Текст книги "Иномиры (сборник)"

Автор книги: Александр Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)

Значит, существуют точки соприкосновения с ним?

И как же? Вот он, Кочетков, неизвестный человек с автоматом, выйдет на шоссе, пытаясь остановить проезжающую машину? Да еще не так далеко от горячей точки, где идут военные действия. Недаром Альсино выбрал именно это место для перехода «летающей тарелки» в его иномир!

Что скажет, остановив машину, автоматчик, если та в страхе не промчится мимо вооруженного незнакомца? Станет уверять, что надо спасти от дикарей (какие тут дикари?) одну девушку. В лучшем случае его сочтут сумасшедшим или, приняв за бандита, помчатся прочь. Или, сочтя диверсантом, арестуют?…

Пока так размышлял Кочетков, будя воображение, огоньки приблизились и вовсе не оказались одинокими. Зажглась еще пара, потом еще и еще. Целая стая обладателей светящихся глаз приближалась к путникам.

Лесные хищники не рисковали подходить к отряду охотников с волокушей. Но сейчас при виде двух одиноких путников, хотя один из них и был могучим найном, дерзко напали на них.

Кочетков не мог понять, что это за существа, слыша лишь рычание и лязг зубов, потом вскинул автомат и дал очередь по огонькам, похожим на автомобильные фары. Несколько пар огоньков погасло. Но на их месте тотчас появились другие. Множество других, целые созвездия…

Кочетков вышел вперед, очередями автомата расчищая путь.

Но движение их с найном замедлилось.

Если учитывать, что бегущие неандертальцы передвигались куда быстрее осторожно идущих вперед Кочеткова и найна, то можно предположить, насколько они запаздывали к разыгравшейся на берегу моря трагедии.

Лесные хищники, отступив было, а может быть пожирая «убитых», хотя те были лишь усыплены, появились снова.

И опять пришлось отбиваться от них, расходуя невосполнимые боеприпасы.

Только с рассветом атаки хищников прекратились.

Можно было идти скорее. Но найн все же не опережал своего спутника.

К поселению неандертальцев на берегу моря они вышли, когда драка там между двумя озверевшими противниками завершалась и оба упали на землю, душа друг друга в смертельных объятиях.

Толпа ревела от восторга.

Кочетков с замиранием сердца увидел Олю с веревкой на шее и связанными руками…

Высокий неандерталец в накинутой на мускулистое тело белой шкуре, приказав разнять дерущихся, подошел к Оле и провел ребром ладони по ее поясу.

Потом жестом подозвал к себе еще не отдышавшихся драчунов и передал им тяжелую «меч-пилу» – крепкую палку с вделанными в нее каменными зубьями.

Еще одним, подкрепляющим слова жестом, с ужасом понятым Кочетковым, царек велел сыновьям перепилить пополам виновницу их ссоры.

Верхнюю половину Оли он предназначил высокому, а нижнюю – крепышу.

Царек не мог знать легенду о царе Соломоне и задачу с яблоком раздора решил по-своему, хотя таким яблоком было живое существо, несчастная пленница…

Человек явно превзошел головоногого!

Кочетков понял, что медлить больше ни минуты нельзя.

Оглянулся на найна… но его нигде не было! Он исчез…

Глава 6
ЯБЛОКО РАЗДОРА

Не все на свете пополам делится

Русская пословица

Мрачные тучи, как дым из адской печи, поглотили едва взошедшее солнце.

Порывистый ветер яростно гнал их над морщинистым морем, словно разгневанным тем, что творилось на берегу.

Ночная тишина сменилась негодующим ревом прибоя.

Волны посланцами вспенившегося моря злобно ударялись в обрывистые скалы, под которыми в глубине затаился спрут. Яростно стучались они в неприступные гранитные ворота берега, а он, огрызаясь, злобно рычал, изрыгая клубы пены и фонтаны брызг, как при взрывах подводных мин.

Море как бы предостерегало всех обитателей суши от неминуемых бед, грозящих им за клокочущее в них Зло.

