Текст книги "Дело огня (СИ)"
Автор книги: Александр Ян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
– А какова твоя цена, Ран? – Ато отступил назад, чтобы полюбоваться работой. – Сколько тебе нужно, чтобы присоединиться к нам?
– А что ты мне можешь предложить?
И даже госпожа Мияги поняла, что на самом деле было сказано «что ты можешь предложить мне», и удивилась. Немного.
– Бессмертие, – сказал Ато.
– Я был бы кучей навоза, а не самураем, если бы боялся смерти. Еще что?
– Возможность решать.
– У меня она есть. И я знаю, с чем справлюсь, а с чем нет.
– Как насчет семьи? – госпожа Мияги провела пальцем по его щеке. – Двух очаровательных детишек и женушки? У вас интересный вкус, господин Асахина. Вам нравятся женщины со шрамами?
– Мне нравятся женщины, – сказал инженер. – Но они смертны. И дети смертны.
– Я буду бессмертной, господин Асахина, – улыбнулась женщина. – Мои лицо и тело никогда не увянут. Я обрету силу четырех мужчин. Власть над своим и чужим страхом. И моему мужчине не нужно будет бояться, что с годами я переменюсь к нему и подурнею.
– Ему уже сейчас не нужно этого бояться, сударыня. Ваш любовник избавил его от всех страхов.
– Я сказала «мужчине», а это мужчиной не было. Но вы, господин Асахина… Вы нравитесь мне все сильнее.
– Мне очень жаль, госпожа. Я вряд ли буду вам нравиться долго.
– Достаточно долго, господин инженер, – пропела женщина. – В любом случае. Так или иначе, но я отведаю вашей крови. Дзюнъитиро обещал вас мне. Выбрать вы можете лишь одно: что будет после. Смерть или бессмертие. Как там говорил покойный инспектор – гвозди и свечи? Что бы вы ни выбрали, вы доставите мне море удовольствия.
Инженер вспомнил спокойную пустоту справа. Фыркнул.
– Я ему потом это припомню. Ну кто его тянул за язык…
– За эти годы ты стал тверже, Тэнкэн, – на лице Ато изобразилось уважение. И даже, кажется, неподдельное. – Ладно, шутки в сторону. Вот настоящая цена: голова того, кто заказал мне Дракона. Ты сам назвал его имя, и назвал правильно. А то, что я его произнести не могу, – доказательство моей правдивости. Тебе даже не нужно становиться одним из нас – наоборот, ты должен оставаться человеком. Что скажешь на это?
– Что для этого тебе довольно было просто вызвать меня сюда и уйти. Если бы ты нырнул в тень, я бы не стал тебя искать потом. Моя работа – строить дороги. Ты все это знал и раньше. Так что ты о чем-то другом со мной торгуешься.
– Да нет, именно об этом, Тэнкэн. А без меня ты не приблизился бы к нему и на ри. Он прожил так много, потому что был осторожен. У тебя и со мной-то не шанс, а слезы. Я ненавижу тебя, это правда, но его ненавижу сильнее. Он убьет тебя? Я не буду плакать. Ты убьешь его? Отлично, у тебя будет возможность посчитаться со мной.
– Забавно. Когда мы виделись в последний раз, ты был ему всецело предан. Обещал замок Вакамацу в обмен на место в правительстве – для него. Что изменилось, Ато? Почему ты решил его предать?
– Это он предал, а не я, – ноздри Ато расширились. – Когда ты зарубил меня, Тэнкэн, меня воскресил родич, которого господин отправил со мной на миссию. Господин запрещает кому-либо из птенцов творить свих птенцов. Родича казнили по его приказу. Что сделали со мной… ты все равно не поймешь. Это рабство. Любой из эта, копошащихся там, в долине – свободнее меня. Поверь, мне есть чего желать, и ты нужен мне, чтобы исполнить желания.
Если не так – что мешало бы мне отдать тебя милой Ёко прямо сейчас и насладиться твоими стонами?
– Предчувствие, что никакого особого удовольствия ты не получишь.
– Получит она, получу и я, – улыбнулся Ато. – Мы чувствуем друг друга. И будем чувствовать еще лучше, когда она станет моим продолжением.
