Текст книги "Агентство «БМВ»"

Автор книги: Александр Кашин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

* * *

Маринка – с заклеенным полосой скотча ртом сидела, привязанная, на стуле и, поводя глазами, пыталась обозреть то небольшое пространство перед собой, какое в своем нынешнем состоянии имела еще возможность обозревать. Слева от нее, рядком, как зрители в партере театра, сидели привязанные к стульям остальные жертвы «дрессированного вампира».

«Недаром он мне во сне снился, – думала Марина, рассматривая этого небольшого и, в общем, невзрачного человека. Хотя прежде она никогда его не видела, а знала только по рассказам Бориса и Капустинской, узнала она его сразу – как только пришла в себя. – Остается только, чтобы он продемонстрировал мне свои зубы. В тупик он всех нас уже загнал». Марина скосила глаза влево. Бок о бок с ней сидел Игорь Кортнев, за ним – высокий молодой человек с красивыми карими глазами и роскошной темной шевелюрой – по-видимому, приятель Игоря Сергей Штерн, а рядом со Штерном – интересная молодая женщина с каштановыми волосами и редкого, золотистого цвета глазами. Судя по всему, это была подруга Сергея. Некоторые признаки – в частности, заставленное дорогой косметикой трюмо и развешанные по стенам портреты этой женщины, выполненные в разной технике, – позволяли догадаться, что квартира принадлежит приятельнице Штерна. На небольшом столике, который стоял чуть сбоку от сидевших, кучей были навалены документы и все то, что «вампир» извлек из карманов и сумочек пленников. Марине бросилось в глаза несколько конвертов с фирменным значком авиакомпании «Пан-Америкэн». Точно такой же она видела на столе в квартире Кортнева.

Серебряков был доволен, хотя определить это по его неподвижному, как маска театра «Кабуки», лицу было крайне затруднительно. Надо сказать, что у него имелись для этого все основания. Навестив квартиру Кортнева, он обнаружил оставленную для Марины записку с адресом и сразу же по этому адресу поехал, не сомневаясь ни секунды, что застанет там всю компанию, включая и беглого вице-президента. Проникнуть в квартиру и связать сонных людей для него было, так сказать, делом техники. Кто еще должен был попасть в расставленную им мышеловку, он не знал, поскольку Кортнев в записке ни к кому конкретно не обращался, но кое-какие догадки у него на этот счет имелись, поэтому, когда в квартире появилась Летова, Серебряков снова поздравил себя с удачей: и на этот раз интуиция его не подвела.

Тимофею оставалось только выяснить, куда Штерн спрятал баксы, ибо он вполне резонно полагал, что без денег в Австралии всем этим молодым людям делать нечего.

Куда ты дел «грины»? – спросил Серебряков, отклеивая с лица Штерна скотч. – Скажешь сразу – мне не придется прибегать к некоторым средствам, до которых, честно говоря, я не большой охотник.

Тем не менее Серебряков прихватил с кухни глубокую эмалированную миску, налил туда воды и сунул в нее кипятильник, предварительно воткнув вилку в розетку.

Будешь молчать – надолго лишишься возможности кропать свои фальшивки, – добавил он, выразительно посмотрев на Штерна. – Потому что я сварю из твоей правой руки отличный бульон. А если и это не поможет, займусь твоей подружкой. – Серебряков совершил путешествие к столу, выбрал из нескольких заграничных паспортов один и принялся его перелистывать.

Назарова, Лола Георгиевна, – медленно огласил он. – Двадцати шести лет, не замужем… – Серебряков воткнулся черными дырками зрачков в Штерна. – Хочу тебе сообщить, что деформированную ожогом руку у представителя сильного пола можно воспринимать как боевой шрам, а шрамы, как известно, украшают мужчину, но изуродованная рука у женщины – это уродство – и ничего больше. Если не ошибаюсь, твоя подруга – актриса? – Серебряков ткнул пальцем в фотографии, висевшие над столом, на которых Лола была запечатлена в античном костюме, чего Маринка поначалу не заметила. – Вряд ли она сможет после этой операции выйти на сцену – разве что станет играть роли шпионок в черных перчатках. – Серебряков улыбнулся краем рта, и Марина готова была поклясться, что последнее его замечание относится именно к ней.

