Текст книги "Право на жизнь"

Автор книги: Александр Шагинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

В о р о н ц о в. Редкие имена.

Л и н а. Мы их назовем так, как ты захочешь.

В о р о н ц о в. Мне мучителен этот разговор.

Л и н а (жалко улыбаясь). Я должна собрать вещи и уехать обратно, да?

В о р о н ц о в (не сразу). Наши прежние отношения уже не вернутся. Не надо обманывать себя. Жить с нелюбимым человеком я не хочу. Так что прости меня, если можешь, и завтра же уезжай обратно в Москву.

Л и н а. Вот ты каким стал… Служба сделала тебя грубым и беспощадным.

В о р о н ц о в. Нет, не беспощадным. Армия сделала меня человеком, который обязан отвечать за свои слова и поступки.

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Ночь. Освещенный тревожным светом прожекторов пирс, у стенки которого чернеет высокая стремительная рубка атомной подводной лодки. Слышен характерный неумолкающий шум моря, свистки рейдовых буксиров, невнятные слова команд, подаваемых в мегафоны…

Появляются  В о р о н ц о в, следом за ним – Г а т ч и к о в  и  С и м о н я н. Офицеры в походных кожаных регланах с откинутыми на спину капюшонами и черных пилотках подводников.

С и м о н я н. Давай, Женя, вперед?

Г а т ч и к о в (тихо). Черт, неловко… Может быть, ты?

С и м о н я н. А мне ловко?.. А, что для друзей не сделаешь! (Окликает.) Ким!

Воронцов не обращает внимания.

Накладка, Ким. Ошибка в счислении произошла.

Г а т ч и к о в. Точно, Ким. Я говорил с Асей…

В о р о н ц о в. А не пошли бы вы все!..

С и м о н я н. Каемся, Ким. Ей-богу, каемся!

Г а т ч и к о в. Мы же должны были знать, с кем идем в море – с подонком или товарищем! Ася ко мне приходила…

Воронцов останавливается.

Я все понял, Ким. (Помявшись.) Можешь вернуть пощечину обратно.

С и м о н я н. Не бросайся словами, Гатчиков. Ким у нас такой, что может и вернуть с процентами!

В о р о н ц о в. Могу!

Г а т ч и к о в. Только давай отойдем в сторону, здесь неудобно…

С и м о н я н. Наш Ким строг, но справедлив. Он это сделает, когда вернемся из похода, если захочет, конечно.

В о р о н ц о в (ворчит). За мной не заржавеет…

С и м о н я н. Вот и ладушки!

В о р о н ц о в. Ты тоже не подарок. Друг называется, с вилами наперевес!

С и м о н я н. Повинную голову, Ким… Ведь я знаю, что за суровой внешностью ты прячешь доброе сердце!

Воронцов невольно улыбается.

Смотри, что приготовил для такого случая папа Симонян!.. (Отогнув полу реглана, показывает бутылку.)

Г а т ч и к о в (оглянувшись по сторонам). Ты что, чокнулся?!

В о р о н ц о в. И правда, Армен…

С и м о н я н. Держите фужеры, мужчины!.. (Насильно заставляет взять их стаканы.) «И чтоб никто не догадался…» (Извлекает из реглана коньячную бутылку, наполненную молоком, разливает по стаканам.) Амброзия!

Г а т ч и к о в (смеется). Ходок!..

С и м о н я н. Жидкость, правда, не кондиционная. Но клянусь, что, вернувшись из похода, наполню эти стаканы настоящим коньяком ереванского розлива! Да будет так!.. А теперь твой тост, Ким. Ибо сказано: «Питие без добрых слов есть суть пьянство».

В о р о н ц о в. Подняли, ребята, и сдвинулись ближе.

С и м о н я н. Формально. Души нет в твоих словах.

В о р о н ц о в (помолчав). Сейчас мы снимемся в поход. Вернемся обратно, когда эти сопки покроет снег, а в бухте будет плавать лед. Что же мы унесем в своей груди в море, что станем вспоминать на вахте где-то там, далеко-далеко отсюда? Симонян, наверно, – старушку маму, которая живет в горах Армении. Женя Гатчиков – своего маленького Юрку. А я…

С и м о н я н. Прекрасную Асю.

В о р о н ц о в. Да. Прекрасную Асю. Но все мы должны сохранить в памяти вот эти несколько минут, оставшиеся до выхода в море. Ведь сейчас вместе с нами незримо стоит и наша Дружба – произношу это слово с большой буквы. Потому что без этого чувства человек неполноценен, он калека… Давайте выпьем за нашу дружбу, за нашу удачу, за любовь к той земле, которая нас родила…

Чокаются, выпивают. Пронзительно звучит сирена. Вспыхивают дополнительные прожектора. Появляются сосредоточенные  Ж и г у н о в  и  Х р о м о в.

