Текст книги "Партизаны (СИ)"

Автор книги: Алексей Дягилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 15

Вася привёл как передок, так и Шайтана с санями, поэтому цепляем орудие, грузимся в сани и аллюром в три креста догоняем второй взвод. Берген теперь тоже с нами, а Пашку я отмативировал и послал охранять обоз с трофеями и ранеными, которых ещё немного добавилось. Как тех, так и других. Если дело пойдёт такими темпами, мы скоро весь транспорт под санитарный приспособим. Надо бы предупредить старлея, чтобы не лез на рожон. Лучше я буду из пушки по воробьям стрелять, чем нести неоправданные потери. Поэтому выезжаем к самому краю оврага и разворачиваем орудие, прикрывая правый фланг наступающему взводу. С ротным договорились, чтобы они дольше чем на сотню метров вперёд не вырывались и от края лога держались подальше. Будем двигаться перекатами. Сначала я стреляю во всё, что шевелится, а то, что не шевелится, расшевеливаю. Под прикрытием моего огня взвод продвигается вперёд, занимает огневой рубеж и ждёт нас. После чего мы делаем бросок и, заняв позицию, снова стреляем «по воробьям».

– Берген, будешь мне целеуказания давать, увидишь кого впереди.

– Лёха, смотри за правым флангом на той стороне оврага, прикроешь нас. Увидишь кого из фрицев, сразу стреляй.

– К бою. – Даю я общую команду и делаю первый выстрел. Пока пробный, потом зачётные пойдут.

Продвигаясь таким макаром, мы дошли до конца, или скорее до начала оврага, частично уничтожив и обратив в бегство стоящее в отцеплении подразделение. А потом ударили во фланг и тыл наступающей роте егерей. Они уже готовы были ворваться в траншею, когда Лёха открыл огонь из своего «Дегтяря», а мы, развернув орудие на девяноста градусов, ударили картечью, не жалея снарядов. Так что правофланговому взводу противника не повезло, а когда обошедшие овраг разведчики ударили сзади, не повезло вдвойне.

Старший лейтенант хоть и послушал меня, но когда оцепление побежало, то наши, практически не встречая сопротивления, быстро начали продвигаться вперёд и целей для меня на этой стороне лога не осталось. Зато их богато и кучно появилось на другом его берегу. Вот мы и оторвались по полной. Разведчики ударили в тыл противнику, буквально через минуту после того, как мы прекратили стрелять, уничтожив расчёты тяжёлых пулемётов, приданных роте. Видимых целей и живых фрицев не наблюдалось, лес всё-таки, а по звуку родных СВТ и ППШ я понял, что наши парни вступили в бой, отжимая немцев к другому оврагу, вдоль траншеи. Но постепенно положение стало выравниваться. И хотя отступавшие в панике, атакованные с двух сторон егеря и смешали ряды, левофланговый взвод противника почти не понёс потерь, а так как наступал он клином, то и перестроение боевого порядка много времени не заняло и эта первая, атакованная нами рота, всё-таки смогла прикрыть правый фланг второй, которая, частично захватив траншею, ворвалась в партизанский лагерь. И бой шёл уже внутри базы.

Прицепив орудие к передку, спешим на помощь, так как разведчики залегли под плотным огнём неприятеля, развернувшись в цепь, между минным полем и партизанской траншеей, практически перпендикулярно ей. Хотя где кончаются и начинаются эти мины непонятно, так что Лёха идёт впереди, показывая проход, следом за ним сапёр, проверяя визуально и щупом возможные места закладок, а мы потихонечку едем за ними по испещрённой небольшими воронками местности. Причём «за рулём» передка только один ездовый, весь остальной расчёт гуськом продвигается метрах в десяти от орудия. Вроде как идём по проходу в минном поле, потом обходим огромную воронку с разбросанными вокруг трупами полицаев, а немного пройдя вперёд, нагоняем пулемётчика, который остановился на разграничительной линии, отделяющей «поле чудес» от не заминированного пространства.

