимаю.

Кажется мне удалось устроить бедолаге разрыв шаблона вдребезги и напополам. У нас, конечно, не Парсуда с ее возведенным в закон благоговейным раболепствованием низшего перед высшим, но само устройство государства заимствовано-то именно от южных соседей. С поправками на вольнолюбивый народ и тому подобное, но все же, все же...

Надо в ближайшее время крутость норова проявить, а не то решат, что царь у них – тряпка. И так более или менее (скорее – менее) надежных союзников небогато, а тут и последних мигом потеряю. Вместе с троном и, скорее всего, головой.

Я тяжело вздохнул от этой своей мысли. Так хотелось побыть приличным монархом, пользу какую-то принести подданным, голод и нищету в стране извести, например, ну или хоть в целом экономику поднять, а тут первоочередная задача вырисовывается: сядь да придумай кого казнить, и, главное, за что. Так, чтоб ненавязчиво намекнуть окружающим, что вот этого делать не стоит в первую очередь.

– Ну чего, кот? – обратился я к вылезающему из-за указанного мне Румилем гобелена Князю Мышкину. – Давай что ли завтракать?

Царских котов в Ежином гнезде, как выяснилось, кормят тоже по-царски. Ну и самих монархов ничего так – дежурная смена расстаралась. Пришлось их даже пожурить: нечего, мол, мне аппетит перебивать, хватит и легкой закуски, чтобы их пожилой монарх просто заморил червячка и не протянул ноги до официального завтрака.

Попутно вспомнил, что хотел пригласить на утреннюю трапезу с наследниками обеих царевен, чиркнул им записку. Поглядел как Мышкин, с трясущимся от жадности хвостом, трескает разные вкусности и попросил передать на кухню нижайшую просьбу не портить мне зверя, потому как на такой диете тот мышеловом не станет – рыбки там, мяска, потрохов всяких ему заказал. Не откажут, чай, старику в такой малости. В его-то собственном дворце...

После трапезы сгонял в царскую часовню, типа помолиться, помедитировать и все такое – надо же образ государя-инока поддерживать, – а на обратной дороге заглянул в дворцовую библиотеку на предмет разжиться чем-то на почитать.

К моему удивлению библиотекарем оказался не почтенный старец, а вполне себе молодой, лет так двенадцати, парень, ничем канцелярскую крысу не напоминающий: высокий, атлетически сложенный, и ни с какого боку не аристократ, если судить по «бородатому праву», а вовсе даже из сословия ремесленников. Ну то-есть гладко выбритый и с короткой стрижкой «под ежика».

– Внезапно. – прокомментировал я, когда парень, а был он, несмотря на ранний час уже на службе, поднялся из-за столика библиотекаря и вежливо меня поприветствовал. – Неожиданно. Я бы даже сказал – свежо. И как же это столь молодой человек оказался хранителем дворцовой библиотеки?

Бахмет – молодой человек представился когда здоровался, – чуть улыбнулся. Так, кончиками губ, едва заметно.

– Я был лучшим учеником философа и наставника царевичей, Щумы Золотой Язык, ваше величество. – он с достоинством (опять!Да сколько можно?!!) поклонился. – Когда прошлый библиотекарь преставился, он рекомендовал на это место меня.

Так, надо будет выяснить, каком-такому пацифизму учит Асира и Утмира этот Длинный Язык, если после его уроков такие бугаи предпочитают целыми днями пыльными бумажками шелестеть, вместо того, чтобы девок портить. А после дознания на языке-то и удавить!

Ха! А я-то еще расстраивался, что надо придумать повод для казней!

– Я тоже льщу себе надеждой когда-то вступить в философское сословие, а здесь – парень обвел помещение широким жестом, – просто неиссякаемый источник знаний, какого ни в одном публичном скриптории не найдешь. Столько редких трактатов, так много почти неизвестных трудов... Мой отец, а он глава гильдии переписчиков, государь, так что мало найдется в Ашшории людей лучше него разбирающегося в книгах, так вот – многие из них он почитал давно утраченными.

– Поди ты!

