Текст книги "Царь-дедушка (СИ)"

Автор книги: Алексей Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Потрясающий наглец. Или совсем берега попутал, или имеет прямую поддержку от новых хозяев их державы.

Самый низкопоставленный из этой четверки – Кируш, сипух Азарпуланаи, посланец царя царей. Несмотря на имя и титул (очень невысокий титул, кстати) – чистокровный рулинной из потомков солдат Тарки Одноглазого. Работенка его – чистейшая синекура, за какие-то заслуги испрошенная сатрапом Бантала для этого типа. Да и ашшорцам показать, насколько наше государство ничтожно в глазах владыки Парсуды.

Ну и куда же нам без инитарского посла? Мама у Кагена была тамошняя царевна, Асир с Утмиром тоже с правящим домом их царства в родстве... Это я в глазах князя Исапета (тоже мой тезка, только имя северные соседи перековеркали на свой манер) какой-то не пришей ни к чему рукав... Надо полагать, о моей безвременной кончине мечтает.

Надо бы их удивить что ли? Тем паче мой черед заздравную речь толкать.

– Дорогие гости! – проскрипел я, поднимаясь с кубком в руках. – Вот уже близится полночь, время, когда, по традиции, вновь коронованный монарх Ашшории вручает дары.

Общество отозвалось негромким одобрительным гулом, мне даже пришлось взять небольшую паузу, чтобы не перекрикивать собравшихся.

– Но прежде чем приступить к этому долгожданному действу, мне бы хотелось сказать немного о совсем другом. Все вы знаете, что долгие лета я провел в молитвах о нашей стране, и лишь безвременная кончина моего возлюбленного брата принудила меня вернуться в мир, дабы постеречь престол до совершенных лет моих внучатых племянников. – эти мои слова заставили владетельных полюбоваться улыбкой Валиссы и призадуматься о том, что раз я собрался царствовать до совершенных лет обоих царевичей, позиции Шехамской Гадюки (которая ничего не забыла и не простила) будут лишь упрочиваться с каждым днем. – Что я оставлю им, да и всему нашему народу, когда наступит и мой час встретить Смерть? Мне бы хотелось, чтобы мир. Мир и процветание, дружбу и уважение соседей и подданных. Зависит ли такое развитие событий от всех нас? Мне кажется, что да. Зависит ли оно от народов окружающих Ашшорию? Тоже да, в немалой степени. Солнце, Сердце и Око завещали нам прощать обиды и забывать ссоры, не наносить новых ран и целить старые. Потому мы с царевичем Асиром сегодня посоветовались...

Я выдержал небольшую паузу, чтобы до всех присутствующих дошло – мальчик вырос и с ним пора считаться.

– ...и, как мне кажется, нашли способ излечить хотя бы одну из былых ран. Полвека назад, в битве у Старой Стены пал храбрый царь Атуни, и знамя владыки досталось победителям в той кровавой сече. Долгие годы хранилось оно в царской сокровищнице Ашшории, но теперь... Царевич уверен, и я с ним в этом согласен, что царский штандарт следует возвратить потомкам отважного царя, дабы никто не мог сказать, что мирелы утратили честь и славу. Пати-мирза Синепес, в надежде на мир между нашими державами, прими царское знамя из рук моего наследника и возврати законным владельцам.

Нокаут. Всем. В смысле – всем присутствующим вообще. Количество отпавших челюстей на квадратный метр в Книгу рекордов Гиннеса заносить можно!

– Благодарю, владыка. – Киас поднялся и отвесил земной поклон. – Хоть и давно я уже служу посланцем в этой стране, но сейчас у меня нет слов, дабы выразить благодарность, которую испытывают все мои соотечественники за столь благородный поступок вашего величества.

– Благодарить тебе нужно не меня, а царевича. – тот уже приблизился к послу, держа штандарт на манер рушника. – Но на это у нас еще будет время. Теперь же...

Я глянул на клепсидру в одном из углов зала.

– Наступила полночь, начал близиться рассвет, и пришло время подарков для дорогих гостей. – я улыбнулся, и обвел взглядом окружающих. – Да простят меня присутствующие, но я нарушу извечный порядок, и первым одарю не самого достойного в моих глазах, а того, кто имеет на дар право невзирая на свои заслуги или их отсутствие. Право законное и непоколебимое.

