Текст книги "Лицом на ветер (СИ)"
Автор книги: Александра Турлякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
Часть 10
Уже в обед этого же дня Марк что-то объяснял одному из младших центурионов, когда в помещение влетел Дикс.
– Марк, там… – Махнул рукой неопределённо.
– Что случилось?
– Тебе надо самому разобраться, там, внизу… Твоя рабыня… скандал какой-то… Иди быстрее!
– Что? – Он бросился вниз по лестнице, покидая штабное помещение, Дикс бежал следом за ним, объясняя на ходу.
– Ты же знаешь этого козла Децима, ну, у него ещё лавка на Форуме, он там одеждой торгует, плащами и…
– Ну? Знаю!
– Он притащил твою девку, орёт теперь и требует тебя… Там уже наши собираются… Поглазеть… Сам понимаешь, скандал, некоторые на девку твою засматриваются…
– Да случилось-то что?
– Да кто их разберёт, она что-то говорит, он обзывает её воровкой… Орёт и требует тебя, как её хозяина…
– Ладно… Посмотрим.
Марк поджал губы. «Воровкой, значит… Не знаю, я не замечал… Ладно, глянем, что ты там натворила…» Децима он знал. Тот держал не только лавку, но и мастерские, где ткали шерстяные ткани, занимались пошивом одежды. Рабыни из местных работали на него с утра до ночи, многие гибли от чахотки потом, но его это мало волновало. Хитрый старый лис. Что там у неё за проблемы с ним? Может, она украла у него деньги? Не знаю… Сомневаюсь…
Децим объяснял ему что-то, перескакивая с места на место, махал рукой перед лицом, левой рукой цепко держал испуганную свенку за запястье. Та молчала, смотрела Марку в лицо исподлобья, к груди прижимала отрез шерстяной ткани. Вокруг собирались зеваки в форме.
– Отпусти её, – дёрнул подбородком в сторону рабыни. Децим подчинился, скривившись, и морщины побежали по его узкому лицу. – Не ори, объясни толком и по порядку, что она сделала?
Децим опять понёс что-то, много говорил, заходя со стороны. Марк слушал, отсеивая нужное. Оказывается, рабыня брала у него шерстяные нити и ткала дома, потом приносила готовую ткань, а Децим платил ей деньги за работу. В прошлый раз он предупредил её, что снизил цену за работу, а свенка принесла сегодня ткань и теперь утверждает, что о снижении цен ничего не знает и ткань присвоила себе и отдавать не собирается.
– Это моя шерсть, мне плевать, что она говорит, разбирайся с ней сам, центурион, но она обворовала меня, и ты за неё отвечаешь и должен её наказать. Верни мне моё!
– Зачем вы пришли сюда? Мы что, не могли разобраться на Форуме? Написали бы мне письмо, я зашёл бы вечером, и мы бы поговорили. Зачем этот скандал?
– Мне не нужно вечером! Вечером, если хочешь, разбирайся со своей рабыней, а мне верни мою шерсть или плати за неё.
Марк перевёл взгляд на рабыню.
– Что случилось? – спросил по-свенски.
Она смотрела на него, поджала дрожащие губы, стараясь не глядеть по сторонам на легионеров в форме. О размерах её страха можно было только догадываться.
– Этот человек – обманщик. Он хочет заплатить за мою работу сущие гроши. Он и так постоянно снижает цену. Он не предупреждал меня… Он лжёт…
– Как вы договаривались с ним, если ты не знаешь языка?
– Эрна, она из свенов, она работает у него, она переводила нам… В прошлый раз её не было, и я не знаю о новых ценах… Если бы я знала, я не стала бы работать на него… Я нашла бы другого лавочника…
– Что она говорит? – вмешался Децим. – Эти проклятые варвары, они всё время трещат по-своему, она обвиняет меня, верно? Проклятая рабыня!
Марк выставил ладонь, останавливая поток лавочника, посмотрел на свою рабыню. «Она боится всего здесь, как же она боится…»
– Отдай ему ткань и получи деньги, как он говорит.
– Но… – Она заметно растерялась от его приказа. – Это моя работа… Это нечестно… Так не должно быть…
– Отдай ему ткань, – повторил он, отделяя каждое слово, глядел ей в глаза. Свенка ещё сильнее прижала ткань к груди обеими руками.