– Что это было? – показываю я на воронку.

– Фугас. – Спокойно отвечает Лёха-пулемётчик.

– Мы же ночью тут проходили и не взорвались.

– Так он управляемый по проводам. Ещё осенью тут авиационную бомбу закопали, на всякий случай. Вот, пригодилась. – Показывает он на трупы полицаев.

– Отцепить орудие, передки в укрытие. – Даю я команду, так как пули засвистели вокруг.

– Берген, видишь кого? – Укрывшись за щитом сорокапятки, осматриваюсь я в бинокль.

– Нет, командир. Деревья мешают.

– Тогда покатили к траншее. – Говорю я своим. – Лёха, крой нас справа. Берген, слева.

– Есть.

– Крою. – Отвечают бойцы.

– Катим орудие под углом градусов сорок пять относительно траншеи. Разведчики залегли впереди, но стрелять над ними нежелательно, лес всё-таки, снаряд может задеть как за ствол, так и за ветку дерева. Подкатить орудие к самой цепи нам не дадут уже немцы, пулемётов да и стрелков у них хватает, а потери мне не нужны. Единственный выход – стрелять вдоль траншеи или вправо от неё, там наших нет, да и пространство более менее расчищено от деревьев.

– Осколочным. – Даю я команду, когда мы докатили орудие до нужного места, и открываю огонь. Миномёт бы тут подошёл гораздо больше, но до меня только сейчас дошло, что все трофейные мины остались с обозом на той стороне оврага, а дорога каждая минута и даже секунда.

Старлей в самоубийственную атаку грудью на пулемёты также не прёт. Разведчики стреляют с места, постепенно сокращая поголовье противника. Да и окружать роту немцев, ворвавшуюся в лагерь, нам не желательно. Неизвестно, сколько там осталось живых партизан, а если егерей будет больше, то тут бабушка надвое сказала, кто кого вперёд уничтожит. Да и ситуация может измениться с минуты на минуту, нам подкрепления ждать неоткуда, а вот противнику в своём тылу может повезти. Хотя бог сегодня за нас, а не на стороне больших батальонов.

Уничтожив два пулемётных расчёта, подвернувшихся под выстрел и нескольких шутцев, осматриваю поле боя в бинокль, выискивая цели. У якута «охотничий сезон» начался, он помогает разведчикам, так что приходится совмещать, работая за командира и за наводчика. Снарядов нам ещё хватит, несколько выживших партизан подтаскивают ящики по траншее. Обоз также подтянулся, и Пашка распределил своих вдоль границы с минным полем, прикрыв нам фланг со стороны леса. Я ещё послал туда Васю, чтобы помог отцепить и установить второе орудие. При нужде просто перебежим к этой пушке и откроем огонь.

Перекатив свою сорокапятку на пару десятков метров вдоль траншеи и уничтожив ещё один пулемёт, укрываемся в ней и отстреливаемся из карабинов. Дистанция стрельбы минимальная, орудие не окопано, картечь закончилась, остались только осколочные, ну и егеря, разобравшись, с какой стороны к ним подкрался главный писец, одним взводом начали обходить нас справа. Так что всеми наличными силами организую оборону в траншее. Вместе с партизанами нас дюжина при двух пулемётах и снайперской винтовке, есть ещё и парочка автоматов.

– Ну, что замолчали, артиллеристы? Кисло без вас стало. – Спустившись в окоп, спрашивает старлей.

– Будет ещё кислей, если егеря ближе подберутся. – Отвечаю я.

– Да вижу, сейчас сюда ещё одно отделение проберётся и займёт позицию.

– Вот тогда и мы вдарим, главное фрицев близко не подпускать, а на дальней дистанции мы им укорот сделаем.

– Где-то наши задерживаются, сейчас бы самое время ударить, тогда и мы поднажмём.

– Не надо жать, товарищ старший лейтенант. Выбьем с базы, а там пускай уходят, а то засядут в траншеях и окопах, и нам их оттуда не выковырять. Тогда уже точно больших потерь нам не избежать. А проса на дорожку мы им подсыплем, как и перца под хвост, лишь бы фрицы в лагере не остались.

