Текст книги "Агентство «БМВ»"

Автор книги: Александр Кашин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Теперь самое главное, – сказала Валентина, и Борис невольно подтянулся. – Перемотаешь ей пластырем запястья, щиколотки, снимешь и выбросишь в мусоропровод обувь. С непривычки босиком очень трудно бежать, особенно по снегу. Это на тот случай, если она раньше времени выпутается. Да, – тут она повернулась к Борису, – не забудь затащить ее на самый верх, пусть полежит и подумает – ей полезно. И еще: кассеты, которые при ней будут, заберешь с собой. А аппаратуру – всю, какую только найдешь, выбросишь из окна с самого верха, а окно, соответственно, закроешь. Видишь, – Валентина едва заметно повела бровями, – во дворе, не считая пары старушек у ДЭЗа, никого нет. Пока поймут, что упало да откуда, времени пройдет достаточно. Так что не торопись, уходи спокойно. Ты в ватнике – так что тебя всякий примет за слесаря, – Валентина улыбнулась и на секунду привалилась к Борису плечом. – Ты только, Боречка, не хмурься. У нас другого выхода нет… Я буду сидеть здесь и ждать, когда вся эта дерьмовая аппаратура вылетит из окна и вдребезги разобьётся об асфальт. Потом встану и буду дожидаться тебя в машине. Кстати, дай ключи. – Валентина протянула руку, и Борис вложил ей в ладонь брелок с ключами. – Куртку твою я перекину через руку и унесу с собой. Вопросы, есть?

Борис осклабился:

Какие уж тут вопросы. План, можно сказать, разработан во всех деталях. Даже не верится, что ты его только что придумала. Неужели прямо сейчас, а Валь?

Довольная похвалой, Валентина порозовела.

Иди, Борь. Даже самый хороший план – если его не реализовать – не стоит и дерьма. Иди.

Борис встал, сбросил на руки Валентине куртку, скомкал и сунул в карман ватника шапку, после чего неторопливо двинулся к подъезду.

Борь, а Борь, – негромко окликнула его Валечка.

Чего? – Борис остановился и повернул к Валентине голову.

Когда будешь спускаться, не забудь снять шапку и выбросить в мусоропровод. Только тремя этажами ниже. Я тебе потом новую куплю.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Всю жизнь, сколько Серебряков себя помнил, он был одинок, очень одинок, но, как ни странно, не испытывал от этого никакого неудобства. Не нуждался он также и в комфорте. Его небольшая однокомнатная квартира, чисто убранная, даже, пожалуй, вылизанная – как кубрик на подводной лодке, не содержала в себе ничего лишнего. Зато те предметы обстановки, которые в ней имелись, были самого, лучшего качества и стоили дорого. Телевизор «Панасоник» с огромным экраном, видеомагнитофон той же фирмы, музыкальный центр с мощными, разнесенными по углам колонками, отливали тусклым благородным блеском и больше походили на выставочные экспонаты, нежели на вещи, которыми пользуются изо дня в день.

В своей профессиональной деятельности Серебряков руководствовался сходными принципами – ни к каким группировкам не примыкал, ни под чьими «крышами» не отсиживался, а предпочитал работать в одиночку и оставаться – хотя бы до определенной степени – свободным. То обстоятельство, что он числился в составе сотрудников компании «Троя», он объяснял для себя одной-единственной фразой: «Надо же где-то числиться», – что было в каком-то смысле данью ушедшему уже совковому времени. Кроме того, Серебряков – хотя он вряд ли бы кому в этом признался – был по-своему неравнодушен к Шиловой. Дело было не в ее женских чарах, которыми, признаться, она была наделена в самой скромной мере, а в том, что Серебряков чувствовал в ней то же внутреннее неустройство и одиночество. Если бы Серебряков читал когда-нибудь Киплинга, то при встрече с Шиловой он, возможно, воскликнул бы – подобно известному герою этого писателя: «Мы с тобой одной крови – ты и я!» Но Серебряков Киплинга не читал, восклицал что-либо крайне редко, а потому отвечал Шиловой одной только молчаливой приязнью и безусловной преданностью – качествами, надо сказать, в нынешние времена крайне редкими.

