Текст книги "Террористка"

Автор книги: Александр Самоваров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

27

Рекунков ждал разговора с Дубцовым и боялся его. Ждал он добрых слов от Валериана Сергеевича, ждал, что тот обратится к нему за помощью.

Рекунков был служакой, но при этом человеком нечестолюбивым. Он уважал авторитеты и никогда не претендовал на роль первого лица. Дубцова он ценил за силу характера и ум. А в дело Валериана Сергеевича Рекунков вложил столько своих сил, что считал успехи и неудачи конторы «Аттика» своими.

Ну что стоило Дубцову поговорить с ним по-человечески? Рекункову всегда было лестно, что он фактически второй человек в «Аттике». И не пожалей Валериан Сергеевич в адрес своего пока еще верного человека добрых слов – все сложилось бы в лучшую для него сторону.

Однако, войдя в кабинет Дубцова, Рекунков сейчас же почувствовал на себе пристальный холодный взгляд шефа. Он пододвинул, как обычно, стул поближе к креслу Валериана Сергеевича и стал рассказывать ему о проведенной операции. Холодность Дубцова заставила Рекункова быть кратким и опустить существенные подробности налета на тройку мафиози. Зато он очень высоко отозвался о способностях Старкова и его людей.

– Их было уже шестеро, шеф, – со значением сказал Рекунков, – они готовы идти на все.

– Шестеро, – произнес Дубцов, – даже если их было бы шестьдесят, это уже ничего не изменит.

Глядя своим тяжелым взглядом в глаза Рекункова, Дубцов предложил убрать Старкова. Рекунков не ожидал подобного предложения. Почему Дубцов решился на такой шаг? Не дослушав шефа, Рекунков нервно воскликнул: «Это глупо».

– Вот как? – нехорошо усмехнулся Дубцов. – Глупо? Мое дело предложить, твое дело отказаться.

И только тут Рекунков понял, что Валериан Сергеевич страшно напряжен и волнуется не меньше, чем он сам. Говорил он с придыханием.

– Остановитесь, Валериан Сергеевич, – сказал Рекунков, – за Станиславом стоит мощная организация. Мы бессильны перед ними, но они нормальные ребята, с ними можно иметь дело.

– Я не хочу иметь с ними дело.

– Но вы же сами говорили, что хотите разыграть карту…

– Не прикидывайся дураком, Рекунков, если кто и разыгрывает карту, так это они.

– Но убийство Станислава – глупость!

– Я понял твою точку зрения, Вова, – и опять лицо Дубцова исказила мрачная гримаса. – Иди.

Рекунков поднялся и, пока шел до дверей, чувствовал на своем затылке, на своей спине пристальный взгляд Дубцова. Словно тот примерялся, куда лучше выстрелить.

Как всегда, дверь за собой Рекунков прикрыл бесшумно – старая привычка нигде никогда не шуметь.

Покурив, подумав о предложении Дубцова, Рекунков решил, что его просто проверяли. Но было ясно, что Валериан Сергеевич просчитывает ситуацию не в лучшую для Станислава сторону. И сейчас Рекункову предстояло выбрать: остаться верным шефу до конца или дать ребятам Старкова знать, что Дубцов задумал нехорошее, и перейти на их сторону. Середины здесь не было. Спокойно уйти в сторону ему не дадут. И о Дубцове, и о группе Старкова он знал слишком много.

Рекунков сидел на своем любимом месте. На первом этаже он всегда располагался за большим деревом, росшим в кадке. Его заметить было трудно, зато весь первый этаж отлично просматривался. И он видел, как, перескакивая через ступеньки и застегивая на ходу плащ, Дубцов сбежал по лестнице и сам сел за руль «Мерседеса». Через чистое стекло было хорошо видно, что, кроме Дубцова, в салоне никого не было.

* * *

В прошлый раз Старков оставил Рекункову телефон своей московской квартиры. Рекунков звонил из автомата.