Ж и г у н о в (на ходу). Не задерживаться, товарищи офицеры.

Воронцов, Гатчиков и Симонян подтягиваются, становятся серьезными, идут вслед за командиром и скрываются в рубке подводной лодки. И снова по пирсу движется громадное тело ракеты, погружаемое в лодку. Сцена постепенно затемняется. Слышны усиленные динамиками команды, подаваемые Жигуновым: «Лодку к бою и походу изготовить!.. По местам стоять – с швартовых сниматься!..» Уже в полной темноте, под негромкий рокот двигателей, по сцене плывут белые топовые, красный и зеленый бортовые огни уходящей в поход атомной подводной лодки… На одной стороне просцениума появляется  А с я, на другой незаметно возникает  С а н  С а н ы ч. Оба молча смотрят на плывущие в темноте огни лодки…

С а н  С а н ы ч (негромко). Господи, я никогда у тебя ничего не просил. Но сейчас обращаюсь к тебе нижайше… Пусть эти мальчики славные доживут до старости. Пусть у них родятся красивые дети. Пусть никогда им не придется нажать эти страшные кнопки. Прошу тебя, сделай так…

Огни лодки постепенно теряются вдали. Слышны вечный шелест набегающих на гальку волн да резкие крики потревоженных в неурочное время чаек…

ПРАВО НА ЖИЗНЬ
Пьеса в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

М и х а и л  Ч е р е м н ы х.

Г е о р г и й – его брат.

А р и н а – жена Михаила.

К у з ь м и ч.

К а т ю ш а.

Н и к и ш и н.

В а н ю к о в.

Е ф и м о в н а.

Н и н а – ее внучка.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЭКСПОЗИЦИЯ

На ярко высвеченном заднике сцены, как бы на огромной рельефной карте Сибири, через дремучую тайгу, водоразделы, сопки, реки и точки с названиями сел и поселков – крупным пунктиром бежит, извивается линия Байкало-Амурской магистрали. Гигантский необжитый край… Кажется, никто не в силах нарушить этой застывшей вековечной тишины и первозданности. Но над всем этим безмолвным пространством эфир наполнен писком морзянки, голосами изыскательских партий, геологических экспедиций, строительных отрядов, ведущих переговоры по рации:

«…Разбейте пикетаж и промерьте расстояние. Лист 247.249…»

«…Третий, третий, прими сводку: подрядчику сданы школа, ясли на 90 мест, котлопункт. Как понял, прием…»

«…Полсотни семь, полсотни семь – одиннадцатому.

– Слышу тебя, Сеня, прием.

– Поздравляю с новым начальником экспедиции, Сеня. Зовут – Георгий Аверьяныч Черемных. Откуда-то из Средней Азии. Прием.

– Что за мужик этот Черемных? Прием.

– Пожуем – увидим…»

В разговор невидимых собеседников врывается чей-то начальственный бас:

«Не засорять эфир трепом. Уйдите с волны!..»

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Дом Михаила Черемных. Большая комната, обставленная современной мебелью. Также видны прихожая, крыльцо и часть двора, отгороженного от соседнего участка, где живет лесничий Кузьмич.

Комната жилая, но в ее обстановке странным образом сочетаются мягкий диван и служебный сейф, торшер из гарнитура и переходящее Красное знамя в углу. Письменный стол и два стула для посетителей поставлены таким образом, что создают от сугубо домашней обстановки впечатление служебного кабинета.

За столом  М и х а и л  Ч е р е м н ы х  подписывает документы, передает их чем-то подавленной  Н и н е.

М и х а и л. Смета на капитальный ремонт библиотеки. Оформи, а я потороплю строителей… Ты что такая хмурая?

Н и н а (сдерживая слезы). Вам что за дело!

М и х а и л. Ну, извини…

В открытом окне появляется  Г е о р г и й  Ч е р е м н ы х  с заграничным чемоданчиком в руке и молча с улыбкой наблюдает за братом.

Г е о р г и й (негромко). «Вот моя деревня, вот мой дом родной…»

М и х а и л. Жорка!.. Братан!.. (Бросается к окну, хочет обнять брата, но мешает подоконник.) Черт!.. (Радостно смеется.) Ну что же ты торчишь за окном?!

Георгий перемахивает через окно в комнату. Братья обнимаются. Нина скромно отходит в сторону.

Ну-ка… (Оценивающе смотрит на брата.) Вот каким ты стал… Когда уезжал, в тебе еще было что-то щенячье, но теперь – мужик! Красавец мужчина, правда, Нинок?

