Текст книги "Террористка"

Автор книги: Александр Самоваров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

25

Гавриил Федорович все знал от Фролова. Он не стал ни о чем расспрашивать Старкова и, казалось, не замечал исхудавшего и небритого лица бывшего подполковника. Кроме того, что Старков просто нравился Гавриилу Федоровичу, он надеялся в ближайшем будущем вовлечь в дело многих знакомых Станислава Юрьевича. Самому Тимофееву они едва ли поверят, а вот Старкову поверят обязательно. Жизнь и работа научила Гавриила Федоровича ценить тех, кому люди доверяли.

– Я хотел с вами посоветоваться, Станислав Юрьевич, – сказал Тимофеев, – часть заработанных вами денег мы могли бы передать нужным людям, но я, честно говоря, с этим обождал бы. К чему спешить? Дубцов почти у нас в руках. Но, заметьте, почти. Мы ему ставили шах за шахом, самое время поставить ему мат. Почему мы должны зависеть от какого-то Дубцова? Мы имеем возможность запросто сами контролировать наши денежки, а для этого… – Тимофеев сделал паузу, и Старков насторожился, – для этого мы введем в правление фирмы «Аттика» своего человека. В правлении никто, кроме самого Дубцова, не имеет реальных денег и тем более влияния на акционерное общество. Всем ворочает он сам. Остальные подобраны им для прикрытия. И когда мы станем контролировать «Аттику», то для нас будет важно в кратчайшие сроки превратить ее в мощную финансовую и промышленную компанию.

– Вы думаете, Дубцов не поймет вашего плана, – не поднимая глаз, спросил Старков.

– Конечно, поймет, но куда он денется.

– По-моему, не нужно спешить.

Гавриил Федорович молчал. Он был рад, что Старков пусть вяло, но стал спорить с ним. Но он и не намерен был действовать прямолинейно. В его замыслы не входило в ближайшее время ликвидировать Дубцова и захватить контроль над «Аттикой».

– Хорошо, – сказал Тимофеев, – а следующий вариант развития событий вас устроит?

* * *

Старкову не нужно было ломать голову. За него все продумали. Станиславу Юрьевичу оставалось только поставить в известность Дубцова.

Они встретились. Оба были небритые, с похмелья…

Дубцов криво усмехнулся и, не снимая своего кожаного плаща, сел на не очень чистый стул. Старков посмотрел на его красные мутные глаза, на заросший щетиной подбородок и инстинктивно провел рукой по своему подбородку.

– Что, – неожиданно фамильярно подмигнул ему Дубцов, – тяжело?

– А тебе, – ответил Старков.

– Ладно. Перейдем к делу.

Не глядя Валериану Сергеевичу в глаза, Старков сказал, что необходимо ввести в члены правления любого человека, которого он, Старков, в случае необходимости смог бы заставить делать то, что нужно.

– Понимаете, нам необходимы какие-то гарантии, что в случае чего… мы не потеряем наши деньги.

– Ну да, – хмурясь, но спокойно сказал Дубцов, – должны же у вас быть гарантии на тот случай, если мне, например, кирпич на голову упадет.

«Он даже не скрывает иронии», – подумал Старков.

– Мы не настаиваем, чтобы этот человек был от нас, понимаете, вы сами выберете любого, но по бумагам он должен стать совладельцем вашей… то есть нашей конторы.

– Бросьте, Станислав, – поморщился Дубцов, – я все понял, к чему долгие разговоры. На вашем месте я поступил бы точно так же. А я вам могу уже сейчас назвать совладельца фирмы «Аттика» – это Ольга… Снегирева. А впрочем… может быть, и не Снегирева.

Краска бросилась в лицо Старкова. Он забыл уже, когда в последний раз краснел. Наверное, в детстве. Гавриил Федорович предупреждал, что особенно финтить в данной ситуации не удастся, но Дубцов должен быть уверен, что ему еще дают время. Отсюда это предложение – ему самому найти человека и оформить в качестве реального совладельца конторы. И Тимофеев, и Старков были уверены, что Дубцов назовет кого-то из членов правления.