– Станислав, нам нужно срочно встретиться. Ты понимаешь, что просто так я звонить бы не стал.

– Хорошо, подъезжай.

Рекунков повесил трубку.

Ах, Валериан Сергеевич, а что вам стоило поговорить по-доброму с еще верным вам человеком!

Судьба сделала новый поворот в жизни. Но не плакать же по этому поводу.

Старков выслушал Рекункова и в недоумении посмотрел на него.

– Но ведь Дубцов не дурак?

– В том-то и дело. Может быть, он меня так покупал… Но я передал наш разговор слово в слово.

– Да я верю тебе, не в этом вопрос.

Простые слова, сказанные искренним человеком, сделали то, чего не могли сделать никакие деньги Дубцова. Рекунков окончательно понял, что случай связал его с ребятами, чьих целей он не понимал, но которые были близки ему по духу.

– Дубцов опасный человек.

Старков кивнул. Валериан Сергеевич поступал явно неординарно. Станислава Юрьевича всегда учили, что противника нет опаснее того, чьи действия ты не можешь понять. Сначала предложение о фиктивном браке, затем история с Рекунковым. Ну, допустим, он проверял своего доверенного человека. Но не проще ли было отправить Рекункова в отпуск на Гавайи или на золотые пески Болгарии? Старков поступил бы именно так.

– Вот что, Владимир, – сказал он Рекункову, – я-то думал, ты идешь от Дубцова и потому тебя не предупредил. У нас есть подозрение, что за этой квартирой Дубцов следит.

– Да откуда у него люди для этого? – возразил Рекунков, но осекся.

А если Дубцов нашел людей?

– Дубцова нужно немедленно убрать, – сипло сказал Рекунков, – немедленно. И я берусь это сделать.

Не страх двигал Рекунковым, а чутье профессионала.

* * *

Шофер Дубцова Лосев решил, что настал его час в жизни. В последнее время с Валерианом Сергеевичем что-то происходило. Он никогда не был таким нервным и погруженным в себя. И вот вчера все разъяснилось. За красивые глаза десять тысяч долларов не дают. Их надо отработать.

И когда шеф поручил ему отследить Рекункова, Лосев не колебался ни минуты. По натуре своей он храб и упрям. Рекунков вышел из доверия. Тем лучше для него, Лосева.

Великолепный шофер, Лосев прочно сел на хвост Рекункову. Тот не знал о существовании старых «Жигулей» у Лосева и обнаружить его никак не мог.

Ведя машину и не выпуская из поля зрения юркую «Ниву» Рекункова, Лосев думал о том, как в ближайшие дни купит себе настоящий кожаный пиджак или, лучше того, – черную кожаную куртку, пострижется коротко и станет носить белые рубашки и цветные галстуки.

Лосев был уверен, что оправдает доверие шефа. И пачка зелененьких – только задаток. Он видел, как гуляют господа новые капиталисты, и не любил их, но жаждал стать одним из них.

Толстозадая жена, две комнаты в коммуналке (хорошо еще, его, лимитчика, прописали в Москве) и двое детей – вот и все достояние Лосева к его тридцати восьми годам. И как Дубцов не рассмотрел его раньше! Хотя почему не рассмотрел? Уже с год в самые важные поездки брал исключительно его.

Лосев представил, как покупает в центре старую коммуналку с высокими потолками и превращает ее в маленький дворец. Потом девочки. Когда шеф подобрал на улице двух девчонок, Лосев только выругался про себя. При его-то деньгах покупать всякое барахло! Нет! Лосев заведет себе маленький гаремчик. Он не любитель лазать после других или стоять в очереди, зная, что перед тобой было мужиков с тысячу. Он сам себе подберет малявочек. С рыжими и черными челками, с огоньками в глазах и необязательно длинноногих. Пусть будут разные. А животной силы в нем было заложено природой на долгие годы. Он их, лапочек, всех удовлетворит.

