Текст книги "Одиссея капитана Балка. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

тогда. Будем ждать, что Владимир со временем также будет им возвращен. Пока же, к

сожалению, Мария Федоровна подтвердила: ее отпрыск и слышать об этом не желает.

Сашкино упрямство проклюнулось в нем. Но папаша был поотходчивее, пожалуй.

Да, Ники крепко «забрал власть». Нынче он еще и победитель. Матушка у сына и так

не особо в авторитете, судя по финским делам. Что для нас всех очень печально. Давно

такой расстроенной ее не видел. Похоже, время наших наставлений прошло окончательно.

Мальчик вырос. Теперь – только советы. Дружеские. Autres temps, autres mœurs.5

Наивно с моей стороны списывать ту нашу ссору на «Полярной», после вывода через

проливы Чухнина, на его возбужденные нервы. Похоже, Ники специально про эту встречу

с Вильгельмом мне рассказал, чтобы спровоцировать на грубость и удалить от дел на эти

критически важные месяцы. Или я ошибаюсь? Да и откуда в нем такое коварство?

4 Кто перестал быть твоим другом, тот никогда им и не был. франц.

5 Иные времена, иные нравы. франц.

18

Но как же, все-таки, отвратить его от явных симпатий к германцу!? Если бы Ники

только представлял себе, какое впечатление эти заигрывания с тевтонами производят на

обоих берегах Ламанша! Что только не выговаривали мне в Париже. А он – улыбается себе

в усы и, знай, гнет одно и то же. Про «все яйца в одну корзину не кладут».

Ладно, – англичане, и, Бог с ними, даже американцы. Это я еще понимаю. Но немцы!

Они уже добились неслыханных преференций для своих капиталов. И, судя по составу

будущих гостей, Вильгельм не собирается останавливаться на достигнутом. Я поражаюсь

французскому долготерпению! Конечно, если быть откровенным с самим собой, то

пруссаки сейчас многое научились делать гораздо лучше галлов. Только, вот незадача:

La belle cage ne nourrit pas. Красивая клетка соловья не накормит…

Про дружбу царева наперсника Банщикова с фон Гинце, мне только ленивые уши не

прожужжали. Но этот молодой человек, конечно, лишь виньетка чего-то более серьезного.

Я не сомневаюсь, что Ники через Ольгу Александровну и ее любимчика повел с кузеном

Вилли свою игру. Что делать: если лев задрал добычу, волкам достаются одни объедки…

Пожалуй, самое умное для меня – это не лезть в его дела с тевтонами. Не удивлюсь,

кстати, если моя временная опала и была задумана любимым племянником специально на

то время, пока у них с Вильгельмом обстряпывалось дельце. И здесь, как говорится, нам

ловить уже нечего. Да, разве бы я его не понял?! Сказал бы откровенно! Разве я стал бы

мешать? Главное – определить границы интереса. Ведь не задумал же он отнять ВСЕ? Нет,

Ники слишком тактичен и слишком разумен для такой бестактной пошлости.

Или я сам себя утешаю? Как тогда понимать эти мутные, непонятные телодвижения,

что начинаются вокруг каспийских нефтепромыслов? Разве Николай не боится остаться

без кредитов Ротшильда? Только ли в своих интересах зачастил к Большому Двору мистер

Крамп, которого кое-кто здесь уже прозвал за глаза «Дальневосточным Бердом». Говорят,

и слухи эти явно не беспочвенны, что за спиной у пронырливого филадельфийца маячат

сам Рокфеллер с громилой Морганом. И еще это изгнание Витте…

Я предупредил парижан, что без помощи филигранной логики Сергея Юльевича,

Ламсдорф – вне игры. Даже моего политического веса мало, чтобы перебить немецкую

карту. Заход со стороны вдовствующей Императрицы тоже не слишком силен. Что и

подтвердилось. Николаша? этот явно трусит последнее время. Чем-то его Ники пугнул.

Владимир? Тот вовсе в форменной опале. Сергей после памятного всем летнего скандала

вокруг земцев и обещания «представительства», до сих пор строит из себя оскорбленного.

