Текст книги "Царь-дедушка (СИ)"

Автор книги: Алексей Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Ну уж, скажешь тоже – до гвоздика. – не поверил Патвакан.

– А где поселенцы их брать-то станут, а? На месте ковать – так не с чего, руды не разведаны, да и поди их еще добудь, когда кочевники кругом.

– Ну а что же, городов поближе нету?

– Есть, как не быть. – хмыкнул Сохак. – Только в них хефе-башкентом князя Штарпена нету.

– Что, думаешь сможет наш толстяк царя уговорить, чтобы для поселенцев заказы именно в Аарте размещали? – усомнился его собеседник.

– А то! Зря они что ли в одеоне рядом сидели?

– Ну вот ты-то откуда знаешь, как они где сидели? – снова проявил скепсис Патвакан. – Тебя же там не было.

– Да про то все знают! – отрезал Сохак.

Нда, а я-то уже думал, что рискую спалится...

– К тому же именно князь Штарпен завтрашний экзамен царю организовывает.

– Ну вот все бы тебе языком чесать. – добродушно усмехнулся Патвакан. – Как это – он, и экзамен гильдии философов может устроить?

– Совсем ты, за трудами-то, от жизни отстал. – цокнул языком его кум. – Принимать экзамен-то, ясно дело, гильдия станет. А все остальное действо кто обустраивает? Это ж и публика быть сугубо приличной должна, да чтоб из всех городских концов, и чтобы, значит, лотошники с перекусами были в должном числе, и давки чтобы не случилось, и прочее иное.

– Ну, Боги дадут – справится наш пузан, потрафит государю, тогда может и сможет уговорить на заказы царя-то... – вздохнул Патвакан.

Так-то оно, конечно, может и уговорит, я не против, в принципе. Только сначала разведаю, какая у князя Когтистых Свиней с того прямая и непосредственная выгода. И заставлю поделиться!

Нет, чисто теоретически-то понятно, что и налоги ремесленниками платятся не всегда именно с «точки», бывает что и от объемов, и что для получения выгодных заказов в первых рядах надо градоначальнику что-то в клювике занести, ну а вдруг еще что-то есть, чего я не знаю?

Вернулась подавальщица. Мне миску брякнула так, что могла бы пожилого царя и забрызгать, а вот Энгеля самым натуральным образом придавила грудью – якобы тянулась на другой конец стола, Тумилову тарелку ставила.

– Ну вот и популярность у женщин пришла. – с невинным видом прокомментировал мой стремянной, когда девушка удалилась. – Каждый перестарок Аарты на тебя вешается.

– Пуская вешаются, чай не сотрусь. – отмахнулся сын Морского воеводы. – Главное чтобы не по четверть сотни разом, как на некоторых тут.

– А вот зависть есть порок, ведущий к греху уныния, и вообще просветлению не способствует. – даже глазом не моргнув парировал Тумил.

Хорошая у нас растет молодежь, душевная, и священные тексты знает...

Местная похлебка с куриными потрошками не впечатлила, вино тоже, причем настолько, что можно сказать что и совсем – один Утмир, пивший молоко, с кислой физиономией не сидел, – зато хлеб в «Пьяном ёжике» оказался на диво хорош: белоснежный, мягкий и пахучий. Держу пари, половина счета будет именно за него.

Бесед интересных в зале тоже слышно не было – звучало порой, что царь-де завтра будет экзамен держать и на такое событие сходить непременно надобно, но и только, – так что таверну я покинул без малейшего сожаления, утешая себя тем, что теперь внуки хотя бы примерно представляют, чем питается простой горожанин. Для людей их круга тоже уже весьма не мало.

В воротах Верхнего города нас ждали двенадцать городских стражников и укоризненный взгляд Лесвика из Старой Башни.

– Вот лучше и помолчи. – вместо приветствия произнес я.

Старший брат моего стремянного только вздохнул.

– Ваше величество, – негромко, с укоризной, обратился ко мне он, – но ведь это крайне небезопасно. Капитан Латмур было порывался отправить на ваши поиски солдат гарнизона, но решил повременить до захода Солнца.