Н и н а. Здравствуйте.

М и х а и л. Нина Анисимовна, мой секретарь и моя тайная любовь.

Н и н а (вспыхивает от смущения). Я могу идти, Михаил Аверьянович?

М и х а и л. На сегодня всё, Нинок. Брат приехал!

Н и н а. До свидания. (Уходит.)

Г е о р г и й. Зато ты совсем не изменился, такой же шебутной, как и раньше. (Осматривается.) Во что родительский дом превратил?! Похоже на филиал твоего поселкового Совета.

М и х а и л. А, это… Бог нас в прошлом месяце наказал за нерадение. Во время грозы молния угадала точно в поссовет, и сгорела моя контора. Только и успели знамя да сейф с документами спасти. Сейчас строимся заново.

Г е о р г и й. Снял бы временное помещение.

М и х а и л. Где? Ты по дороге видел, что в поселке творится? Геологи, строители, командированные – и всем крыша нужна. У нас теперь каждый квадратный метр жилья дороже, чем в Москве на Арбате! Но это ладно. (Усаживает Георгия.) Лучше расскажи, как жил, что с тобой происходило?

Г е о р г и й (неопределенно). Жил…

М и х а и л. Стоп! Не будем комкать встречу. Мы с тобой сядем за накрытый стол, и ты все неторопливо поведаешь. (Кричит.) Арина!.. Сейчас увидишь мою жену…

Входит  А р и н а. Георгий встает.

Ариша, это брат мой. А это – Арина. Я писал тебе о ней.

А р и н а. Миша много рассказывал о вас.

Г е о р г и й. Рад познакомиться. У тебя прекрасная жена, Миша.

А р и н а. Благодарю. (Михаилу.) Помоги мне.

С помощью мужа она ставит письменный стол на место, убирает стулья.

Пожалуй, так комната обретет более жилой вид.

М и х а и л. Прием граждан окончен. (Целует жену.) Не сердись. Через неделю увезу все это в новый поссовет.

А р и н а (стелет на стол свежую скатерть). Ужинать сейчас будете или после бани?

М и х а и л. А про баньку-то я и забыл!.. Конечно, после баньки! (Идет в прихожую, гремит там железом и возвращается с двумя шайками и веником.) Как чувствовал, что ты объявишься, и с утра протопил баньку… Снимай пиджак, и пойдем. Сколько же лет тебя не было, Жора?

Г е о р г и й. Пять…

КАРТИНА ВТОРАЯ

В маленьком рубленом предбаннике сидят завернутые в простыни  М и х а и л  и  Г е о р г и й, пьют квас прямо из деревянной бадейки.

М и х а и л. Ох!.. Хорошо-о… Будто бог по душе босиком ходит…

Георгий только постанывает от удовольствия и снова припадает к бадейке.

(Просветленно.) Нет ничего лучше своей баньки, Георгий… (Замечает рубец на груди брата.) Откуда шрам?

Г е о р г и й. Шурф били аммоналом, осколком задело. Действительно, славно… (Проводит рукой по бревенчатой стене.) Помнишь, как рубил эту баньку отец?

М и х а и л. Помню. Думал ли он тогда, что пройдет время – и мы вот так, вдвоем, будем сидеть здесь, уже седые дети его?.. Что же ты делал все это время, Жора? Кроме поздравительных открыток, ничего больше не удосужился написать.

Г е о р г и й. Мотался по стране с изыскательскими партиями… Средняя Азия, Кавказ, Камчатка, даже в Африку на полгода занесло. (Закрывает глаза.) Дома я…

М и х а и л. Не женился?

Г е о р г и й. Хватит с меня и одного раза.

М и х а и л. Что так?

Г е о р г и й. Я кто? Перекати-поле, изыскатель. А она у меня была этаким деревенским кулачком в юбке. Все в дом гребла, все ей чего-то не хватало. То люстры хрустальной, то ковра… Это бы ладно… Короче, пока я в экспедиции был, она мне такие рога наставила, что, вернувшись домой (невесело усмехается), рогами за потолок зацепился…

М и х а и л (страдая за брата). Может, болтовня людская, а?

Г е о р г и й. Нет. Поэтому я взял пиджачок, плюнул и ушел. (Помолчав.) Арина, она что – местная? Что-то я раньше ее не встречал в поселке?

М и х а и л. Был в Хабаровске на совещании, там и познакомился. Арина как раз институт заканчивала. На третий день сделал предложение и увез сюда, в Камушки. Сейчас в школе историю преподает. (Вздыхает.) Добрый она человек, порядочный и умница. А вот жизнь наша совместная не клеится. Живем оба как во сне. Вроде бы все настоящее, а протянешь руку потрогать – пустота… И главное, не могу понять, в чем дело, чего ей не хватает… И детей не хочет…

Г е о р г и й. Почему?

