Текст книги "Лицом на ветер (СИ)"
Автор книги: Александра Турлякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)
Часть 15
И впервые поняв это, он почувствовал, как в душе зародилось уважение к ней. Она – свенка, германка, дикарка, но он стал меньше и меньше вспоминать об этом, когда глядел на неё.
Если бы не её страх, посеянный в душе римскими легионерами, она показала бы свой характер давно, она бы удивила его ещё много месяцев назад. Она и так всё время пыталась проявлять самостоятельность, сама зарабатывала деньги, пыталась сбежать, повесилась, старалась отстоять своего ребёнка, даже ударила его однажды, поцарапав лицо. А уж в моменты близости она вообще была непредсказуемой. Она то отбивалась и сопротивлялась, что приходилось применять силу, чтобы сломить её, то наоборот, сама позволяла себе делать ему приятно. Ладно, теперь он знал причину, почему она не давала целовать себя, почему не шла навстречу и не отдавалась ему сама. Но её постоянное упрямство, проявление характера, самостоятельности даже в мелочах, заставляло смотреть на неё другими глазами, не так, как на любого другого раба смотрел он раньше.
Свенка удивляла его, нередко даже бесила. Он ведь видел, знал, чувствовал, что и она сама получает удовольствие от близости с ним, но она никогда не признает это сама. Хотя сейчас уже многому научилась, стала смелее, умеет теперь и сама доставлять удовольствие мужчине…
Кто же она? Свенка Рианн… Девочка с печальными глазами… Выросшая без матери, не испытавшая любви… Пережившая насилие от мужчин в форме… Несправедливо проданная своим соплеменником…
Марк прикрыл глаза и отвернулся к стене лицом. Сможет ли он когда-нибудь разгадать её? Она – варварка, не умеющая читать и писать, мудрёная загадка, непредсказуемая, непонятая. Он вздохнул и снова повернулся к свенке, посмотрел на неё.
Всё у него с ней как-то не так складывалось. С самого начала не так. Он знал, что она варварка, поэтому и думать не думал, что она может что-то чувствовать по-своему, что-то понимать по-другому, чего-то хотеть или не хотеть. Он пытался сломать её, подстроить её под себя. И ещё и удивлялся, что она сопротивляется, что пытается делать хоть что-то по-своему. Иногда это даже злило, раздражало его.
А она просто другая, и не только потому, что свенка.
Рианн управилась с одной туникой и решила сделать перерыв, перестирала бинты, стиснув зубы от отвращения, собралась и ушла на рынок. Марк остался один. Полежал и попытался сесть. Вариний сказал, надо вставать, но пробовать при рабыне не хотелось. Не знал, хватит ли на это сил, а быть слабым при ней не хотелось, и так достаточно показал ей себя, то расплакался от отчаяния, да и ей пришлось укладывать его в постель, как ребёнка беспомощного. Хватит!
Боль была адская, она разливалась от живота по всему телу, аж в глазах запрыгали светящиеся точки, и испарина в один миг выступила на лбу. Но, стиснув зубы, пересилив себя, он сумел сесть, отдохнул, переводя дыхание, и спустил ноги. Они уже слушались его, правда, каждое их движение рождало боль, новую острую боль.
Холодный пол под ногами малость освежил. Ничего. Всё получится. Он сделал рывок, отталкиваясь руками, и сумел подняться со второй попытки на подкашивающиеся ноги. Постоял, держась предплечьем за живот, старался дышать через раз, ничего. Думал, будет хуже.
Сразу же подкатила тошнота и слабость. Что ж, он потерял много крови, да и не ел толком уже третьи сутки. Сердце набатом стучало в виски. Опираясь одной рукой о стену, а второй поддерживая пылающий живот, Марк сделал первый шаг, потом второй, кое-как добрался до двери, постоял, отдыхая, приводил дыхание в порядок, пошёл обратно. С каким облегчением он вернулся на ложе, сел, передохнул, потом лёг, кое-как набросил одеяло, прикрывая наготу, и уставился в потолок. Горячее дыхание обжигало сухие губы, и пальцы рук дрожали от пережитой боли.