Заинтриговал? Ха, да еще как! Того гляди ставки начнут делать. Хотя, конечно, большинство на примаса косится – ну а кто еще имеет права, не имея обязанностей? И заслуги перед короной духовному лицу как бы не особо-то уместны – он богам служит и Святой Троице. В смысле – у его сеньора и труба повыше, и дым гущщее... Можно понять, почему гостюшки на Йожадату поглядывают – по всему, царь лично его будет одарять.

Щас прям! Облезет!

– Не столь давно, но не сказать что и недавно, а если точным быть, то ровно восемь лет назад – я с благостной улыбкой идиота оглядел присутствующих, – от бремени разрешилась достойная женщина, супруга присутствующего здесь доблестного капитана Латмура, по прозванию Железная Рука. У них родился сын, которого назвали Нвардом. Он тоже здесь, и именно сейчас, только что, достиг совершенных лет. Поднимись, сын князя Девяти Столбов. Ты вошел в этот зал еще мальчиком, но отныне уже взрослый мужчина.

Парень встал, и на лице у него при том было настолько ошалевшее выражение, что всем присутствующим было ясно – ничего подобного он не ожидал, ко вниманию со стороны царя не готовился.

– В день рождения принято дарить подарки, так пусть же я буду первым, кто одарит тебя, юноша, в этот славный день, когда ты вступаешь в общество мужей. – я подал знак, и троица притаившихся наготове слуг внесли... нечто.

Что-то вроде укрытого тканью манекена, тяжелое, судя по лицам несунов, но хрупкое, ибо тащат предельно аккуратно. Наконец конструкцию водрузили рядом с молодым человеком.

– Ну, сорви покров. – все с той же улыбкой распорядился я. – Погляди, что дарит тебе царь, да и другим покажи тоже. Уверен, всем очень интересно.

– Да неужели девица-наложница? – донеслось до меня негромкое бормотание Валиссы.

– Нет. – также тихо отозвался я. – Но идея хорошая и ход твоих мыслей я одобряю.

Нвард, видимо, тоже подумал нечто подобное, поскольку зарделся аки маков цвет, бросил смущенный взгляд в нашу сторону, и как-то несмело протянул руку к покрывалу, но тут присутствующие засвистели, затопотали ногами, заголосили «Давай!», «Открывай!», «Хвались!», «Показывай!», да «Не томи уже!», и он, резко и с силой, сорвал с подарка драпировку – на миг вокруг наступила гробовая тишина, затем зал восхищенно ахнул, а Тинатин так и вовсе восхищенно захлопала в ладошки.

Ну еще бы. Юношеский набор доспехов Лисапета, весь вызолоченный и разукрашенный, с травлением и чернением, драгоценными накладками, с составным серебряным поясом и дорогой саблей на нем. Такая бронь поболее чем самая большая деревня стоит, да и не одна. Мне этот доспех все равно уже не надеть, а Нварду должен быть как раз впору.

Там еще такая же защита для конской морды и груди в комплекте имеется, но эту запчасть уже парню доставят по месту регистрации. Не вести же в зал лошадь, право слово.

– С совершеннолетием тебя. – я поднял кубок ввысь. – Выпьем же дорогие гости за долгие лета имениннику. Счастья ему, славы и богатства!

Я приложился к чаше, да и остальные не заставили себя долго ждать – особенно Блистательные, тоже предварявшие употребление громкими здравицами.

Я опустился в кресло. Вот так-то, пусть теперь владетельные гадают, оказал я честь дому Латмура или просто искренне и от души поздравил парня по соответствующему поводу. И капитан тоже пусть заодно погадает.

Ну тут уж слуги дары начали растаскивать, пришло время музицирования, но я эту свою обязанность на Валиссу сбагрил – и так от пустопорожних бесед за столом в горле першит, да и развозит меня что-то помалёху. Печень-то совсем нетренированная, да и годы уже не те.