Затормозил Лосев вовремя. На расстоянии метров сорока он хорошо видел, как Рекунков вприпрыжку побежал через улицу. Лосев достал из кармана бумажку и почти каллиграфическим почерком записал улицу и дом, в который зашел Рекунков.

Забегал Вова, а то все ходил такой важный. Как же! Персона! Начальник охраны самого Дубцова. А что если Дубцов прикажет убрать Рекункова? Лосев стиснул зубы. Вова Рекунков разве стоил всего того, что мог получить Лосев в обмен на его жизнь?

Что такое миллиард для Дубцова? Лосев был уверен, – сущая ерунда.

Из телефонной будки Лосев позвонил Дубцову и прочитал название улицы и номер дома.

– Молодец, – хмуро буркнул Дубцов.

* * *

Дубцов не хотел сегодня разговаривать с Олей. Он видел ее мельком. Она выходила из своей комнаты и громко смеялась. Счастливая, красивая, молодая. Она вежливо поздоровалась с ним, но в глазах ее мелькнула настороженность. Нет, она явно не рвалась в его фиктивные жены. Что ж, если не согласится, то придется просить Настю. Поскольку все-таки с подлыми бабами легче. Всегда можно договориться.

Оля вошла в кабинет Дубцова, и ее полные губы улыбались, а ярко-зеленые глаза сузились, от чего она напомнила Валериану Сергеевичу крупную кошку.

– Вы подумали о моем предложении?

– Да.

– Вы в состоянии дать определенный ответ.

– Нет.

– Почему?

Разговор походил на допрос. Об этом своем наблюдении Оля сообщила Дубцову. Тот поднялся из-за стола во весь свой огромный рост и подошел вплотную к Оле. Ей пришлось задрать голову, чтобы видеть его глаза. Он выглядел плохо, глаза же блестели, как у больного с высокой температурой.

И начался очень странный разговор. Дубцова заинтересовало: а не хотела бы Оля выйти за него замуж на полном серьезе, без всякой фиктивности. Она ответила, что такая мысль ей не приходила в голову.

– Разве я немного не красив? – почти кокетливо сказал Дубцов.

Оля стала рассуждать, что в каждом мужчине при желании можно найти привлекательные стороны… Но Дубцов добивался прямого ответа на свой вопрос.

«Господи, – подумала Оля, – зачем ему подобный разговор сейчас?»

– Может быть, я такой жестокий и вероломный, – сказал Дубцов, – потому что никогда в жизни меня не любила по-настоящему ни одна женщина. Одни влюблялись в мою фактуру, – Дубцов согнул руку и напряг мощный бицепс. – Другие – в мое лицо, и ни одну не интересовала моя душа.

– Так не бывает, – не согласилась Оля, – если женщина любит, ничто ее так не интересует, как душа мужчины. Ведь она желает владеть мужчиной целиком и понимает, что самое сложное – поставить под контроль его душу.

Оля вспомнила Станислава Юрьевича и подумала, что его душа для нее потемки. Ей стало грустно.

В это время раздался телефонный звонок. Дубцов взял трубку, прижал ее к уху, что-то буркнул в ответ и бросил трубку на рычажок. Лицо его побагровело, захлестнувшая его ярость была так велика, что он почти забыл об Оле. Она напомнила о себе сама.

– Я есть хочу, – сказала она, ожидая, что Дубцов отпустит ее.

Но он, молча указав на свой стол, вышел из комнаты и сам принес поднос с бутербродами и кофе.

Валериан Сергеевич был сильным человеком. И багровая отечность сошла с его лица.

Оля понимала, откуда нервность Дубцова, и радовалась: ее друзья действовали эффективно. Валериана Сергеевича верной рукой гнали в мышеловку. Оля вполне комфортно чувствовала себя в роли охотника. Она ведь тоже внесла в это дело кое-какой вклад.