– Но послушайте, – сказал Старков, – насколько я понял правила игры, ввести нового человека в члены правления компании очень сложно.

– В данном случае никого не надо будет вводить в состав правления, – Дубцов наслаждался, видя растерянность Старкова, – я просто женюсь на Оле… фиктивно, конечно.

– Но как вы женитесь, если вы даже не знаете настоящей фамилии женщины. Вы что, нас за дураков держите? Какая-то Оля…

– Я как раз очень высокого мнения по поводу вашего интеллекта и интеллекта ваших друзей, – широко улыбнулся Дубцов, – и я настолько хорошо к вам отношусь, что помогаю вам. Вы ведь понимаете, что в случае… падения кирпича на мою голову все добро по наследству перейдет к Ольге.

– Мне нужно посоветоваться, – нервно сказал Старков.

* * *

Старков был ошеломлен. Почему именно Оля? Она работает у Дубцова дай Бог неделю. Ему даже в голову не пришло, что между Дубцовым и Олей что-то могло быть. Он верил Оле. Предложение Дубцова выглядело крайне странно. Может быть, тот каким-то образом узнал о знакомстве Старкова с Олей? Но как?

Тимофеев тоже помрачнел, когда узнал о предложении Дубцова. Старкову удалось встретиться с ним в тот же день.

– Что этот лис затеял? – спросил Гавриил Федорович у самого себя. – Слушайте, подполковник, не мое, конечно, дело, но в данной ситуации мне приходится задавать подобные вопросы. Вы встречались с Ольгой на той же самой квартире, куда приходил Дубцов?

– Да.

– Что ж, может быть, Дубцов устроил слежку и… Когда вы последний раз встречались с Ольгой?

Старков назвал дату.

– Очень мало вероятно, чтобы Дубцов в течение такого времени держал под контролем квартиру… К тому же у меня есть информация, что его начальник охраны и ваш партнер по работе разочаровался в шефе. И я уверен, что разочарование взаимное. Конечно, Валериан Сергеевич мог нанять и других людей, но обращаться в частные охранные конторы с такими просьбами люди масштаба Дубцова едва ли станут. Ибо эти конторы под прицелом и у нас, и в МВД. В любом случае – это моя вина. Я должен был вас предупредить. И первое, что я сделаю сегодня же, – поищу вам еще одну квартиру. Она нам может понадобиться в любой момент. И вам, Станислав Юрьевич, пока придется воздержаться от встреч с Олей.

– А как быть с предложением Дубцова?

– Если разобраться, – неплохое предложение, – Тимофеев потер виски, у него уже давно болела голова, – Дубцов, конечно, шутник. Он может забрать свои слова обратно. Но я передам Оле – пусть она соглашается. А нам останется только немножко подождать. По следующим ходам Валериана Сергеевича мы вычислим суть его игры. И тогда…

Разговор с Тимофеевым мало успокоил Старкова. Он никак не ожидал, что Оля окажется втянутой в подобную историю. Только сейчас, когда не его жизни, а жизни подруги угрожала опасность, Станислав Юрьевич понял, в какую опасную историю он бездумно ее втянул.

* * *

Дубцов сидел в своем кабинете, не включая света. Окна были задвинуты плотными шторами. В полумраке светились фосфором настольные часы. Какой, однако, ядовитый цвет у светящегося фосфора!

Итак, его берут за горло, не стесняясь, уверенно.

Валериан Сергеевич понимал, что если он будет вести себя послушно, то его жизни ничто не угрожает, но он уже не сможет освободиться от этих людей. Они все ему позволят: делать огромные деньги, заниматься политикой или, наоборот, уйти в сторону и читать на даче книжки. Они не позволят одного – самому распоряжаться своей судьбой. А ведь он мог догадаться о подобном исходе еще в самом начале! Почему он позволил втянуть себя в ловушку? Да потому что и тогда и сейчас у него было три дороги. Он, как витязь, стоял на распутье. Путь первый – бегство. Он не хотел бежать. Путь второй – борьба с врагами их же методами; этот путь вел на тот свет. Путь третий – смирение.

