Текст книги "Опричники Сталина"

Автор книги: Алексей Тепляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

Помимо арестов, в начале 30-х годов чекистами в отношении «социально близких» применялась и так называемая профилактика, ставшая основным методом работы с инакомыслием в КГБ 1960–1980 гг. Лиц, критиковавших советские порядки, вызывали в «органы» и там предупреждали о необходимости вести себя потише. Так, в информации ОГПУ для Барнаульского горкома ВКП (б) от 23 марта 1932 г. говорилось, что жена рабочего Чулкова «ходит по квартирам рабочих и ведёт следующий разговор, что меня уже два раза таскали в ГПУ за то, что я говорю, что эта власть заморила рабочих… а я говорила и буду говорить, чтобы эта власть скорее провалилась»[40]40
  Там же. С. 299; АУФСБ по НСО. Д. П-5355. Т. 1. Л. 134–135; Лубянка: Органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ… С. 543.


[Закрыть].

«На земле, залитой кровью, создана новая колхозная жизнь!»

Чекистский аппарат, доставшийся Алексееву от предшественника, был готов к любым зверствам. Привычно били и издевались над арестантами и во всех отделах краевого управления, и в местных горрайотделениях, и в лагерных пунктах. В октябре 1932 г. прокурор Запсибкрая в циркуляре, адресованом городским и районным прокурорам, отмечал, что органы ОГПУ повсеместно грубо нарушают законность: арестовывают «социально близких», затягивают сроки пребывания под стражей, а также избивают допрашиваемых и создают «невыносимые условия содержания».

Что касается полпреда, то его боялись сами сотрудники. Годы подполья и службы в ОГПУ не лучшим образом повлияли на характер Алексеева: этот внешне привлекательный высокий блондин отличался крайней грубостью, работая с подчинёнными методом накачек и разносов.

Запомнив, как Алексеев гонял новосибирских чекистов, его личный парикмахер Иван Вертинский, арестованный в 1937-м, рассказал следователю, что полпред гораздо лучше относился к нему, нежели к своим подчинённым: «Алексеев грубо обращается с сотрудниками, материт их и выгоняет из кабинета. Я хвастался, что… Алексеев и его секретарь Соснин ко мне относятся лучше, чем к оперативным сотрудникам, что я превратился в «дворцового брадобрея», что мне доверяют и дают брить важных арестованных генералов… [в том числе], кажется, Болдырева…»

Алексеев действовал очень активно и инициативно, поэтому вряд ли его имел в виду Г. Г. Ягода, когда 23 сентября 1933 г. объявил приказ «О дисциплине в органах и войсках ОГПУ», в котором недовольно констатировал: «Ряд ПП шлют длинные телеграммы, в которых не всегда понятно, кто и за что арестован, за многословием которых не видно содержания. Часто эти длинные телеграммы прикрывают оперативную бездеятельность аппарата»[41]41
  ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 411. Л. 210–212; Ф. 1027. Оп. 7. Д. 48. Л. 41, 43; Из истории земли Томской. 1933 г. Назинская трагедия. – Томск, 2002. С. 38–39; Папков С.А. Сталинский террор в Сибири 1928–1941. – Новосибирск, 1997. С. 91–114, 120, 128–130.


[Закрыть]. Аппарат Алексеева совершенно невозможно было упрекнуть в бездеятельности.

О террористической деятельности Алексеева наглядно свидетельствуют следующие ставшие известными цифры. Так, за 1932 г. только в тюрьмах и колониях края (без Сиблага ОГПУ) от голода и болезней погибли 2.519 чел. Во второй половине 1932 г. чекистами было арестовано более 2.200 «вредителей» и «расхитителей социалистической собственности». Всего же в течение 1932 г. по ст. 58 УК было арестовано 10.980 чел. Подавляющее большинство политзаключенных осуждалось во внесудебном порядке тройкой при полпредстве ОГПУ, которую возглавлял сам Алексеев или его ближайшие помощники.

Доля судебных учреждений в решении судьбы привлекавшихся по политическим статьям была многократно меньше – за 1932 г. народные суды края осудили 90.548 чел., в том числе 248 – по ст. 58. В 1933 г. нарсуды осудили 90.536 чел., из них 138 «контрреволюционеров» (в тот год тройкой только расстреляно было примерно в 10 раз больше). С декабря 1932 г. по июнь 1933 г. в крае оказалось арестовано около 15 тыс. деревенских «вредителей», из которых порядка 12 тыс. за тот же период было осуждено, а 1.500 – освобождено как необоснованно привлечённые. В том же году на о. Назино и в его окрестностях в Нарыме по вине лагерной администрации голодной смертью погибли несколько тысяч городских жителей, выселенных из Москвы, Ленинграда и других крупных городов как «социально-вредный элемент». Смертность заключенных Сиблага ОГПУ в 1933 г. составила 15,9 % от среднесписочного состава, что означало гибель от голода и эпидемии тифа 7,7 тыс. человек [42]42
  Иванов-Разумник Р.В. Тюрьмы и ссылки. – Нью-Йорк, 1953. С. 190.


