Текст книги "Черный диверсант. Первая трилогия о «попаданце»"

Автор книги: Александр Конторович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 72 страниц)

Глава 21

Утром мне позвонил Яковлев.

– Александр Сергеевич? Не разбудил?

– Нет, Виктор Петрович, я уже час как не сплю.

– Ну и хорошо. Не заняты?

– Нет. Медики меня более не дергают, другой работы нет. Так что сижу вот тут, на крыльце, и на небо смотрю.

– Ага. Вас не затруднит подъехать ко мне на часок?

– К вам – это куда? В Управление?

– Нет. Антон знает это место. У нас оно называется «госпиталь». Я ему перезвоню, и вас туда отвезут.

– Понятно, товарищ генерал-лейтенант. Вы тоже туда подъедете?

– Я уже тут.

Антон зашел минут через пятнадцать. Прихватив из сейфа «АПС», я сбежал по лестнице, на ходу убирая пистолет в кобуру, запрыгнул в джип, и наша кавалькада из трех машин рванулась к выходу из поселка. Ехали мы недолго, чуть больше часа. При этом все время двигались какими-то неприметными дорогами, которые тем не менее были неплохо асфальтированы и весьма ухожены. Наконец машины остановились перед зеленым забором. Створки ворот бесшумно разошлись в стороны, и машины въехали на небольшую площадку.

– Приехали, Александр Сергеевич, – повернулся ко мне Антон. – Дальше пешком. Машины туда не пускают.

Вместе со мной он вышел из автомобиля и зашагал по узкой тропинке между деревьями. Видно было, что путь ему знаком. Остальные ребята остались у машин. Пройдя метров двести, мы подошли к одноэтажному дому, и Антон, поднявшись на крыльцо, постучал в дверь.

– Разрешите?

– Да, входите.

За дверью оказалась небольшая комната. Вся она выглядела какой-то очень домашней. Казалось, время остановилось тут еще в семидесятых годах, да так и не собралось двигаться дальше. Во всяком случае, мебель здорово напомнила мне детство. Единственным современным предметом являлся ноутбук, лежащий на столе, за которым сидел Яковлев. Увидев нас, он опустил крышку и поднялся.

– Заходите, присаживайтесь. Антон, обождите здесь, пока мы с подполковником прогуляемся.

– Но, товарищ генерал-лейтенант, я же всегда должен быть рядом.

– Знаю. Не волнуйтесь, капитан. Тут нас никто не съест. Под мою ответственность.

Антон молча отошел в сторону и сел в кресло около небольшого столика. Генерал кивнул мне на дверь и двинулся вперед. Выйдя из домика, мы пошли по тропинке дальше.

– Товарищ генерал-лейтенант, тут ко мне Травников приезжал. Какой-то он странный был, как не в себе.

– Знаю, Александр Сергеевич, знаю. Я в курсе.

– Что с ним случилось?

– Узнаете.

Генерал больше ничего не говорил, а я с вопросами не лез. Деревья неожиданно расступились, и мы вышли на небольшую полянку. Точнее, на кладбище. На нем в несколько рядов стояли памятники.

– Что это, Виктор Петрович? Куда мы пришли?

– Это кладбище, Александр Сергеевич. Здесь похоронены наши сотрудники. Те, кто погиб за время существования нашего отдела. Первые два ряда – испытатели, те, кто не вернулся. Остальные погибли по другой причине.

– Мои прежние охранники тоже тут?

– Да, последний ряд. Не под всеми памятниками лежат люди. Некоторые из них погибли далеко отсюда, и не все тела мы смогли найти. Некоторые по просьбе родственников похоронены в других местах. Но памятники стоят здесь. Все наши сотрудники приходят сюда, когда начинают работать. Память, Александр Сергеевич, – это такая вещь, которая очень сильно помогает. Иногда мы сами не осознаем, насколько важно помнить обо всех, кто был до нас.

– Понимаю, товарищ генерал.

– Пойдемте дальше.

