Текст книги "Христос и церковь в новом завете"

В первых же словах привествия можно почувствовать, что в отношениях между ап. Павлом и коринфскими христианами появилось некоторое напряжение. Если, начиная Послания к Фессалоникийцам, он писал просто: «Павел и Силуан и Тимофей – церкви Фессалоникской... « (1 Фес. 1, 1; 2 Фес. 1, 1), то в Посланиях к Коринфянам Павел вынужден сразу делать упор на свое апостольское призвание непосредственно Господом Иисусом Христом – как будто кто-то ставит его под вопрос:

1 Павел, волею Божиею призванный Апостол Иисуса Христа, и Сосфен брат, ² церкви Божией, находящейся в Коринфе... (1 Кор. 1, 1-2; ср. 2 Кор. 1, 1-2)

Разделения и единство в Церкви

Немедленно после традиционных приветствия и благодарения (1, 1-9) апостол, как будто не в силах больше терпеть, высказывает горячее пожелание:

Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях (1, 10).

Так, в одном небольшом предложении апостол сразу провозглашает главный принцип жизни Церкви – единство. Причиной и основой этого единства является единственность и исключительность Иисуса Христа. Последующие строки полагают начало той христологии, которую Павел разовьет затем в этом и в последующих посланиях до головокружительных масштабов. С христологией будут тесно связаны екклезиология (учение о Церкви) и сотериология (учение о спасении).

Наконец-то об Иисусе говорится не только как о Мессии, проповедовавшем в Галилее и Иудее, а затем распятом в Иерусалиме, а как о Господе, в Котором дан дар спасения всех верующих и Который есть единственный, в Кого можно креститься ради спасения. С Ним не может сравниться ни один учитель. Спасение, которое дарует Он, – не в учительстве, а в Его Крестной смерти и Воскресении:

¹² Я разумею то, что у вас говорят: я Павлов; я Аполлосов; я Кифин; а я Христов. ¹³ Разве разделился Христос? разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились? (1, 12-13)

Разделения и единство в Церкви – основная тема всего 1 Кор., но апостол подходит к ней с разных сторон. В начале он с пристрастием говорит о единстве в одной вере, так как один Господь – Иисус Христос. Недопустимо появление в Церкви каких-либо партий, фракций, которые бы послушно шли за своим уважаемым и почитаемым лидером, своего рода отцом, который заслонял бы личность Христа. Забегая вперед, скажем, что не менее горячо апостол будет отстаивать и многообразие человеческих путей и служений в Церкви:

... надлежит быть и разномыслиям между вами... (1 Кор. 11, 19).

Но начинает он с жесткого отметания абсолютизации чьего-либо, даже своего собственного авторитета, если он подменяет главенство Христа в Церкви. Павла огорчали не только те, кто не желал его слушать и напрочь отвергал его авторитет, но и те, кто с восторгом его почитал. В этом почитании он также видел угрозу единству христианской общины. Иначе не сделал бы он такого неожиданного горького вывода:

¹⁴ Благодарю Бога, что я никого из вас не крестил, кроме Криспа и Гаия, ¹⁵ дабы не сказал кто, что я крестил в мое имя (1 Кор. 1, 14-15).

Мудрость Божия и мудрость человеческая

Итак, кто-то из коринфян почитал Павла и готов был следовать за ним всегда и во всем. А кто-то, совсем наоборот, как мы увидим, считал его самозванцем-псевдоапостолом. Еще бы: ведь его проповедь была, во-первых, о Христе-Спасителе, позволившем казнить Себя на позорном столбе, и, во-вторых, о взаимном терпении и жертвенности как следовании за Христом. Она выглядела в их глазах как что-то уж слишком несуразное и примитивное. Что это за апостол, который толкует о таких детских вещах, как любовь, сострадание и жертвенность! Нам бы что-нибудь по-серьезнее, по-мудрее! Услышать бы о высоких истинах о Боге! Да, христианство красиво, глубоко и содержит много мудрости, унаследованной из богатой библейской традиции, – так вот и покажи нам эту мудрость и глубину! А что ты нам без конца толкуешь об этом странном недоразумении – распятом Мессии!

