Текст книги "Дело огня (СИ)"
Автор книги: Александр Ян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Глава 2
Горелый лес
Плоть моя гниет
В почве острова Эдзо,
Но бессмертный дух
На восточных берегах
Господина бережет.
Предсмертное стихотворение Хидзикаты Тосидзо
Проехав полчаса в кабине паровоза, господин инспектор понял, отчего вошли в моду черные таби[88]88
Шитые носки с отдельным большим пальцем, надеваемые под сандалии.
[Закрыть]. От угольной пыли было некуда деться, и разговора тоже не вышло: котел гудел так, что приходилось кричать. Было бы тише, не задувай в распахнутые окна ветер, – но тогда они вчетвером с кочегаром и машинистом просто сварились бы заживо.
Асахина привык к такому общению, да и Сайто вскоре научился перекрывать шум голосом, но какой же серьезный разговор может быть, когда орешь через голову машиниста и кочегара? Ах, подумал господин инспектор, надо было взять эту штуку с ручным двигателем. Дышали бы сейчас свежим ветром, а не дымом. Нет же, захотелось прокатиться на драконе.
С другой стороны, инженер с центральной станции никогда не отправился бы на этой штуке к людям, которые поставили его станции некачественный тёс. Он приехал бы в экипаже – или поездом. А господин инженер Асахина известен своей практичностью. Значит – поездом. А пассажирские поезда до лесопилки компании, увы, не ходят. Нет в том необходимости.
– Хотел спросить, – крикнул господин инспектор. – Эта дорога, получается, вдвое длиннее, чем до Йокогамы, – почему ее на картах нет?
– Это временная дорога, – несмотря на то, что инженер тоже кричал, создавалось четкое впечатление, что он говорит тихо. – Насыпи нет. Просто выровняли грунт и положили шпалы. Когда участок станет не нужен – его разберут и перенесут на новое место. Удобно. Конечно, скорость не та – но зачем здесь скорость? И котел не потянет – он уже старый.
– Экономили?
– Нет, это подарок англичан. Мы у них брали займ. На линии Токио-Йокогама все машины новые, и обслуживают их англичане. А здесь мы обучаем японцев. Вот, Сёта-кун займет место машиниста на линии, когда у англичан закончится контракт.
– Кто, кроме ваших, знает, что эта ветка есть?
– Ну ее же видно… – удивился инженер.
Видно, конечно, видно. Глазами. Если смотреть. Если обращать внимание. Я знаю, как строили эту дорогу, от людей, которые ее строили. И я знаю кое-что о том, что находится в точке назначения, – от людей, которые там работали. А о кое-каких вещах не знаю почти ничего, потому что людей, которые были там, теперь нет нигде. Но для очень многих, господин инженер, того, что не нанесено на карту, просто не существует.
– Вам доводилось бывать… – инспектор сделал вид, что вспоминает, – в Кадзибаяси?
– Только на погрузочной станции. Деревня выше по склону. За лесом ее не видно.
Кочегар удивленно вскинул лицо – и тут же вернулся к работе.
– Да, Дзиро? – спросил Асахина. – Ты хотел что-то сказать?
– Я… – парень утер лицо полотенцем. – Вы извините, господин Асахина… не мое это дело…
– Смелей, – подбодрил инженер, передавая ковш с водой.
– Ну, как-то раз, пока грузили шпалы да уголь – тем летом еще – мы с Номурой – машинист, что сбежал потом, помните? – пройтись до деревни решили. Зимой-то больше к машине жмешься, либо в конторе сидишь, а летом – ну, сами понимаете, не все ж ящериц ловить…
– Ну-ну, – инженер, принимая от кочегара наполовину опустевший ковшик, отпил сам, потом передал Сайто.
– Хорошо, у местной бабы спросили, – продолжал Дзиро. – А то так бы до вечера загуляли. Деревня-то вверх по склону – в трех ри! И сгорела давно. У дороги – поселок для охраны да работников лесопилки. Так бы и проходили день до вечера!
Сходится. А еще идет узкоколейка – до шахты. Тянут волы. Шахтные же волы. Слепые животные и невнимательные люди – так многое можно спрятать. А вот что у них машинист сбежал, я слышу впервые.
– Что вышло с этим Номурой?
Асахина пожал плечами.
