Текст книги "Дело огня (СИ)"
Автор книги: Александр Ян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Меч. Такой человек мог бросить все – но не меч.
– Как же он ушел, а вы не слышали ничего?
– Вот что, господин кумитё, – девица поджала крашеные губки. – Я хоть и не тайю, не тэндзин, а простая ойран – однако же не из последних. Не девка с набережной, не «белошейка». Я стою три четверти рё, и неуважительного обращения с собой не терплю. Ваш друг мне заплатил, чтобы я отвратила мальчика от мужчин – он-де в вашем отряде может смуту навести. Я сделала что могла. Уж я с ним и билась и маялась! Но вот что я вам скажу: есть мальчики, которые спят с мужчинами из каприза или за деньги, а потом обращаются к женщинам. Есть такие, которые, подобно герою повести, говорят: любовь одна, а мужчину или женщину любить – неважно. А есть и такие, кого с пути мужеложства уже ничем не столкнешь. Вот этот ваш мальчик из них.
– И потому вы дали ему уйти?
– Говорю вам: устала я с ним. Сначала пошел пьяный в отхожее место и уснул прямо в коридоре, еле я его нашла, на себе, можно сказать, принесла в покои. Потом лежал бревно бревном, сколь я его ни тормошила. Что ж, если гость уснул – может и девица немного вздремнуть. А как он уходил, я не слышала.
Сайто внимательно посмотрел на девицу. Она не лгала, нет. Она что-то не договаривала. Оскорблена? Да, это есть, это по-настоящему. Наверное, для нее не суметь расшевелить мужчину – все равно, что для меня в поединке с рядовым пропустить удар в голову. Задета честь мастера. Чувства настоящие, но… немного чрезмерные, что ли. Она не притворяется, а переигрывает. Было еще что-то. Было.
– Где вы с ним… спали?
– В Ивовой комнате.
– Показывайте.
С видом оскорбленной невинности девица пошла, слегка покачивая бедрами вперед-назад – не заигрывая с Сайто, а так, по привычке. За ним шагали Ямадзаки и Тодо, а самым последним семенил хозяин агэя. Пересекли внутренний дворик, поднялись на энгаву.
– Вот здесь, – девица грациозно присела у двери сбоку и раздвинула створки. Сайто, пригнувшись, шагнул внутрь.
Так. Ивовые покои – потому что ширма расписана ивами, а в токонома висит картина: ивы над рекой. Ничего подозрительного, покои как покои. Тесновато – но в агэ-я всегда тесновато, хозяева хотят заработать побольше, вот и разгораживают задние комнаты на множество клетушек, в которых еле-еле два футона помещаются.
– Что справа и слева?
– Справа сливовые покои, слева сосновые.
– А та перегородка куда ведет?
– Проход для слуг.
И для клиентов, которые хотят уйти неузнанными… Сайто шагнул вперед, сдвинул сёдзи и оказался в темном затхлом коридорчике, где и локтей не растопырить.
– Кого принимали в соседних покоях?
– Не знаю, – девица качнула шпильками. Снова чуть сильней, чем надо бы. Снова полуправда.
– Слушай, я устал от недоговорок, – Сайто сгреб ойран за ворот и слегка приподнял, заставляя смотреть себе в глаза. – Или ты рассказываешь все как было, или мы беседуем у нас в казармах. При свечах хаку-моку.
Сайто знал, что его светлые глаза производят на людей некрепких духом сильное впечатление, но тут дело решилось, видимо, упоминанием свечей хаку-моку. Гвозди, вбитые в тело, свечи на гвоздях, горячий воск течет вниз, течет… час, два – и человек, готовый поджечь город и уж точно готовый молчать, – заговорил. И в гостиницу Икэдая пришли люди в накидках с узором «горная тропка». Пожара не было. Старая столица уцелела. В тот раз. Месяц назад.
– Да ничего такого не было! – девица схватила его за руки, беленое личико перекосилось. – Да, проснулась я! Услышала, что возятся за стеной – большое ли дело! Я-то подумала, что любятся! Я-то пошутить хотела, а он, видать, слышал!