М и х а и л. Не знаю… Наверное, боится связать себе руки.

Молчат.

Надолго к нам?

Г е о р г и й. Работать.

М и х а и л (обрадованно). Ну!

Г е о р г и й. Перед тобой, Михаил Аверьяныч, не кто-нибудь, а начальник комплексной экспедиции изыскателей.

М и х а и л. Всегда гордился тобой, Жора. И маме покойной говорил – наш Жорка станет большим человеком!..

Г е о р г и й. Лагерь мы разбили рядом с Камушками, сразу за Медвежьей Падью.

М и х а и л. Это хорошо. Сможешь часто приезжать домой.

Г е о р г и й (встает). Нырнем еще разок?

М и х а и л. Нет, это ты правильно сделал, что попросился сюда. Кто лучше тебя может знать наши места? Еще пацаном все облазил.

Г е о р г и й. Одно дело – пацаном, Миша. Найти оптимальный вариант трассы для железной дороги непросто. В особенности для Байкало-Амурской магистрали.

М и х а и л. И не должно быть просто! Думаешь, так – через пень колоду мы сумели превратить наше село в поселок почти городского типа?

Г е о р г и й. Дома расскажешь. (Ежится.) Холодно.

М и х а и л. Нет, ты послушай! Мы такое сражение выдержали!.. Областное начальство заявляет нам: мол, пока изыскатели не решат, пройдет ли БАМ через Камушки, до тех пор никакого строительства не затевать!

Г е о р г и й. С головой наше начальство…

М и х а и л. С калганом, а не с головой! Мы реконструировали наш старенький лесопильный заводик, и он уже дает необходимые БАМу шпалы. Приехали специалисты – их жильем обеспечить надо или пусть в палатках живут?!

Г е о р г и й (возмущенно). Я что? Я в бане парюсь или сижу на общем собрании?! (Обхватывает брата за пояс и несет в парную.)

М и х а и л (упираясь). Но мы им с Никишиным дали прикурить!..

Г е о р г и й. Это я тебе сейчас дам прикурить!..

Дверь парной захлопывается. Слышится шипение воды на раскаленных камнях и хлесткие удары веника по голому телу.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Тот же вечер. Снова комната в доме Михаила Черемных. За столом сидят  б р а т ь я, умиротворенные банькой и обильным ужином. А р и н а  убирает со стола тарелки с оставшейся закуской, бутылки, соления. Пока братья парились, Арина успела сделать прическу и переодеться в нарядное платье.

М и х а и л (продолжая разговор). Некоторые толкуют, жаль, мол, уходит в прошлое настоящая Сибирь – с дымком над трубами, санями, вековечной тишиной…

Георгий курит, украдкой наблюдает за Ариной.

А разик бы сбегали в сорокаградусный мороз в занесенную снегом уборную во дворе – всю любовь к патриархальности как рукой бы сняло!

А р и н а (излишне резко). Хватит, Михаил! Нашел тему для застольного разговора!

М и х а и л (обиженно). Разве я не прав, Жора?

Г е о р г и й (шутливо). У тебя дома, Миша, деревней и не пахнет. Последний раз я видел такую мебель у одного академика в Ленинграде.

М и х а и л. А что? Хотя мы и живем в тайге, но тоже желаем иметь красивый дом, водопровод и теплый туалет…

Арина берет поднос с посудой и демонстративно уходит на кухню.

Г е о р г и й. Действительно, Миша, что заладил про теплый туалет и изъясняешься как-то по-казенному?

М и х а и л (виновато). Привычка. Часто на собраниях выступать приходится…

В комнату бочком входит  Е ф и м о в н а.

Е ф и м о в н а. Хлеб да соль. (Кланяется.) Приятного вечера. Аверьяныч, прости, ради бога, да помощь нужна твоя…

М и х а и л. Что стряслось, Ефимовна?

Е ф и м о в н а. Можно я на ушко шепну?

М и х а и л. При нем можно, это брат мой.

Е ф и м о в н а. Георгий который? Да неужто!

Г е о р г и й. Здравствуйте, Ефимовна.

Е ф и м о в н а. Здравствуй-здравствуй, Георгий Аверьяныч. Не признала, богатым будешь. Примета верная, поверь старухе.

М и х а и л. Говори, Ефимовна, зачем пришла. Видишь, не ко времени.

