Текст книги "Христос и церковь в новом завете"

Автор книги: Александр Протоиерей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 55 страниц)

Антидокетическим акцентом отмечены многие места Ин., например (и возможно в наибольшей степени), беседа о хлебе жизни (Ин. 6):

«В 6, 51-56 «хлеб» заменяется «плотью» (ст. 51), а глагол «есть» – более грубым «грызть» (ст. 54)[872]872
  Особенность, которую не решился передать ни один из русских переводчиков Нового Завета: если в ст. 26, 31, 49-53, 58б употребляется нейтральный глагол fagei/n («есть»), то в ст. 54, 56, 57, 58в – trwgei/n («грызть, жевать»). Л. Лутковский (Евангелие. Киев. 1990), напротив, перевел trwgei/n более вежливым глаголом «вкушать» – прим. перев.


[Закрыть]: грызть плоть Иисуса и пить Его кровь – значит, верить в истинное воплощение Иисуса»[873]873
  Данн Д.Д. С. 210; ср. С. 324.


[Закрыть].

Аналогичной антидокетической озабоченностью объясняется и указание на то, что из пронзенного ребра распятого Иисуса истекли кровь и вода (Ин. 19, 34-35):

«Воплощенный Логос действительно умер, ... Его тело не было призрачным, а смерть – сложным скрытым трюком – смотрите, настоящая кровь!»[874]874
  Данн Д.Д. С. 325.


[Закрыть]

Если в Ин. антидокетическая направленность чувствуется как подтекст (ведь Ин. – это прежде всего Благая весть о Христе, а не антиеретический трактат[875]875
  «Не нужно показывать, что антидокетическая полемика – главное в четвертом Евангелии. Этого нет». – Данн Д.Д. С. 326; ср. Гатри Д.С. 218.


[Закрыть]), то в Первом Послании прямо говорится о невозможности сочетать христианство с неверием в воплощенного Христа (см. 1 Ин. 4, 2-3; ср. 2 Ин. 7). И хотя Иоанн допускает использование менее однозначных выражений, как, например, «жизнь явилась» (1 Ин. 1, 2), нужно иметь в виду, что они звучат в контексте гораздо более сильных Иоанновых выражений о воплощении Слова:

«В прологе 1-го Послания, сходном с евангельским, говорится: «Ибо жизнь явилась (e)fanerw/qh), «которая была у Отца и явилась нам» (1,2). Аналогичное выражение встречается в 1 Ин. 3, 5: «Он явился для того, чтобы взять грехи наши» и в 1 Ин. 3, 8: «Для сего-то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола». Здесь вовсе не подразумевается гностически-докетическое «явление» (в гностических текстах большей частью используется слово fai/nesqai), т. е. явление божества лишь в призрачной телесной оболочке, но доподлинно вхождение в телесно-человеческую сферу, принятие телесного существования, вочеловечение. Это в 1 Ин. 1, 1-3 подтверждается использованием выражений, свойственных чувственному восприятию (слышать, видеть собственными глазами, осязать руками)»[876]876
  Шнакенбург Р. С. 147.


[Закрыть].

Иисус – Посланный в мир Сын Божий. Его предвечное единство с Отцом

Тема Боговоплощения в Ин. развивается в двух антиномичных аспектах. С одной стороны, подчеркивается человечество Иисуса (см. выше), а с другой стороны, намного более, чем в Синоптических Евангелиях, в Ин. подчеркивается Его Божественность и связанные с Нею предвечность и единство с Отцом.

Богосыновство Иисуса как Единородного Сына, Его единство с Отцом, от Которого Он послан, – главная тема Евангелия от Иоанна.

Термин «Единородный» (monogenh/j) по отношению к Иисусу Христу[877]877
  Не по отношению ко Христу – в Лк. (7, 12; 8, 42; 9, 38), но чтобы это увидеть, нужно обратиться не к СП, а к славянскому тексту. Также см. Евр. 11, 17.


[Закрыть] встречается исключительно в Ин. и 1 Ин. (Ин. 1, 14. 18; 3, 16. 18; 1 Ин. 4, 9). «Послан» (о Сыне), «Пославший» (об Отце) – тоже термины только Ин. Единство Отца и Сына – предвечно:

Слово было у Бога и Слово было Бог (1, 1).

