Текст книги "Темный Лорд (СИ)"

Автор книги: Александра Лисина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

И это – обычный человек?!! Создатель... до чего же страшными, оказываются, могут быть смертные. Страшными и, надо признать, неприятно похожими на Перворожденных.

– Зачем ты говоришь об этом мне? – странным голосом спросил Таррэн, когда вихрь правдивых догадок в его голосе немного улегся.

Дядько снова пожал плечами.

– Почему нет? Мне показалось, с тобой можно иметь дело. К Светлым я не повернулся бы спиной, а к тебе, пожалуй, рискну.

– Надо же... – иронически хмыкнул эльф. – И откуда такое доверие?

– Ты ни разу не тронул Белика, – совершенно серьезно ответил Страж. – Для меня это ОЧЕНЬ важно. И для него тоже, хотя сам он никогда в этом не признается. Ты – другой. Ты настолько не похож на обычного Темного, что это даже странно, и мы оба успели в этом убедиться.

Эльф немного нервно улыбнулся.

– Ну... терпение у меня, конечно, немалое, но все же не бесконечное.

– Малыш больше не будет. Я обещаю. Признаний в любви и извинений не жди, но нарываться он не станет. Слово Стража.

– Верю, – медленно ответил Таррэн. – Но зачем было так рисковать? А если бы кто-то из нас сорвался раньше? Танарис или Элиар?

– Для нашего дела достаточно только тебя одного, – ровно сообщил Страж. – Ну, не совсем так, конечно, они важны. Не спорю. Но тебя бы никто не тронул в любом случае, не переживай. Пришлось бы немного повозиться, но я уверен – мы бы справились. Ведь ты у нас один, а эти двое... мало ли бывает несчастных случаев на дороге? Никто не ведает своей судьбы. В том числе, и бессмертные. К тому же, Светлый Владыка не откажет нам в просьбе прислать новых Хранителей, если со старыми что-то пойдет не так. Как считаешь?

Таррэн едва не передернулся.

Замечательно! Теперь выясняется, что ради дела можно и прирезать по пути парочку сварливых и крайне недовольных Светлых, если те вдруг надумают вести свою игру! Более того, где-то глубоко внутри у него тлело смутное подозрение, что Стражи смогут проделать это так же легко и непринужденно, как недавно выпотрошили их наизнанку.

– А ты не слишком со мной откровенен? – вдруг насторожился эльф.

Дядько беззвучно рассмеялся.

– Нет. В самый раз. Если повезет, потом сам сообразишь: что, как и почему. А пока тебе лучше вернуться к своим. Наверняка испереживались все, болезные.

– Шутник, – хмыкнул Таррэн. – Где ты видел, чтобы Светлые беспокоились о чем-то, кроме своей выгоды?

– А Темные – кроме своей задницы? – в тон ему подхватил седовласый.

Таррэн с нескрываемым облегчением расхохотался уже в голос, чем еще раз доказал, что на своих высокомерных сородичей походил лишь цветом глаз и роскошной шевелюры, да и ту в знак протеста носил исключительно собранной в "конский" хвост, презирая пышные, вычурные, неудобные в обиходе прически. Окинув новым взглядом Стража, он пораженно покачал головой, словно восхищаясь человеческой наглостью, а затем послушно направился внутрь – успокаивать раздраженных собратьев. Которые, кстати, взвились бы окончательно, если бы только слышали этот недолгий разговор, а то и ринулись бы выяснять отношения со смертным. Но они никогда о нем не узнают. По крайней мере от меня. Слово Темного.

Уже наверху Таррэн стер с лица неподобающую Перворожденному усмешку, придал ему скучающее и слегка недовольное выражение, а затем неожиданно подумал, что зря так долго откладывал посещение Серых Пределов. Целых двести лет не мог выбрать время, чтобы хоть одним глазком взглянуть на знаменитые Заставы и кошмарных, но все равно потрясающих в своей необычности тварей Проклятого Леса. Потому что, если люди там хоть немного похожи на этого седовласого интригана, обведшего вокруг пальца хитроумных эльфов, если так же терпимы ко всем расам, то рядом с ними вполне можно будет ужиться даже такому бродяге, как он сам.