Да, этот путь стоил ему огромных усилий, он весь взмок, его тошнило, кружилась голова, во рту и в горле пересохло. Но он справился. В следующий раз будет лучше, должно быть лучше, иначе и быть не может.
Он сумел повернуться на бок и обнял себя за плечи. Он усталости, от пережитой боли его тут же начало клонить в сон. Всё тело горело, опять начался жар.
Рианн вернулась с форума и застала хозяина спящим. Он лежал к ней спиной – лицом к стене, одеялами были закрыты только пояс и ноги. Спина, плечи и руки поблескивали от пота. У него что, снова начался жар? Недавно уходила, он лежал и наблюдал за ней, всё было нормально. Что случилось?
Рианн рассматривала его спину, лопатки, желобок позвоночника, шею, затылок. Он подставлял ей спину, он ей настолько доверяет? Она усмехнулась. Просто левый бок у него был почти целым, поэтому он и лежал на нём. Ну это, конечно, смело на его месте – уже пытаться спать на боку, это должно быть больно при его-то ранении, уж лучше на спине. Свенка подтянула одеяла и укрыла центуриона до подбородка. Спит, пусть спит.
До самой ночи Рианн просидела за работой. Римлянин по-прежнему спал, она его не будила. Перед сном проверила жаровни, попила холодного молока и решила помыться на кухне, да хоть обтереться тёплой водой.
Марк проснулся и лежал, глядя в потолок. Видимо, во сне он смог повернуться на спину. Рабыни не было за станком: уже поздно. Может быть, она уже легла? Лампа в комнате не горела, неяркий свет брезжил за шторой на кухне. Свенка, наверное, там, значит, не спит ещё.
Во рту пересохло, сильно хотелось пить. Позвать её или попытаться самому туда добраться? Что она там делает? А молоко у неё есть?
Стиснув зубы, он сумел подняться с ложа и медленно пошёл к кухне. Он оказался прав, на этот раз это было легче, хотя каждый шаг по-прежнему стоил ему больших усилий.
Он ожидал увидеть что угодно, что она ест, пьёт, спит на столе, что-нибудь шьёт, но только не это. Свенка же стояла к нему спиной абсолютно голая и вытиралась льняным полотенцем. От увиденного у центуриона отвисла челюсть. Он видел спину свенки, снующие руки, ягодицы, бёдра, голени… Когда она поднимала руку, видел часть её груди. Святой Юпитер…
Конечно, до этого он видел уже всё, но сейчас всё это его ошеломило. Женское тело такое доступное, манящее, и так близко, так рядом. Он стоял и глядел, разинув рот, как юнец, и не мог сдвинуться с места, чувствовал, что впервые за все эти дни вдруг забыл о своей ране, о переживаемой боли. Боги святые! Сердце стучало в каждой клеточке тела, особенно отдаваясь жаром внизу живота, во рту пересохло. Это была пытка, самая настоящая пытка…
Наверное, он произвёл какой-то звук, потому что свенка обернулась вдруг, дёрнулась, заметив его между шторами, и инстинктивно, чисто женским движением, закрыла рукой грудь и полотенцем чуть ниже. Шепнула растерянно:
– Вы?.. Уже встали?.. О, Донар…
Марк отвернулся, подтягивая одеяло к груди. «Она увидит, что я чувствую, что я хочу её…» На подкашивающихся ногах вернулся к себе, медленно лёг, уставился в тёмный потолок. Сейчас он старался думать о чём угодно, о свенах, о своих товарищах по службе, вспоминал своё ранение, кровь, боль, удивлённые глаза свена-мальчишки, ранившего его, – всё, что угодно, лишь бы не свою рабыню! Юпитер, как же он хотел её сейчас, ни от кого не скроешь, что они дают эти одеяла! Что она делает с ним? Одного взгляда хватило, чтобы он весь загорелся, одно желание сейчас только и движет им… Ноги только не несут, а то бы он давно уже прыгнул на неё. О-о-о… Это мука! Он глухо застонал от бессилия, стискивая зубы.
