Текст книги "Террористка"

Автор книги: Александр Самоваров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

18

Дима устроился в кустах ольшаника, которые подходили к забору – стене из красного кирпича. Он видел, как легко, за одну секунду Олег преодолел высокую стену, и стал ждать.

Просидел ровно два часа и понял, что пора действовать. Парень влип, его не отпускали. Дима подошел к стене, поставил ногу на едва выпиравший из ровного ряда кирпич и, оттолкнувшись, уцепился за колючий край. Там, наверху, было битое стекло. Но отступать уже некуда. Несмотря на сильную боль, ругаясь вполголоса, Дима подтянулся, забросил ногу на плоскую стену и, кое-как вскарабкавшись, прыгнул на землю. Почти сразу раздался яростный лай собак и две овчарки подбежали к нему. Времени на раздумья не было. Грохнуло два выстрела.

Дима покрепче сжал пистолет в руке, от чего осколок стекла вошел глубоко в ладонь. Дима заскрипел зубами и бросился короткими перебежками к дому. Хотя вокруг росли яблони и кусты малины, Дима был уверен, что его уже взяли на мушку.

Выстрелов, однако, не было, и он рванулся к дверям шикарной дачи. Двери оказались открытыми, а за ними слышался шум борьбы.

Олег дрался с двумя бугаями. Ребята-охранники под два метра никак не могли вывернуть ему руки.

Лицо Олега было разбито и залито кровью, но сухощавый парень оказался настолько сильным, что не давал возможности одному из охранников взять под контроль дверь.

Выстрелы они слышали, но вместо того, чтобы бросить мальчишку и разобраться, в чем дело, они пытались выкрутить Олегу руки. Наконец одного осенило, и он схватил в руки стул.

– Поздно, ребята, – спокойно сказал Дима, – и за стул, и за пистолет раньше хвататься надо было.

– Кретины, – багровея, крикнул один из охранников, – вы хоть соображаете, на кого наехали?!

Видно, он принял их за мелких дачных жуликов.

Дима поморщился от боли в правой ладони и от гнусной мысли, что опять придется стрелять в людей. Охранники не хотели поднимать руки и, кажется, плохо соображали, что произошло. Сначала этот невероятно сильный и верткий мальчишка, потом мужик с пистолетом и добродушным выражением лица. Все это было совершенно непохоже на прошлые «наезды».

После появления нормальных рэкетиров договаривались о размере «дотации», и все мирно расходились.

Олег встал рядом с Димой. Он еще тяжело дышал и размазывал тыльной стороной руки кровь по лицу.

– А мы ведь, гаденыш, тебя пожалели, – сказал с грустью охранник.

– И правильно сделали, – ответил Дима, – иначе лежали бы оба с дырками в голове. Ну-ка, Олег, постреляй.

Олег взял пистолет и выстрелом сбил тяжелую люстру, висевшую почти над головами охранников. Потом выстрелом же он разбил бутылку в баре, а голова одного из охранников была в сантиметре от бутылки.

Экспериментировать дальше Олег не стал. Он опустил пистолет, а охранники молча подставили руки для наручников, которые Дима достал из карманов куртки. Потом он запер ребят в одной из комнат.

– Так, значит, их было всего двое?

– Да, – тихо сказал Олег.

– А почему тебя не отпускали?

– Да скучно им было, дуракам. Подождем, говорят, пока твоя девушка к нам сама за яблоками не придет. Ну а когда я услышал выстрелы…

– Я все видел, – сказал ласково Дима, – ты молодец.

– Нет, я хотел сказать, что они не очень удивились и не поняли, почему я на них бросился.

Дима изменился в лице.

– Держи входную дверь на мушке, – сказал он Олегу и пошел к охранникам.

Полежав на холодном полу, ребята остыли и оказались вполне разговорчивыми. Оказалось, что на соседней даче жил какой-то чудак. Он напивался до одури и палил с балкона в небо.