– Вот и пошли к нему гонца, чтобы уже не спешил. Мы тут по лавкам прошвырнемся и к темноте будем во дворце.

– Позвольте хотя бы нескольких человек отправить, дабы они сопровождали вас в отдалении, государь.

– А что, – усмехнулся я, – в Верхнем городе все так плохо с патрулями на улицах?

– Нет, но все же...

– Ну вот и не суетись. Нас с царевичами вон гвардия с флотом охраняют, да и брат твой при мне.

Лесвик смерил всех троих скептическим взглядом.

– Они, полагаю, юноши достаточно сильные, повелитель... Но очень уж легкие.

– Ты учти, – я погрозил витязю пальцем, – мне эта притча про ежика известна.

– Отчего же – про ежика? – удивился Лесвик. – Про бобра.

В общем – неплохо быть царем, если тебя кто-то и не слушается, то только украдкой, а прямо противоречить все же не решаются. Пара одноусых изображающих патруль, конечно, в полусотне метров за нами нарисовалась, но приближаться не пытались и глаза не мозолили.

– Дедушка, я больше кушать уже не смогу. – жалобно сообщил Утмир.

– Правильно, жрать и спать – свинячье дело. – кивнул я. – Пошли, безделушек каких-нибудь на память об этой прогулке купим. – я остановился на местечке поосвещеннее (все же вечер был уже довольно поздний, и хотя солнце за горизонтом еще не скрылось, в тени двух-трехэтажных домов Верхнего города царили уже натуральные сумерки). – Так-с, что у нас тут поблизости? Лавка ткани, лавка ювелира, лавка оружейника...

– Ой, дев-а-а-ачки, вы только гляньте какие милые монашки у нашего порога стоят. – прозвучал над моей головой протяжный девичий голос. – Ну такие все пусики, прям так бы и съела.

– Где-где? – прозвучал другой голос. – Ха-а-арошенкие...

«Ха-а-арошенькие», все пятеро, стояли задрав голову куда-то в район второго этажа и медленно наливались краской.

– Да что с них толку? – третий голос был грудной и чуточку пренебрежительный. – Они же обет воздержания дают.

– Жа-а-аль. – протянула первая девушка. – А я тому рыженькому даже скидку бы сделала.

Я повернулся и тоже задрал голову.

– Странно. Во времена моей юности бордель располагался у других ворот.

Не то чтобы на здании была вывеска «Непотребный дом», или фасад был изукрашен картинками фривольной тематики, вовсе нет – вывески не наблюдалось вообще, а изразцовая плитка демонстрировала нейтральный растительный орнамент, – но догадаться о принадлежности заведения к храмам любви не составило никакого труда. Платья у нескольких девушек, высунувшихся в украшенные веселенькими занавесками окна и с интересом разглядывавших сопровождавший меня молодняк – на них декольте, ну не то чтобы было вызывающим... Его просто не имелось, однако вставка из ткани, которая прикрывала грудь, выполнена была из столь тонкого и прозрачного материала, что мухам-то, может, и препятствовала, а вот мужскому взгляду – ничуть. Лишь одна из них, самая зрелая, лет так шестнадцати женщина, вышедшая на миниатюрный балкончик чуть сбоку, была облачена в платье, которое можно было отнести к нормальному ашшорскому женскому костюму – только очень дорогому.

– Балаболки вы пустоголовые. – скучающе вздохнула она, постукивая сложенным веером по ладони. – Монах среди них только один, тот, что еще веселый дом госпожи Перизат помнит, а этот рыженький что тебе, Набат, так приглянулся, всего лишь послушник – на косы бы их хоть поглядели, они же в две пряди заплетены, а не в три.

– Это что же, госпожа Гавхар, ему воздержание не обязательно? – девушка, которая первой обратила внимание на нашу группу, оказалась роскошной медовой блондинкой с толстой косой и озорной мордашкой.

– Ни ему, ни прочим... Ну, может быть кроме одного, у которого коса с «рыбьим хвостиком».

Набат опустилась грудью на подоконник и протяжно, с томной негой в голосе, произнесла:

– Рыженький, идем к нам? Я тебя плохому не научу.

За моей спиной раздался глухой и сдавленный звук. Надеюсь, это не Нварда писькой по лбу щелкнуло.