Между тем Сергей Штерн, хотя ему и разлепили рот, продолжал хранить упорное молчание, глядя поверх головы Серебрякова, так что процедура приготовления бульона из правой руки художника казалась неминуемой. Тем более что вода в эмалированной миске стала закипать.

По счастью, в кармане «вампира» зажужжал мобильный телефон и он переключил свое внимание на беседу с невидимым абонентом, который, как в скором времени выяснилось, был не кем иным, как Дианой Шиловой.

Поскольку при этом Серебряков не сделал ни малейшей попытки выйти в другую комнату или как-то иначе скрыть содержание беседы с президентом концерна «Троя», Маринка вдруг с пугающей ясностью поняла, что судьба всех находившихся в этой комнате людей, включая и ее, была Дианой Шиловой уже предопределена.

Как же, у меня тут все собрались, – сказал между тем Серебряков, отвечая на заданный ему Дианой вопрос… – Даже, можно сказать, лишние имеются. К примеру, подружка господина Штерна и небезызвестная вам Марина Летова. Как оказалась? Очень просто – прилетела на зов господина Кортнева, так что, сами понимаете, Диана Павловна, – никакой он не «голубой», а самый настоящий бабник с патологической склонностью к адюльтеру.

Нет, пока господин Штерн не желает отвечать на вопрос, куда он спрятал деньги. Но я развяжу ему язычок, уверяю вас. Думаю через час… Ну, через полтора… Вряд ли он выдержит дольше – особенно если я стану прижигать кипятильником филейные части его любовницы… Да, времени мало. К вам? Но их все-таки четверо, а я один… Ах, так! Ну что ж, подумаю. Когда будет машина? Значит, я забираю только господина Штернами его даму? А с остальными что делать?.. Ага, ага… понятно…

Внезапно Серебряков что-то услышал, вернее, почувствовал. Какой-то подозрительный звук или, возможно, шорох. Отключив телефон, он замер, мгновенно превратившись в статую. Именно так реагируют люди, когда ощущают смертельную опасность.

Маринка обратила внимание на его странное поведение, но никак не моща взять в толк, чем оно вызвано: сама она не слышала ни звука.

Однако вид Серебрякова заставил ее насторожиться. Она изо всех сил качнулась вперед, пытаясь изменить центр тяжести стула, на котором сидела, хотя и отдавала себе отчет, что в случае падения рискует разбить себе лицо в кровь. Она бы с удовольствием предложила всем своим товарищам по несчастью сделать то же самое, если бы могла говорить, но рот у нее был заклеен, Зато Штерн имел возможность говорить, и он – на удивление – озвучил мысли Летовой.

Всем на пол! – неожиданно закричал он, и Летова поняла, что печатание фальшивых баксов на психике все-таки сказывается – хочешь не хочешь, а вторая сигнальная система при этом развивается в полной мере…

Все захваченные «вампиром» Серебряковым пленники принялись раскачиваться на стульях и один за другим валиться на пол, изо всех сил стараясь при этом отвернуть лица и соприкоснуться с поверхностью пола не носом или лбом, а по крайней мере щекой или ухом.

Одновременно с манипуляциями пленников, которые Серебряков был не в силах контролировать или предотвратить, посыпались оконные стекла, и в квартиру ринулись люди в камуфляжной форме с надписью «ОБОН» на спине. Трое из них, подобно парашютистам, влетели в квартиру через окна на каких-то прозрачных тросах, а один, высокий, в голубом десантном берете, ворвался через дверь.

