Текст книги "Паника"

Автор книги: Александр Мазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Ты поразмыслил о наших дальнейших действиях?

– Козий Танец! – уверенно произнес Рохан.

– В самую точку!

Вошел Тарарафе с подносом, распространявшим неописуемый аромат. Рот Рохана мгновенно наполнился слюной.

Вилок и ножей не предусматривалось, но рук и зубов оказалось достаточно, чтобы за десять минут все приготовленное Тарарафе исчезло.

Отправив бумажные тарелки в ящик для мусора,

Джибс достал еще несколько банок пива и, бросив на пол спальный мешок, растянулся на нем, предложив Рохану сделать то же.

Тарарафе, захватив одеяло, вышел во двор.

– Он будет нас охранять? – спросил Рохан.

– Без ружья? – Джибс рассмеялся. – Нет. Он поговорит с духами предков и ляжет спать. Здесь нас никто не побеспокоит. Пока. Скажи, кто тебя надоумил заняться поисками дяди?

– Никто! Но, согласитесь, почему бы мне не узнать, как его дела?

– Так ты просто хотел заглянуть на остров и посмотреть, как он устроился?

– Ну… Я не был уверен, что он обрадуется моему появлению. Сначала я решил навести справки. Должен же он хоть изредка появляться на континенте? Продукты, снаряжение, почта…

– И что ты выяснил?

– Зеро! Здесь никто не знает или делает вид, что не знает, о его существовании!

– Но у тебя есть координаты острова?

– Они есть в лоции!

– Тогда почему ты просто не сплавал туда?

– Я бы так и сделал. Дин, если бы не было иного выхода. Но мне кажется неэтичным нарушать уединение человека без его желания и без достаточных на то причин!

– Теперь у тебя есть достаточные причины?

– Пожалуй! И это, возможно, путь к тем, кто похитил Фло. Мне кажется, с островом что-то не так!

– Допустим, с ним действительно что-то не так. Что тогда?

– Я вернусь и скорее всего обращусь за помощью к отцу!

– А если там, без помех, робинзонит твой дядя?

– Тогда мы познакомимся. Может, он согласится помочь в поисках. О нем говорили как об энергичном человеке.

– Годится! – кивнул Джибс. – Ты прав. Только твоего отца лучше держать в неведении. Стоит ему сказать слово Президенту – и здесь все забегают, как тараканы. И похитители тем временем спокойно продадут девушку в какой-нибудь бордель! Кстати, ты уверен, что твой отец не прилетел сюда?

– Уверен! Он должен прибыть через три недели. Ему, конечно, доложили обо всем, да! Но меня же не убили, разве нет?

– Пока нет, мой мальчик! Хотя ты на верном пути к этому! Давай-ка спать! Утром, на свежую голову, все обсудим! Я выключу свет!

– Дин? – спросил Рохан уже в темноте. – Здесь нет змей?

– Только – двуногие. Спи!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Рохана разбудил истошный женский крик:

– …старый вонючий облезлый похотливый бабуин с гнилым бананом вместо пениса и разбитым горшком дерьма вместо головы! Где деньги, которые ты обещал? Где они, ты, липкий червяк из навозной кучи?

Мужской голос, так же, с повизгиванием, забубнил что-то. Но значительно тише. Рохан, с которого мигом слетел сон, прислушался, но сумел уловить только отрывки, что-то вроде «бездонной слонихи» и все той же «кучи навоза». Пронзительный женский голос перекрыл это бормотание с легкостью:

– Паршивый мешок фекалий! Чтоб я еще позволила дотронуться до своего прекрасного зада такой грязной болотной крысе! Пусть твой язык распухнет и почернеет! Пусть твои руки высохнут и станут как сухие ветки, покрытые колючками, пусть шелудивая сука откусит тебе член, когда ты захочешь с ней совокупиться, пусть…

Тут послышался звонкий шлепок, затем пронзительный, уже совершенно нечленораздельный визг и шум, который мог бы издавать запертый в доме дикий буйвол.

– Как хорошо! – одобрительно сказал Тарарафе, сидевший на корточках неподалеку от Рохана. – Хорошо проснуться от голоса женщины, полной жизни! От голоса сильной женщины, сильного голоса женщины, охваченной страстью и гневом! Особенно хорошо, если женщина – не твоя! Доброе утро, брат! Рангно! Он проснулся! Рангно не велел тебя будить! – пояснил он Рохану.