– А ты, брат, – обратилась ко мне Гавхар, – видимо не был в Аарте много лет, если не знаешь, что теперь у каждых ворот Верхнего города стоит дом удовольствий.

– И проживал в очень интересных местах, раз не требует от нас прикрыться, дабы мы не выглядели как шлюхи. – весело добавила одна из девиц.

– Странно было бы, милое дитя, – ответил я, – если бы я требовал от тебя выглядеть не той, кто ты есть.

– Воистину, Ясмин права – ты жил где-то очень далеко, и не знаешь, что первосвященный Йожадату еженедельно клеймит нашу сестру позором на проповедях в Пантеоне. – всплеснула руками женщина с веером.

– Могу его понять. Святое Сердце завещал мужчинам любить женщин за их хозяйственность, покладистость и красоту. С красотой, вижу, все в полном порядке, покладистость ваша стоит денег, но не таких уж запредельных, а вот в хозяйственности твоих девочек, почтенная Гавхар, – я приложил руку к сердцу и чуть поклонился, – сказать по правде, не уверен.

Мой ответ вызвал у жриц продажной любви всплеск искреннего веселья, и даже бордель-мадам (ну а кто она еще может быть – не уборщица же) улыбнулась.

– И что же, – Гавхар ткнула веером в сторону моих спутников, – ты отпустишь своих послушников под наш кров, брат?

– Ну, если они сами того хотят... – я обернулся к молодежи, и пришел к выводу, что да, таки хотят.

Парни стояли соляными столпами, только красные как вареные раки, и ошалело пялились на, скажем так, самые интересные части платьев девушек, причем у Утмира даже челюсть отвисла.

Ну, вот разве что Энгель был не в такой уж и прострации, но смотрел в том же направлении что и остальные, как кролик на питона. Эх, молодо-зелено...

– Что, юноши, сходите, исповедуете грешниц? – хмыкнул я.

Ответом мне были пять пар ошарашенных взглядов.

– Рыженький мой! – категоричным тоном заявила Набат и стремительно скрылась внутри здания.

***

– Миленько тут у вас, госпожа Гавхар. – я устроился в кресле поудобнее и отхлебнул вина из серебряного чеканного кубка со срамными барельефами. – Кожаные обои, акварели, мебель удобная...

– Покровитель нашего заведения полагает, что прекрасными должны быть не только девы, но и то, что их окружает, брат Прашнартра. – вежливо улыбнулась та в ответ.

Молодняк расхватали прямо с порога и моментально растащили по комнатам, а мне бордель-мадам решила скрасить ожидание и развлечь беседой. Ну, с учетом того, что я произвел предоплату (не несчастные же две драмы мелочью я с собой взял, ясно дело, было и немного золотишка при себе) – вполне объяснимо. Вдруг я надумаю продлевать, а она не рядом?

– Он лично контролировал и отделку, и обустройство, и даже платья для девочек.

– У него отменный вкус. – я сделал еще один маленький глоток. – Цветовая гамма подобрана идеально, ни один предмет, ни один рисунок не выбивается из общей палитры, к тому же все изображения выполнены с большим мастерством и знанием дела.

– И вас не смущает то, что на этих рисунках изображено? – улыбнулась Гавхар.

Да уж, понарисовано было такое, что не в каждом-то порножурнале напечатают.

– Нет, разумеется. – я пожал плечами. – Было бы странно, если рисунки в таком заведении оказались иными.

– А сами темы? – в улыбке мадам появилось лукавство.

– А что с ними не так? Все это, насколько знаю, вполне в человеческой природе.

– Значит, вы не порицаете прелюбодеяния? – удивилась хозяйка бардака.

– Это смотря что таковыми считать. – я пожал плечами. – Если к вам заходят женатые мужчины, то да, не вижу в этом ничего хорошего.

Гавхар вздохнула.

– Какой смысл давать обет перед богами в верности одной единственной... Ну или не одной, если по каким-то причинам мужчина заключил брак с несколькими супругами – это не принципиально. Просто что за блажь такая, клясться в вечной любви, если на следующий день побежишь в бордель? Это лишь одно означает, что ни о каких чувствах тут речи не идет – только о расчете. Святое Сердце таких браков не одобряет, хотя прямо и не воспрещал.