Слово за слово все выяснилось. Разочарованная Хацугику, выйдя во дворик покурить, встретилась с подругой – Аои из дома Ибараки. Той тоже не повезло с гостем – совсем юный неопытный мальчик напился и не стал заниматься ею. Две девицы решили хоть как-то развлечься и устроили сравнение красавчиков. Чуть не поссорились, потому что решить, кто красивей, оказалось трудно. Хацугику, то ли из желания польстить Сайто, то ли из самолюбия, и сейчас продолжала настаивать, что Миура был красивей – как будто это имело значение.
– Того, другого, уж больно прическа портила: волосы острижены как попало, – сообщила она как раз в тот момент, когда Сайто хотел ее заткнуть.
– И что дальше? – терпеливо спросил Ямадзаки.
– А дальше я… – девица покраснела под слоем белил, – пошутила, что хорошо бы их вместе уложить, может, кто-то и остался бы доволен. Только пошутила, господин Ямадзаки. А он, видать, решил, что можно попробовать… Я просыпалась ночью, это правда. Слышу, вроде как… возятся. Молча. Как будто, ну, борются… А потом вроде как стихло все, ну я и заснула опять.
Ямадзаки смотрел на Сайто с выражением человека, глотающего смех на похоронах. Тодо кусал губы. Да, Миура, всяких глупостей от тебя можно было ожидать – но попытка отыметь хитокири Тэнкэна… И в какой же канаве нам теперь искать твое тело?
– Идем, – Сайто поднялся и кивнул слуге, пришедшему за Хацугику: мол, забирайте, я с ней закончил. – Тодо, возвращайся в казармы, доложи о происшествии. Скажи, чтоб прислали людей и тщательно обыскали всю агэ-я. Ямадзаки, останься здесь, дождись наших.
Приказа всех впускать, никого не выпускать он не отдал: Ямадзаки сам понимает.
– А я пойду побеседую с девицей Аои.
Когда-то эти улицы обнимали за плечи, вели и укрывали, были друзьями и сообщниками…Сайто знал Столицу лучше многих друзей из Канто: жил здесь какое-то время, укрываясь у отцовского друга после неудачной беседы с господином хатамото. Сейчас улицы подчинялись – и только. Ложились под ноги – покорные, сломленные пожаром, застывшие в тихом ужасе. Но так или иначе – на ходу размышлялось хорошо.
…Да нет, конечно же, не пытался Миура переспать с Тэнкэном. Понятно, что подумала девица и что подумал Тодо – и хорошо если Тодо именно эту версию донесет в отряд, хорошо, если глупый Адати перестанет сверкать во все стороны ревнивыми выкаченными глазами… Но Ямадзаки уже все понял. Мальчишка влюбился в Хидзикату, из этого нужно исходить. Он хотел привлечь внимание Тосидзо, и когда опознал Тэнкэна (как, ведь в списке примет ни слова не говорится о короткой стрижке? – но как-то ведь опознал) и решил, что воспользуется случаем, раз Тэнкэн пьян. Свяжет его и приведет командиру на веревочке. Чтобы снискать уважение нашего демона, а то и любовь, чем ками не шутят. Вот только не учел болван, что прозвище «Небесный меч» дают не за красивые глаза.
Как же Тэнкэн избавился от тела? Беглый осмотр в агэя ничего не дал, но сегодня ребята прочешут место еще раз, и если Миуру выловят из прудика для карпов, то хотя бы это станет ясно. Потому что вопрос «как Тэнкэн, хотя бы и с друзьями-приятелями, вынес Миуру живым?» вовсе ни в какие ворота не лезет. Даже в ворота квартала Симабара, куда лезет любой другой вопрос…
Сайто шагнул в ворота Симабара. Квартал не пострадал от огня, но сегодняшнее многолюдье с пожаром связано напрямую: Симабара полнилась отцами, пришедшими продавать дочерей, чтобы хоть как-то отстроиться после огня. Цены на продажную любовь не упадут – законы сёгуната определяют их строго: тайю стоит два рё (и восемнадцать моммэ сверху – для прислуги-камуро), тэндзин – один рё, ойран высшего разряда – три четверти рё, «девица за решеткой» – двадцать шесть моммэ. Хозяева веселых домов ожидают повышения спроса: город будет отстраиваться, а значит, сюда хлынут рабочие, торговцы лесом и камнем, погонщики и приказчики, мужчины в расцвете сил, которым вдали от дома нужны любовные утехи. Но большинство из них не может позволить себе не то что тэндзин, а даже ойран. Даже на «девиц за решеткой» они будут только глазеть, подогревая пыл – а утолять его со служанками в чайных домиках или с «белошейками», девками низшего пошиба, белящимися нещадно, чтобы скрыть уже далеко не цветущий возраст, и от белил стареющими еще быстрее. Девять из десяти девушек, приведенных сюда отцами, закончат именно там, даже за решетку не попадут. Бойкие скупщики наперебой обещают простушкам самый лучший дом, гостей сплошь из замка Нидзё и золоченый веер[66]66
Статусный знак куртизанки высшего разряда.