– Этот человек – обманщик! Как вы можете ему верить? Я… – Он не дал ей договорить, обрывая её слова тяжёлой пощёчиной, у самого аж в руке загудело, а уж у свенки-то точно зазвенело в ушах.
Рианн не ожидала удара и, оступившись назад, упала на колено в холодную лужу после вчерашнего дождя. Ткань из рук упала рядом в ту же самую лужу.
– Забирайте свою ткань и заплатите ей за работу по своей цене, – сказал лавочнику холодно, – и не приходите сюда больше.
Децим схватил ткань из лужи, даже не побрезговав, швырнул рабыне несколько медных монет из потного кулака и поспешно пошёл из крепости. Марк проводил его взглядом, рядом над ухом шепнул Дикс:
– Вот урод… редкий гад…
Марк перевёл взгляд на рабыню. Та уже поднялась из лужи, грязная вода стекала с подола её платья и плаща, мокрым был даже кожаный сапожок, а на улице дул ветер. Свенка не смотрела на хозяина, молча стирала тыльной стороной ладони кровь с разбитых губ.
– Иди домой…
Подняла на него серые глаза, и в них стояло разочарование, словно весь мир вдруг ополчился против неё.
– Я думала, вы – справедливый человек…
– Иди домой, – повторил он ей.
– Этот человек – обманщик… – снова начала, но центурион перебил её:
– Этот человек – римский гражданин, а ты – рабыня! Помни своё место! – Его ответ прозвучал грубо, и Рианн нахмурилась, не сводя взгляда с лица господина, шепнула:
– Но сегодня ночью… – Он снова грубо перебил её:
– Что, сегодня ночью? Что ты себе возомнила? Ты забыла, кто ты? Помни своё место! – повторил ей опять. – Всё, иди домой, если у тебя есть вопросы, ты задашь их позже. Понятно? Разойдись! Что вы собрались тут все? Представление окончено! – Он разгонял любопытных легионеров.
Через плечо глянул на рабыню. Та, сидя на корточках, собирала свои медяки, подол платья тонул в грязной луже, а ещё она украдкой вытирала слёзы. Да, давно он не видел её слёз, есть из-за чего поплакать. Да и не бил он её тоже давно, ещё с того побега, когда искал её и разозлился. Ничего, сегодня вечером мы ещё поговорим об этом.
Вечером он вернулся уже по темноте. Рабыня была на кухне, сидела у жаровни, заметив его, медленно поднялась на ноги. Марк сразу же прошёл на кухню, ища её, заговорил первым, набросился, даже ещё не раздевшись с улицы:
– Что это за номер? Проклятье! Почему я должен вмешиваться в твои дела? Что за ерунда? Теперь ты постоянно будешь являться ко мне на службу?
– Это не я… это всё он…
– Заткнись! Я не хочу слушать этот бред!
– Он – обманщик! – Рианн повысила голос, и центурион замахнулся на неё, но рабыня отшатнулась, глядела огромными глазами. Потом заговорила:– Выходит, можно быть кем угодно, но, если ты римский гражданин, это всё оправдывает, так? Даже, если он, и, правда, лжец и вор, он не виноват. Виновата только я? Так?
– Так, – согласился он.
– Потому что я – рабыня, а он нет. Потому что я – свенка, а он – римский гражданин. Так?
– Так.
– Потому что он может обманывать всех, присваивать мою работу, а моё слово против него ничего не значит. Так?
– Так.
– Но так не должно быть! – Она покачала головой, не соглашаясь со всем этим, и снова повысила тон голоса. Но центурион не попытался ударить её на этот раз.
– Именно так и должно быть, его защищает закон и Рим, он – гражданин, он – свободный человек, и правда всегда на его стороне.
– Поэтому вы и приняли его сторону?
Он помолчал, глядя ей в лицо.
– Даже если ты права, твоё слово – ничто по сравнению с его словом, любой судья будет на его стороне, а ты только получишь плетей или я буду платить за тебя штраф.
– Но ведь так не должно быть.
– Надо было заключать с ним письменный договор, но договора с рабами не заключаются, нужны хотя бы свидетели, а твоя – как там её? – Эрна – такая же рабыня, как и ты, тем более, она его рабыня. Я не хочу об этом разговаривать! Мне не нужны скандалы на службе, не надо выставлять меня дураком при моих подчинённых. Ты понимаешь это? Зачем вы припёрлись в крепость?