Борделеначальница смотрела на меня все с большим и большим интересом.

– Ваш первосвященный патрон, – грустно заметила она, – в проповедях своих утверждает, что шлюхи являются для мужчин источником соблазна и сбивают их с пути истинной добродетели. Уже который месяц нам, сосудам греха, воспрещен вход во все храмы Аарты, а в нашу дворовую часовенку прийти для принесения жертв Петулии[xiii] и вовсе ни один жрец не решается.

– Источником соблазна – да, являются, к чему спорить? Так и скоромная пища в дни поста тоже ей является, однако не все же ее в такие дни едят.

Я сделал еще один глоток из кубка.

– Послушника Тумила попроси, чтобы он вам обряд провел. Мальчик до таинства принесения жертв уже допущен.

– Ты не боишься вызвать гнев первосвященного? – удивилась Гавхар.

– Сказывают, – откинувшись на спинку кресла произнес я, – что в древние времена, когда Первые Просветленные только начали проповедовать Слово Троих в дальних южных землях, один из них, вместе со своими учениками, пришел в некий город. Зима в тех краях не такова как у нас, и никогда не бывает в этой земле никакого снега, но бывает сезон дождей, который аккурат в это время и начался. До того просветленный учитель воспрещал останавливаться своим ученикам в одном и том же доме более чем на два дня, дабы те не стесняли хозяев и не были им обузой, но в этот раз разрешил сделать исключение, поскольку город из-за ужасных ливней им покинуть было опасно, а сторонников истинной веры в нем было немного. И вот, ученики пошли просить у горожан себе пристанища, и один из них повстречал жившую в том городе куртизанку. Та, увидев, красивого и статного юношу сказала: «Я слышала, что вы, монахи Троих, вечно ищите себе место для пристанища, так отчего бы тебе не поселиться в моем доме?»

Круврашпури, спасибо тебе за те притчи и побасенки, что ты рассказывал братии в обители – не знаю, правдивы ли они, или ты выдумывал их сам, но госпожа Гавхар слушает едва не разинув рот.

– «Я не против», ответил ученик святого, – продолжил я, – «но мне на то надо получить согласие своего наставника». Та горько рассмеялась: «Ну что же, спроси, что он думает по этому поводу». Тогда этот ученик пришел к своему наставнику, проповедовавшему в это время горожанам, и рассказал все как есть. Тот выслушал своего ученика и сказал: «Ну, раз эта женщина проявляет такое гостеприимство, то тебе следует согласится на ее предложение».

– Да быть того не... – мадам осеклась. – Извини, брат Прашнартра, расскажи скорее, что было дальше.

– Когда люди услышали, такие слова просветленного учителя, они сказали: «Ну всё, слова этих людей такая же пустая болтовня, что и у наших жрецов. Речами они проповедуют добродетель, а сами живут с куртизанками».

Гавхар лишь невесело кивнула.

– Тогда просветленный учитель сказал: «Я исповедую путь Святой Троицы, ибо считаю его сильнейшим и надежнейшим, а вы полагаете что падшая женщина может меня или моих учеников с этого пути столкнуть? Неужто ее путь сильнее?» – я хмыкнул. – Утверждать такого горожане не решились, и ученик просветленного поселился в доме куртизанки. Она готовила ему вкусную пищу, а по вечерам играла на музыкальных инструментах и танцевала, а он на это смотрел и вел с нею беседы. Люди, слыша музыку, роптали на то, что ученик просветленного святого продолжает жить в доме куртизанки и, верно, поддался уже соблазну нарушить обеты. Но прошли два с половиной месяца, прекратился сезон дождей и учитель собрался в дорогу. И когда он готов уже был выйти из дома, пришел этот его ученик, а с собой привел первого на Мангала монаха-женщину.

Гавхар широко распахнула глаза и, в изумлении, прикрыла рот ладошкой.

– Сказывают, – добавил я поднимаясь, – что она достигла великого просветления и даже была принята в сонм младших богов. Знаешь, госпожа, наверное мы не будем ждать, когда освободится мой послушник – отведи меня в ее часовню, я сам вознесу жертвы и от тебя, и от тех из твоих девочек, кто этого пожелает.