Е ф и м о в н а. Нина моя беременная…

М и х а и л. Отведи к врачу, пусть посмотрит, посоветует что…

Е ф и м о в н а. Так ведь дело какое, Аверьяныч!.. (Приготовилась заплакать.) Обрюхатил ее геолог заезжий да и улетел потом на этой стрекозе-тарахтелке!

М и х а и л. Дела… Фамилию его Нина знает?

Е ф и м о в н а (причитает). Знает, да не говорит, не хочет!.. Аборт хочет делать. А это грех страшенный, убийство это!..

М и х а и л. Не ко времени все…

Е ф и м о в н а. Дак разве такое дело ко времени бывает, Аверьяныч? Бога буду молить, только угомони, утешь ее!

М и х а и л (начинает одеваться). Попа нашла…

Е ф и м о в н а. Была я и у попа, да не идет он!

М и х а и л. И правильно делает. Тебе надо было за внучкой доглядывать.

В комнату возвращается  А р и н а.

Е ф и м о в н а. Родители померли, а я разве, старая, угляжу? Да ты вспомни себя молодого, Миша. Сам кобелем был лихим…

Георгий смеется.

М и х а и л. Ну-ну, полегче, Ефимовна! (Арине.) Я недолго.

Михаил и Ефимовна уходят.

Пауза.

Г е о р г и й. Это какая же Нина?

А р и н а. Секретарь Миши, худенькая такая.

Пауза.

Знаете, Георгий… Когда я увидела вас, у меня возникло такое чувство, будто мы с вами где-то уже встречались.

Г е о р г и й. Вряд ли.

А р и н а (с неловким смешком). Я это сама понимаю. Но вот такое странное ощущение…

Пауза.

Когда молчание становится почти осязаемым, Георгий встает.

Г е о р г и й. Пойду покурю.

Георгий выходит из комнаты на крыльцо. «Тю!..» – вдруг раздается в темноте чей-то насмешливый женский голос.

Появляется  К а т ю ш а. Облокотившись на невысокий заборчик, она бесцеремонно рассматривает Георгия.

К а т ю ш а. Никак Жорка Черемных собственной персоной!.. А какой видный мужчина весь из себя стал!

Г е о р г и й (сдержанно). Здравствуйте.

К а т ю ш а. И-и, какие мы серьезные стали, с погонами! А ведь пацаном подглядывал за мной в щелку, а? Сознайся хоть сейчас, Георгий?

В освещенном окне показалась  А р и н а.

Г е о р г и й (украдкой посмотрев на окно). Хватит.

К а т ю ш а (кивнув Арине). О, и глаз у тебя запотел!

Улыбнувшись, Арина отходит от окна.

(Понизив голос.) Как тебе Арина?

Г е о р г и й (осторожно). Приятная женщина. (Меняет тему разговора.) А где ваш Кузьмич, тетя Катя…

К а т ю ш а. Я те дам «тетя»!

Г е о р г и й (улыбаясь). А где Кузьмич?

К а т ю ш а. Заявление в кадры повез. Уезжаем мы отсюда, Жора, в город Звездный.

Г е о р г и й. Не жаль? Столько лет прожили в Камушках?

К а т ю ш а. К новым людям хочется, на простор человеческий. Эх!.. Веришь, Жора, закрою глаза и вижу: полная зала мужиков здоровенных, шум, смех, голоса разные – и я гибко так между столиков с подносом. «Эй! – кричу. – Эй, мужички мои дорогие, поберегись! Борщом ошпарю!..»

Появляется  К у з ь м и ч  в форме лесничего.

А вот и мой Хаз-Булат удалой явился… (Грозно.) Заявление подписал?

К у з ь м и ч. Здравствуй, Георгий. С прибытием.

Г е о р г и й. Спасибо. (Пожимает руку.) Как поживаете, Кузьмич?

К у з ь м и ч. Сопротивляюсь.

Г е о р г и й. Это кому же?

К у з ь м и ч. Ей… (Опасливо покосившись на жену.) Жизни.

Катюша молчит, накаляясь.

Г е о р г и й. Жена вас заждалась…

К у з ь м и ч. В управление ездил, потом к крестному заглянул.

Г е о р г и й. Жив старичок?

К у з ь м и ч. А что ему сделается? В огороде копается, бражку пьет, пенсию как буденновский конник получает…

К а т ю ш а. Заявление подписал?

К у з ь м и ч. Начальник кадров уехал.

К а т ю ш а (ровным голосом). В прошлый раз он у тебя свинкой болел.

К у з ь м и ч. В Иркутск, на совещание руководящих работников…

К а т ю ш а. Ой ли?

К у з ь м и ч. Ей-богу, Катюша!

