Текст книги "«Если», 2003 № 02"

Автор книги: Алексей Калугин

Соавторы: Далия Трускиновская,Дмитрий Володихин,Владимир Михайлов,Павел (Песах) Амнуэль,Борис Руденко,Игорь Черный,Александр Тюрин,Дмитрий Караваев,Евгений Харитонов,Сергей Кудрявцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

К этому часу Управление успело опустеть. Шаги Дорохова в коридоре звучали гулко и одиноко. Он вошел в свой кабинет, запер дверь и вытащил мобильник, полученный от Куделя.

– Это я, – сказал Дорохов. – Сегодня в одиннадцать. Клуб «Встреча». Знаешь, где это? Пленку привезешь с собой.

– Мы так не договаривались, – ответил Кудель. – Сначала дело, потом пленка.

– Ты все увидишь своими глазами, Но если пленки не будет – следующий ты, Кудель.

– Не зарывайся, мент, – рыкнул Кудель.

– А мне терять нечего, сам знаешь, – ответил Дорохов и отключился.

Клуб «Встреча», расположенный на окраине города, был известен как тусовка гомосексуалистов. По сути, никакой это был не клуб – просто грязноватая забегаловка, попасть в которую можно было лишь длинным проходным двором. Правда, над баром имелся целый этаж с комнатами-номерами, что и обеспечивало его популярность среди приверженцев нетрадиционной сексуальной ориентации. Поговаривали, что среди посетителей клуба можно было встретить немало известных в городе личностей. Может быть, потому его дверь открывалась лишь для своих, а милиции и даже налоговой инспекции вход туда был заказан негласными распоряжениями высокого руководства.

Дорохов достал пистолет и передернул затвор, досылая патрон в патронник. Осторожно спустил курок и поднял флажок предохранителя. Спрятал в кобуру, ощутив привычную тяжесть оружия. Все. Теперь можно идти.

Освещение в Управлении из экономии уже погасили. Свет в коридор проникал лишь с лестничной площадки. Чертыхаясь, Дорохов нашарил в темноте ключом замочную скважину и услышал чьи-то шаги.

– Дорохов, ты чего так поздно? – спросил из-за спины Коля Личко.

– Так, дела бумажные, – неопределенно ответил Дорохов. – А ты-то сам чего тут сидишь?

– Да тоже всякие мелочи нужно было закончить.

– Ты талоны-то тогда отыскал? – вспомнил Дорохов.

– Талоны? Ни хрена ничего не достал! – выкрикнул в сердцах Личко. – Пустой, как и ты. Киллеры мои уплыли до следующего квартала. Я их с «наружкой» пробовал вести, да бензин тоже кончился. Мы их на проспекте Первого Президента потеряли напрочь. Теперь остается ждать новой заказухи. Слушай, Дорохов, ты же вроде числишься в общественном совете. Неужели нам лимит на спецталоны так и не увеличат?

– Обещают, – промямлил Дорохов. – От нас-то что зависит?

– Дообещаются, – пригрозил неизвестно кому Личко. – Ладно, будь здоров, я пошел, а то опаздываю.

Личко быстро сбежал по лестнице. Внизу громко хлопнула дверь.

Дорохов вышел на улицу. Снова моросил дождь. Порывы ветра швыряли холодные капли в глаза, заставляя Дорохова то и дело жмуриться и вытирать лицо. Добираться до «Встречи» пришлось больше часа. Вконец разбитый, дребезжащий деталями автобус едва тащился по темным улицам. Год от году городской транспорт работал все хуже. Хорошо хоть, в этот час салон автобуса был практически пуст: горожане спешили попасть домой засветло.

– Следующая остановка «Магистральная», – объявил в микрофон водитель. Дорохов вскочил с сиденья и подбежал к кабине.

– Какая «Магистральная»? – застучал он в стекло. – Это же в другую сторону! Ты на Лесную должен сворачивать!

– Не стучите, пассажир, – огрызнулся водитель. – Лесная раскопана вся, там трубы кладут. Маршрут уже месяц как изменили.