«Это хорошо, что у них слух немузыкальный», – подумал Дима.

Но все оказалось проще. По словам Олега, в комнате на всю катушку работал магнитофон.

Дима связался по рации со Старковым. Он сказал всего три слова: «Срочно приходи на дачу».

Группа явилась через двадцать минут. По тому, как Борис кинулся к Олегу, увидев его заплывшее от синяков лицо, Старков понял, что они друзья. Бывает так, что люди войну пройдут плечом к плечу, а друзьями не станут, но чаще случается по-другому. Риск, который делится на двоих, превращает мужчин в братьев.

– Вот это да! – басовито смеялся Иван. – Вдвоем такую крепость взяли.

Старков прошел к охранникам.

– Нам не понадобится взрывать бочки с бензином. Господин Гнедой будет здесь через час, – сообщил он, вернувшись.

Когда к воротам подкатил роскошный лимузин, они мягко раскрылись. Машина медленно вползла во двор. Из нее вышли трое охранников и интеллигентного вида мужчина в очках, а рядом с ним появилась одетая в меха женщина.

– Господи, – пьяно протянула она, увидев дула автоматов, – опять рэкетиры.

– Ну, это уже свинство, – сказал еще более пьяный господин Гнедой, – за три месяца второй раз. Не буду платить.

– Шеф, – возразил стоявший возле него с поднятыми руками охранник, – не горячись. Это, кажется, серьезно.

Господин Гнедой не внял совету и продолжал возмущаться. Но в отличие от Жоржа Анжапаридзе, нецензурных слов не употреблял. Он жестикулировал и обращался к кому-то неведомому с просьбой остановить этот бесстыдный грабеж. Несмотря на то, что Гнедой был одет в дорогой, модного покроя костюм, а на мизинце его сверкал огромный перстень, он походил скорее на сельского учителя, чем на миллиардера. Через очки с толстыми линзами он таращил глаза на окружающих и казался совсем беззащитным.

Его охранников отправили в ту же комнату, где уже лежали двое их товарищей, а самого Гнедого и его даму провели на второй этаж, в хоромы.

– Ляля, – обратился он к своей подруге, – зачем я работаю и живу? Для того, чтобы какие-то жлобы стригли меня, как купон?

Женщина, зябко передернув плечами, спросила:

– Господа рэкетиры, зачем вы маски надели? Ведь жутко! Мы вам отдадим деньги.

– Никогда, – взвизгнул Гнедой.

– Отдадим, отдадим, – успокаивающе сказала Ляля, – вот только Киса протрезвеет немного.

Старков понял, что женщину нужно слушаться. Она явно имела на своего друга влияние. У нее было усталое, немолодое, не очень красивое лицо. Но в глазах светился теплый огонек.

Господин Гнедой сжал голову руками и стал раскачиваться из стороны в сторону.

– А брошу-ка я все к черту, – сказал он, – хватит, надоело. Работаешь как проклятый, а тут… в масках… руки вверх… отдавай деньги. А в деньгах этих мой труд, мои нервы, мой мозг. Где справедливость?

– На небе, – вкрадчиво сказал Фролов.

– Издеваться-то зачем? – Гнедой тряхнул головой, пытаясь уйти от наваждения. Но все оставалась по-прежнему. Те же люди в масках окружали его.

– Печаль моя светла, – сказал он и неожиданно шустро полез за бутылкой в бар.

– Э, тпруу! – перехватил его Иван. – Сначала деньги, потом пей сколько хочешь.

Странный миллиардер и его подруга отвлекли внимание Старкова настолько, что он забыл отдать распоряжение ребятам. Он спустился вниз и увидел там одного Диму.

– А где мальчишки?

– Несут наружную охрану, – беззлобно усмехнулся Дима.

– Кто им приказал?

– Никто. У них, по-моему, прекрасная дрессура. Один у ворот встал, другой со стороны леса наблюдает, а меня за этот пульт посадили. Вот это и есть скрытая камера, о которой говорил Фролов.