– Многие поначалу думают, что здесь нечто вроде колдовства, – и к вербовщикам идут охотно. А здесь – тяжелый труд, а главное, непривычный, по часам. Разочаровавшись, такие люди просто не приходят на работу в день после выплаты жалованья. Увы, господин Номура не первый и не последний.
– Когда он пропал?
– Осенью. Простите, здесь у меня записей нет. Дзиро?
– Да сразу после осеннего полнолуния.
Ничего не дает. Если он там что-то подглядел – почему его не убили сразу? Или вправду сбежал?
– И много народу так делает?
– Три-четыре человека ежемесячно, – Асахина поморщился. – Нанимается много отребья. Бродяги, поденщики. Люди боятся техники. Такие, как Дзиро-кун – исключение.
Напрягшийся было парень просиял.
– Долго еще?
Инженер глянул на часы, прикрепленные рядом с манометром.
– Минут пятнадцать – если нигде не размыло дорогу и не украли гайки.
– А что, воруют?
– Случается. Из гаек выходят хорошие грузила для сетей. Но на участке господина Мияги это происходит редко.
– Мало ходят?
– Мало воруют. И ходят тоже.
Господин инженер понимал, о чем речь. Господин инженер прекрасно понимал, о чем речь, с самого начала.
Последовало долгое молчание. Инспектор разглядывал карту. Её, как и транспорт, предоставил инженер – та, которой пользовались в полицейском управлении, не отражала текущей действительности. Наконец машинист сказал:
– Вот. Мы на месте.
По бокам дороги вздымались груды земли – выравнивая путь, здесь прорыли траншею примерно в три локтя глубиной. Затем показались штабеля темных древесных плах. Сквозь дым пробились два резких запаха – живого хвойного леса и дегтя.
И если хозяева не знают, что к ним едут с рекламацией, то узнают сейчас. Догнать и перегнать гостей на подъеме – проще простого. Но девяносто из ста – ко встрече уже все готово. Есть такое прекрасное варварское изобретение – телеграф.
Паровоз остановился. Их уже ждали – по меньшей мере, ждали поезда.
Сёта-кун остановил состав так, чтобы его удобнее было загружать: насыпь в этом месте устроили высокую и отвесную с одной стороны. Рабочие, взбегая по мосткам наверх, переворачивали над вагоном тачки – и бежали вниз за новой порцией угля. Рядом тут же начали с рук на руки передавать шпалы, укладывая на открытую платформу. Сайто выпрыгнул из кабины вслед за машинистом и с удовольствием прошелся по насыпи, разминая ноги. Дзиро, извинившись, побежал в кусты. Сёта, присев на какую-то плашку, принялся набивать трубку.
Обычно за этим грузом прибывал сюда помощник Асахины, Ояма Кэнъитиро. Сын купца, он плохо разбирался в котлах и рессорах, но хорошо – в цифрах. Асахина привык мыслить фунтами и стоунами, футами и ярдами, и не умел так быстро и ловко переводить их в сяку и кэны, каны и кины[89]89
Сяку – 30,3 см, кэн – 6 сяку, 1,81 м. Кин – 600 г, кан – 3,75 кг.
[Закрыть].
А это было нужно, потому что именно в канах и кинах считали уголь служащие господина Мияги, и именно в стоунах и фунтах составлена была техническая документация англичан. А впрочем, рекламация, которую господин Аасхина вез в портфеле, относилась не к количеству, а к качеству поставляемого товара.
– Вы! – крикнул он погрузчикам. – Да, вы, подите-ка сюда. Со шпалой вместе.
Виновато переглянувшись, рабочие потрусили в его сторону. Надсмотрщик, заметив неладное, тоже поспешил на верхушку насыпи. Асахина ждал, сделав суровое лицо.
– Это что же такое, – он ткнул пальцем в блестящую от дегтя шпалу. – Гляньте, экий сучище! А ведь записано же, что сучков быть не должно. Да разве такая шпала выдержит нагрузку? А позовите-ка мне сюда господина Синдо! А эту дрянь не сметь грузить!
Подумал. И рявкнул.
– Прекратить погрузку!
Надо сказать, погрузчики и не подумали ослушаться, а десятник – возражать. Пожалуй, тут даже паровоз не посмел бы возразить, а в нем железа было побольше, чем в десятнике.
