Текст книги "Одиссея капитана Балка. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Но серьезное преимущество – фора первого хода – было у него.

***

Дик внезапно вырвался из снежной пелены откуда-то сбоку. Он мчался на Николая

неотвратимо как торпеда, от которой кораблю уже не увернуться, и всем на мостике

остается только отрешенно следить за тем, как ее стремительный, пенный след

приближается к борту.

«Все. Быть мне сейчас в сугробе. Подловил-таки, хитрый волчище, – пронеслось в

голове Николая, – Ух, а ты откуда, шельма!» Каська темной молнией взвилась из-за

ближайшего белого бархана, сшибла на лету Дика, уводя в сторону от хозяина. И тут же

псы с притворным рычанием и клацаньем, играя, укатились куда-то в снежную пыль…

«Да… А вот японскую мину от «Николая» в Токийском заливе никто не отвел…

Сколько жизней потеряно! И это в самый последний день войны. Какое горе! И какое же

счастье, что все это кровавое безумие на Дальнем Востоке наконец-то закончилось. Но

сколь многозначительным стало это грозное предупреждение о том, что прав Руднев был в

выводах своей записки: в будущем роль подводных миноносцев возрастет не просто

многократно, но и приведет к революции во всем военно-морском деле…

Только бы наши на обратном пути во Владивосток никого не растеряли. Алексеев

доложил, что там у них сейчас штормит преизрядно.

И, пожалуй, телеграмму в Потсдам нужно будет послать еще сегодня. Как обещал.

Так что, пора нам готовиться к приему гостей. Вильгельм собирался чем-то удивить.

Только я, наверное, знаю чем, – Николай улыбнулся, вспоминая доклад Фредерикса об

очевидном сердечном влечении некой юной особы к отважному Принцу на белом коне,

поражающему толпы азиатских варваров… из германского Маузера.

Вот она вам во всей красе – оборотная сторона нашей с Банщиковым затеи с фото– и

кинорепортажами из Маньчжурии и с Квантуна. Благодаря которым, весь мир смаковал

отъезд Михаила на передовую из артурского госпиталя вопреки охам-ахам Стесселя и

эскулапов. Похоже, что доскачется братец. Ох, доскачется! Но, судя по всему, Мишкин и

сам не против.

Худого в этом ничего не вижу. С немцами у нас пока все складывается правильно.

Главное, чтобы мамА раньше времени не прознала. Вильгельм, слава Богу, умудряется о

наших общих делах крепко держать язык за зубами. Понимает, сколь высоко подняты

ставки. А как он вытаращивал на меня свои гневные глазищи тогда, у Готланда! Когда я

ему про «эпическую битву с сарматами» напомнил, о которой он распинался в

Мариенбурге перед толстобрюхими братьями-меченосцами.

Так, поди, и не дознался до сих пор, кто об этих его пассажах проболтался. На графа

Остен-Сакена думает, естественно. Но наш старик посол мне его как раз и не выдал, а в

том, что тогда, в августе, у Готланда все без сучка, без задоринки прошло, огромная его

11

заслуга была. Ну, и Михаила, конечно. Да и Дубасов, надо отдать должное бывалому

морскому волку, тоже был великолепен…»

И вновь нахлынули воспоминания. Летняя Балтика, могучие корабли, трепещущие на

ветру флаги и ленточки бескозырок. Дымные шапки и грохот салютов. Вильгельм в

русской адмиральской форме, идущий вдоль строя наших моряков…

Глава 1. За кулисами победы: землетрясение в Сферах.

Царское село, Санкт-Петербург. 28 февраля – 02 марта 1905-го года

В тот памятный день произошли два события, вызвавшие нешуточный переполох в

царском семействе. Все началось утром, когда во время умывания внезапно упала в

обморок, до крови разбив при этом затылок об ручку шкафа, камер-фрейлина царицы

княжна Софико Орбелиани, – Сонечка, как звали ее в окружении Государыни.

Откровенно говоря, совсем уж неожиданным приключившееся несчастье назвать

было нельзя, молодая женщина тяжко болела. По мнению врачей, в том числе и лейб-

медика Гирша, – неизлечимо. Об этом при Дворе знали, и при переезде царской семьи в

Александровский дворец Царского Села, даже предлагали царице оставить ее в Зимнем.