В общем, еще часика-то полтора я продержался – пока всех одарили, пока с примаса песню стряс (сел за стол, пущай исполняет, а не выпендривается), покушал спокойно опять же... Не понимаю я этого «не переедайте на ночь, вредно». С пустым брюхом гораздо вреднее ложиться – когда его с голодухи крутит, так ить черта лысого уснешь вообще, а в результате у тебя хроническое недосыпание, постоянный упадок сил, конфликты в коллективе и нервное расстройство. А я царь, существо нежное и хрупкое, меня теперь любой обидеть может... на свою голову. Так что крепкий здоровый сон мне категорически показан – оно и для подданных спокойнее.

Но через полтора часа после вручения подарка Нварду я свалил. Поднялся, произнес тост, сослался на общую недужность, пожелал чтобы все дальше пили, веселились и ни один из присутствующих не ушел на своих ногах (царевичам тайком показал кулак, да и примас с Валиссой очень выразительно на молодняк глянули), и сбежал спать. Ноги уже не держат – тот еще выдался денек. Молодой бы коньки отбросил, а я держусь еще!

Почти сразу после выхода ко мне и паре Блистательных охраны пристроился и Тумил. Серьезный, собранный и на удивление трезвый.

Ну все верно – стремянной, это не только на коня забираться помогать. Это, можно так сказать, царский лейб-порученец, а я постоянно об этом забываю.

– Подарок-то понравился? – полюбопытствовал я.

– А, не знаю, я его еще не смотрел. – ответил парень, вызвав тем пару придушенных смешков у меня за спиной. – Величество, какие на завтра будут распоряжения?

– Царевичей загонять завтра до полусмерти, вот мое вам с Энгелем и Нвардом на завтра поручение. – буркнул я.

Ишь, не смотрел он! Я, может, лично ему отбирал?.. Нет, ничего подобного я не делал, ну а вдруг бы?

– Так то после обеда. – резонно возразил мальчик. – Капитан Латмур уже им в дядьки Ваку назначил, он нам про распорядок занятий все рассказал. С утра-то мне что делать?

– С утра? – я задумался. – А побудь-ка ты, Тумил, до обеда моим секретарем.

– А... Я же не умею. – стушевался парень.

– Там еще и уметь особо нечего. Люди будут ко мне рваться, а ты докладывай кто пришел, да по какому делу. Ну а если у меня кто в это время есть, так объясняй, что царь-де занят, только вежливо, а не как вот эти вот, – я кивнул в сторону гвардейцев, – которые сначала бьют в морду, а только потом разговаривают.

За спиной снова раздались сдавленные смешки.

– Ну и прошения всякие там с челобитными принимай – потом все разом мне отдашь.

– Ну... с этим справлюсь. – мальчик энергично кивнул.

– Вот сразу после завтрака и приступай.

Однако, нужно обзаводиться секретарем. Тумил, он хороший, конечно, но непоседа и на такую должность не подходит. Да и с царевичами будет по пол дня проводить к тому же.

Человек, причем, нужен верный и проверенный. А где такого взять? Особенно чтоб с мозгами.

– А пока можешь за стол возвращаться. Токмо с вином не усердствуй.

– Да ну его. – паренек сладко потянулся на ходу. – Я лучше спать пойду лягу. Умаялся.

– Что, один ляжешь? – я даже удивился. – Тебе, разве, наши князюшки, и прочие заинтересованные, никого подсунуть не пытались?

– Как не пытались? Конечно пытались. – безмятежным тоном отозвался мой стремянной. – Подходили тут некоторые, на дружбу намекали, помощь предлагали в обустройстве... Деньгами все больше. Ну и девок тоже. Потом и парней. Но в основном – деньги.

– Ну а ты что?

– А что – я? – Тумил пожал плечами. – Не глупенький же, понимаю, что это они через меня рассчитывают к твоему величеству в доверие влезть. Прикинулся дурачком, косу показал, да и был таков.

– Но так-то никому прямо не отказал? – уточнил я.

– Зачем же я буду грубить старшим? – мальчик скорчил скептическую мордашку.

Вежливый какой, надо же! Как пожилому монаху в постель жабу с ботинок размером запустить, это запросто, а тут – ну вы гляньте-ка!

– Вот и хорошо. – я кивнул. – Ты знаешь чего?.. Будут деньги предлагать просто так – не соглашайся. А если попросят какой-то услуги, обещай подумать и мне рассказывай. Я укажу, у кого взять, а у кого – нет. Что же касается женщин...