[Закрыть].

Писатель Р. В. Иванов-Разумник, сидевший в новосибирской тюрьме осенью 1933 г., вспоминал о некоторых сокамерниках: «Был здесь и нагловатый гепеушник, обвинявшийся «в преступлениях по должности». Он нисколько не унывал и был уверен, что во всяком концентрационном лагере снова всплывёт на командные высоты. Был здесь и доставленный по этапу из Петербурга бывший помощник инспектора милиции по обвинению в бандитизме. Красочно рассказывал, как в отделении милиции избивают арестованных до полусмерти, «да так, чтобы никакого знака на теле не оказалось». Был здесь и рабочий из Минусинска, арестованный за то, что брат его принимает участие в каких-то «чёрных бандах». Был здесь и бывший красный партизан, ныне служивший в каком-то учреждении. Целая группа лиц там «созналась» во вредительстве, а вот его никак не могли уговорить и убедить, что он тоже должен «сознаться». То, что он рассказывал, было до того потрясающим, что не только в Англии, но даже где-нибудь и в Сербии немедленно арестовали бы следователей, так ведущих дело»[43]43
  ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 364. Л. 168, 170–171.


[Закрыть].

Спецификой сибирской ситуации в период работы нового полпреда был голод. В поражённой рядом неурожайных лет Сибири, где темпы коллективизации и хлебозаготовок били рекорды, голод начался ещё осенью 1931 г. и продолжался до 1934-го. В докладе одного из ответственных работников, подготовленном для ЦКК ВКП (б) и адресованном Я. Э. Рудзутаку, Н. К. Антипову и А. И. Криницкому, говорилось, что на 1932 г. 70 % западносибирских колхозников не имели коров, а остальные должны были лишиться последней скотины в ходе обязательных мясопоставок. Падёж молодняка в совхозах составлял две трети от численности.

Чиновник делал вывод, что колхозы и совхозы «прокормить страну… в ближайшее время не сумеют». Также он заявил: «Я не видел ни одного колхоза, в котором бы не произошла огромная убыль населения из-за бегства из деревни в город. Причём это бегство происходит семьями и избы совершенно заколачиваются»[44]44
  Там же. Л. 172; Д. 244. Л. 30–31.


[Закрыть]. Оставленные без семенного зерна, особенно пострадали многие алтайские районы, где люди массами опухали и умирали от голода.

Однако на территории современных Новосибирской и Омской областей тоже свирепствовал голод. Инспектор Барабинского райздравотдела в марте 1932 г. обследовал большое село Карповка (1000 дворов) и обнаружил из живности двух куриц, петуха и несколько тощих собак. Около 500 семейств уехали, побросав дома, остальные страдали от дистрофии, собирали падаль, опухали. Имевший 650 трудодней колхозник Ф. Бородин, у которого было пятеро детей, на глазах инспектора ругал их: «Черти, не умирают!..»

Положение в Татарском и Называевском районах было ещё хуже. Между тем в июле 1932 г. бюро Барабинского райкома партии, игнорируя продовольственную катастрофу, по докладу начальника РО ОГПУ постановило в 5-дневный срок выявить все классово-чуждые элементы в колхозных правлениях, развернуть работу по возвращению вышедших из колхозов «бедняцко-середняцких элементов», а также ликвидировать нарушения законности в колхозах и сельсоветах, которые используют «кулаки» для своей агитации[45]45
  Там же. Ф. 47. Оп. 5. Д. 179. Л. 150; Малышева М.П., Познанский В.С. Расправа за обращение к Сталину //Гуманитарные науки в Сибири. 1997. № 2. С. 94–98.


[Закрыть].

Обилие разорённых коллективизацией людей кололо властям глаза. В сентябре 1932 г. заместитель Алексеева А. М. Шанин писал в крайком и крайисполком, что многочисленные попрошайки – беспризорники, больные, инвалиды – «резко бросаются в глаза едущим (по железной дороге) пассажирам, а в особенности иностранцам». Чекист просил власти дать распоряжение райисполкомам «о принудительном водворении указанных лиц в детдома и дома инвалидов». А когда в том же 1932 г. руководство Покровского райкома ВКП (б) во главе с секретарём И. П. Жуковым отправило письмо Сталину о жутком голоде в районе, присовокупив посылку с образцами суррогатов, которыми питались колхозники, то крайком поручил лично товарищу Алексееву немедленно наказать номенклатурного «клеветника», осмелившегося вынести сор из избы[46]46
  ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 421. Л. 223.