– Лады. – Поразмыслив несколько секунд, согласился с моими доводами Дерзкий. – Я тогда полностью второй взвод сюда перенаправлю, будем фрицев из траншеи выдавливать.

– Вася, посмотри в обозе картечь, хотя бы несколько снарядов найди. – Посылаю я подносчика за просто необходимыми на данный момент боеприпасами, а сам открываю огонь из своей «Светки». Стреляю как в промелькнувшие силуэты фрицев, так и в деревья за которыми они прячутся. Убойной силы патрона, при начальной скорости пули 830 м/с вполне хватит, чтобы пробить не очень толстый ствол дерева и воткнуться в укрывающуюся за ним тушку. Егеря оценили наши успехи и залегли, ведя огонь с места, а когда количество стрелков с нашей стороны увеличилось больше чем в два раза, стали пятиться.

Рядовой Гусев нашёл и притащил целую укупорку картечных снарядов, поэтому под прикрытием ружейно-пулемётного огня остальных, занимаю своё место за прицелом орудия и начинаю зачистку прилегающей местности.

– Вася, заряжай картечью. – Кручу я маховички, наводя пушку на один из эмгэшников, работающих как швейная машинка – Зингер.

– Выстрел. – Предупреждаю я заряжающего, чтобы успел отскочить, нажимая на спусковой рычаг.

После нескольких просек, проделанных свинцовыми шариками картечи, егеря стали отходить гораздо быстрее, поэтому перехожу на осколочные, постепенно собирая расчёт до кучи. Наконец-то со стороны реки ударил третий взвод разведчиков с партизанами, отжимая противника к траншее. Поэтому орудие приходится доворачивать влево, провожая и подгоняя выстрелами, отступающих фрицев. Желательно сделать так, чтобы они не засели в траншее, а отошли в лес и вообще свалили отсюда. Красная армия наступает, штурмуя и захватывая опорные пункты немцев, так что нечего этим егерям в лесу делать, погостили, пора бы уже и «нах хаузе» убираться. Но нах хаузе гансы не захотели, а засели в траншее, хотя и не все. Своих раненых они начали эвакуировать в тыл, используя в качестве санитаров чуть ли не половину уцелевшего личного состава (всё-таки партизаны отстреливались из укрытий, а егеря наступали). Вот оставшиеся и прикрывали отход. Возможно они потом и отойдут, а может и нет, дождутся подкрепления или «санитаров», и продолжат уничтожать партизан и нас вместе с ними.

А сейчас мы пока превосходили противника в силах. Но это ненадолго. Во-первых, немцы укрылись в траншее справа, и теперь нам придётся наступать. Во-вторых, их там стало намного больше, чем было изначально. Так что сил разведчиков явно не хватит, чтобы выдавить егерей с рубежа обороны. Третий взвод с партизанами уже залегли в ста метрах от позиции противника. Второй продвинулся только до центрального дзота и на этом все его успехи закончились, хотя они можно сказать и не начинались, хоть опорник и заняли большими силами. Центральный дзот изначально оставался за партизанами, и гарнизон этого опорного пункта героически сражался в окружении, отбиваясь гранатами и огнём из стрелкового оружия. Разведчики из первого взвода также воевали на своём прежнем месте, азартно перестреливаясь с егерями. Установилось шаткое равновесие, и нужен был какой-то нестандартный ход, чтобы его нарушить, желательно с минимальными потерями для нас и максимальными для противника. О чём мы накоротке и поговорили со старлеем.