Я и Отец – одно (10, 30).

И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира (17, 5).

Земной путь Христа, т. е. то, что составляет содержание Благой вести, в Ин. выглядит как снисхождение Сына Божия из Его предвечной, надмирной божественной славы в этот мир, чтобы через Крест и Воскресение взойти опять на небо, к Отцу, в Свою же славу, совознеся с собою человечество[878]878
  См. Шнакенбург Р. С. 150.


[Закрыть]:

Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах (Ин. 3, 13; ср. 6, 62; 13, 1; 17, 5; 20, 17);

Связь с Отцом и Божественная слава Иисуса оттеняются за счет постоянных противопоставлений верхнего с нижним, Духа и плоти (в отрицательном значении), света и тьмы, истины и лжи, жизни и смерти, свободы и рабства. Иисус пришел из вышнего мира, снизойдя в нижший:

... Вы от нижних, Я от вышних; вы от мира сего, Я не от сего мира (Ин. 8, 23).

В этом проскальзывает некоторый дуализм, созвучный, например, некоторым кумранским произведениям, свидетельствующим, что подобные воззрения в то время были довольно распространены в иудаизме. Однако дуализм не является абсолютным – ведь Иисус «победил мир» (Ин. 16, 33).

Итак, единство Иисуса с Отцом – лейтмотив Ин. Но как по-разному, с привлечением какого богатого библейского (ветхозаветного) материала он передается! Благодаря такому привлечению Ветхий Завет как будто обнаруживает свой настоящий потенциал.

Во-первых, многократно (несколько десятков раз) повторяются уже упомянутые выражения «послал Меня» (me a)pe/stalken), «Пославший Меня» (o( pe/myaj me), имея в виду Отца. Термин «Пославший» пишется в СП с большой буквы, так как он является подлежащим – именем Бога. Эти изречения всегда звучат из уст Иисуса.

Во-вторых, в речи Иисуса также систематически повторяется ветхозаветное Имя Божие, точнее, его греческий эквивалент e)gw/ ei)mi («Аз есмь» или «Я есмь»). Будучи употреблено в самых разных вариантах не менее 25-ти раз, это придает Иисусовой речи легко узнаваемую просвещенным в Писании читателем и повергающую его в священный трепет интонацию речи Бога: так Он вещал в Ветхом Завете через Своих пророков.

Выражение-Имя e)gw/ ei)mi встречается в Ин. как без предиката (именной части сложного сказуемого), так и с предикатом. Без предиката:

Он сказал им: это Я [правильнее: Я есм. – А.С.]; не бойтесь (Ин. 6, 20);

Если не уверуете, что это Я [Я есмь], то умрете во грехах ваших (8, 24);

Когда вознесете Сына Человеческого, тогда узнаете, что это Я [Я есмь] (8, 28);

Прежде нежели был Авраам, Я есм. (8, 58);

Теперь сказываю вам, прежде нежели то сбылось, дабы, когда сбудется, вы поверили, что это Я [Я есмь] (13, 19).

Наиболее очевидным можно считать Ин. 18, 5:

4 Иисус же, зная все, что с Ним будет, вышел и сказал им: кого ищете? ⁵ Ему отвечали: Иисуса Назорея. Иисус говорит им: это Я. Стоял же с ними и Иуда, предатель Его. ⁶ И когда сказал им: это Я, они отступили назад и пали на землю.

С предикатами:

Я есм. хлеб жизни (6, 35. 41. 48. 51);

Я есм. свет миру (8, 12);

Я есм. дверь (10, 7. 9);

Я есм. пастырь добрый (10, 11. 14);

Я есм. воскресение и жизнь (11, 25);

Я есм. путь и истина и жизнь (14, 6);

Я есм. истинная виноградная лоза (15, 1. 5)[879]879
  См. Сорокин А., свящ. Имя Божие в изречениях Господа нашего Иисуса Христа по Евангелию от Иоанна. Курсовое сочинение. СПб. 1995 г. а также глава из него: Сорокин А., свящ. Об имени Божием в Евангелии от Иоанна. // Начало. Журнал Института богословия и философии. СПб. 1998. С. 33-9.


[Закрыть].