– А уж я-то получу, не сомневайтесь, господин Асахина, – сладко проворковала госпожа Мияги. – С вами – особенно. Та штучка, что я бросила в огонь, – она знакома мне с детства. Я с малых лет слышала, что добренькие Иэсу-сама и Мария-доно любят меня. Но когда моих родителей арестовали за то, что они поклонялись распятому дураку, а меня продали в бордель – где они были, эти добренькие?! Когда меня избивали за пролитую чашку или за то, что недостаточно быстро поворачиваюсь, – где они были?! И почему я должна гореть в аду за свое ремесло, если не я его выбирала?! Что ж, я все сделала, чтобы выбраться из этой проклятой страны и вернуться сюда богатой и свободной. И я отомщу этой стране – но с особенным наслаждением – тебе, который жалеет сирот и берет в жены изуродованных крестьянок. Тебе – за то, что я столько лет верила, что однажды Иэсу-сама пошлет мне защитника. И когда я отправлю тебя туда, – она снова сгребла Асахину за волосы и, прижавшись щекой к щеке, жарко зашептала в ухо, – передай, что дьявол успел ко мне раньше. И оказался лучше.
Что-то, видно, на лице инженера отразилось не то, потому что госпожа Мияги коротко вздохнула, сделала было шаг к жаровне – потом улыбнулась и осталась стоять, где стояла. И вправду незаурядная женщина, жалко.
– Ладно, Тэнкэн, – улыбнулся Ато. – Время есть. Повиси, подумай. Меня ждут дела, а ты, радость моя, смени этот маскарад на что-нибудь более подходящее. Да и поспи немного. Пока ты в этом нуждаешься.
Они вышли. Асахина опустил голову.
То, что уловил в нем Ато, то, что он принял за колебание, – и в самом деле почти что было колебанием. Обещание отдать господина Уэмуру, помочь отомстить за Сакамото-сэнсэя, попало очень близко к центру мишени, а лет пять назад легло бы прямиком в яблочко.
Но с тех пор Асахина научился лучше смирять свои чувства и теперь мог отпустить их ровно настолько, чтобы ввести в заблуждение опасного врага, который силой врага еще более страшного умеет слышать несказанное.
Ато он сейчас больше жалел, чем ненавидел. А бывшего дайнагона – все же больше ненавидел, чем жалел. И убить его будет с любой стороны хорошим делом. Но вот уступать, соглашаться – невозможно никак. Если Ато нужна сначала свобода, а уж потом месть – он вернется и разрежет эту веревку сам. Если нет – он просто будет выжимать уступку за уступкой, пока не останется ничего.
Время текло. Боль нарастала – сначала рвущая, потом давящая. Волны ломоты прокатывались по телу. От этого путались мысли, уголья в очаге вдруг начинали плясать перед глазами, дробясь и множась до бесконечности, а мертвец в их отсветах корчил рожи и улыбался. Сквозь шум в ушах Асахина слышал далекий гул паровозных топок, пропиточных котлов, доменных печей – огня, поставленного человеком себе на службу… Человеческий разум, превосходя любую сказку, и вправду сумел запрячь пламя в колесницу. Но здесь, в Кадзибаяси, машины не сделали людей счастливее – напротив, обрекли на новые муки. Машина – всего лишь орудие; огонь, запряженный в колесницу, везет туда, куда правит человек, – но по мере того, как машины будут становиться мощнее, станет ли меньше таких людей, как супруги Мияги, Синдо, Ато?
Темнота сжимала его так же туго и мучительно, как веревка. Погас очаг? Или он теряет сознание? Уже на грани забытья он услышал крики:
– Пожар! Пожар!
Это было в прошлой жизни – этот запах гари повсюду, везде, днем и ночью, только другой немножко, здесь было больше настоящего дерева, больше смолы, меньше бумаги и бамбуковых реек, меньше людей, а металлический вкус все тот же, ни с чем не перепутаешь, металлический вкус и сухой, шелушащийся, бурыми чешуйками осыпающийся запах. Конечно, должен быть пожар, раз они хотят, чтобы все стало, как раньше… Хорошо, что в кладовке душно, хорошо, что сюда потянуло дымом, – иначе он вышел бы из этой мути рывком, и, наверное, привлек бы внимание одного из… как их все-таки называть – правильно, не торопись, скользи вниз, вниз, по кругу. Нельзя фокусироваться. Огонь мог быть случайностью, а мог не быть. И слишком сильная надежда, слишком сильная радость могут приманить кого не надо…
Потом был удар. Словно плоской доской хватили по всему телу. Скрип волокна под лезвием – пришельцу не хотелось возиться с узлами. Испустив горестный вздох, боль ослабила объятия. Асахина смог втянуть приправленный дымом воздух полной грудью и тут же закашлялся.