Сегодня Дубцов был откровенен сам с собой. Подобное человек позволяет себе редко. Любой, даже самый последний негодяй, творя подлости, чаще всего любит себя, обманывает себя. Без самообмана жизнь просто невыносима. Это не я плохой, говорит себе алкоголик, это вокруг меня все плохие. Они меня довели до того, что я пью.

Страх, засевший в подсознании, руководил всеми действиями Дубцова с того самого момента, когда ему по телефону позвонил Старков. Страх заставил его пойти по пути компромисса. Он только прикидывался перед самим собой, что все развивается в зависимости от его желаний и воли. На самом деле его с самого начала вели на поводке.

Но эти ребята еще не знают, что чувство свободы у Валериана Сергеевича оказалось сильнее страха. Ему сильно везло в жизни. Редко кто вот так, в одиночку, поднялся до тех высот, до каких поднялся Дубцов. Он всегда был одиноким волком, но никак не овцой, которую пасут.

Глядя на светящиеся фосфором стрелки часов, Валериан Сергеевич подумал, что, наверное, они отсчитывают последние недели в его жизни. Но может быть, ему повезет и на этот раз? В любом случае он будет драться! Он совершал глупости, но разве его противники застрахованы от них?

Эти ребята очень удивятся, когда узнают, что создаваемая Трубецким сеть малых предприятий и банков так им и не пригодится.

Предложив же им в качестве подставного лица Олю, Дубцов выигрывал время. До регистрации брака у него остается два месяца, а ему нужно всего две недели. Если они согласятся на его предложение, то он получит необходимое время и сумеет им распорядиться.

Валериан Сергеевич в последнее время ездил без Рекункова и охраны. Этим он невольно выказывал явное недоверие к начальнику охраны, но выбора у него не было.

Сидя в машине, он увидел из окна девчонку, очень похожую на Леночку. Дубцов усмехнулся. Судьба мудра. Теперь он может сознаться себе, что цеплялся за Леночку, потому что немного привязался к девчонке. Но сейчас на земле не осталось ни одной души, к которой он испытывал бы теплые чувства.

Олю же в качестве своей будущей супруги выбрал из простого расчета. Бабенка, была не из глупых и не из болтливых. Ему приятно было с ней общаться. В отличие от Насти с ней можно было появляться и в публичных местах. Она не вульгарна. А вся эта возня с фиктивным браком потребует общения с женщиной. Пусть ею будет Оля.

Если же Станислав Юрьевич или его люди найдут такую даму в загсе, которая согласится оформить брак задним числом, то увильнуть от этого легко. Маленькая ложь и подтасовка в нужный момент может обнаружиться, а товарищи по правлению компании, зная Дубцова, обязательно потребуют в случае чего разобраться с неожиданной женитьбой главы компании, и при таком развороте событий рухнет весь замечательный замысел Станислава Юрьевича и его умных наставников.

И еще один положительный для себя момент отметил Дубцов. В глазах Старкова он не увидел прежней силы. Парень явно на чем-то сломался, он не окажется очень уж опасным противником. Нет сильнее идейных людей и нет слабее их, когда идеи, которым они служат, терпят крах.

Дубцов боролся исключительно за себя. За свое место под солнцем, за право жить так, как хочет он.

– Лосев, – сказал Валериан Сергеевич, – я передумал. Мы не едем в театр…

Шофер понимающе кивнул.

– Ты такую дискотеку «Золотой филин» знаешь?

Лосев широко улыбнулся, блеснув в полумраке салона золотыми зубами, и повернулся к хозяину. От резкого движения его куртка заскрипела.

– Потанцевать захотели, Валериан Сергеевич?

– Именно. Останови-ка на минуту.