Дальше мысль апостола как будто отклоняется от этой темы единства. В действительности же, как мы увидим, мысль о единстве Церкви лишь получает новое измерение.

Христос послал меня не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова (1 Кор. 1, 17).

1 Кор. 1, 18 – 2, 5 – отрывок, известный как Слово о Кресте (по первым словам ст. 18). Неудивительно, что этот текст читается в Православной Церкви как Апостольское чтение в праздники Честного Креста (например, Воздвижения: 1 Кор. 1, 18-24) и Великой Пятницы (1 Кор. 1, 18 – 2, 2).

¹⁸ ...Слово о кресте для погибающих юродство [ЕК: безумие] есть, а для нас, спасаемых, – сила Божия. ¹⁹ Ибо написано: погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну. ²⁰ Где мудрец? где книжник? где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? ^21 Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством [ЕК: безумием] проповеди спасти верующих. ^22 Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; ²³ а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов [ЕК: язычников[388]388
  Следует признать перевод ЕК («для язычников») более правильным, так как он соответствует лучшим греческим рукописям (e)/qnesin), и, кроме того, лучше доносит смысл текста: ведь «эллины» (которое, кстати, присутствует в греч. тексте и в ЕК во всех остальных соседних стихах) в данном контексте тоже означает язычников, но это не так очевидно непосвященному читателю.


[Закрыть]] безумие, ²⁴ для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость; ²⁵ потому что немудрое [ЕК: безумное] Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков. ²⁶ Посмотрите, братия, кто вы, призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; ²⁷ но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; ²⁸ и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, ^29 — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом. ³⁰ От Него и вы во Христе Иисусе, Который сделался для нас премудростью от Бога, праведностью и освящением и искуплением, ³¹ чтобы было, как написано: хвалящийся хвались Господом. 2, 1 И когда я приходил к вам, братия, приходил возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова или мудрости, ² ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого, ³ и был я у вас в немощи и в страхе и в великом трепете. 4 И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, ⁵ чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией.

В основе Слова о Кресте – несомненно, апостольское свидетельство о событиях на Голгофе. Но здесь уже дается осмысление голгофского события, его духовное значение. Даже само понятие «Крест» не столько имеет в виду орудие казни (столб с перекладиной, к которому прибивали преступника), сколько используется в символическом значении – как символ-обозначение Божиего поведения по отношению к миру, к человеку, символ Божиего пути на земле. Евангелия только описывают Голгофские события – Христа распяли как преступника на позорном столбе! – и в этом описании читатель или слушатель сами должны увидеть самопожертвование Бога и их неожиданное спасение. А Павел помогает понять, почему Крестная – именно Крестная! – смерть Христова спасительна для людей и почему Крест Христов есть парадигма поведения христиан в Церкви.

Итак, апостол пишет о Кресте как о деле премудрого Бога среди людей. Ведь никто не сомневается в том, что Бог мудр. В чем же Его мудрость? Мудрость и победа всемогущего Бога, которой не могло не быть и не может не быть, Его слава, точнее, откровение Его славы и величия – все это обнаруживается на Кресте, где Человек, Которым стал Бог, с позором убивается как злодей. Позор, проклятие, наконец, смерть – то, что мир обрушивает на Христа, и то, что Он добровольно принимает на Себя, – становятся путем к Его победе и славе. Добровольная жертва – для Бога означающая истощание, опустошение, самоумаление (ср. Флп. 2, 7; см. § 20. 2) – есть тот путь общения, который открывается только во Христе и апофеозом которого является Крест.

Мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие (ст. 23).

Это центральный по смыслу стих, который дает ключ ко всему отрывку.