После чего, прикрываясь щитом, катим орудие вдоль траншеи, останавливаясь через каждые десять метров и стреляя в слишком назойливых фрицев, которые пытаются помешать нам это делать. Хотя как Берген, так и залегшие впереди разведчики, пресекают на корню старания мешальщиков. Я же аккуратно расчищаю себе сектор обстрела как бронебойными так и осколочными снарядами, стараясь не попасть в те деревья, которые растут недалеко от наших, зато прицеливаясь в другие, растущие на рубеже обороны немцев. Такая вот санитарная рубка с уничтожением зелёных писов. Спросив у меня разрешения и предупредив, чтобы дальше центрального дзота не лезли, Лёха прихватил Петруху-сапёра, и они скрылись в извилистом ходе сообщения. Я сначала не придал этому значения, а минут через пять после их ухода, у меня снова заложило уши, а земля содрогнулась от строенного взрыва мощных фугасов в тылу у противника.

А вот такого не ожидал никто. Разведчики перед моим орудием даже начали откатываться назад, пока не нарвались на своего старлея, который криками, командами и матом, остановил их. А потом попятились уже немцы, и не просто попятились, а побежали, причём не в сторону лесного взрыва а вдоль траншеи, скатываясь с крутого откоса прямо в овраг. Не решаясь больше отступать через минное поле и проклиная этих сумасшедших русских. Момент отступления мы прощёлкали, а когда кинулись преследовать, было уже поздно. С высокого берега удалось только напугать ружейно-пулемётным огнём, бежавших по льду речки егерей и добавить им прыти, пока они не скрылись за очередным поворотом оврага.

Мой расчёт в этом уже не участвовал, а прицепив орудие к передку, мы переехали на другую сторону траншеи и оборудовали огневую позицию в двадцати метрах от оврага. Угловой дзот был разбит артиллерийским огнём, так что на случай повторной атаки, это будет неплохим подспорьем. Хотя не факт, что она вообще состоится. Канонада доносилась как с северо-востока так и с юга от нас, причём достаточно близко, наша 33 армия наступала. Организовав оборону периметра, старлей выслал две усиленных разведгруппы по обоим берегам оврага: одну в сторону деревни Порядино, а вторую с донесением в дивизию, так как интенсивная перестрелка раздавалась уже на подступах к этому населённому пункту. Свою задачу разведчики можно сказать выполнили досрочно, хоть и не в полном объёме. Уничтожив артиллерийскую и миномётную батареи противника, они обеспечили дивизии продвижение вперёд. А подкрепление из обосравшихся егерей не добавит стойкости пехоте, засевшей в этом батальонном узле обороны. А ещё старший лейтенант Дерзкий предупредил, что как только вернётся разведка, он сразу выступит для выполнения поставленной боевой задачи, а пока его бойцы приводили себя в порядок и пополняли боекомплект, как трофеями, так и партизанскими запасами.

Из завалов, щелей и разрушенных землянок стали выбираться выжившие партизаны и искать и раскапывать своих убитых и раненых. Партизанский отряд, как боевая единица, можно сказать перестал существовать, выживших бойцов, способных держать в руках оружие, осталось очень мало, а неспособных ещё меньше. Ведь в отражении нападения на базу участвовали практически все, кто находился в лагере, за исключением грудных и малолетних детей, которых укрыли в недоделанном блиндаже, (бывшем зиндане), вместе с тяжелоранеными, находящимися в бессознательном состоянии. Все трёхсотые, кто мог хоть чем-то помочь, оставались в окопах. В одном из которых мы и нашли нашего Рафика, живого, но слегка контуженного. Он сперва отстреливался до последнего патрона из пулемёта, а потом кидался гранатами, пока немецкая колотушка не рванула на бруствере. А когда мы положили его в сани, Шайтана так обрадовалась, что чуть не выпрыгивала из упряжки, пришлось даже распрячь кобылу, пока она не сломала оглобли, после чего обрадовался уже Махмуд, лошадь чуть ли не до полусмерти его зализала.

Старлей также пообещал, что как только предоставится возможность, он сообщит командованию и отправит помощь, так как в партизанском лагере оставались и раненые разведчики, а куда-то эвакуировать людей без прояснения обстановки, было рискованно. Брать с собой лишнюю обузу командир тоже не хотел, ещё не известно как сложатся обстоятельства. А тут хоть какая-то крыша над головой, тепло и медицинское обслуживание. Так что поправив, обрушившиеся окопы и откопав из-под завалов чудом выживших людей или их тела, разведчики отправились выполнять боевую задачу, а мы остались помогать партизанам.