Еще метров через пятьсот мы вышли к комплексу двухэтажных домиков. Между собой они соединялись застекленными переходами и, запрятанные под деревья, были совсем незаметными. Подойдя к одному из домиков, Яковлев вытащил из кармана пластиковую карточку пропуска и провел ей по считывателю. Щелкнул замок. За дверью оказался коридор, чем-то напоминавший больничный. Возможно, это мне показалось из-за запаха, свойственного любому медицинскому учреждению. Справа и слева находились двери, рядом с которыми в стену были встроены большие окна. Навстречу нам вышла миниатюрная девушка в белом халате.

– Товарищ генерал?

– Не волнуйтесь, Людочка. Мы ненадолго. Занимайтесь своими делами.

Яковлев прошел по коридору и остановился около одной из дверей. Я подошел ближе и прочитал табличку: «Капитан Громов Михаил Павлович». В окно была видна кровать, на которой лежал человек, накрытый одеялом. Рядом стояла стойка с мониторами. На экранах сверкали огоньки, бегали какие-то диаграммы.

– Кто это, товарищ генерал-лейтенант?

– Здесь лежат наши испытатели. Те, кого мы еще надеемся вытащить. Пройдите дальше. Я вас подожду здесь.

Я шел по коридору, читая таблички на дверях. «Старший лейтенант Рюмин Игорь Петрович», «Майор Тахиев Ильяс Анварович». Всего таких табличек было девять. У последней из них я остановился. «Старший лейтенант Травников Виктор Александрович». Травников? Я повернулся и подошел к Яковлеву.

– Там, в конце коридора. Старший лейтенант Травников, это…

– Да. Это его внук. Теперь вы понимаете, почему он находится в таком подавленном состоянии?

– Так что же, последний из испытателей…

– Да. Академик не мог рисковать.

– И поэтому отправил своего внука?

– А как бы вы поступили на его месте?

– Не знаю. У меня нет ответа. А как давно здесь лежит первый?

– Семь лет.

– И что же вы собираетесь делать?

– Все, что могли, мы уже сделали. Ваше появление было для нас последней надеждой. Видимо, мы что-то не учли в наших расчетах. Травникова надеялись вернуть уже через неделю. Однако не получилось. Вот так, Александр Сергеевич. Теперь вы знаете все.

– И что же я должен делать в данном случае?

– А вот на этот вопрос ответа нет уже у меня.

Мы вышли на улицу и зашагали по тропинке назад. Подойдя к дому, где находился его кабинет, генерал повернулся ко мне:

– Я еще останусь здесь, поработаю. Вы можете возвращаться назад. До свидания.

– До свидания, товарищ генерал-лейтенант.

Смеркалось. Я сидел на лавочке и смотрел на потухающее небо. Сзади чуть скрипнул песок, по дорожке подходил Антон.

– Не помешаю?

– Садись.

Он присел рядом. В его кармане что-то забормотала рация. Он прислушался, коротко ответил: «Понял». Я посмотрел на него.

– Ты Травникова знал?

– Младшего? Знал. Он у нас в отделе раньше работал.

– Давно?

– Сразу после училища пришел. Это уже потом его в группу испытателей перевели. Всего год назад.

– Скажи, Антон, вот это место… «госпиталь», это что, действительно госпиталь?

– Да. Точнее, теперь это только его часть. Та, где проходят реабилитацию испытатели. Первые попытки «выхода» были сделаны именно там.

– «Выход»? Что это?

– Так у нас называют попытку заброса.

– Надо же… никогда бы не подумал. А ты-то откуда все это знаешь?

– Так у нас основная работа – обеспечение безопасности персонала и испытателей. Вот и ездим повсюду.

– Странно, на первый взгляд, этот ваш «госпиталь» – обычный профилакторий. Ни сооружений тебе серьезных, ни охраны… Даже кабинет у генерала какой-то весь из себя устарелый.

– А что, надо по периметру танковый полк разместить? И вышки пулеметные поставить? Там в охране почти батальон сидит, просто их не видно. Вся территория контролируется техникой. Вы один, без генерала, и десяти шагов бы не прошли. А кабинет… это кабинет первого начальника Управления. Он почти всегда такой был, его никто не трогает. По традиции, перед «выходом» испытателя инструктирует лично начальник Управления. В этом самом кабинете. Он раньше другим был, с приемной, но здание перестроили, вот и увеличили кабинет за ее счет. С той поры так и стоит.

– Традиции, говоришь? И какие они еще тут есть?

– Разные. У каждой службы своя имеется.