Старков промолчал. Было неприятно, что он потерял нить руководства операцией. А главное, он понял, что ребята занимались подобными делами и раньше. Значит, не он один оказался в руках Гавриила Филипповича. Он, Старков, работает на полковника МБА может быть, и полковник на кого-то работает?

Бывший офицер, Станислав Старков привык подчиняться вышестоящим, но здесь было нечто иное. Вышестоящий в армии нес ответственность за свои приказы. В этой же ситуации взаимоотношения напоминали не армейские, а скорее мафиозные.

Между тем Гнедой продолжал свою исповедь. Он бил себя в грудь и говорил, что поставил свой гений на службу злу, что нет ему спасения ни на земле, ни на небе.

Его Ляля, видно, привыкшая к подобным сольным выступлениям любовника, сидела, откинув голову на спинку кресла, и курила длинную сигарету с запахом ментола.

Фролов и Иван сидели друг напротив друга и тихо беседовали. По их напряженным спинам и скованным позам Старков догадался, что разговор этот неприятный.

Увидев своего комбата, Иван поднялся ему навстречу и заговорил тихо и злобно:

– Я говорю, выбивать из этого козла деньги надо, а этот, – он кивнул в сторону Фролова, – говорит, подождем.

Фролов не спеша поднялся с кресла и в свою очередь подошел к Старкову.

– Решение, конечно, за вами, – сказал он Старкову, – но я бы не спешил. Гнедой явно сломался. Горячка с него слетела. Он говорит уже тихо, возбуждение прошло. Еще час, и мы мирно обо всем договоримся.

– Что ж, подождем, – мрачно ответил Старков, – до утра еще долго.

Все произошло, как и предполагал Фролов. Гнедой внезапно замолчал. И молчал минут десять. Потом снял очки, оглядел окружающих беззащитными глазами и спросил робко:

– Сколько вам надо?

Ему назвали сумму.

Гнедой кивнул и подошел к телефону. Иван сделал было движение по направлению к нему, но Ляля остановила его, уверив: «Все будет нормально».

Миллиардер поговорил со своим помощником и попросил того приехать на дачу и привезти деньги. «Приезжай один», – повторил он несколько раз.

Через полтора часа на даче появился молодой человек. Он испуганно поглядел на людей в масках и сказал, что деньги в машине.

– Друзья, – обратился Гнедой к Старкову и Фролову, – я надеюсь, что в этом году с меня больше не будут брать дань.

Старков промолчал. Фролов бросил на него быстрый взгляд и сказал:

– Мы здесь оказались случайно. Скажите спасибо своему знакомому Жоржу Анжапаридзе. Все претензии к нему.

– Ах вот как, – усмехнулся Гнедой, – вам спасибо за информацию. Значит, это Жоржик навел. Любопытно.

– Я всегда тебе говорила, – сказала Ляля, – не имей ты дело с этой жабой.

– Я бы его век не видел, – продолжая мрачно улыбаться, ответил Гнедой, – это у них почему-то всегда есть ко мне дела. А теперь хватит. Я устал.

Старкову стало не по себе от той твердости, с которой Гнедой произнес последние слова. В них звучало отчаяние обреченного.

Сам Станислав Юрьевич забыл о пожелании Тимофеева и не вспомнил бы об Анжапаридзе, но тот для гарантии и Фролову дал такое же задание.

С группой Фролова простились хорошо. Но только они ушли, как Иван заявил, что больше с ними дел иметь не желает.

Дима недоумевал. Почему? Ему очень понравились мальчики.

– Мальчики и мне понравились, – сказал Иван, – а у тебя, комбат, не сложилось впечатление, что этот Фролов как бы нас контролировал.

– Ну до этого далеко, – задумчиво сказал Старков, – он просто во многом разбирается лучше, чем мы. Он более подготовлен для такой работы.