Но не подозревала возмущенная своими детьми Природа, что потомки их, не менее жестокие и бездумные, поднимут руку и на нее: лишат тени берега, отравят себе же во вред ручейки и реки, загрязнят даже океаны…

Но пока до тех времен было далеко. Люди здесь лишь резвились, празднуя удачную охоту. Насытившись мясом, они жаждали зрелища и живой крови.

И в усладу им готовилась кровавая расправа над беззащитной, захваченной в стане «лохматых» странной дичью, с которой можно было делать все, что заблагорассудится.

К тому же эта дичь послужила причиной вражды между наследниками царька, и по изуверской воле того, как и всякий съедобный плод, из-за которого возникает спор, спорщики теперь разделят его пополам…

Двое их добровольных пособников, размалеванных и дурно пахнущих от грязи дикарей, связали Оле, кроме рук, еще и ноги, повалили наземь, повернули на бок, а потом уселись один на ее плечо, другой на связанные ноги, чтобы не вертелась и не дергалась…

Оля догадалась о том, что ей уготовано, лишь увидев недавних драчунов, несших к ней огромную «меч-пилу». Если взяться за ее концы двоим, можно распилить даже гигантские деревья в лесу.

Царек не хотел отказать себе в удовольствии насладиться воплями пленницы, помня, как щекочуще звонко крикнула она, когда он дернул ее за волосы.

Вот почему он и велел распилить ее живой.

Было отчего возмутиться даже морю, и, негодуя, ощерилось оно пенными гребнями волн.

Олю било в ознобе, и мысленно она взывала о помощи к далекому Альсино, только он один мог услышать этот немой сигнал бедствия. Для всех остальных она была безмолвная, замершая в отчаянии душа.

Лучше бы спрут утащил ее в море. Все было бы быстрее и не так унизительно…

Наследники царька взялись с двух концов за свою первобытную поперечную пилу. Стали по обе стороны валявшегося на земле «живого чурбана».

Оба предвкушали, как брызнет кровь после первых надрезов и как заверещит это странное существо, похожее на людей, но покрытое снаружи кожей лунного цвета.

Однако первое же движение их «меч-пилы» смутило истязателей.

Заостренные каменные зубья, разорвав бок комбинезона, никак не вгрызались в живое тело, а скользили по чему-то неподатливому, гладкому.

Кровожадные «пильщики» старательно нажимали на свое орудие, и каменные зубья, вделанные в него, один за другим выкрошились, упав на землю.

Понять этого явления никто не мог, и наследники царька тупо переглядывались между собой.

Ни крови, ни стонов!… Колдовство! Надо звать шамана.

Толстяк, переваливаясь с ноги на ногу, уже спешил на зов царька, сетуя, видно, на то, что такое дело начали без него.

Увидев разорванный комбинезон и рискнув засунуть в дыру руку, он единственный из всех понял, отчего сломалась пила. Но свою догадку не высказал, а начал причудливое камлание[7]

[Закрыть], чтобы внушить всем страх и уважение.

Он долго водил над жертвой руками, приседал, подпрыгивал, кружился волчком…

Наконец, отдышался после своего многотрудного шаманства и объяснил ждавшим его «откровения» дикарям, что у этой попавшейся в стаю «лохматых зверей» твари на ее белесое тело натянуты еще две кожи: «жесткая», которая «меч-пиле» не по зубам, и снаружи еще лунная. Она мягкая и не рвется. Поэтому две кожи надо сперва снять, а потом уже пилить, как положено.

Оля по жестам толстого жреца поняла, что он сказал, и все это казалось ей кошмарным сном, поэтому она силилась проснуться, чтобы все разом наконец исчезло. И не будет никаких неандертальцев, которые хотят разделаться с ней, ни леса с чудовищными деревьями-великанами, ни разбушевавшегося моря со сверкающими вдали молниями.

Но проснуться ей так и не удалось.

Выслушав совет шамана, посовещавшегося с засевшим в глубине под обрывом «божеством», сыновья царька попробовали содрать со своей жертвы мешающие им слои кожи.

Комбинезон сорвать им не удалось, но обнажился бронежилет, поставивший их в тупик.