– И что, руководство этому не препятствует?

– Нет. Даже негласно одобряет. Считается, что они способствуют укреплению коллектива.

– Везде бы так…

– Да, неплохо было бы.

Мы еще посидели около получаса. Потом в кармане у Антона снова забормотала рация, и он, извинившись, поднялся со скамейки и ушел куда-то в темноту. Следом за ним ушел и я.

Войдя в дом, подошел к шкафу и на ощупь отыскал там начатую бутылку коньяка. Плеснул в рюмку и сел у камина.

Ну, что, везунчик, пришло время отдавать долги? С какого это бы рожна? Я им тут что, на шею вешался? Изо всех переделок сам вылез, да еще и с прибытком для Управления. Так? Так. Могу их сейчас послать? Да запросто. Приказа такого мне никто не отдаст, да и не смогут без моего желания что-либо сделать. Академик это прямо сказал. И чем все это мне грозит? Выпрут на пенсию? Три раза «ха». Можно подумать, что я там с голоду подохну. Да и не станут они это делать, им тоже обратного хода нет. Автокатастрофу организуют? А зачем? По злобе, что ли? Нет, не те тут люди собрались. А что они тогда сделают? Воображение услужливо нарисовало мне еще несколько дверей с соответствующими табличками. Да, вот это они могут запросто. Собственно говоря, другого выхода у них нет. Так что делать-то будем?

Отыскав в кармане телефон, я нажал на нем нужную клавишу. Гудок, еще один…

– Слушаю?

– Товарищ генерал-лейтенант?

– А кого вы тут ожидали найти? В половине третьего ночи?

– Извините товарищ генерал-лейтенант, просто дело важное.

– Излагайте.

– У меня нет телефона Александра Яковлевича, я хотел ему позвонить.

– На предмет?

– Я согласен на «выход».

Голос Яковлева дрогнул.

– Вы серьезно!? В вашем-то возрасте?

– Как давно я вернулся? Уже постареть успел?

– Нет, но… Я ему перезвоню, утром он будет у вас!

– Хорошо. Дождусь утра.

– Да, конечно! Мы будем оба.

– До свидания, товарищ генерал-лейтенант. Извините за поздний звонок и спокойной вам ночи.

– И вам тоже! И… спасибо, Александр Сергеевич!

– Не за что пока.

Я положил трубку, поставил на стол нетронутый коньяк. Голова теперь должна быть свежей…

Наш кортеж зарулил на уже знакомую площадку в «госпитале». Невидимая, как и прежде, охрана закрыла ворота. На площадке уже стояли два автомобиля. Генеральская «Волга» и черный «Шевроле»-фургон. Я уже видел такие в Москве – эдакий кабинет на колесах.

Генерал ждал нас на площадке, прохаживаясь перед машинами. Сегодня он был в военной форме с немаленьким иконостасом наград на груди. Однако же! Я понимал, конечно, что он дядя заслуженный. Но чтобы вот настолько…

– Добрый день, Александр Сергеевич!

– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант!

– Как самочувствие?

– Да нормально все, жив-здоров, чего и вам желаю. А это кто пожаловал? – показал я на черный фургон.

– Травников приехал. Чувствует он себя неважно, вот с ним врачи и путешествуют повсюду.

Я был удивлен той активностью, которую проявили «веселые ребята» из медицинского центра. Складывалось впечатление, что я попал на хорошо отлаженный конвейер по подготовке – кого? Я и сам не понимал. В основном все действия велись во время моего погружения в какое-то полусонное состояние. Что происходило в этот момент, так и осталось загадкой. По пробуждении я не помнил практически ничего. На мои вопросы Киреев отвечал весьма подробно. Но лучше бы он этого и не делал вовсе. Ибо из его пространных объяснений об активизации N-процесса в височных долях головного мозга я понял только то, что являюсь абсолютным профаном в этой области. Ситуация зашла в тупик. Объяснить простыми словами Олег не мог. А сложных я не понимал. Утешало лишь то, что Травников в категорической форме запретил производить надо мною какие-либо капитальные «модернизации» и улучшения. Дабы не повлиять таким образом на мой и без того натруженный мозг. Этот запрет привел «веселых ребят» в некоторое уныние. Как мне пояснил Олег, они могли в короткие сроки сделать из меня кандидата в академики. А пришлось ограничиться лишь кратким обучающим курсом. И это их весьма печалило. Уже расставаясь, я спросил его, за каким хреном эти процедуры были вообще нужны, ибо в первый мой «выход» я прекрасно обошелся и без них?