Это ли не повод изменить своим принципам?

Белик и чем-то ужасно довольный Карраш нагнали далеко ушедший караван лишь к следующему полудню. Как нашли дорогу, никто даже не спрашивал: здоровенный гаррканец, судя по всему, обладал отличным нюхом, а потому без особого труда отыскал и настиг медленно плетущиеся телеги.

Дядько лишь вопросительно приподнял брови, рассмотрев подозрительно мокрую одежду племянника, с которой до сих пор скатывались блестящие капельки, прилипшую ко лбу темную прядку, босые ступни, упирающиеся в голые лопатки гаррканца. А еще – умиротворенно мурлыкающего скакуна, у которого на боках тоже не просохла короткая шерсть. Но Белик только отмахнулся: мол, пустяки все это. Главное, что Карраш согласился оставить эльфов в покое.

– Вы чего? Прямо на ходу в реку упали? – не сдержал улыбки Гаррон.

– Не, – на удивление благодушно отозвался пацан. – Просто мне приспичило с утра порыбачить, а это злобное чудовище решило помочь. Знаешь, как он глушит рыбу? Разбегается по склону, а потом всем телом падает в воду!

Караванщики нестройно рассмеялись, сообразив, что наглая скотина наверняка просто позабыла предупредить хозяина о своем "вспоможении" и плюхнулась в реку в опасной близости, окатив мальчишку с головы до ног, а то и притопив немного.

– Не страшно рядом с таким зверем-то? – настороженно покосился Ирбис.

Белик загадочно улыбнулся.

– Нет. Карраш у нас – существо стадное, а потому будет подчиняться тому, кого считает вожаком. И, разумеется, кто может это наглядно подтвердить. У него так в семье заведено.

– А ты при чем? – удивился Молот.

– Конечно же, я сильнее и уже не раз это доказал! – с важным видом надулся мальчишка.

Весельчак сдержанно хохотнул.

– Хочешь сказать, он с тобой борется?

– А то!

– И каковы результаты?

– Ну-у-у... – задумчиво протянул Белик, почесав макушку, а затем вопросительно покосился на норовистого друга. – Как считаешь? Я пока соответствую?

Карраш согласно хрюкнул и, хитро прищурившись, шумно отряхнулся. Да так энергично, что потерявшего бдительность мальчишку мигом сдуло со спины.

– Вот наглец! – проворчал он, ловко приземлившись точно на ноги, и погрозил кулаком. – Погоди у меня! Вернемся домой, и Траш за тебя возьмется сама, а у нее разговор короткий: напакостил – получай по морде!

Гаррканец скорчил жутковатую гримасу и, нимало не расстроившись, помчался прочь, поближе к небольшой протоке, рядом с которой устроились на отдых люди, куда влетел на полном ходу, погрузившись по самое брюхо, и принялся жадно заглатывать холодную воду. Хоть лето и было в разгаре, однако близость гор уже сказывалась: вода в ключе была ледяная.

– Смотри, запаришь, – предостерег Аркан, но Белик только пренебрежительно фыркнул.

– Не. Он у меня холода не боится. Огонь только не любит, а все остальное – пожалуйста.

– И как ты с ним ладишь?

– Просто. Он меня не злит, а я не заставляю делать то, что ему не нравится.

– А как же яд? – полюбопытствовал Весельчак. – Вдруг поранит?

Белик на мгновение задумался, но потом легкомысленно тряхнул головой.

– Нет. Он очень осторожный. К тому же, яд не всегда выделяется, а только когда он сильно злится. Когти Карраш всегда прячет, да и зубы зря не распускает. Он у меня умница!

Караванщики переглянулись, похмыкали, но, кажется, не очень поверили.

– Малы-ы-ш, подойди-ка сюда! – вдруг позвал пацан, и гаррканец немедленно примчался обратно. – Покажи дядям зубки. Да не эти, чудо мое! Все покажи, а то они сомневаются в том, что ты у нас особенный.