Глава 16

Пока мы с помощью Пашкиных людей оборудовали огневые позиции для двух орудий на флангах траншеи, я наслушался рассказов выживших партизан о бое в лагере и смог представить всю картину, развернувшейся трагедии.

Боевые действия немцы начали на рассвете, шквальным миномётным огнём по территории партизанского лагеря, под прикрытием которого выкатили на прямую наводку свои орудия и принялись разрушать дзоты, а также уничтожать огневые точки. В споре снаряда и дерева победили снаряды, так что в конце концов, укрепленные деревом и землёй позиции пулемётов по углам были разрушены, хотя на это и потребовалось довольно продолжительное время. Пока немецкие канониры и оцепление из полицаев отвлекали на себя внимание по периметру оврагов, основные силы егерей подходили со стороны «заколдованного леса». Быстро, при помощи приданных сапёров и «добровольцев» из местных жителей преодолев ложное минное поле, гансы дошли до настоящего. Так как впереди прочёсывающих лес подразделений, шли, конвоируемые полицаями, крестьяне, согнанные с окрестных деревень, то от первых подрывов егеря не пострадали, зато определили, где начинается «поле чудес». Разминировать полностью всё минное поле не хватало ни времени, не ресурсов, поэтому сделали два широких прохода на флангах. Сначала обстреляв местность из миномётов, а потом пустив вперёд мирных граждан, в основном стариков, женщин, детей, на некотором расстоянии от которых двигалась цепь полицаев, а следом, уже на значительном удалении, егеря. И если слева этот метод сработал на сто процентов, партизаны не решились привести в действие фугас, и люди гибли в основном от подрыва на противопехотных минах. То справа бомбу рванули, так что накрыло всех, и правых, и виноватых, почему и наступление на этом фланге развивалось медленнее. Тут уже пришлось потрудиться немецким пионерам, разминировав проход до конца. И хотя полицаям не повезло, их практически полностью уничтожили ружейно-пулемётным огнём, зато немцы преодолели минное поле и подобрались к рубежу перехода в атаку практически без потерь. Потери начались, когда они пошли в атаку, так что егерям пришлось несколько раз откатываться на исходные и возобновлять штурм после коротких миномётных налётов. Но таяли и ряды защитников, хотя Малыш и направил в передовую траншею всех кого смог найти, возглавив оборону этого рубежа, оставив за себя Машу, этого оказалось недостаточно. Так что в конце концов, немцы захватили траншею и прорвались на своём левом фланге, а вот справа им не дали этого сделать. Ну и опорный пункт в центре продолжал держаться, несмотря на то, что его жестоко обстреливали как из ротных так и из батальонных миномётов. И даже когда разрывом восьмисантиметровой мины покорёжило пулемёт и заклинило башенку наверху дзота, его защитники не сдались, а продолжали отбиваться гранатами. А вскоре на выручку подоспел наш отряд, и противнику стало не до партизан.

– Ты куда бегал? – спросил я у Лёхи, когда он присоединился к нам.

– Фугас рванули. – Просто ответил он. – А что, нельзя было?

– Да нет. Вовремя. Только предупреждать же надо.

– Дык, я сам не знал, получится – нет. С Петрухой разговорились, вот он меня и надоумил.

– Это сапёр который?

– Ага, он самый. Я знал, где спрятаны провода и подрывная машинка, а он, как это всё подсоединяется и работает. У нас ведь фугасы не только из фланговых дзотов рвануть можно было. Резервная цепь от всех ловушек и в центральный выведена. Подрывная машинка в каждом дзоте. Вот только знали про это не все.

– И кто знал?

– Только самые надёжные и проверенные в бою люди. Я знал.

– Понятно. Защита от дурака или юного очумельца.

– От кого? – не сразу сообразил Лёха, услыхав новое слово.

