Текст книги "Дело огня (СИ)"
Автор книги: Александр Ян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Асахина улыбнулся.
– В школе, где я учился, была общая кухня. Помогать Аояме-сан считалось честью. Никто не крал – об этом невозможно было подумать. Я это запомнил. Почему бы вашим работникам не гордиться тем, что они – часть вашей компании?
Инспектор вспомнил рабочего у входа на станцию. Да, господин инженер и вправду много чему научился в школе.
Синдо снова расхохотался.
– Идемте смотреть перегонный цех, – сказал он.
Этот цех оказался еще одной преисподней на земле. Сайто ко всякому был привычен, но тут уж зажал нос рукой. Деревянный барак продувался со всех сторон – и то не спасало: все рабочие ходили, обернув лица мокрыми тряпками. Креозотом даже не пахло – он прямо-таки бил в нос со всего плеча. Гудели, рычали, свистели непонятные барабаны. Стальные витые трубки разевали пасти, словно змеи, – и из пастей в подставленные бочки капал яд. Господин инженер, впрочем, оказался человеком привычным, да и управляющий даже не поморщился.
– Сколько длится смена? – спросил Асахина.
– Двенадцать часов, – отозвался Синдо. – Этот цех не останавливается.
– Почему не восемь? Уставшие люди не так внимательны.
– Наши люди всегда внимательны.
Руки рабочих там, где между рукавом и заскорузлыми перчатками виднелась кожа, покрывали язвы от ожогов и едких веществ. Сайто все-таки не выдержал, вышел за ворота, уступив дорогу вагонетке со свежей порцией угля. С этой стороны барака открывался вид на другой склон горы – и вверх, и вниз по склону уже была пустошь. Даже пни выкорчевали – видимо, из них тоже можно было натопить какое-то количество едучей дряни. Ветер сносил гнусные запахи вниз, в котловину – и земля, и воздух были здесь отравлены, искалечены, изнасилованы.
В пропиточном цеху Сайто уже ничему не удивлялся. Врытые в пол чугунные дуры в несколько человеческих ростов дышали жаром, а воняло здесь как и в перегонном. Синдо, тыкая пальцами в какие-то циферблаты, рассказывал Асахине, как температуру в котле поддерживают не ниже чем пять градусов до «точки вспышки», под каким давлением подают дрянь, которой пропитывается шпала, сколько коку[92]92
Коку – приблизительно 180 литров.
[Закрыть] древесины и дегтя при этом идет в каждый котел. Сайто, ничего в этом не понимая, разглядывал суетящихся у вагонетки людей – одинаковых, закопченных, как хибати[93]93
Хибати – жаровня.
[Закрыть], кукол с замотанными лицами и изъязвленными руками.
Нужно будет, если останется время, узнать у господина инженера, что тут – промышленная норма, а что – местная инициатива. Потому что в будущем, похоже, полиции придется расчищать такого рода завалы чаще, чем хотелось бы.
– А что будет, – спросил он так, дабы не стоять столбом, – если жар поднимется выше этой… точки огня? Деготь и дерево загорятся?
– Да, – Синдо улыбнулся снисходительно. – Вы делаете успехи, поздравляю. И они не просто загорятся – от резкого расширения газов котел может разорвать. Вы заметили обсыпку вокруг барака? Это чтобы защитить все остальное от горячих осколков. Страшно даже представить, что будет, если парочка таких упадет в лес.
Они вышли наружу.
– Работники верят, что деревню Уэмура – о которой вам рассказывал машинист – сожгли тэнгу в отместку за то, что местные жители рубили лес в священном месте на горе Огамияма. После этого поселок выстроили в другом месте, и зовется он Кадзибаяси, «Горелый лес». Но я, как и вы, господа, не суеверен. Это место точно оправдывает свое название: мы жжем здесь лес, чтобы изменить лицо Японии. С вашей, господин Асахина, помощью.
Господин инспектор начал понимать тэнгу…
Асахина покачал головой.
– Если бы это делалось с моей помощью, здание стояло бы над речкой. И я бы ослабил конструкцию стены, обращенной к воде. Тогда бы вам не пришлось так опасаться осколков, – он сделал паузу. – И платил бы пенсии семьям погибших, конечно.