Надо сказать, что вторжение повергло в панику всех, кто находился в квартире, – за исключением Серебрякова. Выхватив из кобуры пистолет ТТ военного производства с навинченным на него глушителем, Тимофей открыл стрельбу. Шнелля и еще одного ему удалось пристрелить сразу. Те сорвались с подоконника да так и повисли на канатах, раскачиваясь за окном, словно маятники. Третий – вломившийся через окно спальни, услышав отрывистые хлопки пистолета ТТ, запаниковал и открыл беспорядочный огонь из автомата, пытаясь добраться до помещения, где находился с пленниками Серебряков. Как только голова в черной маске оказалась в пределах видимости, Тимофей аккуратно поставил точку посреди лба, но в этот момент сам был поражен выстрелами Гвоздя. Тот, как только ворвался в квартиру, сразу оценил ситуацию и затаился в крохотнойлрихожей, а как только предоставилась возможность, выстрелил в Серебрякова. Автоматная очередь Гвоздя достала Серебрякова в правое плечо и прошила живот. На Тимофее бронежилета не было, и он в полной мере получил весь свинцовый груз, который отвесил ему десантник. «Домашний вампир» Шиловой рухнул на пол и замер. Вокруг него стала расплываться лужа крови. Гвоздь, не выпуская из рук автомата, по-хозяйски ткнул Серебрякова высоким шнурованным ботинком в бок и перевернул его тело на спину. Хотя Тимофей был весь залит кровью и не подавал признаков жизни, десантник – на всякий случай – выбил у него ногой из правой руки пистолет и отшвырнул подальше в сторону. Покончив с этим, Гвоздь прошелся по комнате, заглядывая в лица пленников Упыря.

А вот и господин Кортнев, – с мрачной весёлостью объявил Гвоздь и ударил Игоря высоким военным ботинком в скулу. – Что, не нравится? Это пока только задаток. Теперь тебе аукнется по полной программе, аристократ хренов!

Потом Гвоздь переключился на Маринку, лежавшую в столь же беспомощном положении – головой вниз, а ногами, вместе с ножками стула – вверх.

Блин-компот! – ещё радостнее воскликнул Гвоздь, узнав девушку. – Это ведь ты, сучонка, метнула мне под ноги стул в ресторане? Ну я с тобой разберусь по-свойски – отработаешь язычком по полной программе, а господин Кортнев пусть посмотрит и повоет волком. Таким красавчикам, как он, не мешает иногда повыть от унижения.

Пока Гвоздь наслаждался своим положением, Марина, вытаращив глаза, смотрела на то, что творилось у него за спиной.

Неожиданно для всех, кроме Марины, Гвоздь обмяк и молча рухнул лицом вниз, как деревянная кегля, сбитая удачным броском. За его спиной возник Борис – но не тот Борис, какого раньше знала Маринка. Он был раздет, вернее, одет до пояса в одну только синюю майку армейского образца и, судя по всему, очень пьян. Это, однако, не помешало ему ударить Гвоздя в основание черепа и сбить его с ног. После этого, вытащив из кармана десантника итальянский нож-выкидуху, он принялся перерезать кабель, которым были связаны пленники.

Когда от телефонного шнура освободился Игорь Кортнев, он, ни слова не говоря, схватил свой точно такой же нож, лежавший на столе среди документов, и принялся помогать Борису. Вдвоем они довольно быстро справились с задачей. Содрав с губ скотч, Маринка заорала:

Боречка! – и бросилась ему на грудь.

Тут все заговорили разом, а пьяный Борис, подняв вверх толстый палец, произнёс:

Молчать, болваны… Сваливаем… Сейчас… сюда… приедут другие… Скорее, идиоты… Сваливаем…

Один за другим пленники Серебрякова, старательно переступая через кровавые лужи и тела лежащих на полу людей, двинулись к выходу. Маринка заметила, что Кортнев и Штерн поспешно рассовали по карманам документы и билеты, которые отобрал у них «вампир». Почему-то это больно кольнуло Марину. Уже закрывая за собой дверь, она увидела, что «вампир» Серебряков неожиданно пришел в себя и медленно, но упорно ползет к своему пистолету…

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Когда Черкасов с Мамоновым увидели, как подстреленные Шнелль и один из его людей бессильно зависли на капроновых канатах, «сукин кот» побледнел и сказал:

По-моему, они накрылись, шеф. Уверен, что в квартире засел Упырь.