Чертыхаясь и кляня все вокруг, Дорохов вылез из автобуса на следующей остановке. Теперь ему придется тащиться четыре квартала назад по темноте и слякоти. Дважды мимо него проезжали потрепанные «пятнашки». Поравнявшись с Дороховым, водители в надежде замедляли ход, но он лишь отворачивался и сердито отмахивался: после очередного взлета цен на бензин частники ломили даже за короткую поездку такие немыслимые суммы, каких у Дорохова сроду не водилось.

Три темные фигуры выскользнули из подворотни на тротуар, преградив ему дорогу. Дорохов почувствовал движение за спиной и прыгнул к стене. Так и есть, он не ошибся. Еще двое подкрадывались сзади. В слабом свете единственного фонаря он увидел неестественно бледные, искаженные лица. Банда наркоманов вышла на ночную охоту. Это плохо, очень плохо. Наркотик вышибал им остатки мозгов вместе с чувством страха. Такие ночные банды были смертельно опасны.

– Валите отсюда, парни, – сказал Дорохов, выдергивая пистолет. – Положу всех на раз.

Они застыли как вкопанные, потом осторожно шагнули назад, и Дорохов уже поверил, что все обойдется, как вдруг один из них – самый крайний слева, которого Дорохов лишь на короткий миг выпустил из поля зрения – прыгнул с диким неразборчивым воплем. Блеснуло лезвие ножа, Дорохов почувствовал острую боль в левом плече, запоздало отпрянул в сторону и надавил спусковую скобу.

Тишина после выстрела оглушала. Дорохов ошеломленно огляделся. Нападавшие исчезли, мгновенно растворились в породившей их тьме. Лишь один неподвижно лежал лицом вниз.

– Эй, ты! – окликнул Дорохов, подошел и перевернул тело на спину.

Тут все было кончено. Пуля попала точно в глазницу, выломав на выходе кусок затылочной кости. Дорохов ощутил короткий приступ отчаяния. Сейчас он был обязан немедленно вызвать сюда дежурную группу и отчитаться за мертвеца спецталоном. Президентский Указ определял эту процедуру совершенно однозначно. Но времени у Дорохова не было.

Спокойно, сказал он себе, ничего страшного пока не случилось. Вооруженное нападение на сотрудника милиции. Он ранен. В самом деле – он ранен! – вспомнил Дорохов. Неприятностей не избежать, но в таких случаях можно обойтись и без спешки. Он осторожно коснулся плеча. Рана ответила волной боли, Дорохов сморщился и задержал дыхание. Ничего, терпеть можно, решил он. Вокруг не было ни души, ни одного случайного свидетеля. Это хорошо!

Быстрым шагом Дорохов пошел по улице. Боль отступала с каждым следующим толчком крови. Сейчас он испытывал только легкое головокружение. Это пройдет, рана не опасна, и кровотечение почти прекратилось. Лабиринт, выводящий к черному выходу из клуба «Встреча», был совсем рядом…

– Это вы? – услышал Дорохов неуверенный голос Коновалова. – Вы опаздываете, я жду вас уже четверть часа.

Его полная фигура в длинном плаще на фоне светлой стены отчего-то показалась Дорохову похожей на аэростат, готовый взвиться к темным небесам. Не сдержавшись, Дорохов глупо хихикнул.

– Вы что? Что? – всполошился судья.

– Ничего. Просто кружится голова. Давайте займемся делом, у нас мало времени. Ложитесь!

– Бог ты мой! – страдальчески закряхтел Коновалов. Он аккуратно улегся у стены и сложил на груди руки.

– Не так! – с досадой сказал Дорохов. – Вы пока еще не в гробу. Повернитесь немного на бок! Раскиньте руки в стороны!

– Ваши дурацкие шутки… – ворчал Коновалов, принимая нужную позу.

Дорохов достал пузырек с красной краской и вылил его на лицо судьи. Коновалов тут же принялся отплевываться.

– Тихо! – свистящим шепотом приказал Дорохов, услышав мягкий рокот мотора подъезжавшей к проходному двору машины. – Теперь лежать неподвижно! Не шевелиться, что бы ни произошло! Вы встанете только тогда, когда я сам вам об этом скажу!

«Форд» Куделя стоял у тротуара. Габаритные огни были выключены, но двигатель продолжал работать. Дорохов приблизился шагов на пять и остановился. Дверца машины открылась. Кудель все в той же щегольской шляпе-стетсон неторопливо выбрался наружу.