К а т ю ш а. Тогда я улетаю в Звездный одна.

К у з ь м и ч. Катя, я устал…

К а т ю ш а. Он хочет меня заживо здесь схоронить!.. (Пораженная новой мыслью.) Постой, если ты не был в управлении, то где шастал, пенек?!

К у з ь м и ч. Людей постыдись, Катя!

К а т ю ш а. Одна уеду! (Уходит к себе в дом.)

К у з ь м и ч (расстроенно). Дай закурить, Георгий. (Закуривает.) Она не ревнует, нет. На строительство БАМа ей приспичило ехать, к людям, говорит. А то, что изменщик, – это так, бабья фантазия.

Г е о р г и й. Ой ли?

К у з ь м и ч (в сердцах). Какая измена…

Г е о р г и й (смеется). Не скромничайте, Кузьмич.

К у з ь м и ч. Одним смех, другим слезы – так оно в жизни и бывает.

Г е о р г и й. Отпустите ее, пусть едет.

К у з ь м и ч. Нельзя. (С неожиданной тоской.) Люблю. (Помолчав.) Я слыхал, будто дорогу эту магистральную будут класть через наши Камушки. Верно, Георгий?

Г е о р г и й. Кто это вам сказал?

К у з ь м и ч. Люди болтают, радуются.

Г е о р г и й (уклончиво). Пока ведем изыскания.

К у з ь м и ч. Хорошо бы. Тогда и мы с Катюшей с места не тронулись бы…

Г е о р г и й. Все же решили уезжать?

К у з ь м и ч. Жизнь ломается, Георгий. Дров на зиму запасся. Куда их теперь? Эх… (Кивнув на прощание, уходит в свой дом.)

Некоторое время оттуда доносятся голоса Катюши и Кузьмича:

– Гришенька, ну давай уедем, а?

– Ох, настырная!..

– Миленький мой, уедем. Иди ко мне, сладкий, иди…

– Ох, Катюша… Ладно, я подумаю.

– Подумай. А теперь обними меня крепче…

– Погоди, услышат…

В доме лесничего закрывается окно и гаснет свет. Георгий, усмехнувшись, закуривает новую сигарету. На крыльцо выходит  А р и н а.

А р и н а. Идите пить чай, Георгий.

Появляется  М и х а и л.

М и х а и л. Это кто тут собирается пить чай в моем доме?! (Обняв брата и Арину, входит вместе с ними в дом.)

А р и н а. Что с Ниной?

М и х а и л (хмуро). Плачет.

А р и н а. Жаль ее.

М и х а и л. Ничего, пройдет. (Подходит к макету города, любуется им.) Вот скоро начнут строить у нас БАМ, понаедут целые батальоны женихов, и мы всех наших незамужних девок пристроим. Налей-ка чаю, Арина.

Арина выходит на кухню.

Знаешь, Жорка, что меня больше всего привлекает в БАМе? Это то, что строится он совсем другим методом. Не как Беломорканал, не киркой и энтузиазмом, как Комсомольск-на-Амуре, а умом инженерным, деньгами и техникой сумасшедшей! С настоящим Знаком качества, если хочешь!

Г е о р г и й (не сразу). Не хотел я тебя сегодня расстраивать, Миша… Наша экспедиция закончила изыскания в районе поселка. Трасса БАМа обойдет Камушки стороной.

М и х а и л. Как так?!

Г е о р г и й. Слишком дорого прокладывать железную дорогу именно через Камушки. Для этого пришлось бы взрывать целые километры скальных прижимов вдоль реки.

М и х а и л (потрясенно). Нет, ты понимаешь, что ты говоришь?! Ведь тогда рушатся все наши планы!

Г е о р г и й. Очень дорого. Невыгодно экономически. Тем более что в районе не обнаружены полезные ископаемые. Нет оснований биться за поселок.

М и х а и л (кричит). А то, что он уже сто лет стоит на этом месте, это как?!

Г е о р г и й. Это не аргумент.

М и х а и л (убито). А я-то, чудак, размечтался… Сам лесопильный завод предложил реконструировать, чтобы строителей заинтересовать в поселке, людям с три короба наобещал… Лешке вон макет города заказал… Что предпринять, посоветуй, Жора?

Г е о р г и й. Не знаю. Строители уже требуют от нас рабочие чертежи.

М и х а и л. Но ты же понимаешь, если БАМ обойдет Камушки, то поселок умрет!

Г е о р г и й. Но раньше вы как-то обходились без железной дороги?

М и х а и л. Обходились, потому что ее не было. А теперь где-нибудь рядом построят город или большую станцию, и все туда постепенно переберутся. Что людям скучать в тайге?