Так, например, порекомендовала поступить обер-гофмейстерина Нарышкина, считавшая,

что дочерям Императора не следует расти в присутствии умирающей.

Однако, Александра была непреклонна, и для Сони была выделена «квартирка» из

трех комнат на втором этаже свитской половины дворца. Царица ежедневно заходила к ней

поболтать, обсудить последние новости, а иногда и приводила с собой старших дочерей.

Конечно, понимание безнадежности состояния подруги, радостных минут в жизни

супруги Николая не добавляло, тем более, что болезнь прогрессировала.

Стало известно о ней примерно год назад, когда после падения с лошади, у девушки

неожиданно обнаружилась опухоль позвоночника. Несколько дней она металась в жару, и

в итоге всех консилиумов, врачебные светила пришли к выводу об обреченности

пациентки. Увы, время лишь неумолимо подтверждало их правоту: состояние любимой

фрейлины Государыни постепенно ухудшалось.

В жизни много вопиющих несправедливостей. Но подумайте только: ей неполных

двадцать восемь, веселушка, «живчик», мечущийся между седлом и теннисным кортом.

Неотразимая на бальном паркете, восхитительно-чувственная за фортепьяно. Красавица,

по которой воздыхает один из самых блестящих офицеров-кавалергардов лейб-гвардии –

барон Густав Карлович Маннергейм. И вот… Такое горе. Беда. Что тут еще скажешь.

Только ее подушка знает, сколько слез уже выплакано над письмами любимого из

далекой Маньчжурии. И лишь самые близкие люди до конца осознают весь трагизм ее

отчаянной радости и болезненного азарта в играх с дочерьми Александры и Николая в те,

нечастые уже дни, когда болезнь ослабляет хватку, и Сонечка может сама доковылять на

царскую половину. Ведь это очень страшно – знать свой приговор. В те времена рак и был

им. Окончательным и неотвратимым. Даже сегодня, несмотря на все успехи медицины за

прошедшее столетие, эта безжалостная сила мало кого выпускает из своих когтей.

А пока, ей оставалось – только жить. Жить из последних сил, где-то там, в самой

глубине истерзанной души, еще уповая на Бога, на чудо. Которого, с точки зрения врачей,

просто не могло произойти. Увы, но и эти надежды таяли подобно воску догорающей

свечки вместе с молитвами духовника царской семьи и самого Иоанна Кронштадского…

12

Когда суета на свитской половине докатилась до покоев Императора, оказалось, что

из медиков здесь и сейчас под рукой оказался только доктор с «Варяга». И пришлось

Вадиму, прервав «дозволенные речи Шахерезады» и едва не грохнувшись на натертом

паркете, нестись в правое крыло дворца. Там его ожидали взволнованная Императрица,

лежащая в отключке с головой на кровавой подушке бедная девушка, Спиридович с

«тревожным чемоданчиком» Гирша, камердинер, несколько человек свитских и прислуга.

Последние, в качестве мешающей делу спорадическими охами-вздохами, массовки.

Ситуация была понятна, рефлексы Банщикова – безошибочны. «Лед! Быстро!» -

рявкнул Вадим, едва взглянув на состояние пациентки. Нашатырь, вата, бинт и все прочее

врачебное хозяйство нашлись в пузатой сумочке лейб-медика. Лед притащили из

продуктового погреба через пару минут. А еще через четверть часа все было уже позади.

Кровь остановлена, два шва наложены, больная приведена в чувство и оказалась даже в

силах слабо улыбнуться Императрице и пользовавшему ее молодому эскулапу, которого

она иногда видела в обществе Государя, а пару раз даже у кроватки маленького Алексея.

Поймав удивленный взгляд Вадима, упавший на инвалидное кресло в углу комнаты,

Александра Федоровна, оставив с княжной свою новую фрейлину, юную баронессу

Буксгевден, которую несколько месяцев назад взяли принимать у Сонечки дела, кивком

головы пригласила Банщикова сопроводить ее. Когда дверь в коридор закрылась за ними,

царица, порой бесконечно далекая и холодно-высокомерная, словно Снежная Королева,

неожиданно крепко взяла Банщикова под локоть.