– Где пленка? – спросил Дорохов.

– А где работа? – задал Кудель встречный вопрос.

– Там, – Дорохов мотнул головой за свою спину, и это движение заставило его сильно пошатнуться. – Иди, проверяй!

– Ты иди первым, – не согласился Кудель.

Дорохов хрипло рассмеялся.

– Если ты хочешь меня положить рядом с судьей, учти, что все наши разговоры писались на пленку, которая находится в надежном месте.

– Вряд ли, – задумчиво сказал Кудель. – Хотя и не исключено. Нет, Дорохов, успокойся, так рисковать я не буду. Иди, показывай!

Возле тела судьи Кудель наклонился и вгляделся в окровавленное лицо.

– Красиво, – пробормотал он. – Нет вопросов. Как ты его от охраны-то увел? И в этот шалман затащил. Он что, из «голубых» был?

– Секреты жанра, – Дорохов сейчас испытывал странное ощущение. Его левая рука ныла, словно от невыносимой стужи, а по лицу текли крупные капли пота. – Какая тебе разница? Давай пленку!

Он вытащил из кармана руку с пистолетом.

– Пленка здесь, со мной, – поспешно проговорил Кудель. – Я свое слово держу. Сейчас ты ее получишь.

Он снял перчатку, собираясь полезть в карман, как вдруг в темноте звонко прозвучало:

– Всем стоять! Милиция!

Дорохов испытал невыразимое облегчение. Он узнал голос Коли Личко. Как он здесь оказался? Хотя сейчас это было совершенно не важно. Странно только, что Кудель тоже не выказывал никаких признаков волнения.

– Это я, Дорохов, – сказал Дорохов. – Коля, ты как раз вовремя.

Личко выступил из темноты. Не опуская пистолета, медленно приблизился.

– Что за дела? – удивленно произнес он. – Это же наш судья! Ты что, Дорохов, судью завалил? У тебя совсем крыша поехала?

Дорохов собрался засмеяться, но передумал. Голова у него кружилась все сильнее, ноги подкашивались.

– Забери у Куделя пленку, Коля, – попросил он. – Забери, я тебя прошу.

– Заберу-заберу, – охотно согласился Личко. – Только сначала отдай мне пистолет, Дорохов.

– Ты не понял, Коля, я тебе сейчас все объясню, – Дорохову внезапно перестало хватать воздуха. – Тут у нас все… все нормально.

Личко вдруг оказался совсем рядом и без труда выхватил «макаров» Дорохова из его ослабевшей руки.

– Ого! – сказал Личко. – Из твоего ствола порохом вовсю несет.

Так значит, ты в самом деле судью завалил? Надеюсь, спецталон у тебя сохранился?

– Какой еще спецталон… – с трудом начал Дорохов, и в этот момент труп зашевелился. Оживший Коновалов заелозил на грязной земле.

– Ну хватит этого спектакля, – сердито проговорил он, поднимаясь и отряхиваясь. – Того, что я услышал, вполне достаточно. Вы арестованы, Куделин! Это я вам заявляю совершенно официально.

Небеса, словно дожидаясь этого мгновения, выплеснули свои слезы плотным ливнем. Красная акварель, щедро разбавленная дождевыми струями, потекла по лицу судьи, превращая его из бывшего трупа в ярмарочного клоуна. Глядя на Коновалова, Дорохов с удовольствием бы расхохотался, кабы хватило сил. Перед глазами плыло и кружилось. В этой суматошной, пляшущей полумгле Дорохов все же сумел разглядеть, как Личко поднимает руку с пистолетом. Левую руку! С пистолетом Дорохова!

Выпущенная пуля швырнула судью Коновалова на асфальт. Дорохов с безмерным изумлением отметил, что сейчас совершенно мертвый судья с дыркой во лбу меньше походил на труп, чем несколькими минутами ранее.

– Коля! Ты чего? – проговорил Дорохов, с трудом заставляя язык шевелиться во рту.

Он уже знал, что сейчас произойдет, но мозг отказывался верить, надеясь на чудо, пока не разлетелся в стороны, выжатый из черепной коробки безжалостной и горячей свинцовой массой, помноженной на скорость.