– И все-таки вы не хотите стать моей женой? – опять спросил Дубцов.

– Нет.

– Почему?

– Вы холодный человек.

– Как льдина?

– Скорее, как космос. Ведь каждый человек вселенная? Но вселенная звучит тепло, а космос холодно. Потому вы космос.

– Спасибо и на этом.

* * *

Вечером Дубцову позвонил Старков. Он сообщил, что Валериану Сергеевичу ни на ком жениться не надо. И в правление компанией тоже вводить никого не надо.

– А что надо, – устало спросил Дубцов.

– Ничего. Живите спокойно.

– Жаль, а то Оля Снегирева отказалась, и я выбрал другую знойную женщину.

– До свидания, – вежливо сказал Старков.

«Что-то у них сорвалось», – подумал Валериан Сергеевич. Но это уже не имело никакого значения.

В одиннадцать часов вечера Дубцов подкатил к весьма паршивому кабаку. В подвальном помещении дым стоял коромыслом. Публика была разношерстной. На столах водка и бутерброды. Лица серы и унылы.

Дубцов нашел взглядом Леню. Тот сидел за столиком вдвоем с невысоким лысым мужчиной. Тот без улыбки ответил на пожатие Дубцова. Обычный серый мужичок. Неужели он берется за выполнение заказа?

– Нет, – ответил мужичок на невысказанный вопрос, – я звено в довольно длинной цепи. Если мальчиков, которые займутся вашими друзьями, возьмут, то до нас с вами милиции не добраться.

– Вы знаете, в чем суть диалектики, – сказал Дубцов, – суть ее в следующем. Всякое явление находится в постоянном развитии и во взаимосвязи с другими явлениями.

– Все понял, – ласково сказал посредник, – вы хотите действовать в динамике? Вам нужна не одна группа, а две или три?

Дубцов ляпнул о диалектике просто так, походя, но мужичок, как это ни странно, угадал, что именно нужно было Дубцову.

– Пойду куплю винца, – поднялся Леня.

– Нет, сегодня вы мой гость, – посадил его тяжелой рукой Дубцов.

Он взял пару бутылок шампанского и коньяк.

– Восемьдесят девять тысяч триста рублей, – назвал цену бармен.

– Вот это да! – крякнул в восхищении Дубцов.

– Рынок, господа, – сказал бармен, – если не хотите, не берите.

– Ну, раз вы такие крутые, – усмехнулся Дубцов, – дай еще бутылку коньяку. Но если он плохой…

* * *

Начальник Тимофеева Сергей Анатольевич предупредил его через секретаря, чтобы тот зашел к нему сразу после обеда.

Обращение через секретаря означало нечто необычное. Гавриил Федорович помнил Сережу двадцатипятилетним парнем, попавшим в его опытные руки, и тот никогда не опускался до официальных отношений с бывшим наставником. Чаще всего он сам заходил к Тимофееву. И Тимофеев, когда было что-то нужно от Сергея, запросто заглядывал в его кабинет.

Может, таким обращением Сергей давал понять, что недоволен работой Тимофеева? И что между ними теперь будут только официальные отношения? Но тогда почему позвонила секретарь – работник технический, а не помощник Сергея, как это было принято?

Скорее всего Сергей давал понять: Тимофеева ожидают неприятности. Или беседа состоится не с глазу на глаз, а в присутствии третьего человека.

Третьего в кабинете не было, и выражение лица у Сергея было обычным. Большие очки с толстыми линзами увеличивали морщины возле глаз и старили Сергея, вместе с тем придавая ему вид типичного работника умственного труда.

– Федорыч, – вдруг фамильярно обратился он к Тимофееву, – ты не хотел бы съездить в командировку недели на две? Куда-нибудь в горячую точку. Ты ведь так любил это дело.

– У меня и здесь горячо, – осторожно ответил Тимофеев.

– Так! – крякнул Сергей и, чуть переваливаясь, осторожно неся впереди себя свой большой уже животик, подошел к сейфу.