– Пока еще не погиб никто. Они знают цену оплошности, господин Асахина. Я же говорю, они очень, очень осторожны. Кроме того, речка не настолько широка, чтобы осколки через нее не перелетели. Полагаете, мы не думали об этом? Нет, наш способ предохранить лес от пожара более прост и надежен – вверх по склону вырубка, а вниз… в случае пожара мы просто взорвем плотину. Конечно, груз погибнет, но все можно будет восстановить, а вот лес – нельзя.
– Если взорвать плотину… вы потеряете не только груз, пожалуй.
– Все остальное восстановить еще легче, – отмахнулся Синдо. – Руки дешевы. Дороги котлы – но там мало что может пострадать и у нас есть свои литейные.
Асахина опять кивнул.
– Мы посчитали, что сможем снова начать производство через месяц после взрыва. Конечно, потерянное время, мокрый лес… но если сравнить с последствиями настоящего лесного пожара – мы легко отделаемся. Ну что ж, здесь, пожалуй, все, – Синдо, поднявшись на вал, оглядел вырубку и завод, как полководец – поле битвы. – Если вы желаете посмотреть еще и шахту, я подам экипаж. Ах, простите – естественная надобность давно меня беспокоила, а теперь настоятельно заявляет о себе. В этом, к сожалению, мы пока еще не превозмогли природу – а жаль.
Он взмахнул тростью и поспешил вниз, к конторе, где было отхожее место для начальства. Сайто поверил бы в естественную надобность, если бы не увидел человека, которому взмах трости был адресован, – судя по чистой и опрятной одежде, конторского служащего.
– Вы видели что-нибудь подобное? – спросил инспектор. И понятно было, что спрашивает он не о котлах, запахе и жаре.
– Видел, – кивнул инженер. – В Осаке во время голода. За морем кое-где – в качестве… частной инициативы. А о таком – читал. Это раньше было в обычае, особенно при обустройстве неимущих.
– Как думаете, что у них там? Телеграф?
Разговора не получилось и в этот раз – конторский служащий, обменявшись с Синдо двумя словами, уже спешил к ним.
– Счастлив предстать глазам гостей, – поклонился он. – Зовите меня Нисигава, пожалуйста. Сейчас подадут ландо. Не желаете ли перед этим отведать чаю?
– Желаем, – сказал Сайто. – Опять дегтем надышался.
Их снова поили чаем в конторе. Синдо переменил рубашку, Нисигава заливался цикадой. Обед, говорил он, подадут наверху, у вырубки. Ах, как им повезло – сама госпожа Мияги будет обедом распоряжаться! Ах, что за чудо госпожа Мияги – верная и умная жена; пока муж ведет дела в столице, она тут распоряжается всем – и закупками продуктов для рабочих, и строительством, и лесопилкой – всем-всем. И какая красавица при том! Глаз не отвести! Ах, до чего это бывает редко – чтобы умная женщина была красива, а при том и верна. Истинное сокровище.
– О да, – торжественно сказал инженер, – одно из величайших благ в непрочном мире.
Вскоре подали и ландо – лошадка, правда, подгуляла: японская полукровка, для такого шикарного экипажа низковата. Но что ж тут харчами перебирать – сели, поехали.
И если смотреть вдаль, на склоны, то можно подумать, что со времен первого императора ничего тут не изменилось. А если смотреть вокруг или вперед – думать так уже нельзя. Параллельно дороге идут вниз рельсы.
– В коляске быстрее? – удивляется инженер.
– Да, вверх вагонетку тащат волы или люди. Вот же, смотрите.
Впереди показалось нечто вроде поезда – вереница тележек, сцепленных друг с другом. Тележки все были пусты – кроме двух последних. В них стояли четыре больших котла – с рисом и рыбой – да кадка с соленым дайконом. Поезд тащил вол, погоняемый мальчиком лет восьми. Мальчишка то покрикивал «Корэ-ярэ!», то принимался срубать хворостинкой головы-соцветия придорожным сорнякам. Услышав сзади топот копыт, он остановил «состав», почтительно склонился и не разгибался, пока ландо не оставило его тележки далеко позади.
– Это один из поварят, и свою увольнительную он получит после обеда, – ответил на незаданный вопрос Синдо. А это, – сверху прошагали несколько молодцов с дубинками за поясами, – вторая смена охраны. Они получают свою пищу наверху, там отдельная кухня. Их сменщики поднимутся на обед и отдых туда же.
– А почему они не едят внизу? – спросил Асахина. – Кормят у вас в самом деле неплохо, я и дома не всегда так ел.