Понять, как он напялен на девушку и что такое застежки, они были не в состоянии.

Не мог разгадать этого и шаман, тщетно морща свой низкий лоб.

После мучительного раздумья он сказал, что надо сразу содрать и жесткую кожу, и находящуюся под ней белесую, безволосую.

Но как стащить эту двойную кожу с тела?

Чтобы разрешить задачу, шаман тяжело подпрыгнул, неуклюже повертелся и с просветленным лицом объявил, что «божество» хочет, чтобы распиливали не по поясу, а ниже, где кончается жесткая кожа и не помешает зубьям.

Но пильщики запротестовали: если не пополам, то одному достанется большая часть, другому меньшая.

И порешили обе кожи сдирать сразу. Не понимали, что бронежилет не вывернуть и не разорвать, чтобы пилить без помех.

Крепыш вооружился остро отточенным каменным ножом и потянулся к тонкой девичьей шее, чтобы сделать надрез.

Внезапный шум, грохот, женские вопли и детский плач отвлекли его, и он застыл в недоумении с пилой в руках.

А шаман с поразительной для него быстротой уже мчался к лесу. Навстречу ему приближалось чудовище, размахивающее вырванным с корнем деревом и крушащее перед собой все подряд.

Рушились утлые хижины, валились их стены, падали крыши, в панике выбегали наружу люди, страшась исполинской дубины.

Собравшись на кровавое зрелище мужчины пустились вслед за шаманом.

Гигант, судя по всему, не интересовался никем, цель у него была иная: он направлялся прямо к застывшим в нерешительности фигурам царька и его сыновей и лежавшей на земле связанной девушке.

Два расположившиеся на ней дикаря, готовясь к кровавому действу, тотчас трусливо сбежали.

И в этот момент Оля заметила, как метнулись в воздух корни вырванного дерева. Всех троих ее мучителей сбил с ног удар дубины невероятной силы.

Неподалеку послышались автоматные очереди.

«Кочетков! Значит, он все-таки успел», – мелькнуло в голове.

Потом к Оле склонилось заросшее шерстью лицо… Мохнатик! Она сразу узнала его!…

Могучие руки бережно подняли девушку.

И сразу что-то ударило в грудь. Неужели так заколотилось сердце? Нет! Это стая стрел метила в нее и Мохнатика. Стреляли из-за рухнувшей хижины.

От бронежилета стрелы отскакивали, а вот в волосатое тело найна впивались своими заточенными остриями. Но найн не обращал на них внимания. Оставив свою устрашающую дубину там, где только что лежала Оля, он неровными шагами побежал к лесу, неся девушку на руках.

Оля ощущала, как он припадает на ногу. Должно быть, его ранило.

Но именно замедленный бег Мохнатика позволил Кочеткову нагнать найна с его ношей на краю леса, и вместе они укрылись за деревьями.

Впрочем, стрелы уже больше не догоняли их. Кочетков успел вывести из строя засевших за развалинами хижин лучников.

Оля наконец увидела Юру, обрадовалась и поразилась тому, что он был совершенно седой. Что с ним произошло? Не поняла она сразу, что случилось-то не с ним, а с нею, и что поседел он, глядя на происходящее с его подопечной…

И почему он здесь вместе с Мохнатиком? Когда они успели встретиться? И Юра один, без Альсино?

Но Мохнатику, видно, приходилось тяжело. Он стал прихрамывать еще больше… Еще раз добрым словом вспомнилась здешняя Ева.

Ведь она связала ей руки только для виду, и сейчас Оле не составило труда освободиться от пут, а потом развязать и ноги.

Теперь она поспешно выскользнула из рук Мохнатика, облегчив ему передвижение. И побежала рядом с ним, держась за его длинную волосатую руку.

Позади не смолкали очереди автомата. Кочетков задержался, чтобы прикрыть их с найном отступление.

Должно быть, дикари пришли в себя после учиненного Мохнатиком разгрома и сейчас гонятся за ними.