– Я ему не верю, – сказал Иван, – мне первый раз за все время, что мы занимаемся этими грабежами, стало страшно. И знаете когда? Мы сидим, спорим с этим Фроловым, и вдруг он как-то странно посмотрел на меня. Я увидел глаза врага!

– Эмоции, Иван, – прервал его Старков.

– Иван не из эмоциональных, – возразил Дима, слушавший разговор с растущим вниманием.

– Хорошо, – сказал Старков, – я передам о ваших сомнениях.

– Передай, комбат, передай, – усмехнулся Иван.

19

Валериан Сергеевич вел обычный образ жизни. И никто по его внешнему виду не мог догадаться, что его терзают сомнения, каких он в своей жизни еще не знал. Он понял, что допустил колоссальную ошибку, связавшись с рэкетирами. И сейчас перед ним было уравнение, которое он оказался не в состоянии решить. Слишком много неизвестных включало оно в себя. Во-первых, в его окружении продолжал оставаться человек Икс, который продолжал передавать информацию некому Игреку. Этим Иксом мог быть кто угодно. И Игреком не обязательно был Старков, с которым он имел дело. Игру явно ведет не он. Во-вторых, ввязавшись во все это, нужно было решить уже сейчас: оставаться в России или готовить побег.

А ведь приготовления к побегу едва ли удастся скрыть от господина Игрека.

Все зыбко, неопределенно, неясно… Кто друг, кто враг? И выбирать не из кого. Рекунков и Трубецкой – вот и все люди, на которых можно положиться.

И снова вопрос. А если предатель – один из них? Тогда Дубцову заранее подготовлен мат.

Валериан Сергеевич вызвал к себе Трубецкого. Откладывать разговор было уже нельзя.

Ника появился, как всегда сияя сытым лицом. Он боялся Дубцова, но даже этот страх не мог испортить ему настроение. Ника жил на всю катушку! Развратный до болезненности, он еженощно удовлетворял свою страстную натуру с самыми порочными женщинами, которых только мог отыскать в Москве. Обжора, он обедал в самых дорогих ресторанах через два дня на третий и имел огромный холодильник, всегда набитый изысканными продуктами.

И глаза Ники светились внутренним светом удовлетворенного и счастливого человека. Жирные щеки его пылали здоровым румянцем, а под тончайшим полотном рубашки колыхалось белое сытое пузцо, которое так любили щекотать и целовать веселые развратные бабенки.

– Сосредоточьтесь, господин Трубецкой, – с полупрезрительной улыбкой бросил ему Дубцов, – у нас очень важный разговор.

После этих слов Трубецкой побледнел. Из его глаз ушли ночные воспоминания, и в них появилась тревога. Он снял очки, потом опять их надел.

«Сразу понял, чем пахнет, бестия», – подумал неприязненно, но с невольным уважением Дубцов.

Дубцов коротко рассказал ему о создании сети малых предприятий и банков, которые могли бы появиться в один день и в один день исчезнуть.

– Черт возьми, – сказал, дослушав его, Трубецкой и вытер белый лоб, – черт возьми!

Трубецкой, конечно, понял, что его шеф пошел на аферу большого масштаба. И ему не могло не прийти в голову, что вместе с банками и малыми предприятиями в один день мог исчезнуть и он сам. Ника облизал губы и спросил:

– Сумма предполагаемых вложений?

Дубцов написал цифру на бумажке и протянул ее Нике. Тот посмотрел на цифру, потом на шефа, опять на цифру и пробормотал: «Но это невозможно».

– Почему?

– В эту… в это предприятие нужно будет впутать, то есть включить десятки людей.

– Ну и что?

– Создать такую сеть можно быстро, но свернуть все в один день… – Ника развел руками.

– А для чего, интересно, я вас нашел, Ника? – почти ласково спросил Валериан Сергеевич. – Вы же гений. Подумайте, как решить эту задачу, и пять процентов от этой суммы – ваши.