– Этой области вашего сознания мы вообще не касались.

– Так что же вы, в итоге, надо мною все неделю шаманили? Зачем?

– Мы слегка усилили ваши способности и несколько расширили багаж знаний, которыми можете теперь пользоваться.

– То есть я теперь на третий этаж с места прыгать буду?

– Нет. Это же относится к вашему здешнему телу, а вот куда и в кого вас занесет – этого мы планировать пока не можем. Значит, и повлиять на него прямо не сумеем. Но вот ваши знания мы расширили существенно! Большинство языков вы теперь можете понимать и на некоторых можете общаться. Основательно добавили вам и медицинских познаний, ну и чисто военных – тоже. Это уж само собой разумеется. Чуток расширили и ваши аналитические способности. Ну, они у вас и так были весьма неплохи. Так что президентом банка по возвращении работать сможете.

– Что-то вот не ощущаю я в себе лингвистических способностей…

– Должен пройти небольшой период активации этих способностей. Это нормально. Да и особой потребности у вас в этом пока нет.

– Иначе говоря, припрет и на суахили заговорю?

– Это вряд ли. Данный язык мы не рассматривали в качестве необходимого. А что, вы чувствуете эту потребность? Так время пока еще есть…

– Типун тебе на язык! Я просто так сказал!

– Ох, сомневаюсь я… Просто так в голову ничего не приходит. Особенно у вас.

На этой ноте мы и расстались. Дай им волю, они такого наворотят!

Мы подошли к знакомому домику. Генерал открыл дверь и вошел. Я поднялся следом. В помещении прохаживался Травников. Увидев меня, он подошел и обнял. Отпустил, похлопал по плечу и, ничего не говоря, вышел из кабинета. Я проводил его взглядом.

– Чего это он так?

– Переживает. К внуку пошел.

Яковлев сел за стол и указал мне на кресло напротив.

– Присаживайтесь, Александр Сергеевич.

– Спасибо.

– Вы все взвесили? Ваше решение является осознанным и окончательным?

– Да, товарищ генерал-лейтенант. Все взвесил и продумал.

– Вы не встретились с семьей, почему?

– Не хочу их чрезмерно перенапрягать. Я им в последнее время часто звонил, подолгу разговаривал. Надеюсь, что не разорю контору счетами за межгород? Сейчас они спокойны. Ну, во всяком случае, не ожидают чего-то особенного. Я им сказал, что отъеду на некоторое время в командировку. Вот письма, – я протянул генералу пачку исписанных листов. – Даты проставите, я там пояснил, что звонить отсюда проблематично, не говоря уже и обо всем прочем. Пару моих фотографий в экзотической обстановке добавьте. Ну, да вы и сами все это лучше меня знаете.

– Сделаем. Не волнуйтесь. Еще какие-нибудь пожелания у вас есть?

– Коньяка бы хлопнул на дорожку, но ведь нельзя?

– Увы, – развел руками генерал. – Не тот случай. Но уж по возвращении… Обязательно отметим!

Он встал из-за стола, одернул мундир. Я тоже поднялся.

– Товарищ подполковник! Александр Сергеевич! Мы отправляем вас на серьезное и ответственное задание. Вы сами знаете степень его рискованности и опасности. Любые мои предостережения сейчас будут звучать по меньшей мере странно. Вы единственный из нас, кто уже был там. И намного лучше нас ориентируетесь в тогдашней обстановке. Мы не можем снабдить вас современным вооружением, наделить сверхспособностями и железным здоровьем. Все, что мы можем дать, – это знания. И умения применять их по необходимости. Мы все будем вас ждать. Всегда. Помните об этом!

– Готовы? – склонился надо мною Травников.

– Готов.

– Приблизительное время вашего перехода – весна сорок второго года. Местонахождение возможного «реципиента» недалеко от Харькова. Мы предполагаем, что это будет кто-то из командиров среднего звена сто сорок второго маршевого полка. Это подразделение попало под удар немецкой авиации еще на подходе к линии фронта. Большая часть его состава сейчас находится в госпиталях и медсанбатах на излечении. Так что у вас будет время на вхождение в образ. Вам понятно?