– Это не я… Он сам потащил меня туда… Искать вас… Он знал, что вы – мой хозяин…
Рианн вздохнула и медленно опустилась на трипод, устало прикрывая глаза. Всё, что вдруг зародилось в ней после прошедшей ночи, та какая-то вдруг хрупкая нежность по отношению к нему – всё вдруг рухнуло водночасье после той пощёчины. Она – рабыня. Была ею для него и останется навсегда. Чего она хотела? Чего-то другого? Наивная дура. Он всегда будет относиться к ней только так, она – рабыня, свенка, варварка, как он говорил и не раз. И разбитая губа, опухшая сейчас, об этом ей должна напоминать.
– Зачем тебе вообще всё это надо? Зачем ты связалась с ним, с этим Децимом? Зачем ты работаешь на него?
Рианн исподлобья посмотрела на центуриона и ответила:
– На эти деньги я покупаю уголь, хлеб и молоко…
Он на миг лишился дара речи. Вот оно в чём дело. А он-то думал, на что она умудряется покупать продукты и уголь? Никогда не жаловалась, никогда не просила ещё. Вот в чём дело. Она тратила свои деньги, чтобы кормить его и обогревать эти комнаты.
– Вы же сами знаете, какой это труд, я же работаю и днём, и ночью, а этот римский гражданин присваивает весь труд себе. Он уже несколько раз снижает цену, а я должна молчать. Я скоро превращусь в его рабыню и буду работать на него бесплатно.
Марк не знал, что ей сказать на это. Она права. И сегодня он ударил её незаслуженно, но по-другому нельзя. Он потянул завязки плаща, ставшего вдруг тяжёлым, пошёл раздеваться. Рабыня поит и кормит его, женщина, девчонка, а он ничего не может сделать. Пока не настанет весна, и им не повысят жалование.
Просто все свои сбережения за последние два года он потратил на покупку этой рабыни. Она дорого ему обошлась, но он захотел её, как только увидел, как только Крикс показал её. Она понравилась ему сразу, светловолосая, сероглазая свенка.
Завтра же надо будет продать всё лишнее и отдать ей деньги, не хватало ещё, чтобы рабыня содержала его, пусть покупает хлеб, молоко, уголь и всё остальное.
Он вернулся на кухню и сел за стол, нет, он редко привередничал в еде, поэтому поел то, что было – хлеба и молока. Рабыня молча сидела рядом.
– Я достану денег, тебе незачем этим заниматься…
– Завтра я попробую узнать в других лавках…
– Зачем? – Он резко глянул на неё.
– Я буду работать. Я не могу просто сидеть, сложа руки, я умру здесь от безделья. – Рианн упрямо выдерживала его взгляд. – Простите меня, я не хотела выставлять вас перед другими в дурном свете… Просто, так получилось… – Опустила взгляд.
– Ладно.
Ну, ладно, так ладно. Рианн поднялась и ушла к себе, разделась и забралась под одеяло, сверху накинула свой плащ, чтобы было теплее. Центурион чем-то там гремел, видно, перекапывал свой сундук с вещами. Рианн обычно туда даже не заглядывала.
Конечно, она слишком доверилась ему после вчерашнего, подумала, что может рассчитывать на его поддержку, но он остаётся собой всегда и везде. Она для него всего лишь рабыня, он просто спит с ней, когда ему это надо.
От воспоминаний прошлой ночи потеплело в животе, кровь быстрее пошла по венам, она даже ощутила некоторую тяжесть и влагу там. О, Фрейя! Всё не прошло даром, она продолжает жить воспоминаниями и, наверное, её тело хотело бы повторения вчерашней ночи. Но вряд ли она сможет довериться ему, как это было вчера. Вчера ей даже было жаль его, хотелось хоть чем-то помочь ему, но сегодня…
С другой стороны, а чего она хотела? Что он поддержит её? Примет её сторону? Отправит этого старика Децима, так, что ли? Конечно же, нет, он никогда не пойдёт против правил из-за неё. Он правильно ей сказал, она должна помнить своё место. Она просто – рабыня. Нечего жить мечтами и тайными надеждами о лучшей жизни. Он не изменится. Никто не меняется. И если он заберётся к ней на ложе опять, повтора вчерашнего он не получит. Никогда не получит. Она будет сопротивляться и сама ни шагу не сделает ему навстречу. Хотя сколько раз уже она сама себе в этом клялась? Но сейчас, сейчас она знает, кто она, и разбитая губа это подтверждает. Он просто пользуется ею, как женщиной, вот и всё.