За такую работу можно было бы отдать и десять процентов, но колоссальная цифра могла испугать Трубецкого. Дубцов его хорошо знал. Даже один процент делал Нику человеком обеспеченным до конца дней его.

– Вы ведь хорошо понимаете, что нужно нам, – сказал Дубцов, – все эти люди, банки, малые предприятия останутся на месте, но мы должны в любой момент изъять из оборота наши деньги, и эти люди не должны знать, что это сделали именно мы с вами.

Трубецкой промычал нечто невразумительное в ответ. Дубцов отпустил его. Молодой человек вышел, натыкаясь на стулья. Что ж! Не одному Дубцову мучиться над сложными задачами со столькими неизвестными. Дубцов очнулся от своих невеселых мыслей, только услышав женский голос: «Я стучала, но ответа не было».

Это была Оля.

Уже неделя, как по протекции отца она работала в конторе Валериана Сергеевича.

– Что у вас? – спросил Дубцов, глядя на красивые ноги.

– Пришел факс…

– Бог с ним, – поднялся Дубцов, – пожалуй, мы с вами сейчас пойдем и пообедаем.

Желание пообедать с Олей пришло ему в голову совершенно внезапно.

– А как же ваши принципы? – спросила, лукаво улыбаясь, женщина.

– Вы о чем?

– Странно. Вы мне так подробно объясняли, что на работе должны иметь место только деловые отношения.

– Я просто боялся атаки с вашей стороны. Вы женщина неробкая и красивая. Вот я и подстраховался, как выясняется, напрасно.

– Атаки не будет, – просто сказала Оля.

– Жаль.

Оля пожала плечами. В ее планы входило войти в круг доверенных людей Дубцова, но не через постель. И теперь, когда она почувствовала, что нравится мужчине, ей следовало выработать очень тонкую линию поведения. Не говорить ни «нет», ни «да». Все должно быть двусмысленно, но никаких авансов и обещаний.

Она ощущала себя шпионкой, которая вышла к заданной цели.

Дубцов сам сел за руль и не взял с собой даже Рекункова. Он хорошо вел «мерседес», и войдя в уличный ритм, управлял машиной полуавтоматически. В зеркало он видел чистый лоб и яркие глаза, и даже если смотрел на дорогу, то вое равно чувствовал рядом с собой присутствие пушистого нежного существа.

В валютном ресторане было тепло, уютно и малолюдно. Все помещение было разделено стенками на кабины для четверых. Вечером эти стенки убирались.

Официант – молодой парень, как и полагается, с наглыми глазами, но вежливый – поздоровался и пожелал хорошо провести время. Губы его едва дрогнули в улыбке, когда он бросил быстрый профессиональный взгляд на Олю. В свои двадцать пять лет – парень был уверен, что каждого видит насквозь и мир для него давно разгаданная загадка.

– Простите его, – сказал Валериан Сергеевич Оле, – нет ничего глупее и самодовольнее хорошо зарабатывающего официанта.

– За что его я должна простить?

– Мне показалось, вам не понравилось, как он на вас посмотрел.

– А вы готовы прощать людей?

Вот это вопрос! Валериан Сергеевич не хотел лгать. Но он никогда не задавал себе подобных вопросов. Он произнес обычную вежливую фразу, которая, по его мнению, должна была быть приятной его даме, и вдруг такая реакция!

– Можете не отвечать, – сказала Оля, – просто я прощать не умею. Конечно, этот дурак-официант тут ни при чем. Я имею в виду вещи серьезные.

– Вы странно ведете себя, – заметил Дубцов, – я бы выразился сильнее: вы подозрительно себя ведете.

– В чем же это выражается?

– Я никогда в жизни не видел таких секретарш. Вам, Оля, нельзя работать секретаршей. Как написал бы безграмотный журналист, у вас менталитет иной. Очень уж журналисты любят слово – менталитет. А знаете почему? Потому что оно очень емкое. К тому же заморское.