– Нам могут не дать больше поговорить наедине, – спокойно сказал инженер. – У вас есть план?
Полицейский присел на пенек, сорвал травинку и принялся жевать.
– Нас пропустят. Нас достаточно мало, а наш противник достаточно тщеславен. Вы не беспокойтесь. Наше дело – поднять шум. Я доложил наверх и написал кое-кому еще. Броненосца, а спрятать его они не успеют, вполне хватит – это уже состав преступления.
Что доложил – это инженер не сомневался. А если этот кое-то будет не сидеть, а действовать… Впрочем, неумному Сайто бы писать не стал. А план… Что ж, бывали планы и похуже.
– Мне кажется, что вы слишком осторожны со мной и недостаточно с противником.
Полицейский подумал, кивнул.
– Я докладывал не по команде. Вернее, по команде я вообще не докладывал. Я пошел выше по линии и в сторону. Это компетентный человек – и переворот ему сейчас очень невыгоден. Не скажу, чтобы он был рад меня видеть, но он меня выслушал.
– Вы говорите о министре обороны.
Полицейский кивнул.
– Он не рискнет вмешиваться силами министерства. Особенно сейчас, после смерти Окубо. Вы же понимаете, там сейчас все напуганы и ждут подвоха. Если он начнет двигаться слишком резко, его самого могут обвинить в заговоре и попытке захвата власти. Ему нужны основания.
Основания. Если они здесь что-то найдут, это будут основания. Если их здесь убьют – инженера с важного государственного проекта и старшего инспектора столичной полиции – это будут основания. Если заговорщики дернутся раньше времени – это будут основания.
– Я не хочу рисковать, – извиняющимся тоном сказал полицейский.
Асахина бесшумно засмеялся – и все его лицо осветилось эти смехом.
– Окубо-сэнсэй, – сказал он, отсмеявшись, – среди всего прочего упомянул вот что. Для постройки железной дороги правительство хотело брать займ у крупных торговых домов. На самых выгодных условиях. Но купцы испугались вкладывать деньги в такое новое дело и отступились. Займ мы взяли у англичан. Окубо-сэнсэй узнал недавно, что господин Мияги, который в наших глазах был защитником этого займа, на деле очень много сделал для того, чтобы сорвать его. Он отговорил всех – и единственный внес свои деньги. Он получил заказ на шпалы, деготь и прочее – тут много чего делают для дороги. Как вкладчик, он в курсе дел концессии – а вот в его дела никто не может сунуть носа. Сюда идет господин Синдо, управляющий.
– Вижу, – кивнул полицейский, – а о концессии мне рассказали только вчера.
Действительно, что делать, как не смеяться. Один узнает от министра внутренних дел, второй – от министра обороны.
– Качество шпал упало в последнее время, – торопливо, почти не шевеля губами, проговорил Асахина. – Сильно упало. Они торопятся, господин инспектор.
И, договорив, он слегка поклонился управляющему.
Поклон управляющего был глубже – но без подобострастия, присущего десятнику, и даже… с издевкой? Да, похоже на то.
– Счастлив предстать вашим очам, господин Асахина.
– Прошу простить мое несвоевременное вторжение.
Если господин Синдо рассчитывал кого-то смутить, рассчитывал он зря. В области этикета люди из хана Мито могли дать пол-острова форы всем, кроме разве что урожденных придворных. Впрочем, господин инженер, пожалуй, не потерялся бы и в окружении императрицы-матери.
– Что послужило причиной столь неожиданного визита?
– Будучи исполнен сожаления, скажу: недовольство качеством поставляемой продукции. Господин Флэннери порекомендовал сложить все забракованные шпалы на платформу и вернуть вам. Мы решили не утомлять грузчиков. Вот рекламация, подписанная господином Флэннери, господином Атари и вашим покорным слугой. Вынужден с глубоким прискорбием сообщить: еще один случай – и нам придется сменить подрядчика.
– Но как такое может быть? – на лице управляющего отразилось искреннее удивление. – Наши усилия, без сомнения, ничтожны, в сравнении с задачами, стоящими перед многоуважаемым гостем, но рекламации…
– Извольте пройти на насыпь и убедиться лично. Мне не было бы прощения, если бы я ошибся.