– Помилуйте – есть вместе с эта! – Синдо фыркнул. – Вы ведь бывали в Бэйкоку, господин инженер. Разве там белый человек сядет за стол рядом с черным?
Бэйкоку, «страна риса», страна изобилия – так называют Соединенные Штаты… Сайто усмехнулся краем рта. Поди ж ты, и у них есть свои неприкасаемые – об этом, небось, Сакамото помалкивал…
– Там не каждый сел бы за стол и со мной, – а вот инженер усмехнулся уже открыто. – Да и вас, господин Синдо, большинство американцев дальше кухни не пустило бы. В Калифорнии мне часто доводилось видеть надпись над дверью в бар – неграм, китайцам и бродячим собакам вход запрещен.
– Но ведь я не китаец, – в голосе Синдо ослышалось что-то похожее на беспокойство.
– А они не видят разницы, эти круглоглазые господа. Они бы вас и с корейцем перепутали, и от айну бы не отличили. Иногда даже с представителями наших дипломатических миссий случались конфузы, – улыбнулся Асахина. – Господину Кацу Кайсю, Защитнику Провинции Ава, представьте, как-то не дали остановиться в гостинице, объяснив, что в приличном заведении не место всякому сброду.
На лице управляющего проступило нечто вроде священного ужаса.
– И что же сделал великий господин Ава-но-Ками? – представить себе действие, которое было бы адекватной реакцией на подобное непочтение к человеку, которого при жизни назвали «божеством-хранителем», господин Синдо явно не мог.
– Поговорил с этими людьми. Они переменили свое мнение. И на его счет, и насчет сброда.
Впереди показалась стена усадьбы. Дорога шла мимо – туда, где раздавался стук топоров. Над усадьбой парила снежная шапка Каванори, по левую руку была Митакэ, по правую – Огами. Туда, в сторону «Горы бога», убегали рельсы. А несущая бревна река разделяла Митакэ и Каванори, словно голубая орденская лента: Митакэ – плечо, Каванори – голова.
А уголь, значит, выковыривают из зубов у бога… Конечно, зубы-то у него не черненые, а от природы черные. И за углем приходится лазить в пасть. И время от времени эта пасть смыкается.
– Сколько всего людей работает на шахте? – спросил Асахина.
– Шестьдесят два, не считая баб и детей, – отозвался Синдо.
Сайто мгновенно произвел подсчеты. Мальчишка вез четыре котла на четверть коку. Итого, коку риса и рыбы. Шестьдесят человек по сто моммэ[94]94
Моммэ – 3,75 г.
[Закрыть] – это шесть канов. Значит, потребуется два котла по одному то[95]95
То – около 18 литров.
[Закрыть], а мальчишка вез впятеро больше. Даже если принять, что женщин и детей на шахте столько же, сколько мужчин – хватит четырех котлов по одному то. А в повозке у нас десять то. Кто съедает остальное? Охранников кормят отдельно – вон, дымится под навесом, не иначе кухня. Где же эти едоки? И зачем тащить еду наверх вагонеткой? Почему не поставить кухню и не готовить на месте? Чтобы не разводить огонь – глупости… Чтобы дым не демаскировал? Так туда уже рельсы ведут, все видно.
Остается одно: поселок для охраны (вот они уже и въехали в ворота и видят его своими глазами) невелик, поставь тут кухню побольше – у поваров непременно возникнут вопросы. А внизу они готовят сразу по меньшей мере на четыре сотни человек. И готов прозакладывать что угодно – понятия не имеют о том, сколько народу трудится на шахте. Знают только своих, деревенских. Так… Очень понимаю господина Синдо. В этих условиях действительно придется людей бить и гонять. Бить и гонять и ущемлять в каждом движении. Потому что, если этого не делать, работники начнут смотреть по сторонам. И увидят много странного. Да и отчетность будет сходиться, только если выжимать из людей все – и еще немножко.
– Добро пожаловать! – на высоком крыльце улыбалась женщина – действительно, очень красивая. И очень подходящая к этой усадебке – вот ведь, веселый садик в горах, и до того естественно выглядит – словно кусочек леса взяли да обнесли высокой каменной оградой. И лишь внимательному взгляду видно, как мастерски проложены тропинки, очищены от сорняков «дикие» заросли и нарочно состарен каменный мостик через ручей.