Дикари и в самом деле преследовали беглецов во главе с неистовым яростным царьком и двумя его сыновьями, которые не могли смириться с тем, что жертва вырвана из их рук. И кем же? Лохматым зверем, на которого они так привыкли охотиться!…

Шамана с ними не было, но у царька был достаточно устрашающий вид, чтобы его подданные рискнули отстать от него.

Автоматные очереди не слишком пугали их, потому что были не громче хруста сухих сучьев, если по ним пробежать, а пуль не было видно, и они не понимали, что это связано с раздающимся треском.

Все они были ослеплены ненавистью к напавшему на них зверю и жаждали мести, как жаждал ее и негодующий царек.

Дикари бежали скорее, чем раненый найн и Кочетков с Олей.

Юра догнал их, в какой-то момент перестав стрелять. Оля ведь ничего не знала о ночной схватке с лесными хищниками, не знала, что патронов в автомате совсем не осталось.

Найн остановился, тяжело опустившись на землю у корней огромного дерева, напоминавшего сказочный тысячелетний дуб, который Оле так хотелось увидеть когда-нибудь…

Мохнатик привалился спиной к стволу и тяжело дышал.

Оля поняла, что он потерял много крови.

Она стала осторожно извлекать из его тела там и тут торчавшие стрелы.

Кочетков передал ей все, что необходимо для перевязки, и она принялась бинтовать раны. Это было не просто, потому что кровь вытекала из-под густой шерсти.

Мохнатик благодарно, как показалось Оле, посмотрел на нее. На нее, совсем уже иную, чем та девчушка, что так необдуманно вышла встречать неведомого уфонавта, посланца иных миров…

И, к счастью, встретила! Встретила Альсино, своего Альсино!… Узнает ли он теперь ее, столько пережившую, ставшую, может быть, совсем другой? А вдруг она тоже поседела, как Юра? Зеркальца-то нет!

И эта другая, мужественная женщина заботливо ухаживала за раненым найном, стараясь облегчить его страдания.

«Нет, – утешала она себя. – Альсино ее узнает, она осталась такой же слабенькой, хрупкой…»

Однако Альсино не подавал о себе никаких вестей. Принял ли он сигнал о том, что произошло с Олей?

Но, вместо Альсино, меж деревьев со всех сторон оранжевыми полосами замелькали размалеванные коричневые тела неандертальцев. Они со всех сторон старались окружить беглецов, как это делали во время охоты на найнов.

Добыча была близкой и укрыться нигде не могла. Так они, наверное, полагали.

Кочетков держал в руке бесполезный автомат, который мог пригодиться теперь разве что вместо дубинки. Наин грозно поднялся на ноги, но сразу же присел на корточки и опять привалился к дереву.

В предстоящей схватке ему вряд ли удастся принять участие. Кочетков же готов был защищаться даже и один. Но рядом была Оля. Если Кочетков профессионально владел приемами каратэ, то Олю ее старшая сестра Лена обучила самозащите, ведь она была тренером у-шу.

Решив, что дичь настигнута, дикари перешли в атаку.

Первым у дуба-великана появился царек – великолепный могучий атлет, находка для скульптора, кем мечтал стать в юности Кочетков, но так и не стал им. Не думал он, не гадал, что когда-нибудь ему придется схватиться с тем, кого он мечтал изваять!

Атлет-царек кинулся на Кочеткова, видя, что найн почти повержен. Он прыгнул пантерой, но неожиданно был отброшен, перелетел через противника и ударился головой о дерево, потеряв сознание.

Его старший сын выбрал противника полегче – Олю, ростом превосходя ее ненамного, может быть на голову.

Он бежал прямо на нее, расставив руки, согнутые в локтях.

Вот она, вот! Еще не перепиленная! Теперь уж не уйдет!

И одновременно с отцом он бросился к дубу.

Но хрупкое создание само согнулось пополам, вытянув одну ногу и рывком повернувшись на другой, и со всего размаха, извернувшись, ударило неандертальца ногой в висок.

Тот мешком повалился на землю.