– Да все нормально, – торопливо и без выражения сказал Личко, еще сам не слыша своего голоса после выстрела. – Ты судью завалил, у тебя крыша тронулась, так иногда бывает. Что же мне было делать? Все законно, все по Указу…

Он быстро наклонился и вложил пистолет в мертвую руку Дорохова, потом порылся в карманах и повернулся к Куделину, который был занят тем, что тщательно отряхивал от небесной воды свою шляпу-стетсон.

– Дай талон, – попросил Личко. – Так, на всякий случай.

Кудель водрузил шляпу на голову, вытащил из кармана пачку черно-желтых карточек и протянул Личко.

– Да бери сколько надо. Разве у солидных людей в нашей стране с этим проблема когда возникала? А чего ты, в натуре, у меня этого говна раньше не спрашивал?

Павел Амнуэль
Пробуждение

Просыпаться было тяжело. Не хотелось. Не нужно. Но и сна уже не было.

– Мисс, – произнес над ее ухом мягкий, но настойчивый (странное сочетание – мягко-настойчивый) голос. – Пожалуйста, проснитесь.

Элис открыла глаза – со светло-зеленого потолка на нее смотрело лицо мужчины. Не Сол, кто-то незнакомый: широко расставленные глаза, бакенбарды, как смешно, кто ж в наше время носит такую прелесть, будто со страниц старого диккенсовского романа…

– Пожалуйста, проснитесь, – сказали губы, а лицо оставалось неподвижным. Элис подняла руку, чтобы коснуться этой маски, но пальцы натолкнулись на мягкую теплую кожу. Мужчина моргнул, лицо исчезло, оставив на потолке серую тень, и тогда Элис окончательно вернулась.

Почему в лаборатории чужой мужчина? Никто не мог войти во время эксперимента – Сол этого не допустил бы. Где он? Элис повернула голову – у пульта сидел, низко склонившись к клавиатуре, Алекс Волков, его легко было узнать по сутулой узкой спине и лысой макушке.

Краем глаза Элис увидела еще одного мужчину – он стоял в проеме настежь распахнутой двери, будто прикрывал ее своим грузным телом. Форма… Полицейский?

Элис приподнялась на локте, и провода натянулись, несколько датчиков отлепились, и на пульте это отозвалось разночастотным писком. Сол… Где же, наконец, Сол?

Она знала, где Сол. Не впускала в сознание. Не хотела. Не понимала. Но видела: справа от пульта, между столом и дверью лежала груда светло-зеленого тряпья, из которого почему-то торчали ноги в синих джинсах, а туфель на ногах не было, туфли стояли – это бросилось Элис в глаза – справа от компьютерного стола. И еще…

Элис не успела разглядеть. Точнее, не успела понять. А еще точнее – не позволила себе понять то, что увидела.

Между нею и грудой тряпья возник темный силуэт (лампа, висевшая над дверью, освещала человека со спины, и он выглядел собственной тенью), и незнакомый голос сказал:

– Позвольте, я помогу. Эти провода вам мешают…

– Кто вы? – спросила Элис. – Что происходит? Где… Где Сол? Что вы с ним сделали?

* * *

Старший инспектор Реджинальд Дайсон перелистывал страницы своего потрепанного блокнота. Конечно, все, что он сегодня обнаружил и что могло бы помочь в расследовании этого странного дела, было уже записано в файл и передано в компьютер управления полиции, но Дайсон не то чтобы не доверял современной технике – он ее не любил. Не любил мобильных телефонов, хотя прекрасно понимал, какое это замечательное изобретение. Не любил компьютеры, зная, разумеется, что без них нынче и шагу не ступить, а информацию, кроме как из компьютеров, порой и получить неоткуда. Это не играло роли. Он не любил свою машину – последнюю модель «форда», – но приобрел именно ее, потому что его начальник, майор Ротшильд, имел похожую и нужно было соответствовать.

Ред Дайсон всю свою сознательную жизнь поступал так, чтобы соответствовать – в школе и колледже соответствовал избранному имиджу первого ученика, хотя терпеть не мог заниматься и с большим удовольствием проводил бы время с приятелями на вечеринках. В полицейской академии курсант Дайсон лучше других стрелял, бегал и решал сложные криминальные задачи, он был на хорошем счету, но в глубине души всегда знал, что работу эту не любит. Нужно было, однако, соответствовать избранной модели поведения – именно в полиции он мог достичь того, чего вряд ли добился бы, став инженером или, скажем, врачом, как сидевший сейчас перед ним доктор Волков.