Что за глупость? В конце концов, за свои интересы нужно бороться! Иначе немцы и

американцы отхватят все с пальцами. А есть еще и Захаров, старательно обхаживающий

генерала-инспектора, а с Сандро он давно на короткой ноге. Может статься, сегодня – наш

последний шанс. Мы должны попытаться отыграть партию. Тем более, политически идти

на слом союза с Парижем – форменное безумие. Это наш главный козырь. Мсье Бомпар6

должен дать в руку. Пусть вспыльчив лотарингец и явно не столь приятен для Ники как его

предшественник граф Монтебелло, но я надеюсь, что ставка француза сыграет…»

Возможно, что рассуждая на холодную голову, Алексей Александрович решил бы

повременить с пышным праздничным мероприятием до возвращения из Владивостока

адмиралов и офицеров ТОФа – подлинных героев баталий, отгремевших в дальних морях.

Но, во-первых, это была реальная возможность для разговора по душам с Ники до

неизбежного теперь прибытия в Петербург кайзера. Причем, и Николай Николаевич, и

Мария Федоровна, также примут в нем участие. Французское влияние при Большом Дворе

дало трещину. И с этой вопиющей, пугающей несправедливостью пропарижская часть

камарильи мириться не желала. Ну, а кому, спрашивается, понравится резкое сокращение

его «кормовой базы»? Рука, того и гляди, сама потянется к табакерке…7

А, во-вторых, приветственные адреса и телеграммы от Алексеева, Гриппенберга,

Макарова, Безобразова, Руднева, Флуга и Великих князей Михаила Александровича,

Александра Михайловича и Кирилла Владимировича разбередили чувственную душу

6 Луи-Морис Бомпар, посланник Французской республики в Российской империи.

7 Намек на «апоплексический удар табакеркой» в висок Павла Петровича, как способ решения проблем.

19

генерал-адмирала. Отказать себе в удовольствии как можно скорее вкусить публичный

елей хора льстивых дифирамбов в свой адрес, да еще и в присутствии главного гонителя-

обидчика, Алексей Александрович просто не мог.

Как, увы, не мог и Николай отказаться от приглашения своего дяди…

***

Генерал-адмирал приехал к себе за пару часов до им же самим назначенного времени

начала бала. В ожидании хозяина, все к сему действу причастные, от церемониймейстера

до привратника, успели известись, пребывая в смущении из-за его отсутствия. Увы, поезд

из Гельсинкфорса опоздал на четыре часа: охрана заподозрила финских радикалов в

закладке под пути адской машинки. Которую, в итоге, так и не нашли. Как и авторов

подозрительных следов возле железнодорожного полотна.

Попав, что называется, с корабля на бал, первым делом Алексей Александрович

приказал выяснить, вернулась ли из Первопрестольной вдовствующая Императрица. Ведь

ей, по их договоренности, предстояло стать хозяйкой и Первой дамой ЕГО бала. Однако

оказалось, что страхи напрасны. Мария Федоровна не только сама уже была в столице, но

и уговорила приехать с ней Великого князя Сергея Александровича с супругой.

Брат, хоть и пытался сперва отговориться, манкируя нежеланием встречаться с Ники,

но перед натиском «крошки Минни», способной с пол оборота превратиться в «Гневную»,

московский генерал-губернатор не устоял. Это была приятная новость, так как поддержка

Сергея в неизбежном большом разговоре с царем была чрезвычайно важна. Авторитет его

в глазах племянника был весьма высок, да, вдобавок, их жены – сестры.

Следующая новость тоже порадовала: Николай прибудет на бал без своей супруги:

Александра Федоровна приболела. Но, поскольку Государь обещал дяде разделить с ним

его триумф, сам он приедет обязательно. И значит, увернуться от серьезного разговора у

него вряд ли получится. Единственно, нужно предупредить церемониймейстера, о том, что

Император попросил учесть изменение в росписи пар к полонезу: в первой надлежит

встать Алексею Александровичу с Марией Федоровной, а сам Николай с его сестрой

Ольгой встанут вторыми.