Ну теперь понятно, откуда деньги на обучение у такого философа взялись. Глава столичной гильдии это вам не хухры-мухры. Этот может дать сыну самое лучшее образование из возможного, а не ограничиться обучением счету и письму в классе философа-ученика, как большинство, или даже литературе, истории и математике у философа-подмастерья, как довольно многие. Финансов хватит.

– А чего же он их не скопировал тогда? – спросил я.

– У него сюда доступа нет, а блаженной памяти царь Каген не слишком увлекался чтением. – вздохнул Бахмет.

– Понимаю. – кивнул я. – Это у нас семейное. Значит, говоришь, утраченные труды в моем дворце мыши едят?

– Я, по мере сил, стараюсь переписывать наиболее изношенные свитки, государь. – ответил библиотекарь. – Князь Папак в должном количестве снабжает меня бумагой, но на пергамент тратится неохотно, увы.

– Экономит? Молодец. Будущее все равно не за выделанными шкурами. – одобрил я рачительность кастеляна. – А книги эти, они содержат ценные знания и лежат тут мертвым грузом, выходит?

– Не совсем мертвым, иногда кто-то из придворных берет свиток-другой для чтения...

– Понятно все. – я махнул рукой. – Можешь не продолжать. Нет, ну когда библиографические редкости лежат невостребованные, и никто кроме нескольких зажравшихся говнюков к ним доступа не имеет, это непорядок. А открыть дворцовую библиотеку для всех, это тоже не выход – мигом раздуванят.

– Государь, если бы вы распорядились переписать их для скрипториев хотя бы в нескольких экземплярах... – Бахмет запнулся.

Оп-па! А чего это мы так мило порозовели? А потупились чего? Ну прям я не понимаю, что заказывать надо у переписчиков, а давать заказ от имени Ежиного гнезда кому-то кроме как главе гильдии – моветон. И пусть он (разумеется) привлечет гильдийских к выполнению заказа, подрядчикам он будет платить за работу гораздо меньше, чем царь – ему самому. Хороший ему выходит профит, на то и глава.

Как по мне – нормальные деловые отношения, так чего смущаться-то? Или, может, парень действительно о книгах радеет, и только сказанув понял, что нечаянно пролоббировал интересы отца, оттого и стушевался?

Ну а что? Возможно. Ученые и философы, они частенько не от мира сего – а Бахмет как раз в их ряды-то и рвется.

– Так... – я вытащил из стеллажа первый попавшийся свиток. – Переписывать они их будут долго...

Подумал несколько мгновений одну старую мыслишку я хмыкнул.

– Вот что, запирай свою лавочку, и пошли со мной. Кажется я знаю, как и книги спасти, и твоей семье озолотиться.

По пути в царевы комнаты я успел ознакомиться с прихваченным мною свитком и удовлетворенно хмыкнул. «Сказание о подвигах Яломиште Лиса». Тот еще был герой древности – помесь Геркулеса, Казановы и Мюнхгаузена, насколько я помню. Однозначно, почитать будет интересно.

Родные пенаты встретили меня обиженным мявом, – ну как же, бросил одного и куда-то ушел, нехороший человек, – и цокотом коготков несущегося ко мне мурлыки. Подхватив кота на руки (спина и колени отдались тупой болью от резкого движения), я кивнул Бахмету на стул, садись де, а сам прошелся по комнате, гладя прижавшийся ко мне и счастливо мурлыкающий пушистый комочек. С мыслями собирался, да формулировки подбирал.

– Скажи мне, Бахмет, горек ли хлеб писаря? – издалека зашел, главное чтоб в затылок не предложили поцеловать...

– Несладок, государь. – ответил библиотекарь. – Весь день корпеть над свитками, разбирать полустертые, порой, буквы и целые слова, выводить каждую черточку с великим тщанием, дабы все было понятно и разборчиво, да еще постоянно следить, нет ли ошибки где... Под вечер спина отказывается разгибаться, пальцы сводит судорогой, а голова кругом идет. Зимой же и того пуще – работать приходится при лучинах или свечах, ибо день короток, а работы не убавляется...