К сожалению, стройная нить многократных «Аз есмь», непрерывно тянущаяся через все Ин., в СП пострадала от разрывов из-за того, что ее не заметили переводчики, посчитав, что «Аз есмь» без предиката в 6, 20; 8, 24. 28; 13, 19; 18, 5 есть не более, чем тривиальное «это Я»[880]880
  В этом отношении, как всегда, надежен Славянский перевод («Аз есмь»), а также ЕК, дающий перевод «Я есмь».


[Закрыть].

В-третьих, еще большее, чем у синоптиков, значение имеют дела Иисуса, которые продолжают дела Бога-Отца. Особенно субботние дела (ср. Мк. 3, 1-6; Лк. 13, 10-16). Так, в ответ на исцеление расслабленного в субботу (Ин. 5, 1-15):

¹⁶ ... стали Иудеи гнать Иисуса и искали убить Его за то, что Он делал такие дела в субботу. ¹⁷ Иисус же говорил им: Отец Мой доныне делает, и Я делаю. ¹⁸ И еще более искали убить Его Иудеи за то, что Он не только нарушал субботу, но и Отцем Своим называл Бога, делая Себя равным Богу (Ин. 5, 16-18).

Как видим, Иисус явно намекает на то, что Он творит дела, равные делам Отца. Это прямо соотносит Его с тем Словом, о Котором говорится в Прологе:

Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть (1, 3).

Не случайно именно в Ин. наиболее остро, «обоснованно» и понятно звучит обвинение Иисуса в богохульстве, за что Он и приговорен к смерти:

Не за доброе дело хотим побить Тебя камнями, но за богохульство и за то, что Ты, будучи человек, делаешь Себя Богом (10, 33).

Земной путь Иисуса – путь славы (прославления) Единородного Сына

Если в Синоптических Евангелиях победа и начало нового бытия наступают непосредственно после Воскресения и Вознесения Иисуса Христа, то в Ин. славным, т. е. божественным путем является вся Его земная жизнь. Венцом же и кульминацией этого славного пути, возвращением Иисуса к Отцу является Его Воскресение. И что необычайно важно, Воскресение в Ин. неотделимо от Креста. Крестная смерть включается в славное возвращение Иисуса к Отцу. Путь к Отцу лежит через Крест и Воскресение. Таким образом, Крестная смерть включается в час славы Иисуса. Вот в чем богословский смысл той игры слов, о которой говорилось выше:

^32 И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе. ^33 Сие говорил Он, давая разуметь, какою смертью Он умрет (Ин. 12, 32-33).

Напомним, что этот случай тем и показателен, что связь с Крестом в нем на первый взгляд наименее очевидна. Если оторваться от контекста Ин., в нашем сознании возникнет ассоциация со славным Вознесением Иисуса на небо (как в Мк. и Лк.). И здесь на помощь приходят и сам евангелист, немедленно давая пояснение (ст. 33), а вслед за ним – литургическая практика Церкви. Чтение Ин. 12, 28-36 является Евангельским чтением на Утрене в праздник Воздвижения Креста Господня.

Вознесение на Крест подразумевается и в других местах:

Как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому (Ин. 3, 14).

[ЕК:] Когда вы вознесете Сына Человеческого, тогда узнаете, что Я есм. (e)gw/ ei)mi/) (Ин. 8, 28).

В § 18 отмечалось, какими разными терминами обозначается Пасхальное событие в разных новозаветных писаниях, что указывает на его несводимость к какому-то одному человеческому понятию. В этот терминологический ряд («воскресение», «вознесение») Ин. добавляет «прославление», «прославить(ся)». «Слава» – одно из ключевых понятий ветхозаветного богословия, имеющее в виду Божественное явление и присутствие. Так же как ветхозаветное Имя Божие, Иисусу как Сыну Божию принадлежит и Божественная слава (см. Ин. 17, 5). Воскресение есть Его возвращение в славу, прославление.

«Час» Сына Человеческого. Две части Ин.

Если говорить более точно, часом славы Иисуса становится час (время) Его распятия и Воскресения. Все, что ему предшествует, есть ожидание и подготовка. Сам термин «час» (w(/ra), иногда заменяемый на kairo/j («время»[881]881
  Иногда слово w(/ra в СП также переводится как «время» (см. Ин. 4, 21. 23; 5, 25. 28).