Когда машина мягко остановилась, Дубцов вытащил из внутреннего кармана пачку долларов и протянул шоферу. Он не смотрел ему в лицо, ему достаточно было видеть, как медленно и неуверенно приближаются большие руки Лосева к пачке.

– На хранение даете? – спросил он.

– Нет, Лосев, я тебе плачу за то, чтобы ты молчал. Или врал. Если Рекунков завтра спросит тебя, где мы были, ты скажешь – в театре.

Лосев тряхнул густыми кудрями, шмыгнул курносым носом и, не задавая лишних вопросов, сказал: «Сделаем, как надо».

На лице его появилось выражение упрямства, точно отражая внутреннее состояние шофера. Всем своим видом он демонстрировал готовность до конца служить Дубцову. И тот почувствовал, что парню можно верить.

В помещении дискотеки, на втором этаже, за баром было несколько комнат. В них играли в карты знакомые хозяина. На деньги, разумеется. Хозяин лично представлял очередного игрока, гарантируя его порядочность.

Дубцов прошел через зал, заполненный до тесноты пляшущей молодежью. Гремела музыка, диск-жокей, низенький мужчина в оранжевом костюме, ласково приговаривал: «Оттянитесь ребята, как следует. Если от чего и можно тащиться в Москве, так это от нашей дискотеки».

В ответ на его весьма нахальное заявление отдельные экземпляры из скачущих прокричали нестройно: «Индюк, все о’кей!»

Ведущий, которого так по-свойски назвали индюком, улыбнулся весьма холодно и неумело отбил чечетку.

«Редкий по самовлюбленности идиот», – подумал Дубцов.

Но, главное, есть кураж. Чувствовалось, что он не боится толпы, более того – презирает ее. Наверное, из него бы получился неплохой политик.

В одной из комнат Валериан Сергеевич нашел нужного ему человека. Только он мог помочь Дубцову.

Леня никогда сам не играл, но любил наблюдать за игрой. Он не пил спиртного. Его работа требовала очень трезвой головы. И Леня хорошо знал, что только благодаря своей воле и умению производить хорошее впечатление на нужных людей он был еще жив.

Если бы его увидели хотя бы раз пьяным или проигравшим большие деньги, то Лене пришлось бы очень плохо.

Валериан Сергеевич предложил Лене погулять по улицам Москвы.

– Жду тебя в трехстах метрах от дискотеки, – сказал он быстро и уже подавал руку другому знакомому.

Леня спокойно закурил и отвернулся. Дубцов прошел в бар.

Он не спеша выпил коньяк…

– Значит и тебе я, Валериан, понадобился, – сказал Леня, забираясь в салон машины.

Шофера Дубцов отослал в дискотеку «оттянуться», как выражался мужик в оранжевом костюме.

– Понадобился, Леня, – сказал Валериан Сергеевич, – мне срочно нужны ребята. Плачу по высшей таксе. Но нужны хорошие ребята.

– Если бы я имел дело с ненадежными людьми, – Леня развел в стороны руки, – то моей маме давно бы пришлось меня отпевать.

Дубцов посмотрел в стеклянные глаза Лени и потер свой подбородок. Он явственно представил себе Старкова…

– Но композиция сложная, Леня. Мне надо одним выстрелом убить двух зайцев.

Валериана Сергеевича внимательно слушали.

26

Приподнятое настроение не покидало Олю. Ее немного тревожило то, что не звонил Слава, но она была уверена, что он вот-вот позвонит.

Оля приходила на работу к десяти. Сегодня с утра она отвела Клаву к Галине Серебряковой и не опоздала на работу. Хотя ее опоздание едва ли было бы кем замечено, однако Оля все привыкла делать хорошо.

Серебрякова владела мастерской-магазином. В уютном помещении, где в больших вазах стояли розы, а все женщины были милы и улыбчивы, Оле очень понравилось. Она впервые за всю свою жизнь поняла, что такое настоящий уют. И Галина Серебрякова выглядела здесь более привлекательно, чем в ресторане. Это был ее мир, и она царила в нем.