– Вот. – кивнул я. – А скажи, несмотря на все эти старания, есть ли хоть две совершенно одинаковые, до последней запятой, книги?

– Сомневаюсь. – юноша покачал головой. – Как не следи, а где-то да ошибешься, в ином же месте, наоборот, увидишь что ошибся твой предшественник, да поправишь. Не в людских это силах, большую книгу совсем без ошибок написать. Так, мелочь какую разве – это да, можно.

– Вполне в людских. Только тут на подмогу нам должна придти не усидчивость с внимательностью, а философские познания. – я сел у стола, уложил котенка на колени и выскреб из канделябра застывшего воска. – Сможешь пару букв слепить? Так, чтобы поверхность плоскою была.

– Как на вывесках, куда бронзовые буквы вставляют? – уточнил Бахмет.

– Навроде того. – кивнул я.

Библиотекарь принял воск и в миг смастерил пару знаков алфавита – самых простых из всех тридцати восьми имеющихся, потому никакой задней мысли, полагаю, у него не было. Хотя сочетанием именно этих двух знаков в ашшорском языке обозначается то, что (как я смутно помню) на моей родине пишут тремя на заборе. Вышло довольно изящно, если не сказать – мастерски. Вот что значит книжник, ученый человек – из чего хошь текст сварганит.

– Прекрасно. – отметил я, принял литеры, и прикрепил к некоему подобию дощечки, которую слепил за это время все из тех же огарков. – Теперь гляди.

Я придвинул к себе лист чистой бумаги, затем открыл вазочку с вареньем, оставшуюся с завтрака-перекуса, макнул в него литеры, и, дождавшись когда с воска окончательно стекут капли, приложил их к листочку. Сжульничал, конечно, прижал так, что повторить фокус заново уже не удастся, однако в результате на бумаге оказались слегка размытые, бледные, но вполне различимые оттиски.

– Вот. – я придвинул бумагу к библиотекарю.

Тот прочитал получившееся слово и густо покраснел.

– Вроде бы ничего сложного, обычная печать. – я  сделал вид, что не замечаю смущения Бахмета. – Но теперь подумай, а что если сделать буквы из чего-то твердого, и набрать из них целую книгу, закрепив буквы, например, на доске? Ведь после этого столь же просто, как чиновник ставит свою печать на документе, переписчик будет ставить целые книги на листах. И даже иллюстрации, пусть и одноцветные, в такие тексты можно вставить. Только представь, потрудиться один единственный раз, и можно продавать книгу столько раз, сколько пожелаешь, а не переписывать ее каждый раз заново.

Библиотекарь взял листок двумя пальцами и снова всмотрелся в отпечатанное на нем неприличное слово. Судя по лицу парня, видел он в этот момент сонмы книг, идеально одинаковых, в каждом доме, в каждой лачуге...

Хорошо мы с ним, в общем, поговорили. Предметно. Я и идеей библиотечного каталога поделился (не все же Шантарамке монополию держать), и образец фолианта показал – сделал себе еще в обители в качестве блокнота, да что-то как-то не воспользовался еще ни разу, – и все что о печатном деле смог вспомнить рассказал: наборные шрифты, цветные иллюстрации и все такое...

Порешили на том, что вечером его папашка ко мне забежит на рюмку чая и мы обсудим с главой гильдии перспективы книгопечатания к обоюдной выгоде. Под конец я озадачил библиотекаря созданием собственно печатного станка – один черт он в философы норовит податься, так пусть заодно и механику проштудирует попредметнее. У нас философия – наука прикладная, а не только языком болтать.

– Иди, покумекай над устройством. – напутствовал его на прощание я. – За столь выдающееся изобретение тебе, не иначе, сразу философа-кандидата присвоят.

– Ах, ваше величество, но ведь в этом не будет никакой моей заслуги – честь изобретения принадлежит вам.