Карраш оскорблено всхрапнул и демонстративно разинул пасть, разом уподобившись диковинному питону, готовящемуся заглотить свою добычу, и заодно продемонстрировав собравшимся красное жерло широкой глотки. А там, за первым рядом совершенно обычных зубов, свойственных всем нормальным травоядным, вдруг стремительно стал выдвигаться из десен второй – с острыми, хищно загнутыми внутрь, неимоверно длинными и поистине жуткими кинжалами, от одного вида которых хотелось осенить себя охранным знаком.

– Страсти какие! – передернул плечами герр Хатор и поспешно отступил на шаг.

– Я же говорил, что он – сущий демон, – заметил седовласый, бесстрашно похлопав гаррканца по широкой спине.

– Да. Но я не думал, что это на самом деле окажется так!

– Теперь убедился?

– Да уж, – пробормотал купец, мудро отходя в сторонку. – Лучше бы не знать, теперь того и гляди в кошмарах сниться станет.

Карраш польщено заурчал, явно прекрасно поняв, о чем идет речь, но Белик не позволил ему закрыть рот, а, подхватив с земли длинную палку, вдруг ловко надавил на передний клык, с кончика которого медленно соскользнула крохотная желтая капелька.

– О! Глядите-ка! – пацан торжествующе сунул задымившуюся деревяшку прямо под нос беспокойно гомонящим людям, и те дружно шарахнулись в стороны. Палка, тем временем, потемнела, почернела, почти обуглилась, а затем с хрустом переломилась на две части. Как раз там, где ее коснулась ядовитая слюна.

Гаррканец, удовлетворившись произведенным эффектом, гулко сомкнул пасть и лихо смахнул длинным языком упавшую капельку, чтобы никого случайно не задело, но затем все-таки не удержался: хитро сверкнул глазами и, кровожадно оскалившись, вдруг ринулся прямо на молодого хозяина. К полному ужасу караванщиков и снисходительной усмешке Стража, который давно привык к странной манере общения своих подопечных.

Белик от нападок своего зверя ловко увернулся, а затем проворно запрыгал по поляне, старательно делая вид, что напуган и сейчас вот-вот упадет прямо под копыта. Карраш добросовестно рычал, сердито фыркал и гонялся следом (не слишком, впрочем, активно), звучно щелкал зубами и топтал сочную траву, распугивая мелкую и крупную живность. Но стоило мальчишке действительно споткнуться о какую-то корягу, мигом подхватил его под локоть, юркнул мордой под мышку и не позволил упасть. Лишь тогда несведущие люди сообразили, что молодежь просто дурачится, и никакой опасности ни для кого нет: гаррканец ступал очень осторожно, убрав острые когти в копыта, а ядовитые зубы припрятал подальше, чтобы даже случайно никого не поранить.

Таррэн странно покосился на его мощные челюсти и некстати подумал, что совсем недавно они вполне могли откусить ему пальцы. А если не откусить, то хотя бы оцарапать. До крови. Как раз хватило бы, чтобы избавить от мук этой жизни любого дурака, вздумавшего сцепиться с говорливым пацаном. Хорошо, мальчишка вовремя остановил и увел раздраженного скакуна подальше. Потому что одного легкого прикосновения его клыков вполне хватило бы, чтобы получить смертельную дозу яда даже для эльфа, при этом навсегда забыть о доме, Походе, Стражах, Амулете и всем остальном. Даже о том, что очень скоро подойдет время для второго совершеннолетия, а у него до сих пор нет подходящей пары.