Мудрость (sofi/a) Божия оказывается неожиданной, не укладывающейся ни в какие человеческие представления о мудрости, о славе, о победе, о достижении победы. С каким бы багажом представлений о мудрости, в т.ч. о житейской мудрости, с каким бы жизненным опытом ни подошел бы человек к Кресту как к способу общения, для него в любом случае он будет неожиданным и странным. А далее возможна реакция двух типов, в зависимости от сознания – религиозного или нерелигиозного, точнее, библейского или небиблейского. Или же мы подумаем, что Слово о Кресте – не более чем абсурд, глупость и безумие. Или же нечто гораздо более серьезное и худшее (религиозные люди всегда все воспринимают гораздо серьезнее): говорить о Мессии на Кресте – скандал, соблазн, кощунство, религиозное смущение (ст. 23).

Безумие, или соблазн – эти два варианта исчерпывают, в сущности, все возможное многообразие естественной человеческой реакции на неожиданность и неприемлемость Креста.

Так категории «иудеи» и «эллины» (т. е. язычники) оказываются не просто историческими реалиями, которыми жила Церковь в те первоначальные христианские десятилетия, а человеческими религиозными типами в их реакции на проповедь о Кресте Христовом. Да, произошла неминуемая встреча двух миров – иудейства и язычества (язычество в ареале апостольской проповеди в ту пору было представлено эллинизмом). Но произошла и другая встреча-столкновение – встреча обоих этих миров, вместе взятых, со Христом. Их реакция оказалась различной по сути, но аналогичной по результату: «Слово о Кресте» оказалось трудно понимаемым.

Две формы религиозного бытия, можно сказать, по сей день отражают двучастность, двухвариантность всечеловеческого сознания в его различных путях к истинному Богу. С одной стороны, благочестивое, традиционное, воспитанное на Священном Писании (Ветхого Завета) религиозное сознание, – его в данном случае олицетворяет иудейство, уверенное в своем знании истинного Бога и Его Закона. С другой стороны, язычество в своих лучших проявлениях – как сознание не то что бы нерелигиозное, а с точки зрения Библии лжерелигиозное, вне общения с истинным Богом, но с поисками истины, с отдаленным предчувствием Бога. Обе эти линии в Ветхом Завете, до Христа, идут параллельно, не пересекаясь. Встретившись же в Новом Завете, столкнувшись с проблемой взаимопризнания (вспомним, как трудно было иудейству признать в язычниках полноправных собратьев по вере в их «необрезанном» виде, см. § 33. 2), и те, и другие обнаружили вдруг еще большую проблему – Крест как откровение мудрости Бога.

Для «приготовленного» (см. Лк. 1, 17) иудейского народа Крест оказывается неожиданностью, описываемой в плоскости религиозной традиции. В ст. 23 применяется религиозная категория – соблазн (ska/ndalon), неприличие (таков букв. перевод[389]389
  См. Новый Завет на греческом языке с подстрочным переводом на русский язык. РБО. СПб. 2001. С. 1003.


[Закрыть]), скандал, смущение, препятствие. Подобный ряд синонимов, с помощью которых можно попытаться передать смысл греческого ska/ndalon, букв. означающего крючок с приманкой в западне, выражает духовно-религиозный эффект: когда с некоей святыней поступают (или говорят о ней) недолжным, неподобающим, неприличным образом. Это воспринимается как надругательство, кощунство, непочтительное обращение со святыней, а понятие «Мессия» («Христос») было одной из величайших святынь для иудейского сознания. Утверждать, что Мессия распят на Кресте, «повешен на древе», т. е. проклят (см. Втор. 21, 23), проповедовать «Христа распятого» (1 Кор. 1, 23) – для иудеев, естественно, соблазн.