Нет! Он должен держать себя в руках. Он справится с этим испытанием…
Дыхание медленно приходило в норму, он справится с собой. Придавил кулаком рану в животе, чтобы боль не давала ему думать о свенке, ещё и ещё сильнее, пока боль не затмила всё, и перед глазами не пошли алые круги…
В этот момент с зажжённой лампой прошла через комнату она. Ступала неслышно и, наверное, старалась даже не дышать, скрылась в своём углу и затушила свет. Центурион слушал её. Как видел, что она сейчас раздевается, молится и ложится. Судорожно сглотнул, переживая бурную смесь вожделения и боли, закрыл глаза.
Он вытерпит, он справится с безумным желанием, он сумеет заставить себя не думать о ней сейчас. И не потому, что болен, что не в состоянии, нет. Он мог бы заставить её, применил бы силу, не сам, так она сама сделала бы всё, для этого у неё есть руки и губы. Она – его рабыня, она должна делать то, что он хочет. Он не смог бы сам сейчас, но она смогла бы удовлетворить его страсть, для этого есть масса способов, она, правда, с ними вряд ли знакома.
Но он не мог… Заставлять её? Применять силу? Делать ей больно? Всё – против её воли? Да и вообще…
После всего, что пережил, что узнал о ней, о её прошлом, он бы, наверное, не стал бы заставлять её силой, не смог бы снова делать ей больно, бить её, мучить её тело и душу.
Поэтому он справится и дождётся другого случая, когда ему станет лучше, когда он не будет так беспомощен, когда он сможет взять её тело с её согласия, а не по своему желанию, по своей прихоти.
Он хочет теперь так и не по-другому. Только так. Хочет, чтобы их следующий раз был только с её согласия, чтобы и она сама хотела его.
Марк почувствовал, что замёрз и медленно натянул на себя одеяла. Да. Пусть всё будет именно так. И не по-другому. И пусть она – его рабыня, пусть она принадлежит ему, она всё-таки женщина, девушка, которая ему нравится, она понравилась ему ещё с первого взгляда. И ему не хочется делать ей больно. Теперь не хочется. Да, теперь не хочется. И никогда не захочется.
Рианн лежала и слушала его. Сердце стучало в груди от волнения и страха. Что он сделает теперь? Она же видела его взгляд, его глаза. Ей казалось, что он прямо сейчас бросится на неё, кинется, как когда-то это делал.
Как она не подумала о том, что он уже может подняться? Как она могла допустить такое? Рианн помнила про кинжал под матрасом, и если римлянин вдруг заявится сейчас сюда, она его достанет и будет защищаться. С ним, с таким, как он сейчас, она ещё попробует справиться, она сможет, он всё равно еле-еле стоит на ногах.
Но он не появлялся. Рианн помнила, как неподвижно лежал центурион, глядя в потолок, словно что-то видел там. Пусть только попробует придти сюда… Пусть только посмеет.
Но он не пришёл за всю ночь, и утром свенка проснулась в хорошем настроении. Что-то было не так, он изменился. Или, может быть, эта болезнь так влияла на него? Это не первая рана, но почему она изменила его?
Рианн проверила жаровни, немного поработала за станком, пока не проснулся центурион. Свенка заметила его взгляд, когда поднялась и тут же опустила глаза, вспоминая вчерашнее. Как ей вести себя с ним? Будто ничего и не было? Или она должна чувствовать вину? Вообще-то, она часто так мылась, просто он никогда до этого не видел её, не заставал так внезапно, обычно он уже спал или был на своих сменах. Так много времени они вдвоём под одной крышей не проводили ни разу. За все эти месяцы центурион и дня целиком дома не был, то днём его нет, то ночью, то днями уходит в город, на Форум, к товарищам, а ночью – на дежурство. И только сейчас он безвылазно тут и смотрит своими чёрными глазищами. Рианн постоянно ощущала на себе его взгляд, что бы ни делала.