– Спасибо, Михаил Лаврентьевич. Спасибо… Бедная девочка, – во вздохе и взгляде ее

внезапно всколыхнулось столько боли и тоски, что Вадим даже опешил:

– Но, Ваше Величество, нет нужды так волноваться. Все будет в порядке. Только ей

нужно перевязки вовремя делать. А послезавтра снять швы.

– Нет, Михаил Лаврентьевич. Никогда... В порядке – уже никогда…

– Но почему?

– Сонечка умрет. Ее умереть опухоль. Большая. Тут… – и Александра Федоровна, до

сих пор не слишком хорошо говорившая по-русски, предпочла показать рукой, где именно

больное место у несчастной девушки, – Врачи, все… и в Германия. И здесь. И милый

Гирш… все говорят: пять лет. И конец. Но, наверное, меньше, чем пять лет… Боже, я ее

так люблю. Такая хорошая! И так плохо. Так ПЛОХО…

Казалось, что этот взгляд прожжет Вадима до каблуков.

– Государыня, Вы позволите, если я посмотрю ее? – неожиданно для самого себя

предложил Вадим.

– Я спрошу. Если она не возразит. Конечно, посмотрите. Я прошу Господа о милости

каждый день. Только все говорят одно: пять лет. И Вы же, Вы – военный доктор. Раны,

кровь, скальпель. Это ваше дело. Но и Гирш, и Боткин сказали, что делать резекцию уже

нет никакой возможности. Конечно, то, что Вы нашли такой удивительный способ помощи

нашему Алешеньке – это уже чудо Господне. И я верю Вам, и во всем уповаю на Ваше

искусство. Но здесь – другое. Ее уже поздно резать. Для нее это – сразу смерть.

– И все-таки, я должен в этом убедиться…

Вадика пригласили к княжне Орбелиани после полудня. Девушка хоть и смущалась,

но стойко и безропотно позволила себя осмотреть. Увиденное удручало. Явная опухоль,

здоровенная, уже захватившая два позвонка в нижнем отделе позвоночника, несомненно,

прогрессирующая. Бедняжке было трудно лежать на спине, а без костылей она не могла

даже выйти из комнаты.

Но… было что-то в облике врага такое, что заставило Банщикова-врача внутренне

напрячься. Его чутье, шестое чувство, подсказывали: что-то тут не так. Пальцы не верили!

Его пальцы прирожденного диагноста не соглашались поверить в то, что под ними –

онкология. Почему? Если бы знать? Хотя… да! Температура! Эта дрянь явно теплее, чем

тело вокруг. Тогда, что дальше? А дальше Вадик просто впал в ступор. Когда узнал, что

все началось с жара. Что скачки небольшой температуры у нее иногда случаются, и что

КРОВЬ НА ИССЛЕДОВАНИЕ у Сонечки никто не брал.

13

Через час все было ясно. Хвала микроскопу и доктору Коху. Сомнений никаких – у

девушки костный туберкулез. Очаговая форма. С одной стороны – если быстро получится

завершить со стрептомицином – не только спасем, не только ходить и на лошади скакать

будет, но и детей рожать. С другой стороны – скрытый бациллоноситель в царской семье!

Час от часу! Только Гиршу пока не говорить, иначе удар хватит старика лейб-медика: тут

чахотка – пока та же смерть, только еще и заразная. А он не досмотрел…

Значит, остается одно – переговорив с Николаем, надо забирать бедняжку к нам в

Институт. Палату соорудим, пока – на витамины. И как наши «плесеньщики» будут готовы

к клиническим испытаниям, – начнем вытаскивать пассию Густава Карловича с того света.

Так что, господин «может быть будущий фельдмаршал», любимую женщину я тебе спасу.

Но вот в Карелии «Линию Маннергейма» фиг ты у нас построишь!