Узнав о такой диспозиции, генерал-адмирал удивленно хмыкнул: неожиданно, но,

черт побери, весьма приятно! Bien danse à qui la fortune chante!8 Подарок в самом деле был

царский. И что это – как не признание заслуг первого моряка России? И своей перед ним

вины? Вечер обещал быть незабываемым…

А время летело. Не как птица даже, а как снаряд из скорострельной пушки. Едва

успев принять ванну и слегка перекусить – «снять пробу» закускам от Кюба, что будут

поданы нынче вечером, облачившись в подобающий моменту мундир со всеми регалиями,

Алексей Алексеевич поспешил к дверям: доложили, что приехала хозяйка бала.

То, что Государыня вдовствующая Императрица явно пребывает не в духе, он понял

сразу, как только вышел навстречу августейшей гостье из малого, собственного, подъезда

дворца. Минни покидала карету или возок не спеша, по-царственному величественно и

сдержанно, но неизменно любезно, раскланиваясь с встречающими. Сегодня все было не

так. Резкие движения, плохо сдерживаемая агрессивная грация, колкие быстрые взгляды,

тонко сжатые губы, едва заметный кивок в ответ на поклон. Ему явилась Гневная…

«Что-то опять стряслось, не иначе», – тоскливо екнуло в сердце у Великого князя. А

хмурый, сосредоточенный вид прибывших вместе с Марией Федоровной Сергея и Эллы,

только укрепил его в недобрых ожиданиях.

– Алексей, дорогой мой, веди же нас скорее! Нам нужно обсудить один деликатный

момент не теряя ни минуты. И – только мы вчетвером.

– Прошу Вас, Ваше величество. Сергей, Эллочка, пойдемте! Я безумно счастлив вас

всех видеть, мои дорогие. Но… что-то случилось? Неприятности?

– Не без этого, дорогой братец, не без этого, – генерал-губернатор Первопрестольной

на мгновенье сделал откровенно брезгливую мину, – все сам сейчас увидишь…

8 Хорошо танцует тот, кому удача поет! франц.

20

Поднявшись по застеленным ковровой дорожкой мраморным ступеням широкой

лестницы, вдоль стоящих на ее площадках скульптур, кадок с роскошными пальмами и

замерших, подобно изваяниям с винтовками «на караул», матросов гвардейского экипажа,

хозяин и его гости, прошли знаменную и библиотеку и, миновав короткий коридорчик,

оказались в рабочем кабинете генерал-адмирала…

Отделанные светлыми, идеально подогнанными друг к другу дубовыми панелями

стены. Переплетение массивных балок-бимсов под потолком. Камин из инкерманского

камня, выдержанный в формах кормовой проекции корпуса парусного линкора эпохи

Грейга и Рюйтера. Массивный стол, кресла, шкафы с картами и справочниками. Все здесь

напоминало адмиральский салон красавца трехдечника, флагмана флота ушедшей эпохи

великих морских сражений. Лишь пропорции помещения были немного иными. Но гостям

было явно не до созерцания гармонии интерьеров от гениального Месмахера.

– Алексей, а ты догадываешься, что завтра нас всех ожидает? По твоему взгляду вижу

– не знаешь… Сергей, покажи же ему, скорее! – возбужденная Мария Федоровна не стала

тратить времени на банальность обычных любезностей.

Сергей Александрович молча протянул генерал-адмиралу несколько отпечатанных на

«Ундервуде» листков писчей бумаги. Алексей Александрович углубился в чтение. Пока он

читал, никто из присутствующих не проронил ни слова. Наконец, он закончил…

– Уже завтра? – хрипло выдавил из себя хозяин дворца.

– Завтра, – мрачно ответствовал брат, – Ну, что скажешь?

– Тиражи газетчики уже печатают?

– Уже. Полагаю, что к вечеру все будет готово.

– Да… Немецкий или финский вопросы на этом фоне – безделица. А что в Москве?

– И в Москве печатают. Мы ЭТО получили только сегодня. Уже здесь. Если бы хоть

на день пораньше… Я попытался все там остановить, по телеграфу. Ты не поверишь, его

«черные» пригрозили Трепову арестом. Они там пасут все типографии.