– Твое величество, я вроде не совсем уж урод! – возмутился парень. – Без помощи этих старых сводников обойдусь!

– Молодец. Я примерно это и хотел сказать. – мы подошли к моим покоям, которые охраняла еще пара Блистательных. – Иди, отдыхай.

– Ваше величество, – негромко отрапортовал один из стражей покоев, когда мальчик беспечной походкой двинулся от нас по коридору, – тут до вас с монетного дома гонец прибыл.

– Давно? – поинтересовался я.

– Да... Часа два как. – ответил гвардеец.

– И где он сейчас?

– Мы его в караульной комнате покуда заперли. Прислать, ваше величество?

– Ни к чему. Пойдем, покажешь, что за человек.

Человек оказался пожилой. Не старец еще, но лет так под двадцать пять... По местному календарю, разумеется. Ну или хорошо за сорок по моему родному.

Одет небогато, но очень аккуратно, по местному «бородатому праву» судя – горожанин из мастеровых, причем не последних. На груди бляха со знаком монетного двора. Мое величество дожидаючись уснул, привалившись к стенке, но плотно набитый мешочек продолжает крепко держать в руках.

– Просыпайся, почтенный. – Блистательный аккуратно потряс его за плечо. – Царь пришел.

Мужчина моментально проснулся, поднялся, поклонился мне и протянул свою ношу.

– Барук из Подгорного, глава Денежного Дома, прислал вашему величеству образцы коронационных монет.

Да, Барук, а не князь Барук. Чеканкой денег у нас витязь заведует – традиционно, – хотя в кормлении у него (пока при должности) аж небольшой городок в дне пути от столицы (тот так и называется – Монеткин). Дабы соблазн воровать казенное золотишко был поменьше, чтобы человеку было что терять. В принципе – помогает.

– А ты кто же таков будешь, мил человек? – спросил я, принимая кошель.

Увесистый, хоть и невелик.

– Я монетный мастер Параваз Камея. Из златокузнецов, государь.

– Да уж понял по фамилии, что не из золотарей. – я потянул за завязки. – И ты что же, почтенный Параваз, с таким грузом один сюда добирался?

– Как можно, ваше величество? Меня сопровождали до дворца семь городских стражников во главе с витязем-офицером. Просто внутри-то Ежиного гнезда им делать уже нечего.

– Ну да, кто ж тебя тут ограбит? – я выудил монетку в драму и поднес ее к масляной плошке, одиноко освещавшей караульное помещение.

Хорошо получилось. Не произведение ювелирного искусства, конечно – неровная, со съехавшим немного в бок изображением (как у всех монет доиндустриальной эпохи, в общем-то и было), но вполне себе так симпотно. И ежик виден хорошо, а знак Солнца – так и вовсе замечательно.

– Ваше величество удовлетворены нашими трудами? – поинтересовался монетнослужащий.

– Да, вполне. – я протянул денежку Паравазу. – Возьми, почтенный Камея, на память о нашей встрече и как компенсацию за долгое ожидание.

Мастер снова поклонился, прижав ладонь с монетой к сердцу, а я осенил его знаком Святой Троицы и поперся отдыхать. Блистательным – всем четырем, и тем что сопровождали, и тем что на карауле у моих покоев стоят, тоже по полудраме на память подарил. Жаба душила (им ведь и так уже жалование за тучу времени сверх нормы обещано), но... Что делать? За мной реальной силы нет – всего и сторонников, что Тумил да кот, – так что попервой придется быть Молчалиным.

В апартаментах горело всего по одной свечке на комнату (вот и нафига мне их столько, комнат-то?) – толку от такого освещения немного, но на мебель впотьмах не налетишь, дверные проемы тоже сыскать можно, а читать я и не собираюсь.

Слуг, которые царя раздевают-одевают тоже этикетом не предусмотрено – монархи Ашшории существа шибко самостоятельные, женщинам не уподобляются, – так что я просто скинул шервани на одно из кресел по дороге к спальне, кошель с юбилейными золотыми на столик бросил, выправил рубаху из штанов, и усевшись на стульчик у кровати уже собрался сапоги стягивать, когда в углу что-то закопошилось. Крупное что-то.