В хижине стало темней. Единственным большим отверстием, через которое проникал свет, был вход. Джибс заслонил его.

– Как себя чувствуешь, сынок? – спросил он.

– Нормально!

Рохан рывком поднялся и невольно охнул: его голове не нравились резкие движения.

– Есть хочу, как зверь! – сказал молодой человек, и это была истинная правда.

– Сначала – пей это! – Тарарафе вложил ему в руки стеклянную банку, в которой плескалось около пинты мутной темно-коричневой субстанции.

Рохан осторожно понюхал. В богатом букете запахов аромат мышиных экскрементов преобладал.

– Пить? Это? – Рохан посмотрел на Тарарафе как на ненормального.

– Надо! – кивнул головой африканец. – Хорошее лекарство! Самое лучшее!

– Меня вытошнит! – убежденно произнес Рохан, держа банку на отлете, так, чтобы вонь не шибала прямо в нос.

– Живот– пустой! – Тарарафе для убедительности похлопал себя по мускулистому брюшному прессу. – Пей, не бойся!

– Пей! – присоединился к нему Джибс. – Когда три года назад бородавочник располосовал мне ногу, Тара залечил ее за неделю! Он – настоящий шаман! Без шуток!

– Мой отец – шаман! – возразил африканец. – Духи повинуются ему, как гиены – старой самке-вожаку! Мой отец – шаман! Я – ничто! Пей, брат! – неожиданно оборвал он уничижительную тираду. – Пей – и выздоровеешь!

Рохан, стараясь не дышать, слегка пригубил. На вкус суспензия была намного отвратительнее своего запаха.

– Мужество, – сказал Рохан, – вырабатывают в испытаниях! – И бесстрашно осушил банку.

Его желудок отреагировал мгновенно. Едва первая капля лекарства коснулась его стенки, он сжался до размеров кошачьей мошонки. Но Тарарафе был начеку. Ладонь его накрыла разом рот и нос Рохана, а твердый, как шомпол, палец ткнул американца в левое подреберье. Эффект был положительный. Если не считать того, что Рохан едва не задохнулся и минут десять кашлял и фыркал, пытаясь избавиться от тошнотворных капель в бронхах и носоглотке. Но желудок его больше не смел возмущаться.

– Жестко! – заметил Джибс. – Но эффективно! Завтракать!

– Мне не проглотить и крошки! – заявил Рохан, ополаскивая лицо холодной водой.

– Поглядим! Думаю, ты ошибаешься! – сказал Джибс.

И оказался прав. Рохан умял все, что приготовил для него Тарарафе.

– Теперь поговорим! – сказал Джибс.

– Может, выждем наружу? – предложил Рохан.

– Нет! Не стоит, чтобы тебя видели лишний раз! Тара! Как ты думаешь, что сделают с похищенной белой девушкой?

– Красивая девушка? Молодая? – спросил африканец, обращаясь к Рохану.

– Красивая. И молодая! – мрачно подтвердил тот.

– Знаю! – сказал Тарарафе. – Много вождей хотят иметь среди жен красивую белую девушку! Много-много черных вождей будут платить большие деньги! Да! Но за девушку, какую ищут сильные люди, белые и черные, – надо платить меньше, много меньше! Думаю, воры спрячут девушку и будут ждать. Месяц, полгода, год. Пока сильные люди не решат, что ее нет!

– Но ее не убьют? – спросил Рохан.

– Пятьдесят тысяч американских долларов. Сто тысяч американских долларов заплатит сильный вождь вождей за твою девушку, честную девушку из Америки, девушку с нежной кожей белей песка пустыни! Кто станет убивать сто тысяч долларов? Мы найдем ее, брат! – и улыбнулся, блеснув ровными зубами.

– Мы поплывем на Козий Танец как можно скорее! – сказал Джибс. – И лучше будет, если никого не станем для этого нанимать! Возьмем в аренду, а еще лучше – купим катер и следующей же ночью постараемся добраться до острова. Незаметно.

– В моем бумажнике – восемьсот долларов! – сказал Рохан. – И еще около двух тысяч – на счету. Не думаю, что этого хватит на катер!