Реджинальд Дайсон не любил полицейскую рутину, но с детства обожал разгадывать загадки. Он их коллекционировал, записывал, сортировал и никогда никому не загадывал, наслаждаясь раскрытой тайной сам, лично, и в работе для него самым важным был момент возникновения тайны. Если тайны не было – какая тайна в пьяном мордобое на улице в холодный субботний вечер? – он создавал ее сам, и порой его усердие приводило к неожиданным открытиям.

Сидя в закутке комнаты медперсонала напротив нервничавшего и курившего сигарету за сигаретой доктора Волкова, Дайсон думал о том, что здесь не нужно прилагать усилий, чтобы придумать тайну – тайна существовала уже в тот момент, когда врачи, медсестры и даже больные на других этажах услышали странный хлопок.

– Где вы находились, когда услышали выстрел? – спросил он наконец и написал на чистом листе блокнота сегодняшнее число: 19 июля 2003 года.

– Заканчивал обход терапевтического отделения, – демонстративно вздохнув, сказал доктор Волков.

– Один?

– Нет, – неприязненно отрезал Волков. – Я – дежурный врач по отделению. Со мной были палатные врачи и медицинские сестры. Мы выходили из восьмой палаты, последней по коридору со стороны лестницы. Услышав громкий хлопок, я не сразу понял, что это выстрел.

В клинике такие звуки… необычны, скажем так. «Что это?» – спросил я. Рядом оказалась старшая сестра Флоберстон. «Где-то что-то упало», – сказала она. Мне показалось, что звук раздался откуда-то снизу, но старшая сестра утверждала, что – сверху. «Это звук выстрела», – сказал я. «Чушь собачья», – ответила старшая сестра, она бывает несдержанна на язык, но я не обращаю внимания, она замечательный специалист, без нее больные чувствовали бы себя…

– Итак, – прервал Дайсон, – вы сказали, что это звук выстрела. Вы заметили время?

– Конечно, – буркнул Волков. – Одиннадцать тридцать шесть. Электрические часы висят на стене над входом в третью палату. Лестница была от меня в двух шагах, а лифт – в противоположном конце коридора. Поэтому я направился к лестнице и спустился на второй этаж.

– Старшая сестра Флоберстон…

– Последовала за мной, хотя и продолжала бубнить, что нужно подняться на этаж выше.

– На втором этаже…

– Хирургическое отделение. Спустившись, мы столкнулись с доктором Гинсом, палатным врачом, он как раз собирался подняться наверх: ему показалось, что именно сверху он слышал приглушенный звук, похожий на выстрел.

– Он так и сказал: «Звук, похожий на выстрел?» У него не было сомнений?

– Относительно сомнений спросите у него, – бросил доктор Волков. – Сказал он именно эту фразу, и сестра Флоберстон, естественно, не преминула заявить, что надо было сразу ее слушать, а не терять зря время. После чего мы уже втроем поднялись по лестнице на четвертый этаж.

– Почему не на лифте?

– Лифт находится в противоположном конце коридора, – терпеливо повторил доктор Волков. – Быстрее было подняться по лестнице.

– Это верхний этаж клиники, – сказал Дайсон, задумчиво глядя на лежавший перед ним блокнот, и, не услышав ответа, спросил: – На четвертом находятся только исследовательские лаборатории?

– Вам уже прекрасно известно, – едва сдерживаясь, сказал Волков. – Это экспериментальное отделение. Здесь проводятся научные исследования в различных областях медицины и медицинской биологии. Шесть блоков, каждый из которых представляет собой хорошо оснащенную лабораторию.

Дайсон кивнул, поставил закорючку в блокноте и сказал:

– На всем этаже были заняты только лаборатории доктора Туберта и… – он сверился со списком, – доктора Палмера. Это довольно далеко от комнат доктора Туберта, и потому утверждения доктора Палмера и его ассистента Фрома о том, что они не слышали выстрела или не обратили на него внимания, разумеется, могут соответствовать действительности. Лаборатория Туберта была закрыта изнутри, и никто не мог открыть дверь даже с помощью кодового набора, верно?