Я чуть на пол и не упал. Что такое? Неужели уже убивают? Я же почти как почтальон Печкин, только-только жить начал, на престол сел...

Вот так и знал, что жаба права, и гвардейцам юбилейные полудрамы дарить нефиг!

Свеча в изголовье кровати затрещала и разгорелась сильнее, отвоевав у ночи несколько пядей. Тень в углу стала четче, обрисованней и... оказалась мальчишкой лет пяти или чуть меньше, спящим на коврике у стены, свернувшимся клубочком и прижимающим к груди коробку с котом. Князь Мышкин, видимо от возни, проснулся и теперь зевал да оглядывался по сторонам.

– Малой, ты кто? – я подошел к мальчонке и присел на корточки.

Парнишка встрепенулся, часто заморгал, а лицо его приняло испуганное выражение.

– Я Рунька. – он протер глаза и сел. Увидел, что не какой-то разряженный придворный рядом, а пожилой мужик в рубахе и с бритой мордой, да успокоился. – Кухонный прислужник. А ты, дедушка, кто будешь? Я тебя во дворце не видел раньше.

– Увидишь еще. – заверил я мальца. – Рунька, это сокращение от Румиль?

– Ага. – он кивнул. – Румиль Рыбоголов, из рыбаков мы. Мамка на женской половине служит, ну и меня вот пристроила.

– А делаешь тут чего? – спросил я.

– За котом поставили приглядывать. – мальчик тяжело вздохнул. – Плошку я опять разбил, теперь может и со двора погонят, если и царь будет недоволен, как за его зверем смотрят. А я на котике ведь и блох всех переловил, и в уголок тазик с землей принес, за гобелен с охотой поставил – показал пушистому куда ходить надо. А то царь-то, поди, осерчает, если мохнурик ему в комнате наделает, да и выкинет на улицу. А котенок маленький, один не выживет.

Такая в его последних словах обреченная серьезность промелькнула, словно он кошачью роль на себя примерил.

А может так оно и было – сказал же, выгнать могут за провинность. А куда он пойдет, если отца нету? Замужних-то не берут служить во дворец.

– Нет, выгонит – это вряд ли.

– Да кто их знает, царей? Каген бы точно прогнал.

В животе у мальчика громко заурчало.

– Ты что, голодный? Тебя не кормили разве?

– Коту поесть приносили, мне – нет. – он шмыгнул носом и почесал Князя Мышкина за ухом. – Мясцом тушеным мелкорубленым потчевали, паштетом каким-то, да сливками.

– Совсем они мне кота испортят – додумались, кормить деликатесами зверя, а живого человека морить голодом. – буркнул я себе под нос, и добавил громче: – Ну а что ж ты, хоть немного сам бы съел. Кот-то все не осилил.

Я кивнул в сторону виднеющейся чуть в стороне, на границе света и тьмы, тарелке, где явно еще что-то было.

– Да ты что, дедушка! Это же воровство, за такое казнят! – испугался Румиль. – Я лучше потерплю. На кухне, чай, объедков-то сейчас полно. Вот придет царь, отпустит меня, и поем.

– Объедков, значит?

– Ага. Меня ведь за кормежку сюда взяли, да я криворукий, бью все постоянно... – кишки в брюхе мальчика вновь завели рулады, а я почувствовал, что начинаю сатанеть.

Нет, конечно, я лично не могу накормить всех голодных и обогреть обездоленных всего царства. Я отдаю себе в этом отчет. Но морить голодом ребенка из-за какой-то там поганой тарелки!.. И где? В моем дворце!

– Погоди, сейчас сообразим чего-то пожевать. – я погладил кота, который в ответ на ласку ткнулся мне в ладошку мокрым носом, и поднялся. – Праздник все же.

– Ну да. – Рунька тяжело и как-то очень по-взрослому вздохнул. – Кому и праздник...

Вернувшись ко входу в царские-мои покои я открыл дверь и пару секунд полюбовался вытянувшимися во фрунт Блистательными.

– Пацана-то почему не покормили? – негромко поинтересовался я.

– Не могу знать! – отрапортовал, и тоже очень тихо (зато с каким выражением!) гвардеец.