Извлек он оттуда не бумаги, а бутылку коньяка. Сергей был трезвенником и, видя, как удивленно поползли брови Тимофеева вверх, объяснил:

– Принимаю иногда вместо снотворного.

Большими белыми руками разлил по рюмкам. Молча, но весьма лихо опрокинул рюмку в рот.

«Вот чудеса, – подумал Тимофеев, – я почти завязал, а Сережа наоборот».

Но он молчал, прекрасно зная, что для выпивки можно было найти более подходящее место.

– Как наш Дубцов? – последовал вопрос.

– Жив, здоров.

Сергей налил еще по одной. Достал из настенного шкафа лимон, порезанный тонкими дольками, бросил Тимофееву и себе в рюмку по желто-белому кружочку.

– Сегодня или завтра, – морщась, сказал он, – президент подпишет указ о роспуске Верховного Совета и о новых выборах.

И, не глядя на Тимофеева, опять опрокинул рюмку в рот.

Мгновенно оценив полученную информацию, Тимофеев промолчал. Он понимал – это не конец разговора, а его начало.

– Я не понимаю, на кой хрен тебе все это надо, – сказал, не повышая голоса, Сергей Анатольевич, – деньги платят хорошие, не согласен с политикой новых властей – уходи на пенсию.

– Ты о чем, Сережа?

Тот молча достал из сейфа лист бумаги и положил перед Гавриилом Федоровичем.

В бумаге говорилось о том, что полковник Тимофеев проявляет большой интерес к бывшим офицерам Советской Армии, ныне воюющим в горячих точках на территории СНГ.

– Ну и что? – хладнокровно спросил Тимофеев. – Затем, как знаешь, я и ездил туда.

– У меня, Федорыч, нет доказательств, что ты сколотил группу боевиков для деятельности… определенного толка. Но знаешь, почему их нет, потому, что ни я, ни те, кто стоит надо мной, такую информацию иметь не желаем.

– Все, что ты сказал, – чушь, но хотел бы я знать, чего вы желаете, – грубо оборвал его Гавриил Федорович, – вы вообще чего-нибудь желаете?

Сергей снова налил себе коньяка, достал пузырек темного стекла с таблетками, высыпал на ладонь четыре штуки и, бросив в рот, запил коньяком.

– С Россией что делают, а вы смотрите?

– Россия не гибнет, ни черта с ней не будет, – вяло возразил Сергей, – а если бы мы действовали как ты, то здесь давно бы сидели другие люди.

– Сережа, – уже мягче сказал Тимофеев, – ты прекрасно понимаешь, что я в круг избранных не вхожу. Я не знаю, как вы действуете, но у меня такое ощущение, что вы вообще ничего не делаете. Вы не знаете, что делать.

– А ты знаешь, – хмыкнул Сергей. – А вот ответь мне, знающий человек. Какого черта какие-то знающие люди содрали с очень полезного для России предпринимателя, проходящего в уголовном мире под кличкой Маклер, миллион долларов?

– Сережа, вы живете иллюзиями. Вам только кажется, что вы контролируете общество.

– То, что мировая революция и коммунизм – бред, понимали уже Сталин и Мао. Это понимали Маленков и Берия, но к власти в России пришел этот долбо…б Хрущев, еще веривший во все эти сказки, а потом Брежнев со своими ребятами. И мы тридцать лет занимались х… знает чем, кроме главного – усиления мощи России. О ней кто-нибудь думал за эти тридцать лет как о стране, а не резервуаре рабочей силы и природных ресурсов?

– Ты хочешь сказать, что сейчас о ней думают?

– Федорыч, у нас появился шанс. Понимаешь, шанс жить для себя, а не во имя мудацких идей! Да! Все идет негладко, а ты чего хотел?