На просьбу Оли пристроить на работу Клаву Серебрякова, мягко улыбнувшись, возразила. Она ждала на работу Олю.

– Но Клава ничуть не хуже меня, – сказала Оля.

Серебрякова рассмеялась и профессиональным взглядом окинула молодую женщину. Минут пять она расспрашивала растерянную Клаву, умеет ли та рисовать, шить или, может быть, Клава работала манекенщицей.

Получив на все вопросы отрицательные ответы, Серебрякова улыбнулась и сказала, что придется в этом случае предложить Клаве административную должность.

Глаза Клавы округлились. В ее представлении административная должность обязательно была связана с работой начальником.

Все оказалось проще. Клаве было предложено вести запись клиентов. Девушка, занимавшаяся этим, как раз ушла в декретный отпуск.

– Слава Богу, – сказала Клава.

Теперь пришло время удивиться Серебряковой. Дугообразные ее брови поднялись, и она стала выяснять, почему именно «слава Богу».

Клава призналась в своем опасении. Начальницей она работать не умела и не хотела.

– А вы очень непосредственны, – сказала Серебрякова, чуть улыбнувшись своими вялыми губами, – с вами сейчас займется Даша, а мы с Олей поговорим.

Серебрякова под руку провела Олю через все свои владения в маленький кабинет. Они пили кофе и болтали. Оля давно не чувствовала себя такой спокойной и расслабленной. Галину Серебрякову интересовало все – от места рождения Оли до ее отношения к Ельцину.

– Оля, вы прелесть, – сказала Серебрякова, – но как вы попали к Дубцову? Более мрачного и высокомерного типа я не видела.

– Да, он очень холодный человек, – согласилась Оля.

– Он опасный человек, – многозначительно сказала Серебрякова и удивилась, – чему вы улыбаетесь?

Оля улыбалась тому, что была уверена: она тоже опасный человек.

Расстались хорошо. Оля, пожелав Клаве удачи на новой работе, ровно в десять часов входила в дверь офиса.

Внимательно присматриваясь к жизни в конторе, Оля обратила внимание на то, что Дубцова или боятся, или просто не любят. Но в последнее время Валериан Сергеевич редко появлялся здесь – находился в разъездах. Его заменял Трубецкой.

Оля поняла, что недооценила роль женолюба. Ей вообще было странно, как при такой загруженности у Трубецкого оставалось время на развлечения. Когда она приходила в контору, он уже функционировал, когда уходила – продолжал работать.

В отсутствие Дубцова Оля подчинялась непосредственно Нике Трубецкому. Впрочем, в пылу работы ей и в голову не приходило называть его уменьшительно-презрительно. У господина Трубецкого был властный, требовательный голос. Он разговаривал с дельцами по телефону – словно роли играл. С одними был груб до хамства, с другими интеллигентен.

На вопрос Оли, почему он такой разный, Трубецкой с удовольствием стал ей объяснять, что среди части предпринимателей сложился вполне естественный для России психологический тип бизнесмена – этакий габаритный дядя с мощным голосом, который с самого начала общения с партнером старается подавить того горлом. Но это трюк, рассчитанный на слабаков. Когда в ответ на свою атаку ревущий, как зубр, бизнесмен получает отборный мат и поминание всех родственников до третьего колена, то партнеры по переговорам сразу переходят на обычный язык.

Но есть и другие типы. Тип сильного и одновременно воспитанного предпринимателя являет собой Дубцов. Он почти никогда не повышает голоса. Его оружие – ирония.

Во время рассказа лицо Трубецкого постоянно менялось. Он изображал предпринимателя-хама и предпринимателя-слабака. Только Валериана Сергеевича он изображать не стал.

Чтобы польстить Трубецкому и одновременно получить хоть какую информацию, Оля кокетливо спросила, сколько миллиардов в день зарабатывает для конторы Трубецкой. Ведь он ведет переговоры со столькими партнерами.