Одета женщина была не по-японски, а так, как одеваются европейки, которым охота поиграть в японок: длинный просторный халат, тонкий поясок, повязанный под самой грудью. Легкий зеленый шелк струился вниз, от плеч к подолу делаясь темнее. Через локти переброшена китайская шаль цвета морской волны.
– Госпожа Мияги, – по-европейски поклонился Асахина. Надо же, какую военную выправку показал!
– Прошу любить и жаловать, – а вот эта японская фраза резанула по уху в сочетании с протянутой для поцелуя рукой. Впрочем, такую славную ручку отчего бы не поцеловать.
Ногти красавицы острижены коротко и не носят ни малейших следов краски. Гейша. Бывшая гейша. Розовый Пион, карьеру начинала в третьеразрядном Доме Сирени в Нагасаки, девятнадцати лет выскочила замуж за американского капитана, и в обновленную Японию вернулась уже вдовой и судовладелицей.
Отчего нет? Если человек хорошо и до тонкости знает одно дело – он может освоить и другое. Господин Мияги из тех, кто и при старом режиме не стал бы особо смотреть, кого принимает в дом, если с ним в дом приходит торговый флот, а уж после революции-то, когда столько людей с громкими именами взяли в жены старых подруг, ему и вовсе не на что стало оглядываться.
Их провели в столовую, обставленную в европейском стиле – «ёсицу». Ёсицу, ёфуку – европейская обстановка, европейская одежда, и хозяйка по имени Ёко, через тот же знак. Знак «океан», он же «заморский», он же «чужой».
Стол накрыт на три персоны – значит, Синдо куда-то собирается. Едва подали суп, предположение подтвердилось – со двора донесся топот копыт и скрип лакированного дерева, а потом удар и вскрик: Синдо хлобыстнул тростью кучера. Хозяйка чуть сдвинула бровки и насмешливо оттопырила нижнюю губу. Надо думать, его поездка как-то связана с той публикой, которой предназначены лишние рис и рыба. А злоба – с тем, что не пригласили пообедать?
После супа подали форель. Асахина управлялся с обеденным прибором так же ловко, как и хозяйка. Сайто заметно не хватало сноровки – но он следил за этими двумя и брал со стола те же вилочки, что и они. Поддержать беседу тоже не мог – английский у обоих слишком беглый. Но ему и не нужно было знать английский, чтобы уловить в голосе хозяйки игривые тона.
Что имел в виду Нисигава, восхваляя ее верность? Почему Синдо так зол? Или господин Мияги ждет от супруги сугубо деловой верности – что в наше время тоже немаловажно? Асахина в бытность свою Тэнкэном славился красотой. Даже в розыскном списке среди особых примет было указано: «необычайно хорош собой». Он, конечно, возмужал, и складка между бровями у него преждевременно глубока – но и сейчас красавец хоть на сцену. Однако успехом у женщин он не пользовался. Имел этот успех в изобилии, но совершенно не пользовался им. Неизвестно, как оно было за морем, но, насколько Сайто изучил его повадки здесь – до женитьбы он жил совершенным монахом, даже в веселый квартал ходил только за компанию и только выпить.
…Асахина что-то с улыбкой сказал, женщина засмеялась и наконец-то перешла на японский.
– Я объяснила господину инженеру, что сегодня на японской половине дома и в саду состоится костюмированный вечер. Гости будут представлять разные эпохи Японии – от Хэйан до последних лет перед Бакумацу. Я оденусь как дама времен Намбокутё. И приглашаю вас.
– У нас нет костюмов, – усмехнулся Сайто.
– Вот и Асахина-сэнсэй так сказал. Но ведь костюмы у вас есть! На этом балу никто не представляет эпоху Мэйдзи – вы будете как нельзя кстати в своих мундирах. Оставайтесь! – она снова повернулась к Асахине. – Вы станете нашими почетными гостями.
– Почетными гостями? – Асахина улыбнулся. – Или главным блюдом?
Гейши улыбаются чуть-чуть, одними уголками рта, чтобы не попортить грим. А смеются, прикрывая рот рукавом или веером, – выбеленное лицо делает зубы желтыми. Госпожа Мияги рассталась с гримом десять лет назад, но привычка – вторая натура. Не улыбка, скрытая под веером, – глаза выдали ее.