При появлении Синдо рабочие повскакивали. Кто курил – быстро выбил и спрятал трубку, кто жевал – мгновенно проглотил недожеванное и спрятал недоеденное. Сайто не заметил в работниках признаков истощения – но у многих согнутые в поклоне обнаженные спины носили следы палки, а у двоих были отрезаны уши. Обычное дело вне городской черты. В городах полиция с этим борется. Старается бороться.
– Да, все это никуда не годится, – осмотрев несколько шпал из приготовленных к погрузке, Синдо покачал головой. – Ах, господин Асахина, предприятие так велико, дел так много – мыслимо ли за всем уследить самому, а управляющие ненадежны. Вот трещина, а вот это – что за сук! Ужасно, ужасно. Притащите-ка мне Куроду, – это было брошено уже двум охранникам. – Да, господин Асахина, сколь великий путь нам предстоит пройти, прежде чем мы догоним Европу – и догоним ли? Наступит ли время, когда слова «японский товар» будут вернейшей порукой качества?
– Несомненно, – вежливо-сухо ответил Асахина.
– Я понимаю – как эта глупость, наверное, должна была выглядеть в глазах заморских коллег достопочтенного…
…Все это было очень интересно. А интересней всего то – что рассыпающийся в любезностях Синдо до сих пор не счел нужным даже поздороваться со вторым незваным гостем.
Двое охранников подтащили к насыпи какого-то пузатого детину. Детина бухнулся в ноги управляющему.
– Ты что ж это, сволочь! – Синдо несколько раз с силой ударил его бамбуковой тростью по спине. Детина всхлипывал басом, но ни глаз, ни голоса не поднимал. – Позорить господина Мияги перед правительством! Перед иностранцами! Ты должен был проверять качество каждой шпалы! Это что такое, а?
Управляющий пнул детину ногой в зад, и тот покорно ткнулся в сучковатую шпалу носом.
– Сорок палок ему, – сказал Синдо. – Прямо на этой шпале – чтобы хорошенько запомнил, как выглядит брак.
– Прекратите немедленно, – Асахина снова заговорил тем приказным тоном, каким остановил погрузку. – Господина Флэннери не интересуют излохмаченные спины ваших работников. Его интересуют хорошие шпалы.
– Осмелюсь возразить, господин Асахина, – народишко здесь подлый. Знаете, что за деревня Кадзибаяси?
– Знаю, – жестко сказал Асахина. – Но разве эдикт 1871 года не касается ни вас, ни господина Мияги, ни этой деревни?
– Подобное поведение, – сказал голос из-за спины инженера, – несведущий человек мог бы расценить как неуважение к императору.
Сведущий, конечно, не расценил бы. Во многих, многих местах с работниками обращались прескверно – революция лишила работы сотни тысяч людей, и хозяева часто соблазнялись принципом «собака сдохла – другую купим». Другая революция – промышленная – только набирала обороты, но ее маховик уже вовсю давил и топтал. Эдиктом добились разве того, что теперь по хребту мог отхватить и самурай. Но самурай не стал бы этого терпеть – а вот для эта[90]90
Эта – каста неприкасаемых, живущих отдельно. До Реставрации Мэйдзи находились вне сословной системы и даже не считались людьми. Де-юре указ 1871 года уравнял их в правах с остальными сословиями, де-факто дискриминация продолжалась вплоть до недавнего времени.
[Закрыть] мало что изменилось.
– Ах, – господин Синдо опустил трость. – Как же еще справляться с этими людьми?
– На вашем месте я бы проследил за погрузкой лично, – сказал Сайто, а про себя подумал: совсем этот человек не разбирается в людях, если полагает, что Асахину может удовлетворить такая грубая подделка.
Отделаться от Синдо таким образом, конечно, было нельзя – он вызвал следить за погрузкой кого-то из своих помощников. Впрочем, Сайто и не рассчитывал на это всерьез – так, ткнул палочкой, посмотреть, куда дернется муравьиный лев.
А лев муравьиный. И должен бы визитеров испугаться. Очень испугаться. Однако не боится вовсе. Даже смеет это показать, краешком, как городская красавица еще один слой цветного шелка. И ему это нравится. Неужели такой человек – и замешан в этом деле?