[Закрыть] – а сами уже подсчитывают барыши от хозяев бань и чайных домов.
Дом Ибараки Сайто нашел легко, а вот попасть туда сразу не вышло: привратник, задрав нос, заявил, что госпожа Аои не принимает. Два меча не произвели впечатления: видали тут всяких с двумя мечами. Тогда Сайто, не повышая голоса, поинтересовался, желает ли парень пропустить одного командира третьего звена Синсэнгуми, или все третье звено, которое непременно появится здесь после того, как Сайто сходит в Мибу. И добавил, что настроение у Сайто и у ребят после вынужденной прогулки будет самое мрачное.
Парень совершенно верно рассудил, что даже если Сайто врет – лучше пропустить одного, чем рисковать визитом целой стаи волков Мибу. И пропустил.
Увидев госпожу Аои, Сайто сразу понял, что эта трясогузка не решает, кого принимать, а кого нет. Отвечала она еле слышно, дрожа и поминутно оглядываясь на хозяйку, дородную и непоколебимую, как Будда из Камакуры. Нет, ничего не видела. Ничего не знаю. Развлекала гостя. Потом он спал. Потом ушел.
Сайто все это утомило до невозможности.
– Вот, что голубчики, – сказал он, зловеще постукивая сложенным веером по татами. – Я смотрю, вы тут все большие друзья мятежников и покрываете их напропалую. Так что беседовать с вами и имеет смысл только подвесив вас для начала к потолочной балке. Чем я и займусь, но уже не здесь, а в управе.
Непоколебимость Будды из Камакуры не оставила хозяйку. Ее-то за что? Девка-то, допустим, врет, она, может, и путается с кем из мятежников – но хозяйка о том и знать не знает, и ведать не ведает. Трех девиц посылала она вчера в агэя господина Янаги, а уж с кем они там крутили – не имеет ни малейшего представления.
– Что-о? – Сайто нагнулся вперед и прищурился. – Ты мне врать будешь, тварь, что отпустила трех девиц за пределы квартала без предварительной оплаты и не зная, к кому?! Да за кого ты меня держишь? Да я тебя первую подвешу, кадушка с карасями! Ногами вверх!
Хозяйка не дрогнула, и Сайто ее даже слегка зауважал. Выставив оба подбородка и грудь величиной с дзабутон, женщина решительно заявила, что девиц оплатил старый и уважаемый гость господин Ато, потомственный вассал не кого-нибудь, а самого господина дайнагона Аоки. Господин Ато имеют пристрастие к девице О-Кири, они и выложили дому Ибараки два полновесных рё, чтоб девицу О-Кири прислали вечером в Янагия, и с ней двоих девиц за компанию, по своему усмотрению, так как господин Ато будут с приятелями. Вот и все, что ей известно, а уж что там за приятели и откуда – это пусть господин кумитё интересуются у девиц да у самого господина Ато: она, хозяйка, к этому касательства не имеет.
Вот тут все и встало на свои места.
* * *
Вот тут-то все и прояснилось. Вошло со щелчком, как меч в хорошо пригнанные ножны. И ночное приключение у храма Инари, и то, что господин дайнагон остался жив, хотя не должен был, и то, что живым взяли этого дуралея, молодого господина Сакуму.
Но теперь Тэнкэн точно знал, зачем Абэ-но Сэймэй привел его в дом господина Аоки. Теперь все было ясно, как летний день над островами Мацусима.
Оставался только сущий пустяк – не струсить самому. Ну и чтобы еще не струсил и не сломался под палками молодой господин Сакума. Ато не знал, какой долг связывает пленника с хитокири Тэнкэном. Ему бы это в голову не пришло само по себе: что у хитокири из Мито может быть что-то общего с сыном чиновника сёгуната. Ато был, по правде говоря, не слишком умен – хитер, это да, но не умен. Он показал Асахине слишком много – и думал, что тот не сумеет сделать выводов.