– Значит и здесь. Значит, ЭТО произойдет…– Алексей Александрович тихо вздохнул

и чуть заметно ссутулился, – похоже, наш тихоня Ники все-таки всех переиграл…

– Алексей! Не смей так говорить. Что за пошлые и унылые глупости! Неужели ты

испугался? – Мария Федоровна была великолепна в своем праведном гневе, – Нам повезло,

что мы тут все вместе. Очень повезло! Мы знаем, что он задумал. И он скоро будет здесь.

И вместе с Аликс. Уверена, наша умница Элла найдет, что сказать сестре. Нет, мои

дорогие! Он не выйдет отсюда, пока не обещает нам прекратить всю эту гадость! Он не

посмеет перечить священной памяти его отца и вашего брата. Ибо это – безумие!

– Александра Федоровна не приедет. Сказалась больной.

– Да!? А может быть, это и к лучшему, Алексей. Значит, поговорим без обиняков. И

спрятаться ему будет не за кого. Но имейте в виду, мои дорогие, это наш единственный

шанс. Если не убедим его отказаться от этого безумства, с завтрашнего дня мы все будем

жить в другой стране. И нам останется пенять на самих себя, что не видели того, что Ники

вытворял у нас под носом. В Европе нас просто засмеют! – сверкнула очами Гневная.

– Надеюсь, мы все понимаем, что должны ему сказать? – так и не сняв со своего лица

каменно-отрешенной маски, осведомился Сергей Александрович, – Алексей, твой заход –

вся внешняя политика. Ты должен убедить его, что внутренняя нестабильность, которая за

этим Манифестом неизбежно воспоследует, может запросто разрушить все наши военные

успехи. Мир увидит, что Российский Император не может удержать в подчинении даже

собственный народ. Нам тут же навяжут новый Берлинский конгресс. И результаты его

будут унизительны. Как считаешь, на кого мы можем рассчитывать из посланников?

– Думаю, ты удивишься. Но – на француза, – усмехнулся генерал-адмирал, – Я с ним

говорил на тему зависимости нашего внутреннего покоя и немецкой торговой экспансии в

Россию. Он сознает, что любой выборный элемент предпочтет качественную германскую

дешевку. Про весь прочий плебс – и гадать не стоит. А за их капиталом придет и политес.

Так что мсье Бомпар будет ратовать за самодержавие. Деваться нашему республиканцу-

21

санкюлоту некуда. Noblesse oblige.9 Он здесь лучше многих понимает, что только сила

сторонников дружбы с Парижем в Семье является залогом нашего договора.

***

Николай с сестрами и свитой немного припозднился. И в самом деле: разве Государь

может опоздать на званый бал у любимого дяди, да еще почти на час? Нет! Государь

может только чуть-чуть задержаться. На часок. Но, никаких обид: неотложные семейные

хлопоты, важные государственные заботы…

Итак, он прибыл! И он, конечно, понимает, что любимой матушке и дорогим дядьям

что-то важное нужно с ним обсудить. И срочно. Однако, с этим – позже. Сейчас – скорее к

гостям! А на парадной половине действительно заждались. Дамы, наметанным взглядом

оценив наряды и драгоценности соперниц, вдосталь нашептались в Китайской гостиной.

Кавалеры во Фламандской воздали должное орденским лентам и эполетам друг друга, а у

многих они – весьма свежие, попутно обсудили последние новости и уже едва скрывали

свое нетерпение улыбками над дежурными светскими и армейскими анекдотами.

Бесплотными, цветными тенями, отражаясь в натертых до блеска паркетах, плавно

скользили вышколенные слуги, обнося желающих конфетами, мороженым, Голицинским

шампанским, легкими кавказскими и крымскими винами из знаменитых великокняжеских

погребов. Сияли каскадами хрусталя многоярусные люстры и настенные светильники. И,

словно в Мариинке в вечер большой премьеры, сливались с общей аурой предвкушения

чуда приглушенные смешки, сдержанные разговоры, поклоны, книксены, реверансы…

Высшее светское общество столицы Российской империи с трепетом и нетерпением

ожидает начала первого послевоенного бала Петербурга – Бала Победы. Ожидает своего

Государя. Императора – Победителя!