Что же касается эллинов (язычников), то для них – для тех, кого такие «чисто иудейские» ценности или специфические святыни, как Мессия, по большому счету не трогают, – проповедь «Христа распятого» выглядит не как надругательство над религиозными чувствами (соблазн), а попросту как глупость, безумие. Здесь уже все воспринимается в плоскости интеллекта, логики, здравого смысла и житейского опыта. Мессия – герой, который должен покорить всех если не силой и мощью, данными от Бога, то мудрым словом, таинственным знанием, доступным лишь посвященным. Во всяком случае, не может он явить свою победу и славу на Кресте, позорном орудии казни. Что это за глупость, элементарное неумение не то что лидерствовать, а просто жить в этом мире, что за безумие!

В виду Креста пересмотру подлежит вся мудрость человеческая – будь то иудейская, воспитанная в Завете с Богом, будь то эллинская (языческая), олицетворяющая самостоятельные поиски Истины. Мудрость человеческая оказывается несостоятельной по сравнению с Крестной мудростью Бога, а мудрость Бога – странной, безумной, абсурдной с точки зрения человеческой мудрости:

¹⁹ Написано: погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну (ап. Павел цитирует Ис. 29, 14 по переводу LXX). ²⁰ ... Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? ^21 Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством [абсурдом, ЕК: безумием, слав.: бyйствомъ] проповеди спасти верующих... ²⁵ ... потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков. ²⁷ ... Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; ²⁸ и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, ^29 — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом (1, 19-21. 25. 27-29).

Ср. 1 Кор. 3, 18-19:

¹⁸ Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. ¹⁹ Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом.

Церковь, в которую призваны и иудеи, и эллины, есть принятие Креста как предмета проповеди, принятие такой мудрости Бога, а также и, главное, следование такой мудрости и преодоление несостоявшейся мудрости человеческой:

^23 Мы проповедуем Христа распятого... – ²⁴ для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость (стт. 23, 24).

Крест – не только предмет проповеди, а и путь жизни, каким он дан в Христовой Церкви:

⁷ И то уже весьма унизительно для вас, что вы имеете тяжбы между собою. Для чего бы вам лучше не оставаться обиженными? для чего бы вам лучше не терпеть лишения? ⁸ Но вы сами обижаете и отнимаете, и притом у братьев (1 Кор. 6, 7-8).

Павел проповедует такого, распятого Христа, чтобы его примеру следовали христиане. Об этом он будет говорить и повторять не раз (ср., например, Гал. 6, 14; Флп. 2, 5слл. и др.). Можно сказать, что вся трудность христианства состоит именно в Кресте и в следовании за Христом Его крестным путем (ср. Мф. 16, 24 слл. и пар.). Что угодно можно найти и чем угодно можно любоваться в христианстве, чтобы только отвлечь себя от Креста, но тогда это христианство будет неполным, лишенным самого главного и неподлинным. Или, по одному меткому выражению, «с тех пор как в мир пришел Христос, мир не изменился, – он перевернулся вверх дном».

Хотя Павел и говорит об иудейском соблазне по поводу Креста Христова (а обойти этот аспект он не может, так как иудейский фон является первым и остается актуальным хотя бы потому, что и в Коринфе были иудеи), тем не менее в словах о мудрости Божией, посрамляющей мудрость человеческую, основное острие полемики направлено не против иудейского неприятия Креста, а против эллинского стремления переварить по-своему христианскую весть, встроить ее в ту разновидность человеческой мудрости, которая претендовала на подлинное религиозно-мистическое «знание» (gnw=sij). Это были первые симптомы гностицизма, который только-только начинает зарождаться, чтобы стать полноценной угрозой для Христианской Церкви во II веке.