– Чего вы хотите от него добиться, господин Ато? – Тэнкэн старался, чтоб в голосе не звучало ничего, кроме отвращения и усталости. – Ясно же, что он попросту услышал наш разговор в агэя. Я ведь просил вас не упоминать громко мое прозвище.
– И верно, просил, – поддержал Сида. Сида был бандитом самым обыкновенным, его задача состояла в том, чтобы подбирать по улицам «скот» для господина дайнагона и его небольшой – пока еще небольшой – ночной армии. По прикидкам Асахины, в этом отряде состояло человек пять-шесть, если их еще можно было называть людьми. Весь день они спали в подполе усадьбы дайнагона, куда свет не проникал. Ночью выходили, и с виду были людьми, и вели себя как люди – ели, пили, курили трубки, беседовали. Они охраняли поместье по ночам, Ато с людьми – днем. Зачем нужен был «скот», Тэнкэн не знал, но едва ли для чего хорошего.
– Какая разница, скажет он что-то или нет? – Ато пожал плечами. – Пытать «волка Мибу» само по себе весело.
– Мы что, рисковали только ради вашей забавы, господин Ато? – как можно равнодушней поинтересовался Асахина. – Вы как будто сказали, что он может понадобиться господину дайнагону.
Ато нехотя опустил окровавленную бамбуковую трость.
– Ладно, – сказал он. – Так и быть. Не будем портить эту хорошенькую мордашку, господину дайнагону нравятся, хе-хе, мальчики с челкой.
Ато развязал веревку, и подвешенное к балке тело шлепнулось на земляной пол сарая, в рисовую шелуху. Молодой господин Сакума застонал. Ато приподнял его за волосы.
– Благодари Тэнкэна, волчонок. Благодари, тебе есть за что. Я бы с тобой дольше играл. Ну, давай! Неужели это так трудно – сказать «благодарю?»
Асахина развернулся и вышел. Это оказалось правильным решением: в его отсутствие Ато перестал мучить незадачливого шпиона. Молодого господина Сакума выволокли из сарая и бросили в яму, еще к нескольким несчастным. Накрыли бамбуковой решеткой, поставили стражу. Один человек, без меча, отметил Тэнкэн.
…Поместье господина Аоки находилось в Удзи. Старая родовая усадьба, с тех еще времен, когда предки Аоки носили фамилию Фудзивара, размерами не отличалась – так, летний приют на горном склоне, где вельможа ищет отдохновения от дел, городской жары да пыли. Покои хозяина смотрят в садик, два искусственных пруда, старых, затянутых ряской, лягушка прыгнет-водичка плеснет, все как водится. Справа флигель для слуг, слева флигель для охраны. Задний двор: сараи, кладовые, амбары, яма с пленниками, а как же, и пристроечка для совсем уж черного люда – тех, кто не в доме прислуживает, а на этом самом дворе. Черного люда человек пять, «чистых» слуг четверо, охраны двенадцать человек, если считать тех, кто собирает бродяг в Киото, и эти, ночные…Общим счетом почти три десятка.
Асахина обходил поместье со скучающим видом, как бродил днем по улицам Эдо, где ночью должна была пролиться кровь – искал удобные места для засады и пути к отступлению. Счастье, что господин Аоки остался в своем городском доме – похоже, он умел читать в сердцах, а это Тэнкэну было сейчас совершенно излишне. Ибо в сердце его гудела ненависть – не пламенем пожара, а ровным, рабочим огнем топки в заморском паровом котле. И впервые в жизни она, пылая так ярко и сильно, не одурманивала голову. Не сказать, чтобы совсем холодна была голова, но горяча в самый раз, в меру, чтобы пар вертел турбину и поршни ходили как надо.
Он уже знал, что уйдет из этой усадебки и спасет пленников – вопрос был только «когда». Днем кругом были слуги и люди Ато, ночью – эти, в черном. Тэнкэн их не боялся нимало – судя по встреченным в Фусими, они весьма посредственные мечники, чтоб не сказать еще хуже. Полагаются только на силу и быстроту, приемы знают лишь самые простые, предсказать их движения не составляет труда – только меч подставляй, чтоб противник со всей своей быстротой и силой на него налетел. Вряд ли эти лучше. В открытом бою Тэнкэн предпочел бы встретить любого из них, а не, скажем, Окиту или того длинного.