[Закрыть]), многократно употребляется в Ин. Земное служение Иисуса по Ин. проходит под знаком ожидания «часа». Точнее, ожидание «часа» и его наступление – две примерно равные по объему части, на которые четко разделяется Ин. Вот как их принято условно называть:

1) «Книга знамений» (Ин. 1 – 11);

2) «Книга славы» (Ин. 12 – 21).

И вот как распределяются цитаты, в которых используются термины «час» или «время»:

Ожидание «часа» славы	Наступление «часа» славы
«... еще не пришел час Мой» (2, 4).	«Пришел час прославиться Сыну Человеческому» (12, 23).
«И искали схватить Его, но никто не наложил на Него руки, потому что еще не пришел час Его» (7, 30).	«Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел» (12, 27).
«И никто не взял Его, потому что еще не пришел час Его» (8, 20).	«Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу» (13, 1).
«Мое время еще не настало...» (7, 6; ср. ст. 8)	«Вот, наступает час, и настал уже...» (16, 32).
	«Отче! пришел час, прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя» (17, 1).

Во вторую колонку можно было бы добавить и трогательное сравнение часа Иисуса с часом женщины, когда она рожает после долгого периода ожидания:

Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир (Ин. 16, 21).

Слова о наступлении ожидаемого «часа» славы Иисус произносит накануне Тайной Вечери, после которой и происходят события Голгофы и Воскресения. Таким образом, заключительные страстные дни входят в этот «час».

Богослужение Православной Церкви не упустило столь важного момента. Первое из 12-ти страстных Евангелий (служба Святых Страстей Господних – Утреня Великой Пятницы) представляет собой прощальную беседу Иисуса с учениками на Тайной Вечере по Ин. Богослужение начинается словами:

Сказал Господь Своим ученикам: ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем (Ин. 13, 31).

Многозначительное «ныне» имеет в виду наступление «часа» славы, так что благодаря Ин. события заключительных дней Страстной седмицы (Великого Четверга, Великой Пятницы, Великой Субботы) и самой Пасхи действительно идут под одним знаком, как единый акт-час.

Знамения, вера и неверие

Лейтмотив «Книги знамений» – «Час еще на настал». В этот период Иисус проповедует и творит дела (чудеса) – знамения, т. е. знаки Его божественных и мессианских полномочий, поэтому и используется указанное условное название[882]882
  Напомним, что русское слово «чудо», используемое в СП, следует признать неудачным переводом греч. shmei/on, что значит именно «знак, знамение», как мы и читаем в славянском тексте (см. § 11. 3).


[Закрыть]. Знамений семь. Поначалу евангелист даже ведет их порядковый счет:

Так положил Иисус начало чудесам [ЕК более точно: знамениям] в Кане Галилейской и явил славу Свою; и уверовали в Него ученики Его (Ин. 2, 11).

Это второе чудо [ЕК: знамение] сотворил Иисус (4, 54).

Знамения, совершенные Иисусом: претворение воды в вино на браке в Кане (Ин. 2, 1-11); исцеление сына царедворца (4, 46-54); исцеление расслабленного при купальне Вифезда в субботу (5, 1-16); насыщение пяти тысяч пятью хлебами (6, 1-14); хождение по водам (6, 15-21); исцеление слепорожденного (9, 1-12); воскрешение четверодневного Лазаря (11, 1-45).

Семь – конечно, немного по сравнению с обилием чудес, о которых говорится в Синоптических Евангелиях (особенно в Мк.). Но это число символичное: оно выражает идею полноты, завершенности. Иоанн не гонится за количеством, он спокойно использует символический смысл числа семь, которое можно понять как обозначение множества тех дел, что творил Иисус. Это дает евангелисту возможность придирчиво выбрать самые показательные знамения. Наиболее впечатляющим является седьмое, последнее знамение – воскрешение Лазаря.