* * * * *
Часть 11
Он вернулся вечером, рабыня его опять сидела за станком, продёрнула уток, только потом поднялась навстречу. Центурион раздевался, а она просто стояла и следила глазами за его руками. Вот он снимает плащ, дождя сегодня не было, поэтому центурион просто повесил его на деревянный гвоздь на стене. Снимает пояс с коротким мечом слева и кинжалом, начинает расстёгивать ремни кирасы, Рианн не помогает ему, и он возится дольше обычного, вот снимает её, потом садится на скамью и начинает развязывать ремни высоких сапог.
– Ты что, опять работаешь? – спрашивает, не поднимая головы. – На кого на этот раз?
– На Авия…
– Вот нравится тебе наступать на одни и те же грабли, – усмехнулся, дёрнув подбородком. – Там тоже фрукт, не лучше Децима…
– Он дал мне шерсть по низкой цене.
– Пока…
– Правда, она у него тоньше, так медленно идёт ткань… – Рианн сокрушённо покачала головой и не смогла сдержать вздоха. – Сижу с обеда, а поднялась-то совсем на чуть-чуть.
– Ну вот…
Марк прошёл по комнате, расстёгивая ещё один пояс, Рианн ушла на кухню собирать на стол, ещё чуть-чуть подсыпала угля в жаровню, налила воды в таз. Римлянин мылся, спустив свободную тунику до пояса, поливал водой на спину, грудь, шею, подмышки, лицо, фыркал и разбрызгивал воду. Рианн наблюдала за ним, не сводя взгляда со смуглой чуть загорелой кожи, видела мелкие шрамы на спине, на плечах. Где и когда он получил их? С кем? Некоторые из этих шрамов она уже видела у него, когда он забирался к ней на постель, некоторые даже чувствовала пальцами в темноте, особенно на руках, на предплечьях, когда пыталась оттолкнуть эти руки от себя.
Она заставила себя отвернуться, чтобы не смотреть на него. Центурион, вытираясь полотенцем, ушёл, потом снова вернулся уже в другой тунике под горло и с длинными рукавами. Несмотря на жаровню, было прохладно. Рианн и сама ходила в тунике и в платье и ещё набрасывала короткий плащ. Марк бросил на стол кожаный мешочек.
– Это деньги на хлеб и уголь. Тебе незачем покупать это всё самой.
– Откуда? – Рианн смотрела ему в лицо. – Разве вам уже выдали жалование?
– Я продал кое-что ненужное…
– Ненужное?
– То, чем я не пользуюсь, что просто так лежит.
Рианн помолчала, потом заговорила снова:
– Вы неправильно говорите звук «р», не по-свенски, его надо говорить мягче. – Она произнесла, как надо. – Так. Я долго не могла привыкнуть, не понимала вас. Попробуйте. – Он попробовал произнести непослушный звук, и свенка засмеялась невольно. – Нет, не так, надо ещё мягче… – Улыбнулась, слушая его попытки. – Конечно, сейчас вы говорите получше, чем было в начале, наверное, из-за меня, но… – Покачала головой разочарованно.
– Дикс говорит так, я учился многому у него.
– Дикс уже больше ваш, чем наш, он уже не свен. – Опять покачала головой, налила молока в две глиняные кружки.
– У него мать свенка, а отец – римлянин, он женился на ней и отслужил положенные двадцать пять лет. Дикс родился незаконнорожденным, а мать его сейчас уже гражданка…
– Такое бывает? – Она ломала душистый свежий хлеб на большие куски. – И он не испугался жениться на свенке?
– Да многие не боятся!
– А вы? Вы бы испугались?
Он помолчал, наблюдая за её руками.
– Не знаю, на что ты намекаешь, но я уже женат.
– Ни на что, просто интересно.
Она разрезала сыр маленьким ножом на тонкие пластики, а римлянин уже жевал хлеб, запивая его холодным молоком.
– Если бы влюбился, то, может быть, и женился бы.
– Влюбился? – она переспросила, улыбаясь.