– Выпейте, – в губы ткнулась фляжка. Сакэ. Рука была холодной.
– Хорошее сакэ у господина Мияги, – пробормотал Асахина после трех глотков.
– Да, – согласился невидимый. – Сакэ хорошее. Вот все остальное с наветренной стороны не положишь.
– А что так, – вдох-выдох, – хорошо горит?
– Усадьба, – невидимка придержал флягу. – И сторожка. И все, что подвернулось. Мы вот сейчас загоримся. Я вас понесу.
Инженер не возражал – в основном потому, что для решительных возражений слишком плохо чувствовал свои руки и ноги. Ато приказал сохранить до времени его жизнь? Или это агент Сайто? Да, рука холодная – но мало ли отчего у людей бывают холодные руки…
– В очаге лежит… ваша вещь, – сказал незнакомец. – Попытайтесь ее достать. Я… не могу.
Инженер повел плечами. Значит, и не первое, и не второе, а вовсе третье. А совет правильный. Он пошарил в теплых углях и наткнулся на кусочек металла. Странное дело – оловянный крест не расплавился в очаге. Хотя… Он вспомнил своего крестного отца, химика и металлурга мистера Берли. Его улыбку. Его слова о том, что этот крест дороже золота. Да, конечно. Еще бы. Это же никель. Асахина улыбнулся и спрятал крестик в карман.
– Куда мы?
– Вниз, – кёнси поднял его на закорки. – Утро все ближе. Ато ведет отряд туда.
– А вы?
– А мне догонять. Держитесь. Я, – злобно пояснил кёнси, – в немилости. Мне тут человека взять приказали, а я его насмерть зашиб. Больно шустер оказался. Так что теперь я рикша. Когда прибудем на место – попробую вам помочь, но ваш меч унесла эта сука, и я не могу его коснуться, как и вашего креста. Вам придется добывать его самому.
Кёнси вынес Асахину из сторожки – и чуть ли не сразу занялась крытая дранкой кровля, на которую ветер занес угли с горящего склада. Пылало все: лесопилка, усадьба, гостевой домик. Началось, видимо, с усадьбы – она выгорела дотла, только почерневшие сливы тянули скрюченные руки. Шахтеры и лесорубы валили с подветренной стороны деревья и насыпали земляной вал, чтобы не пустить огонь в лес. Спасти строения уже никто не пытался. Кучка детей, сбившись на безопасном пятачке под присмотром старух, беременных женщин и нескольких девок из гостевого домика, молча наблюдала за пожаром. Асахина заметил чернокожую – она что-то делала с лежащим шахтером.
– А с ними что? – спросил инженер.
– А что с ними станется? Тут пересидят.
К занявшейся сторожке бросились с топорами и крючьями – завалить ее побыстрее, пока не разгорелась как следует. Охранников было совсем мало, и выглядели они потерянно.
В свете пожара Асахина разглядел своего спасителя – высокий, не намного уступает ростом Сайто и куда шире него в плечах. Худой – а бывают ли толстые или просто круглолицые кёнси? Седоволосый, хотя лицо, насколько он мог разглядеть, вися на закорках, – молодое. Грубый иёский акцент он расслышал еще в темноте.
В руке кёнси держал копье.
– Могу ли я узнать достойное имя?
– Не можете, – буркнул кёнси. – Достойного никогда не было, недостойное от глупости померло.
И помчал вперед и вниз, быстрыми широкими шагами, с такой легкостью, словно не взрослого мужчину нес на плечах, а двухлетнего малыша. На этот размашистый шаг отозвались все синяки и ссадины. Асахина закусил ворот мундира, а шагов через триста попросил:
– Дайте я пойду сам. Я не убегу. И сил не хватит, и темно…
Действительно, отсветы пожара остались далеко позади, и только звезды освещали теперь дорогу. Кёнси не ответил на просьбу – но какое-то время спустя бег его стал затрудненным, и инженер с удивлением услышал тяжелое дыхание.