По холеному лицу Трубецкого пробежала нервная судорога. Он вообще был очень и очень нервным человеком. Этот вопрос ему не понравился, и он сказал, что из десяти-двадцати переговоров плодотворным бывает один и редко два.

В этот день Оля задержалась на работе, и Трубецкой очень естественно, без прежнего своего кокетства пригласил ее к себе в гости. «Кабаки не для таких, как вы», – сказал он.

– А вы не боитесь ревности Дубцова? – спросила Оля. – Ведь он тоже проявляет внимание ко мне.

Трубецкой засмеялся. Этот смех стал загадкой для Оли, но загадка тут же разъяснилась. Ника был уверен, что Дубцова почти не интересуют женщины.

Но в тот самый момент, когда Трубецкой отправился к своей машине, а Оля пообещала выйти к нему минут через десять, ее вызвал к себе Дубцов.

– Разговор будет недолгим, Оля, – сказал Дубцов, – вы не хотели бы стать моей супругой… фиктивно? Сейчас я не могу вам все вразумительно объяснить, но поверьте, вы ничего не теряете, а приобрести можете многое.

– Черт возьми, – сказала Оля.

Валериан Сергеевич погрозил ей пальцем и попросил в его присутствии лукавого не поминать. Ему, мол, о душе своей подумать надо. Раз так, зачем чертей тревожить.

– Вы были в церкви?

– Нет, – ответила Оля.

– Надо сходить. А сейчас извините. У меня очень болит голова.

И действительно Дубцов выглядел измученным. Постоянно щурил глаза, точно в лицо ему бил луч света. Но свет в кабинете Дубцова был мягкий, рассеянный.

Оля повернулась и вышла.

В машину к Трубецкому она села с таким лицом, что Ника встревожился и спросил, не случилось ли чего.

– Приятный сюрприз, – сказала Оля, – но неожиданный.

– Шеф любит так развлекаться. Помню, было очень смешно… меня ввели в члены правления, а я и не знал об этом.

Трубецкой вел машину осторожно. За рулем предпочитал не разговаривать. Но доехали быстро.

Трехкомнатная квартира Ники была заставлена хорошей мебелью. Но из всего, что там было, Олю удивил большой, в полкухни, холодильник.

Ни ковров, ни антиквариата, ни какого-нибудь дедовского рояля не имелось. Все как у обычных людей. Все, кроме холодильника.

Трубецкой стал варить раков к пиву, а одновременно жарил на балконе приготовленный заранее шашлык.

– Шашлык под коньячок, а раки под пиво.

– Фу, Ника, – в шутку сказала Оля, – это пошло.

– Никогда не говорите этого слова – пошло, – сказал Трубецкой, переворачивая шипевшие шашлыки, – все бабы сейчас любят, чуть что, восклицать: ах, какая пошлость! Пошлость не содержится в коньяке или пиве, а также в словах, которые произносят люди. Просто одни рождаются на свет пошлыми, а другие нет. И вы увидите, как прекрасно будет сочетаться грузинский коньяк под шашлык с пивом под раки. Проверено, Оленька.

И Ника оказался прав. Он ел и пил с таким смаком, что рядом с ним невозможно было сохранить хладнокровие. Оля с удовольствием пила из крохотной рюмки великолепный коньяк и ела шашлыки, приготовленные из лучшей баранины.

Но Трубецкой без всякого перерыва принялся за раков и пиво. Раки, по его мнению, подкачали, а вот бархатное австрийское пиво было отличным.

Радушный хозяин в какой-то момент перестал потчевать Олю. Он целиком сосредоточился на себе. Его осоловелые глаза стали внимательными. Хватит или еще?

Решил, что мало, принес из холодильника ледяную водку и кусок свежайшей бело-розовой ветчины.

Оля незаметно отставила свою рюмку в сторону и взяла более крохотную, Трубецкой все напитки пил из фужеров и хрустальных стаканов.

Наконец он наелся. Тихо играла музыка. Глаза Ники сузились, и он так посмотрел на Олю, что слов было не нужно.

– О! Неужели вы после подобного ужина способны любить?