Михаил сидит с таким потерянным видом, что Георгию становится его жаль.

Г е о р г и й. Не принимай так близко к сердцу, Миша. (Он обнимает брата.) Постарайся понять – этого требуют интересы дела.

М и х а и л (помолчав, горько). Пятнадцать лет я был председателем поселкового Совета Камушек. Выходит, что все эти годы я старался впустую…

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Дом Михаила Черемных. Утро. В комнате за столом сидят  Н и к и ш и н  и  М и х а и л, мрачно молчат.

М и х а и л (после паузы). Вот такая беда нежданная, Коля.

Н и к и ш и н. Да… Удружил твой братец, ничего не скажешь. Как кулаком под дых. Надо срочно что-то предпринимать.

М и х а и л. Что? За изыскателями стоит экономический расчет. Они доказывают, что их решение наиболее выгодно государству…

Н и к и ш и н. Стоп! А если я у себя на заводе попрошу экономиста сделать расчеты, которыми мы аргументированно докажем важную роль Камушек в экономической и культурной жизни района? А? Точно! И с этими расчетами – прямым ходом в облисполком. Так и так, дорогие товарищи. Не по-государственному решили изыскатели. Негоже бросать в тайге обжитой поселок. И – расчеты на стол!

Михаил достает из ящика стола толстую тетрадь, бросает на стол.

М и х а и л. Вот эти расчеты. Уже посылал в облисполком и ответ уже получил.

Н и к и ш и н. Ну?

М и х а и л. «Расчеты ваши, товарищ Черемных, неубедительны».

Н и к и ш и н. А что станет с моим заводом?

М и х а и л. Есть и про твой завод. Когда БАМу в нем отпадет необходимость, завод демонтируют и перенесут в новый город. Его собираются строить в двухстах километрах отсюда, за Медвежьей Падью. (Помолчав.) Вероятно, изыскатели правы – дорогу выгодней строить в стороне от Камушек…

Н и к и ш и н. Свалился на голову этот БАМ!

М и х а и л (невесело шутит). И – бам! Только прошу тебя, Коля, пока никто в поселке не должен знать об этом, даже твоя жена. Иначе люди решат, что Камушки скоро бросят, и начнут работать с прохладцей.

Н и к и ш и н. Понятно. Кузьмич в курсе?

М и х а и л. Да…

Из своего дома во двор выходит  К у з ь м и ч, за ним вылетает раскаленная  К а т ю ш а.

К а т ю ш а (кричит). Не-ет!.. Тебе не удастся похоронить меня в этих Камушках, нет! Не буду я жить в этой тьме тараканьей – одна уеду!..

К у з ь м и ч. Ну скажи, чего тебе не хватает? Свой дом, корова, живность всяческая по двору бегает. Тишина вокруг. А воздух – так тот вообще рубль глоток! Куда тебя тянет, а? Зачем, что надо-то?

К а т ю ш а. Жизни живой!

К у з ь м и ч. Да городские сюда специально ездят, чтоб дохнуть у нас жизни этой!..

Михаил подходит к открытому окну, наблюдает за ними.

К а т ю ш а (бушует). Тогда одна уеду!..

К у з ь м и ч. Я завтра спокойный буду, а ты как есть дура, так дурой и помрешь!..

М и х а и л. Кузьмич, зайди ко мне, дело есть.

Кузьмич с облегчением спешит в дом Михаила.

К а т ю ш а (вслед). Уеду!.. (Уходит.)

В комнату входит взъерошенный  К у з ь м и ч.

К у з ь м и ч. Язва, а не женщина!

Н и к и ш и н. Дал бы ей раз – и все стало бы на место.

К у з ь м и ч. Рука не поднимается. Но ничего, она у меня когда-нибудь схлопочет!.. Ответ пришел, Миша?

М и х а и л. Пришел.

К у з ь м и ч. Понятно. Что же дальше, братцы?

Никишин молчит. Михаил достает платок, осторожными движениями смахивает пыль с макета.

М и х а и л. Остается последний вариант – собрать общепоселковое собрание, объяснить людям сложившуюся ситуацию с Камушками и написать коллективное письмо в Совет Министров. И чтобы каждый житель поселка подписался под ним.

Н и к и ш и н. А тебе ответят, что это дело не Совета Министров, а изыскателей. Они должны решать, где лучше и выгодней проложить трассу БАМа. И будут правы.

М и х а и л. Тогда не знаю…

К у з ь м и ч. Постой-погоди, Миша. Давай сначала. Значит, так: если БАМ обойдет нас, то город построят в другом месте и все наши сельчане уедут туда, так?

М и х а и л. Так.