– Кажется, мне и впрямь придется дать вам отдохнуть, – кёнси сгрузил его на обочину. – И себе заодно. Вы очень тяжелый, господин инженер.
– Всего-то шестнадцать канов, – удивился Асахина.
– Да? А мне кажется, что кроме вас я волоку, самое малое, еще одного человека и бревно.
Асахина облизнул пересохшие вновь губы.
– Еще одного человека и два бревна, – поправил он и засмеялся. – Хорошо хоть не в гору!
– И что за люди, – сплюнул кёнси, – шутят так, что через год понимаешь…
– Да нет, – серьезно сказал инженер. – В гору было бы хуже. Можно ли узнать, чем я обязан…
– Тем, что кое-кто слишком много о себе возомнил.
– Не верю, – качнул головой инженер. – Если бы дело было только в этом, вы бы не напомнили мне, что я потерял в очаге.
Кёнси промолчал. Инженер поднялся.
– Идем. Драка ведь не будет нас ждать?
– Будет. До утра.
– Утром придет состав. Который вы попытаетесь захватить. И приведут его мои друзья. Так что ждать я не собираюсь.
– Не тронут они ваших рабочих. Им же машинист нужен.
– Им и лесорубы нужны были, так? – Асахина быстрым – насколько мог – шагом пустился по дороге. – И что с лесорубами сделали? Может быть, вы знаете?
– Им вообще нужны машинисты. Они старину любят, но это рушить не будут. Себе возьмут. Если не подавятся. Амулет бы свой надели… его, правда, издалека видать, тут уж ничем не поможешь.
Инженер промолчал на последнее предложение – во-первых, ничего подходящего для гайтана под рукой не было, во-вторых, слишком темно, чтобы продеть шнурок в ушко прорези. Если кёнси, желающий оставаться безымянным, этого сам не понимает, незачем ему и говорить.
Дорога белела в свете звезд – а вот по сторонам от нее царила тьма непроглядная. Даже будь он здоров, как конь, – никакой возможности уйти в лесу от кёнси нет, он завязнет в кустах прямо у обочины. На очередном повороте остановился – дать себе отдых и справить малую надобность. Кёнси, шедший впереди и оглядывавшийся то и дело, остановился неподалеку за тем же. Видимо, не совсем еще мертв…
– Что это там внизу? – инженер смутно различал перед собой в отдалении какой-то предмет неестественно правильной, рукотворной формы – но не мог понять, что это.
– Телега, – сказал кёнси. – Которая по рейкам ходит, для угля. Слетела с поворота, видно, – ее тут и бросили, чтобы не мешала.
Асахина застегнул штаны.
– Помогите мне спуститься.
…Тормоза оказались в порядке. Одно из колес – инженер не сразу это понял – трава, кусты, тени – погнулось слегка при ударе. А может, оттого и слетела вагонетка. Чинить колесо было нечем, Асахина так и сказал. Его странный спутник пожал плечами, взял и потянул. Выровнял. Потом они вдвоем поставили вагонетку на колеса и дотолкали до реек. Не так уж тяжело – корпус все-таки из дерева. Кёнси почти без натуги поставил ее на рельсы.
Минуту спустя они катились к нижней деревне. Асахина не снимал руки с тормозной рукояти – перевернуться на очередном повороте совсем не хотелось. Так что скорость была совсем не той, с какой по этой дороге несся бы кёнси, – примерно так бежал бы вниз по склону здоровый человек в ясный день.
Асахина точно не успел бы надавить на рычаг. Поэтому кёнси надавил на Асахину. Вышло куда резче, чем нужно, – тележка опрокинулась и оба кувыркнулись с откоса. Звук падения не привлек внимания идущих – отряд был еще далеко и производил довольно много собственного шума. Но вот самочувствия Асахины полет не улучшил, а тормоз от чрезмерного усилия сломался и безнадежно заклинил ходовой механизм.
– Извините, – пожал плечами кёнси. – Не привык к этим штукам. Но ехать дальше все равно нельзя.
Асахина не мог ничего сказать – только дышал сквозь зубы.
– Не хрипите так, – кёнси поднялся. – Сюда идут.