– Если бы, конечно, уже не был женат. Что, ты думаешь, я слабее отца Дикса? И я не решился бы на такой брак?
– Да нет, я так не думаю. Вы же женаты, у вас есть ребёнок, что говорить об этом… – Она пожала плечами. – Вообще-то, очень мало союзов заключается по любви. У свенов я такого не встречала, по крайней мере, у нас в деревне… Мама моя говорила, что отца любила, но… – Она как-то хмуро улыбнулась и продолжила:– О браке договариваются родители, сами выбирают достойную партию, собирают приданое…
– Представь себе, у нас это происходит примерно так же. Один в один.
– Значит, ваша жена… – Он недовольно перебил её:
– Что тебе далась моя жена?
Она снова пожала плечами и продолжила:
– Просто мне интересно, любили ли вы когда-нибудь по-настоящему? Что это такое? И как это, быть рядом с любимым человеком?
– Тебе это зачем?
– Наверное, родители Дикса любили друг друга, раз его отца не остановило, что она – германка.
– Вот у Дикса сама и спроси. Только вряд ли слишком уж любили, он её притащил с какого-то посёлка и поколачивал, да и сейчас, наверное, бьёт. Не думаю, что от великой любви. – Усмехнулся.
Рианн отхлебнула молока, пряча досаду.
– У вас что, в Риме принято мужчинам бить женщин? Это что, правильно?
– А у вас – нет?
– У нас уважительно относятся к женщинам, женщина может даже сама потребовать развода и уйти со своим приданым, правда, это бывает редко. Семьи у нас крепкие. У меня, по крайней мере, отец никогда не бил мать, я такого не видела…
– Может, ты просто не видела?
– Нет, я бы знала.
Он помолчал и заговорил первым:
– У нас женщины тоже могут развестись, но часто это по инициативе мужа, а не жены. Так что… – Тоже пожал плечами, давая понять, что и так всё ясно.
– И всё равно, бить женщину – это не геройство.
– А кто говорит, что это геройство?
– Женщина слабее и не может за себя постоять…
– Женщина должна подчиняться мужчине, отцу, мужу, брату, сыну, если нет отца или мужа. Если женщина не слушает, что ей говорят, или делает по-своему, в этом нет ничего хорошего…
– Поэтому её можно ударить? – теперь уже она сама перебила его, хотя и знала, как он этого не любит.
– Конечно.
Рианн чуть поджала губы, чувствуя боль в распухшей губе.
– Значит, если бы я что-то делала не так, вы бы меня постоянно били?
Он глядел ей в лицо исподлобья долгим взглядом.
– Я не пойму, чего ты хочешь? Речь вообще не о тебе, а о свободных женщинах Рима, тебя это не касается. Ты – рабыня, моя рабыня, о тебе особый разговор. Ты получаешь от меня иногда. Может быть, могла бы получать и больше, и чаще. – Голос его выдавал его раздражение, и Рианн молча слушала, не сводя взгляда. – Когда ты сбежала, я мог бы отходить тебя до полусмерти, но я же не стал. Когда ты начала спорить со мной в крепости при моих подчинённых, я дал тебе пощёчину, заслуженную пощёчину. Когда ты подняла на меня руку, я отхлестал тебя ремнём, тоже, между прочим, заслуженно. Тебе не нравится, как я с тобой обращаюсь? Так? – Рианн продолжала упрямо смотреть ему в лицо через стол и молчала, слушая его торопливые слова. – Может, тебе ещё не нравится, что я трахаю тебя, когда этого захочу? Так, да? Так пойди, – дёрнул головой в сторону двери за спиной, – пожалуйся кому-нибудь… Может быть, тебе станет легче! Найди судью, скажи, что моя рабыня, так тебе ещё добавят розог за жалобу на хозяина.
Рианн сухо сглотнула и опустила голову. Они помолчали, а потом она шепнула чуть слышно, и вопрос её прозвучал наивно:
– Вообще-то, я просто хотела узнать, что чувствуешь, когда любишь? Любили ли вы когда-нибудь? И всё…
Марк усмехнулся, но ответил:
– И что это тебе даст? Ну, скажу я тебе, что был влюблён в пятнадцать лет в свою соседку, что это тебе даст? Ничего! Правда? – Поднялся из-за стола, ушёл.