Что скрывать, да, было время, когда Николай казался многим нерешительным,

излишне мягким, особенно тем, кто хорошо помнил правление его отца. Но, как видно,

внешность и манеры бывают обманчивыми. Особенно, если их обладатель может при

необходимости опереться на стальную стену бронированных корабельных бортов и лес

граненых штыков православного воинства. Слава Победителю!

Обер-гофмаршал Бенкендорф привычно пунктуален и точен: первая запряжная пара

экипажа царя еще не миновала парадных ворот, а гости уже приглашены в Английский

зал… Оркестранты негромко подстраивают свои инструменты, дирижер в последний раз

придирчиво просматривает ноты, нервно постукивая по краю пульта длинной черной

палочкой. А вдоль стен плавно, словно медленными водоворотами, кружит, ширится поток

фраков, мундиров и дамских бальных платьев, ярко блистающих подобранными

соответственно вкусам их обладательниц, драгоценными гарнитурами.

В облачении кавалеров преобладает строгий черный: большинство военных здесь -

моряки. В цветах туалетов дам вне конкуренции белый и голубой. Сияние сапфиров,

брильянтов и загадочный блеск жемчужных нитей, лишь подчеркивают благородную

изысканность двухцветной палитры Андреевского флага...

У высоких арочных дверей, собираются, разбившись по парам, те, кому предстоит в

первом туре дефиле к полонезу за хозяевами бала – Императрицей Марией Федоровной и

Алексеем Александровичем. За ними, во второй паре, выступят сам Государь-Император и

Ольга Александровна, чей супруг, князь Петр Ольденбургский, отправленный братом в

Иркутск, якобы «на помощь» к Безобразову, пока еще не возвратился в столицу.

Третью пару, по неожиданному желанию царя, составят его сестра Ксения и морской

министр, свиты Его величества генерал-адъютант, адмирал Дубасов. Шестидесятилетний

Федор Васильевич будет сегодня дебютировать в новой для себя светской роли: накануне

он был возведен Императором в графское достоинство. И, похоже, дело тут не столько в

признании его бесспорных заслуг в этой войне. Тем самым Государь дал понять всем, и

дяде Алексею, генерал-адмиралу, в первую голову, что Дубасов пользуется его особым

благоволением, а всяким пересудам о скорой отставке министра – грош цена.

9 Положение обязывает. франц.

22

Сие означает и то, что недавнюю речь министра на Адмиралтейств-коллегии можно

рассматривать, как будущую программу действий. А сказал он буквально следующее:

«Сонное царство цензовой рутины на якорях и кабинетная канцелярщина до сибаритства,

для флота в мирное время – есть яд. Медленный, но смертельный. В море мы – дома! Прав

Степан Осипович: экономить на учебе, стрельбах, ремонтах сломанного и износившегося

в нашей практической работе, на снарядах для этих стрельб, на угле – преступление.

Числом килей, пушек и тысячами тонн брони можно устрашить лишь слабого и

нерешительного врага. А смелому и дерзкому мы обязаны противопоставить свое умение

и военный навык во всех областях морского дела: точнее стрелять, лучше маневрировать,

толковее командовать. Иметь лучшие снаряды и мины, лучшее, чем у него, береговое

обеспечение. Мощности судоремонта должны быть заведомо выше видимых насущных

потребностей флота. И вот тогда можно смело строить два линкора вместо трех, три

крейсера вместо пяти, и достигнуть меньшим числом кораблей нужного нам результата.

Как в мирное время, так и в военное. Вот это – разумная экономия, господа»!