Но тут будет не открытый бой, а жестокая рубка, один против всех. И если людей еще можно ввести в заблуждение касательно численности противника, то этих – нет, они чувствуют, когда к ним приближаются и с какой стороны. Они возьмут в кольцо и задавят числом.
Значит, день. Соблазнительна мысль о раннем утре, когда ночные уже впадут в сон, а люди Ато будут еще вялые спросонья – и главное, сам успеешь отдохнуть немного, но нет, нет, ведь может сложиться так, что и ночные не заснут, и люди будут не такими уж вялыми – и придется противостоять тем и другим сразу. И нет ничего хуже упущенного времени.
Значит, после полудня. Когда слуги будут вкушать послеобеденный отдых, а охрана забьется в тень.
Остался последний вопрос – достать меч. Даже вполне заурядного ума Ато хватало на то, чтобы понять: Тэнкэну нельзя еще доверять всецело, одного лишь того, что он человек Кацуры и разыскивается властями – мало. Его меч со всей вежливостью забрали и унесли в охраняемую каморку при флигеле охраны. Кинжал он успел где-то потерять на пожаре, а ведь охранника придется убивать. Значит, нужно выбрать самый острый из кухонных ножей.
Все с тем же скучающим видом Тэнкэн прогулялся на кухню. Чем хороша обстановка обыденного ужаса, царящая в этой усадьбе – никто его ни о чем не спросил. Зашел молодой господин на кухню – значит, надо. Служанки даже голов не подняли от чистки батата, когда Асахина взял со стойки один нож, нашел его слишком тяжелым и неудобно лежащим в руке, взял другой, попробовал остроту на дайконе, остался недоволен, взял третий…
– О, вот ты где! – в кухоньке слегка потемнело: пригнувшись, в дверь шагнул Ато. – А я тебя везде ищу. Что это ты делаешь здесь?
– Да вот, дайкона захотелось, – Асахина отрезал ломоть, сунул в рот, нарочито громко хрустнул. Ато улыбнулся.
– Бросай это, – сказал он. – Мы тут с ребятами побились об заклад, что ты не мог порубить охранников Като в одиночку. То есть, я говорю, что мог, а они – что нет.
Тэнкэн пожал плечами.
– Если они не поверят мне на слово, то вы проиграли.
– Им не нужно верить тебе на слово, – Ато улыбнулся еще шире. – Сумеешь разрубить шесть свернутых татами стоймя и ни одно не опрокинуть – я выиграл.
В другое время Асахина отказал бы ему весьма резко, но сейчас нужен был меч – и он сам шел в руки.
– Идем, – сказал он, для правдоподобия отгрызая еще кусок дайкона.
Площадку для испытания устроили возле конюшни. В землю вбиты колья, на которые обычно насаживают свернутые татами торчком, но на сей раз они пустуют. Еще бы, тут хотят посмотреть боле высокий уровень: как татами разрубают, не опрокинув.
Легкая задачка. Упражнение для ученика. И эти татами должны изображать людей Като? Смешно. Люди Като жили, дышали, атаковали со всей жаждой жизни…
Ладно, хотите смотреть, как я рублю солому – смотрите… Ран принял меч из рук Сиды – свой, знакомый клинок – засунул его за пояс, принял позицию для иаи. Ато поднял бутыль с водой – широкогорлую тыкву примерно в один сё[67]67
Около двух литров.
[Закрыть]. Тэнкэн должен был успеть, пока не выльется вода, а изливалась она на счет «восемь». Сида взял деревянные бруски – ударом подать сигнал. Тэнкэн положил левую руку на ножны под гарду и пошевелил пальцами правой, показывая, что не касается рукояти.
Сейчас? – беззвучно спросил он.
Нет, шепнул за ухом голос Абэ-но Сэймэя. Ты поймешь. Ты почувствуешь.
– Аи! – крикнул Сида и щелкнул дощечками.
Меч, повинуясь толчку большого пальца, привычно прыгнул в ладонь. В тамэси-гири главное – скорость, Ато мог бы и без своей бутыли обойтись. Шаг, поворот, удар, поворот, удар, шаг, удар, поворот, удар, шаг, шаг, поворот, удар, шаг, удар, поворот, удар!