Она молча оделась и ушла на рынок, утром доделала ткань и хотела отнести её в мастерские Авия. Нужны были деньги. Сейчас центуриону необходима хорошая еда, Рианн это знала, если он уже начал подниматься, то скоро затребует нормальной еды. Возвращалась она уже в обед и, поднимаясь по лестнице, встретилась со своим хозяином. В одной тунике, завёрнутый в одеяло, он сидел на ступенях, опустив голову и прижавшись боком к стене. Наверное, он спускался в уборную, но спуститься с лестницы всегда легче, чем подняться по ней, и ему, скорее всего, не хватило сил.
– Господин, – негромко позвала Рианн, опускаясь к нему на корточки, заглянула в лицо. Бледный, уставший, с испариной на лбу. – Как вы?
– Голова закружилась… – Он усмехнулся сам над собой же. – Сейчас, я отдохну немного и… я справлюсь…
– Давайте, я помогу вам? – Рианн убрала корзину с покупками на нижнюю ступеньку и взяла своего хозяина двумя руками за левую руку – за запястье и локоть. Помогла подняться на ноги. – Не бойтесь, вы можете опереться на меня, я выдержу… я сильная…
– Я знаю… – Он опять усмехнулся, опёрся рукой о стену и сделал первый шаг. – Видели бы меня сейчас ребята из крепости… упали бы от смеха… Грозный центурион идёт, опираясь на девчонку… – Опять усмехнулся.
– Ничего смешного в этом нет… Раненым и больным может оказаться каждый, и грозный центурион, и простой человек, и король, и женщина… Так что.
– Да, ты права… – Он дёрнул подбородком согласно.
С помощью свенки и стены одну за другой он преодолевал ступени лестницы. Да, так идти было легче, девушка буквально тащила его на себе, а ему пришлось обнять её за шею и через грудь.
Потихоньку они добрались до своей комнаты. Рианн провела центуриона на кухню и помогла сесть за стол. Отдышалась, она и сама устала изрядно.
– Отдохните пока, я сейчас вернусь, заберу своё…
Он проводил её глазами, почему-то не хотелось оставаться одному, чтобы она уходила даже на миг. Но свенка быстро вернулась с корзиной, стала выставлять покупки на стол.
– Я купила вам пирожков с мясом, они ещё горячие…
– Мне? – он удивился, вскидывая вверх тёмные брови.
– Вам сейчас надо есть мясо…
– Откуда ты знаешь?
– При потере крови, я знаю…
– Откуда ты знаешь об этом?
Рианн помолчала немного.
– Мой отец был сильно ранен однажды, я ухаживала за ним после, и старейшина советовал кормить его мясом…
– Ранен? Где? На охоте?
Она поджала губы, не зная, как сказать ему.
– Нет, не на охоте…
Марк молчал, словно услышанное доходило до него с трудом.
– Твой отец воевал с нами? Там его ранили, да?
Рианн медленно моргнула, что он хочет услышать? Правду?
– Он постоянно участвовал в нападениях на ваши отряды… он сам убил несколько ваших легионеров…
– Нормально… – Центурион в изумлении дёрнул подбородком и скривился, как от боли. – Издеваешься, что ли?
– Но погиб он на охоте летом. А что вы хотите? Ваши люди убили мою мать, он стал вдовцом, и так и не женился больше… – Но Марк не дал ей договорить – перебил резко:
– Он мстил, верно? Мстил за жену, мстил за дочь, так?
Рианн в это время разрезала хлеб маленьким ножом и замерла, переведя взгляд на лицо римлянина. «Мстил за дочь…» Он так сказал? Конечно, и за дочь он тоже мстил, её опозорили на весь посёлок. А чего он хотел услышать?