Черкасов провёл рукой по лысому лбу.

Похоже. Я, честно говоря, надеюсь на Гвоздя, но… Если уж там Упырь, значит, там и все остальные. Штерн и Кортнев! Упырь нас опередил. Мало мы с тобой людей, Мамонов, захватили – вот что я тебе скажу. А ты еще говорил, что у нас перебор…

Но ведь не самим же нам сейчас идти в квартиру, Александр Николаевич? Еще не поздно вызвать подкрепление. – Мамонову стоило только представить себе, что они вдвоем с Черкасовым входят в комнату, залитую кровью, как ему делалось дурно.

Кретин ты – а Хмельницкий? Что же – лишать Хмельницкого всей охраны разом? – Черкасов ещё раз глянул на камуфлированные тушки Шнелля и его товарища, болтавшиеся под крышей. – А впрочем – вызывай! Если там Упырь, к нему с минуты на минуту подкатят боевики Шиловой. К тому же, если Штерн ещё жив, надо его брать. Любой ценой!

Золотые слова, Александр Николаевич, – произнес Мамонов, доставая и на всякий случай осматривая свой небольшой, но вполне дееспособный «Вальтер-ППК». – Звоните и вызывайте подмогу. Что-то я пока ничего не слышу о триумфальных подвигах Гвоздя! Молчит Гвоздь-то! К чему, спрашивается, нам с вами рисковать?

Верно, сукин кот, – согласился Черкасов. – Подмогу мы вызовем. А чтобы Хмельницкий не дулся, преподнесем ему подарок. Надо срочно связаться со Стволом и отдать ему команду «Троя»!

* * *

Серебряков полз по полу, оставляя за собой кровавый след. Гвоздь слишком далеко отбросил ботинком его пистолет. Тем не менее Серебряков полз, хотя чувствовал, как с каждой минутой убывают его силы. Он проиграл, но не собирался уступать. Гвоздь подловил его в тот момент, когда он занимался парнями, посыпавшимися, как горох, из окна. Это было недопустимо: забыть об опасности с тыла.

Все то время, пока Тимофей полз к пистолету, он ни на секунду не упускал из виду Гвоздя: хотя парень был основательно оглушен и контужен, он был жив и в руках его по-прежнему оставался АКМСУ – «Автомат Калашникова модернизированный складной укороченный». Впрочем, и АКМСУ Серебряков не очень боялся, что он – автомата не видел, что ли? Главное – добраться до ТТ, тогда Гвоздю конец. Серебряков переводил дух, собирался с силами и снова двигался дальше, отмечая краем глаза, что десантник постепенно приходит в себя. Почему Гвоздь оказался в таком беспомощном положении и кто его достал – это уже мало волновало угасающий рассудок Тимофея. Его мозг терзала только одна мысль: как могло статься, что Гвоздь провел поперек его тела кровавую борозду из пуль.

Когда Тимофей взял пистолет в левую руку – правая у него не действовала, – он увидел, как у Гвоздя поднялись веки и его глаза уставились на Серебрякова безжизненным оловянным взором. Одновременно с этим десантник чуть приподнял ствол автомата. Выстрелы прозвучали почти одновременно – очередь автомата АКМСУ и одиночный хлопок ТТ – а потом наступила тишина, которую уже никто не в силах был нарушить.

* * *

Чёрная «Волга» генерал-майора внутренних войск Тимонина подкатила к аэропорту Шереметьево-2 ровно за сорок минут до отлета «Боинга-747» компании «Пан-Америкэн». Мама Глебушки – Аделаида Ивановна – всю дорогу не сводила глаз со своего сына, который внешне совершенно преобразился и походил теперь на джентльмена с картинки из журнала «XL». Мама с радостью провожала Глебушку в Австралию – на двухнедельный отдых – да и отец был не против. В конце концов, папаша-генерал был даже доволен, что его сынуля сам, ничего не требуя от родителей, изыскал источники доходов, чтобы достойно жить и отдыхать. Генерал-майор Тимонин не одобрял занятий сына искусством, и уж тем более – торговлю с лотка в Измайловском парке, – но сейчас вынужден был убедиться, что все это приносило доход, и немалый.