– Ишь чего выдумал. – я фыркнул. – Изобретение становится таковым, когда воплощается в готовом изделии, а я тебе так, общие пожелания о совмещении наборной печати с монетным прессом или чем-то подобным озвучил. Сделать же изобретение надлежит уже лично тебе – и состав краски тоже подобрать. Вот как сделаешь, так и философский статус можно будет оформлять, ибо истинный философ способен не только к праздным размышлениям о бытии, но и к деятельному его переустройству.

– И все же идея принадлежит не мне. – вздохнул дворцовый библиотекарь.

– Да кого интересуют пустые идеи? Всем важно их воплощение. Все, иди, поговори с отцом, да покумекай над устройством, которое даст тебе имя. Бахмет Первопечатник – что, скажешь не звучит? Уж получше всяких Медоустов и Балаболов, кажется.

– Звучит. – вздохнул парень. – Достойное прозвание для истинного философа.

– Главное что еще и суть отражает. Почти так же точно, как у капитана Блистательных. – хмыкнул я. – Тот, правда, не философ...

– Ваше величество заблуждается. – негромко произнес библиотекарь.

– Ничего себе! – я аж поперхнулся от неожиданности. – Он же, я слышал, был из витязей, до того как князем стать. Как Латмур смог умудриться принадлежать сразу к двум сословиям?

– О, не разом. – чуть улыбнулся Бахмет. – А что, государь, вы действительно не знаете этой истории?

– Да откуда, голуба моя, мне ее знать, коли я почти всю жизнь в монастыре провел? – я устроился в кресле поудобнее. – Ну-ка, рассказывай, пока у тебя царь от любопытства не помер.

– Государь, тут нет никакой тайны, история сия общеизвестна. В молодости князь Латмур принадлежал к теофилософской школе телесников, кои полагают, что истиной гармонии и просветления можно достичь лишь в том случае, если здоровы и дух твой, и тело, для чего подвергают себя изнурительным физическим тренировкам, а состязания в красноречии и остроумии перемежают, а часто и совмещают, с поединками на различных видах оружия. Капитан, а тогда еще философ-кандидат, славился могучим ударом кулака, и оттого-то получил свое прозвание.

– Интересная школа, никогда о такой не слыхал... Надо будет расспросить князя о его воззрениях предметнее.

– Телесники – это северное течение, некогда они имели распространение в Шадде, Оозе и Лиделле, но сейчас их школа практически сошла на нет. Да и примас их очень не одобряет, почитает едва ли не еретиками...

– Еретики они или нет – решать я буду. Исходя из их пользы или вреда для Ашшории. – отрезал я. – Ты вон тоже вовсе не немочь бледная – руки как мои ноги, а от морды хоть лучину зажигай, – так разве ж в этом есть что дурное? Но ты, давай, дальше рассказывай.

– А... – растерялся Бахмет. – Что рассказывать? Я ведь уже поведал вашему величеству, откуда произошло прозвание капитана Латмура.

– Тьфу, пропасть! А витязем-то он как стал?

– Ах это... Во время одного из набегов заков тем удалось овладеть городком, где в это время пребывал князь, и вместе со многими прочими он попал в неволю к кочевникам. – пояснил библиотекарь. – Мне неведомы подробности, но, как я слыхал, сначала он сумел снискать уважение своих хозяев ученостью и многочисленными познаниями, а потом и в стычке с соседним племенем нашел способ проявить себя. Тогда же его освободили, а вождь заков отдал за него дочь. Год или около того капитан еще прожил в Большой Степи, а затем вернулся в Ашшорию, при доспехе и оружии, после чего поступил на службу уже как витязь. Поначалу служил на границе, а затем сдал экзамен на Блистательного.

Библиотекарь пожал плечами.

– Кажется все.

Ты погляди-ка с какой у меня командир гвардейцев-то биографией! Хочешь – приключенческий роман о его жизни сочиняй, хочешь – кино снимай...

А Нвард у нас, выходит, потомок степного хана? Это мы запомним...

– Ну все – так все. Иди уже. – я поглядел на клепсидру. – Мне тоже пора.