Волков кивнул.

– Значит, стрелял либо сам Туберт… да, я понимаю ваш жест, доктор… Это невозможно, вы, как врач, знаете это лучше меня. Остается Элис Бакли, поскольку, кроме нее, в лаборатории не было ни одной живой души.

– Мисс Бакли не могла этого сделать, – резко сказал доктор Волков. – Она спала с девяти утра, ее разбудили в вашем присутствии. Аппаратурные данные показывают, что мисс Бакли не просыпалась ни на минуту и в момент выстрела находилась в фазе глубокого сна, альфа-ритм в абсолютно спокойном состоянии, множество других параметров… Подозревать ее в убийстве у вас еще меньше оснований, чем меня или старшую сестру Флоберстон.

– Понимаю, – вздохнул Дайсон и захлопнул наконец блокнот. – Вы дадите мне экспертное заключение на этот счет?

– Хоть сейчас.

– Замечательно.

Выйдя в коридор, старший инспектор постоял минуты две и, приняв решение, направился к лифту. Само по себе убийство, если его грамотно и быстро раскрыть, – хорошая возможность повышения по службе, это разговоры о том, какая светлая у старшего инспектора Дайсона голова, это самоуважение, наконец. Но… В данном конкретном случае женщина не могла убить своего любовника, проводившего над ней научные эксперименты, потому что она спала, и это подтверждают приборы. Любой суд – а уж присяжные точно – будет доверять экспертизе больше, чем здравому смыслу. А здравый смысл утверждал, что убить Туберта могла только Элис Бакли, иначе пришлось бы привлечь к объяснению мистические силы. Окна закрыты шторами, только одна дверь – в коридор. И дверь эта заперта изнутри на кодовый замок, причем внутренний шифр не совпадает с внешним. Чтобы войти в лабораторию, полицейскому механику понадобилось двадцать три минуты, а уж Локателли свое дело знает будь здоров, опыта у него больше, чем у иного медвежатника.

Перед распахнутой дверью лаборатории стоял, сложив руки на груди, сержант Харрис. Увидев шефа, он доложил, что никто за это время не входил, не выходил, и вообще…

– Хорошо, Лес, – Дайсон похлопал Харриса по локтю (хотел по плечу, но ведь не дотянешься, не подниматься же на цыпочки!) и вошел в комнату. Белый контур на полу по-прежнему притягивал к себе взгляд, но черных пятен уже не было – отправляясь с доктором Волковым искать пустое помещение, чтобы записать его показания, Дайсон приказал кровь подтереть, а следы, если они вообще были, старый друг Майк Фэрроу снял со всех поверхностей. Дайсон уже знал результат предварительного анализа: на пистолете остались смазанные отпечатки, не поддающиеся идентификации. Убийца аккуратно достал оружие из большого внутреннего кармана пиджака Соломона Туберта, воспользовавшись, скорее всего, одной из гигиенических салфеток, пакетик с которыми лежал на тумбочке. Несколько таких салфеток – скомканных после использования – детектив нашел в ведре для мусора. Убийца был нетороплив, а Туберт даже не обернулся?

Мисс Бакли, похоже, только сейчас полностью пришла в себя – на лицо ее вернулся румянец, и глаза смотрели не с мутной поволокой, как полчаса назад, когда явился брат Элис, извещенный о трагедии в клинике. Фредерик Бакли работал в Элбертонском университете в должности приват-доцента, преподавал астрономию и вел исследования в области, о которой старший инспектор Дайсон не имел ни малейшего представления.

Элис сидела на кушетке, привалившись к стене, Фред Бакли молча держал сестру за руку. Дайсон придвинул от компьютера к кушетке вращающееся кресло, сел и сказал осторожно:

– Я очень сожалею, мисс Бакли…

– Почему? – с тоской произнесла Элис. – Почему никто не хочет говорить мне правду?

– Правда, мисс, – начал Дайсон, – заключается в том, что доктора Туберта убили. В этой комнате. В вашем присутствии. Вы что-нибудь слышали? Выстрел? Разговор? Слова какие-нибудь?

– Я спала, – Элис говорила так тихо, что Дайсону пришлось наклониться и напрячь слух. – Я ничего… Когда проснулась, увидела вас… Сол… Почему?!