– Я добавлю! – сказал Джибс. – Вот тебе бумага! Напиши письмо отцу с таким расчетом, чтобы он получил его по приезде! Если до этого времени мы не разберемся, значит, нужны тяжелые орудия! Тара! Слушай! – И перевел на суахили то, о чем они с Роханом говорили. – Пусть я увижу белого слона, если мы ничего не найдем на этом острове! – заключил он.

– Катер – нет! – после секундного молчания произнес африканец. – Хочешь – тихо, покупай парусную лодку черных, Рангно!

– Больше ста миль? – с сомнением произнес Джибс.

– Ветер хорошо дует сейчас! – сказал чернокожий. – Где остров?

– Нарисуй ему, сынок! – попросил Джибс.

Рохан по памяти изобразил часть побережья и примерное расположение Козьего Танца.

– Очень хорошо, брат! – кивнул Тарарафе. – Слушай меня и убьешь всех своих врагов! – При этом лицо негра осветила по-детски радостная улыбка.

– Значит, лодка! – резюмировал Джибс.

– Я умею управляться с парусом! – сообщил Рохан. – И прокладывать курс!

– Тара! – сказал Джибс. – Покупаем лодку!

Африканец поднялся.

– Пойду говорить с Матаком! Нужна хорошая лодка. Он поможет!

– Твой друг меня восхищает и пугает одновременно – сказал Рохан, когда Тарарафе ушел.

– Теперь он – и твой друг! – напомнил Джибс. – Тара – сильный человек! Его отец был не просто шаманом, а чем-то вроде верховного жреца нескольких племен. Власти обидели его – посадили в тюрьму. Правда, вскоре выпустили: кто посмеет здесь, в Африке, всерьез оскорбить сильного шамана? Это хуже, чем публично ударить полицейского! Но Тара —он в то время был куда моложе, чем сейчас, – обиделся на родичей и ушел из племени! И в конце концов стал моим помощником в Кенийском заповеднике. И занял мое место, когда я уехал в Штаты. Но его жизнь – особая история! Я знаю его уже много лет. Два года мы не виделись, а сейчас я позвал – он приехал. Люблю иметь его рядом, когда жарко! – Джибс засмеялся. – И не только потому, что он отлично стреляет. Он ведь еще успевает подумать, прежде чем выстрелить! Я, например, не успеваю! Кстати, хочу тебе кое-что показать!

Он встал, подошел к вещам и вернулся, неся свой автомат и пистолет, который давал Рохану.

– Займись-ка делом! – сказал он, выщелкивая пистолетный магазин на ладонь и проверяя, не осталось ли патрона в стволе. – Вот тебе масленка, ветошь, шомпол! На! Пока не заблестит!

– Один выстрел – а сколько грязи! – пошутил Рохан.

– Вчера надо было этим заняться, но я тебя пожалел. Как себя чувствуешь?

– Прекрасно! – ответил Рохан и не покривил душой.

Лучи света, прямые, желтые, почти вещественные, длинными клинками пронзали воздух, вырываясь из щелей. Рохан использовал один из них, чтобы оценить качество своей работы.

У смазочного масла был запах, напомнивший Рохану его второго деда, Хамстера. Вернее, трактор у него на ферме и себя, трехлетнего, которому дед давал подвигать рычаги.

Рохан поднял голову и перехватил взгляд Джибса. Тот смотрел, как молодой человек управляется с коротеньким шомполом. Собственные руки Джибса двигались совершенно автоматически.

– Дин, – спросил Рохан, глядя на эти заученные движения, – ты воевал? Где?

– Воевал? – Джибс рассмеялся. – Ну нет! Я – пацифист!

– Я серьезно!

–И я– серьезно! Когда шла война с Гитлером, я жил в монастыре, в Корее. Когда начали стрелять в самой Корее, судьба подобрала для меня местечко здесь, в Африке. А ко времени вьетнамской войны я был уже слишком стар для дяди Сэма!

– А вот Сэллери…

– Твой Сэллери – идиот! – сердито перебил Джибс. – Я угробил на него три года не для того. Чтобы он сделался убийцей! Три года, чтобы сделать из него воина! А он плюнул и поперся охотиться на маленьких желтых дьяволов, чтобы другим маленьким желтым дьяволам было поменьше работы!