Среди коринфских христиан, а значит, читателей посланий ап. Павла, были такие, которые под воздействием развивающихся гностических (или предгностических) учений тоже мнили себя обладателями глубоких знаний о Боге, достигшими просвещения, «духовными» – в отличие от остальных, по их мнению, непросвещенных, грубых, примитивных людей. Так они говорили в том числе и в отношении собратьев в их же церкви. На протяжении всего 1 Кор., включая «Слово о Кресте», Павел то и дело говорит об этих «знающих», «духовных», «мудрых», в глазах которых слова Павла о терпении, о милосердии, о прощении выглядят как нечто примитивное, простецкое, якобы рассчитанное на популярный невысокий уровень массы людей. Вот уж они-то – избранные, посвященные – рассуждают о вещах сложных, серьезных, глубоких, а значит, связанных с божественным знанием, а все эти «терпение, единомыслие, милосердие», символом чего является Крест, – все это слишком просто, примитивно, а значит, имеет лишь отдаленное отношение к подлинному знанию Бога:

1 И когда я приходил к вам, братия, приходил возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова или мудрости, ² ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого, ³ и был я у вас в немощи и в страхе и в великом трепете. 4 И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, ⁵ чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией (1 Кор. 2, 1-5).

Ап. Павел даже не скрывает, с каким трепетом и по-человечески понятным волнением он шел в Коринф проповедовать такие «примитивные» вещи, как Крест, публике, искушенной в гораздо более сложных и высоких «знаниях» о Боге. Очевидно, сказывался и совсем недавний опыт общения с еще более амбициозными и избалованными столичными снобами и интеллектуалами – афинянами (см. Деян. 17, 18. 32)

Но Павел обращается все к тем же «знающим», «духовным», упорно говоря о таких «простых» вещах, как терпение и единство:

¹ Я не мог говорить с вами, братия, как с духовными, но как с плотскими, как с младенцами во Христе. ² Я питал вас молоком, а не твердою пищею, ибо вы были еще не в силах, да и теперь не в силах, ³ потому что вы еще плотские. Ибо если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы? и не по человеческому ли обычаю поступаете? 4 Ибо когда один говорит: я Павлов, а другой: я Аполлосов, то не плотские ли вы? (1 Кор. 3, 1-4)

В древнегреческом языке, на котором Павел писал послания, не было кавычек, которые подразумевали бы ироничный смысл. Но термин «духовные» (pneumatikoi/) в контексте послания чаще всего как раз и имеет такой смысл. Это был гностический термин, и не Павел его придумал, хоть он нам и хорошо знаком, и даже несколько заезжен, и мы привыкли понимать его в устоявшемся, церковном смысле. Когда же Павел его употребляет (2, 13.15; 3, 1; 12, 1; 14, 1. 37; 15, 44. 46), он всякий раз имеет в виду тот смысл, который вкладывали в него гностики. Точнее, конечно, не сами гностики, а христиане, входившие в коринфскую церковь и находившиеся под влиянием этого стремительно распространявшегося религиозного мировоззрения. Апостол говорит на языке своих оппонентов – этих, так сказать, гностицизирующих братьев. «Духовными» они себя сами же и называли. По сути дела, это была форма превозношения, гордыни перед теми собратьями, кто, кажется, не обладает мудростью (sofi/a), тем таинственным знанием, которым обладают гностики: мы, мол, духовные, а они еще нет, они плотские. Они и к Павлу относились несколько свысока.

«Как духовные и мудрые, они презирали Павла за простоту формы и содержания его учения (1, 17 – 2, 5). Они оставили молоко его учения ради твердой пищи более глубокой мудрости (3, 1-2). Они уже достигли полноты, уже разбогатели, уже воцарились, а потому могут свысока, с напыщенной гордостью и высокомерием взирать на собратьев-христиан и на самого Павла, как на наставника в низшем по уровню христианстве (4, 6. 8. 10. 18)» [390]390
  Данн Д.Д. С. 302-3.


[Закрыть].

Конечно, при таких воззрениях Крест как символ расточения своего богатства никак не укладывался в сознание тех, кто почитал себя духовными, зрелыми, мудрыми, стяжавшими знание.

Апостол даже позволяет себе иронизировать, и довольно едко, по поводу превозносящихся братьев:

Вы уже пресытились, вы уже обогатились, вы стали царствовать без нас. О, если бы вы и в самом деле царствовали, чтобы и нам с вами царствовать! (1 Кор. 4, 8).