[Закрыть].

Один раз о том, что творилось в Сибири тех лет, можно было прочесть в газете – благодаря грубой промашке партийной печати, в нескольких словах идеально охарактеризовавшей всё происходящее. Как член бюро крайкома Алексеев участвовал в решении вопроса по поводу возмутительной ошибки в газетном заголовке – 3 ноября 1933 г. краевая «Сельская правда» вышла с торжественной шапкой, приуроченной к октябрьской годовщине: «На земле, залитой кровью, создана новая колхозная жизнь». Что называется, не в бровь, а в глаз. За напечатание «Сельской правдой» почти 100-тысячным тиражом невольной правды бюро постановило редактору Н. Понурову дать выговор, а номер с заголовком, «имеющим контрреволюционную сущность» – изъять[47]47
  Ленинский пуАУФСБ ть (Краюшкинский район ЗСК). 1936. № 68; ГАНО. Ф. П-3. Оп.1. Д.763. Л.230; Марков Г.М. Не поросло быльём //День и ночь (Красноярск). 2006, № 3–4. С. 8–40.


[Закрыть].

Но и обычные опечатки наряду с двусмысленными заголовками тоже внимательно отслеживались. Из-за неграмотности наборщиков, например, «светские владыки» из статьи Н. В. Крыленко превращались в «советских владык», Сталинград – в Сталингад, а «неизменное руководство» Сталина – в «низменное». Молодой сибирский журналист Г. М. Марков, будущий глава Союза писателей СССР, вспоминал, как в первой половине 30-х годов он, редактор краевой молодёжной газеты «Большевистская смена», если проскакивала «политическая опечатка» («гиблый ум» Сталина вместо «гибкий» и т. д.), звонил в «органы», которые обеспечивали возвращение и уничтожение тиража[48]48
  Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. – М., 1951. С. 211, 110, 207; ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 411. Л. 204, 210, 212; Трагедия советской деревни… Т. 3. С. 346; Тепляков А.Г. Портреты сибирских чекистов… С. 85.


[Закрыть].

«Белогвардейский заговор» и «заговор в сельском хозяйстве»

1933 год оказался особенно урожайным в части истребления «бывших». На январском объединённом пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) 1933 г. Сталин заявил, что «уничтожение классов достигается не путём потухания классовой борьбы, а путём её усиления». Он поставил задачу «развеять в прах последние остатки умирающих классов», дав подробный список подлежавших арестам и физическому уничтожению. Формулировки вождя были самыми широкими: «частные промышленники и их челядь, частные торговцы и их приспешники, бывшие дворяне и попы, кулаки и подкулачники, бывшие белые офицеры и урядники, бывшие полицейские и жандармы, всякого рода буржуазные интеллигенты шовинистического толка и все прочие антисоветские элементы». По всей стране – от Белоруссии до Дальнего Востока – органы ОГПУ всемерно усилили фабрикацию дел, а всего в течение 1933 г. было арестовано 283 тыс. «контрреволюционеров».

Алексеев оказался в числе самых активных исполнителей сталинского поручения. Представители уничтоженного большевиками строя вызывали особенную ненависть полпреда. Хотя бывших белых офицеров по всей Сибири к концу 1920-х гг. насчитывалось не более четырёх-пяти тысяч, Алексеев сочинил байку о том, что их только в Западной Сибири 10 тыс. и все они представляют собой готовые повстанческие кадры.

Выступая в феврале 1933 г. на объединённом пленуме крайкома и крайисполкома, Алексеев гневно обрушился на тех хозяйственников, которые ещё не избавились от бывших белых офицеров. Его возмущению не было границ: «Бывшего 3-го Барабинского (Барнаульского – А. Т.) полка офицеров белой армии в одном городе (Барнауле – А. Т.) сидят 24 гаврика… начали искать дальше, оказывается, подполковник есть. Когда дальше стали искать – [нашёлся] полковник, а ещё дальше – начальник дивизии. Сидят все вместе живые. […] Приходится нашим партийцам спрашивать наших хозяйственников – почему они подбирают такую сволочь?» На чью-то реплику: «Грамотные люди!» полпред воскликнул: «Это верно, но почему можно думать, что грамотные люди безопаснее безграмотных?!» Роберт Эйхе тут же подал уточняющую реплику: «Они грамотны по контрреволюционным делам». Сообщив собранию о раскрытии за последнее время 107 контрреволюционных групп в колхозах (с 700 участников, из которых 25–30 чел. были коммунистами), Алексеев тут же подчеркнул, что «это очень мало»[49]49
  Исаев В.И. Правоохранительные органы Сибири в системе управления регионом в конце 1920-х – 1930-е гг. //Социально-демографическое развитие Сибири в ХХ столетии. Сб. науч. трудов. Вып. 3. – Новосибирск, 2004. С. 74; Гущин Н.Я. «Раскулачивание» в Сибири (1928–1934 гг.): методы, этапы, социально-экономические и демографические последствия. – Новосибирск, 1996. С. 124; Власть и интеллигенция в сибирской провинции (1933–1937 годы). Сб. документов. – Новосибирск, 2004. С. 333..