– Да. – И я вспомнил слова академика: «…перенос сознания может произойти только в строго определенных условиях… только у двух относительно близких по своим характеристикам организмов. То есть совпадение ваших психофизических параметров должно быть как можно более близким…». Хм, кого же они там отыскать сумели? И каким образом? Надо будет их потом на эту тему пораспрашивать… А почему Харьков? Надо полагать, что в настоящий момент более никуда не попасть. Или нет? У них просто не было возможности отыскать в другом времени наиболее полно подходящего для внедрения человека. Или они выбрали наиболее изученный период войны? Скорее всего, именно так, должны же у них быть какие-то свои, другим недоступные данные. Значит, ими и руководствуются, выбирая временной отрезок. Интересно…

– Душевно вас прошу, Александр Сергеевич, не зарывайтесь и не геройствуйте! Лучше всего остаться в том же госпитале или в медсанбате. У вас будет больше шансов уцелеть в то нелегкое время. Помните, ваша главная цель – вернуться назад!

– Помню.

– До свидания!

На мое лицо надели маску, и голос ассистента начал отсчет. На цифре «двадцать два» я провалился в небытие…

Глава 22

Шум… Странный, вроде бы как плеск воды… Хотя почему – вроде бы? Это и есть вода, вон по лицу текут струйки. Уже и за шиворот натекло. Что за черт?

– …ем!

Не понимаю…

Хрясь! Опять по ребрам?! Да что тут вообще творится?

– Подъем!!!

Ага, вот и слух вернулся. Уже лучше. Так, что у нас с руками? Шевелятся, хорошо. Ноги? На месте, вроде бы совсем здорово. Глаза… Вот тут хуже, какие-то пятна разноцветные… Хотя стоп! Это уже на лицо похоже. Точно, лицо. Кричит чего-то.

– Подъем, морды косорылые!

Надо полагать, это в мой адрес. Только почему во множественном числе? Надеюсь, вторая голова у меня не выросла еще? Так, пробуем подняться… Ох ты как вбок-то понесло, совсем ноги не держат. Блямс! Тут винить некого, сам виноват – мордой, да об стену. Плоховато с координацией. Так, удар впустую не прошел, зрение вернулось на место. Да и слух улучшился. Вернусь, предложу Травникову новый метод лечения расстройства координации и пространственной ориентации. Эк, загнул-то! Что-то не водилось за мной такого прежде. Не иначе, последствия работы «веселых ребят». Кого они там из меня сделать грозились?

Я оперся рукой о стену и выпрямился. Огляделся по сторонам. Большой сарай, вдоль стен навалено сено. Напротив меня стоит шеренга солдат. Так, форма наша, погон нет. Значит, попал, куда хотели? Перед строем несколько человек, форма получше – комсостав, на петлицах кубари. Так, значит, сорок первый – сорок второй год. Похоже? Может быть…

– Очухались?

Кто это тут? Ага, вот он, крикун. Старший лейтенант, судя по знакам различия. Лицо раскраснелось, кобура расстегнута. Плохо, он явно не в настроении. Так, а рядом кто? Справа один на четвереньках, форма солдатская, знаков различия нет. Пытается встать, но это у него выходит не очень. Ноги не держат и руки подламываются, все время падает. Слева трое, прижались к стене, вид помятый, у одного на морде свежий фингал. Интересно, знаков различия тоже нет. А я сам? Руки одернули гимнастерку, расправили складки и загнали их под ремень. На полу, под ногами, пилотка, надо полагать, моя. Выяснилось, что на мне такая же форма, как и на соседях. Значит – рядовой. Что там Травников обещал?

– Так, Леонов, еще не все мозги пропил? Хоть какие-то зачатки ума остались? Соображаешь, что надо себя в нормальный вид привести?

Это он ко мне? Судя по всему, да. Смотрит на меня. Надо отвечать.

– Так точно, товарищ старший лейтенант, не все. Стараюсь соображать.

– Гражданин лейтенант! Быстрее соображать надо!