Тимофеев усмехнулся. Он прекрасно знал, что люди в системе безопасности, достигающие определенного уровня, располагают значительной информацией. По своему социальному положению они входят в элиту общества. Естественно, это не может не сказаться на их психологии и мировоззрении.

– Чему ты улыбаешься? – почти неприязненно спросил Сергей.

– Ты мне сейчас напомнил моего замполита в армии. Он нас всегда подкупал этой замечательной фразой-признанием – да, у нас идет не так гладко, как хотелось бы! И мы говорили друг другу – смотри, осознает мужик. Ничего я не вижу, кроме игры слов, Сережа. И беспредельного воровства. Если бы ты со своими друзьями контролировал положение, разве вы допустили бы подобное? Вот ты сегодня об указе сказал… И я шкурой своей чувствую, что все закончится диктатурой. Вопрос только: кто будет диктатором. Русский патриот или космополитический ублюдок?

– В России еще не было диктаторов, которые так или иначе не выражали бы ее интересов, – мрачно ответил Сергей.

– Не было, так будут. Знаешь, в чем различие между нами? Ты сидишь и веришь, что все идет по какому-то плану, а я не верю. Я вижу хаос и борьбу в этом хаосе, кровавую борьбу за выживание, за победу. Ты думаешь, что останешься в стороне от борьбы? Ошибаешься. Придет время, Сережа, и ты горько пожалеешь, что сидел за этим столом и ничего не сделал.

– Ну почему не сделал? Тебя вот спасаю, борца…

– Иронизируешь? Напрасно. Хорошо, если твои друзья в случае бури удержат штурвал. А коли нет?

– Ты, Гавриил Федорович, думаешь, что имеешь какое-то преимущество передо мной?

– Имею. Я никому не верю и надеюсь только на себя.

– Чушь, – вскочил с места Сергей, и его умное, интеллигентное лицо исказилось. – Еще несколько лет – и наша экономика опять станет мощной. Будет чего жрать и пить. Весь хаос на этом закончится.

– Не верю, – покачал головой и поправил свою прическу Тимофеев. – Борьба за власть, скрытая или открытая, идет по всему миру. Все войны в истории начинались не из-за голода. Их начинали те, кому было что пить и жрать. Сегодня русский человек сомневается, а я по опыту своему знаю, что слабее сомневающегося русского человека нет никого. Как и нет никого сильнее русского, когда он точно знает, что ему надо делать. Ты вот говоришь жрать, пить, но разве сейчас на улицы выходят от голода?

– Ну, и каков твой прогноз?

– Я не астролог. Но тебе не хуже меня известно, что социальные потрясения заканчиваются ничем, если бунтующих некому возглавить.

– Выражайся яснее.

– Я не хочу жить в американской колонии. Я не хочу терпеть тех, кто пришел сейчас к власти и диктует всем, в том числе и мне, условия жизни на десятилетия вперед.

– Ты так долго не проживешь.

– Они тоже. Но они оставят своих наследников. И я хочу кое-кого после себя оставить.

– Не будет Россия никогда колонией.

– Мне бы твою уверенность. А пока ее нет, уволь…

Сергей Анатольевич на минуту замолчал, погасил ярость и сказал уже тихо:

– А ведь таких, как ты, не так мало.

– Будет еще больше и независимо от того, накормят твои друзья страну или нет.

– Ну вот, – широко улыбнулся Сергей, – ты меня уже и в друзья к кому-то записал. Я же сугубо нейтральный человек, – потом подумал и добавил грустно: – Довел ты меня своей агитацией, надо же себя так обозвать «сугубо нейтральный человек». Ладно, Федорыч, хочется тебе на старости лет приключений… иди ищи. Только имей в виду: ты работаешь, пока я сижу в этом кресле. Придет другой – тебе будет плохо.

«Если бы ты был уверен в своей правоте, – мысленно продолжал спор Тимофеев, – ты б сразу перекрыл мне кислород, но ты сомневаешься. Ты ждешь. Ты хочешь, как и все русские люди, определиться, наконец, понять, что нам нужно в этой жизни».