– Ну, ты даешь, – Ато не дрогнул и не изменился в лице, только посмотрел на оставшуюся у него в руке половину бутыли. Оценивающе посмотрел, с интересом – но без удивления.
Вторая половина, отлетев, ударилась о стену конюшни, и по мокрому пятну было видно, что воды в бутылке оставалось еще о-го-го.
– Все видели? – Ато бросил своей полутыквой в охранников, и те сгрудились вокруг поймавшего обрубок Сиды, норовя потрогать срез.
– Я говорил, – продолжал Ато, – если я могу, он и подавно сможет. А вы не верили, олухи.
Ни Ран, ни Ато даже для проформы не посмотрели, все ли татами рассечены и все ли остались стоять. Им это было не нужно.
– А вот скажи, Тэнкэн, можешь ли ты нас чем-то еще удивить? – спросил Ато.
– Я фехтовальщик, а не ярмарочный фокусник, – пожал плечами юноша.
– Но все-таки? Все-таки, Тэнкэн? Например, я могу рассечь татами на семь частей и не опрокинуть, а ты?
– Если татами не будет сопротивляться, – улыбнулся Асахина.
Он посмотрел в глаза Ато и с удивлением понял, что «правая рука господина дайнагона» видит в нем нешуточного соперника.
– Послушайте, господин Ато, я уже не мальчик и понимаю, когда от меня чего-то хотят. Что нужно вам, почему вы меня испытываете? Говорите без обиняков, я все пойму.
Ато прищурился, потом улыбнулся.
– Господин хочет, чтоб мы с тобой убили четырех человек.
– Кого именно?
– Как будто сам не догадываешься.
– Догадываюсь, но хотелось бы услышать имена.
– Кондо Исами. Хидзиката Тосидзо. Окита Содзи. Харада Саноскэ.
– Это серьезные бойцы.
– Мы с тобой тоже, не так ли?
– Почему именно этих? Я понимаю, Кондо – командир Волков, Хидзиката – его заместитель… но Окита и Харада просто десятники. Почему именно они?
– У господина к ним старые счеты, – Ато наклонился вперед и чуть слышно добавил: – С предыдущих рождений.
– Господин помнит свои предыдущие рождения? – Ран позволил себе некоторый скепсис.
– Господин помнит их предыдущие рождения, – Ато оскалился. Интересно, что показалось ему так смешно. – И свои, да, тоже. Эти четверо не давали ему покоя еще когда они таскались за Куро Ёсицунэ[68]68
Минамото-но Ёсицунэ (1159–1189) – полководец из клана Минамото, победивший войска клана Тайра в битвах при Итинотани и Данноура.
[Закрыть], и время от времени возрождались, чтобы выжить моего господина из Столицы.
Как я их понимаю, подумал Тэнкэн.
– В общем, нужно этих четверых укоротить. И способны на это ты да я, да наши ночные товарищи. Люди Сиды тупые громилы, ничего больше.
– Не в обиду вам будь сказано, но у храма Фусими и ночные показали себя не лучше.
– Они исправятся, особенно если мы с тобой дадим им два-три урока. Тут видишь, какое дело, Тэнкэн: это все молодняк, а старые, верные слуги господина Аоки все не здесь. Этих, здешних, наскоро сделали, когда господин пожелал в Столице провести ритуал. Цена им невелика: помогут уделать четверых Мибуро – будут жить дальше, кто жив останется – авось да себя покажут, а полягут – никто плакать не будет. Мы с тобой – вот, кто по-настоящему ценен.
– Что-то я сомневаюсь, что по мне будут плакать, – усмехнулся Тэнкэн.
– Зря, – рот Ато странно покривился. – Плакать, может, и нет, но господину Аоки ты чем-то пришелся по душе.
Асахину продрало вдоль спины от мысли, что он мог понравиться Аоки.
– Ну так как? – продолжал Ато. – Ты со мной?
Ран понимал, что соглашаться нужно, но не так вот сразу – подозрительно выйдет.
– Довольно странно мне все-таки, – сказал он медленно, – что вы предлагаете вашему покорному слуге союз от имени вашего господина после того, как я убил нескольких его слуг, защищая Окиту.
– Говорю тебе, господину все это неважно. Он послал меня за тобой, когда ты зарубил Сиро – а ведь Сиро был из лучших. Но раз ты спросонья пьяный сумел его зарубить – значит, ты нужен господину.