– Вот что, голубчик... Пошли кого-то из слуг, пусть принесут чего-нить пожевать. И кастеляна Ежиного гнезда ко мне. – распорядился я.

Папак из Артавы примчался минут через семь, запыхавшийся и с подносом в руках.

– Ва... – он глотнул ртом воздуха. – Ваше величество не накушались за столом?

Так-то он не жирный, просто с небольшой возрастной полнотой – четверть местного века уже разменял, – но физическая форма у князя не ахти, вот и подводит дыхалка.

– Блюдо поставь. – посоветовал я, мрачно разглядывая Папака из кресла, в котором ждал дворцеуправителя.

– Как... уф... прикажете. – кастелян огляделся, нашел подходящий столик и опустил поднос на него. – Ваше величество... уф... желали меня видеть?

– Желал. – я резко поднялся, и невольно скривился от резкого прострела в спине. – Ты, блядий сын, чего вытворяешь?

– Я... не совсем понимаю...

– В том-то и дело, что не понимаешь. – процедил я сдерживая дозревшую, и теперь рвущуюся наружу ярость. – Ты кота моего покормил?

–Д-да, ваше величество. И поваренка за ним присматривать...

– Видел. – резко, но негромко оборвал его я.

Оный поваренок через пару комнат сидит возле кота, и слышать как разносят его  начальство мальчику вовсе незачем – у подчиненных от этого совершенно нездоровые мысли о мировой справедливости и заступничестве от высшего руководства рождаются.

– Видел, и вполне им доволен. – Папак перевел дух, однако лицо его по-прежнему выражало недоумение – ну чем может быть не удовлетворен царь, если все сделано верно? – А скажи мне, бриллиантовый мой, почему кота ты покормить не забыл, а человека голодом моришь?

– Ваше величество, мальчик серьезно провинился – уронил и разбил тарелку с куриными потрошками, отчего те выбросить пришлось, – и в наказание был оставлен без обеда, но когда вы изволите его отпустить он сможет повечерять.

– Скажи, князь, вот ты совсем дурак? – я тяжело вздохнул и устало опустился в кресло. – Ты понимаешь, какую мне создаешь репутацию среди подданных? Царь, в праздник, в день своей коронации, когда он милостив ко всем быть должен, морит ребенка голодом, при том заставляя его кормить своего кота всякими там... Что был за паштет?

– Из печени индюшек, ва...

– Всякими индюшачьими паштетами. – прервал его я. – Ты вообще соображаешь, что ты натворил? Да присядь уже, не стой столбом!

Папак из Артавы плюхнулся на стул со все еще не прошедшим недоумением на лице.

– Но ведь, ваше величество, не наказать его за проступок было никак не можно. – с некоторой даже и обидой в голосе произнес он. – Иначе всех слуг разбаловать не долго. Вы вот, государь, на меня гневаться изволите, а я ведь Руньку этого от голодной смерти, почитай, спас. Отец у него знатный был рыбарь, его улов во дворец мимо торговцев-перекупщиков всегда шел, а как он потонул в шторм, так я сам вдову в Ежиное гнездо прачкой позвал, сходить в их хижину не погнушался. Только кукушка она, спуталась тут с одним из слуг, а ему захребетник оказался ненадобен. Сердце им судья, но я тогда и мальчика во дворец на кухню пристроил, да не гоню, хотя убытка от него больше чем пользы. А вы, ваше величество, мне такое вот обидное выговариваете...

Мнда... Неудобно как-то – обидел человека почитай ни за что.

– За доброту твою и к людям душевность многие грехи простятся. Да и я хвалю. Но и ты ведь понимать должен – такой день, а ты дитё слюнки возле кота глотать вынуждаешь. А кто будет виноват в таком непотребстве, как считаешь? – говорил я уже без нажима и без гнева, в конце-то концов, кастелян по-своему и прав. – Думаешь, ты? Ничуть не бывало. Злых языков у нас предостаточно, а на каждый роток платок не накинешь. Станут по углам шептаться, что царь-то де такой-сякой, над сироткой изгаляется, а еще монах... Тут и моей репутации урон, и церковной. Оно, может, пошепчутся и забудут, а если еще какой случай? Так и сам ославлюсь – друджи бы с ним, недолго мне осталось, – и вере урон. Потому и вызвал тебя на эту нотацию, понимаешь? Надо наказать – так накажи. Но не в день коронации, а с отсрочкой, и без такого вот, чтобы звериного детеныша вскармливать, а человечий возле него голодовал.