– От дурака. – Включаю мозг уже я, пытаясь придумать отмазку.

– Это то понятно. А кто такой очумелец?

– Очумелец или очумельцы – это такие юные техники с очень умелыми ручками, которые им не мешало бы оторвать, чтобы они не совали их куда не надо. Если сократить, то получаются очумелые ручки или очумельцы. – Все, кто прислушивался к нашему разговору, выпали в осадок, держась за животы от смеха. А я перекрестился про себя, допустив очередной ляп.

Потом стало не до смеха. Нашли Малыша, Машу и остальных партизан, разобрав завалы в окопах и обрушившихся землянках. Живым оказался только Емельян, он как обычно кидался гранатами, засев в одном из отнорков опорного пункта, пока ему не прилетело в ответ. Малыша контузило и слегка поцарапало осколками гранат, а после очередного обстрела ещё и присыпало мешаниной из земли и снега. Маше пуля попала в грудь, прямо в сердце, когда она бежала из своего блиндажа к опорному пункту. Зачем она это сделала, непонятно, хотя, скорее всего сердце подсказало, что с её любимым случилось несчастье, оно же и перестало биться. Емеля её и нашёл, когда, немного очухавшись, пошёл прямо к своему жилищу. Поняв, что любимую уже не вернуть, на руках отнёс её в только одному ему понятное место, сам выкопал могилу и похоронил. Помощи он не просил, а добровольных помощников, кивком поблагодарив за принесённый шанцевый инструмент, молча послал подальше. Тем и одного взгляда хватило, чтобы понять, что они лишние на этой поляне.

Остальных погибших хоронили в братской могиле, на месте одной из землянок, разобрав, обрушившийся жердяной потолок и выровняв дно, убрав всё лишнее. Комиссару я настоятельно порекомендовал, чтобы при всех погибших были импровизированные смертные медальоны (гильза от разобранного патрона с запиской), кто этот человек, из какого партизанского отряда и когда погиб. Отдельный список со всеми двухсотыми вложили в гильзу от сорокапятимиллиметрового снаряда, заклепали и захоронили в просторной братской могиле. Комиссар сказал пару слов, и после троекратного траурного салюта, люди разошлись по своим местам.

Вернулась разведгруппа из дивизии, и её командир передал, что как только захватят опорный пункт противника в деревне Порядино, то сразу вышлют помощь отряду. Также у него был приказ для старшего лейтенанта Дерзкого, поэтому отправили группу по следам разведроты, выделив им сани с полным бэка гранат и патронов на всю роту. После чего засобирались в поход уже мы.

– Ну что, Леонид Матвеевич, будем прощаться? – подхожу я к комиссару, через час после ухода разведчиков.

– А вы куда это собрались? – озадаченно спросил он.

– Вперёд, на запад. Будем громить тылы противника, помогая наступать нашей армии.

– А мы? А как же наш отряд? – ещё не врубаясь в ситуацию, начал задавать вопросы комиссар.

– А вы дождётесь, когда Красная армия освободит эту территорию от фашистских захватчиков и продолжите жить и работать на благо родины.

– Но мы хотим воевать, уважаемый товарищ лейтенант Доможиров. – Рассеянно начал комиссар. – После сегодняшних боёв люди поверили в свои силы, и поняли как можно бить врага. Я поговорил с некоторыми товарищами и они…

– Хорошо, Леонид Матвеевич. – Перебил я лесника, пока он не присел на своего любимого конька. – Соберите всех, кто хотел бы продолжить бить врага, но уже в составе нового отряда. Учтите, я возьму только добровольцев. Балласт мне не нужен. Десяти минут вам хватит?

– Я постараюсь. – Неуверенно начал комиссар.

– Через пятнадцать минут построение на плацу. Время пошло. – Демонстративно смотрю я на часы.

Через четверть часа подхожу в условленное место, где собрались почти все, кто остался от партизанского отряда. Встаю лицом к строю и жду доклада. Ищу глазами комиссара и, увидев его, стоящим на правом фланге, молча киваю головой.