[Закрыть]^.

Что касалось хищений, то даже не очень большие цифры украденного вызывали очень жестокие меры: по словам Алексеева, из 70 проходивших по делу «Союзтранса», где было расхищено свыше 6.000 руб. (два десятка месячных зарплат), расстреляли 36 чел. Услышав аплодисменты и крики «мало!», Алексеев пообещал собравшимся, что борьба с расхитителями социалистической собственности только начинается, и под одобрительный смех заявил, что «едва ли придётся огорчаться цифрами снижения» количества осуждённых. Он отметил, что за последние пять месяцев в крае было арестовано «по кооперативно-торговой системе» 2.229 человек, в том числе около 100 коммунистов. Активно применялся и знаменитый «указ о колосках» от 7 августа 1932 г., по которому к августу 1933 г. в крае было осуждено около 13,6 тыс. человек.

Алексеев свои выступления перед партийцами использовал не только ради пропаганды чекистских успехов, но и для запугивания чиновников и активистов мифическими повстанцами. Выступая 4 июля 1933 г. перед краевым сельхозактивом, полпред подчеркнул опасный для власти опыт повстанческой борьбы, приобретённый крестьянством в годы гражданской войны: «Опыт наших сибирских восстаний говорит за то, что народ здесь повстанческую деятельность знает, имеет практику исключительно большую. Здесь умудрялись, начав с 3-х винтовок и десятка охотничьих ружей, в период Колчаковщины находить пулемёт. Так что народ здесь прошёл хорошую школу гражданской войны. Да и кулачество, которое принимало в известной части участие в партизанском движении, тоже эту школу прошло»[50]50
  Забвению не подлежит. Книга памяти жертв политических репрессий Омской области. Т. 3. – Омск, 2001. С. 171–179; Власть и интеллигенция в сибирской провинции… С. 329, 274, 276, 297; Красильников С.А. «Белогвардейский заговор» 1933 г. в Западной Сибири (по материалам архивно-следственного дела) //Гуманитарные науки в Сибири. Серия: Отечественная история. 2005. № 2. С. 59–62; АУФСБ по НСО. Д. П-7496. Л. 217–218; Папков С.А. Сталинский террор в Сибири… С. 93.


[Закрыть].

Главным делом Алексеева в Сибири, помимо завершения коллективизации, стала фабрикация двух огромных дел, уничтоживших и стёрших в лагерную пыль тысячи крестьян и интеллигентов – «заговора в сельском хозяйстве» и «белогвардейского заговора». Удар по «бывшим» – офицерам и священникам, торговцам и служащим царского и колчаковского правительств, зажиточным крестьянам – был беспощадным. Новый полпред утёр нос спецам своего предшественника Л. М. Заковского, которые посадили и расстреляли очень многих, но так и не смогли представить московскому начальству убедительных доказательств существования масштабной общесибирской повстанческой организации.

Ещё в 1931 г. работники Секретно-политического отдела усиленно разрабатывали дело «Паутина», утверждая, что «факт существования на территории ЗСК широко разветвлённой и сложно построенной, многочисленной по составу к-р организации является установленным». Считалось, что в Сибири под прикрытием Общества по изучению Сибири и её производительных сил (ОИС) – крупнейшего в регионе научного общества – осуществлялась консолидация вредительской организации, а Совет ОИС формировался из лидеров «отраслевых вредительских групп». По агентурной разработке «Паутина» проходили бывший генерал-лейтенант, главком Уфимской директории Василий Болдырев, известный учёный-библиограф, директор краевой библиотеки Пантелеймон Казаринов, писатель Максимилиан Кравков, а также около тридцати других видных интеллигентов Новосибирска, Томска и Омска, впоследствии большей частью осуждённых по делу «белогвардейского заговора» и другим делам.