Рианн продолжала сидеть, опустив голову. Шепнула сама себе:
– Правда. Что это мне даст? Ничего.
Она за свою жизнь вообще ни в кого не влюблялась. В посёлке все парни косились на неё как на порченую, жизнь вокруг была, конечно, не позавидуешь. Где уж тут было влюбляться? Хотя до случившегося за ней бегал один парень из местных, ухаживал, но Рианн не испытывала к нему чувств. А потом матери не стало, не с кем было даже поговорить по душам, что уж там мечтать о любви, до неё ли было?
Рианн вздохнула. Ну и плевать. Сейчас разве что-то изменилось у неё? Стало только хуже.
* * * * *
Часть 12
Рианн сидела за работой, как обычно, был ещё день только-только после обеда, когда в распахнутую дверь вдруг ввалилось сразу несколько человек и все в форме.
– Куда его? – спросил кто-то.
– Давай сюда…
Среди всех Рианн узнала Дикса, стояла в стороне, нахмуренная и растерявшаяся от происходящего. Что случилось? Четверо легионеров прошли вперёд, они несли на плаще кого-то, аккуратно положили на ложе у стены. От страха Рианн боялась шевельнуться, боялась верить тому, что видела.
Нет! Не может быть! Это не он… не он…
Зашёл человек не в форме, среднего возраста, с седыми редкими волосами, с серебристой щетиной на впалых щеках. Начал давать указания:
– Разденьте его… Мне нужна вода… лучше тёплая, побольше тёплой воды…
Дикс перевёл Рианн его слова, но девушка не шелохнулась, так и стояла неподвижно, смотрела изумлённо большими глазами.
– Рианн! – Дикс повысил голос. – Шевелись!
Она ушла на кухню, вернулась с тазом с водой. А легионеры уже снимали с центуриона форму, окровавленную кирасу, пояса, кто-то парой взмахов разрезал тунику кинжалом сверху вниз. От вида крови тошнота так неожиданно подкатила к горлу, что Рианн бросилась из комнаты вниз по лестнице до первого этажа в уборную. Её рвало мучительно и горько. Слёзы навернулись на глаза. Сколько крови… Как много крови…
Он умрёт. Он не выдержит это всё. Она хорошо помнила то, что смогла рассмотреть: окровавленную грудь и залитый кровью живот центуриона. С таким не выжить. Вот сейчас она вернётся наверх, а Дикс скажет ей, что он уже умер. И она останется одна… Как она будет жить? Что будет делать? О, боги, о, Донар, за что?
Она стирала выступившие слёзы, а сама медленно нехотя поднималась по лестнице наверх. Легионеры топтались в распахнутых дверях и на лестнице, молча расступились, пропуская свенку в комнату. Врач возился с раненым, один из молодых легионеров помогал ему. Дикс стоял рядом, заметив Рианн, взял свенку под локоть и отвёл на кухню.
– Ты главное, успокойся, хорошо?
– Что случилось? – шепнула, глядя в лицо свена с тревогой.
– Вариний хороший врач, он и похуже ребят вытаскивал, а тут не так всё и страшно… – Рианн при этих словах усмехнулась с недоверием. – Кираса его спасла… Крови только много потерял… Пока вернулись, пока сюда… Сейчас он всё промоет и зашьёт, и всё будет хорошо…
– Куда его? – прошептала Рианн растерянно.
– В бок и вот так, на живот… под кирасу наискось… Если бы не она… – Показывал на себе. – Его не пырнули, просто порезали. Если бы пырнули, то хана… А так…
– О, Донар… – ужаснулась Рианн.
– Не глубоко, не бойся ты так, кираса его спасла, кишки же не выпали, так что… – Махнул рукой. – Он выживет, он сильный… Надо только, чтобы кто-нибудь был рядом сейчас. Мы-то уйдём, я сегодня в ночь, а ребята только вернулись… он с ними был. Так что придётся тебе…
– Хорошо, я всё сделаю… – она поспешно согласилась.
– Вариний скажет, я тебе переведу, ладно? – Рианн вздохнула и закусила губу. – Они были в патруле и нарвались на засаду… Свены сейчас злые, зима голодная, все полны ненависти. Сейчас так и будет до весны, пока не начнут пахать и сеять. – Рианн промолчала на всё это, согласно кивая головой, мысли её сейчас были заняты другим. – Да не переживай ты так, он молодой и крепкий, ему и больше доставалось, и выживал, как видишь, и сейчас выживет. Вот увидишь.