***

Беды и проблемы обычно поодиночке не ходят. Вадик в очередной раз убедился в

этом в тот же вечер. В который уже раз. Едва схлынуло напряжение по поводу состояния

здоровья фрейлины Императрицы, и Банщиков отпросился подышать свежим воздухом

вместе с Ольгой Александровной, как случилось второе ЧП. Но на этот раз совершенно

иного масштаба…

Сумерки уже вступили в свои права, когда к дворцу резво подкатил и остановился

перед царским подъездом парноконный возок, из которого тотчас выскочили две дамы в

шикарных собольих шубках. Не отвечая на приветствия слуг и дворцовых гренадер, они,

суматошно поскальзываясь, взбежали вверх по лестнице, едва не столкнувшись в дверях.

Со стороны это внезапное появление выглядело несколько гротескным, но смутное

предчувствие неприятностей, не позволило Вадику улыбнуться. Не просто так «галки»

прилетели. Ольга, досмотрев сценку на крыльце, с интересом протянула:

– Уж и не ждали мы никого, на ночь глядя. А смотри-ка: Стана с Милицей1 приехали.

И несутся как будто на пожар.

1 Черногорский князь Никола I Негош из политических соображений двух своих дочерей в 1882-м году

отправил учиться в Петербург, в Смольный институт. После замужества они остались при российском

Дворе. Милица Николаевна вышла замуж за Великого князя Петра Николаевича, а Анастасия Николаевна -

за герцога Лейхтенбергского. После развода с ним, Стана в 1907-ом году стала супругой Великого князя

Николая Николаевича, брата мужа Милицы, их роман к этому времени продолжался уже семь лет.

Сестры проявляли особый интерес не только к православию, но ко всему магическому и оккультизму: к

тому времени салонный Петербург был охвачен модой на мистику, проводились спиритические сеансы с

«потусторонним миром». К несчастью, сын Милицы и Петра Николаевича, Роман, страдал очень тяжелой,

врожденной формой эпилепсии. Не в силах смотреть на мучения сына, Петр Николаевич закрывал глаза на

«чудачества» супруги, которыми та тщилась избавить мальчика от припадков, после которых он неделями

не помнил ни себя, ни того, что вокруг происходило.

Милица прилежно посещала все строгие церковные службы, ездила со Станой по святым местам, в

лавры и обители, часами выстаивая молебны и литургии. И даже выпросила у Иоанна Кронштадского, с

которым была знакома, благословенную им икону, образ Пресвятой Богородицы. Она не расставалась с ним,

утверждая, что образ сей – чудотворен, и по силе не имеет себе равных. Однако, по мере того, как истовость

в православии не отвращала болезнь сына, мистика, оккультизм и гипнотизеры-врачеватели занимали все

более важное место в мировосприятии сестер.

Именно в это время Императрица Александра Федоровна, у которой рождались одни дочери, была

близка к панике и готова искать помощи даже у подобных персон. Воспользовавшись интересом царицы к

потусторонним силам и ее изолированностью при Дворе, черногорки становятся подругами Александры.

Несмотря на то, что сестры строго соблюдали посты и чтили все церковные уставы, именно они стали

главными поставщиками разного рода колдунов и чародеев ко Двору. Стоя перед царицей на коленях, они

поклялись помочь ей родить сына. И она доверилась им…

Первым доставленный ко Двору французский целитель Папюс, помочь царице не смог. Затем, по совету

черногорок, из Киева привезли слепых монахинь, но и их усердие оказалось безрезультатным. Не оправдал

надежд Императрицы и мсье Филипп Вашо. А когда долгожданный наследник все-таки появился на свет, но

пораженным гемофилией, очередным целителем, привезенным черногорками к царице, в нашей истории

стал Г.Е. Распутин... Здесь Вадим опередил возможное явление «старца» на восемь месяцев.

14

– Угу. Слава Богу, сегодня хоть одни, без Николаши. Оба Николаевича еще вчера

должны были выехать в Гельсингфорс с генерал-адмиралом и его моряками. Я, вообще-то

думал, что эти дамы прокатятся с ними, зря что ли Государь им свой поезд выделил?

– Как видишь, Вадюш, не поехали. И я не удивляюсь. Им нет никакого дела до всех

этих фортификаций, батарей, доков и прочих мужских военных затей.