Поскольку Серебрякова в течение ряда лет привлекали к выполнению определенного рода поручений самые разные люди, в том числе подозрительные незарегистрированные объединения, именуемые в народе «крышами», – он отлично знал многих представителей того параллельного мира, о котором обычно рассказывают в телевизионной передаче «Криминальная Россия». Знал он и про «крышу» банкира Хмельницкого, во главе которой стоял авторитет Черкасов. Поэтому, для того чтобы получить некоторые нужные ему данные, Серебрякову требовалось сделать всего несколько звонков. Дополнительной информацией – но полученной по своим собственным каналам – Тимофея снабдила лично Диана Павловна. По этой причине – когда Серебряков снова выехал на своей потертой «четверке» в город – он уже досконально знал, какие автомобили в гараже Хмельницкого обслуживают Черкасова и его братву.

Подъехав к гаражу банка «Эльдорадо», Тимофей припарковался у края тротуара на почтительном расстоянии от ворот и выезда, откинулся на спинку сплюснутого временем кресла и, приподняв воротник потертого пальто, погрузился в состояние анабиоза.

Серебряков ждал черный «сааб-турбо», на котором обыкновенно ездил Гвоздь – телохранитель Черкасова – вместе с другой шушерой, помельче. «Ягуар» находился в безраздельной собственности Мамонова, числившегося помощником Черкасова и являвшегося, так сказать, кем-то вроде его министра иностранных дел. Сам же шеф ездил на «БМВ-540» – предпочитал машину скоростную и маневренную, пусть даже и не столь комфортабельную, как большой и тяжелый «ягуар»…

Со стороны можно было подумать, что Серебряков спит или – того хуже – внезапно скончался от сердечного приступа: такое у него было бледное, безжизненное лицо. Как он при этом ухитрялся слышать, а тем более – видеть – оставалось загадкой. Несколько человек – из тех, кто знал Серебрякова чуть лучше прочих, ибо не осталось на свете никого, кто знал бы его хорошо – утверждали, что у него прозрачные веки. Вроде зеркальных солнечных очков.

Серебряков первым заметил Турка, который вылез из такси неподалеку от гаража и двинулся к металлической решетке, закрывавшей выезд. Нагнувшись к застекленному окошечку охранника и просунув ему внутрь будки какой-то документ, Турок немного постоял, притопывая от нетерпения черным ботинком, после чего был пропущен внутрь. За это время железная гармошка решетки дважды совершила путешествие – сначала отъехала, а потом вернулась на исходную позицию – и всякий раз ее движение сопровождалось металлическим лязгом и громким постукиванием.

Серебряков даже не пошевелился.

Зато когда из недр гаража вылупился, словно блестящий черный крокодильчик, приземистый, чуть приплюснутый «сааб-турбо», он экономным движением повернул в замке ключ, погрел мотор и покатил вслед за «шведом».

«Надеюсь, Турок доставит меня прямиком к Штерну – где бы тот ни находился, – думал Тимофей. – Смешно ведь, в самом деле, рассчитывать, что от Авилова он вернулся вместе со всем своим багажом домой к маме».

Серебряков когда-то знавал Турка, правда, плохо – только по Ростову, и хорошо помнил, что тогда им не пришлось обменяться и парой слов. Ну и потом – слишком много времени с тех пор минуло. Тем не менее Серебряков – чтобы не рисковать – старался держаться подальше от этого черноволосого горбоносого парня, который получил свое прозвище за характерную внешность, хотя и был родом не с берегов Босфора, а из донских казаков.

Когда Турок заехал во двор дома на улице Алабяна, Тимофей насторожился, но ничего не произошло. Турок даже не вышел из машины, а остался в ней сидеть, беззаботно насвистывая и посматривая по сторонам.