Однако людям Заковского не удалось осудить даже «головку» общесибирской заговорщицкой организации. Напрасно замначальника Особого отдела СибВО А. К. Залпетер в апреле 1931 г. просил, чтобы на Лубянке сняли показания против В. Г. Болдырева с арестованных в рамках огромного дела «Весна» военачальников А. А. Свечина и А. А. Балтийского – те не дали никаких компрометирующих материалов против Болдырева, арестованного по прямому предложению начальника Особого отдела союзного ОГПУ Я. К. Ольского. Заковский в ответ заявил, что полагаться на благоприятные для Болдырева показания Свечина и Балтийского не стоит, предложив подчинённым искать «новые факты на Болдырева» на месте. Но те не справились с поручением полпреда. В итоге Болдырев, проведший несколько месяцев за решёткой, был освобождён.

В докладной записке по «Паутине» от 17 октября 1931 г. говорилось, что следствие по делу арестованных членов контрреволюционной группы ОИС и Западно-Сибирского географического общества закончено и направлено в Коллегию ОГПУ. Но дело оказалось прекращено и возвращено в Новосибирск – с указанием, что в следственных и оперативных материалах нет доказательств наличия сговора обвиняемых, заранее обусловленного образа действия, целевой установки, нелегальных организационных связей, то есть всех тех «элементов, присущих оформленной подпольной организации». Почти одновременно с «Паутиной» лопнуло дело о вредителях в Сибирском геодезическом управлении. Арестованные по указанным делам восемь человек были освобождены, причём пятеро из них дали подписку о сотрудничестве с ОГПУ…

На основе дела «Паутина» в феврале-марте 1932 г. стали формироваться новые агентурные дела с разбивкой по отраслям: «Плановики», «Историки», «Географы», «Геодезисты», «Мистики», «Мелиораторы», «Растениеводы» и др. Именно эти разработки легли в основу фабрикации «белогвардейского заговора». Алексеев, прочно устроившийся в Новосибирске, в конце 1932 – начале 1933 гг. настроил аппарат на то, чтобы материалы по отдельным «антисоветским группировкам» были выделены в два сверхкрупных производства. Были заброшены составленные ещё при Заковском планы использовать Болдырева «втёмную» для легендирования существования в Сибири заговорщицкой организации и ведения оперативной игры с белоэмигрантами.

Фактически Алексеев выполнял указание Сталина, отправившего в декабре 1932 г. на места записки зампреда ОГПУ Г. Е. Прокофьева и начальника ЭКО ОГПУ Л. Г. Миронова о разоблачённых контрреволюционных организациях в Ветеринарном управлении Наркомзема СССР и Трактороцентре. Вождь приказал: «Ввиду исключительного значения рассылаемых материалов предлагается обратить на них серьёзное внимание». Фабрикация громких заговоров («белогвардейского» и «сельскохозяйственного») началась немедленно после сталинского указания и была успешно завершена к весне и лету следующего, 1933 г. Одновременно с ними было сфабриковано и менее крупное так называемое «лесное дело», по которому в июне 1933-го Коллегия ОГПУ и местная тройка осудили 338 работников лесного хозяйства[51]51
  Возвращение памяти. Историко-публицистический альманах. Вып. 2. – Новосибирск, 1994. С. 62, 116; Боль людская. Книга памяти томичей, репрессированных в 30-40-е и начале 50-х годов. Т. 1. – Томск, 1991. С. 345; Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… С. 481; ГАНО. Ф. 47. Оп. 1. Д. 122. Л. 235 об.; АУФСБ по НСО. Д. П-17386. Т. 7. Л. 475, 476.


[Закрыть].

Трудно сказать, имел ли Алексеев опыт крупных провокаций в период работы особоуполномоченным при СОУ и в Информационном отделе союзного ОГПУ. Скорее всего, имел, поскольку уже воронежский опыт его деятельности оказался исключительно богат на фабрикацию массы контрреволюционных организаций, а сибирский этап в этом отношении – вообще нечто выдающееся.

Собственно, выдумать повстанческую или шпионско-диверсионную группу было не так чтобы очень сложно – «враги» были под рукой всегда. Гораздо труднее было обеспечить видимость правдоподобия шитых белыми нитками следственных материалов. Выручала провокация, то есть участие в оперативных мероприятиях (под видом завзятых контрреволюционеров) штатных и особенно внештатных сотрудников госбезопасности, которые брали на себя роль организаторов и активистов той или иной «организации». Аппарат, подобранный Алексеевым, мастерски проделывал такие штуки. Даже совершенно отпетому Заковскому ни разу не удалось в Сибири состряпать такого дела, по которому можно было бы разом расстрелять тысячу человек. Николай Николаевич старательно продвигал по служебной лестнице самых умелых фальсификаторов, вроде С. П. Попова или И. А. Жабрева, доросших впоследствии до начальников региональных управлений НКВД.