– Вы о мотиве, – кивнул Дайсон. – Признаться, меня пока больше интересует способ. Как это произошло.

– Фред сказал, что…

– Я сказал, что Сола застрелили из его собственного пистолета, – вставил Фредерик Бакли. – Это ведь так?

– Да, – кивнул Дайсон. – И я не очень понимаю, почему доктор Туберт носил с собой оружие, на которое у него не было разрешения. Он опасался кого-то?

– Он никого не опасался, – сказала Элис, высвобождая ладонь из руки брата.

– Сол носил пистолет по привычке, – вмешался в разговор астрофизик. – Я у него как-то спросил… Он сказал, что без «беретты» чувствует себя будто голым. Почти десять лет он не расставался с оружием.

– Вот как? – удивился Дайсон. – Значит, у него все-таки были враги.

– Конечно, – согласился Бакли. – Миллиона три врагов, и каждый мог его убить.

– Не понял, – нахмурился старший инспектор.

– Вы, вероятно, еще не знаете… Сол приехал в Штаты из Израиля.

– Это мне известно, – кивнул Дайсон. – Получил приглашение на работу, у него была зеленая карточка.

– А в Израиле, – продолжал Бакли, – Туберт жил в поселении Эли, на оккупированных территориях. Там вокруг палестинские поселки. И оружие есть у каждого поселенца – на дорогах опасно, можно получить пулю из засады. А Туберт каждый день ездил на работу в Иерусалим.

– Вот оно что, – протянул Дайсон. – Оккупированные территории. Понятно. Здесь, в Штатах, он тоже опасался палестинцев?

– Как вы не понимаете, – терпеливо, будто несмышленому младенцу, объяснил Фредерик. – Доктор Туберт привык к оружию, как к собственной ладони…

– Это я понимаю, – резко сказал Дайсон. – Настолько привык к оружию, что приобрел его, несмотря на отсутствие разрешения. Хорошо, оставим, это другая проблема… Вы утверждаете, мисс Бакли, что не слышали выстрела?

– Я спала.

– Верно. Но когда буквально в двух метрах стреляют…

– Это медицинский сон. Я не могла проснуться, даже если бы стреляли из пушки.

– Снотворное? – понимающе поднял брови Дайсон.

– Нет, Сол использовал другой способ. Снотворное – это химия, оно вызывает в мозгу какие-то реакции, я в этом не разбираюсь, но Сол усыплял реципиентов…

– Как вы сказали, мисс? Ре…

– Реципиент, – пояснил Фредерик, – это человек, участвующий в эксперименте в качестве… м-м…

– Подопытного, – догадался Дайсон. – Понятно. Значит, без снотворного. Как же он заставлял вас заснуть?

– Внушение. Воздействие с помощью электрических импульсов на отдел мозга, управляющий погружением в сон.

– Зачем? – поинтересовался Дайсон. На самом деле ему было все равно, зачем и почему проводил доктор Туберт свои медицинские эксперименты. Но пусть женщина говорит, пусть говорит все, что хочет, а он улучит момент и в нужное время задаст будто невзначай нужный вопрос.

– Сол исследовал состояние глубокого сна, подсознательные реакции… Когда спишь, организм как бы погружен сам в себя. Если сон не глубокий, то человек способен воспринимать внешние раздражители. Достаточно громко хлопнуть в ладоши или крикнуть – он проснется. Вы сами, наверное, много раз просыпались, когда кто-нибудь кричал за окном или машина проезжала.

– Конечно, мисс. Потому я и поражаюсь тому, что вы не слышали выстрела, произведенного…

– А в состоянии глубокого стимулированного сна внешние раздражители не воспринимаются. Сон замещает реальность. Если не подать мозгу сигнал определенной кодировки, можно проспать много часов. В конце концов просыпаешься, конечно, но состояние при этом очень неприятное. И если разбудить раньше срока – тоже, как будто тонешь, а тебя тащат за волосы…

– Спасибо, – вежливо произнес Дайсон. – Пожалуй, я не буду сейчас больше мучить вас вопросами, мисс Бакли.

– Тем более, что это не имеет никакого смысла, – сказал Фредерик и, подав сестре руку, помог ей подняться на ноги. – Вы знаете, где можно найти Элис, верно?