Но Павел не только иронизирует – он предупреждает о духовной опасности, которая подстерегает всякого верующего, если он начнет мыслить свою христианскую жизнь исключительно как путь накопления неких таинственных знаний, за счет которых можно превозноситься над другими. Эта опасность подстерегает буквально каждого члена Церкви, подобно тому, как в свое время перед соблазнами не устояли многие израильтяне, которых Бог вывел из Египта и которые таким образом находились в равных условиях богоизбранности:

¹ Не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком, и все прошли сквозь море; ² и все крестились в Моисея в облаке и в море; ³ и все ели одну и ту же духовную пищу; ⁴ и все пили одно и то же духовное питие: ибо пили из духовного последующего камня [ЕК: из духовной скалы, следовавшей за ними]; камень же был Христос. ⁵ Но не о многих из них благоволил Бог, ибо они поражены были в пустыне. ⁶ А это были образы для нас, чтобы мы не были похотливы на злое, как они были похотливы (1 Кор. 10, 1-6).

Возможно, Павел подразумевает здесь участие всех в церковных Таинствах[391]391
  Примечательно, что часть приведенного текста, а именно 1 Кор. 10, 1-4, т. е. до, так сказать, негативной, обличительной части, является Апостольским чтением на весьма праздничной, восторженной, триумфальной по своему настроению православной службе – на великом водоосвящении, совершаемом в праздник Богоявления (точнее, в Сочельник и в сам праздник). Тем самым подчеркивается, что Павел действительно имел в виду прообраз церковных Таинств, ибо Великая Агиасм. (Богоявленское водоосвящение), хотя формально и не считается Таинством, все же относится к тому, что принято именовать «тайнодействием».


[Закрыть], сравнивая их со странствием Израиля по пустыне, когда он уже был в Завете с Богом[392]392
  См. Данн Д.Д. С. 304.


[Закрыть].

Следует обратить внимание на одно примечательное обстоятельство, подчас не замечаемое нашим просвещенным, но все-таки «ангажированным», т. е. понимающим единство Церкви в слишком зауженном смысле, вниманием. Павел обращался не к еретикам, находящимся вне Церкви и нечестиво учащим о Христе. Он обращался к собратьям, вразумляя и наставляя их, хотя в их воззрениях и распознаются признаки гностического лжеучения. Павел ни в коей мере не сомневался в принадлежности этих гностицизирующих братьев к Церкви[393]393
  См. Данн Д.Д. С. 304-5.


[Закрыть] ^— иначе он бы их не обличал и не увещевал. Ведь разбирал он исключительно внутренние церковные нестроения и проблемы.

Да, мы знаем гностицизм как одну из опаснейших ересей, расцвет которой пришелся на II век. Опасность ее была в том, что она искусно мимикрировала под христианство и извращала его изнутри. В конце концов Церкви удалось четко отмежеваться. Здесь же – в 1 Кор., – при всей жесткости Павловой критики читаем братское увещание. Павел как будто «подстраивается» (ср. 1 Кор. 9, 20-22) под терминологию коринфян, говоря о том, какое на самом деле «тайное знание» («если уж вам так угодно!») он проповедует:

⁶ Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих, ⁷ но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, ⁸ которой никто из властей века сего не познал; ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы. ⁹ Но, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (ср. Ис. 64, 4). ¹⁰ А нам Бог открыл это Духом Своим; ибо Дух все проницает, и глубины Божии (1 Кор. 2, 6-10).

Строить на одном основании, которое есть Христос

Ап. Павел развивает свои увещания к единству, привлекая все новые и новые образы (ср. образ тела в гл. 12). В 3–4 главах он пишет о том, как различные проповедники могут трудиться в Церкви, обращая и укрепляя христиан в вере. Но при этом их нельзя воспринимать в качестве родоначальников неких партий или фракций в христианстве, а само христианство – как аморфное массовое движение, где найдется место любому истолкованию Христова учения при минимуме ответственности.