Пожелали все – ну, кроме тех, что были заняты с моим молодняком.

Мы, оказывается, попали, если можно так выразится, в «пересменку», когда дневные клиенты дома уже, а полуночники – еще, так что небольшая, расположенная во дворе особняка часовенка оказалась полностью забита девушками во фривольных платьях и с редкостно одухотворенными лицами. Все же каждому человеку надобно во что-то верить – даже в то, что он и в черта лысого не верит назло всем, – а обряды эту веру не только укрепляют, но и тешат, вот и набежали девоньки, изголодались, чай, по духовному. Еще бы, при такой-то работе. Или – особенно при такой работе. Ну что они хорошего видят-то? Ничего, одну сплошную, в прямом смысле, херню. А ведь у каждой есть какие-то желания, такие, какими не поделишься с товарками, одна лишь и надежда, записать свои чаяния на листочке бумаги, да чтобы жрец – ну или в данном случае монах, – произнеся соответствующие молитвы сжег их в каменной чаше у подножия статуи Петулии. Авось и поможет чем добрая богиня-покровительница...

Вот и толпятся в очереди, едва сдерживаются, чтоб пред ликом богини не начать толкаться. Жаль, прямо, что примас такого религиозного рвения не наблюдает.

Кстати, надобно не забыть завтра же устроить Йожадату козью морду за самоуправство. Во-первых, кому запрещать ходить в храм, а кому нет, если дело касается целой социальной группы, это исключительная юрисдикция Конклава, а во-вторых, что это за гадство такое (не сказать покрепче) в моем стольном граде? Люди трудятся в поте не то что лица, а всего своего, мне в казну налоги платят, а этот паршивец самочинно повадился им интердикты устраивать. И даже с царем не посоветовался!

После обряда, который занял не многим более получаса, мы с Гавхар вернулись в комнату для особо почетных гостей, где меня уже поджидал кубок со срамной чеканкой и горячим глинтвейном.

– Даже и не знаю, как вас благодарить, брат Прашнартра. – произнесла хозяйка борделя. – Наши обычные способы выразить признательность вас, боюсь, не устроят. Или?..

Гавхар оперлась на столик обеими руками, качнув пышной грудью, томно поглядела на меня, повела плечами эдак...

– Пустое, госпожа, мне это ничего не стоило. – ответил я, с удивлением отмечая, что не такой уж Лисапет, оказывается и дряхлый.

Что-то у меня, от упражнений бордель-мадам шевельнулось, и вовсе даже не в душе. От обильной кормежки – не иначе.

Чем бы это все закончилось сказать не возьмусь, однако тут внизу послышались звуки какой-то суеты и громкий мужской голос.

– О, – улыбнулась Гавхар, – а вот и наш покровитель прибыл. Что-то давно он не заглядывал под наш гостеприимный кров, уже скоро как неделю.

– В таком случае, полагаю, вам хотелось бы с ним переговорить с глазу на глаз. – я развернул кресло к очагу, и взял кубок. – Прошу вас, не стесняйтесь, я покуда подремлю у огня.

Хозяйка борделя с благодарностью кивнула мне и двинулась к выходу, но не успел я опустить свой геморрой на подушечку для седалища, как дверь за моей спиной распахнулась, громко стукнувшись о стену, скрипнули половицы под тяжелым шагом вошедшего и донельзя знакомый голос скорбно произнес:

– Гавхар, боюсь что я прибыл попрощаться с тобой. С тобой, с Аартой и, верно, с самой Ашшорией.

– Да что произошло, голубь мой? – изумилась борделеначальница.

– Царь. – последовал полный трагизма ответ. – Царь пропал вместе с царевичами. Взял несколько провожатых, решил с внуками тайком прогуляться по городу, чтобы никто не узнал, и... исчез. Весь день нету. Ах, ласточка моя, если с ними что-то случилось, то не сносить мне головы! Бежать надо, покуда не поздно, пока не схватили – бежать.

– Но, если государь наш пропал... Боги, ну ты-то тут причем?!