– Равняйсь! Смирно! – Командует Леонид Матвеевич и подходит ко мне с докладом.

– Товарищ лейтенант, партизанский отряд построен. Заместитель командира отряда – комиссар Иванов.

– Вольно! – Подаю я общую команду.

– Вольно! – Дублирует её комиссар, встав рядом со мной и повернувшись лицом к строю. После чего обращаюсь к бойцам с небольшой речью.

– Товарищи партизаны, партизанки и бойцы Красной армии. Наш отряд особого назначения скоро продолжит свой рейд по тылам врага. Не скрою, в боях с противником мы понесли потери, и нам нужны проверенные надёжные люди, за каждого из вас поручился комиссар партизанского отряда, но мне нужны только добровольцы. Неволить никого не буду, скоро здесь будет наша армия и военнообязанные продолжат воевать в её рядах, остальные трудиться и приближать победу в тылу. Поэтому через пять минут желающие попасть в наш отряд особого назначения, могут подойти к штабному блиндажу. Манны небесной никому не обещаю, но бить врага будем крепко, дисциплина тоже будет железной. Вопросы есть?

– А что будет с нашим партизанским отрядом? – раздался выкрик из строя.

– Да, что будет дальше с нами? – посыпались в разнобой вопросы других партизан.

– На это вам лучше всего ответит ваш комиссар, а я жду тех, кто хочет бить врага. – Отмахиваю я воинское приветствие и, развернувшись кругом, иду к блиндажу командира отряда.

Спустившись, по присыпанным свежей землёй со следами крови ступенькам, в приямок, открываю дверь и вхожу внутрь пропахшего порохом дзота. В некогда аккуратно прибранном жилище, царит бардак, да и «тепло» тут почти также, как на улице, но хотя бы ветра нет. Стол отставлен в сторону, а пол под окном-амбразурой завален гильзами и пустыми пулемётными лентами и коробками из-под них. Валяется тут и несколько запасных стволов к пулемёту. Расставив всё по своим местам, присаживаюсь к столу, положив на него листок чистой бумаги и карандаш из планшетки лейтенанта. Нужно записать воинскую или гражданскую специальность будущих осназовцев, чтобы хотя бы вчерне сформировать взвод с отделением тяжёлого оружия. На что-то большее людей так и так не хватит. Да и ни к чему мне большой отряд. Воевать будем не числом, а уменьем, дезорганизуя работу в тылу противника. Сейчас там и так бардак, а мы ещё подсыплем горящих угольков за шиворот немецкому орднунгу.

Первым в блиндаж входит комиссар, поэтому указав ему на место рядом с собой, зову следующего. Буквально следом за ним врывается Малыш, с перевязанной головой, перемазанный в крови и глине, с всклокоченной бородой и нездоровым блеском в глазах.

– Ну, что, судить меня будете? Вот он я, весь перед вами, так что можете хоть сейчас к стенке поставить… – С надрывом в голосе начал он. Поднимаюсь со своего места и прерываю его причитания.

– Я тебе не судья, а уж тем более не палач, красноармеец Емельян Малышкин. И если ты не размазня, а настоящий солдат, то ты сейчас выйдешь, приведёшь себя в порядок, вернёшься и доложишь по всей форме! Хлюпики и сопляки мне не нужны.

– Но, что мне делать, Коля? Я же их там, на поляне, двоих похоронил. – Со слезами в глазах спросил он.

– Воевать Емеля. А в твоём случае мстить. Война ещё не скоро кончится. А пока вы назначаетесь командиром пулемётного отделения, боец Малышкин. Так что марш отсюда! Через полчаса уходим.

– А мы куда? И зачем?.. – Как-то сразу подобрался Малыш.

– Воевать. Громить тылы противника. Чего ты замер? Кругом! Шагом марш! – Емеля уходит, а мы продолжаем формировать отряд. Может быть в другой обстановке мы бы и поговорили по душам, выпили. Но сейчас тризну справлять некогда, пока светло, нужно много чего успеть.