Хренасе! Здравствуй, попа – Новый год! «Гражданин старший лейтенант»?! Стоп-стоп-стоп… Это что же, не обычная воинская часть? Гражданин?

Однако же и соседи мои зашевелились, стали приводить себя в порядок. Подтянулись и даже подровнялись. Стояли они слева от меня, так что я стал правофланговым и равнялись они на меня. Увидев это, крикун подобрел и даже убрал руку от кобуры. Однако не застегнул. Ну и то – божий дар.

– Что молчишь, Леонов? Язык со страху проглотил?

– Никак нет, гражданин старший лейтенант, не проглотил. Готов к выполнению любого приказа.

Глаза у него удивленно расширились. Что-то не то я сморозил? Похоже…

– Любого, говоришь? – Он подошел ко мне поближе. – Ну-ну… Это ты вовремя сказал… Считай, повезло тебе. Да и этим обалдуям тоже…

Он прошелся вдоль строя. Подошел к лежащему. Тот уже прекратил все попытки встать и неподвижным кулем валялся на полу.

– А ты, Громов, умнее всех решил оказаться? Мол, вы в бой, а я в медсанбат? Отравился, бедненький! Ай-ай-ай! Гогоберидзе! – гаркнул он, повернувшись к остальным бойцам. – Ну-ка, тащите этого мерзавца во двор!

Двое бойцов выскочили из строя, и подхватив лежащего под руки, потащили его волоком из сарая.

– А ну, выходи строиться!

Через несколько минут мы все стояли во дворе. Вокруг была полуразрушенная деревня, жителей на улицах видно не было. Наметанным взглядом я засек пару грузовиков, стоявших напротив сарая на улице. На первый взгляд они не бросались в глаза, однако видневшиеся в кузовах пулеметы ясно показывали, что стоят они здесь не просто так. Да и разнесены по фронту так, чтобы друг другу не мешать. Зуб даю, за нашей спиной тоже что-то есть.

– Равняйсь, смирно! Равнение на середину!

Строй колыхнулся и замер.

Старший лейтенант, держа руку у козырька фуражки, подошел к стоявшему у забора невысокому капитану.

– Товарищ капитан! По вашему приказанию отдельная восемьдесят вторая штрафная рота построена!

– Вольно.

– Вольно! – гаркнул старший лейтенант.

Капитан неторопливо вышел на середину. Походка у него была плавная, уверенная. Чувствовалась внутренняя сила. Это не крикун – старший лейтенант – волчище еще тот.

– Ну, что, бойцы? – спросил он, остановившись перед строем. – Я так понимаю, что головы тут у некоторых отдельных персонажей чем-то неправильным заняты. Так?

Вопрос риторический.

– Молчание – знак согласия. Так еще древние говорили. Сдается мне, что память тут у некоторых хуже девичьей. Вы еще вчера-позавчера где были? Кто в тюрьме, кто в трибунале, а кто и вовсе к смертушке готовился. Однако же наша родная Советская власть пошла вам, мерзавцам, навстречу. Дали возможность кровью искупить свои прегрешения. Вам бы радоваться! Не во всяком бою смерть бывает. Я вот с Халхин-Гола в строю – и ни царапины. Была у вас возможность честными людьми стать. Была… Да не всем, видать, это нужно. Свернули на проторенную тропку. Авось да пронесет? Не пронесло…

Из его дальнейшего рассказа я уяснил следующее. Рота наша остановилась в деревне на ночлег. Нас загнали в сарай, выставили часового, и большинство штрафников тут же завалилось спать. Однако некоторые, особенно предприимчивые, заметили по пути палатки медсанбата и решили наведаться туда за спиртом. Сделали подкоп, и человек шесть рванулись в самоход. Часовой этого не заметил. Добравшись до палаток, штрафники стали там шарить в поисках спирта. Естественно, они его вскорости и отыскали. На радостях приняли на грудь и расшумелись. На шум появился военврач с санитарками. И послал всех буянов к такой-то матери, пригрозив трибуналом. Кто-то из особо буйных и поддатых засветил ему в лобешник. Врач вытащил «ТТ» и пальнул в воздух. Прибежала охрана и повязала всех любителей халявной выпивки. В том числе и меня, а точнее – Леонова. Вдобавок засветили прикладом в ухо, отчего он в момент отрубился. И навернулся на землю прямо около палатки с ранеными. Где и пролежал почти полчаса, не приходя в сознание. Так, бессознательного, и приволокли в сарай. Таким образом, что-то стало проясняться. Перенос действительно произошел в медсанбате! Только вот попал я не в тело командира, который, скорее всего, в этой самой палатке и лежал, а в Леонова! Тот, по-видимому, рядышком около нее и валялся. Мало того, что пьяный в дымину, так еще и прикладом в ухо огреб! Так что состояние у него было едва ли не хуже, чем у неизвестного командира. И еще, насколько я помнил рассказы Травникова, перенос происходил только в того «реципиента», который являлся наиболее предпочтительным в данной ситуации. То есть Леонов физически и морально лучше, чем неведомый мне командир? Интересно… Кстати, а штрафной роте я за что? Надо будет порасспрашивать осторожно у окружающих.