Итог «Книги знамений» евангелист подводит словами:

Столько чудес [ЕК: знамений] сотворил Он пред ними, и они не веровали в Него... (Ин. 12, 37)

Как видим, знамения совершаются с тем, чтобы найти отклик в умах и сердцах слушателей, наблюдателей, очевидцев, и, конечно, читателей Евангелия. Таким откликом может быть ни что иное, как вера в Иисуса как Сына, посланного Отцом. Знамения напрямую связываются с верой, ради которой они совершаются. Одни веруют (см. Ин. 2, 11; 11, 45; 12, 11), а другие – не веруют (см. Ин. 12, 37). Собственно, в этом состоит цель написания Евангелия, как ее видит и формулирует св. Иоанн Богослов. И именно предполагаемым читательским взглядом определяется упомянутый выше тщательный отбор семи знамений. Так он и пишет в конце своего труда:

³⁰ Много сотворил Иисус пред учениками Своими и других чудес, о которых не писано в книге сей. ^31 Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его (Ин. 20, 30-31).

Кстати, заметно острее и четче переведено в ЕК:

Много и других знамений сотворил Иисус перед учениками Своими, о которых не написано в книге этой. Об этих же написано, чтобы вы веровали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и чтобы, веруя, имели жизнь во имя Его.

Евангелист пишет лишь о том, что необходимо для веры в Иисуса[883]883
  Попутно заметим, что о своих писательских целях прямо пишут лишь св. Иоанн (в разбираемом отрывке) и св. Лука (см. Лк. 1, 1-4).


[Закрыть]. Св. Иоанн, пожалуй, внятнее других евангелистов передает заботу о вере тех, кто не видел Иисуса, но полагается на свидетельство ограниченного круга учеников-очевидцев. Например, такой мотив явственно слышен в эпизоде с Фомой:

Ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие (Ин. 20, 29).

Эти слова непосредственно предшествуют упомянутой концовке.

Знамения – чаще всего повод для беседы или речи Иисуса. Так, насыщение пяти тысяч человек пятью хлебами – повод для беседы о хлебе жизни. Для начала Иисус говорит:

Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий, ибо на Нем положил печать Свою Отец, Бог (6, 27).

Да, человек нуждается в такой пище нетленной, чтобы никогда не алкать. И Он слышит требование:

Подавай нам всегда такой хлеб (6, 34).

Здесь еще один пример того, как Ин. косвенно перекликается с Синоптическим материалом, в который входит повествование об искушении Иисуса в пустыне. Там тоже звучит предложение превратить камни в хлебы, и тема пищи (хлебов), которой алчет человек, приводит к утверждению:

Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Мф. 4, 4; ср. Лк. 4, 4).

Но в Ин. подобный вывод получает гораздо более полное и категоричное раскрытие, предполагающее безоговорочное принятие Иисуса или Его полное отвержение. Впрочем, все происходит постепенно, по законам беседы, переходящей в спор, так что в конце концов неприятие Иисуса из глухого ропота переходит в открытое неприятие.

Иисус несколько раз повторяет:

Я есм. хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда (Ин. 6, 35; ср. стт. 48. 51).

Поначалу такие слова Иисуса еще допускают расширительное или образное толкование: Он – Учитель истины и нужно слушать Его учение. Однако и это вызывает ропот (6, 41-42).

Но затем Христос произносит слова, которые прямо указывают на Него как на саму Истину, само Слово, которое нужно вкусить и принять, и никак иначе:

⁵¹ Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира... ⁵³ если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. ⁵⁴ Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. ⁵⁵ Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. ⁵⁶ Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем (6, 51. 53-56).

В ответ слышится уже не просто раздражение, а «праведный» гнев по поводу «богохульства»:

Тогда Иудеи стали спорить между собою, говоря: как Он может дать нам есть Плоть Свою? (6, 52)

Беседа о хлебе жизни имеет место задолго до последней Пасхи Иисусовой, но уже здесь отчетливо просматривается евхаристическая тема.

Тут уместно очередное сравнение с Синоптической традицией. Ведь именно с ней связана форма Евхаристии, которая закрепилась в церковной литургической практике. В Синоптических Евангелиях говорится, как на Тайной Вечере, точнее, после Вечери (см. Лк. 22, 20) Христос произнес слова о Теле и Крови, ставшие литургической формулой:

²⁶ Приимите, ядите: сие есть Тело Мое... ²⁷ ...Пейте из нее все, ²⁸ ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов (Мф. 26, 26-28 и пар.).