***

Вообще-то традиции завтракать всей царской семьей в Ашшории нет и никогда не было. Женщин в принципе стараются на мужскую часть дворца без особой нужды не пускать. И лично меня этот исконно-посконный уклад начинает напрягать. Как, спрашивается, Шедад Хатиканский будет в Ежином гнезде порядки Версаля насаждать, когда у нас баб держат, словно в султанском серале? Надо лично почву подготавливать – так отчего не начать с совместных трапез? К тому же я обещал Валиссе свободное общение с сыновьями, а поскольку, по моим планам, мальчики будут целыми днями сильно заняты – по крайней мере первое время, – то надо хоть таким образом слово сдерживать.

– И, кстати, дорогая невестка, в ближайшее время... Недельки через две, я полагаю, вам надо будет сообщить князю Хатикани, кого вы желали бы видеть в качестве распорядительницы вашего двора.

– Моего... чего? – не поняла царевна.

– Вашей... Ну, назовем это на парсудский манер, касри-байян. Не подумайте что я хочу повлиять на ваш выбор, но посоветовал бы принять на эту должность женщину немолодую и умудренную опытом. Кого-то вроде княгини Шоко Юльчанской, тещи Лексика Баратиани.

– И чем же эта ваша касри-байан будет заниматься, Лисапет?

– Не моя, а ваша. – я чуть улыбнулся. – Шпионы плохо вам служат, дорогая невестка. О назначении князя Шедада министром царского двора они вам не докладывали?

– У меня нет шпионов. – поджала губы Шехамская гадюка.

– Святая женщина! – всплеснул руками я. – Жить в Ежином гнезде, и не иметь соглядатаев, подумать только! Это дворец, Валисса, тут шпионы есть у каждого.

– И все же. – не дала себя сбить вдова Тыкави. – О каком дворе идет речь?

– Ну, вы же царевна. Значит и у вас тоже должен быть собственный двор...

Пришлось излагать ей, что такое нормальная придворная жизнь в моем понимании. Вышло, конечно, довольно идеализировано, как два центра – военно-политический вокруг царя, и культурно-развлекательный на женской части, но, думаю, о проистекающих из всей этой, нарисованной ей «старым глупым монахом» пасторали, интригах и блуде Валисса и сама догадается.

Царевны слушали с живым интересом (царевичи, кстати, тоже), а Тинатин, когда я закончил, даже восторженно захлопала в ладошки.

– Ох, дедушка, как же это было бы замечательно! – воскликнула она.

– Необычно. Никогда ни о чем подобном не слыхала. – старшая царевна была более сдержанной в своей оценке. – Но, действительно, из этого может выйти толк. Мы, женщины, тоньше ощущаем грани искусств. Но для чего мне будет нужна эта касри-байан? Неужто я сама со своим курятником не управлюсь?

– Управитесь. Организация коронационного пира лишнее тому подтверждение. Но, вообще-то, никто и не предлагает вам отказаться от управления женской частью Ежиного гнезда, просто без касри-байан вам придется вникать во все мелкие детали, а не просто отдать распоряжение и проконтролировать его выполнение. – пояснил я. – По сути, это будет ваша помощница, берущая всю рутину на себя.

– Хорошо. Я подумаю над подходящей кандидатурой. – кивнула Валисса. – Она должна быть достаточно знатной, дабы остальные дамы не смогли углядеть урона своей чести, и надо еще учесть принадлежность ее супруга к той или иной группировке...

Умница! Ну не женщина – а золото! Если бы еще не ее характер, выпестованный в условиях враждебного окружения...

– А вы, молодые люди, – я повернулся к Асиру и Утмиру, – передайте достопочтенному Щуме Золотой Язык, что после окончания сегодняшних занятий с вами, неслухами, я ожидаю его к себе на обед.

– Какая честь для простого книжника. – покривилась их мать.

– Заодно и погляжу, насколько простого. И, кстати,насчет обедов... Царских обедов.

– А что с ними не так? – удивилась Валисса. – Вам не нравится как готовит дворцовый повар?

– Мне не нравится, что я теряю попусту кучу времени. Как я ем?

– Ложкой, дедушка. – подал голос младший царевич.