Эльф подавил тяжелый вздох и мельком взглянул на играющего с гаррканцем мальчишку, который несколько дней назад так точно описал печальное будущее его расы. Как ни грустно сознавать, но Белик был прав: бессмертные (сколь бы дико это не звучало) действительно медленно вымирали. Потому что из-за собственной гордыни утратили то главное, что могло дать им шанс уцелеть рядом с быстро разрастающимся человечеством – сами, своими руками погубили бесценную молодежь, что так бездумно ринулась на чужие мечи и копья в Эпоху Расовых Войн. Кого еще, кроме глупых мальчишек и наивных девчонок, могла соблазнить мысль о мировом господстве? Кому, как не им, было вбивать в головы давно изжившую себя идею собственного превосходства над остальными расами? А они, неразумные, поверили своим вождям и погибли: кто-то со славой, кто-то, наоборот, безвестно... о да, Изиар – проклятый Владыка эльфов – сослужил плохую службу своим потомкам. Из-за него почти перестали рождаться новые эльфы, из-за него погибали знания многих эпох, пропадала бесценная мудрость многих поколений. Просто потому, что ее некому оказалось передавать.

Конечно, были и радостные вести: наступил долгожданный мир, в Темном Лесу вскоре вновь зазвучали звонкие голоса молодых Перворожденных. Когда-то и его собственный голос звучал там тоже. Но юных эльфов все равно было слишком мало. И слишком рано их учили презирать остальные расы, чтобы незрелые умы могли вычленить из огромной кучи пафосного мусора, что так щедро лили на них Хранители Знаний, рациональное зерно.

Да, Белик прав во всем. В том, что бессмертные давно утратили свои позиции. В том, что давно переступили ту черту, которую переступать не стоило. В том, что, отчаявшись, обратились даже к людям, настойчиво ища возможный путь для спасения своей увядающей расы. К презираемым, зато таким плодовитым людям, которые оказались совершенно беззащитными против воли Владык и магии Хранителей. И этим охотно воспользовались – совершили кровосмешение, страстно надеясь, что чужая, но молодая и свежая кровь позволит вернуть утраченное. Но видно, справедливость все-таки существует на свете, потому что, сделав свое черное дело, надругавшись над сломленной волей обездвиженных и абсолютно беспомощных испытуемых, эльфы не достигли ничего. Вернее, ничего из того, что хотели: выяснив, что их раса вполне совместима со смертными, они, тем не менее, не сумели создать новых Перворожденных, о которых так страстно мечтали. Не смогли. А вместо них получили лишь бледную пародию на себя – бледнокожих полукровок с человеческими чертами лица и эльфийскими ушками, от которых начинало тошнить любого бессмертного. Весь материал немедленно уничтожили, как и весь исходный "материал" – почти два десятка молодых смертных женщин, моливших о пощаде, но так и не дождавшихся ее, и их едва родившихся малышей. Уничтожили в тот же день, как стало известно о результатах эксперимента. Уничтожили цинично. Жестоко. Страшно. Без всякой жалости и милосердия. Их просто стерли, как стирают узоры дождя на мокром окне – равнодушно, с холодным расчетом, бесстрастно констатируя полный провал. А потом забыли о нем, как о неприятном сне. И это было той страшной ошибкой, которая несколько веков назад чуть не стоила Темному Владыке Л'аэртэ трона, а его старшему сыну – Талларену Илле Л'аэртэ, лично занимающемуся важными для народа эльфов экспериментами, самой жизни.

И об этом тоже мало кто знал.

"Конечно, Белик прав", – в который раз подумал Таррэн, невольно припоминая выражение лютой ненависти на молодом, еще не тронутом временем лице мальчишки. Прав, что столь яростно ненавидит Темных. Сто раз прав, потому что они это заслужили. Вернее, МЫ это заслужили. Так нас могли бы ненавидеть родичи погибших девушек. Их отцы, мужья, братья, наконец, если бы когда-нибудь проведали, куда и зачем бесследно пропали их прекрасные половинки. А ведь они действительно были красавицами – щепетильный наследник трона тщательно отбирал каждую, с тем, чтобы потом, когда всех подкосила неудача, собственноручно вонзить свои парные мечи в их изболевшие сердца. Правда, этот позор случилось слишком давно, чтобы мальчишка мог о нем проведать.

Впрочем, чрезмерно осведомленный пацан не знал и другого: не только эльфийки утрачивали с возрастом возможность дарить новую жизнь. Мужчин этот рок тоже касался напрямую, только немного позже, лет этак на триста-четыреста. Но даже так, замедлившись и растянувшись во времени, он делал ситуацию по-настоящему безвыходной: если не успеть найти себе пару до второго совершеннолетия, древний Род эльфов прервется навсегда. Ему самому осталось до этой последней черты чуть меньше месяца. Потом – все, никаких шансов на наследника, а это означало только одно: медленную, неумолимую смерть всей его ветви. Вопрос был только в сроках.