Такой прием охладил пыл дикарей, особенно у крепыша, отнюдь не отличавшегося отвагой. Он решил подождать, когда отец с братом поднимутся, и тогда прийти к ним на помощь. Все равно дичь поймана, как бы она ни трепыхалась…

«Ну и охота! Прямо как война с соседним племенем!…» Желание крепыша исполнилось: царек и его старший сын приоткрыли глаза…

Но то, что они увидели, заставило их тотчас вскочить на ноги и в паническом ужасе опрометью пуститься наутек.

Другие дикари при виде непонятного и устрашающего, о чем и шаман не предупреждал, последовали за царьком.

Меж деревьями тем временем выше роста найна пролетело что-то светящееся, напоминая своими очертаниями человеческую фигуру в лунной коже. Это было страшнее птеродактиля, с которым не раз приходилось сражаться, и являлось, несомненно, божеством. Божество было явно разгневано, по крайней мере так ощутил каждый из преследователей. Все в страхе помчались за убегающим царьком.

Лес мгновенно опустел, а к Оле, Кочеткову и раненому найну уже шел с улыбкой спустившийся на землю Альсино, не окруженный аурой, не нуждающийся теперь в обнулении массы.

Оля с рыданием бросилась к нему на грудь. Он смущенно гладил ее вздрагивающие плечи.

– Я уже знаю. Я все время был с вами, – шептал он ей.

– Как с нами? – отшатнулась Оля, вытирая мокрые глаза.

– Телепатически, – пояснил иноземлянин. – Через ваши ощущения я воспринимал все ужасы, обрушившиеся на вас. Все, что вы так стойко перенесли.

– Так это вы помогли мне спокойно наблюдать за дикарями, когда спрут оставил меня?

– Да, но спрут и помог нам, – улыбнулся Альсино.

– Помог? – радостно переспросила Оля.

– Иносказательно. Я принял ваш призыв о помощи в тот момент, когда вы почувствовали мой немой вопль, невольно вырвавшийся у меня при нападении спрута. Но вы, в отличие от дельфинов, не могли тогда мне помочь, а я… я мчался к вам.

– Значит, вы – мой дельфин! Правда-правда!…

– Дельфины были рядом, а наш аппарат отсюда очень далеко. Скорость моего полета ограничена. Но вам нужно было выстоять, и я внушил вам мысль, чтобы вы почувствовали себя исследователем, наблюдающим иную жизнь. Это должно было придать вам силы. А сам тем временем уже летел к вам…

– Альсино, милый! Спасибо вам за это, но… но вы бы опоздали… И если бы не он… – Она кивнула в сторону Мохнатика.

Наин силился встать, но Альсино сделал ему знак оставаться на месте.

Он подошел к найну и осмотрел раны. Оле не везде удалось остановить кровотечение.

И тут девушка с Кочетковым стали свидетелями того, о чем всего лишь слышали у себя дома: некоторые люди умели заговаривать кровь.

Альсино не произносил ни звука. Он только пристально смотрел на текущие струйки крови.

И кровь на глазах свертывалась. Кровотечение прекратилось.

Еще через некоторое время найн поднялся и был в силах двигаться.

Оле казалось, что он умоляюще смотрит на нее. Неужели просит остаться?

– Его надо серьезно лечить. Кроме того, ему одному до своих пещер не добраться. Дикари остановились не слишком далеко отсюда. Без меня они уже не будут бояться и непременно перехватят найна на пути к его стойбищу, зная, где оно находится.

– Как же спасти Мохнатика? – спросила Оля, с надеждой глядя на Альсино. – Мы можем взять его на «летающую тарелку»?

Альсино покачал головой:

– Это невозможно. Но и дикарям нельзя его отдавать.

– Тогда в чем же выход?

– Сейчас мы договоримся с ним, – пообещал Альсино.

Он подошел к найну и, очевидно, мысленно стал что-то ему внушать.

Тот понял. Потом подошел к Оле и долго смотрел ей в глаза.

– Он что-то хочет сказать мне! – воскликнула Оля.

– Он прощается с вами, Оля, – пояснил Альсино.

Потом найн посмотрел и на Кочеткова, наверное, как на дружеское существо, с кем преодолел немало трудностей.