Хорошего настроения хозяину бала все это не добавляло…

Следом за Ксенией и Дубасовым, должны будут выступить на паркет Великий князь

Сергей Александрович, «князь-кесарь Московский» – как его полушутя, полусерьезно

именовали в сферах, с его блистательной супругой, первой красавицей Двора, Великой

княгиней Елизаветой Федоровной. А за ними, после очередных трех великокняжеских пар,

– ее главная соперница в свете по части женского очарования, утонченности вкуса и

«калибра» драгоценностей, – несравненная Зинаида: княгиня Юсупова с ее достойным

супругом, бравым полковником кавалергардов, графом Сумароковым-Эльстоном…

И вот – наконец! Три тяжелых удара жезлом. В зале – тишина. Медленно начинают

отворяться массивные, резные двери, и в ту же секунду высокий, зычный голос главного

церемониймейстера торжественно возвещает:

– Его Величество, Государь-Император!

***

Обычно случается, что главная интрига бального вечера в Высочайшем присутствии

вскрывается лишь после мазурки, когда приглашенные узнают: кто же именно удостоен

чести отужинать в кругу Государя, а кому, и таковых подавляющее большинство, остается

надеяться на «следующий раз». Которого вполне может и не быть. Однако этот памятный

бал в Алексеевском дворце был щедр на неожиданности.

Первая приключилась уже в дебютном туре вальса, когда Великая княгиня Ольга

Александровна решительно вышла в круг в паре с Михаилом Банщиковым. Не где-то там,

ближе к концу танцевальной программы, что было бы вполне манерно с точки зрения и

понятий высшего света. А во втором танце вечера, который был, фактически, чуть ли не

протокольным мероприятием! Естественно, все ожидали увидеть в партнерах любимой

сестренки Государя или хозяина бала – Алексея Александровича, или кого-нибудь из

нескольких присутствующих великих князей. Ну, или хоть германского посланника, в

конце концов. Но чтобы – вот так! Да еще и под одобряющую улыбку Николая.

Вторая интрига воспоследовала тотчас: комкая весь заведенный регламент, явно по

желанию вдовствующей Императрицы, Алексей Александрович, его брат Сергей и она

сама, удалились в малую гостиную вместе с Государем, а оттуда в кабинет генерал-

адмирала. Очередной круг вальса повел Константин Константинович с супругой. Скорее

всего, вознегодовав, Мария Федоровна и Алексей Александрович с братом вознамерились

высказать Николаю за дерзость Ольги, которая, очевидно, произошла с его попущения.

И только от очень внимательных глаз, а таковыми, безусловно, обладали посланники

Британской и Германской империй, не укрылось, что буквально через минуту-другую

обер-гофмаршал неожиданно пригласил пройти за ним их французского коллегу…

Третья интрига вечера стала первой сенсацией дня. Закончив кулуарные семейные

объяснения, Николай вновь вышел в бальный зал. Бледный и сосредоточенный, он прошел

один единственный круг танца с Александрой Сергеевной, супругой адмирала Дубасова, о

23

чем-то накоротке переговорил с самим морским министром и его офицерами, после чего

неожиданно покинул бал, перед этим явно прохладно простившись с матерью и дядей.

Монаршье неблаговоление генерал-адмиралу в час его триумфа! Это нечто…

От уже упомянутых ранее очень внимательных глаз не укрылся маленький нюанс:

Императора на выходе из зала встретили и проводили к его экипажу возникшие невесть

откуда «люди в черном». Офицеры Секретного приказа. Так… и что тогда это было?

Простая семейная разборка, или же?.. Сэр Чарльз Гардинг не долго терзался этим

каверзным вопросом. Переданная ему записка оказалась краткой и лаконичной: «Срочно

приезжайте в нашу миссию. Вопрос чрезвычайный! Искренне Ваш, Бомпар».

Последней интригой бала, ставшей прямым следствием первой, и второй главной его

сенсацией, стал скандал. Раздосадованный отъездом Государя и афронтом ЕГО вечеру со

стороны Ольги Александровны, Алексей Александрович в кругу близких ему адмиралов и

офицеров, после очередного опорожненного бокала, выдал, что «наверное, Вильгельм II

платит Банщикову больше, чем этот выскочка получает от Царя, продажи новомодных

пилюль и всех своих биржевых афер вместе взятых». Кто-то шепнул об этом фон Гинце.

Дипломатичный Пауль – Вадику. А Вадик, изрядно взвинченный всеми происшествиями

сегодняшнего вечера и ожиданиями завтрашних событий, поведал Ольге.