Я вздохнул и поставил кубок, из которого так и не успел сделать ни глотка, на стол.

– При том, госпожа, – произнес я поднимаясь, – что он в Аарте хефе-башкент, и отвечает за все произошедшее в городе.

Я с милостивой (надеюсь) улыбкой поглядел на хватающего ртом воздух Штарпена из Когтистых Свиней и добавил.

– Но ты, князь, напрасно тревожишься за царя. – и за свою шкуру тоже. – Ничего со старым дураком не сделается. Как из дворца ушел, так и вернется. Ну, разве что, ты повозку пришлешь, чтобы ногами до Ежиного Гнезда не пёхать.

Гавхар переводила взгляд с продолжающего косплеить карпа князя на меня, а затем покачнулась и едва не упала – мы со Штарпеном едва успели ее подхватить с двух сторон.

– Вот видишь, до чего ты бедную женщину довел. – укоризненно произнес я, помогая толстяку усадить мадам в кресло. – С порога огорчил, можно даже сказать, что огорошил – немудрено что она сомлела.

– Ва-ва-ваше...

– Не вашкай. Воды ей лучше дай, или вина – кубок вон, на столе.

Хефе-башкент резвой птичкой-страусом метнулся за питьем и вручил чашу с глинтвейном Гавхар, аккуратно поддерживая ее руки своими, чтобы она не облилась или не выронила кубок вообще.

– Ты, князь, мне лучше скажи – откуда такое шервани взял? Всего два дня назад как мой портной мне с карманами пошил, а у тебя уже сегодня не только с ними на бедрах, а еще и с нагрудными.

– Ах. – Штарпен потупился. – Есть у меня такое увлечение – придумывать и шить различные платья со всяческими модными штучками.

– Очень даже полезное увлечение, – одобрил я, – надобно будет как-нибудь устроить для дам во дворце демонстрацию твоей коллекции. Да и мужчинам может быть небезынтересно – царевич Асир, вон, вышивать любит, например. Кстати, скоро он там свои дела закончит, интересно?

– Мальчики уже закончили, кроме двоих, и сейчас в купальне. – слабым голосом отозвалась Гавхар. – Не выходили из комнат только самый младший и рыжий.

Она сделала крупный глоток, стремительно приходя в себя.

– Но с рыжим не удивительно. Набат... Она очень охоча до мужских ласк и ее почти невозможно насытить. Если парень ей приглянулся, то она выжмет из него все соки.

О как! Нварду досталась злая ведьма Нимфомания?

– Не надо из него все соки – мальчику завтра на службу. Ты уж, голубушка, выручай его поделикатнее, а я пойду, внука потороплю.

Что он там так долго делает, маньяк малолетний? На третий посадочный круг пошел?

– А ты, князь, – обернулся я к Штарпену, – насчет какой-никакой колымажки все же распорядись. Староват я, столько пешком ходить.

В комнате, где развлекался мелкий шкодник (дорогу мне девочки указали) слышался сдержанный смех и звуки веселой беседы. Ну надо же – он может вообще сюда переедет?

За открывшейся дверью мне предстала феерическая картина: Утмир, голышом, сидя по турецки рядом с лежащей девушкой, тоже в дезабилье, что-то наяривал ложкой из глиняного горшка – судя по испачканному лицу девицы, ещё и ее подкармливал.

– Кто-то заверял, что в него еда уже не лезет. – хмыкнул я.

Мальчик повернулся, и ничуть не смущаясь улыбнулся.

– А это Таминка меня медом с орехами кормит, говорит – для мужской силы хорошо. Ну, для восстановления. Хочешь попробовать, дедушка?

– Я и так сладкий. Дуй в купальню быстрее, скоро карета будет, домой пора.

Парнишка отставил горшок, завернулся в простыню, спрыгнул на пол, и пошлепал в коридор.

– Что? –прореагировал я на хитрый взгляд девушки, когда Утмир скрылся за дверью.

– Он действительно твой внук, монах?

– Есть такое дело.

– Ну-у-у... – она сладко потянулась. – Если он в твою породу пошел, то хорошо, что я тебя не обслуживала, когда ты достиг совершенных лет.

– Это почему, интересно?