– Да, вижу. Ясное дело, что столы крутить да спиритов заезжих приваживать – им

интереснее. Чтоб потом Государыне да сестре твоей головы разным оккультным бредом

морочить. Не иначе, какого-нибудь очередного медиума-целителя возле богадельни или

юродивого пророка на паперти подцепили. Но, скорее всего, свежие салонные сплетни

привезли от Мирской или Богданович. Малыша только опять зря потревожат...

– Не будь злым букой. Они узнали про беду с бедняжкой Сонечкой, скорее всего.

– Может и так. Только мне все равно не спокойно. Манифест завтра утром начнут

печатать. Хоть Дурново с Зубатовым уверяют, что в столицах у них все под контролем, и

кому не надо – те не узнают, но кошки скребут. Михень2 им обоим фору дать может.

– Дорогой, не накручивай себя. И не поминай Марию Павловну всуе, пожалуйста.

Хочешь и мне настроение испортить?

Ники справадил из города всех самых голосистых, дядюшки никак не помешают. Бал

у Алексея Александровича послезавтра вечером. Он и Николаевичи из Финляндии 2-го

числа утром вернутся, раньше – вряд ли. Матушка с Ксенией у Сергея Александровича и

Эллы в Москве, осматривают два своих новых госпиталя и приют. Сергей Михайлович в

Перми с англичанами Захарова. А наш главный ловец бабочек, первый болтун и самый

прожженный интриган Яхт-клуба3 уже месяц, как скачет с сачком по Мадагаскару.

2 В августе 1874-го года Мария Александрина Элизабета Элеонора, дочь герцога Мекленбург-

Шверинского, вышла замуж за Великого князя Владимира Александровича, третьего сына Императора

Александра II. Свадьбу сыграли через три года после знакомства: лютеранка, Мария не хотела принимать

православие. В итоге, Александр II дозволил сыну жениться на не православной только после длительных

уговоров многочисленной родни. При замужестве она стала Великой княгиней Марией Павловной.

Двор Владимира Александровича и Марии Павловны был очень влиятелен и активно формировал

общественное мнение высшего света. Кроме того, Мария Павловна широко привлекала на свои приемы

банкиров, торговцев и промышленников, которые из-за своего неаристократического происхождения не

могли попадать к Большому Двору. С появлением в Петербурге молодой Императрицы – немецкой

принцессы, она попыталась «взять над нею шефство в делах Двора и постижения новой Родины». Или

попросту – подчинить себе. Но коса нашла на камень. Александра по воспитанию и мировосприятию была

куда больше чопорной англичанкой, чем ухватисто-энергичной немкой…

Когда попытки «дружбы» со стороны Марии Павловны были царицей холодно отвергнуты, та, будучи

женщиной властной и вспыльчивой, дала волю своему язвительному языку, комментируя все, что бы ни

сделала племянница. Двор – ее Двор – следовал установленному ею примеру. Наиболее обидные для

Императрицы слухи исходили именно из непосредственного окружения Марии Павловны.

На плохо скрываемую вражду со стороны Великой княгини, Александра ответила взаимностью. Отсюда

обидное прозвище, данное супруге Владимира Александровича в ближнем круге царицы – «тетка Михень».

Ситуация усугублялась тем, что по мере рождения в семье царя девочек, смерти одного брата Николая и

ясно видимого нежелания претендовать на корону со стороны второго его брата – Михаила, появлялся шанс

перехода трона к ветви Владимира Александровича. Сказать, что такой поворот событий, имевшую троих

сыновей Марию Павловну, весьма заинтересовал, значит – ничего не сказать.

3 Великий князь Николай Михайлович Романов. Получил военное образование, но в юности серьёзно

увлёкся энтомологией. Редактировал девятитомное издание «Мемуары о чешуекрылых». В 18 лет (!) был

избран членом Французского энтомологического общества. Его уникальная коллекция насекомых до сих пор

сохраняется в Петербургском зоологическом музее. Второе научное призвание Николая Михайловича –

история. Его монументальная биография Александра I, написанная после долгих лет собирания материалов

и проверки дат, остается непревзойденной в исторической русской литературе.