– Но его долг… – попытался возразить Рохан. – Мы, американцы, должны…

– Мы, американцы, не должны нырять в дерьмо, чтобы показать, какие мы крутые! Пусть маленькие желтые дьяволы сами разбираются друг с другом! И большие черные – тоже. Понадобилось тридцать лет, чтобы толстощекие поняли: главное достоинство освободителя – вовремя освободить от своего присутствия! Вот так!

Он выбросил левую руку и поймал большую зеленую муху, кружившую с жужжанием над частями автомата, разложенными на циновке.

– Вот так! Поймал! Встряхнул! Отпустил!

Джибс разжал кулак и муха с возмущенным гудением вылетела в дверь.

– Урок политики! – продолжал Джибс. – Оса. Полезла в банку с яблочным повидлом. Увязла. Ты. Хочешь ее спасти. Берешь ее за крылышки и быстро. Быстро! Выдергиваешь и бросаешь подальше. Пока она не попробовала на тебе жало! Поди растолкуй осе, что ты ее спас! Поди растолкуй нищему тощему зулу, что толстый богатый белый, ты, толстый богатый белый, хочешь ему помочь! О, зулу знает, как ты можешь ему помочь! Из твоей одежды он сделает юбку! Часы повесит на шею! «Паркер» воткнет в мочку уха! И скажи спасибо, если твое мясо покажется ему неподходящим для праздничного супа! Вот этим, – Джибс за каких-нибудь несколько секунд собрал автомат и прицелился в Рохана, – вот этим ты можешь отстоять свой галстук, свои часы и свой «паркер» с золотым пером! Но не переубедишь зулу!

Он лязгнул затвором, присоединил магазин и вытер руки ветошью.

– Вот почему я – пацифист! – завершил он. – Дай я покажу, как это ставится!

– Для пацифиста ты слишком хорошо стреляешь! – заметил Рохан, передавая пистолет.

– Я? Хорошо? – Джибс рассмеялся. – Вот Тара действительно хорошо стреляет! Будь у него это большое ружье, когда мы встретились в первый раз, прощай старина Райноу! Но у Тарарафе тогда был древний кремневый динозавр! И шел дождь! А у старины Райноу еще не было этой игрушки, – он показал на автомат, – а был старенький карабин да пара рук. А все-таки это куда больше, чем кремневое ружье. Но Тара был совсем молодой и думал иначе. Кроме того, рядом лежала пара превосходных бивней…

– Браконьер, – сказал Рохан.

– Он – сын шамана, но – из племени охотников. Когда лев видит в саванне фигуру человека с длинным копьем и большим щитом, лев спешит убраться подальше. Потому что человек этот – масаи. И такими они были задолго до того, как в Африке появился первый американец. А если лев бежит от человека с копьем, то что он может сделать против четырех парней на «хаммере» с автоматами? Что-то Тара задерживается! – перебил он сам себя.

– Сходи взгляни! – предложил Рохан.

– Чуть позже. Ну вот, так что мы в Кении, или в ЮАР, или в Танзании, словом, везде, где есть парки, вынуждены вести нашу маленькую, войну. Не то не останется ни слонов, ни носорогов, ничего! Ты же знаешь историю с бизонами? Здесь было то же. Один охотник укладывал за день дюжину слонов. Спорт своего рода! Напоминает мне о парне из Чикаго, что залез на крышу и из винтовки с оптическим прицелом подстрелил восемнадцать человек. Правда, он не украсил их высушенными головами свою гостиную! Но только потому, что в цивилизованных странах это не принято. А почему бы африканскому парню не заработать сотню-другую, продав пару бивней? Или десяток пар? И если раньше лихой парень пользовался стальной проволокой и отравленными стрелами, то теперь к его услугам русский АК вроде этого. И заметь, он у меня появился намного раньше, чем правительству пришло в голову вооружить автоматами – нас. Так что спасибо лихому африканскому парню, которого подвел слух!

– Суровая у вас жизнь! – сказал Рохан. – Я-то думал, что егеря занимаются животными. – И что, в Парке Крюгера тоже…

– Везде! – сказал Джибс. – Но не думай, что все так печально! Теперь у нас есть самолеты, газ, техника. Патрульные с воздуха вызывают нас, как только замечают неладное. А уж мы прочесываем местность, пока не найдем голубчиков! Тогда остается лишь вытрясти у оставшихся в живых информацию и выпотрошить тайники! Кстати, почти половина егерей – из бывших браконьеров. Меньше риска и – единственный способ уйти от мести старых друзей!