Когда Глебушка, Аделаида Ивановна и генерал-майор прошли в зал, где заполнялись таможенные декларации, мама Глебушки заволновалась.

А где твой билет, сыночек? Надеюсь, ты его не забыл? – Мама улыбалась, но на лице у нее был написан испуг: в те времена, когда генерал Тимонин был еще только лейтенантом, потеря любого документа была чревата весьма и весьма большими неприятностями.

Глебушка лениво цедил слова сквозь зубы и посмеивался над страхами матери.

Я же тебе сто раз в машине говорил, мама, что билеты покупал мой приятель, с которым мы летим вместе. Сейчас он приедет – если уже не приехал – и мы пойдем в самолет. Дай мне, ради бога, заполнить декларацию, ладно?

Аделаиду Ивановну чрезвычайно волновало, что Глебушка взял с собой мало вещей – всего один чемодан, хотя, впрочем, довольно вместительный на вид.

Ну сама посуди, – говорил ей Глебушка, закончив заполнять декларацию и сжимая ее в руке, словно пропуск в другой мир, где – в отличие от Москвы – не мело по улицам снежной крупой и круглый год ярко светило солнце. – Зачем мне брать с собой, к примеру, плавки, фотоаппарат и давно вышедшие из моды летние штаны и рубашки, когда я все куплю там, на месте? Уверяю тебя, в Австралии все стоит в два раза дешевле, чем здесь. Да и качество получше. Не турецкое, во всяком случае…

Хм, по-моему, Глеб прав, – выразил свое мнение генерал Тимонин, которому вспомнились молодые годы, когда он с легкостью снимался с места с одним только фибровым чемоданчиком в руках и готов был следовать с ним в любую точку страну – куда Родина пошлет. – Незачем занимать себе руки лишней поклажей. Бритва, зубная щетка, пара смен белья, одежда на первое время – всего этого вполне достаточно. Это ты у нас, мама, – обратился он к Аделаиде Ивановне, – всегда тащишь с собой целый контейнер – даже когда выезжаешь на дачу…

А ты, – сварливо начала «мама», – везешь с собой спиннинг, тридцать сортов блесен, резиновые сапоги под горло и…

Погодите, – перебил их Глебушка, направляясь к небольшой живописной группе, которая только что вошла в зал. – Вот они, мои друзья, с которыми мы летим вместе.

Генерал Тимонин и Аделаида Ивановна прекратили привычный спор и, как по команде, уставились на людей, к которым подошел их отпрыск.

Их было много – шесть человек – и некоторые из них – в отличие от одетого «с иголочки» Глебушки, выглядели несколько экстравагантно. Особенно поразили семейную чету основательно поддатый здоровенный мужик в дешевой китайской куртке, надетой прямо на синюю майку с большим вырезом на груди, и довольно-таки вульгарная дама, которая сильно нервничала и время от времени что-то потягивала из плоской металлической фляжки. И майку, и фляжку генерал-майор Тимонин признал сразу: эти вещи были непременной принадлежностью армейского быта. У него самого имелись такие же сувениры, напоминавшие о гарнизонной лейтенантской жизни.

Впрочем, среди этой шестерки были и знакомые лица. В частности, генерал и генеральша мгновенно узнали красавца Игоря Кортнева, которого видели пару раз у себя дома, когда Глебушка устраивал вечеринки. Они знали, что Игорь тоже торговал в Измайловском парке, но потом обстоятельства его жизни волшебным образом переменились, и он стал, благодаря женитьбе на богачке, вице-президентом компании и вообще известным в столице человеком, которого не раз показывали по телевизору. Его безукоризненный костюм и английское, верблюжьей шерсти, пальто в полной мере соответствовали образу преуспевающего джентльмена, но здоровенный кровоподтек на скуле несколько портил облик безупречного господина.