Самого Алексеева в 37-м не допрашивали относительно нарушений законности в период работы в провинции, поскольку следователей интересовали сведения о «шпионско-заговорщицкой деятельности» бывшего резидента и полпреда. Но от многих подчинённых Алексеева такие показания взяли. Ниже будет процитирован рассказ о методах своей работы одного из ближайших подручных Алексеева – начальника Барнаульского оперсектора ОГПУ Ивана Жабрева, имевшего огромный специфический опыт и фабриковавшего липовые повстанческие организации ещё в бытность своей службы в Новониколаевской губчека.

В течение 1930–1933 гг. Жабрев упрятал за решётку более четырёх тысяч «врагов»: в 1930-м арестовал в Бийском округе свыше 1.500 человек, в 1931–1932 гг. в Барнаульском оперсекторе «ликвидировал 37 к-р повстанческих организаций с количеством участников 1.409 человек, 128 к-р группировок повстанческих, вредительских, срывательских и т. п. с количеством участников 1.120 человек». За эти отменные успехи он был переведён в Новосибирск и назначен начальником СПО полпредства ОГПУ по Запсибкраю. Три года спустя он покинул Сибирь, а в конце 1938 г. Жабрева арестовали как «заговорщика». Помимо информации о мифическом заговоре в НКВД, следователи на всякий случай выпытали из него сведения о «вредительской работе», поскольку «избыточные» репрессии с окончанием ежовщины трактовались как антисоветское стремление озлобить население и настроить его против сталинского руководства.

Жабрев во время следствия раскрыл ряд самых охраняемых секретов чекистской кухни, касавшихся фирменного метода – провокации. Сомневаться в откровенности Жабрева здесь нет оснований, т. к. эти факты хорошо проверяются рассекреченными следственными делами. Из его пространных показаний следует, что в среде сибирских чекистов первой половины 30-х годов «…было пущено крылатое выражение «соцзаказ». Под этим «соцзаказом» разумелось проведение заведомо фальсифицированных дел в зависимости от политической обстановки. Из таких проведённых фальсифицированных дел могу привести дело «Мимикрия»… проведённое начальником [Барнаульского оперативного] сектора Чистовым с моим участием. Сущность этого дела сводилась к тому, что простая хищническая группа была оформлена в конечном счете путём провокационной работы агентуры в широкую диверсионную группу в рабочем снабжении и питании на [барнаульском] меланжевом комбинате».

Между прочим, дело «Мимикрия» дошло до самого Политбюро ЦК. В ноябре 1933 г. спецколлегия Запсибкрайсуда приговорила к расстрелу шестерых «вредителей в рабочем снабжении» во главе с начальником отдела снабжения барнаульского Текстильстроя А. А. Халтуриным. Проверка, как сообщал Сталину Прокурор СССР И. А. Акулов, показала, что осуждённых начальник Барнаульского оперсектора П. В. Чистов и оперативник С. В. Толмачёв уговорили признаться, предъявив к ним «требование доказать [этим] преданность партии и Соввласти, ввиду якобы необходимости создать политический процесс о вредительстве с тем, чтобы на примере этого процесса ликвидировать расхлябанность, бесхозяйственность и т. п. явления в среде торгово-кооперативных работников». На записке Акулова Сталин начертал: «Членам ПБ. Надо разрешить проверку». Судя по тому, что дело было прекращено только в 1963 г., высочайше санкционированная проверка не спасла осуждённых.

Далее Жабрев показал: «Второе дело – «Степные» – по Завьяловскому и Тюменцевскому районам Барнаульского сектора, в которых на базе небольших антисоветских групп агентура была приведена в активное провокационное положение, [и] в работе была создана «мощная» антисоветская организация. Перед ликвидацией этого дела Чистов распространил по отдельным организациям через агентуру значительное количество оружия, взятого из комендатуры [оперсектора]. Это всё проводилось под моим руководством.

Дело «Паспортисты». По агентурной разработке по указанию быв. ПП ОГПУ Алексеева готовился провокационный налёт на политотдел. О всей этой провокации я был осведомлён через Чистова. Налёта не было только потому, что Алексеев испугался размера провокационных действий в агентурных разработках и следствии, проводимых Чистовым. […].