– И Тарарафе – тоже?

– Нет! Я купил его иначе. Отвез в питомник, где выкармливали пару носорожков, потерявших матерей. А носорог – что-то вроде тотема его отца. Кстати, прозвищем я тоже обязан Тарарафе! Мои учителя в Корее внедряли мне в мозги: огнестрельное оружие – оружие труса! Но когда смотришь сюда, – он постучал по стволу автомата, – мировоззрение немного меняется! А! Вот и Тара!

Чернокожий вошел в хижину и присел на корточки.

– Я договорился! – сказал он. – Через час пойдем смотреть лодку!

– Вот эта! – сказал Матак, указывая на суденышко. – Хозяин хочет двести баков!

– Многовато! – сказал Тарарафе, и оба чернокожих принялись солидно обсуждать достоинства и недостатки парусника. Причем Матак напирал на достоинства, а Тарарафе – на недостатки.

Рохан подошел поближе и стал разглядывать лодку.

Она явно ничем особенным не отличалась от десятка других суденышек, стоявших тут же, у деревянных пирсов. Едва ли больше пятнадцати футов в длину, лодка напоминала уменьшенный самбук. Наклоненная вперед мачта была принайтована к столбу, укрепленному перед мачтовой банкой. Парус – один. Однако обводы вполне приличные. И дерево крепкое. Палуба была только над ютом, но, без сомнения, суденышко выдерживало и выдержит не слишком свирепый шторм.

– Сумеешь одолеть сотню миль на этой замарашке? – спросил Джибс.

– Да! – уверенно ответил Рохан.

– Тара! – крикнул Джибс. – Грузим вещи!

– Да, – отозвался масаи, и они с Матаком звонко ударили друг друга по ладоням.

– Сто шестьдесят пять долларов! – сказал Тарарафе, подходя к Рохану. – И еще за десять он будет стеречь нашу машину!

Рохан вынул из бумажника указанную сумму. Оставалось еще долларов триста наличными. Еще сотню он часом раньше выдал Джибсу на покупку снаряжения, а остальные положил в банк.

«Там, куда мы плывем, деньги не нужны!» – заявил Джибс.

Рохан подошел к лендроверу и ухватился за верх пластикового баула, собираясь вскинуть на плечо. Это оказалось не так просто: баул весил сотни полторы фунтов.

– Это железо для моей спины!

Тарарафе отодвинул американца в сторону и, подхватив баул, потрусил к паруснику, где груз принял Джибс. Рохан выбрал мешок полегче.

Спустя час они вышли в океан. Парусник действительно оказался неплох. Идя бакштагом, он делал не меньше восьми узлов. Джибс правил с непринужденностью опытного моряка. Тарарафе сидел на носу, в тени поднятого паруса, и с хрустом разминал коричневые, остро пахнущие зерна бронзовым пестом, время от времени помешивая содержимое ступки длинным пальцем. Рохан ничего не делал. Просто смотрел на блестящую поверхность океана, на белых морских птиц и думал о своем.

Соленая вода шуршала под днищем. До темноты оставалось еще восемь часов

ГЛАВА ПЯТАЯ

– Как дела, приятель? – гаркнул Курт Штабб, с размаху хлопнув часового по плечу.

И с удовольствием хрюкнул, увидев, как дернулся черномазый.

– Ну, ну! – заржал он, отводя в сторону направленный на него ствол. – Это всего только я, Чап!

«Если это лучшие головорезы нашего фюрера, не быть ему президентом!» – подумал Штабб, глядя, как часовой тщетно пытается унять дрожь.

– А, это вы, капитан, сэр… – Английский часового был таким же скверным, как и у самого Штабба. Но друг друга они понимали.

– А кого ты ждал, Чап? Кинг-Конга?

– Не нужно шутить так, капитан, сэр! – попросил африканец. – У этого острова дурная слава! Здешним духам может очень не понравиться такая шутка, сэр!

– А мне не нравится, Чап, что ты – разиня! – рявкнул Штабб. – Будь ты моим человеком – спустил бы с тебя шкуру! Сам! Но ты – не мой человек! Так что шкуру с тебя спустит полковник Бейсн!