Вообще-то, рассказал, чтобы посмеяться с ней вместе. Только вот или в женской

психологии он что-то не учел, или так и не познал за год особенностей реакции на наезды

титулованных особ. Итогом ее искрометного объяснения с дядей стал демонстративный

отъезд Великой княгини с бала. В сопровождении Банщикова, естественно…

Глава 2. Утро нового Мира.

Владивосток. 03 марта 1905-го года

Над будущей столицей Тихоокеанского края, а именно так через пару десятков лет

будет названа административно-территориальная единица Российской империи, куда

кроме Дальнего Востока войдут еще и Маньчжурия с Кореей, вставало Солнце. Огромный

золотой диск светила еще не полностью поднялся из-за вершин заснеженных сопок, но

уже наполнил своим победным сиянием бархатную синеву бездонного мартовского неба и

город, раскинувшийся под ним. Лишь в складках лощин, да меж сугробов у западных стен

домов на сбегающих к заливу улицах, настороженно затаилась стылая предутренняя мгла.

С ночи подморозило. С труб домов, мастерских, а также множества кораблей и судов,

заполнивших Золотой Рог, к небесам тянулись струи белого, сизого и бурого дыма. В

самом же заливе яблоку было негде упасть. Такого столпотворения на своем рейде здесь

не видели никогда. Что и понятно: кроме шести черноморских броненосцев, нескольких

заслуженных балтийских «пенсионеров», да отряда контр-адмирала Веницкого, ведущего

во Владивосток из Вэй-Хайвея интернированные там после Шантунгской битвы корабли,

тут собрался едва ли не весь остальной российский военный флот.

Возвышаясь над темно-синей водой, покрытой белыми оспинами ледяного крошева,

выстроившись в три линии, гордо стояли, приковывая к себе восторженные взгляды с

берега, вернувшиеся с войны корабли-победители. Их выкрашенные в темно-серый

боевой цвет борта кое-где пестрели пятнами свежей краски на местах временно

заделанных деревом пробоин, у ватерлиний была видна ржавчина и темно-кровавые

полосы там, где льдины содрали до сурика верхний слой краски, а на расчехленных

24

хоботах некоторых орудий еще темнел пороховой нагар. Время наведения всеобщего

марафета пока не пришло. Как и самим кораблям, так и их людям, нужен был отдых…

Лениво покачивались на бочках и дополнительно заведенных якорях могучие

эскадренные броненосцы с флагманскими «Потемкиным» и «Цесаревичем», которых по

приказу Алексеева поставили прямо напротив Адмиральской пристани. За ними дымили

четырехтрубные громады уже родных для всех владивостокцев «больших фрегатов». По

поводу прибытия из Мукдена фельдмаршала Гриппенберга, «Громобоя» и «Россию»

отвели от заводской стенки, где обоим до сих пор еще латали шантунгские раны, -

командующий Маньчжурской армии вознамерился лично посетить самые героические

корабли флота. Броненосные крейсеры стояли в компании с привлекавшими всеобщее

любопытство трофеями – бывшими «чилийцами» «О’Хиггинсом» и «Эсмеральдой».

Позади них, во второй линии, расположились изящные «летучие», – бронепалубники

Грамматчикова во главе с «Варягом», «Аскольдом» и «Богатырем». Чуть дальше были

видны «Память Азова» и «Светлана» под великокняжескими штандартами, а за ними -

герои Осаки и Сасебо: ББОшки и «Егорьевские рысаки». В третьей, самой дальней линии,

затмевая всех своими размерами, многопалубной стеной возвышались огромные корпуса

крейсеров-лайнеров Гвардейского конвоя, а почти у самой набережной, перед всем этим

великолепием парада больших кораблей, разобравшись по отделениям, теснились стоящие

кормой к берегу многочисленные миноносцы и истребители.