В Евангелии же от Иоанна повествование о Тайной Вечере содержит главным образом изложение пространной беседы Иисуса с учениками (Ин. 13–17) и Его Первосвященнической молитвы, без прямого упоминания евхаристических слов[884]884
  Многие современные библеисты обращают внимание на заметное и как кажется, намеренное отсутствие таинственной (сакраментальной) тематики в Ин. Здесь ничего не говорится об Евхаристии или о Крещении как о конкретных священнодействиях, Таинствах – при том, что широко используется символика, связанная с Таинствами (вода, хлеб, виноградная лоза и т. п.). На Тайной Вечере нет установительных слов Евхаристии; в Ин. 4, 2 говорится, что Сам Иисус не крестил, хотя, впрочем, в 3, 22 утверждается обратное... Зато именно в Ин., в беседе с Никодимом, где, речь, видимо, идет о Крещении, говорится: «Дух дышит, где хочет» (3, 8). Такое элиминирование (избегание) упоминаний о Таинствах можно понять как оборотную сторону богословской глубины и таинственности Ин. Таинства как конкретные литургические действия, конечно, не отрицаются. С другой стороны, св. Иоанн с его непревзойденным чувством бездонности божественной тайны и желанием, чтобы истинным знанием Бога была проникнута вся христианская жизнь, а не только «высвечиваемая» в Таинствах, хочет показать, что эта тайна не может быть полностью сведена к церковным Таинствам как к священнодействиям. В этом отношении Ин. является авторитетнейшим противовесом, не позволяющим впасть в зауженное, магическое понимание Таинств. В любом случае, сакраментализм в Ин. – вопрос, который «как никакой другой, разделяет современных ученых в их толкованиях Ин. Предлагаются самые разные, часто противоположные объяснения...» – John. The Gospel of // The Anchor Bible Dictionary. Ed. by D. N. Freedman. Doubleday. 1992; см. также Brown R. P. 377-8. Подробно об этом см.: Данн Д.Д. С. 208-10 («Таинства в четвертом Евангелии»):
  «Очень похоже, что у Иоанна действительно выражена реакция против современного ему сакраментализма, получившего уже некоторое распространение... При этом Иоанн не занимает антисакраментальную позицию, он не отказывается от Таинств, а ссылается на них – в 6, 51-58 (почти наверняка) и в 3, 5 (очень возможно). Однако в какой-то мере Евангелие от Иоанна все же является проявлением протеста против (вероятно) растущего сакраментального буквализма» (С. 210).


[Закрыть]. Но зато слова о хлебе жизни в Ин. 6 имеют прямое и непосредственное отношение к Евхаристии.

Эти слова по-иному, чем Синоптический материал, но тоже востребованы в евхаристическом богословии Церкви, в ее богослужебной и молитвенной практике. Например, в молитвах Правила ко Причащению, а также как причастен на Литургии в праздник Преполовения Пятидесятницы:

Я#ды1й мою2 пло1ть, и3 пiz1й мою2 кро1вь, во мнЁ пребыва1етъ, и3 а3зъ въ не1мъ, рече1 гдcь.

Кроме того, небезынтересно следующее литургическое наблюдение, в очередной раз свидетельствующее о чуткости и тонком соответствии церковного богослужения к нюансам новозаветного Предания. Если наши полные, т. е. содержащие Евхаристический канон Литургии (святителей Иоанна Златоуста или Василия Великого) базируются на Синоптической традиции с известными установительными словами, то Литургия Преждеосвященных даров, в которой нет Евхаристического канона, использует Иоанново предание. В одной из ее молитв читаем:

Да чи1стою со1вэстiю, непосра1мленнымъ лице1мъ, просвэще1ннымъ се1рдцемъ бж7е1ственныхъ си1хъ причаща1ющесz ст7ынь и3 t ни1хъ w3животворz1еми, соедини1мсz самомнY хрcтY твоемY, и4стинному бг7у на1шему, ре1кшему: я3ды1й пло1ть мою2, и3 пiz1й кро1вь мою2, во мнЁ пребыва1етъ, и3 а3зъ въ не1мъ:

Эти слова не являются установительной евхаристической формулой, они лишь напоминают о смысле ожидаемого Причастия уже освященных Даров. Абсолютно так же, как в Ин., откуда и взяты эти слова, они звучат не на Тайной Вечере, а на временном и ситуативном удалении от нее.