Гавриил Федорович считал, что он одержал моральную победу. Во всем остальном было плохо. Что именно знал о его деятельности Сергей? Случайно он назвал фамилию Дубцова и кличку Маклер? И Дубцова и Маклера Тимофеев сам упоминал в своих записках на имя Сергея Анатольевича. С другой стороны, эта бумажка о деятельности Тимофеева в горячих точках?

В любом случае следовало брать под свой контроль контору Дубцова. Сергей явно дал понять, что не намерен что-либо предпринять. И на том спасибо.

* * *

Вечером этого же дня Гавриил Федорович встречался с Фроловым. Он знал его уже десять лет. Как офицер Фролов себя особенно ничем не проявил, но после августа 91-го года занял резкую, бескомпромиссную позицию по отношению к новым властям. Когда он говорил об этой власти, его передергивало от отвращения. Безынициативный и спокойный до сонливости прежде, Фролов переродился. По своей натуре он оказался жестоким и беспощадным.

Фролов в своей спокойной, вялой манере рассказал, что по своим каналам вышел на аферу двух сибирских бизнесменов. Они получили крупную сумму в долларах на скупку ваучеров. Но вместо скупки пустили денежки в оборот. За два месяца набили себе карманы. Дело заурядное, и денег у них могло быть тысяч на сто, не больше. Но ничего более подходящего пока не подворачивалось.

– А где предполагаешь взять голубчиков? – спросил Тимофеев.

– Надо лететь на Урал.

– Прекрасно!

Фролов недоуменно посмотрел на Гавриила Федоровича, но промолчал.

Эти два обормота подвернулись вовремя. После указа президента, о котором сказал Сергей, в стране неминуемо должна была начаться заваруха. Тимофеев опасался, что Старков с его бойцами влезут в нее, и в результате пострадает дело.

Гавриил Федорович был уверен, что в ближайшее время в России ничего измениться не может. В глубине души он боялся авантюристов и романтиков из лево-правой оппозиции больше, чем воров при власти. Россия, по его мнению, не была пока готова принять новую идеологию. Да идеологии осмысленной еще и не было.

Поэтому он предложил Фролову взять ребят Старкова и слетать на неделю-две к сибирякам.

Фролов промолчал и, значит, согласился.

– Как тебе твои компаньоны? – спросил Тимофеев.

Фролов поморщился. Он очень не любил давать оценки тем, с кем работал, к тому же подобный вопрос Тимофеев задавал ему много раз. Но у того были основания проявлять любопытство. Сам он их в деле не видел.

Фролов медленно стал говорить. Старков – грамотный храбрый офицер, но работает так, словно его неволят. Дмитрий – храбр, но абсолютно безынициативен. А самый агрессивный и перспективный среди них – бывший прапорщик Иван.

– Офицеры, стало быть, не перспективны?

– Я высказываю свою точку зрения, – все так же лениво продолжал Фролов, – с вояками дело обычное: вне казармы, без родных командиров они теряются.

– Что еще?

– Пьют много, – сказал Фролов и осекся. Ему хорошо было известно о слабости самого Тимофеева.

Но тот благосклонно кивнул.

– Там, где водка, – обязательно бабы. Сам у них не был, баб не видел, но ребята они здоровые и, кажется, в этом смысле без комплексов.

– И что делать?

– Вы спросили, я сказал, – ответил Фролов, – конечно, ребята в психологическом плане хорошо влияют на моих мальчишек. Для них они, безусловно, авторитеты.

На одутловатом, бледном лице Тимофеева появился румянец. Он оказался прав! Новых людей надо не через Фролова вводить в курс дела, а через Старкова. Если Старков взял в руки оружие, значит так надо. Сила авторитета ничем не заменима в подобных небольших группах.

– Будем считать, Фролов, что водка и бабы – издержки нашего производства.