Асахина кивнул на предложение Синдо обсудить рекламацию в конторе. Дзиро проводил их тревожным взглядом.
Привратники при виде прибывших почтительно поклонились. Как же, инспектор из министерства. Солидный человек, мундир с шитьем, заморская сумка в руках и меч на поясе. Важный чиновник! И полицейский при нем – виданное ли дело?
Чиновник держится строго, а по сторонам глядит с любопытством. Да, тут и сушильня для дерева, и лесопилка с заграничными машинами – бревно в три обхвата им разделать, что кость собаке разгрызть: раз – и нет! И уголь жгут, и деготь делают, и поташ – есть на что любопытствовать. А сам чиновник ростом не вышел, полицейскому еле-еле макушкой до плеча достает.
Прибывшие прошли в распахнутые ворота, чиновник даже кивнуть соизволил. А полицейский-то росту такого, что на любого сверху вниз смотреть будет. И глаз у него недобрый, желтый. Как у волка.
И сразу видно, кто настоящий, а кто нет. Вот управляющий, господин Синдо, тоже всегда в заморской одежде, а она на нем где морщится, где висит, где колом стоит… Правда, кто на него посмотрит да бездельным человеком сочтет, очень тот ошибется. Потому что господин Синдо не только как управлять знает, а и как они, эти страшные заморские штуки, внутри устроены.
Тут господин управляющий пригласил столичного инспектора в контору, и смотреть стало не на что. Разве на воробьев.
Документ, подготовленный еще в столице, переписывать не пришлось. Управляющий скрипел, жаловался, залил всю контору таким количеством масла, что в ней можно было утопить паровоз, – но рекламацию подписал, не попытавшись даже отложить дело до завтра или сослаться на отсутствие полномочий.
Вот оно, значит, как, – подумал Сайто. – Они готовы. Готовы со дня на день. Синдо уверен, что рекламация эта до начальства не дойдет. Но неужто он нас так просто отпустит? Самое смешное – нам ведь тогда придется выкручиваться, придумывать причины остаться…
– Прошу прощения, – Асахина окончательно перешел на официальную речь, обращаясь к Синдо как к младшему, – но мне потребуется также осмотреть вырубку. Меня и моих коллег смущает не только качество работы, но и качество материала.
– О, я предполагал это, – весело ответил управляющий. – Что ж, мы отправимся, едва закончится погрузка. Не прикажете ли подать чаю?
– От чая не откажусь, – сказал Сайто. – В горле пересохло, угольной пыли наглотался.
Управляющий улыбнулся и позвонил в медный треугольник. Вскоре принесли чай. Сайто пил долго, обстоятельно.
– Пообедаем наверху, – продолжал управляющий. – А пока что вы осмотрите погруженный материал и я покажу вам поселок.
– Буду чрезвычайно признателен. – Асахина коротко поклонился.
– Могу ли поинтересоваться… потребуется ли присутствие господина инспектора?
– К сожалению, да, – инженер развел руками – естественный, извиняющийся жест. – Ввиду недавних событий мое начальство несколько чрезмерно обеспокоено моим ничтожным благополучием.
Инспектор не улыбнулся. Последний раз он исполнял обязанности телохранителя три месяца назад и объектом была императрица-мать. К тому же, он сомневался, что сможет охранить Асахину Рана от того, от чего тот не сможет охранить себя сам.
Погрузку внизу уже завершили. Ба, удивился Сайто, да как же он все это будет сводить? Тут ведь не меньше мана этих деревянных штук! Но инженер не стал пересчитывать каждую шпалу – он достал из портфеля раскладной железный аршин и замерил высоту штабелей на платформах, а после пересчитал штабеля, пощелкал костяшками соробана и, удовлетворенно кивнув, расписался в накладной. Завинтил тушечницу, спрятал все в ту же пузатую кожаную сумку – экая громоздкая штука, ни за плечи ее не повесишь, ни к поясу – и, помахивая бумажкой, чтобы подсушить подпись, направился к паровозу. Сайто пошел с ним рядом, управляющий почтительно отстал.
– Сёта, – не понижая голоса, сказал Асахина. – Вот тебе накладная, отдай ее господину Ояме. Передай ему, что я останусь осмотреть предприятие и шахту. Может быть, до завтра. Если не приду к вечерней погрузке – не беспокойся.