Тем временем капитан заканчивал монолог.

– Так что светит вам, добрые молодцы, на сей момент, однозначный и бесповоротный расстрел. Даже и суда не потребуется. Имею на это полное право. Обстановка у нас самая что ни на есть боевая, до линии фронта три километра. Так что по уставу можно всех поставить к стенке!

Мы все подавленно молчали. Атас, какая перспектива! Может, прямо к капитану и подойти со своими рассказами? Ага, щас! Сочтет он все это последствием большой доли спирта. И будет по-своему прав.

– Значит, так, соколики вы мои ясные. Те, кто вовремя очухался и хотя бы частично осознал вину, получают от меня последний и окончательный шанс реабилитировать себя. Для начала – в моих глазах. А дальше я посмотрю. А что же касается тех, кто в себя приходить так и не собрался…

Лежащий на земле солдат вдруг приподнял голову. Встал на четвереньки и огляделся. В себя пришел? Или все время ваньку валял? Черт его знает, не лезть же к нему теперь с расспросами. Это не осталось незамеченным капитаном.

– Ага! Очнулся, милок? Ну-ка поднимите его на ноги!

– Гогоберидзе! – гаркнул старший лейтенант. – Организовать!

Из строя выдвинулся здоровенный черноволосый мужик, кивнул, и из-за его плеча выскочили двое бойцов. Те самые, что и тащили Громова во двор. Подскочили к нему и привели в вертикальное положение. Так, надо понимать, это актив роты. Те, что на подхвате у старлея состоят. Надо будет запомнить и держать с ними ухо востро.

– Смирно! – Это снова капитан.

Строй замер.

– За нападение на командира (ага, так это он военврачу в лоб засветил), хищение государственного имущества (это за спирт, что ли?), самовольное оставление части в боевой обстановке, приказываю! Рядового Громова Павла Николаевича расстрелять! Старший лейтенант Городня!

– Я, товарищ капитан!

– Привести приговор в исполнение!

Старший лейтенант вытащил из кобуры «ТТ» и вскинул руку. Сухо треснули два выстрела, и Громов обвис на руках державших его бойцов.

– Все видели? – обвел глазами строй капитан. – Все поняли? Шутки кончились. Рекомендую это крепко запомнить и зарубить себе на носу! Вольно! Разойдись!

И вот мы снова в сарае. Двери не заперты, и можно выходить во двор. Но, прежде всего, надо хоть немного осмотреться.

– Слышь, – толкнул я в бок одного из «соратников» по самоходу. – Сидор мой где? Что-то не вижу его?

– Да вон он, у столба лежит.

– Где?

– Да вот же! – боец пнул его ногой. – Ослеп, что ли?

– Да, башка гудит, толком и не соображаю.

– И не говори, у меня тоже.

Так, теперь выберем уголок и присядем. Что там у нас в сидоре? Да и в карманах порыть надобно. Так… Красноармейская книжка. Рядовой Леонов Александр Павлович. Хм, и тут тезка попался. Девятьсот первого года рождения. Гражданскую войну, значит, застал. Интересно, что он, то есть теперь уже я, там делал? Руки у меня крепкие, мозолей нет. Телосложением бог не обидел. Не Геракл, но и не хиляк. Что там у нас еще? Спички, нитки, иголка. Всякая солдатская мелочовка, понятно, еще что? Бумаги? Хм… Ага, копия приговора! Так, за что ж меня сюда? Невыполнение приказа командира в боевой обстановке. М-м-да… Исчерпывающе, но непонятно. Какой приказ, в какой обстановке? Чего я там рогом упирался? Консервы, две банки. Фляга с водой, котелок, все. Оружия нет, патронов тоже.