По агентурному делу «Цепочка», которое велось на троцкистскую группу в Новосибирске, Попов с моего ведома направил агента, работавшего по этой разработке, на провокацию с целью увязать большое количество троцкистов, хотя и не входящих в эту группу». Далее Жабрев пояснял, что упоминавшийся выше налёт на политотдел Калманской МТС готовился с целью доказать факт покушения на его начальника К. В. Рыневича. С помощью агентуры же было сфабриковано крупное дело на «церковно-монархическую организацию» в Томске, якобы связанную с харбинскими белоэмигрантами – «вся организация по существу была сфальсифицирована» Жабревым и томским чекистом В. П. Журавлёвым. По этому делу, именовавшемуся старообрядческой повстанческой организацией «Сибирское братство», в 1932–1933 гг. было осуждено 283 чел., в том числе три епископа, 32 священника и 74 монаха. Центр организации находился в Томске, а повстанческие ячейки «насаждались под видом скитов и монастырей в глубокой Нарымской и Минусинско-Абаканской тайге».

Также по прямому указанию Алексеева было придумано дело работников «Союзутиля» братьев Громовых, а также Колоярцева, Абрамова и других, «которые якобы готовились совершить теракт над Эйхе» (о последней истории будет сказало ниже – А. Т.). С секретарём Запсибкрайкома партии Робертом Эйхе наш герой был на «ты» и не забывал умаслить жестокого латыша сообщением о раскрытии очередного на него покушения. Точно так же будут поступать и следующие руководящие чекисты Западной Сибири – В. М. Курский, С. Н. Миронов, Г. Ф. Горбач, поскольку могущественный Эйхе сидел в Новосибирске до самой осени 37-го и чекистские усилия по охране своей персоны в высшей степени одобрял. В 1934 г., продолжал Жабрев, было «сфальсифицировано дело на группу, пытавшуюся взорвать мост через Обь в Барнауле, дело на лиц, осуждённых за участие в фашистской организации [немцев] в Гальбштадтском районе» [52]52
  АУФСБ по НСО. Д. П-8437. Т. 3. Л. 346; Д. П-10390. Л. 186–188; Возвращение памяти… С. 66–67; Красильников С.А. «Белогвардейский заговор» 1933 г. в Западной Сибири… С. 60.


[Закрыть].

Упомянутый Жабревым Серафим Попов, ведущий следователь СПО ПП ОГПУ – УНКВД по ЗСК в течение целых пяти лет, оказавшись за решёткой, довольно нахально обвинял своего бывшего начальника за дела 1933 г.: «Жабрев, работая длительное время начальником Барнаульского сектора, сумел подобрать ряд надёжных для себя лиц и воспитал их в антисоветском духе – сделал из них способных на самые ужасные преступления, на любую мерзкую липу. Им было совершенно безразлично, идёт ли речь о враге или о друге советской власти. Это были Матусевич и Журавлёв, которые фальсифицировали следствие, опирались на своих людей. Жабрев сумел создать в Барнауле крепкую группу из лиц, потерявших [моральный] облик и превратившихся в прямых провокаторов.

Барнаульский сектор под руководством Жабрева особенно выделялся наглой фальсификацией и поэтому сумел дать количественно большую периферию – боевые группы, входившие в «белогвардейский заговор» и «заговор в сельском хозяйстве». Только по этим двум делам по Барнаульскому сектору было арестовано и осуждено тройкой свыше 2500 человек. Жабрев, как особо отличившийся в этом, сразу же был назначен начальником СПО УНКВД (ПП ОГПУ – А. Т.)». На допросе в январе 1939 г. Попов показал: «…На первых порах следствия мне стало ясно, что дело о белогвардейском заговоре дутое и является сплошной фальсификацией. Ежедневно утром начальник СПО Ильин собирал следователей и давал им схемы будущих показаний арестованных. Следователи по этим схемам составляли протоколы, которые потом давали подписывать арестованным». Также Попов показал, что «между СПО и ЭКО шло активное соревнование в фальсификации следствия, координируемого полпредом Алексеевым»[53]53
  ОСД УАДАК. Ф. Р-2. Оп. 7. Д. П-4651. Т. 42. Л. 8-17, 20, 38, 46, 47, 49, 52, 54, 61; Тепляков А.Г. Институт заместителей начальников политотделов по работе ОГПУ-НКВД в МТС и совхозах Сибири в середине 1930-х гг. //Урал и Сибирь в сталинской политике. – Новосибирск, 2002. С. 180.


[Закрыть].