Так, в современном понимании христианство часто сводится к абстрактному количеству крещенных в частном порядке людей, каждый из которых волен трактовать христианство в том ключе, какой он сам для себя считает приемлемым. Термин же «христианство» мы не встретим в Новом Завете: и по своей грамматической форме (суффикс «-ство»), и по своей стилистике он предполагает некую аморфность, безликость. В наш «демократический» век он стал для многих удобной заменой термина «Церковь», более четкого и подразумевающего большую оформленность и большую ответственность. Перспектива быть в Церкви зачастую пугает людей не только тем, что с ней связывают представление об организации, состоящей из жесткой иерархии священнослужителей, но и уже тем, что она имеет в виду некую общину и более-менее личные внутренние взаимоотношения.

Человек стал больше осознавать и ценить свою индивидуальность, что выливается в себялюбивое нежелание уделять свое внимание другим – братьям и сестрам, боясь, что «коллектив» пожрет тебя и твое «я». Жизнь в Церкви как в собрании, в общине оказывается невероятно трудной вещью, но именно о ней – главным образом о ней – ап. Павел и пишет на протяжении всего 1 Кор.

Предназначена ли Церковь лишь для тех, кто склонен к жизни в коллективах и под руководством какого-то конкретного лидера, тогда как остальные, индивидуалисты, говорят: мы просто христиане, «мы – Христовы» и нам Церковь не нужна? А внутри Церкви исчерпывается ли понимание ее жизни как жизни единомышленников, так что церковное единство созидается просто как можно большей единообразностью мышления и служений? В этом случае Церковь или, точнее, церкви предстают как чисто теоретическая совокупность движений, фракций, соперничающих друг с другом в различных толкованиях понятия, которое устраивает всех, – христианства? Или это нечто большее и совершенно уникальное, удивительно сочетающее два противоположные свойства: разнообразие служений и теснейшее единство. Если да, то что же является столь мощным основанием теснейшего единства при столь рискованном разнообразии?

Вся эта проблематика, которой посвящено 1 Кор., делает послание как никогда актуальным в наше время, так как именно в XX веке христиане всерьез задумались над тем, что такое Церковь, для чего она нужна и как понимать то ее свойство, которое прописано в символе веры как первое и одно из самых существенных – «единая». Подобные размышления выражаются в самых разных аспектах. Здесь и экуменическое движение, где главным и единственно острым вопросом (по которому удастся ли вообще когда-нибудь договориться?!) является не вопрос о Святой Троице или о Богочеловеке Христе, а вопрос о Церкви: слишком по-разному понимается единство Церкви православными, католиками и протестантами. Другой аспект – трудность принятия Церкви как полноценной и единственно правильной формы христианской жизни для наших соотечественников, прошедших через горький опыт жизни в коммунистическом коллективе (своего рода пародии на Церковь). Наступившая демократия в политической жизни заставляет предпочитать Церкви «христианство» (в вышеописанном смысле), где можно найти себе подходящее место по своему собственному разумению и усмотрению.

Итак, ап. Павел пишет о том, что при всем разнообразии ярких проповедников и богословов, которые имеются на христианском поле, они – не самостоятельные родоначальники школ или традиций, а лишь «соработники у Бога» (1 Кор. 3, 9). Апостол применяет различные образы, а именно, нивы и дома:

⁵ Кто Павел? кто Аполлос? Они только служители, через которых вы уверовали, и притом поскольку каждому дал Господь. ⁶ Я насадил, Аполлос поливал [ЕК: полил], но возрастил [ЕК: давал рост] Бог; ⁷ посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий [т. е. взращивающий – А.С.]. ⁸ Насаждающий же и поливающий суть одно; но каждый получит свою награду по своему труду. ⁹ Ибо мы соработники у Бога, а вы Божия нива, Божие строение. ¹⁰ Я, по данной мне от Бога благодати, как мудрый строитель, положил основание, а другой строит на нем; но каждый смотри, как строит. ^11 Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос (1 Кор. 3, 5-11).