Мир недолговечен – и люди в нем неосторожны. Госпожа Мияги могла бы, вероятно, прожить несколько дольше, если бы не этот блеск в глазах. Так глядит… да, мастер-повар на будущее украшение стола, которое плавает себе в деревянной бочке, не имея на вечер никаких особых планов и не ожидая ничего, кроме, возможно, порции корма. И не ведает, что главное его достоинство в этой жизни – вкус.
– Я не знала, что инженер Асахина не только мастер меча и каллиграфии, но и шутник, – расписанный морскими змеями веер свернул хвост. – Не желаете ли вы немного отдохнуть после обеда? Здесь неподалеку есть домик для управляющих и охраны. Бар в европейском стиле, иностранные напитки, девушки… Есть даже одна негритянка, Фудзита-сан… Черная, как земля. Вам не любопытно?
Сайто притомился и решил сыграть солдафона.
– Помилуйте, госпожа Мияги, во время облавы в Ёсивара[96]96
Ёсивара – «веселый квартал» в Токио.
[Закрыть] мы таких предложений получаем по десятку на брата, да вам ли не знать. Сначала дело.
– Мы приехали осмотреть лесопилку и шахту, – негромко, но настоятельно сказал Асахина.
– Да, конечно, – на сей раз госпожа Мияги вовремя опустила ресницы. – Позвольте мне быть вашим проводником.
– Будем счастливы, – Асахина снова церемонно поклонился.
– Извините полицейского грубияна, – Сайто последовал его примеру.
На входе в шахту им троим подали одинаковые лампадки. Еще две несли слуги впереди и сзади. В шахтном деле Сайто понимал еще меньше, чем в железнодорожном, и цифры выработки ему ничего не сказали. А закостенелый страх в плечах и шеях шахтеров был тем же, что и внизу.
Обширную вырубку закончили осматривать уже почти на закате. Рабочие расходились по баракам, охранники опять сменялись. Сайто, как бы небрежно глазея вокруг, запоминал расположение постов. Асахина делал то же самое.
– Не желаете ли принять ванну? – спросила госпожа Мияги.
– С удовольствием, – чувство в голосе Асахины было совершенно неподдельным.
– Онсэна[97]97
Онсэн – горячий источник.
[Закрыть] здесь нет, но есть горячий водопровод, – женщина улыбнулась. – Достаточно отвернуть краны. Вам покажут.
– Благодарю, – Сайто склонил голову. Не от чрезмерной вежливости, а потому что гэнкан домика, к которому подвела их госпожа Мияги, опять оказался низковат.
Уже в прихожей инженер слегка повел подбородком в его сторону. Инспектор прикрыл глаза. Это способ осмотреть вещи, проверить оружие. И, вполне возможно, прихоть госпожи Мияги. Она достаточно любопытна – и, кажется, не из-за первой профессии, а от природы.
Асахина кивнул и достал из портфеля чистую рубашку.
– Да вы никак провидец.
– Нет, – усмехнулся инженер. – Я каждый день беру на службу чистую рубашку – чтобы сменить, вернувшись из депо. Сажа – она оседает на воротнике… Если бы я не взял сегодня, Аки могла бы забеспокоиться.
– Можно просто менять воротнички. Многие так и делают.
– Это если запачкался один воротничок, – усмехнулся Асахина. – Посмотрите на себя.
Сайто расстегнул мундир и оглядел рубашку. Месторасположение пуговиц на кителе проступало на белой ткани такими отчетливыми пятнами, будто кто-то писал там разведенной тушью. Манжеты… а на них лучше не смотреть.
Ванна оказалась вполне в японском духе – круглая кадка, утопленная в пол, внизу – печь. Видимо, водопровод провели уже после того, как поставили сам домик. Сайто потрогал краны. Один горячий. Из-за фусума раздалось сдавленное хихиканье, кто-то там перешептывался, переминался с ноги на ногу. Полураздетый Асахина раздвинул перегородку – и взгляду Сайто предстали две женщины – одна обычная, а вторая… без головы.
Да нет, на месте голова – только лицо того же цвета, что и темные потолочные балки. Если бы не цвет… хм, да нет, лучше пусть остается как есть. Экое диво: глаза навыкате, волосы как проволока, губищи – ладонью не накроешь… Неужто гости госпожи Мияги на такое могут польститься? Из любопытства разве что. Среди островитянок и темные бывают, но тут лицо какое-то уж совсем несообразное. Хотя, мы для них и вовсе странно выглядеть должны – сами желтые, а глаз, по их выкаченному счету, и вовсе нету… А госпожа Мияги и впрямь любопытна. И несколько невежлива.