– Господин инженер, – машинист опустил глаза. – Вы лучше на ночь не оставайтесь. Нехорошее здесь место.
– А что так? – Сайто полез за сигаретой.
– Деревня Кадзибаяси, – Сёта облизнул губы и повернулся спиной к управляющему и рабочим, – она здесь недавно. Прежде, до войны еще, выше в горах была деревня Уэмура…
Сайто пожал плечами. В горной стране каждая третья деревня зовется Уэмура, ибо это и значит «верхняя деревня». Что в этом странного? – так должен был прочесть его жест круглолицый парень.
И вправду, ничего странного. А если название деревни совпадает с фамилией человека, который в последнее время приобрел влияние, совершенно непропорциональное его скромной должности, то это простое совпадение. А если даже не совпадение – что тут такого? Он будет не первым сельским самураем, возвысившимся в нынешнюю эпоху перемен.
– Там бедные земли, люди жили тем, что рубили лес да уголь жгли. И хорошо жили, – машинист заторопился, – Но там пропадали люди, господин инженер. До войны еще пропадали. Говорят, в горах жили рокуро-куби. А потом сюда переселили… этих, ну и совсем плохо стало. Это ведь эта, нечистые – они после смерти не могут успокоиться, бродят и пьют кровь.
– Сёта, – Асахина сказал это громко и строго. – Стыдно машинисту железной дороги верить во всякую чушь.
– Вот видите, – сказал сзади управляющий, – даже те, кто работает в столице. Чего уж ждать от нашего захолустья.
– Просвещенные люди, – Асахина держал все тот же строгий тон, – должны в первую очередь показывать пример людям простым. Так что наш долг объяснять таким, как Сёта-кун, ошибочность их воззрений. Как можно презирать людей за то, что они согрешили в прошлых рождениях, если в этом рождении все мы грешим непрестанно, Сёта-кун? Как можно верить, что мертвецы ночами бродят и пьют кровь? Отправляйся немедленно – и передай документ по назначению. Дзиро, в кабину.
С каждым словом в Асахине все меньше оставалось от чинного инженера и всё больше – от командира летучего отряда, кем он и был до отъезда в Англию. Интересно, заметил ли это превращение управляющий? Он должен быть толковым человеком – бестолковый не смог бы так долго делать два таких разных дела.
– Господин инженер и вправду не верит в демонов? – спросил управляющий. – Здесь такая глушь, что зимой можно поверить во что угодно.
– Вашему покорному слуге не доводилось видеть в жизни ничего страшнее людей.
Да, с этим бы согласился каждый, кому не повезло встретить тогда еще не инженера на ночной улице. Или на дневной.
– А если убийство такой страшный грех, – инспектор затянулся, – то все мы трое в следующей жизни будем париями. В свете этого не вижу, отчего бы мне брезговать париями в жизни нынешней. Я ведь не ошибся, Синдо-сан? Вы воевали и, кажется, даже имеете отличия?
Синдо мгновение-другое выглядел ошарашенным, потом деланно расхохотался.
– Неплохая шутка, господин инспектор. Ну что ж, отправимся в дорогу. Первым делом я покажу вам запруду. Мы пройдем вслед за бревном весь его путь – от сплавки до вон того навеса, куда сгружают пропитанное дерево. Ведь мы делаем не только шпалы, господин инженер. Последний большой заказ, к примеру, получен от токийского муниципалитета – фонарные столбы. А еще ожидается заказ на быки для нового моста.
– Вы используете какие-то ускоренные методы пропитки? – с интересом спросил инженер. – Деревянные быки недолговечны.
– Да, конечно – пропитка под давлением, передовой метод, запатентованный совсем недавно, – Синдо лучился неподдельной гордостью. – Я покажу вам котлы в свое время, а теперь – вот она, запруда.
Сайто в первый миг не понял, где именно запруда – там, куда показывал управляющий, не было воды. Через мгновение наваждение развеялось: воды хватало, и в ней тяжко, как изморенные жарой буйволы в грязи, ворочались толстые бревна – плотно, бок к боку, едва покачиваясь на волнах. Рабочие на другом берегу поддевали крючьями одно за другим – и эти движения передавались остальным, так тесно толкались они в воде.