– Раз на то пошло, зачем ваш Сиро напал на меня среди ночи?
Ато чуть покривился.
– Ты пойми, нам случайные свидетели были ни к чему. Обряд – дело нешуточное, сорвать его легко, один посторонний взгляд, и все пропало. Не срубив дерева, не выстроишь дом. Без обид, Тэнкэн, мы ведь не знали, кто ты.
Асахина улыбнулся. Как у них все просто… И как они в этом похожи на людей, чьи цели он еще недавно разделял всецело.
– Вы говорите «обряд» – но смысл и цель сего обряда от вашего покорного слуги ускользают.
– Смысла я и сам не очень понимаю, да и не нашего ума это дело, смысл. А что до цели – разве ты сам еще не догадался? Столица едва не пала, твои друзья стучались в Запретные врата, а ты спрашиваешь, в чем была цель?
…Да, если бы надумал Тэнкэн расставлять по ранжиру негодяев, то для господина дайнагона он бы и полочки не нашел, а и нашел бы – не дотянулся. Первостатейной мразью оказался Аоки-доно, можно сказать, сёгуном среди мрази.
– Но мы (Ран удивился, когда «мы» далось ему с некоторым усилием) так и не взяли дворца, – сказал он.
– Потому что бараны! – без лишних церемоний ответил Ато, и тут же понял, что слишком повысил голос и разговор слышен теперь всем. – Пойдем-ка в сад, а то эти олухи, я смотрю, уже начинают прислушиваться. А ну, по местам! – крикнул он на охранников. – Поместье само себя не устережет! Разошлись!
Обойдя конюшню и господский дом, оба они оказались в саду.
– Я говорю с тобой от имени и по поручению моего господина, – сказал Ато, присаживаясь на камень у пруда. Ран остался стоять, и Ато принял это как должное. – Ты сам успел наверняка убедиться, что господин дайнагон – человек незаурядный. Вот как ты думаешь, сколько ему лет?
– Сложно сказать, – этот вопрос Тэнкэна и вправду озадачивал. – На вид не более двадцати, но по глазам видно, что он намного старше.
– Намного – это просто не то слово, приятель. Дед мой служил ему с детства, и говорил, что с тех дней господин дайнагон нимало не переменился. То же свидетельствует и отец, тому же свидетель и я, служивший ему с тех пор, как был ростом меньше этого меча.
– Что ж он, бессмертный наподобие Рё Дохина[69]69
Люй Дунбинь, даосский святой.
[Закрыть]? – как можно равнодушней спросил Ран.
– Может и так, – в тон ему ответил Ато. – Уж как ни крути, а на свете он пожил, и если он говорит, что сёгунат дело гиблое, то так оно и есть. Ты читал сочинение Рай Санъё «Вольное изложение японской истории»?
Ран кивнул.
– Тогда понимаешь, о чем я. Сёгуны получили власть незаконно, употребили ее неправильно и довели страну до края пропасти. Кто может спасти ее?
– Император, – юноша почтительно склонил голову.
– Император – само собой. Он есть явленное на земле божество, потомок пресветлой Богини, Озаряющей Небо, десять тысяч лет жизни ему. Но раз ты начитан в истории, тебе известно, что императорский престол подточен за века сёгунского правления, и не устоит без опоры. На кого же он должен опираться?
Асахина промолчал. Говори он с кем-то из настоящих единомышленников, он, ни секунды не колеблясь, сказал бы «на народ». Так говорил Рёма, приводя в пример государства варваров, чье могущество угрожало сейчас Японии. Так говорил и учитель Сакума Сёдзан, ссылаясь вдобавок на «Великое Учение» из Четверокнижия. Но Ато явно ждал иного ответа, и Асахина сказал:
– Просветите невежду.
– Да ну, Тэнкэн, сам-то пораскинь умом хоть немного! Отчего люди портят все, к чему прикасаются? Оттого что они смертны. Не успел пожить, набраться мудрости, выучиться как следует – раз, и помер. Не успел насытиться всеми земными благами, женщинами, славой, богатством – изволь пожаловать к Желтому источнику. Так какой смысл быть честным и неподкупным? Оттого и продажны придворные, оттого и глупы книжники: все знают, что впереди ждет их смерть, и хотят лишь одного: урвать побольше. А попадется среди них человек неподкупный – сами же его сожрут. А не сожрут – так сколько прослужит он государю? Тридцать лет, при большем здоровье сорок, и кончен его век. Нет, подлинно служить государю способен только такой человек, как мой господин. Только он – бессмертный, безупречный, неподкупный – будет Сыну Неба надежной опорой. Не болтуны из Тёсю и не последыш дома Токугава. Скажи, разве я неправ?