– Фудзита-сэнсэй, девушки предлагают потереть нам спину, – усмехнулся Асахина.
– Спасибо, сами справимся, – Сайто, орудуя двумя кранами, наконец нашел такое соотношение горячей и холодной воды, чтобы и не свариться, и по-людски кости прогреть. – Если они себе занятия ищут, пусть вот рубашки возьмут постирать. А если не ищут, то я и сам постираю.
Девушки занятия не искали, и Сайто вооружился мылом и кадкой. Воротнички у него с собой имелись, а на горячей трубе рубашка как раз должна высохнуть за время, которое уважающий себя человек проводит в бане. Не высохнет – и леший с ней, влажную наденем.
Девки, конечно, будут подслушивать. Для того и присланы.
Господин инженер следил за процессом с некоторым… недоумением. Вот уж не поверю, что ему в его богатой жизни не приходилось стирать белье.
– А не разволнуется ли ваша супруга, если вы в свой час не появитесь дома? – спросил Сайто.
– Сёта зайдет к ней и скажет, что я задержался по рабочим делам на всю ночь. Мне нередко приходится.
Меч инженер положил рядом с собой на лавку, а рубашку осторожно развернул – и достал еще один сверток. Револьвер. Потрогал сёдзи, довольно хмыкнул. Чем хороши японские дома – в случае чего можно уйти прямо через стену. Хотя Рёме Сакамото во второй раз это не помогло.
Инспектор покачал головой. С точки зрения гражданского, голый человек уязвимей одетого. Да одежда и вправду дает ряд преимуществ, особенно в лесу. Но уж очень характерно блестели глаза у госпожи Мияги. И убить их могли в любое время после выезда из конторы. Посади на холмик человека с хорошей заморской винтовкой, а еще лучше – несколько человек, и гостю останется только объясняться с владыкой Эмма[98]98
Повелитель мертвых в китайском пантеоне (оригинальное произношение – Яньло)
[Закрыть], отчего это он обеспокоил бога смерти в неурочное время. Нет, в этом смысле стоило бояться визита на лесопилку или в шахту, а не в баню. И госпожа Мияги случаем устроить нечаянную смерть не воспользовалась. А шутка насчет ужина и главного блюда пришлась точно в руку. Да, во время ужина все и случится – и на повязки лучше идет чистая рубашка…
В фусума вежливо постучали – и намыленный инженер прикрыл револьвер полотенцем.
– Да?
– Не согласятся ли господа отдать верхнюю одежду в чистку?
– Благодарю вас, забирайте, – сказал Асахина, получив от Сайто утвердительный кивок.
Мундиры унесли. Обыщут, конечно же, обыщут – и пусть их. Интересно, что носит с собой господин инженер? В карманах самого инспектора находилось множество мелких полезных вещей, которые могут пригодиться полицейскому. Ну и жетон, конечно. Но если здешние хозяева не знают, кто им наносит визит, он этот жетон съест. Без соуса. Хотя лучше бы, конечно, с соусом и лапшой. Потому что есть все-таки хочется. А особенно поужинать не удастся, потому что полный желудок при некоторых обстоятельствах много неудобней пустого. Нет, определенно этот мир несовершенен. В совершенном мире вода остывает медленнее, а преступной деятельностью не занимаются злобные двухходовые дураки.
Сайто выбрался из офуро[99]99
Японская ванна. От европейской отличается тем, что в ней сидят, а не лежат.
[Закрыть], уступая место Асахине.
Мирная жизнь не отразилась на фигуре господина инженера – сухой и юношески подтянутой. Как и у Сайто, тело его было летописью неудач. Или удач – как посмотреть. Вот надежду железнодорожного строительства знатно хлобыстнули по ногам – два суна[100]100
Сун – 3,03 см.
[Закрыть] ниже, и разрубили бы коленные чашечки. Старые шрамы, белые уже. А вот недавний: кто-то из позавчерашних соратников тыкал в господина инженера трехгранным штыком. И не так вы вольнодумны, сударь, как я решил было, посетив ваш дом. Вон, амулетик на шее носите. Интересно, что у вас зашито в этом омаморибукуро[101]101
«Защитный мешочек» – как правило, внутрь кладется записка с заклинание.
[Закрыть]? Может, и не амулет – а по европейской моде локон с головы возлюбленной?