Ушёл туда. Рианн осталась на кухне, но сидеть не могла, ходила туда-сюда по маленькому пространству у стола, обнимала себя за плечи. Он не умрёт. Сказал же Дикс, всё будет хорошо, значит, будет. Только сердце тревожно с болью стучало в груди.
Оказывается, пока она здесь целыми днями, он там ходит в их патрули, спасает какие-то крепости, убивает свенов, а они пытаются убить его. Вот такая у него жизнь, у римского центуриона. Как же должен он ненавидеть всех свенов и её – тоже, она ведь тоже свенка. Как же она, наверное, напоминает ему всех свенов, напоминает цветом волос, кожи, глаз. Как они могут жить под одной крышей, два врага, она и он? И он, наверное, мстит им всем, вымещая злость на ней одной?
Надо будет спросить его об этом. Потом.
Рианн слушала, как разговаривают они там на чужом языке, потом Дикс позвал её. Врач собирал свои инструменты, долго вытирал руки окровавленной тряпкой, рассматривал девушку хмурым взглядом. Спросил Дикса:
– Кто она ему, жена?
– Нет, рабыня.
– Ей можно доверять? Она – свенка…
– Можно. – Дикс поручился за неё.
Рианн смотрела то на одного, то на другого, они говорили между собой по-латински, и она не понимала ни слова.
– Ладно. Скажи ей, что центуриону главное сейчас покой, сон и тепло. – Огляделся. – Пусть укроет его потеплее и поставит здесь жаровни, здесь холодно. Эй, ребята, – крикнул толпящимся легионерам, – закройте дверь! Рану я промыл и зашил, но он потерял много крови. Если сейчас его не трогать, он будет спать. Когда проснётся, надо давать ему пить. Пусть не поднимается. У него будет жар, так что пить, как можно больше пить. Я оставлю немного макового молока, его надо будет растворить в чаше с водой, но давать понемногу, надо поделить всё на три раза… От этого он будет спать, как убитый. Лучше, если он проспит дня два или три. Если будет сильный жар, его надо сгонять. Она умеет это делать?
Дикс переводил это всё Рианн, та слушала внимательно, стараясь всё запомнить.
– Да, я умею это делать, – кивнула и ответила. Дикс перевёл врачу.
– Ну, вот и хорошо. Я приду дня через два, проверю рану, если она чистая, то большого воспаления не будет. Часто ходить я не смогу, мне хватает работы.
Дикс снова перевёл теперь уже для свенки.
– Хорошо. – Рианн кивнула, сухо сглатывая. – Спасибо.
Все потянулись к дверям. Врач со своим сундучком, легионеры, остались только Дикс и Рианн.
– Всё будет нормально, я же говорил.
Рианн принесла ещё одно одеяло из своего угла, укрыла центуриона, стараясь не глядеть в его бледное лицо. На полу горой лежала вся его сбруя, разрезанная окровавленная туника, плащ, калиги – сапоги. Свенка начала потихоньку разбирать это всё, убирала пояса на скамью, где всё это обычно и лежало; шлем уже был там, кто-то из легионеров принёс его и положил тут. Рианн замерла, уставившись на него, сколько раз видела, а тут вдруг почему-то замерла при виде небольшого красного гребня. Всё навалилось вдруг на неё, и прошлое, когда видела такие же вот гребни на шлемах, и вид пролитой крови, и ощущение страха, накатившего от случившегося.
Она ведь могла остаться одна! Он мог погибнуть! Да и сейчас, все так уверены, что всё будет хорошо, а он ещё лежит здесь, бледный, как мёртвый. Боги… О, Тор…
Она расплакалась вдруг, сев на скамью.
– Ну, что ты? – Дикс прошёл к ней. – Зачем это? Тебе же сказали, что он выживет, всё будет хорошо…
– Да, я знаю… – Она кивнула и принялась вытирать слёзы ладонями. – Просто… просто всё так неожиданно…
– Привыкай, он – военный, это может случиться с каждым. Утром он ещё улыбается, ещё живой, а вечером его уже принесут на плаще мёртвым. Так бывает. Ничего не поделаешь. Наших приносят сюда, а они приносят своих в посёлки, там сейчас тоже плачут и готовятся к похоронам…
Рианн передёрнула плечами, шепнула:
– Я знаю… Я видела это всё…
– Ну, вот.