В жизни отличался безудержной склонностью к интриганству, распространению светских сплетен и

«жареных фактов». Способом влияния на Императора избрал нравоучительные письма с элементами

доносительства на родственников. Одержимый непомерной гордыней, он считал для себя возможным

отзываться о Государе Императоре: «наш дурачок Ники». Вел активную переписку с Л.Н. Толстым, причем

кроме «толстовства» был увлечен и идеей установления в России конституционной монархии. Однако

идеалом общественного строя Великий князь почитал… Французскую республику. Бисексуал.

15

Сам Владимир Александрович с адъютантами два дня как в Киеве. А с тетушкой

Михень, если что, брат и разговаривать не станет. Тем более на тему политики. Ее дело

сейчас тюки да чемоданы паковать и надеяться, что муженек выберет Варшаву, а не Киев.

Пусть теперь там воду мутит и сплетни свои распускает.

Так что, как ты сам сказал вчера вечером, «все прихвачено»...

– Так-то оно так, умница моя. Теоретически. Но все равно, давай-ка далеко в парк не

пойдем. Мало ли что…

***

Предчувствие не обмануло. Не прошло и четверти часа, как появление на крыльце

местного заменителя мобильного телефона – фигуры скорохода с фонарем, убедило их, что

нужно срочно возвращаться.

Поднявшись по ступенькам, Банщиков и Ольга нос к носу столкнулись у дверей с

возбужденными, раскрасневшимися черногорками. Увидев Великую княгиню, сестры

после формального книксена на несколько секунд увлекли ее прочь от подъезда, что-то

возбужденно тараторя. Но много времени торопившаяся к брату Ольга им не дала, быстро

обняв обеих и дав этим понять, что разговор окончен. Лишь последняя звонкая реплика

Станы долетела до уха Банщикова: «И представляешь! ОН нас прогнал! Выгнал!!!»

– Что случилось, Оленька? – шепнул Вадим на ухо любимой.

– Эти две мерзавки привезли Аликс «конституционный» Манифест. Кто же подослал

их, идиоток!? Она прочла, рухнула в обморок. Тут же примчался Ники, и началось…

– Бли-ин… Эпик фэйл. Не просчитали! Ладно, потом разберемся, откуда ноги растут,

душа моя. А сейчас бежим к ним скорее. Чуяло мое сердце, что денек задается веселый.

В Сиреневом будуаре Императрицы они застали немую сцену. У окна, повернувшись

спиной к сидящей на диване супруге, стоял Николай, отрешенно глядя сквозь стекло на

подкрашенные лучами угасающего заката облака, едва различимые на темном, сине-

фиолетовом фоне неба. Последняя зимняя ночь вступала в свои права. Желтоватый свет

электричества неровно подрагивал и придавал всей сцене налет какого-то вагнеровского

драматизма, подчеркивая мертвенную бледность неподвижной, будто каменное изваяние,

Александры. На ковре, позади Императора, белели мелкие, смятые клочки бумаги.

«Похоже, что это Манифест наш и был», – промелькнуло в голове у Вадика.

Первой тягостное молчание нарушила Александра Федоровна. Голос ее, тихий, чуть

с хрипотцой, казалось, был лишен всяческих эмоций:

– Михаил Лаврентьевич… Государь сейчас пояснил мне, что Ваша поразительная

медицинская гениальность имеет за собою промысел Небесный. И что обстоятельства

Вашего явления ко Двору поистине чудесны…

Я не вправе хоть на секунду усомниться в правдивости слов Государя Николая

Александровича, моего царственного супруга. Но, согласитесь, что следовало бы мне, как

матери Наследника-Цесаревича, знать о причинах, побудивших Вас столь долго оставлять

меня в неведении как о самих этих обстоятельствах, так и об известных Вам грядущих для

нас и державы нашей ужасах. Желанием предупредить таковые, объясняется нынешнее

отвращение Государя от почти трехвековой Российской самодержавности, осененной

благодатью Божией.