Он всмотрелся в темноту – и вдруг бесшумно засмеялся.
– Что? – шевельнул губами инженер. Теперь уже и он слышал, что кто-то поднимается по склону. К ним.
Кёнси встал, отряхнул колени.
– Ты шумишь, – сказал он тихо, но достаточно отчетливо. – И хромаешь.
– У меня и голова болит, – отозвались из темноты.
– Ты, наверное, оттого и соображаешь плохо. Чуть дружка своего не поджарил.
– Я понадеялся на тебя. Разве ты его не вытащил?
– Я здесь, – Асахина почему-то вдруг почувствовал себя счастливым. Эти двое разговаривали как старые знакомые. Даже друзья.
– Я так и понял, – человек подошел и сел, прислонившись к опрокинутой вагонетке. – Кому бы еще нужна была эта штука?
– У вас был свой человек на шахте, – сказал инженер.
– Был, – согласился инспектор. – А теперь нет. И погиб он даже не потому, что его раскрыли – просто, кажется, кому-то кушать захотелось. А в одном из отнорков шахты очень скверно пахнет. Там взрывом обрушили свод – но руки-ноги еще торчат. Что у вас было месяц назад, Сано?
Сано? Копье. И акцент. Он не подумал об этом сразу, потому что считал Хараду мертвым. И даже после явления другого мертвеца – Сайто – ему в голову не пришло, что Харада тоже может быть жив. Мало ли кто говорит с иёским акцентом…
– Там эти… взяли пару детишек. Сладко им, видишь ли. А лесорубы решили, что с них хватит. Только они думали, что нас от силы пятеро… и что днем да толпой они всех положат. Вот качество шпал и испортилось.
– А давайте его испортим еще сильнее, – инженер приподнялся на локтях. – Давайте взорвем завод. Само собой, людей нужно вывести.
– А вы в состоянии это сделать?
– Он сейчас не боец, – сказал Харада. – Так что больше некому. Пусть попробует.
– Людей охраняют, – Сайто качнул головой. – Как их выведешь?
Инженер сел.
– Если выгнать всех из пропиточного цеха и довести температуру в котлах до точки вспышки – то котел станет как бомба с часовым механизмом. Охрана побежит от казарм раньше, чем котлы взорвутся. И все остальные побегут. Все же понимают – и огня будут бояться даже больше, чем этих. Только нужно, чтобы побежали вверх, а не вниз. Жалко, что отсюда не видно пожара.
Харада вдруг вскинулся, словно прислушался. Или нет – словно его внезапно вздернули за шиворот.
– Он… едет… сюда… – прохрипел бывший копейщик из Синсэнгуми.
– Близко? – инспектор по-прежнему сидел, прислонившись к тачке.
– Да… на стан… ции… То… ропит меня…
– Он может узнать то, что знаешь ты?
– Д-да. Не с-сразу.
– Господин инженер, вы в пропитку, я – на дамбу. Сано, постарайся потянуть время – сколько можешь, столько и будет.
– Амулет у него возьми, – вроде бы господин Харада продышался. – А то я его не дотащу.
– Меня не нужно нести! – возмутился инженер.
– Нужно, – отрезал Сайто. – До места не меньше ри, телега сломана, а как вас шатает, я и в этой темнотище вижу. Мы до полудня не успеем, если вы пойдете сами.
– Тогда держите, инспектор Фудзита, – инженер ткнул в руки Сайто что-то маленькое, четырехконечное. – И Ато еще рассчитывал, что я буду драться…
– Он рассчитывал не на тело, – Харада подставил спину. – Держитесь хорошенько, Асахина-сэнсэй.
– Если я отстану, ничего страшного, – сказал сзади полицейский. – Я постараюсь подождать, пока у вас не рванет.
– Погодите, – сказал Асахина. – Взрывать и топить никогда не поздно, да и дамбу они, если взорвется пропиточный цех, рванут сами. А вам ведь нужны доказательства. Нужны свидетели.
– Из четы Мияги получатся прекрасные свидетели, – хромота не мешала инспектору шагать достаточно размашисто.
– Из господина Мияги никакого свидетеля не получится, – возразил инженер. – Ато убил его. Чиновники из военного министерства, вовлеченные в заговор, – убиты. Синдо убит. Рабочие ничего не знают. Уцелевшие солдаты не помогут вам утопить Уэмуру, если тот будет все отрицать. Сначала мы должны взять госпожу Мияги. Она единственный свидетель, который даст вам нужные показания.