Действительно, тут не поспоришь. Надо будет еще и вилку изобрести, а то мясо без нее не подцепишь, одним ножиком управляться неудобно, а ощущение жира на руках мне не очень нравится.

– Это верно. А почему один? Можно же позвать гостей, обсудить с ними государственные дела, да просто поболтать...

– Вы желаете каждый свой обед превратить в пир, Лисапет? – спросила Валисса. – Учтите, это очень затратно.

Ага, и улыбочка у ней такая, мол, «Понятно все с тобой, насиделся впроголодь в монастыре, хочешь теперь наверстать».

– Пир? Нет, это ни к чему. Простые такие посиделки с полезными и интересными людьми. Как думаете, невестка, за честь хоть разок оказаться в числе таковых, верно, среди придворных и столичной знати развернется натуральная борьба? Они, наверное, и взятки будут ответственным за подачу мне списка предлагать?

– Вероятно... – царевна аж губу закусила от досады.

Еще бы, как это такое в голову пришло не ей, умнице-красавице, а «этому старперу»?

– Ну, я рад что мы с вами поняли друг друга. Обдумайте как это все подать и провернуть к выгоде для казны, Валисса, и обсудите с князем Хатикани. Только... совсем его с этого дела прибытка не лишайте, ладно? – я поднялся из-за стола, и остальные последовали моему примеру. – Сидите-сидите, ешьте. Мне трудиться на благо Ашшории пора, а вы кушайте, сил набирайтесь. Асиру и Утмиру они сегодня понадобятся.

Интересно, сколько мальчишки в первый день тренировок продержатся? Часика два-то сдюжат хоть? Эх, да что я за них переживаю? Они молодые, справятся. А вот мне с моим ненормированным рабочим днем главное не протянуть раньше времени ноги.

Канцелярия у Кагена, оказывается, была. И лейб-секретарь на пару со стремянным-порученцем тоже, но сии носители множества мужских достоинств и государственных тайн так горевали о кончине любимого царя, что свалили за кордон не дожидаясь моего появления в Аарте. А канцелярия... Канцелярия осталась, только за отсутствием у страны монарха ей заняться было нечем, потому я никого из своего аппарата вчера и не видал. Что им на службе делать, если работы нет, начальства тоже, и когда будут один Солнце знает?

А тут как раз царь нарисовался – появился повод появиться на рабочих местах.

Вот примерно это мне и изложил Тумил, когда я, прямо из своих покоев, по специальному коридорчику, прибыл в монарший кабинет, и мой стремянной явился с докладом.

– И много у меня там сотрудников? – полюбопытствовал я.

– Не, величество, пятеро всего. – ответил мой ВрИО Поскребышева. – Все в комнатушке у входа сидят, которую я поначалу за караулку принял.

–Что-то негусто. – взяло меня сомнение. – Как же они справляются?

– Было бы там чего справляться. – буркнул Тумил. – Обычные подай-принеси. Я ж их уже поспрошал про их работу...

– Они так и ответили. – съязвил я.

– А я не один спрашивал, со мною Касец был. Князь Большой Мымры. – невозмутимо парировал мальчик. – Так вот, твое величество, скажу я тебе честно, что царская канцелярия, это сущие дармоеды. Старые бумажки с полки на полку перекладывают, да новые адресатам относят.

– В смысле – адресатам? – как-то канцелярия с почтой у меня не особо ассоциируется.

Нет, я знаю, что отправка исходящей корреспонденции, это всегда работа секретаря, но вот чтобы и доставка респонденту тоже, это как-то мне внове.

– Да очень просто. – вздохнул Тумил. – Я уже разобрался как они тут работают. Царёв секретарь принимает всякие себе челобитные, послания и прочие там документы, раскладывает на стопочки, чтоб на одну тему, примерно, были, и отдает царю. Ну, рассказывает еще ему... то есть уже тебе, величество, что там и где. Потом забирает, и раздает кому приказано: министрам там всяким, примасу, или может с гонцом куда надо послать. Вот как-то так. А эти пятеро у него так, на подхвате.