На местную веру мне, если честно, с высокой колокольни плевать (правда, в силу отсутствия таких архитектурных конструкций в Ашшории и обозримом окружающем мире, сначала ее надобно построить), но прослыть мудаком, который над детишками издевается меня как-то не прельщает. Оно конечно, времена суровые, никого таким самодурством по отношению к слугам не удивишь, но...

Не стоит забывать, что Лисапет большую часть жизни провел в дальнем монастыре, от него подданные ожидают как раз благостности аж не от мира сего и доброты неземной, а если обмануть эти народные чаяния... Нехорошо может выйти, короче. Простому царю заскоки с самодурством простят, но вот государю-иноку – сильно вряд ли.

– Недодумал, государь. – скуксился Папак. – Моя вина.

– Ну полно, полно тебе, не журись. Давай лучше его покормим, да отпустим спать. Оно и нам бы с тобой уже не плохо, не молоденькие, чай. – сказал я поднимаясь, и проходя к столику с едой. – Чего ты тут принес? Выглядит и пахнет очень хорошо. А в кувшинах что?

– Вино и вода. На случай если ваше величество пожелали бы пить его на парсудский манер, разбавленным.

– Портить благородный напиток водой, это сродни копрофагии. – буркнул я, и, повернувшись к внутренним покоям громко позвал Румиля. – А ты иди, князь, отдыхай. Я тобой сегодня доволен.

Едва успел выйти Папак, как на пороге нарисовался и поваренок, крепко прижимающий к груди коробчонку с Князем Мышкиным и щурящийся на яркий свет – дожидаясь кастеляна я свечи в «прихожей» зажег.

– Чего звал, дедушка? – он зевнул. – Ой, прости, брат – я в потемках не разглядел, что ты монах. Думал – тоже слуга.

– Невелика разница, богам служить, или господам. – хмыкнул я. – Садись вон, поешь. Тебя же только обедом наказали – а вот поужинать прямо сюда и принесли, пока кошачьей нянькой служишь.

– Ух-ты! – Рунька восхищенно уставился на поднос. – Это мне все? А откуда?

– Тебе-тебе. Кастелян-распорядитель принес – ты же сегодня на особо ответственном посту, не каждому Блистательному царского кота обиходить доверят, – вот он и расстарался. Лопай давай.

– Сам князь Артави? Скажу кому – прослыву вралем. – ответил мальчик, но упрашивать себя не заставил, и приналег на пищу, не забывая притом подкармливать и кота.

– На вино только не налегай, рано тебе еще. – пробурчал я.

– Угмум. Тут вода ешть. – прочавкал поваренок.

Наконец мальчик насытился и сыто откинулся на спинку стула.

– Все, не голодный больше? – пацан лишь отрицательно помотал головою в ответ. – Ну тогда давай котенка, и иди спать.

– Ик. Нельзя, мне велено было только лично царю его отдать. – отдуваясь ответил он.

– А, ну да. – согласился я. – Погодь.

Сходив до кровати, на которую бросил опостылевший за день венец, я нацепил золотой ободок на голову и вернулся к Руньке.

– Так лучше? – окаменевший от испуга мальчик едва нашел в себе силы, чтобы кивнуть. – Ну тогда давай кота и иди отдыхай.

Поваренок мухой вылетел из апартаментов, стоило лишь коробке с Князем Мышкиным оказаться у меня в руках. Ну никакого, понимаешь, к монарху почтения – зато завтра всем будет рассказывать, что ужинал с царем.

– Ну что, кот? – я вытащил Мышкина из коробки, погладил, а тот замурлыкал и прижался ко мне. Скучал, хвостатый... – Пойдем что ли спать? Завтра тяжелый день. И послезавтра. И все оставшиеся вообще...