Прошу Вас объясниться. Только не надо спешить, пожалуйста. Я должна все понять

совершенно точно. Если что-то не будет ясно, я буду Вас тотчас переспрашивать…

Терять Вадику было нечего, ситуация определилась: Николай, не выдержав истерики

Императрицы, не стал вилять, и откровенно рассказал ей все. Ясное дело, для Александры

Федоровны, это оказалось шоком не меньшим, чем первоначальный эффект от прочтения

привезенного черногорками Манифеста.

Конечно, она знала, что ее Ники мог что-то сделать под чужим влиянием, мог даже

насамодурить по мелочи. Однако, ни сам текст этого, явно тщательно продуманного и

подготовленного в тайне от нее документа, ни краткое изложение супругом первопричин

его появления, для простых объяснений места не оставляли.

16

Но, удивительное дело! Со сверхъестественной природой талантов Банщикова, и

очевидно стоящим за этим Божьим промыслом, она смирилась практически сразу. В

понимании Императрицы сам факт рождения сына стал плодом ее многолетнего поиска

помощи у высших сил. Так что истовую веру Александры в заступничество свыше,

чудесное явление ко Двору избавителя ее малыша Алексея от страшных мук «королевской

болезни» только укрепило.

Кстати говоря, с черногорскими княжнами Александра Федоровна близко сошлась

как раз на религиозно-мистической почве, ведь одна из них сама искала надежду на

излечение падучей у любимого сына в ежедневном обращении, как к Богу, так и к разным

прочим потусторонним силам.

Однако то, что ее, царицу, целый ГОД держали обо всем этом в полном неведении,

вызвало жгучую обиду у Государыни. Очень хотелось понять – почему Ники молчал? За

что ей, преданной, любящей жене и самоотверженной матери его детей, выказано такое

унизительное недоверие? Ведь даже сестра Николая, Ольга, как оказалось, была в курсе!

Пожалуй, супружескую измену она восприняла бы менее болезненно…

Секрет того, почему муж старался охранить ее от откровений Вадима о будущем,

окончательно прояснился, когда несчастная женщина во всей полноте картины осознала,

наконец, мрачную глубину той, кишевшей кровожадными монстрами пропасти, на краю

которой балансировала глыба императорской России. Глыба, на самой вершине которой

она дерзко отважилась свить свое уютное семейное гнездышко.

Когда трехчасовой рассказ Банщикова перешел от предательства кузена Жоржи к

описанию кровавой развязки в подвале Ипатьевского дома, Александра не выдержала.

Сотрясаемая рыданиями, она безвольно ткнулась в плечо Николая, осторожно подсевшего

к ней, дабы поддержать в последние, самые страшные минуты вадиковой исповеди о

событиях, пока не свершившихся, но еще способных явиться, чтобы обрушить их мир.

– Миша… Довольно… это уже выше всяких сил…– чуть слышно пролепетала она,

отчаянно прижимаясь к мужу, – Ники! Прости меня… прости, Христа ради. Я не смела

кричать и говорить тебе все те гадости. Ты же просто щадил меня, глупую. Но как!? Как

ты мог носить все это в душе столько времени?.. Господи, как же я виновата…

– Дорогая, верь мне: все будет хорошо. Все уже будет не так. Я знаю, в чем ошибался

и кому напрасно доверял. Мы понимаем, в чем выход…

Прошу тебя: поверь, счастье мое, когда я впервые осознал весь этот ужас, я сам не

представлял, как этому противостоять, можно ли справиться с ним. И я просто не имел

права взвалить на тебя это все. Тем более, что твоя главная забота была связана с нашим

Алешенькой. Прости меня за это вынужденное молчание.

– Я верю тебе. Я верю в тебя! И я верю, – Господь нас не покинет. Ты все сможешь! И

я молю Господа, чтобы он укрепил твои душу, руку и сердце… Ты ведь не позволишь ИМ

совершить этого с нами?

– Сегодня я знаю, что нужно делать. И знаю на кого могу всецело положиться.