Трубецкой уверенно кивнул головой и положил свою пухлую руку на плечо женщины. Оля не спеша, удобно захватила его ладонь и резко вывернула. Трубецкой дернулся от боли и завопил. Но Оля не намерена была останавливаться. Она дернула Нику к себе, вывернула руку в локтевом суставе и, свалив гурмана на пол, уселась сверху.

– Сдаюсь, – хрипел он.

Трубецкой оказался слабаком.

– Черт возьми, за что эта расправа? – хрипло дыша, спросил ошеломленный Трубецкой.

– Если бы я просто сказала, что вы мне не нужны, вы б мне поверили?

– Пожалуй, нет.

– А сейчас верите?

– Вполне. Мне здоровье дороже любой, даже самой красивой женщины.

– Вот как, а мне казалось, что вы на все пойдете ради женщин.

Трубецкой налил себе фужер водки и выпил его в два глотка. Медленно пьяневший, он сразу осоловел и начал рассказывать о своей жизни. Он всегда был трусом. Но в СССР и трусу можно было жить припеваючи. Он закончил аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию. Через три-четыре года испек бы докторскую, и все! Он всю оставшуюся жизнь мог прожить комфортно. Жрать шашлыки и пить коньяк. Да тут грянула перестройка. И кандидатская, да и докторская степень стала путевкой в нищету. Нищим Трубецкой быть не хотел. И вот он стал тем, кем стал.

Ника в этом месте всхлипнул, от чего все его жирное тело заколыхалось.

– Вы чего-то боитесь?

– Всего, – едва прошелестели чувственные губы развратника. – Именно страх заставляет меня уходить каждый день в иллюзорную жизнь алкоголика. И именно страх я лечу женщинами.

Далее воротила русского бизнеса поведал, что сейчас в бизнесе, настоящем большом бизнесе остались или просто храбрые люди, или те, кто считает, что до них никто не достанет, или дураки. А дальше будет еще хуже! В бизнесе останутся одни ценители упоительной борьбы, балансировки на грани жизни и смерти. На каждого бизнесмена уже отлиты пули.

В конце довольно длиной тирады Ника припал липкими губами к Олиной руке и жалобно попросил:

– Пожалейте смертника.

Оля засмеялась, потом поднялась с кресла.

– Боже, какой у вас решительный вид, – промямлил Трубецкой, – надеюсь, вы не будете мне делать больно?

Оля опять рассмеялась и сказала ласково:

– Закройте за мной дверь. Не забудьте!

Беспокоилась она напрасно. Тяжелая металлическая дверь захлопнулась за ней тотчас же, как она переступила порог.

День прошел успешно. И, выносливая физически, Оля не заметила, как добралась до дома. Привычно подняла голову – окно в квартире отца светилось.

Она уже достала из сумочки ключи, чтобы открыть дверь, когда с верхнего пролета лестницы раздался спокойный голос:

– Не спешите, Оля.

К ней спускался полный, но сильного сложения мужчина в плаще. И было в его взгляде нечто такое, что заставило Олю сжаться, словно она ожидала нападения.

– Меня просил прийти к вам Станислав Юрьевич, – предупреждающе поднял руку мужчина, – меня зовут Гавриил Федорович. Мы большие приятели со Станиславом.

Он произнес «большие приятели» с особой интонацией.

– Я не верю вам, – сказала Оля.

Тимофеев одобрительно кивнул головой. Ему понравилось то, что девушка насторожилась, но не испугалась и требовала доказательств.

Гавриил Федорович предупредил Олю о том, чтобы она не ждала звонков от Станислава.

– Вам Дубцов сделал предложение стать его женой?

– Откуда вы знаете?

– Долго объяснять, да и не нужно. Просто у нас со Станиславом появилось подозрение, что люди Дубцова засекли… ваши свидания.

Коротко Тимофеев рассказал Оле, почему Дубцов сделал Оле предложение, при этом он не раскрывал, естественно, главного.