На очной ставке 9 февраля 1939 г. Жабрев и Попов подтвердили факт массовой фабрикации дел в Барнаульском оперсекторе ОГПУ, назвав в качестве виновных начальников отделений сектора П. Ф. Аксёнова (умер в Новосибирске в 1960-м), Г. Л. Биримбаума (арестован в 1939 г., осуждён на 10 лет, освобождён в начале войны и возвращён в НКВД), В. П. Журавлёва (умер в 1946 г. при не вполне ясных обстоятельствах) и Г. А. Линке (исключён из партии в Новосибирске в 1942 г.). Жабрев признал, что руководил созданием «белогвардейского заговора» и «заговора в сельском хозяйстве» путём подлога и фабрикации следственных материалов.

В случае с несостоявшимся налётом на политотдел с покушением на его начальника К. В. Рыневича Алексеев, как показывал Жабрев, испугался размаха провокации. Но обычно Николай Николаевич не пугался, и количество его жертв в Сибири исчисляется многими и многими тысячами. Так, в колхозах одной только Сростинской МТС в 1933 г. было арестовано более 320 мужчин, из-за чего некоторые колхозы к посевной следующего года лишились до половины работников. Самым крупным делом стал «заговор в сельском хозяйстве», по которому в апреле 1933 г. было приговорено к расстрелу 976 чел. Всего же по «заговору» оказалось осуждено 2.092 чел., из которых основная часть – 1.954 – прошла через тройку полпредства ОГПУ, а 138 – через Коллегию ОГПУ.

Из осуждённых тройкой расстреляли 952 чел. (и ещё один осуждённый к ВМН умер от сыпного тифа до приведения приговора в исполнение), осудили на 10 лет лагерей – 686, на 5 лет – 248, к меньшим срокам – 67 чел. Правда, согласно сведениям В. Ф. Гришаева, в Новосибирске 11 апреля 1933 г. были расстреляны ещё 84 участника заговора, что заметно увеличивает число его жертв. Наибольшее количество «заговорщиков» было расстреляно в Барнауле – 330, в Омске – 281, Томске – 104, Ойрот-Туре (ныне – Горно-Алтайск) – 78, Бийске – 57, Барабинске – 19[54]54
  Гришаев В.Ф. Невинно убиенные. – Барнаул, 2004. С. 79–80; ЦХАФАК. Ф. П-1. Оп. 18. Д. 158. Л. 498; Красильников С.А. Серп и Молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы. – М., 2003. С. 103; Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… М., 2003. С. 426, 427; Belkowez L., Belkowez S. Gescheiterte Hoffnungen. Das deutsche Generakonsulat in Sibirien 1923–1938. Klartext Verlag, Essen. 2004. S. 105; АУФСБ по НСО. Д. П-14452. Т. 5. Л. 169; Д. П-7496. Л. 219–220; Д. П-7142. Т. 1. Л. 265.


[Закрыть].

Алексеев 14 апреля 1933 г. доложил на бюро крайкома ВКП(б) о «раскрытии» двух заговоров – «белогвардейского» и «сельскохозяйственного». Руководство Сибири на самом деле к тому времени уже хорошо знало о гигантском размахе «вредительства» и «повстанчества», позаботившись, чтобы все «враги» были быстро осуждены во внесудебном порядке. Заслушав полпреда, крайком постановил просить Коллегию ОГПУ «при рассмотрении дел этих организаций применить самые суровые репрессии к контрреволюционным белогвардейским, повстанческим и вредительским элементам». В собственной же твёрдости сибирские руководители не сомневались. 7 марта 1933 г. Эйхе в телеграмме, адресованной Сталину, просил дать тройке право применять высшую меру наказания в отношении «контрреволюционеров». Вождь подождал, но 4 апреля 1933 г. Политбюро ЦК ВКП (б), откликаясь на телеграмму крайкома, предоставило тройке полпредства ОГПУ по Запсибкраю «право рассмотрения дел по повстанчеству и контрреволюции».

Именно через тройку прошло основное количество «заговорщиков». Массовые казни по «заговору в сельском хозяйстве» были произведены в том же апреле и начале мая, так что на всесоюзном совещании полпредов ОГПУ, созванном 3 мая 1933 г., Алексеев смог отчитаться просто о выдающихся результатах своей работы.

Сомневаться в том, что такое дело можно было сфабриковать только с помощью разветвлённой агентуры, нет оснований. Подробно данный «заговор» не изучался (по нему только в Новосибирске одних специалистов-аграрников было арестовано 69, много интеллигенции «изъяли» и в Омске), но известно, что его «младший брат» – пресловутый «белогвардейский заговор», по которому было арестовано 1.759 бывших белых офицеров, интеллигентов, церковнослужителей и красных партизан – был достоверно создан с помощью ряда чекистских агентов. Они деятельно помогли сфабриковать этот «заговор», за что получили (хотя и не все) фирменную чекистскую благодарность – пулю в затылок.