Темный неожиданно перехватил пристальный взгляд голубых глаз, в которых, как всегда, зажглась неподдельная ярость, и, невольно вздрогнув, поспешно отвернулся: зря он подумал о неизбежном. Потому что, если верить холодному блеску в этих странных глазах, если взглянуть на неподвижное и будто окаменевшее от застарелой боли лицо человеческого мальчишки, он может и не дожить до своего второго совершеннолетия. Хотя...

Возможно, это и к лучшему?

-Глава 11-

Через несколько дней настороженно приглядывающийся к попутчикам Гаррон неожиданно осознал одну странную вещь: Белик, наконец-то, примирился с присутствием Перворожденных. Не принял, не признал, а именно примирился. Он внезапно перестал язвить по любому поводу, стал гораздо сдержаннее в словах, осторожнее и даже слегка посерьезнел. Особенно в том, что касалось бессмертных. Куда-то исчезли злые шутки и бесконечные насмешки в их сторону, а откровенно неприличные байки вдруг сменились на нейтральные истории и забавные случаи, подслушанные когда-то или же придуманные прямо здесь, на ходу. Он больше не уходил надолго во время дневных стоянок, с аппетитом уплетал еду вместе со всеми, а не в одиночку, как раньше. Вечерами так же охотно подсаживался к общему костру и с видимым удовольствием вступал в беседу. Причем, охотно говорил абсолютно на любые темы, неизменно демонстрируя обширные и разносторонние познания, весьма зрелые для своего возраста суждения и неожиданное понимание многих вещей, которых знать ему, в общем-то, было не положено. Вроде сведений о ряде обычаев и обрядов бессмертных, о которых большинство караванщиков не имели прежде никакого понятия.

Разумеется, из его речи не исчезла некоторая напряженность и настороженность по отношению к Перворожденным, но прежнюю, пугающую ненависть он надежно спрятал. И теперь ее можно было разглядеть, только если внимательно всматриваться в пронзительные, временами вызывающие оторопь, голубые глаза. Или подметить в прохладном тоне, когда речь заходила о Таррэне и Темных вообще, однако даже тогда он, если и бросал в сторону эльфов неприязненные взгляды, делал это совершенно незаметно.

Донна Арва тоже не могла нарадоваться на неутомимого помощника, которого неожиданно обрела: Белик ни разу не изменил своему правилу и с готовностью выполнял все, что от него просили. Ни разу не стал отлынивать, не ленился и не сбегал от неприятной работы, что было весьма необычно для молодого повесы. Принести воды, вырыть яму для костра, отволочь подальше пищевые отходы – все это, на удивление, не составляло для состоятельного отпрыска древнего рода никаких проблем. А на закономерный вопрос о причине своего удивительного рвения, который как-то в шутку задал неугомонный Аркан, Белик очень спокойно ответил, что каждый делает в походе то, для чего лучше всего пригоден, и если он может хотя бы таким образом отблагодарить прекрасных женщин за ежедневную заботу, то считает нужным ее выполнять. За что немедленно заслужил море признания, ежедневный горячий ужин, мягкий тюфяк для спокойного сна и самые лучшие куски, которые размякшая за время пути повариха вдруг начала для него незаметно откладывать.

Радость ее была неподдельной еще и потому, что Белик ни разу не сделал попытки увести ее молодых (весьма привлекательных!) подопечных из-под бдительного надзора, благоразумно не распускал руки и не порывался (к вящему неудовольствию Лильки) остаться хоть с одной из них наедине. Проторчать весь день возле медленно катящейся повозки, развлекая скучающих дам – что может быть проще? Проводить до реки и обратно – пожалуйста! Рассказать интересный случай из жизни – пара пустяков! Насмешить – легко! Но выразительные взгляды девушек, поддавшихся на бездонную глубину его глаз и мягкую улыбку, Белик будто не замечал. Только странно улыбался на их искреннее непонимание, а при виде разочаровано поджатых губ многозначительно помалкивал.