Сайто прикинул высоту плотины – вышло что-то около полутора дзё[91]91
Дзё – 3,03 м.
[Закрыть].
– Да. И у нас только дуб и сосна. На шпалы идет средняя часть ствола. Здесь следят за тем, чтобы древесина отбиралась тщательно.
Ввиду причин инспекции заявление было несколько опрометчивым, но господин инженер промолчал.
– Конечно же, сучья обрубают еще там, наверху, – Синдо жестом пригласил их перейти плотину. – Но не следуют думать, что их бросают зря. Самые толстые идут на уголь, из остальных делают топливо.
– А в чем разница? – подыграл Сайто.
– Уголь, – снисходительно вздохнул Синдо, – используется в очистительных фильтрах для… чего угодно. Наш идет на винокурни господина Мияги. Подумать только, в свое время господин Мияги приобрел эти земли как раз для нужд своих винокурен. Кто же знал, что здесь, в горе – настоящее сокровище, черное золото… Побочные продукты сначала нейтрализуются известью, а затем из них извлекается спирт; а известь в сочетании с уксусной кислотой служит для добычи уксусно-кислого кальция. Последний направляется в сушильни полужидким, частично сушится на воздухе, а потом в больших сушильнях. И уже твердым его смешивают с этиловым спиртом и серной кислотой для получения уксусно-кислого этила. Этот продукт, господа, весьма востребован кожевенниками. Остатки масел идут на топливо. Каждая тонна дерева дает 135 фунтов уксуснокислой извести, 61 галлон 82-процентного метилового спирта, 610 фунтов угля, 15 галлонов дегтя, богатые масла, осветительные масла, креозот и 600 кубических футов горючего газа. И мы не остановимся на этом.
– Впечатляет, – кивнул Асахина.
– Вот угольные ямы.
Синдо мог бы и не показывать пальцем – дрожащий воздух над провалом в земле говорил сам за себя. Сайто ступил на край мостков, ведущий вниз.
Внизу был ад.
Инспектор видел раньше, как пережигают древесный уголь – яму, где горит дерево, присыпали землей, обкладывали дерном, чтобы огонь не мог добраться до воздуха… по старинке, как водится… А тут – камень и металл, трубы, отводящие дым в какой-то длинный барак – наверное, ту самую сушильню, о которой говорил господин Синдо, – и сухой, лютый жар без огня.
Среди раскаленных печей сновали раздетые до набедренных повязок люди – в один цилиндр грузили дрова, из другого высыпали черный, отливающий серебром уголь. Неподалеку от ямы в траве под деревом был овражек поменьше – и оттуда доносился отчаянный рев младенца.
– Что там? – не дожидаясь ответа, Асахина зашагал в ту сторону.
Десятка полтора детишек, от совсем крохотных до трехлетних, копошились в песке. За ними, покуривая трубку, приглядывала черная сморщенная старуха. Орущий младенец не производил на нее никакого впечатления.
– В чем дело? – спросил инженер. – Отчего здесь дети и чьи они?
– Работниц из горячих цехов, – пожал плечами Синдо. – Те женщины, что работают на лесопилке и на вагонетках, носят детей за спиной, а в горячий цех, сушильню или угольную яму ребенка не возьмешь.
Девочка лет трех на дне ямы подняла голову – и, не переставая разглядывать гостей, помочилась под себя.
– Почему мать не придет и не покормит малыша?
– Она должна сначала выполнить урок, – Синдо поморщился. – Здесь дурно пахнет, пойдемте.
– Младенцу не больше недели. Вы выпустили на работу женщину, родившую всего неделю назад?
Синдо поморщился.
– У этих неприкасаемых железное здоровье, Асахина-сэнсэй. Право слово, вы зря о них беспокоитесь. А если бы они были не так блудливы, у них не было бы забот со своим отродьем. Вечером мать покормит его, а если он сдохнет до вечера – невелика беда, у нее еще до весны будет новый. Поверьте, они жалеют о своих выродках не больше, чем крысы.
– Если вечером, – спокойно спросил инспектор, – почему дети здесь?
Тому могло быть несколько причин, но инспектор полагал, что уже знает, в чем дело.
– Ну, так удобнее все же: меньше идти и есть кому присмотреть – деревня в это время дня пуста…
Инспектор кивнул. Мужчины на работе, женщины на работе, но работа – разная, ее много и не сразу скажешь, отлучился ли человек по делу – или сбежал. Если дети здесь и под присмотром, бежать труднее.