Трое напряженно наблюдали за ним, не зная, что он предпримет. Но ощущение того, что сейчас что-то произойдет, охватило всех.

Найн отошел на несколько шагов от могучего дерева.

Оле показалось, что в какой-то миг шерсть его встала дыбом и засветилась.

Громоздкая фигура зверочеловека вдруг чуть приподнялась над землей и стала на глазах пораженных спутников таять, как бы растворяясь в воздухе, и…

Найн исчез.

– Ему там окажут необходимую помощь, – сказал Альсино.

– Где? Где ему помогут? – заволновалась Оля.

– У нас. В нашем мире, куда он сейчас проникает.

– А мы? Мы тоже проникнем туда?

– Наши друзья стремятся сделать все для продолжения полета, – сказал Альсино.

– Повреждение устранено? – поинтересовался Кочетков.

– Не совсем. Я не мог заняться восстановлением и починкой аппаратуры, ведь все время пришлось готовиться к встрече с вами.

– И мы увидимся там, у вас, с Мохнатиком?

– С Мохнатиком? – удивился Альсино. – Ах, вы имеете в виду найна! – прочел он Олины мысли. – Вполне возможно. Мы ведь давно установили связь с найнами и понимаем друг друга. Их атавистический способ преодоления высших измерений помог и нам в аппаратах с обнулением масс проникать в иные миры.

– Мы покинули наш мир, побывали в прамире, а теперь отправимся в ваш неомир?! – воскликнула Оля. – Мне очень хотелось бы увидеть там одну неандерталку.

– Неандерталку? – удивился Кочетков.

– Да. Здешнюю Еву. Я так назвала ее. Не все люди здесь страшнее зверя. Я в этом убедилась. Правда-правда!

– Пожалуй, это трудно осуществимо, – покачал головой Кочетков.

– Да, конечно. Она, как и мы, наверняка не умеет проникать в другие измерения.

– Но мы с вами проникнем! – заверил Альсино.

Так начался их путь к «летающей тарелке», которую неуемная на выдумку Оля прозвала «Альсиной»…

Оля жадно разглядывала сейчас все вокруг, стараясь впитать в себя этот чужой, оказавшийся таким страшным для нее мир.

– Я не могу избавиться от ощущения, что все мы здесь стали маленькими, крохотными гномиками, вокруг же все кажется таким огромным. Недаром вы внушали мне, что этот мир вроде увеличительного стекла, через которое видны все уродства и нашего мира.

– К сожалению, рассматривать ваш мир через такое увеличение необходимо. И, думаю, вы вернетесь домой уже с иным представлением о том, что вас всегда окружало.

– Ради этого, по существу, мы и предприняли наше путешествие – сравнить свой мир с другими мирами, – заметил Кочетков.

– Но почему, – обратилась Оля к Альсино, – почему получается так, что нецивилизованные найны – средоточие Добра, они не хищные, травоядные; а обогнавшие их в развитии, может быть даже их потомки, напоминающие неандертальцев, являются воплощением Зла, жестокости, дикости? Уже не звери, но хуже зверей?

– К сожалению, то же можно сказать и о нашем собственном мире, – вздохнул Кочетков. – Достаточно вспомнить горячую точку, где повредили нашу «летающую тарелку» и где бессмысленно убивают детей, женщин, стариков, не говоря уже об ополченцах. И все ради нелепых идей о превосходстве своей национальности над другими.

– Видите ли, – задумчиво ответил Альсино. – Я постараюсь ответить вам, если хотите, привлекая образ поэтический. Разум подобен Светочу. Когда он еще не поднялся над горизонтом, то не отбрасывает теней, я имею в виду теней Зла. По мере разгорания и восхождения Светоча на небосводе, эти тени Зла неизбежно возникают. И на том уровне развития, на каком находится ваш мир, даже становятся чуть темнее.

– Но когда? Когда эти тени Зла исчезнут? – воскликнула Оля.

– Когда разум достигнет зенита.

– Ах вот как! И у вас так же?

– Вы увидите, – пообещал Альсино.