Таррэн с некоторой подозрительностью воспринял такие внезапные перемены: вдруг подвох? Опять подстава? Очередная пакость замедленного действия? С таким соседом надо держать ухо востро. Он даже приобрел дурную привычку проверять присутствие пацана в лагере перед сном, чтобы быть точно уверенным, что не пропустит никакой каверзы. Однако Белик больше ни словом, ни делом не напомнил о том, что было раньше, и день за днем оставался спокойным, странно сдержанным на язык и, временами, слегка задумчивым. Но при этом сохранил за собой славу изумительного рассказчика, от правдивых историй которого, бывало, умирал со смеху весь караван. Даже герр Хатор не гнушался выбраться на свежий воздух, чтобы присоединиться к своим воинам, с удовольствием слушал и охотно смеялся вместе со всеми.

Дядько, по обыкновению, ни во что не вмешивался. Кажется, доверял племяннику целиком и полностью. Только внимательно следил, чтобы Элиар не слишком приближался к нему и Каррашу, а те, в свою очередь, чтобы обходили вспыльчивого и затаившего обиду эльфа стороной. Танарис постоянно держался рядом с братом; тот по вполне понятным причинам, стремился оставить между собой и смертными как можно большее расстояние, а остальные старательно делали вид, что ничего не замечают и вообще, знать не знают о причине самоотделения бессмертных. Вот и вышло, что Светлые постепенно сдвинулись в голову каравана, в конце концов, оставшись в полном одиночестве, заметно расслабившийся купец, напротив, зачастил ближе к центру и своим обожаемым дочерям, а молчаливый Страж теперь частенько оказывался возле Таррэна. Который не только не возражал против такой компании, но и весьма живо начал интересоваться Пределами.

Разумеется, Белик совсем не обрадовался такому сомнительному соседству, но вслух, опять же, протестовать не стал. А ограничился тем, что негромко фыркнул и благоразумно придержал Карраша, при этом постаравшись оказаться на таком расстоянии, чтобы всегда держать Темного в поле зрения, но ему самому при этом на глаза не попадаться. И Таррэн справедливо подозревал, что предусмотрительный пацан никогда, нигде и ни при каких условиях не повернется к нему спиной. А потом отчетливо понял, что ему не доверяют: ни Белик, ни его странный зверь.

– Где вы нашли Карраша? – вполголоса спросил эльф, всей кожей чувствуя неприязненные взгляды обоих.

Дядько, не поворачивая головы, странно улыбнулся.

– Это он нас нашел.

– Вот как?

– Да. Случайно. Однажды увидел Траш издалека и больше не ушел.

– Кто такая Траш?

– Подруга наша общая, – усмехнулся Страж. – Любимица и вторая половинка нашего Белика. Довольно грозная, но верная ему всей душой. Я бы даже назвал ее красавицей, но, боюсь, со мной немногие согласятся: слишком уж она у нас необычная. А вот Карраш от нее без ума. Будь он человеком, я бы с уверенностью сказал, что малыш втрескался без памяти, а так... не знаю точно, как именно было дело, но, похоже, сперва они несколько месяцев просто переглядывались с разных холмов, прежде чем он рискнул подойти познакомиться. Траш – девушка довольно суровая, вспыльчивая и резкая. Но отходчивая. Белик как-то обмолвился, что сначала чуть не пришибла его сгоряча, когда заметила слежку, а потом все-таки смягчилась. И для него это, поверь, большая удача. Карраш ведь – необычный зверь, он весьма горд, обидчив и ужасно любит подстраивать всякие каверзы. Но при его габаритах это бывает довольно опасно, поэтому Траш очень боялась, что он кого-нибудь случайно поранит. Она долго приучала его к людям – сперва издалека, заставляя привыкнуть к мысли, что с нами можно иметь дело, потом постепенно подводила поближе, знакомила, и только последние пять лет разрешила жить рядом.