– Дикс, – она вскинула к нему заплаканное лицо, – ты же свен, почему ты воюешь против них? Это же предательство! Как ты можешь? Это же убивать своих!
Свен вздохнул, качая головой, улыбнулся.
– Я уже не свен. Вот моя мать – свенка, а я нет. Я с восемнадцати лет в легионах, уже семь лет. Другой жизни я и не знаю. Знаешь, сколько товарищей вот так я уже потерял? – Он дёрнул подбородком в сторону раненого Марка. – Я и сам был ранен… Да и сами свены меня своим не считают, меня убьют, не задумываясь. Если, вот, Марк попадёт к ним, его они могут оставить живым, ради выкупа, просто помучить или принести в жертву. Меня они убьют сразу, таких не любят, ты же знаешь. – Рианн согласно кивнула несколько раз. – Я уже не свен, – ещё раз повторил, – ты же тоже меня своим не считаешь. Так?
Она промолчала. Всё правильно. Он прав. Он ещё знает свенский, но говорит уже нечисто. Может быть, его дети уже вообще не будут знать языка.
– Тебя покормить? – предложила.
– Я поем в казарме. Мне пора. Ты справишься? Вариний оставил тебе маковое молочко, как хотел?
– Да. Я справлюсь. Спасибо тебе.
Он ушёл, и Рианн осталась одна. Сколько ещё надо было сделать! Унесла таз с кровавой водой, замочила вещи центуриона, требующие стирки, разобрала снаряжение римлянина по местам, перенесла жаровню с кухни, разожгла вторую. Что уж тут экономить уголь, если надо? Теперь надо натаскать воды с улицы, приготовить что-нибудь на ужин себе, да и работа на станке уже заждалась её.
К ночи аккуратно подошла к центуриону и прислушалась, затаив дыхание. А дышит ли он ещё? Жив ли? Лежит, не шелохнётся, ни звука, ни стона боли, как мёртвый. Нет, дышит ещё. Облегчённо выдохнула. Если будет поминать, пусть не сегодня, не сейчас, не ночью.
Ушла на кухню. Только бы не помер, ей не высидеть эту ночь здесь с мертвецом. Села за стол, упёрла локти в край столешницы, обняла себя крест-накрест за плечи, прижалась губами к запястью. В носу щекотало от металлического запаха бронзового браслета.
А, может быть, зря она боится остаться одной? Может быть, не так это и страшно. Сбежала бы, вернулась домой, к своим, потребовала бы у короля защиты и справедливости. Если у отца нет наследников, кроме неё, ей должны отдать его землю, пусть не всю, ей много не надо, хватило бы на хлеб да на семена. Там, наверное, ещё и дом отца стоит. Она смогла бы одна, она умеет работать. Скотины, правда, никакой у неё нет, но это дело наживное, первое время придётся брать в долг или просить у короля. Он позволил Криксу продать её римлянам, какой это король? Теперь он должен ей! Если она потеряла отца, это не значит, что теперь она не должна защищаться законами и всем посёлком. Неужели другие бы промолчали, узнав о том, как с ней поступили?
Рианн вздохнула. Всё может быть. Может, и промолчали бы. Она вспоминала, как к ней относились последние пять лет. Все думали, что римляне успели надругаться над ней, девчонки шептались за спиной, а парни косились на неё, как на больную. Римская подстилка. Вот, кем она была для них. Может быть, никто и не удивился, когда осенью она пропала из посёлка. Может, никто и не знает, что это Крикс продал её, все, верно, подумали, что она просто ушла к римлянам. И никто не пожалел её, не попытался понять. А она разве в чём-то виновата? Такое могло случиться с любой девушкой. Ей было-то всего двенадцать лет. В чём её вина, что римляне уже тогда зарились на неё?
Свенку передёрнуло. Она хорошо помнила, как легионеры рвали на ней одежду, как один из них целовал её в губы, лапая руками за грудь и живот. У неё и груди-то тогда толком ещё не было. А они… Пока мама не вмешалась, не вырвала её из их рук, не закрыла собой. Но все вокруг решили по-своему, сделали выводы, поставили клейма. Она стиснула зубы до скрипа.