Через полчаса мы конечно никуда не вышли. Пока формировали отряд, потом грузили боекомплект, утрясали хозяйственные вопросы, отправляли раненых и детей с женщинами в медсанбат и т.д. и т.п. Так что вышли уже после ужина, когда волчье солнце поменялось местами с дневным светилом. Благо заблудиться я не боялся, проводников из местных хватало.

Обойдя левый овраг, движемся на юго-запад, пересекая рокадные дороги и оставляя на них сюрпризы. В основном противотанковые немецкие теллермины. Крестьянская лошадка с санями подорвётся навряд ли, а вот грузовики или бронетехника должны. Сидеть в засаде и ждать, кто это будет, времени нет, поэтому ограничиваемся пока мелкими пакостями. Когда зайдём дальше в тыл неприятеля, перейдём к крупным неприятностям на коммуникациях противника. А в перспективе я хотел устроить небольшую «рельсовую войну» на железной дороге между Вязьмой и Смоленском. Ну и пути подвоза по грунтовым дорогам также не мешало бы перекрыть или хотя бы создать там пробки, взрывая мосты и узости в болотистых местах, которых в этой местности до хрена и больше. Конечно, сил одного нашего отряда на всё это не хватит, но я надеялся на помощь других партизанских отрядов, которых здесь тоже немало.

Пройдя четыре километра до дороги Тишинка – Лучны, переправляемся по льду через небольшую речушку и поворачиваем на северо-запад. Отмотав по лесу ещё столько же, останавливаемся на днёвку возле очередного оврага. Как людям, так и лошадям требуется отдых, разведку также не мешало бы выслать в ближайшие населённые пункты, посмотреть, чем дышит противник, а потом подёргать его за усы, наступить на фаберже или прищемить хвост. До партизанской захоронки ещё далеко, но там в основном оружие и боеприпасы, а вот продуктов там почти нет, так что будем заниматься экспроприацией по пути следования. Сено, солома, овёс нам тоже не помешают, чтобы лошади работали, а не сдыхали, их надо кормить. Людям также необходимо горячее, а главное калорийное питание, а то от мёрзлой картошки только воротнички стоять могут. Поэтому любой немецкий обоз для нас первостепенная цель, хоть фуражиры, хоть мясники. Мясники, конечно, вкуснее, но и другие заготовители подойдут.

В отряде набралось сорок человек, плюс три комсомолки и четыре подростка-сироты, сомнительной боевой ценности, хотя не факт. От этих отмороженных пионеров пользы бывает зачастую больше, чем от некоторых романтиков или берегущих свои жизни, взрослых мужиков. Потому я их и взял в отряд, так как выжить сироте на разорённой войной территории проблематично, а через три года их и так бы призвали в армию. Пашка, конечно, повозмущался, когда ему в разведвзвод свалилось такое счастье, но взял молодое пополнение, так как выбора больше не было, и в нагрузку пришлось уступить ему нашего снайпера, хотя скорее подростки шли в нагрузку к якуту. Всех спецов я отжал в отделение тяжёлого оружия, едва наскребя по пять человек в расчёт каждого из орудий, они же при надобности стреляли и из двух миномётов или трёх единых немецких пулемётов на станках. Мужиков, владеющих топором и хоть частично имеющих представление о минировании, отдали на обучение «чокнутому профессору», три девицы и старый фельдшер, составили санитарное отделение, а за неимением раненых, отвечали пока за питание личного состава. При штабе остались я, комиссар, начальник связи, он же единственный связист и беспроводной телеграф. Хотя при острой необходимости в качестве связного можно было привлечь как санитарку, так и «казачка из засланных».

Я рассчитывал пополнить отряд в ходе рейда на запад, ну не может такого быть, чтобы в деревнях не нашлось людей, не имеющих претензий к немецко-фашистским захватчикам и оккупационному новому порядку. Возможно удастся и кого-то из пленных освободить, в лагере они наверняка уже испытали всю «прелесть» заключения, причём на своей шкуре.