– Прекрасно. Как прикажете ее добывать?
– Пусть господин Харада отнесет меня туда, куда ему поручили меня нести. Ато и его женщина хотят убить Уэмуру сами. Они проследят за тем, чтобы у меня были свободны руки – и чтобы в них был меч.
– А людьми он управлять может? – вскинул голову инспектор, видимо, вспомнив что-то.
– Мы все можем. Немножко, – сказал Харада. – Он – много лучше. Но не всеми. Им – точно нет.
– Почему вы спросили?
– Деревня, господин инженер, деревня. Он здесь жил, долго. Против этих пошли с топорами, а против него не ходили, нет… – инспектор кивнул сам себе. – Ладно. Хотите сыграть так, играем так. Худший вариант уже не прошел, остальное – вопрос везения. Давай, Сано. А я попытаюсь… прикинуться большой собакой.
Ри – это около шести тысяч шагов. Правда, Харада несся большими скачками. Наверное, три тысячи. И хотя кёнси старался бежать как можно ровней, Асахине временами казалось, что он вот-вот расколется, как сырое яйцо. Именно как сырое – расколется и потечет. Но иначе никак. Иначе он ковылял бы даже медленнее, чем хромающий инспектор. Ну почему, почему Харада сломал тормоз?
Дорога пошла вдоль обрыва, с которого уже виднелись цеха и станция. У плотины им загородили дорогу.
– Кто идет?
– Маруяма, – небрежно ответил Харада. – Своих не узнаешь, тыква?
– А это что?
– Кагэ в сторожке забыл. А хозяин требует.
– Он здесь?
– И ты меня задерживаешь, балда.
– Мне нет прощения! – охранник чуть ли не в колени себя головой ударил.
– Господин Харада, – выдохнул Асахина в ухо кёнси, когда они миновали дамбу, – если вы еще и через поселок пронесете меня бегом – боюсь, я не так скоро приду в себя, как требуется. Смотайте мне чем-нибудь для вида руки да и ведите себе.
– Хорошо, Асахина-сэнсэй.
Кёнси осторожно поставил его на землю. Поддержал. Достал откуда-то небольшой моток веревки, закрепил руки – кажется, что плотно, а выскользнуть легко, – обмотал остаток поперек туловища. – Вам придется покупать новый мундир.
– Не напоминайте, – сквозь зубы сказал Асахина. – Еле за этот рассчитался… насколько он близко?
– Очень близко, – выдавил Харада.
В поселке было людно. На размещение двух с лишком сотен солдат его не рассчитывали, и те сидели вдоль склада – кто похрапывал, кто играл в кости, кто тихо напевал. Некоторые с любопытством оглядывались на Асахину, некоторые прятали испуганные глаза от Харады. Инженер встречал взгляды с жалостью – чем эти парни отличались от тех, кого он водил в бой под Уэно и под Фукухарой? Ничем. А может, это они и есть. Командиры соблазнились – и вот они сидят здесь и ждут непонятно чего. Расходный материал, как и жители деревни. Как и Ато.
Асахина понемногу закипал – и это было весьма кстати. Гнев – умеренный, не застящий глаза – хороший союзник в бою.
Они остановились перед зданием конторы. Асахина обратил внимание на жеребца у коновязи. Высокий конь – инженер плохо разбирался в европейских породах, – темно-серый, как грозовая туча, сильный и нервный. Шкура его лоснилась – и слуга обтирал это страшное животное, стараясь держаться подальше от зубов.
Господин Уэмура приехал буквально только что.
* * *
– Кто идет? – окликнули с плотины.
– Маруяма.
Эти люди не были беспечны. Просто солдаты, а не бойцы. Знают то, что им положено знать, знают хорошо. Расположились правильно, винтовки держат, как надо, но снимать их отсюда было бы чистым удовольствием.
– Почему один?
– Отправили назад, проверить, что за шум. Там вагонетка перевернулась, пустая, – он вообще-то не был обязан отвечать, но для охранника из провинции солдат – уже начальник.
– А что она там делала? – допытывался солдат.