Слова о хлебе, который есть данная для вкушения Плоть Христова, не могут не вызывать смущения, а то и возмущения. Евангелист Иоанн не упустил случая описать такую реакцию:

⁴¹ Возроптали на Него Иудеи за то, что Он сказал: Я есм. хлеб, сшедший с небес. ^42 И говорили: не Иисус ли это, сын Иосифов, Которого отца и Мать мы знаем? Как же говорит Он: я сшел с небес?.. ^52 Тогда Иудеи стали спорить между собою, говоря: как Он может дать нам есть Плоть Свою?.. ⁶⁰ Многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные слова! кто может это слушать?.. ⁶⁶ С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним (Ин. 6, 41-42. 52. 60. 66).

Все это служит яркой иллюстрацией трудности пути ко Христу – в частности, процесса воцерковления. Необходима своя последовательность, прохождение через этапы принятия веры, так что познание таинственных вещей возможно лишь тогда, когда обнаруживается согласие веры оглашаемого с верой Церкви. Как видим, в наибольшей степени насыщенное такими тайнами Евангелие от Иоанна содержит красноречивое свидетельство этого рода.

Так обнаруживает себя кризис, критическая точка веры, момент выбора: «какие странные слова! кто может это слушать?» (6, 60) или «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (6, 68).

Кризис как острейшее противостояние веры и неверия всякий раз становится финалом очередного общения (беседы, спора) Иисуса со слушателями. Иудеи хватаются за камни, чтобы побить Его, но Иисус таинственно скрывается (8, 58-59) до тех пор, пока не наступил Его час.

Мы намеренно употребили слово «кризис», взятое из греческого текста Ин. без перевода, хотя в русском языке это греческое слово стало иметь несколько иное значение. Kri/sij по-гречески – «суд». Вместе с глаголом «судить» (kri/nw) они также составляют важную часть терминологии Ин. (3, 17-19; 5, 22. 24. 27. 30; 8, 15-16. 26. 50; 9, 39; 12, 31. 47-48; 16, 8. 11). Явление Иисуса и есть суд (суждение, выявление), который происходит здесь и сейчас, ибо открывается четкая разница между верой и неверием. Такой суд подобен свету, который возжигают, чтобы увидеть вещи такими, какими они являются на самом деле:

Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы (Ин. 3, 19).

Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну (Ин. 5, 22).

На суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы (Ин. 9, 39).

Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон (12, 31).

Суд происходит ныне, ибо явился Свет. «Ныне» как требование выбора обращено как к тем, кто слушал Иисуса, так и к читателям Евангелия.

Утешитель

О Духе Святом, Который часто именуется Утешителем (para/klhtoj) или Духом Истины (to pneu=ma th=j a)lhqei/aj), в Ин. говорится больше, чем в других Евангелиях: даже если не в количественном отношении (здесь примерно столько же, сколько и в Лк.), то в содержательном – как бы изнутри бытия Святой Троицы[885]885
  «В Иоанновской пневматологии новозаветное откровение о Святом Духе отличается наибольшею полнотою. Только в Ин. указано Ипостасное свойство Св. Духа: исхождение от Отца (15, 26) и ниспослание Св. Духа ученикам поставлено в зависимость от прославления Иисуса (ср. 7, 39; 16, 7)». – Кассиан, еп. С. 338.


[Закрыть]. По сравнению с земным служением среди людей Иисуса – воплощенного Слова, о Духе или об Утешителе говорится как о некоей иной форме Божественного присутствия – невидимой, но не менее реальной:

И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек... (Ин. 14, 16);

... Если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам... (Ин. 16, 7)

Эти слова взяты из прощальной беседы Иисуса на Тайной Вечере, во время которой Он говорил о Духе-Утешителе особенно много ( см. Ин. 14, 16. 26; 15, 26; 16, 7). Подходила к концу Его земная жизнь, и Он думал и говорил о том, с Кем останутся Его ученики[886]886
  См. Гатри Д.С. 188.


[Закрыть]. И уже после Воскресения, завершая Свой земной путь, прославленный (воскресший) Иисус еще раз повторяет Свое обетование:

Сказав это, дунул, и говорит им: примите Духа Святаго... (Ин. 20, 22)

Вполне логично эти слова читаются в Православной Церкви как Евангельское чтение праздника Пятидесятницы (на Утрене).