Страх часового перешел в ужас. Штабб именно этого и добивался. Черномазые Должны бояться белых командиров больше, чем своих дурацких суеверий! Или других черномазых! Штабб не первый десяток лет зарабатывал деньги здесь, в Африке, и оч-чень хорошо знал, что нужно, если не хочешь оказаться мясом в туземной похлебке!

– Не говорите полковнику, капитан, сэр! Пожалуйста! – Голос солдата стал тонкими дрожащим. – Я не слышал вас! Но я не ждал, что кто-то придет со стороны базы!

– Ты лопухнулся! – жестко произнес Штабб. – А лопухнулся потому, что больше думал о своих сраных духах, чем о парне, который подползет к тебе сзади, чтобы перерезать горло! Тебе, а потом – всем нам! Не спорить!!! – гаркнул он, заметив, что африканец собирается что-то сказать. – Ты – ублюдок! Из-за тебя твоего господина могли зарезать, как свинью! Ты понял?!

– Да, сэр!

Лицо часового стало серым.

– Если большой вождь узнает, он заставит тебя сожрать твой собственный член!

– Да, сэр!

– Вот так, Чап! – проворчал Курт Штабб, смягчаясь. – Надеюсь, ты все понял и будешь теперь держать настороже свои большие черные уши?

– Да, капитан, сэр!

По выкаченным глазам часового видно было, что ему пришлось пережить. Он не верил своему счастью: гнев белого прошел!

– Хорошо, Чап! Работай!

Курт хлопнул часового по широкой спине и ухмыльнулся.

Ответить на его улыбку солдат не рискнул.

– Я еще проверю тебя! – пообещал Штабб. – Работай!

И, выйдя из освещенной прожектором полосы, нырнул в заросли. По правде говоря, Штабб нисколько не сомневался, что часовой остался таким же разиней и болваном, как до их разговора.

– Духи, – пробормотал он с презрением. – Духи!

Тропа, расчищенная три дня назад, вела к лагуне.

Спустя десять минут залитая лунным светом водная поверхность мелькнула в просвете между деревьями.

Курт вышел из зарослей и поглядел сверху на ровную, как ртутное зеркало, гладь залива.

– Недурно повозиться с девчушкой в этой парной водичке! – сказал он сам себе.

И, расстегнув ширинку, помочился с края обрыва на песок внизу. Застегнул молнию, постоял еще пару минут, размышляя: не выкупаться ли? Конечно, к этой части берега акулы не подходят. Камни мешают. Но кроме акул в этих южных водах до хрена всякой сраной сволочи!

«Нет! – решил наконец Штабб. – Лучше приму душ!»

И повернулся спиной к обрыву.

Рука его выхватила пистолет раньше, чем он осознал, что увидели его глаза.

Шагах в двадцати, сразу же за полосой кустарника, растущего на едва прикрытых почвой камнях, Штабб увидел белую человеческую фигуру.

К счастью, человек не двигался и обе руки его были на виду. Поэтому палец капитана, уже начавший нажимать на спуск, остановился.

– Вот срань! – пробормотал Курт Штабб, приглядевшись, и опустил пистолет. – Я же тебя чуть не замочил, красотка!

Пистолет отправился обратно в кобуру, тонкие губы Штабба растянулись по-волчьи: так он улыбался. И шагнул вперед.

– Так значит, старина-полковник еще более хитрожоп, чем я думал! – пробормотал он по-немецки. – Или тебя привез наш черномазый фюрер?

Он сделал еще один шаг. Между ним и девушкой оставалось футов двадцать. И еще взъерошенный шар куста, закрывавший красотку до пупка. Но выше пупка на ней не было даже намека на одежду. А девчушка и впрямь была красавица. Лунный свет придавал оттенок голубизны ее коже. Пряди длинных волос падали на ее лицо, закрывая его подобием шелковистой вуали, из-под которой за капитаном наблюдали глаза, словно наделенные собственным светом. Плечи незнакомки были немного широки для девушки, но именно той ширины, которую предпочитал Курт Штабб. А груди свежестью и формой превосходили все, каких когда-либо касался Курт Штабб своими цепкими мозолистыми лапами.

А перепробовал он немало.

Во рту у капитана стало сухо, как днем в Калахари.