– Наверху пожар, – голосом Сайто дал понять, что ему совсем не хочется объясняться, но так и быть… – На шахте. Добро это вниз толкнули, чтобы от огня уберечь. Одна докатилась вон дотуда – и упала. Всё. Я пройду, что ли?
Он прошел бы через этих олухов в любом случае, но не хотелось начинать прямо сейчас.
– Проходи, – кивнул часовой.
– Спасибо.
Он пошел по дамбе, быстро, не глядя по сторонам, как человек, который ходит тут каждый день. Да ему и не нужно было смотреть – все присмотрено еще в первый раз.
Итак. Под ногами – плотина. Ниже плотины – ручей, который довольно легко перейти вброд и через который проложен невысокий деревянный мостик. На берегу ручья – сушилка, угольная яма, пропиточный цех, там же бараки работников. На другом – контора, склады и станция.
Наверху полыхнуло неплохо – интересно, как будет внизу.
Точка вспышки. Хорошее выражение. Мы прошли ее в год Гэндзи. Температура поднималась, давление не уменьшали и где-то там в глубине – наверняка я представляю себе неправильно – возникла белая точка, размером с игольное ушко. И те, кто остался жив, очнулись через пять лет и не узнали пейзажа. А некоторые – и себя. Как Сано. Ноги и возможность отомстить… это тоже потому что огонь. Ему нужно где-то гореть, он не разбирает, человек не всегда может за ним успеть. Ноги и месть – мне бы это не подошло. Месть не имеет смысла. Иногда приходится хлопать дверью, не так ли, фукутё? Но это другое, это часть войны, вернее, часть спора. Хочешь, чтобы твои слова прочли, – напиши их кровью. Люди обращают на нее внимание, так уж они устроены. Не самый лучший способ, но бывает так, что другого нет. Я ничего не отдал бы за месть – а за возможность удержать Вакамацу? А за шанс успеть на север? Ведь на севере можно было устоять. И не просто устоять – лес, железо, уголь, гавани, рыболовный флот… Эномото знал, что делал, – пять-шесть лет, и республика стала бы незаменимой для всех. Если бы можно было купить эти пять-шесть лет… Да, тут я бы согласился, не раздумывая, но позаботился бы о том, чтобы рядом все время находился кто-то вроде Тэнкэна. На потом. Потому что мне бы понравилось. Мне бы обязательно понравилось.
Он перешел ручей, и его снова окликнули.
– Маруяма, – вяло сказал он.
– Дураяма, – огрызнулся постовой. – Куда прешь ночью на правый берег?
– К бабам, – наугад сказал Сайто, сокращая расстояние.
– Всё, бабы закончились, орясина. Тревога, утром выступаем. Пойди в кусты, руками сделай себе бабу.
– Запросто, – приблизившись вплотную, инспектор раскрытой напряженной ладонью ударил солдата в кадык. Гортань хрястнула, глаза солдата выпучились от боли, но даже крикнуть он не мог. Сайто схватил его обеими руками за голову и резко повернул. Подсел под обмякшее тело. Огляделся.
Никто не бежал к нему, поднимая тревогу, никто не наблюдал за мостом – этот пост не имел особого значения. Они просто заворачивали назад тех, у кого не ко времени разгулялась похоть. Может быть, часового получилось бы и не убивать. Если бы знать, что он один.
Инспектор аккуратно – все-таки очень шумное дело эта амуниция – опустил тело в одну из промоин, свел над ним ветки. Найдут, конечно, если будут искать, но найдут не сразу.
Перебежками добрался до бывшего поста – а там выпрямился и пошел, не скрываясь – пропустили и пропустили.
А вот у входа в пропиточный цех так уже не выйдет. Там двое. И двое внутри. Значит, придется рубить и стрелять.
Он резко вдохнул и выдохнул. Стоп. Стоп. В голове словно зазвучал голос Асахины:
«Чтобы температура держалась ниже точки вспышки, котлы охлаждают водой, поступающей из запруды. Видите трубы вон там? Когда температура начинает подниматься – синий кран ослабляют. Если она опускается – закручивают…» Но ведь если из труб не будет поступать вода – синий кран можно ослаблять сколько угодно…
А трубы охраняются? А трубы не охраняются. Они просматриваются с четырех постов – и если кто-то, кому не положено, будет с ними возиться слишком долго, на него обратят внимание. Да и сами рабочие наверняка приглядывают – от этого их жизни зависят… В принципе, этого достаточно. Но не сегодня. Топор бы раздобыть. Шум, конечно, – но Тэнкэну шум сейчас скорее полезен.