– Эй, Асахина-сэнсэй, а скажите – английские женщины каковы?
Инженер улыбнулся.
– Очень вежливы, на свой лад, конечно. Чрезвычайно решительны и практичны.
– Как госпожа Мияги?
– Нет, она больше похожа на американку. Англией управляет женщина, Фудзита-сэнсэй, и английские женщины берут с нее пример… Знаете, там в ходу поговорка – железная рука в перчатке из бархата. Американки не считают нужным прибегать к перчаткам из бархата. Во всяком случае, в Сан-Франциско. Говорят, на другом побережье дело обстоит иначе, но я пробыл там слишком недолго и был лишен женского общества.
– Бьюсь об заклад, вам его в Англии хватило с лихвой! – засмеялся инспектор.
От горячей ли воды раскраснелся головорез Тэнкэн?
– Да, если моему покровителю удавалось оторвать меня от книг и вытащить в салон – я себя чувствовал как актер саругаку[102]102
Комические интермедии театра Но. Дословно означает «обезьянье веселье».
[Закрыть]. В Англии придают значение происхождению – и то, что я, по их меркам, дворянин, открывало для меня довольно высокие двери… Часто расположение англичанки означает и расположение ее мужа. Лорд Саммерли, мой покровитель, хорошо в этом понимал. Но кто думает, что женщина, свободно принимающая мужчин или ездящая на такие приемы, доступна – тот совсем не знает Англии. Находить самурая очаровательным кавалером – это одно. Находить его возможным женихом – другое. На этом рынке за меня не дали бы и горсти бобов. Все, на что я мог рассчитывать, – это милый разговор или танец. И то если партнершу не смутит мой рост. Конечно, европейские танцы выглядят так, словно мужчина вот-вот повалит женщину на пол. Но танец заканчивается – и веер снова между вами, неприступный, как крепостная стена… – инженер фыркнул. – Мне еще объяснили, что вальс в Англии танцуют медленнее, чем на континенте – и до непристойности пристойно.
А время, проведенное за морем, все-таки сказалось. Теперь для Тэнкэна континент – Европа, а не Срединная держава.
– Но ведь есть и… черный рынок.
– Да, есть, – инженер улыбнулся несколько… печально? – И там, где жен не распинали за измену, он ничуть не больше, чем был у нас до войны. Мне предлагали связь. Но вступить в нее – значило унизить себя ложью. Есть люди, которые могут улыбаться в лицо человеку, с чьей женой спят, – я бы не смог. А еще это значило принять роль потешной азиатской куколки.
– Боюсь, англичане из-за вас будут ожидать от всех самураев такой же добродетели.
Асахина расхохотался.
– Порочным мужчинам в Англии приходится туго, господин инспектор. Из сил выбиваются, бедняги, оправдывая репутацию пожирателей сердец. Как начинающая гейша не может отказаться от визита, так и светский лев гоняется даже за теми юбками, которые ему и даром не нужны. Ах, Фудзита-сэнсэй, тамошние нравы и вполовину не так плохи, как о них говорят одни, – и вполовину не так хороши, как их хвалят другие.
– Это можно сказать про что угодно. Даже про здешнюю кухню.
Но не про здешние обычаи. И не про здешнюю манеру подслушивать. Шумят уж очень, хуже, чем мальчик Асахины. Впрочем, шуметь могут и нарочно.
Взгляд инженера погрустнел.
– Может быть – хотя я слабо на это надеюсь, – прививка английских нравов сделает наших мужчин более отважными.
– Вы хотите сказать, что европейцы храбрее нас?
Асахина кивнул.
– Ненамного, и не в том, о чем вы, наверное, подумали. Из меня с пеленок делали человека, способного без колебаний снести голову ближнему и выпустить потроха себе… – инженер употребил не деликатное «сэппуку», а грубое «хара-о киру». – И сделали. А потом Кацура-сэнсэй и Сакамото-сэнсэй много бились над тем, чтобы научить меня отважно мыслить. Они бились не только надо мной – но со мной у них хоть что-то получилось. Когда мысли приводят японца к тому, что нужно переменить свою жизнь – японец скорее отбросит мысль, чем переменит жизнь, даже если это безмыслие погубит его и близких. Год назад мне пришлось убивать людей, с которыми мы вместе меняли жизнь, – только потому, что перемена завела их мысль в новый тупик, и они, испугавшись, предпочли отбросить ее и тем обречь на смерть себя и многих других. Мы убиваем друг друга потому, что не отваживаемся друг с другом спорить.