– Чего вы хотите? – спросила негромко. – Да, он мстил, мстил вам за маму и за меня… А чего вы хотели бы услышать? И вы мстите, и ваши легионеры мстят… Разве нет? Это война, и всё так и будет… После его смерти жизни мне вообще не стало. Меня презирали, на меня косились все, и девушки, и парни… Пока жил отец, шептались за спиной, а после – совсем всё другим стало… Вы знаете, что это такое? Когда ты чужой среди своих? Когда никто руки тебе не подаст и куска хлеба пожалеет? И Крикс продал меня…
– Продал мне… – Он опять её перебил, глядя прямо в серые упрямые глаза свенки. Рианн выдержала его взгляд и ответила:
– Вот именно – вам…
Они молчали, и свенка быстро дорезала хлеб. Марк наблюдал за её руками, она нервничает. Это видно сразу.
– Представляю, как ты, наверное, жалеешь, что меня не убили, что я чуть не сдох здесь, а если бы ещё знала, что я… – На этот раз уже она его перебила нетерпеливо, не дав договорить:
– Я? Жалею? – Усмехнулась. – Даже не знаю, что вам сказать на это… Когда вы вернулись ночью тогда – помните, вы ещё отбивали крепость? – я тогда молилась за вас… Сама себе удивляюсь, что это было… И вы вернулись… Живой и здоровый… Так что… – Она бросила на стол нож, и римлянин вздрогнул от этого звука.
– Ты же сама грозилась меня убить.
– Грозилась, – согласилась, пожав плечами, – было и такое… Я не отказываюсь. Не надо только сейчас поминать моего отца, он здесь не причём… Вы сами пришли сюда, вы заритесь на наши земли, поля и леса, это вам всего мало… – Он перебил её пылкую тираду, выставив ладонь:
– Ладно-ладно! Мы всё равно не придём к одному… Ты защищаешь своих, я – своих…
– И буду защищать!
– А месть?
Рианн перевела взгляд ему на лицо. Он изрядно зарос за эти дни и похудел, но глаза всё те же, упрямые и решительные.
– Что – месть?
– Вы – свены – мстительный народ, ты тоже свенка, ты тоже будешь мстить мне? Мстить нам? Всему Риму?
Рианн молчала, разливая холодное молоко по кружкам, руки её дрожали, и по струйке молока это особенно было видно.
– Я не буду вам мстить, можете успокоиться. Если бы я хотела вам отомстить, я бы давно уже это сделала, но…
– Почему? Ты же могла меня убить, как грозилась тогда, или это были просто слова? Говорить всегда легче, чем сделать…
Она промолчала на это, какой смысл что-то выяснять сейчас, он правильно сказал, они всё равно не придут к одному мнению. Шепнула о другом:
– Ешьте лучше…
Марк смерил её взглядом от лица и до груди, до стола, не стал больше ничего говорить. Сидеть было больно, но лежать ужасно надоело, уж лучше так. Хотелось помыться и побриться, но он сумел пока только надеть чистую тунику. Она-то, конечно, выглядит хорошо, здоровая, молодая, на щеках румянец с улицы ещё не сошёл, помылась вчера, выспалась, по городу прогулялась, подышала свежим воздухом, и он – жалкий грех! Без её помощи сам бы даже по лестнице не поднялся. Так и сидел бы там до сих пор…
У неё своя правда, её не переспоришь. Так что, есть ли смысл? «Хочешь, чтобы я ел твоё мясо? Я буду есть твоё мясо, благо, что пахнет всё замечательно, а я не ел почти три дня…»
Он пил холодное молоко и ел купленные ею пирожки, а сам смотрел свенке в глаза, молча и упрямо жевал. Девчонка вдруг улыбнулась ему, спрашивая:
– Вкусно? Вы только поешьте совсем чуть-чуть, лучше больше выпейте молока или воды, а то заболит живот с непривычки, вы столько дней ничего нормального не ели…
Центурион вскинул брови и спросил:
– А тебя это заботит? Ну и будет болеть, тебе-то что? Можно подумать, тебе не всё равно?
– Ну, если вам так хочется ещё и с этим мучиться, – пожала плечами, – ваше дело. С вашей возможностью ходить на первый этаж мне вас жалко. – Засмеялась вдруг легко и непринуждённо, как он не слышал от неё ни разу. Ого. Она смеялась над ним, намекая на то, что, в случае чего, на первый этаж в уборную он не набегается. Она смеялась над ним? Над его незавидным положением?