Проснулся едва начало светать. Нет, не от старческой бессонницы, каковой у меня нет, а от того, что мне обгрызают нос. Мохнатый мурлыкатель, который всю ночь провел у моей щеки, на подушке, завернувшись сам в себя, проснулся, и решил что остальным прочим дрыхнуть тоже нечего, а то скучно ему, понимаешь.

– Кот, не наглей. – пробормотал я, ухватив его правой рукой под брюхо и передние лапы, и убирая от своего лица. – Еще и петухи не пели.

Свисающий с ладони звереныш аккуратно ухватил меня зубами за косточку на запястье и поглядел озорным взглядом – кто еще тут кого поймал, мол, это надо посмотреть.

– И только мявкни мне, что тебя тут не кормят, хышник комнатный. – я опустил Мышкина себе на живот и высвободил руку.

Хвостатый князь-союзник вертикально взлетел вверх из положения лежа, приземлился на все четыре лапы, выгнув спину и распушив торчащий вверх хвост, после чего галопом рванул к краю кровати, сиганул с нее, и с топотанием умчался куда-то в глубины царских апартаментов.

– Не кот, а какой-то егозец. – со вздохом сел я.

Чего без толку валяться, если все одно растолкали?

Первый день своего царствования (вчерашний все ж таки не в счет, поскольку на его начало я еще корону не заполучил, да и вообще обоснованно в таком исходе сомневался) я начал с очень важного дела. С посещения уборной.

Не знаю как уж в феодальных замках, дворцах разных там Карлов, Фридрихов и Луёв – я в них не живал, – а Ежиное гнездо оборудовано самым натуральным ватерклозетом. Не совсем таким, правда, как это сейчас принято в нашем мире, до концепции фаянсового брата тут не додумались как-то, но принцип тот же. Наклонный дельтовидный... ну, наверное все же унитаз вмурованный в пол – было у нас нечто подобное в армии, – над которым стоит тяжеленное даже на вид, обитое бархатом кресло с здоровенным отверстием в седушке. Понятно зачем оно там.

– Дожился. Даже в сортире на троне восседаю. Царь в любом месте, понимаешь. – хмыкнул я и до упора повернул рычажок для слива.

Снизу раздался громкий шум текущей воды, а мои ноги и голую задницу в дырке окатило брызгами. Вот так я первый раз за все свое правление не рассчитал и подмочил себе... репутацию.

Мысленно костеря напридуманные блага цивилизации (то ли дело у нас в монастыре – удобства во дворе, как не изгаляйся, а что-то напутать там крайне сложно) я привел себя в порядок, накинул поверх ночной рубашки халат, и вызвал «дежурного по царю» слугу – повелел теплой воды и мыла подать. Царь я или где? Сколько можно морду скоблить смазав ее топленым жиром с золой? Все, сел на трон, можно и побарствовать!

Влажная передняя часть ночнушки прижалась к ноге и моментом напомнила о последствиях давешнего «барствования на троне». Мндя, аскетичнее быть надо, обойдемся без вызова брадобрея и прочих припарок на свежебритую царскую морду.

Едва я стер полотенцем с физиономии остатки пены, примчался кастелян-распорядитель. Судя по некоторому беспорядку в прическе и одежде Папака из Артавы, его самого только-только растолкали.

– Ты-то чего в такую несусветную рань, князь, поднялся? – ответил я на его заверения во всемерном почтении и желании вот прямо тут, и прямо сейчас, расшибиться за-ради меня в лепешку. – Ладно, меня этот шкода на ноги поднял...

Я кивнул в сторону кота, устроившего охоту на золоченые шнурки, идущие по краю голенища и свисающие до середины икр застывшего в позе «чего изволите-с» кастеляна.

– Но ведь... Раз поднялись ваше величество, то и царским слугам дремать не резон. – нашелся этот прожженный придворный администратор. – Я тотчас же прибыл получить ваши распоряжения на сегодняшний день.

– А кабы я спал по два-три часа в день, а остальное так, дневной дремой по пять минут наверстывал, ты бы как жить-то стал?

– Очень плохо, государь. – с несчастным видом вздохнул Папак.

– Ладно, я покуда таких издевательств над своим организмом учинять не планирую, так что иди, дорогой, досыпай свое. – я махнул рукой, отпуская кастеляна. – Слуги из дежурной смены ведь на местах?