Инспектор фыркнул.
– Нас слишком много на островах. Последние два столетия между нами и смертью стояла только традиция. Мы двигались, как ваш паровоз – по рельсам, – и так жили. Не очень хорошо жили, но все-таки жили. Потому что были предсказуемы, понятны друг другу. Возможность разговаривать, личные убеждения – плодят непредсказуемость на каждом узле.
Он потрогал рубашку. Почти высохла. Хорошо.
– Если помните, Асахина-сэнсэй, многие из ваших коллег старшего поколения пошли убивать и жечь именно потому, что не могли вынести крушения картины мира, где Ямато была центром, а варвары – недоразумением.
– Но ведь и я о том же, – Асахина приподнял брови. – Изменить… образ мысли, – он не сразу подобрал японский перевод какому-то европейскому слову, – оказалось сложнее, чем проливать кровь. Я изучал историю заморских стран – Англии, Америки, Европы… У них тоже проливалось много крови – но чаще они пытались договариваться. Войне предшествовала попытка переубедить. Кацу-сэнсэй и Сакамото-сэнсэй начали с того, что договорились.
– В шестьдесят седьмом договориться было просто. В шестьдесят девятом – тоже, – полицейский улыбнулся. – Но победа, полученная без боя, лишена смысла. Она не дает нужного авторитета.
Инженер молча выбрался из офуро и закрутил кран.
…Потом они в белье и юката пили чай и ждали, пока вернут мундиры. За чаем прислуживала девица – обычная, белолицая и вполне миловидная. Но разговорить ее не удалось: как и все здесь, она была придавлена страхом и даже в сторону Асахины глазами не стреляла, как делала бы любая девица на ее месте. Вполне возможно, что это она подслушивала за фусума.
Мундиры им принесли растянутыми на палке – так обычно сушат и чистят кимоно. Но кимоно с его прямым кроем выглядит на палке естественно, а мундир с его вытачками – как человек, растянутый на пыточном станке. Однако вычистили хорошо. Даже лучше, чем хорошо, – кое-какие уплотнения за подкладкой исчезли, а шов в одном месте был много аккуратнее фабричного. Инспектор весело посмотрел на инженера – но тот явно не получал от ситуации никакого удовольствия. И как этого зануду начальство терпело всю Смуту – уму непостижимо.
Последний разговор Сайто вообще не понравился: похоже, господин инженер не настроен убивать, а тут, по всей видимости, такой будет ужин, что лишь зевни – и вмиг из самого сябу-сябу[103]103
Тонко нарезанная говядина, которую подают к столу сырой и лишь слегка приваривают в стоящем тут же котелке.
[Закрыть] нарежут. И не поинтересуются даже – сколько ты в стойле стоял и чем тебя кормили. Похоже, не стоило говорить инженеру, что меры приняты на все случаи жизни.
Асахина, одевшись, до упора раздернул фусума, превращая гостиную в открытую веранду. Снаружи было уже темно. Ночь скрыла и лесопилку, и вырубку, и ту проплешину выше по склону, где когда-то, видимо, и стояла сгоревшая в войну деревня Уэмура.
Уэмура, неприметное названьице, захолустное место – хотя новая столица так близко, что с вершины горы наверняка можно увидеть и ее, и залив… Название деревни, имя человека. Но совпадение – еще не доказательство. И сходство с покойным дайнагоном Аоки – не преступление. И участие покойного дайнагона в заговоре против сёгуна не доказано, а и было бы доказано – по теперешним временам ненаказуемо, не вешать же все правительство. Как было бы хорошо, господин Уэмура, если бы вы клюнули на приманку и показали здесь свой точеный носик. Даже если не получится вас достать… За ваше присутствие, господин Уэмура, я бы отдал и эту шлюху из Нагасаки с ее мужем, и их холуя Синдо и даже Ато. Точнее, не отдал бы, конечно, – а так уж и быть, оставил сердобольному инженеру. Вы себе не представляете, госпожа Мияги, на что способны по-настоящему добрые люди, если их сердце растравить страданиями ближнего. Они тогда делаются страшнее прожженных ублюдков вроде меня. При виде некоторых художеств все заморские идеи и намерение договариваться пропадают очень быстро. Честно говоря, на это и рассчитываю.