Он сделал еще несколько шагов. Теперь их разделял только куст в четыре фута шириной. Кожа у девушки была гладкая и блестящая, как шелк.

– Я… Я могу арестовать тебя! – проговорил капитан хриплым, срывающимся голосом.

Девушка медленно покачала головой.

– Тебя привез полковник?

Красавица вновь качнула головой и, чуть наклонив ее в сторону, глядела на капитана.

– Чья же ты, сучонка? – пробормотал Штабб, переходя с английского на немецкий.

Гром и дьяволы, она глядела на него так, словно не она, а он был диковиной в этом чертовом лесу! Будь она черной, капитан решил бы, что малышка – дикая аборигенка. Но девчушка была белей сметаны!

Рот Штабба, только что сухой, как пески пустыни, вдруг наполнился слюной.

– Ну ладно, – пробормотал он, вновь на родном языке. – Чья бы ты ни была, вряд ли кто посмеет меня обвинить! Чтобы Штабб встретил в лесу голую девку и не трахнул ее? Да мне все равно никто не поверит!

И шагнул в сторону, обходя куст.

Девушка не двинулась с места, только чуть повернула голову,

– Готов спорить на месячное жалованье, – громко сказал капитан. – Ты, моя телочка, прибежала купаться, позабыв надеть трусики!

Штабб подбадривал сам себя. Честно говоря, он был немного смущен. Кто поверит, что такая встреча смутит Быка-Штабба? И все-таки он чувствовал неловкость.

Может, оттого, что девчонка так ненормально красива?

Что-то похожее испытывает человек, сунув руку в карман за мелочью и обнаружив там тысячедолларовую банкноту.

Лунный свет падал прямо на красотку, следовательно, сам Штабб оставался в тени.

«Тем лучше, – подумал он. – Если девке придет в голову на меня настучать, она даже не запомнит моего лица!»

Он наконец обогнул куст. Точно! Девка была совершенно голая! В чем мать родила! Когда капитан обошел куст, она повернулась ему навстречу. Тень от куста косой линией пересекала ее бедра. И она продолжала улыбаться!

– Похоже, ты, шлюшка, совсем не против, чтобы я тебя вздрючил? – пробормотал Штабб по-немецки и тоже улыбнулся.

Черт! Ему все еще не хватало решимости, чтобы схватить ее! Ноздри капитана раздулись. Он чуял ее запах, и жаркая волна прошла по его телу. Он решительно протянул руки…

– Ты не хочешь снять с себя одежду?

Штабб открыл и закрыл рот. Это сказала девушка. Сказала по-немецки. Причем с тем отчетливым баварским акцентом, какой был у самого Штабба! У капитана выло такое ощущение, словно его ударили в челюсть.

Немка? Вот дерьмо!

– Ты что, передумал? – В нежном певучем голоске девушки слышалось огорчение.

«Ах ты шлюха!» – подумал капитан.

И с невероятной скоростью принялся срывать с себя одежду.

Красавица глядела на него с прежней чарующей улыбкой из-под рассыпавшихся по лицу волос.

Пояс с кобурой последним упал на кучку одежды. С оружием капитан расставался очень неохотно.

Голый, широкий, вспотевший от волнения, Штабб шагнул к девушке. Он был готов к тому, что она отпрянет и бросится бежать. Но она, наоборот, сделала движение навстречу, и ее горячие руки коснулись костлявых бедер капитана раньше, чем его собственные лапищи легли на гибкую талию. Бык-Штабб притянул красотку к себе, прижал ее животом к своему животу и повалил в густую траву. Острые ноготки впились в волосатые ягодицы Штабба, тело девушки под ним выгнулось, и быстрым рывком, как заправский борец, она заставила капитана перекатиться на спину, оказавшись сверху. Капитан не сопротивлялся, только засмеялся хрипло и, поймав ладонью ее затылок, притянул поближе к себе прелестное личико. Но девушка вывернулась, мотнув головой. Курт Штабб поймал толстыми пальцами длинную шелковистую прядь, дернул… и отпустил, ощутив, как пальчики девушки сомкнулись на его сокровенном. Она привстала, упираясь второй рукой в живот капитана, и с нежнейшей улыбкой медленно начала опускаться вниз…

Солдат трясся как осиновый лист.

– Значит, он просто прошел мимо тебя? – процедил полковник Бейсн. – Просто прошел и все?