…Хорошо смотреть с замиранием сердца на подмостки Кабуки, где отважный Минамото-но Райко сражает Сютэндодзи, Монаха-пропойцу, а Цуна Ватанабэ поборает демона Ибараки. Хорошо представлять себя на месте героев, прыгая по сиаидзё и с воплями размахивая деревянным мечом. Хорошо в мыслях своих приносить господину отрубленные головы нечисти, докладывая о победе.
Худо, когда тебя зовут служить нечисти, даже не подразумевая отказа – держат уже за настолько своего, что почти не стесняются.
– Я полагаю, болтуны из Тёсю и последыш дома Токугава также думают, что лишь они могут быть надежной опорой государю.
– Но они всего лишь смертные, – Ато поморщился, отогнал муху. – В том-то все и дело! Будь господин мой обычным смертным, и я бы полагал его заурядным властолюбцем. Но он и вправду больше, чем человек.
– И зачем ему эти пленники в яме?
– Это не ему, это ночным. А зачем – не стоит для начала знать слишком много.
Да, пожалуй. Все, что нужно, я уже знаю, подумал Асахина.
– В общем, скажи: готов ли ты охотиться за головами Синсэнгуми? Не оплошаешь, как в прошлый раз, не кинешься защищать Окиту?
– Если бы ваши ночные не смахивали так на обычных разбойников, ваш покорный слуга не прикрыл бы Окиту. Сами говорили: не срубив дерева, не построишь дом.
– Брось, никто тебя этим не попрекает. Просто хотелось бы знать, на чьей ты стороне.
Асахина посмотрел в небо, тщательно подбирая слова, и отчетливо, медленно проговорил:
– Ваш покорный слуга поклялся в служении императору провести всю свою жизнь и отдать за него всю кровь. Конечно, я приму сторону того, кто будет наилучшей опорой государю. Того, кого нельзя ни подкупить, ни убить, ни совратить.
«Сторону народа», – добавил он про себя.
* * *
Все было не так, как в книгах и в театре. Оказалось, нельзя выглядеть героем, если тебя избивают, как собаку. Оказалось, нельзя героем быть. Кэйноскэ молчал под палкой Ато из одного только упрямства.
Но и упрямство таяло в вонючей жаркой яме. Все тело ломило и, несмотря на жару седьмого месяца, юношу пробирал озноб. В конце концов ему удалось найти хоть немного приемлемое положение и забыться сном.
Из забытья его вывело ведро воды, опрокинутое на голову. Кэйноскэ разлепил глаза – и увидел над собой Тэнкэна.
– Вы можете двигаться? – спросил головорез, склоняясь к самой решетке.
Пришел поиздеваться, негодяй…
– Да, – вскинув голову, ответил Кэйноскэ.
– Это хорошо, – сквозь решетку что-то упало, и юноша с удивлением обнаружил, что это меч. – Выбирайтесь, сейчас я выпущу остальных.
И он, дважды рубанув по решетке, исчез из видимости.
Кэйноскэ полез наверх, кусая губы, чтоб не стонать. Яма была неглубокая, встав на цыпочки, Кэйноскэ легко доставал до решетки пальцами, и, не будь он избит, выбрался бы в два счета: раз! – сдвигаешь решетку на край так, чтоб она служила тебе опорой, два! – забрасываешь ноги наверх и выбираешься весь.
Но Ато бил, не щадя, и Кэйноскэ не смог вскинуть тело наверх: от боли перехватывало дыхание. Во время очередной попытки, когда глаза застило красным, чьи-то руки перехватили его за шиворот и втянули наверх.
Кэйноскэ отдышался и огляделся.
– Некогда, некогда, уходите, – Тэнкэн вздернул его на ноги и толкнул в сторону выхода со двора. Бродяг, выпущенных из соседней ямы, не пришлось просить дважды: они поковыляли прочь со всей возможной скоростью. Проходя мимо сторожа, Кэйноскэ заметил, что над ним поработали: со стороны он казался спящим сидя, и пятна крови под ним присыпали соломой.