Ответом мне стал весьма характерный жест. Для рыбаков характерный.

***

С каретой прибыл почетный эскорт во главе с Латмуром Железная рука, который до того ласково и незлобиво поглядел на выходящего из борделя сына, что у того мигом вся благодать с лица сошла.

– Князь, вот что тебе опять не слава Солнцу? – спросил я, забираясь в открытый раззолоченный возок. – Смотришь на нас, словно язвенник на редьку. Что, царю уже к продажным женщинам зайти нельзя?

– Не смею препятствовать вашим развлечениям, повелитель. – сумрачно ответил командир Блистательных. – Но впредь прошу брать с собой большую охрану.

– Полагаешь, девочки госпожи Гавхар могли на меня накинуться? Рад, конечно, что ты считаешь меня настолько привлекательным для женщин, но, боюсь, что свою рожу вижу каждое утро в зеркале, когда бреюсь, и не соглашусь с тобой. Хотя, если сказать правду, покуда молодежь развлекалась, я остальных девочек всем гуртом и оприходовал.

Блин, даже у Тумила челюсть отпала!

– Слава государю-иноку! – рявкнул один из гвардейцев.

– Как священнослужитель оприходовал – службу в часовне Петулии провел. – хмыкнул я. – А вы что подумали?

– Именно это и подумали, ваше величество. – с непроницаемым лицом произнес Латмур.

Ой, ёк-макарёк, чую не один Нвард завтра возьмет лом, и будет подметать им плац...

– Тумил. – я повернулся к стремянному. – Несколько девушек из-за вас, молодежи, пропустили жертвоприношения своей покровительнице, а это несправедливо. Задержись, уважь красавиц... если остался доволен услугами, разумеется.

Что-то я сегодня в ударе – у мелкого пакостника челюсть отвисла второй раз за пять минут. Надо добивать, пока не сбежал.

– А как вернешься в Ежиное гнездо, зайди ко мне. Я переплету тебе косу в три пряди.

Что, формально, будет означать и признание его достигшим совершеннолетия досрочно – такие вот у нас законы. Правда уже завтра парню надо будет официально выбирать, становится он монахом или жрецом, и я надеюсь, что он выберет второе – когда Асир взойдет на престол, друг в качестве примаса ему точно не помешает. Главное, чтобы к тому моменту у Тумила глаза выпученными быть перестали.

На ужин во дворец, разумеется, опоздали, да оно и к лучшему – к завтрему невестушка подостынет, может и не попытается открутить мне голову за все хорошее.

Ах, мечты-мечты...

– Ваше величество, царевна Валисса смиренно просит вашего разрешения нанести вам визит. – ох, Караим, ну вот чего ты спать-то не лег, меня не дожидаючись...

– Сильно не в духе, князь? – спросил я.

– Сказать по чести, повелитель – скорее наоборот.

Так, и щось где сдохло?

– Караим, ты меня, право же, пугаешь. – я вздохнул. – Скажи царевне, что дозволяю посетить меня в царских покоях. И, попроси князя Папака распорядиться насчет бани. Если Валисса не отвернет мне голову за похождения сыновей, я перед сном хотел бы искупаться.

Невестка явилась во всем блеске и величии – намакияженная, расфуфыренная, вся в золоте и каменьях, платье опять же... Хорошее такое платье, с карманами. Неужто наш пузатенький хефе-башкент и Валиссу обшивает?

– Присаживайся, царевна. – я указал на кресло. – Случилось чего, голубушка моя, что ты на ночь глядя ко мне, старому, примчалась?

Невестка грациозно опустилась на предложенное место, придерживая юбки, чтоб не помять, и усмехнулась.

– Лисапет, я рада, что вы озаботились воспитанием моих сыновей – сама уже подумывала о подходящей девице для старшего, но, во-первых, вам не кажется что Утмиру еще рано?..

– Не кажется. – прервал ее я, выдерживая самый благостный тон. – Судя по докладу обслуживавшей его девушки, мальчика можно женить уже хоть сейчас, и его супруга не будет обделена ни в каком плане.

Брови Валиссы чуть приподнялись, но более она ничем своих эмоций не выдала.