– Я вынужден буду настаивать на изменении условий труда ваших работников, – ровным голосом сказал Асахина. – Или на передаче подряда в другие руки.
Подряд в любом случае перейдет в другие руки, но если инженер промолчит, это будет выглядеть странно.
– Если подряд отберут, эти детишки просто сдохнут с голоду, – улыбнулся Синдо. – Так-то вам их жаль?
– Я все-таки полагаю, что потеря ничтожной выгоды от использования женского труда и экономии на мужской заработной плате мало ударит по концерну Мияги. Гораздо меньше, чем потеря лица. Прошу вас, соберите матерей и отправьте их с детьми в поселок.
– Если пройдет слух, что мы кормим всех шлюх даром, – осклабился Синдо, – они, боюсь, возьмут головное управления концерна Мияги в осаду.
– Разве эти женщины не работали на вас до рождения детей? – Асахина вскинул голову. – Или я должен поклониться вам в ноги?
– Что вы, что вы, такого позора я не переживу! – Синдо согнулся. – Так и быть, сегодня по случаю визита господ из столицы у всех матерей будет выходной. Прикажете отпустить с работ и детей?
– А много их у вас занято? И где?
– Сбор опилок, обработка сучьев, щепок, работа по кухне, уборка. У нас не бездельничают.
– Я вижу, – Асахина кивнул на метущую двор у барака девочку, которая была меньше своей метлы.
– Мне казалось, что наш подход должен бы встретить одобрение в столице.
– В столице, – спокойно сказал инспектор, – полагают, что нам придется много строить и, может быть, очень много воевать. А голодные, забитые люди – плохие работники и еще худшие солдаты.
– Голодные? Что вы, они питаются лучше, чем в собственных деревнях, или откуда они там сбежали. Скот должен быть покорен и сыт. Не верите? Хотите, пройдем на кухню?
– Да, пожалуй, – согласился Асахина. Проходя мимо девочки с метлой, остановился, присел перед ней на корточки и заглянул в лицо. Потом посмотрел на ноги – из под короткого кимоно торчали коленки. Лодыжки были в продолговатых синяках. Девочка, вцепившись в метлу, замерла от ужаса.
– Сделайте выходной для всех детей младше десяти лет, господин Синдо, – попросил Асахина.
– Для вас все что угодно – но это замедлит обед. Мне некем заменить кухонных рабочих.
– Хорошо, отпустите поварят после обеда, – инженер вздохнул.
Какой интересный сдвиг. Вряд ли это мысли самого господина Синдо. «Скот должен быть покорен и сыт» – это даже не китайское, пожалуй, это кое у кого из заморских соседей считают, что в покорности людей может надежно держать только неослабевающий панический страх… Хотелось бы знать, так думают в компании Мияги – или в другом месте?
Но насчет «сыт» господин Синдо не соврал – на кухне поварята сновали у больших котлов с рисом. Неочищенным – но рисом. Не ячменем, не просом. Учитывая, что визита все-таки ждали, это могло быть и представлением на публику – но Сайто отметил, что истощенными рабочие действительно не выглядели. Две старухи чистили дайкон, мелюзга подбрасывала под котлы щепки и хворост, девочки постарше разделывали рыбу.
Нет, это не для инспекции – все двигаются слишком привычно, не очень замечая то, что делают. Здесь действительно готовят примерно такие объемы еды. И, может быть, их хватает. Тут все зависит от того, кто и как эту еду распределяет.
– У нас не воруют, – словно уловив его мысли, сказал Синдо. – Каждый рабочий получает не меньше ста моммэ в день. Посмотрите сюда, – он показал на забавный инструмент: весы, на одном коромысле которых была закреплена гирька, а на другом – железное кольцо. – Сюда вставляют чашку, и раздатчик наполняет ее до тех пор, пока она не перевесит. Все рассчитано заранее, и если после раздачи кому-то из рабочих не хватило или в котлах осталось больше одного кина – старший по кухне отвечает своей спиной. Поэтому никто не смеет обкрадывать компанию. Интересно, Асахина-сэнсэй, как бы вы добились такого эффекта без помощи палки?