Как все у него просто выходит-то. Может и впрямь, так оно и есть? Ой, сомневаюсь что-то...

– Ну, молодец если разобрался. – кивнул я. – Тогда докладывай, что у нас с корреспонденцией, что с посетителями, ну и все прочее.

– С корреспонденцией пока не густо. Вернее, челобитчиков-то хватает, полная приемная, но все хотят лично к ногам твоего величества припасть.

– Перетопчутся. Пускай тебе сдают, в обычном порядке. – будем считать,что у меня сегодня неприемный день. – Что-то еще?

– Еще несколько записок. – ответил Тумил. – Зулик, князь Тимариани, просит назначить час аудиенции с тем, чтобы представить кандидата на его бывшую должность министра посольских дел; капитан Латмур тоже просит принять для утверждения кому-то там из Блистательных новых званий; примас еще просит ему назначить время встречи, но зачем не сообщает. Ну и ежемесячные отчеты от высших сановников – целая куча. А, еще преподобный Валараш на прием просится, но он ничего не писал, пришел и у порога ждет.

– Ладно, пошли кого-нибудь к Зулику, скажи что приму немедленно. – вздохнул я. – Потом к Латмуру, приму после главного министра. Записку для примаса начеркай, что я его с радостью жду сегодня вместе отобедать и все такое... Подберете там нужные слова-то вшестером, поди – я подпишу. Ну, а наместника Ежиного удела прямо сейчас и запускай. Посмотрим, чего ему от меня надо.

– Угусь. – кивнул мальчик. – Все?

– Пока – да. Если считаешь, что кого-то еще надо принять непременно лично и именно сегодня, – ты посоветуйся с остальными секретарями-то, не гнушайся чужого опыта, – то их распределишь в порядке живой очереди, чем дело важнее, тем раньше на прием.

Тумил кивнул еще раз, и открыл дверь в кабинет.

– Преподобный Валараш, государь примет вас немедля. – возгласил он, переступая порог.

Ой, нехорошо. Наместник-то – священнослужитель, мы с Тумилом тоже косичками щеголяем, пойдет, ой пойдет молва о том, что Лисапет-де теперь поперед всех церковников будет продвигать.

– Государь! Батюшка! Родимец! – слезливым голосом воскликнул поп-губернатор, едва оказавшись в кабинете. – Смилуйся, избавь ты меня от этой каторги, ведь сил моих уже никаких на это нет! Солнцем, Сердцем, Оком и всеми богами тебя молю!

– Ни-чи-во не понимаю. – с интонацией старшего из братьев Колобков произнес я. – Ты о чем, преподобный? Присядь, успокойся и изложи по порядку. Какая каторга?

– Да наместничество это, будь оно неладно! Сними ты с моих плеч эту ношу, государь, покуда совсем я не пропал!

– Так... – попытался собраться с мыслями я. – Не части. Садись, и излагай по порядку.

История преподобного Валараша оказалась довольно необычной и, в принципе, совершенно не характерной.

Немногим более года назад святой отец подвизался на должности настоятеля монастыря строгого устава, то есть места, где собираются истинные подвижники веры и гнобят себя постами и медитациями на совершенно добровольной основе. Так и доживал бы он свой век схимником, кабы до того как перебраться в монастырь не снискал славу выдающегося богослова.

И вот, во время очередного раунда грызни примаса с Конклавом Благих, Йожадату своей архипастырской волею вытащил Валараша из монастыря, назначив того настоятелем храма морского бога Висны. Все это, естественно, под свой привычный речитатив об упадке веры с моралью и грядущем конце времен. Верно, ожидал поддержки и благодарности от своего протеже...

Как же он просчитался!

Вытащенный на свет монастырский затворник, ожидаемо, начал публично клеймить пороки, однако доставалось от него не только и не столько мирянам (у которых он, кстати, пользовался бешеной популярностью), сколько собратьям по жреческому сословию.