– Ну что же, в конце концов вам, как мужчине, виднее, когда мальчику надлежит начинать общаться с женщинами, гм, более плотно, а когда еще рано. – нет, ну точно где-то что-то сдохло, и много. – Но, Лисапет...

Царевна поглядела на меня с нескрываемой укоризной.

– Шлюхи? – она покачала головой. – В приличных домах для мальчиков нанимают девушек из строгой, но небогатой семьи, чтобы она могла услужить юному господину, а тот, когда женится, дал бы ей достойное приданное, а то и жениха бы заодно подобрал.

– Как поступают в приличных домах я не знаю, поскольку в свое время обошелся без чьего-либо посредничества, причем был тогда немногим старше Утмира. – истинная правда, причем в обеих жизнях. – Да и чему такая девушка из «строгой, но небогатой семьи» сможет научить пацана, если сама даже письку сосать не умеет?

Невестушка аж задохнулась от такого пассажа.

– Впрочем, вашему младшему, как мне показалось, все это еще не особо интересно – так, одно из приключений, которыми столь богата юность, – а вот что касается Асира... Знаете, Валисса, а вы правы. Полагаю, вам стоит обсудить этот вопрос с сыном самой, и если он желает ограничить свой меч единственными ножнами... – я развел руками. – Его право. Хотя как по мне, так это ограничение можно отложить и на после женитьбы.

Валисса – умница такая, – резко успокоилась и побарабанила пальцами по подлокотнику.

– Считаете, что молодым людям следует достаточно нагуляться и набедокурить в юные лета, чтобы к зрелости вся блажь из головы уже выветрилась? – спросила она.

– Пожалуй. – я кивнул. – Главное контролировать эти процессы, дабы к зрелости в голове одна дурь не осталась. И даже не думайте, царевна, свалить этот контроль на меня. Я старый, помру скоро.

Откуда-то из соседней комнаты притопал зевающий и потягивающийся Князь Мышкин, плюхнулся на попку и с интересом начал разглядывать платье Валиссы – видимо на предмет вскарабкаться по юбке на колени. Невестка погрозила коту пальцем, на что тот фыркнул и начал умываться: не больно-то, мол, и хотелось.

– Хорошо, я поговорю с сыновьями. – царевна поднялась. – Посмотрим какое они примут решение.

После ухода Валиссы Мышкин вознамерился было напроситься на ласку, но, увы – мир бывает несправедлив даже к царским котам – пришел Шаптур.

– К инициации все готово, государь. – сообщил он. – Послушник Тумил только что прибыл, я попросил хирбада[xiv] Ашавана подготовить его к церемонии.

Разумеется, что прибыв в Ежиное гнездо я первым делом распорядился, чтобы наш дворцовый капеллан со своими послушниками неслись в царскую часовню зажигать свечи с жаровнями и исполнять все прочие потребные для церемонии переплетения косы дела. Ну и Шаптура к процедуре припахал, ясен пень – даром он что ли с нашей обители?

Не думаю, что аврал прибавил Ашавану любви ко мне... Только у нас с ним и так той любви, ноль целых шиш десятых.

Не нравится мне он, вот честно скажу – не нра-вит-ся. Нудный, безынициативный, способный лишь псалмы петь – и то без выражения, да еще и фальшивя. Как такая моль бледная могла попасть в часовню для членов царской семьи – ума не приложу. Не иначе креатура Йожадату, призванная выгонять весь двор на богослужения в Пантеон почаще.

– Поможешь накидку подвязать? – я поднялся, и князь Мышкин поглядел на меня как на предателя. – Что-то у меня после сегодняшних похождений спина побаливает, а там слева такой хитрый шнурок...

Облачившись должным образом и прихватив посох я, в обществе Шаптура, и под изумленными взглядами всех встречных проследовал в дворцовую часовню, у затворенного входа в которую стоял босой, в старой заношенной сутане, Тумил, и изображал смирение. Очень качественно изображал, но уж я-то своего послушника изучил довольно хорошо – парня от гордости просто разрывает.

– Готов? – спросил я, остановившись рядом.

– Я поступлю по воле своего наставника. – тихо, опустив очи долу, ответил мальчик.