Официант, хоть и был назван за столиком дураком, но работал расторопно. На столе появилась бутылка сухого вина и холодная закуска.

Оля ковырнула вилкой. Попробовала.

– Обычная закуска, – удивленно раскрыв глаза, поделилась она своими впечатлениями.

Дубцов рассмеялся. Потом оборвал свой смех и отметил для себя, что уже забыл, когда смеялся в последний раз.

– А чего вы ожидали? Здесь все обычное. Только за доллары. Разве есть разница между колготками, например, которые выпускает один и тот же завод в Италии, продающимися в одном месте за доллары, а в другом за рубли! Так же и здесь. Все зависит от того, какой повар вам готовил. Если обычный повар, то и обед будет обычным.

– Боже, сколько слов, и все из-за пустяка.

Дубцов замолчал. Его, похоже, поучали, когда и что нужно говорить. Он разлил по тонким фужерам вино.

– За знакомство, – поднял он бокал.

– А разве прежде мы не были знакомы?

– По-моему, я вас принимал за другого человека.

«Мужик начал кокетничать», – отметила про себя Оля.

Это был хороший знак.

«А как держал бы себя Слава на его месте, – подумала она, – он, наверное, растерялся бы. Он сильный человек. Хамить бы ему не стали, но дали бы понять, что он птица не того полета».

Дубцов был первым человеком крупного масштаба, с которым Оля обедала в ресторане. И она видела, какие преимущества дает высокое положение на социальной лестнице.

– В самом деле, – продолжал Валериан Сергеевич развивать свою мысль, – я тогда вечером или, точнее, ночью на квартире у вашего папы принял вас за полусумасшедшую патриотку, а вы вполне очаровательная женщина.

– Вы все правильно поняли, – сказала спокойно Оля, – я на самом деле такая и есть, какой вы меня увидели тогда у папы, но я иногда умею прикидываться.

– Хотел бы встретить такую женщину, которая не умеет прикидываться, – улыбнулся Дубцов.

Он во всем шел Оле навстречу.

Когда они вернулись в офис и Оля, благодарно кивнув Валериану Сергеевичу, пошла в свою рабочую комнату, он задержал взгляд на ее стройной сильной фигуре и подумал: «Она действительно хороша».

– Красивая баба, – сказал неслышно появившийся рядом Рекунков. – Трубецкой вокруг нее крутится, как юла заводная.

От Рекункова пахло спиртным. Такого Дубцов припомнить не мог. Бывший мент мог выпить за компанию, но чтобы от него несло посреди рабочего дня? По чуть заплывшему лицу можно было судить и о вчерашнем бурно проведенном дне.

– Пьешь, Рекунков?

– Да так, оттянулся немного, Валериан Сергеевич.

– Пройдем ко мне.

Рекунков привычно сел на свое место у края стола, и поигрывая малахитового цвета ручкой, изрек:

– Я вот что хотел вам сказать, Валериан Сергеевич, нам с этими ребятами в одной упряжке работать надо, если вы что-то хотите узнать о них. На дело мы должны выходить вместе.

– Ты так и не узнал, сколько их?

– У Жоржа было трое. Ну, а сколько их было во время второй акции, я не знаю.

– Ничего ты не знаешь, Рекунков. Ты даже до сих пор не выяснил, через кого из наших идет утечка информации. А ведь это для нас вопрос жизни и смерти.

Рекунков побагровел, при этом шрам на его лбу стал малиновым, но промолчал. Сказать ему было нечего.

Между тем, не успела Оля зайти в свою комнату, как тут же появился Ника Трубецкой.

– Добрый день, – промурлыкал он.

– Добрый день, – вежливо ответила Оля.