Лишь «Орел» и «Амур» встречали этот день «вне строя». Первый был введен в сухой

док через сутки после возвращения флота, – от сотрясений при стрельбе под Урагой вновь

открылась течь в носу от наскоро заделанной минной пробоины. Та же беда была и у

минзага. Шторм или некачественный ремонт в Артуре повреждений от случайного камня

привели к тому, что он «привез» во Владик 120 тонн воды в отсеках двойного дна. Узнав

об этом, Руднев приказал немедленно приступить к починке «Амура» в плавучем доке…

И не было сегодня во Владивостоке ни одного русского человека, чья душа не пела

бы и не ликовала, чей взгляд не туманили бы слезы радости, при взгляде на свою бухту.

Ибо там реально, зримо и осязаемо стояла та русская сила, та мощь, которая только что

доказала всему миру, что свое гордое имя их город носит по праву.

Третий флот мира, только что победоносно прошедший горнило суровой войны.

Флот, чьи моряки испытали в ее сражениях и заслуженную радость побед, и горечь утрат

боевых товарищей и друзей. Флот, вышедший победителем в величайшей морской баталии

новейшей истории, с легкой руки германского кайзера неофициально именуемой

«Тихоокеанским Трафальгаром», – в Шантунгской битве.

Флот, сполна выполнивший свою военную и, главное, – политическую миссию:

последним, яростным усилием по понуждению к миру неприятеля под Токио доказавший,

что и в новейшей истории Россия вполне способна осуществлять «проекцию силы» там,

тогда и так, как того требуют ее геополитические интересы.

Флот, убедительно продемонстрировавший и друзьям, и недругам, что унизительный

«крымский» синдром неполноценности преодолен Россией окончательно и бесповоротно.

Станет ли он со временем вторым или даже первым в мировом табеле о рангах? Или

удовольствуется более скромным местом? Наступят ли тот день и час, когда в некоторых

европейских столицах задумаются над тем, что называть бульвары и площади именем

Севастополя в честь победы над Россией полвека назад было… несколько опрометчиво?

Теперь это во многом будет зависеть не только и не столько от геополитических

раскладов или планов власть предержащих – вспомните извечное «зачем вообще России,

сухопутной державе, океанский флот», – но и от тех, кто прошел эту войну на его

мостиках, палубах, в башнях и казематах, в машинных отделениях и кочегарках.

***

Двое суток после возвращения моряков с войны пролетели в полном сумасшествия и

радости круговороте застолий, балов, приемов, молебнов, попоек, азартных и телесных

утех. И, скорее всего, многие из возвратившихся от Токио офицеров по неистребимой

25

русской традиции, не удержавшись, вошли бы в неуправляемое пике алкогольного,

игорного или развратного угара, ибо, как известно, – слаб до этих дел русский человек,

когда повод совершенно очевиден, а вожжи ослаблены, но…

Как раз с ослаблением вожжей-то и было не очень: еще в день возвращения флота

Алексеев на утро 3-го марта назначил общий сбор флотского и армейского офицерского

состава свободного от вахт и караулов. А поскольку ни одно из зданий во Владике всех

поименованных особ вместить не могло, место общего офицерского собрания было

определено у арки напротив Адмиральской пристани, на том самом месте, где Руднев в

свое время приветствовал экипаж «Корейца». Форма одежды – парадная. Неявка, невзирая

на причины, – десять суток ареста…

За три часа до полудня у высокого помоста, или вернее – трибуны, обитой тремя

полосами ситца в цвет российского триколора и украшенной флотскими флагами –

большим Андреевским посредине и двумя поменьше – великокняжеским и комфлота – по

краям, толпилось уже за тысячу человек народа. Цвет офицерского корпуса флота и армии

сдержанно гудел и перетаптывался на легком морозце в своих перетянутых ремнями

черных и серых шинелях, в кавалерийских накидках и кавказских бурках на плечах, а

также в папахах, фуражках и даже треуголках на головах.

Сие общество, в большинстве своем страдающее жесточайшей болью в тех частях

тел, на которые вышеозначенные фуражки, треуголки и папахи были надеты, блистало

орденами, погонами, галунами, аксельбантами, темляками и всеми прочими атрибутами

офицерской парадной красоты. Благоухая одеколоном, скрипя портупеями и сапогами,