В тени цеховой стены он пробрался к трубам, ползущим от запруды к цеху. Ба, да они бамбуковые! И разумно, пожалуй, – металл нужен только там, где уже горячо, так отчего здесь, подальше от цеха не обойтись деревом. Кто же в здравом уме будет неосторожен с такой трубой? И мы не будем неосторожны. Мы будем тщательны.
Тэннен-рисин-рю – стиль, придающий большое значение силе удара. Пробивающий вражескую защиту, а не обходящий ее с помощью хитроумных финтов. Поэтому ученики упражнялись с боккэнами, утяжеленными против настоящих боевых мечей. И поэтому боккэны часто разлетались в щепки…
Удар, еще удар… Вверх брызнул фонтан – не хуже, чем в императорском саду. Вот пропасть… Значит, синий кран был уже открыт на полную мощность. На самом деле – неплохо. Только… Нет, Сайто не стал пригибаться – выстрел, другой, они сейчас сами сообразят, что палить почем зря в темноту не стоит… но бегать с такой ногой все-таки не хочется. Нехорошо вышло с фонтаном. Просчитался.
Рабочие пропиточного шум поднять должны – но если охрана новая, они могут попытаться их удержать – так что лучше добавить заранее. Достаточно далеко он отбежал? Пожалуй.
– Слушайте! – рявкнул он во весь голос. – Это ж охладительная труба лопнула!
Те, кто поближе, конечно, прекрасно слышали два сильных удара – а может, и видели отблеск меча, – но те, что дальше, видели только фонтан.
Из пропиточного цеха было два выхода: один – со стороны ручья, другой – со стороны бараков. В первый завозили тачки с предназначенным к пропитке деревом, из второго – выкатывали. Наверное, в цеху есть что-то на случай вот такого вот несчастья – и надо бы не дать это «что-то» применить.
У второго выхода двое охранников размахивали дубинами, не давая рабочим покинуть цех. С отчаяния те могут и исхитриться остановить котлы… Сайто подбежал к сторожам и в два удара очистил дорогу.
– Ну, чего встали?! – заорал он на рабочих, обомлевших от неожиданности. – Бегите в бараки, выводите людей, гоните их вверх по дороге! Сейчас взорвут плотину!
– Взорвут? – кто-то сохранил голову на плечах, вообще-то молодец, но сейчас – лишнее.
– Взорвут! Трубы разнесло – там такой фонтан, с дороги видно! Бегите и всех гоните вверх!
После этого налаживать что-либо в цеху ни у кого настроения не было. А у Сайто настроения не было выяснять, насколько близка точка вспышки. Кругом свиристел пар, ревел скованный огонь и стонало железо – он отступил в сторону, чтобы толпа не снесла, окинул взглядом опустевший цех – и заковылял вместе с последними, стараясь держать голову ниже и прятать меч, чтобы издали сойти за одного из рабочих. Если заметят, пожалуй, отбиться можно, но хорошо бы дойти до бараков тихо.
Нога болела с каждым шагом все сильнее – растревожил вместо того, чтобы дать покой, эх, Кондо всегда ругал за такие дела, особенно его, к боли относившегося легкомысленнее других.
– Стой! Стой! Куда?! Поворачивай! – охранники у бараков, видя, что пахнет бунтом, похватали уже не палки, а пистолеты. Один успел выстрелить – и тут же исчез в месиве тел, сладострастно топчущих и рвущих. Второго Сайто срубил и подхватил пистолет раньше, чем несчастный упал. Двое других предпочли бежать.
Теперь оставалось самое сложное – направить толпу куда надо. Потому что есть еще солдаты, которые, скорее всего, не поняли, что произошло.
* * *
С помещением конторы было что-то не так. Казалось бы, ничего не изменилось – разве что освещение. Глухие жалюзи, заморские лампы с гнутыми стеклами… а вот в самом воздухе что-то искривилось, как тогда на ужине, только много, много сильнее. И можно было угадать, где проходят складки, – по тому, как стояли и двигались люди.