– А как же Белик?

– О! – загадочно улыбнулся Страж. – Траш обожает его так сильно, что перегрызет глотку любому, кто только рискнет на него косо взглянуть, без преувеличения. Какое-то время назад Карраш был действительно не слишком покладист – когти выпускал и шипел по любому поводу, а то и зубы показывал. Ну, стадный инстинкт требовал выхода. Знаешь, какой тогда вой стоял? Страх один, аж уши иногда закладывало. Едва он клыки выпустит, Траш ему сразу – тресь по морде! Да так, что в глазах одни звездочки пляшут: ла... в смысле, рука у нее тяжелая. А когда Карраш решил как-то с Беликом силой померяться (приревновал, конечно!), то так его отходила, что он до сих пор вспоминает с дрожью.

– Интересная у вас компания... а сколько Карраш у вас живет? – полюбопытствовал Таррэн, решив отложить расспросы про воинственную подругу Белика на другое время.

– Да лет десять будет.

– Ого!

– Да, – подтвердил седовласый. – Они с Беликом сперва фыркали друг на друга, но потом привыкли, притерпелись. Даже спелись, я бы сказал, зато теперь Карраш без него никуда. И обожает ничуть не меньше, чем Траш. Даже вон, что удумал – в дорогу с нами напросился, хотя раньше не решился бы ни за что.

Темный слабо улыбнулся.

– Я гляжу, у твоего племянника завидный талант – находить себе необычных друзей.

– Как и врагов.

– Гм...

– Не бери в голову, – правильно понял его мудрый Страж. – Со временем малыш привыкнет.

Эльф кинул быстрый взгляд.

– Кто-то из наших его... обидел?

– Обидел? – Дядько вдруг горько усмехнулся и покачал головой. – Нет, Таррэн. Не думаю, что ты выбрал правильное слово. Это, скорее... не знаю даже, как объяснить, чтобы ты понял. Просто когда твой дом и всю прежнюю жизнь сжигают заживо, а затем на твоих глазах умирают самые близкие люди; когда тебя делают игрушкой в чужих руках, не спрашивая, хочешь ли ты быть тем, что для тебя уготовили; когда смерть кажется великим благом, но упорно не желает приходить, а потом ты каким-то чудом остаешься жив и в какой-то момент понимаешь, что больше себе не принадлежишь... я не знаю, как это можно назвать. Обида, ты сказал? Возможно. Боль? Страх? Ненависть? Конечно, но не только. Скажи, бессмертный, что бы ты сделал, если бы человек смог уничтожить твою сущность? Начисто стереть все, что было дорого, все, чем ты жил и чем дышал? Убить прошлое, забрать настоящее и лишить будущего? Что, если бы ему удалось вырвать из тела твою душу, но при этом оставить тебе жизнь?

– Глупый вопрос, – тихо ответил эльф, отводя взгляд. – Я бы убил. Прости, но я не буду добр к кровному врагу, как того хотели бы ваши боги.

– А если твой враг давно мертв? Если ты уже убил его много лет назад? Если теперь твой самый страшный враг – это память, бесконечно повторяющиеся сны из прошлого и... время, которое, как назло, тянется слишком долго?

Таррэн ненадолго обернулся, проследив глазами за могучим гаррканцем и его беззаботно улыбающимся хозяином: кажется, неугомонный Белик затеял очередной спор с одним из караванщиков и теперь с жаром доказывал, что гномья сталь, закаленная в подземных кузницах Подгорного Народа, гораздо лучше переносит перепады температур, чем хваленые эльфийские клинки. И что чаще всего наносимые ушастыми руны направлены именно на то, чтобы сни-ве-ли-ро-вать (откуда слова-то такие знает?!!) это воздействие. Охранник резонно возражал, что гномы слишком много времени проводят в душных подземельях, а работают с сырьем в столь жутких условиях, да с такими ингредиентами, что это никак не может не сказаться на стойкости их металла к холоду. В то время как эльфы предпочитают использовать какие-то таинственные отвары для окончательной закалки, отчего клинки приобретают изумительную легкость, прочность и умопомрачительную остроту... этот спор был давним, всем известным и, как следовало ожидать, безрезультатным: гномов поблизости не виднелось ни одного, а эльфы, разумеется, не позволят глумиться над своими мечами, чтобы подтвердить или опровергнуть мнение одной из сторон.