Женщина ненадолго задумалась и предложила погулять по улице. Но Тимофеев решил просто подняться пролетом выше, где он занимал раньше наблюдательную позицию.

– Но если он знает, что я знакома со Славой, то зачем ему предлагать мне выйти за него замуж?

– Это мы и хотим понять, – солгал Тимофеев.

Он был наверняка убежден, что ничего о знакомстве Станислава с Олей Дубцов не знает. Он еще раз проанализировал всю ситуацию и пришел к однозначному выводу – выбор пал на Олю случайно.

Но во-первых, ему нужно было сделать так, чтобы Станислав Юрьевич перестал встречаться с Олей, ибо именно сейчас была очень вероятна слежка и за квартирой, и за Олей.

От своего человека Тимофеев знал, что Дубцов перестал верить Рекункову. Но, может быть, это игра? Если так, то опытный лис Рекунков может подбросить сюрприз. Во-вторых, Тимофееву хотелось познакомиться с Олей. Он не терпел, когда в деле принимали участие люди, с которыми он не общался или не имел о них достоверной информации.

Оля удивила его. Она сразу же стала рассказывать о Трубецком. И хотя Тимофеев знал об этом парне, как ему казалось, все, он с удовольствием выслушал женщину. Оценки ее были точными, говорила она коротко и ясно.

– Если вам нужен свой человек в правлении, – закончила Оля, – вам не нужно ставить в известность Дубцова. Просто пришлите своих ребят на квартиру к Трубецкому, и тот на все согласится. Он патологический трус. Более того, он постоянно ждет от жизни больших неприятностей.

Гавриил Федорович взял себя за мочку уха и больно дернул за нее.

Оля настолько пламенно убеждала, что так будет лучше… Какая у нее корысть? Тимофеев прямо и спросил об этом.

Оля покраснела, повернулась к Тимофееву вполоборота и сказала, что даже фиктивно не хочет быть ничьей женой. Она добавила, что понимает, это глупо и можно посчитать за прихоть, но ей смертельно этого не хочется.

– Если человеку смертельно чего-то не хочется делать, то это уже не прихоть, – заметил Тимофеев. – Мы поступим так. Вы не говорите Дубцову ни да, ни нет, а мы за это время попробуем побеседовать с Трубецким. Если все будет нормально, то какой там брак… Пусть Дубцов ходит в холостяках.

Довольный знакомством с Олей и приятно удивленный (женщина показалась ему незаурядной), Тимофеев хотел уже откланяться, но Оля схватила его за руку и приложила пальчик к губам.

Он все понял, когда услышал шаги. К дверям подошли Клава и Вадик. Красивый мальчишка был без шапки и немножко выпивши. Он держал Клаву за руку, иногда поднося ее к губам.

– Хватит, Вадик, – зашипела Клава, – застукать же нас могут.

– Я не понимаю, – сказал с тихим отчаянием Вадик, – почему ты не хочешь переехать ко мне? Папан мне отказал двухкомнатную квартиру. Почему ты держишься за…

Клава закрыла ему рот рукой. Потом быстро поцеловала юношу, развернула его за плечи и толкнула легонько. Вадик покорно пошел с опущенной головой.

Дверь закрылась без звука: Клава прошмыгнула, как мышка.

Оля, закусив губу, смотрела на закрытую дверь.

– Вы узнали для себя что-то новое? – вежливо и равнодушно спросил Тимофеев.

– Представьте, я не догадывалась, какими коварными могут быть женщины… в личных отношениях.

– Не в личных тоже, – подтвердил Тимофеев.

«Она не желает стать подругой мальчика только потому, что ее привлекает отец, – думала Оля о Клаве, – но чем он ее может привлекать? Только деньгами. О лгунья! Она врала, что Вадик коварен и ей негде жить».

…Гавриил Федорович был очарован. Главное, о чем он думал по дороге домой, – незаурядность женщины. Оля была редким экземпляром. Тимофеев радовался радостью рыбака, вытащившего огромную царскую рыбу.