Богословие любви

«Час» Иисуса сияет не только Божественной славой Христа, но и Его любовью. Слава является как любовь Отца, отдавшего Своего Сына (ср. Ин. 3, 16). Именно потому Крест, а не только Воскресение включаются в час славы Иисуса. Крест есть ослепительное сияние любви Божией. И опять-таки в самый канун смерти, во время Тайной Вечери, о любви Иисус говорит особенно много (см. Ин. 13, 1. 34-35; 14, 15. 21. 23-24. 28. 31; 15, 9-13. 17. 19; 16, 27; 17, 23-24. 26). Количество перечисленных стихов никак не отражает частоту употребления слов «любовь» (a)ga/ph), «любить» (a)gapa/w), так как зачастую они употребляются по два-четыре раза в одном стихе. Например:

³⁴ Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. ³⁵ По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою (Ин. 13, 34-35);

Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам (Ин. 14, 21).

Таинственность, свойственная Евангелию от Иоанна, не имеет ничего общего с надменной таинственностью гностиков, «обладавших» знанием о Боге и открывавшим его «посвященным»[887]887
  Здесь опять уместно поразмыслить по поводу (анти)сакраментализма Ин.


[Закрыть]. Весь символический язык знамений, который использует Иоанн, есть язык откровения о Боге, Который есть любовь, о чем Иоанн и пишет в своем Первом Послании (1 Ин. 4, 8-16). Откровение о Боге как откровение о Божией любви – такова вершина богословия святого Иоанна. Она венчает и все библейское богословие, подводя итог:

Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь (1 Ин. 4, 8).

Св. Иоанн воспринял это откровение как самое дорогое, что открылось ему в общении с Иисусом, и сохранил его как самую суть в познании Бога. Вот почему святого Иоанна называют еще апостолом Любви.

Кто примет такого Иисуса, Сына Божия, открывающего Свою любовь к миру (см. Ин. 3, 16), и уверует в Него, тот будет иметь жизнь:

Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его (Ин. 20, 31).

Искомое знание Бога в том и состоит, чтобы уверовать в Того, Кого Он Послал:

Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа (17, 3).

В молитве, с которой на Тайной Вечере (см. Ин. 17) Христос обратился к Своему Отцу, св. Иоанн услышал отзвук того диалога, той тайны, о которой на языке святоотеческого богословия говорится как о тайне общения лиц Святой Троицы. По образу этой тайны ученики – Церковь – призваны также пребывать в любви:

¹¹ Отче Святый! соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы... ²⁶ И Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них (Ин. 17, 11. 26).

Одно из самых пронзительных мест во всем Новом Завете – диалог Иисуса с Петром после Воскресения (Ин. 21, 15-17). Отрекшийся Петр получает прощение. Насколько усталым от безнадежности и одновременно исполненным надежды звучит ответ-укор Петра на в третий раз повторенный вопрос Иисуса «любишь ли Меня?»:

Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю[888]888
  В данном случае употреблено греч. file/w, которое здесь близко к более привычному a)gapa/w. – см. A Greek-English Lexicon of the New Testament and Other Early Christian Literature by W.F. Arndt and F.W. Gingrich. 2nd ed. Chicago. London. 1979. P. 859.


[Закрыть] Тебя (Ин. 21, 17)!

Вновь здесь говорится о знании, но на этот раз Иисусовом знании человека – его хрупкой, неверной природы, через которую что было сил пробивается желание верно любить Бога, преодолевая собственную ненадежность (неверность). Петр уповает лишь на то, что Иисус знает о такой, ненадежной ответной любви Его учеников, – знает и «войдет в положение», снизойдет и согласится вновь полюбить, как полюбил с самого начала.

Прямое продолжение Иоаннова благовествования о любви Божией в Иисусе Христе представляют собой его послания. Формально они принадлежат к другому разделу новозаветных книг – разделу Соборных посланий – но гораздо важнее то, что послания ап. Иоанна (особенно Первое) находятся в неразрывной смысловой связи с его Евангелием. Поэтому разбор Соборных посланий начнем с посланий св. Иоанна – несмотря на то, что в Новом Завете первым идет Соборное Послание ап. Иакова.