Сергея Штерна чета Тимониных знала отлично и очень его недолюбливала. По их мнению, именно под влиянием Сергея Глебушка ушел из семьи и зажил жизнью «рыночной богемы» – так, во всяком случае, именовала эту социальную прослойку Аделаида Ивановна. Сергей выглядел обыкновенно – даже улетая в Австралию, он не озаботился сменить «прикид» и был одет все в тот же обшитый кожей берет, куртку «пилот» и джинсы. Подруга Штерна Лола тоже была знакома Аделаиде Ивановне: как-то раз, когда она заявилась на рынок, желая полюбопытствовать, чем занимается ее мальчик, она застала эту женщину в компании сына. Лола вела с Глебушкой разговоры, от которых у Аделаиды Ивановны чуть не сделался анафилактический шок. В частности, эта самая Лола употребляла непечатные выражения, что – по мнению мамы Аделаиды – являлось крайней степенью морального падения женщины.

В этой чрезвычайно пестрой компании имелась еще одна девушка. Хрупкая платиновая блондинка с удлиненными, как у древней египтянки или русалки, светлыми глазами, единственная из всех сохраняла на лице печальное и даже, если так можно выразиться, похоронное выражение. Одета она была средне – в потертую дубленку и в итальянские сапоги со стоптанными высокими каблуками. При виде этой девушки у Аделаиды Ивановны сжалось сердце: она вдруг вспомнила, что точно так же убивалась сама, когда ее разлюбезный Мишенька Тимонин – тогда капитан – садился в эшелон, чтобы отправиться на усмирение непокорной Чехословакии в 1968 году. Признаться, она бы не возражала против такой невестки, но, понаблюдав за компанией, пришла к выводу, что печальный взгляд красотки предназначается – увы – не Глебу, а скорее всего – роскошному Игорю Кортневу. Между тем Кортнев, подхватив Глебушку под руку, принялся расхаживать с ним по залу, что-то горячо ему объясняя.

Девушка, смерив взглядом Игоря, который не обращал на нее никакого внимания, сказала несколько слов вульгарного вида женщине с фляжкой и мужчине, одетому в куртку чуть ли не на голое тело, и двинулась к выходу. Как и следовало ожидать, в Австралию из этой пестрой компании летели далеко не все. Потоптавшись на месте и пару раз оглянувшись, к выходу вслед за платиновой русалкой зарысил мужчина в куртке, надетой прямо на майку. Следом за ними двинулась и женщина в дешевом кожаном корейском пальто.

Пора было проходить таможенный контроль.

Генерал-майор Тимонин при всех регалиях проследовал в сопровождении супруги вместе с сыном, Игорем Кортневым, Сергеем Штерном и Лолой Назаровой в сторону турникетов. Генерал шутил с таможенниками, говорил, что его сын везёт с собой на одну бутылку водки больше, чем это разрешено правилами, и вообще производил чрезвычайно приятное впечатление.

«Не хватало еще, – думала Аделаида Ивановна, – чтобы Глебушку с приятелями в самый последний момент прихватили за какую-нибудь ерунду. Пусть уж Мишаня постарается, посверкает генеральскими звездами – хуже, во всяком случае, не будет».

Аделаида Ивановна была права: появление генерала самым благотворным образом сказалось на поведении таможенников. Те улыбались генеральским шуткам, хмыкали по поводу лишней бутылки водки и пропустили Глебушку вместе с друзьями через турникет за каких-нибудь пять минут. Когда, казалось бы, дело было уже на мази, Игорь Кортнев неожиданно произнес:

А знаете, братцы, я, пожалуй, сегодня с вами не полечу. Компания предоставляет мне еще две недели, чтобы воспользоваться авиабилетом. Так что ждите меня в Мельбурне через неделю, а то и через две.

Кортнев развернулся на каблуках и вернулся назад – на территорию России. Признаться, никто его не задерживал – не было времени – самолет – «Бо-инг-747» – должен был подняться через четверть часа.

Последнее, что Аделаида Ивановна успела крикнуть сыну через турникет, было:

Кротенок! Ты захватил цинковую мазь для своих прыщиков?

Она, конечно же, не думала в этот момент об Игоре Кортневе.