Таррэн хмыкнул про себя, услышав подробности, но разумно не стал сообщать непосвященным, что насчет стали мальчишка абсолютно прав. Однако зарубку в памяти все-таки сделал: интересно, откуда Белику так много известно о Перворожденных? Нет, что он – чистокровный человек, очевидно: безупречно чистая аура обычного смертного просто не может лгать. У Белика она была, следовательно, он – человек. Но тогда откуда он знает то, что ему мог поведать только бессмертный? Причем, не всякий? Вряд ли тот Темный, что некогда причинил пацану столько боли, вдруг расщедрился на подобные откровения. Но тогда кто? Разве что малыш потом встретил еще кого-то? Хотя это вряд ли, конечно: ненависть его была слишком велика. И было, наверное, отчего. Кажется, какой-то эльф убил весь его род? Что ж, возможно: Темные никогда не ценили человеческие жизни. А если кто-то из них действительно виновен в гибели родичей пацана, наверное, у того было право на месть?

Таррэн мысленно вздохнул: в который уже раз родство с Темным Лесом заставляло его чувствовать себя неимоверно мерзко. Конечно, не его вина в том, что мальчишка пострадал от рук кого-то из высокомерных собратьев – таких случаев по всей Лиаре насчитывалось ох, как немало. Но легче от этого понимания не становилось. И прожитые среди людей годы не могли изменить отношение смертных к нему самому – редкому отщепенцу, пути которого давно разошлись с его собственным народом. Да, это правда: большинство Темных – жестокие и равнодушные к чужому страданию существа, для которых крик о помощи был лишь поводом презрительно сплюнуть и поскорее проехать мимо, чтобы не осквернять свой величественный взор видом пролитой крови. Прекрасные и жестокие боги, которых заслуженно ненавидели и оправданно боялись. Равнодушные убийцы. Бесстрастные палачи. А их идеальные лица – не более чем красивые маски, за которыми не скрывалось ничего, кроме постаревших и очерствевших душ, окостеневших сердец и озлобленной зависти к тем, у кого был неплохой шанс их пережить. Их, таких возвышенных и совершенных, но абсолютно чуждых стремительно развивающемуся человечеству.

– Не знаю, Урантар, – наконец, ответил эльф. – Быть может, я не рискнул бы жить с таким грузом.

Страж проследил за его взглядом и неожиданно помрачнел: увлеченно спорящий с попутчиками пацан, позабывший на какое-то время даже про свою ненависть, снова заставил его вспомнить о прошлом.

– Честно говоря, я не представляю, как ему тогда удалось выжить, – тихо сказал Дядько, с грустью следя за раскрасневшимся племянником. – И, признаюсь, был момент, когда я думал, что Белик уже не оправится. Я... нашел его в горах, случайно, но в таком жутком виде, что сперва испугался, что безнадежно опоздал. На малыше живого места не было, он едва дышал, а крови вокруг было так много, что ею насквозь пропиталась земля...

Седовласый на мгновение умолк и невидящим взором пробежался по густым зеленым зарослям вдоль обочин. Ровная дорога, тихий шелест листвы над головой, легкое дуновение ветерка, успокаивающая надежность могучих сосен, выстроившихся вдоль тракта, словно бдительные часовые... еще один плавный поворот, и впереди забрезжил первый просвет, после которого показалось бескрайнее поле, усыпанное цветами, созревшими дикими колосьями и полное невидимой суеты, о которой многие из живущих даже понятия не имеют. Кажется, скоро будет очередной привал, потому что тащиться по такой жаре на открытой местности – чистой воды самоубийство...

Вот и телеги стали понемногу замедляться, вот и возницы привстали, высматривая удобное место для стоянки, но Дядько как не заметил: невидяще смотрел перед собой и словно размышлял вслух.