Постепенно Павел переходит к не менее важной теме – обоснованию единства и уникальности (единственности) Церкви. Обоснование же состоит в том, что Бог «заплатил» за Церковь самую высокую цену, на которую только Он способен: Он выкупил (искупил)[394]394
  «Выкупил» или «искупил», как в Гал. 3, 13, – конечно, более точный по смыслу термин, чем просто «купил», ибо выкупают, в отличие от простой покупки, то, что тебе когда-то раньше, даже изначально, принадлежало.


[Закрыть] всех, и ценой стала Кровь, пролитая Его Сыном на Кресте (опять тема Креста). Забегая вперед, можно привести слова Павла:

... вы куплены дорогою ценою... (1 Кор. 6, 20; ср. Гал. 3, 13; 1 Петр. 1, 18-19)

Этим нужно дорожить как самым дорогим на свете, ибо это невероятно много и нигде такого больше не найти, – Бог поступил так один раз и навсегда, для всех. Лишь потому Павел и пишет неоднократно весьма проникновенные призывы к единству и искренности в церковных отношениях:

⁷ Итак очистите старую закваску, чтобы быть вам новым тестом, так как вы бесквасны, ибо Пасха [ЕК прим.: т. е. пасхальный агнец] наша, Христос, заклан за нас. ⁸ Посему станем праздновать не со старою закваскою, не с закваскою порока и лукавства, но с опресноками чистоты и истины (1 Кор. 5, 7-8)[395]395
  Слова 1 Кор. 5, 7-8 заслуживают нашего особого внимания по причине не только их выразительности, но и литургической важности. В Православной Церкви это 1-я часть Апостола на Утрене Великой Субботы – службе погребения Спасителя, – когда после крестного хода с Плащаницей в храме совершается предвоскресное, торжественное по своему настроению окончание службы. К слову говоря, данный случай уникален для Православного богослужения, так как это единственное Апостольское чтение, состоящее из двух частей, взятых из разных посланий ап. Павла. 2-я часть: Гал. 3, 13-14. При этом обе части читаются вместе – не как два Апостольских чтения, а как одно.


[Закрыть].

Богу дорог каждый, кто пришел в Церковь, ибо за каждого умер Христос на Кресте. Посему нужно быть очень осторожным, чтобы кто-либо по твоей вине не споткнулся и не отвернулся от Христа:

И от знания твоего погибнет немощный брат, за которого умер Христос (1 Кор. 8, 11).

По приведенным нескольким цитатам, взятым из разных глав 1 Кор., видно, что это сквозная тема всего послания.

Отношение к миру сему: абсолютный аскетизм или, наоборот, полная вседозволенность

Уверенность в якобы достигнутой духовной зрелости, мудрости заставляла гностицизирующих братьев считать себя уже спасенными, просвещенными, из чего непроизвольно или сознательно делался целый ряд выводов, как нравственно-практического, так и вероучительного характера.

Гностицизм был разновидностью дуализма, утверждая, что дух и плоть суть противоположные начала, где дух – это благо, а плоть (тело) – зло и «темница» духа как божественной искры. Парадоксально подобное убеждение могло порождать два прямо противоположных вывода. В первом случае оно оправдывало полную нравственную вседозволенность и, прямо сказать, распущенность (плоть не имеет значения, тем более, если дух уже просвещен и спасен). Во втором случае оно побуждало к чрезмерному аскетизму, «умерщвлявшему» плоть как однозначное зло. Опять же парадоксальным образом и та, и другая позиции многократно усиливались в соседстве с коринфской атмосферой распутства: в первом случае под боком были широчайшие возможности для удовлетворения естественных позывов плоти, а во втором аскетическая идеология получала дополнительную пищу для ожесточенной непримиримости. Ожидание же близкого конца мира также работало на усиление обеих тенденций[396]396
  См. Данн Д.Д. С. 303.


[Закрыть].