С одной стороны примас на это-то и рассчитывал, а с другой Валараш принципиально не различал противников и сторонников Йожадату, обличая всех, кто под руку попадется. Не сказать чтобы он был фанатиком, вовсе нет, но к священству и обетам относился очень, ну очень серьезно. Мирянам же, напротив, склонен был мелкие прегрешения прощать (но только мелкие!), как созданиям духовно недоразвитым и нуждающимся в пастырском участии.

Стоит ли упоминать, что уже через месяц новоявленный настоятель насмерть рассорился с большей частью столичного клира? Думаю, неуживчивого попа тихонько бы шлепнули, но тут случился скандал с проворовавшимся наместником Ежиного удела – тот настолько потерял берега, что даже пребывающий в черной меланхолии после гибели сына Каген рассвирепел.

Надо же было такому приключиться, что Йожадату оказался как раз подле государя, задавшего горестный, но тем не менее риторический вопрос: «Где, ну где мне взять чиновников, которые не будут воровать?»

И брякнул в ответ: «Ну разве что Валараша наместником назначить».

А Лисапетову братцу идея возьми, да понравься. Мнение самого преподобного, конечно, спрашивать никто не стал.

– Не могу я больше, ваше величество. – жаловался мне жрец-наместник. – Усовестить всех воров и лентяев я не в состоянии, а казни предать – сердце не дозволяет.

– Ну, скажешь тоже, казни... Если каждого кто ворует сразу казнить, этак совсем без подручных остаться можно. Просто надобно держать в узде, дабы не наглели.

– Да я и старался, но... Сил уже не осталось! Дозволь в монастырь возвратиться, а?

Ну пипец как замечательно придумал. Это же мне не просто отказаться от единственного принципиально не ворующего наместника надо – переживем такую потерю. Но ведь слухи пойдут, что первым делом как уселся на трон, так тут же выпнул святого старца с хлебной должности на мороз.

Перспективка офигенная! Можно подумать у меня без того недоброжелателей мало.

Да, они себя еще никак не проявили, но и я, вообще-то, еще даже суток не процарствовал.

А если кто причитания и всхлипывания Валараша сквозь закрытую дверь слышал, приплетут, небось, что царь его еще и бил, когда с местничества сгонял.

– Вот что, яхонтовый мой... – я тяжело вздохнул. – Неволить я тебя, конечно же, не стану, и отставку, коли так уж ты ее жаждешь, дам. Только давай не сегодня, а?

– Я, государь, не совсем улавливаю...

– Ну сам посуди. – прервал я священночиновника. – Я на престоле всего-то второй день, в Аарте двадцать лет не был. Кого мне на твое место поставить? Первого встречного прикажешь? Тут ведь покумекать надобно, обмозговать все. Давай-ка, помучайся покуда на должности еще немножечко, а я поищу подходящего человека.

– Но ведь затем ты дозволишь мне удалиться в монастырь, государь? – с надеждой в голосе вопросил Валараш.

– Нет. – я усмехнулся. – Но прикажу основать новый. Не особо строгого устава, зато на закских землях.

– Ваше величество, но ведь степняки его мигом разорят. – укоризненно произнес мой собеседник.

– А я с тобой не только монахов пошлю, но и солдат. А еще – поселенцев. Будете с братией их окормлять, ну и аборигенам свет истинной веры нести... если из них кто уцелеет. Тут, правда, дело такое... В общем, придется тебе процессом заселения Большой Степи поруководить, мне кажется.

– Но государь! – возмутился Валараш. – Не оттого ли я попросил освободить меня от должности, что мирская власть мне противна?

– У тебя есть опыт управления монастырем, у тебя есть опыт управления провинцией, и ты, я знаю, заботишься о ближних своих. – да, знаю. Зулик во время путешествия мне краткие характеристики на всех высших чиновников и крупных землевладельцев выдавал. – Кого я лучше найду для такого дела? Так что не капризничай, это ненадолго. Годик, много если два. А как все устроишь и организуешь, так можешь хоть обет затворничества давать. Касаемо же нынешних твоих подчиненных, ты же, наверняка, знаешь за кем какие водятся прегрешения. Составь списочек, на досуге поглядим с тобой, да решим, кому какая епитимья положена.