– Ники… Я клянусь тебе, что всем своим существом без остатка принадлежу тебе и

люблю тебя! Я люблю ТВОЮ страну! Она ныне и моя, всецело в моем сердце и в душе. И

если кто-то в Англии и постарался использовать меня в своих целях против России, то с

моей стороны это было лишь доверчивостью и непониманием, но никак не…

– Дорогая, не волнуйся на этот счет. Твое сердце и помыслы – чисты. Они выше

любых подозрений. Мне ли этого не знать…

– Михаил Лаврентьевич, Вы и Ваши друзья, вы ведь не отступитесь? Не бросите нас

всех перед этим… перед… – Александра просто не могла подобрать слов, чтобы хоть как-

то назвать подлинный кошмар всего того, что обычно описывается коротким, пугающим

русским словом «бунт», или вычурно-оптимистичным, европейским – «революция»…

Потрясений от событий этого вечера хватило Императрице с избытком: она слегла в

постель на три дня. По просьбе Николая, Банщиков и Ольга Александровна первые сутки

недомогания Государыни провели подле нее неотлучно. И это было время трудных

вопросов. И не простых ответов…

17

***

Парадный фасад Алексеевского дворца, выходящий на набережную Мойки, сиял

всеми окнами своих двух этажей, мансард и башенок. Их световые каскады гармонично

дополнялись праздничной иллюминацией в парке, а на колоннах парадных ворот кованой

ограды – предмета особой гордости архитектора Месмахера – по особому случаю зажгли

цветные фонари, подобные ютовым огням парусных линкоров петровской эпохи.

Причина светового шоу для светского Петербурга была вполне очевидна: владелец

роскошного объекта столичной недвижимости генерал-адмирал Великий князь Алексей

Александрович давал бал в честь победы русского флота в войне с Японией. ЕГО флота.

От главноуправления которым он был отставлен в критический момент боевых действий

на Дальнем Востоке. Отстранен почти на полгода! Несправедливо и беспричинно…

В своей обиде он был не одинок. Безвинной жертвой несчастного мгновения не раз

публично называла Алексея Александровича вдовствующая Императрица. Сочувствовали

ему, в подавляющем большинстве, и приглашенные сегодня гости. За исключением,

пожалуй, только самого творца сей вопиющей несправедливости – Императора Николая

Александровича, Великой княгини Ольги Александровны, свежеиспеченного морского

министра адмирала Дубасова с его карманной «морской фрондой», да нескольких персон

из ближайшего окружения Николая, не пригласить которых сегодня для генерал-адмирала

было бы просто моветоном. Тем паче, что и сам он страстно желал их непременного

присутствия! Восстановление справедливости требует пусть не формально-явного, но зато

публичного и понятного всем покаяния Дубасова и его лизоблюдов.

«Если Федор хочет остаться в министерском кресле, а все его протеже – при погонах

и должностях… на какое-то время, то за свои геройства по части «попинать раненого

льва», мне эта компашка сторицей заплатит. Как и за травлю Авелана, Старка и бедняги

Верховского. Будут каяться и сапоги целовать! А того щенка-лейтенанта, что орал в

Мариинке с галерки «это не прима, а эскадра! На ней камней на два броненосца!» я уж

непременно найду, как показательно отблагодарить. За каждую слезку моей маленькой

шалуньи. Молокосос паршивый! – Алексей Александрович в сердцах сплюнул, -

Распустили языки без меня флотские. Ну, погодите, выдам я вам, по первое число. И

ренегатам Нилову с Кузьмичем напомню кое-что. Qui cesse d‘être ami ne l‘a jamais été4…

И еще – молодой да ранний. Господин фаворит Банщиков. Этот фрукт должен раз и

навсегда зарубить себе на носу, что здесь кабинетной системы как у немцев я не допущу

никогда! Тем более с таким смазливым выскочкой-сопляком за конторкой. Отныне роль

«военно-морского секретаря» при особе Императора – регистрация моих и министерских

бумаг на Высочайшее имя. И мы еще посмотрим, как он будет с этим справляться.

Жаль, конечно, что на сегодняшнем балу не будет старшего брата и его супруги:

Владимир Александрович в Киеве, а прямо оттуда, как он телеграфировал, выезжает в

Варшаву. Что уж именно они с Николаем не поделили, он не говорит. Но, надеюсь, все это

понемногу образуется. Понял же, в конце концов, племянник, что во многом я был прав