– Конечно, – кивнул инспектор.

* * *

– Ты действительно ничего не помнишь? – спросил Фред, усадив сестру рядом с собой в машину.

– Элис поморщилась, ей трудно было говорить, голова была не просто тяжелой, она с трудом удерживалась на плечах, вот-вот скатится и будет лежать на земле, подобно гнилому арбузу, и глаза ее будут смотреть… куда?

– Я не могу… – пробормотала Элис. – Пожалуйста, не нужно домой. Отвези меня куда-нибудь… В «Караван».

– Мы собирались туда с…

– Пусть будет так, будто ничего не случилось! Пожалуйста…

– Хорошо, – пожал плечами Фред и вывел машину со стоянки. Будто ничего не случилось. Насколько он понял из утреннего звонка Сола, тот собирался объявить сегодня о том, что он и Элис поженятся. Может, назначил бы день свадьбы. Теперь… Будто ничего не случилось?

До ресторанчика, расположенного у въезда в город, доехали быстро – на авеню Линкольна закончились дорожные работы, движение наконец возобновилось, не пришлось ехать в объезд. Заняли столик в углу, Фред сделал заказ.

– Этот детектив, – сказал он, когда официант отошел от столика, – считает, что Сола убила ты.

– Он не может так считать!

– Пожалуйста, не кричи. Он не может считать иначе, – Фред наклонился через стол и взял ладони Элис в свои. Господи, подумал он, какие у нее холодные руки… – Запертая изнутри комната. Только ты и Сол. То, что ты спала, – аргумент для любого медика, но не для офицера полиции.

– Это невозможно!

– Что мы знаем о Соле? – перебил Фред сестру. – Я вижу, ты в состоянии рассуждать, давай переберем варианты. Все равно этим будет заниматься старший инспектор Дайсон.

Официант принес на подносе тарелки с салатом, мясо с картофелем-фри и крепкий кофе для Фреда, минеральную воду для Элис. Фред с утра не ел и набросился на еду.

– Сол намекал в последнем разговоре, – проговорил он с полным ртом, – что объявит о вашей свадьбе. Это так? Он сделал тебе предложение и ты согласилась?

– Господи… – пробормотала Элис. – Сол сказал… Нет, он не делал мне предложения. Но был такой вечер… Вчера…

* * *

Верхний свет они погасили, а ночник остался гореть и подсвечивал их сбоку, отчего Солу казалось, что все происходит впервые, не так, как обычно. Элис сама предложила ему: «Поедем к тебе». Она бывала у него много раз, но всегда по делу и никогда сама не предлагала остаться на ночь.

Показывая, где стоят шампуни и где висят полотенца, Сол так нервничал, будто все у них было впервые, все только начиналось, как в тот зимний вечер, когда они долго говорили о сущности разума и решили, что прийти к согласию по этой важной проблеме мужчина и женщина могут только в одном случае: если они любят друг друга и готовы друг друга понять, несмотря на разницу в ментальности.

Он разделся, лег и, ожидая Элис, представлял, как она стоит под горячей струей, подняв руки, вода стекает по ее спине и груди, глаза у Элис закрыты, ее самоощущение странным образом передается ему, и по его коже катятся капли, будто горячие шарики… Сол отогнал видение и заставил себя вернуться к проблеме, которую они вчетвером обсуждали за ужином в «Караване».

«Мы пока не доказали, что речь идет именно о симбиозе, – заявил Алекс Волков, накладывая себе в тарелку порцию салата. – Симбионты зависят от физического состояния друг друга. Если акула ранена, рыба-прилипала погибает первой. В нашем же случае мы не представляем физической природы галактоида. Она может быть любой, верно? Значит, симбиоз – сильное предположение, и не более того. Скорее, можно говорить об обмене информацией…»

«Странно, Алекс, – прервал Волкова Фред, – что вы именно сегодня вернулись к этой проблеме. Мы все согласны с тем, что общий смысл существования живых организмов, – тем более разумных, – общая их зависимость от внешних природных явлений, это и есть одна из форм симбиоза».

«Да, – упрямо сказал Алекс, – но меня смущает… Если один из симбионтов погибает по какой-либо причине, другой погибает тоже, верно?»