Страх солдата превратился в животный ужас.

«Не обмочился бы! – подумал Харви Бейсн. – Врет! Точно – врет! Чтоб Курт прошел мимо часового без своих обычных шуточек!»

– Ам… ам… ам… – попытался что-то сказать солдат.

Рихард Веерховен, стоявший позади полковника и с брезгливостью наблюдавший всю сцену, поджал губы и отвернулся.

Бейсн двумя пальцами взял солдата за подбородок.

– Если ты все расскажешь, все, всю правду, – произнес полковник, смягчая голос, – я обещаю, что ты не будешь наказан! Ты понял?

Это был верный путь. Через несколько минут Бейсн получил точное описание разговора капитана с последним, кто видел капитана живым. И это описание полностью соответствовало натуре Курта Штабба.

Специалист по электронным системам поражения, двадцативосьмилетний лейтенант Рихард Веерховен со скучающим видом изучал внутренность казармы. Иногда он искоса взглядывал на перепуганного, поднятого с постели чернокожего, вытянувшегося перед полковником. Рихард Веерховен был уверен, что допрос не даст ничего нового.

– Больше ты ничего не видел? – спросил Бейсн.

– Нет, полковник, сэр!

– Свободен! Можешь спать дальше!

И, развернувшись на каблуках, двинулся к выходу из барака-казармы.

Лейтенант поспешил за ним.

– Так вы не накажете его, сэр? – спросил он по-немецки, зная, что англичанин неплохо владеет этим языком, а солдаты Еджава Вулбари – нет.

Полковник, уже шагнувший наружу, резко обернулся, взявшись рукой за косяк:

– Вы не слышали, что я сказал, лейтенант?

– Но… – не слишком уверенно произнес Рихард. – Его следует… необходимо наложить взыскание… В конце концов, он – только черномазый! – закончил лейтенант с ожесточением.

– Неважно, кому я обещал! – жестко произнес Бейсн. – Важно, что обещал —я! И не забывайте, лейтенант, что наш работодатель – тоже черномазый!

Бейсн шагнул наружу и прищурился, когда солнце ударило ему в глаза.

Веерховен воздержался от продолжения спора. Он полагал, что человек с дипломом доктора международного права – чуть больше, чем просто черномазый.

У лейтенанта были своеобразные расовые взгляды.

Кроме того, он практически не знал кандидата в президенты шейха Еджава, чей отказ от верований предков отпугнул от него треть сторонников. Зато принес достаточно денег, чтобы сделать этот островок практически неприступным. А это было только начало!

– Куда мы теперь, сэр? – спросил Веерховен, механически отвечая на приветствие часового у входа.

– В лазарет! – Полковник широким шагом двинулся через плац.

Лазарет представлял из себя такой же приземистый, собранный из деревянных щитов барак, как и остальные строения базы. Если не считать дома, построенного здесь, на макушке острова, задолго до прихода на Козий Танец сторонников Вулбари.

У входа в лазарет полковник остановился и некоторое время наблюдал, как шагах в сорока коренастый чернокожий сержант муштрует два десятка солдат. Веерховен, который три недели провозился с аппаратурой и не знал никого из гарнизона, кроме четверых солдат его собственной команды, с интересом присматривался к точным движениям сержанта.

– Неплохо, а? – с удовольствием проговорил полковник.

– Вы имеете в виду сержанта, сэр? – спросил Рихард.

– Нет! Сержант – мой парень! Я знаю, на что он способен! Я имею в веду этих! Они уже немного похожи на солдат? А, лейтенант?

– Я не видел их в деле, сэр!

Полковник взглянул с любопытством на своего подчиненного:

– Я тоже не видел вас в деле, лейтенант!

– Разве, сэр? – усмехнулся Веерховен. – Может быть, у нас проблемы с системами обнаружения?

– Да, верно! Раунд – за вами! – И, подмигнув Веерховену, толкнул дверь лазарета.

Этот молодой заносчивый немец нравился Бейсну. Но ему не нравилось, что Рихард Веерховен совершенно равнодушно отнесся к смерти Быка-Штабба! Пусть даже они и не ладили!

Войдя, Бейсн снял с головы легкий пробковый шлем, делавший его немного похожим на плантатора с картинки начала века, и положил его на белый, с пластиковым покрытием стоп.