И он засмеялся тоже, оценив её шутку. Дикая боль пронзила всё тело снизу вверх, а он всё равно смеялся. И свенка смеялась вместе с ним, смеялась не как рабыня, смеялась, как любой свободный человек, свободный от рождения. Так он не смеялся уже давно. Над самим собой. Умирал от боли, ладонями держался за живот, кривился, хмурился, а всё равно смеялся. Святой Юпитер!
Сидел, вытирая выступившие слёзы. Нет, это надо же, она издевалась над ним, смеялась над ним, и он, как дурак, смеялся тоже.
Рабыня вдруг поднялась из-за стола, предложила:
– Хотите побриться? Есть тёплая вода, можно даже помыться. Я могу помочь вам… Если вы, конечно, хотите…
– Было бы здорово… даже побриться… Мыться я пока боюсь, ноги меня не держут… Упаду здесь где-нибудь…
– Хотите, я сама вас побрею?
– А ты умеешь?
– Я несколько раз брила своего отца и ни разу не порезала.
– Да? – Он удивился. – Ну, если ты пообещаешь, что не перережешь мне горло, то, может быть…
– Не перережу, обещаю, – заверила Рианн.
После этого смеха вместе они стали вдруг ближе как-то друг другу, даже сами заметили это. Рианн сама нашла всё, что надо было, она знала, где всё лежит: острая бритва, бронзовое зеркало. Марк только наблюдал за ней, как ловко и быстро она всё делала, как наливала тёплой воды, как заливала щёлок. Он держал зеркало и в нём видел, как свенка намочила его лицо тёплой водой, потом нанесла щёлок, дожидалась, пока размокнет щетина, потом взялась за бритву.
Она не хвалилась, она, в самом деле, делала это ловко и умело, аккуратно, и ниразу не порезала. Марк убрал зеркало и наблюдал теперь за лицом свенки, она была серьёзной и сосредоточенной, думала о чём-то о своём, вряд ли она осознавала, что сейчас делает, настолько ушла в себя. Может быть, сейчас она вспоминала своего отца, свой дом, свой посёлок, свою семью, свою прошлую жизнь?
– Всё… – прошептала. – Теперь только ополоснуть…
Голос её был глухим, потерянным, даже не узнаваемым. Марк не ошибся, она думала о доме, о своей семье.
– Твой отец доверял тебе это дело?
Рианн нахмурилась, но ответила:
– Просто он знал, что я никогда его не порежу, а когда он был пьян, он это часто делал… Вы же знаете, у пьяных дрожат руки… Ему нравилось ваше вино…
– И ты никогда его не резала? Даже случайно? – Она в ответ отрицательно дёрнула подбородком. – Почему? У тебя такая уверенная рука? Или это опыт? Вряд ли ты делала это отцу всего несколько раз, как сказала…
– Ну, – она с сомнением кивнула головой, – отец часто напивался… Опыт у меня есть, – признала она его слова.
– Ты могла бы неплохо зарабатывать себе на жизнь, если бы стала брадобреем. – Рианн усмехнулась в ответ с презрительным фырканьем. – Нет, честно. Зачем ты днями просиживаешь за своим станком? Приходи каждое утро в крепость и брей сразу штук сто мужских морд… – Он уже и сам улыбался, глядя в лицо свенки. – Тебя завалят деньгами, честное слово!
– Нет уж, извините, брадобреи ваши не только бреют, но и зубы вырывают и кровь пускают…
– Ну и что? Вырвешь и пустишь, тебе ли этого бояться?
Но ответить ему она не успела – стукнула дверь, и Рианн вышла встречать гостя. Это был Дикс. Она провела его на кухню к хозяину, а сама вышла. Последнее, что она услышала, Дикс удивился:
– Ого, решил привести себя в порядок? Не ожидал…
Рианн не стала прислушиваться, пусть говорят, а сама принялась за работу.