Ника вызывал у нее отвращение. Она ненавидела его блудливые глаза, мокрый рот. И когда он невзначай, пробираясь к телефону, положил горячую, потную руку на ее ладонь, по ее позвоночнику пробежала волна отвращения. Но Оля была рада, что пока в окружении Дубцова не встретила ни одного человека, который вызвал бы в ней симпатию. Бороться против врагов значительно легче, если они такие мерзкие, как Трубецкой.

Трубецкой делал вид, что его интересует телефонный разговор, но сам постоянно улыбался Оле и не сводил с нее своих мутноватых глаз.

– Ну, брат, – говорил Ника своему собеседнику, – я позавчера пол-лимона в трактире оставил, и ничего… не плачу.

Весь разговор Ники с приятелем был явной саморекламой. Он постоянно возвращался к «лимонам», которые привык тратить направо и налево.

«Почему он так себя ведет, – думала Оля, – ведь он не глуп. Или он настолько привык, что перед его лимонами не устояла еще ни одна, что ни с кем не церемонится?»

– Нет, знаешь, – говорил в трубку Трубецкой, – я все же больше люблю дома. Ковры, мягкий свет, музыка… Да-да, – засмеялся он, – именно интим.

Трубецкой вынужден был прервать свой бесконечный разговор. В комнату, тяжело дыша, вбежала Настя.

– Николай, – тебя к междугороднему.

Когда он вышел, Настя села на стол, и ее круглые коленки засверкали чуть ли не у самого лица Оли.

– Я смотрю, Тузик крутится возле тебя? – спросила она, иронично и зло улыбаясь.

– Мы уже на ты? – поинтересовалась Оля.

– Да брось, – Настя закурила сигарету, – он же ни одной бабы пропустить не может.

– И тебя?

– Ну, допустим?

– Чего ты хочешь от меня?

– Оставила бы ты мальчика в покое, – сказала Настя, – а не то я на тебя друзей своих натравлю.

– А я на тебя своих, – ответила Оля, – например, Дубцова.

– Блефуешь, – прищурилась Настя.

– Убирайся отсюда, – не повышая голоса, сказала Оля.

Настя неловко соскочила со стола, подвернула ногу, и, ойкнув, двинулась к выходу.

– И все-таки подумай, – сказала она перед тем, как захлопнуть за собой дверь.

Минут через десять опять появился Трубецкой.

– Слушайте, Николай, – чуть улыбнулась ему Оля, – вы тут, оказывается, популярная фигура.

Это была первая фраза, сказанная Олей Трубецкому.

– С чего вы взяли? – грудным голосом спросил тот, выпятив свой животик.

– Ну как же, врываются в мою комнату… разные люди, грозят расправой. И, право, не знаю за что. Вы бы звонили друзьям из своего кабинета.

– Настя! – помрачнел Ника.

Оля ожидала, что он начнет ругать Настю и заявит, что не понимает, с чего та вдруг решила расправиться с Олей, но Трубецкой оказался осторожным человеком.

– Она шалая, – ограничился он неопределенной фразой и сразу перешел в атаку: – А вы не хотите прийти ко мне в гости?

– Это вам будет стоит десять лимонов.

Принимавший все в таких делах всерьез, Трубецкой открыл было рот, но тут же закрыл его.

– Однако! – выдавил он из себя.

– Дорого? – Оля наслаждалась произведенным эффектом. – Кстати, Настя говорила о каком-то Тузике. Она имела в виду вас?

– Меня, – подтвердил Трубецкой, но он был необидчивым человеком.

– Ая-ай, Николай, – сокрушенно покачала головой Оля, – заместитель президента компании «Аттика» господин Трубецкой и… нате вам – Тузик.

– Она любя меня так называет, – заметил Трубецкой.

Он наконец разобрался в настроении Оли, понял, что та смеется над ним.

– Вы игривая девушка, – заметил он с неудовольствием, – но помните, я могу стать вам другом.

– За десять миллионов я согласна, – повторила Оля.

– Бросьте, – сказал Трубецкой и покраснел.

До него дошло, что он выглядел нелепо со своими телефонными разговорами.