К у з ь м и ч. Дальше идем. Почему этот БАМ должен обойти такой хороший поселок? Их что, много в тайге?

М и х а и л. Строителям невыгодно вести дорогу через Камушки. Дешевле строить напрямую.

К у з ь м и ч. Понятно. Ну а если, к примеру, у нас тут рядом обнаружатся полезные ископаемые, а? Дорога подвернет к нам?

М и х а и л. Если бы!..

К у з ь м и ч. Говори дальше.

М и х а и л. Говорить больше не о чем. У нас осталась последняя попытка – написать письмо в Совет Министров.

Н и к и ш и н. Попытка в пользу бедных…

Телефонный звонок.

М и х а и л (снимает трубку). Черемных. Какое совещание? У рыбаков? Знаю, обязательно буду. (Кладет трубку.)

Неожиданно Кузьмич встает, выглядывает в открытое окно, проверяя, нет ли кого поблизости. Затем закрывает обе половинки окна, тщательно задергивает шторы, запирает дверь и для верности несколько раз дергает за ручку.

Михаил и Никишин с удивлением наблюдают за его манипуляциями.

Только проделав все это, Кузьмич достает из-за пазухи какой-то небольшой предмет, завернутый в тряпицу, со вздохом кладет перед Михаилом.

М и х а и л (с некоторой опаской). Что это?

К у з ь м и ч (шепотом). Ты гляди, гляди.

Михаил разворачивает тряпицу. В ней золотой самородок.

Михаил (рассматривает). Откуда?

Кузьмич мнется. Видно, как он мучается.

Говори, коль принес.

К у з ь м и ч. Эх, верно Катюша моя речет: кто дураком родился, тот таким и помрет…

М и х а и л. Ты свою Катюшу через раз слушай! (Передает золото Никишину.)

Н и к и ш и н. Место богатое?

К у з ь м и ч. Признаки есть.

М и х а и л. Где оно?

Кузьмича снова одолевают муки. Он мается по комнате, вздыхает.

К у з ь м и ч (прошептав какое-то немыслимое ругательство). У Медвежьей Пади.

Н и к и ш и н. Не может быть! Это же совсем рядом с поселком, и геологи там все исходили!

М и х а и л. Не темнишь, Кузьмич?

К у з ь м и ч. Чего теперь темнить? Есть золотишко. Теперь-то дорога пойдет через Камушки?

Н и к и ш и н. Мужики, вот он, настоящий аргумент, – золото!.. (Хохочет.) Аргумент, перед которым никто не устоит!

М и х а и л. Давно нашел?

К у з ь м и ч. Лет семь уже.

М и х а и л. Что же ты молчал, козел старый?! Ведь золото это!

К у з ь м и ч. Вспомни, Миша, какая благость была в тайге раньше. Станешь на увал, посмотришь окрест – и плакать хочется, до того чисто, тихо и хорошо. Боялся, укажу золото – наедут, прииск откроют и порушат всю красоту и спокойствие. Ну, а когда БАМ начали строить, понял – не спрячешься…

М и х а и л. БАМ нужен людям, одной красотой сыт не будешь. (Звонит.) Нина? Зайди по-быстрому ко мне. (Кладет трубку.)

К у з ь м и ч. Да разве я против?! Стройте на здоровье, только не похабьте тайгу! Не лейте мазуту в речку, не палите лес, не гоняйте технику где попало!.. Я бы этим сукиным детям вездеходчикам самолично ноги повыдергивал из одного места! Ведь сколь деревьев погубили!..

Н и к и ш и н. Странный ты человек, Кузьмич. Смотришь на все с колокольни лесничего. Прогресс идет! А где рубят, там, сам знаешь, щепки летят. А ты из-за одного дерева человека готов изничтожить.

К у з ь м и ч. Вон видишь лиственницу за окном, видишь? Так она тоже живая. Она, может, сейчас слушает нас и говорит про себя: «Что же вы с нами делаете, матерь вашу, своими железными вездеходами!»

Н и к и ш и н. Так уж и говорит!

М и х а и л. Теперь дело за Георгием. Мы ему только намекнем, что есть, мол, рядом с Камушками нечто такое, что может его заинтересовать.

Н и к и ш и н. Чего темнить?

М и х а и л. Одно дело, когда человек сам находит, другое – когда его как щенка носом ткнут. Психология! (Кузьмичу.) А ты за свою находку получишь премию. (Шутливо.) Хотя и пытался зажилить золотишко.

К у з ь м и ч. Что я, крохобор или в могилу все уволоку? Ну зажилил бы золотишко, ну таскал бы себе потихоньку, хоронясь от всего света белого, и вздрагивал. Разве это жизнь?