Шум у ворот отвлек меня от размышлений. Что там? Кухня приехала. Ну, пожрать сейчас явно не помешает.

Стоя в очереди, я продолжал размышлять. Ладно, перенос удался. Хоть и криво, не в ту степь, но вышло. Что мы имеем с гуся? Факт вторичного переноса? Есть. Еще бы теперь и факт вторичного возвращения – было бы самое то. Попадание в нужного человека? А вот тут – облом. Полный и окончательный. Так что теорию академика можно закрывать. Не обеспечивает она нужной точности попадания. Как там меня называли – первооткрывателем? Ну, вот, буду я вам теперь первозакрывателем, дайте только назад возвратиться. А вот как это сделать? Лезть под пули? А что там Травников говорил? Перед возвращением у меня изменился сердечный ритм? То есть в любой момент я вернуться назад не сумею? Должны совпасть какие-то там условия? Какие же? И каков будет вывод? Один он будет – надо выжить. Когда там будет возвращение, да и будет ли оно вовсе, еще неизвестно. Так что будем жить! Желательно здоровым и не больным.

Получив порцию, я уселся на лежащие в углу двора бревна и принялся за обед. Судя по времени, завтрак я благополучно проспал. Или, вернее, провалялся в беспамятстве. Поэтому жрать хотелось весьма неслабо.

– Не помешаю, Палыч? – Ко мне подсел долговязый светловолосый боец. Один из «соратников»? Похоже. Был он весь какой-то помятый, что ли. Или от природы неуклюжий.

– Садись, место некупленое.

– Спасибо тебе сказать хочу.

– Хочешь – говори. За что?

– Ну, если бы не ты со своей готовностью к исполнению приказа, то Шумила нас бы еще в сарае пострелять мог. Запросто, с него станет.

– Старлей-то? Этот могет.

– Пацаны говорили, за ним такое уже водилось.

– Сам кто видел или сплетни?

– Из старого состава роты есть пяток пацанов. Они и рассказали. В атаку ребята вставать стремались, он и завалил двоих. И потом, на отходе уже, один ранен был, идти не мог, так он и его тоже… того…

– С какого бы хрена-то? С первыми двумя – понятно. А этого за что?

– Крикнул, что, мол, немца тут дожидаться будешь?

– Да… Надо от него подальше держаться, а то, не ровен час, ему еще чего в башку прилетит.

– Да уж скорее бы…

– Ты о чем это?

– А ты?

– Ты головой-то думай иногда, ладно? Ушей и тут хватает, и опомниться не успеешь.

– Ладно тебе, дядя Саша, чего ты к словам прицепился? Ты лучше скажи, что делать будем дальше?

– А у тебя что, вариантов до хрена? Куда ты отсюда денешься? Вон, за воротами вертухаи со стволами стоят, а мы тут сидим, за забором. Вот на фронт попадем, там и посмотрим. Глядишь, и повернется к нам фортуна передом.

– Кто повернется?

– Фортуна. Это богиня счастья такая была у древних греков. На кого посмотрит – тому и подфартит.

– И-и-и сказал! Где те греки и где мы?

– Ты, короче, давай по делу. Зря не баклань. Если есть что сказать – говори. Нет, так я жрать дальше буду.

– Слушок прошел. – Светловолосый оглянулся по сторонам и понизил голос. – Будто капитан для нас что-то особенное измыслил. Такое, что точняк на тот свет и отвалимся все разом.

– Так ить фронт, голуба! Тут каждый миг на бошку что-нибудь брякнуться может. И все – амбец! И придумывать специально ничего не надо.

– Доты помнишь?

– Какие такие доты?

– Здрасьте, приехали! Пять дней как там весь первый взвод лег!

– Вот когда тебе прикладом в лоб закатают, я тебя опосля этого и порасспрашиваю про что-нибудь эдакое. Память у меня отшибло чуток, понял? Что-то помню, а что-то нет.