Тимофею стало ясно, что он кого-то ждет – но не Штерна, это уж точно. Впрочем, когда на улице во всем своем великолепии появился Гвоздь, все вопросы сами собой отпали.

«Ага! – сказал сам себе Серебряков. – Каша-то, судя по всему, заваривается нешуточная – раз Турок и Гвоздь собираются куда-то отъезжать вместе. Что же случилось?»

У Тимофея имелась одна смутная догадка на этот счет, но он решил с ней повременить, а сначала просто покататься по Москве за «саабом» и понаблюдать за людьми Черкасова.

Когда Гвоздь уселся в салон рядом с водителем, «сааб» вырулил с улицы Алабяна на главную магистраль и устремился к Белорусскому вокзалу, а потом и дальше – к центру. Через четверть часа избранный Гвоздем и Турком маршрут обозначился довольно ясно, а еще через четверть часа Серебряков окончательно для себя уяснил, что черный «сааб» держит путь в сторону Таганской площади.

«Все правильно, – кивнул головой Тимофей, – если только они едут с визитом к Штерну, то последнее место, где его надо искать, – это квартира его матери».

Мимо замелькали таганские переулки – многие дома готовили к сносу и они грустно смотрели на город черными провалами оконных проемов, напоминавшими пустые глазницы черепа.

Въехав в довольно ухоженный дворик – один из немногих, какие еще в этом районе старой застройки оставались, «сааб» притормозил у благоустроенного нового дома. Из машины вылез Гвоздь, прошелся из стороны в сторону перед подъездом, после чего – медленно и, по-видимому, без особой охоты – все-таки вошел в дом.

Серебряков ни минуты не сомневался, что десантника одолевали сомнения.

«С чего бы это? – удивился Тимофей. – Или он боится какого-нибудь подвоха со стороны Штерна?»

Сам он во двор заезжать не стал, а поставил свою «четверку» на улице – на крохотном пригорке, откуда двор был виден, как на ладони. Так Серебрякову было легче наблюдать, не привлекая к себе внимания – тем более что Турок с Гвоздем не пошел, а остался во дворе, в машине, и отлично видел, что происходит вокруг.

Прошло минут двадцать. Во дворе ничего не изменилось – Турок по-прежнему сидел в «саабе», временами чуть приподнимая голову и оглядываясь. Серебряков же, достав полевой бинокль, наблюдал за Турком сквозь сильную оптику, а потому от него не могло укрыться даже малейшее движение человека Гвоздя.

В кармане у Тимофея зажужжало – зазвонил мобильный телефон, которым снабдила его Шилова. Не отрывая глаз от окуляров бинокля, он вынул аппарат из кармана, приложил к уху и, чтобы обозначить свое присутствие, кашлянул в микрофон.

И сразу же услышал женский голос, который взахлеб, временами срываясь и переходя на плач и даже на визг, обрушил на него поток совершенно неожиданной информации.

Тимофей Владимирович, это Аношкина! – пронзительно кричала в трубку насмерть перепуганная девица. – На меня напали, когда я готовила аппаратуру к съемке известного вам объекта! Боже мой! Какой-то маньяк! Громадный детина в черной шапке с дырками для глаз и рта! Ужас! Ткнул мне под ребра пистолет! Заклеил пластырем рот, связал руки и ноги. Даже туфли с меня зачем-то снял и выбросил! Потом открыл окно и выбросил на улицу мою видеокамеру и все спецоборудование! Говорю вам, это маньяк! Затащил меня на самый верх! Я бы сутки пролежала у двери на чердак, если бы меня не развязал какой-то бомж, который там, оказывается, живет! Ужас! У меня до сих пор трясутся руки и ноги как ватные…

Серебряков терпеть не мог воплей – ни мужских, ни женских.

Молчать! – коротко рявкнул он в трубку, в надежде неожиданной грубостью остановить у женщины истерику.

Такого рода психотерапевтический подход оказал свое действие. Аношкина заткнулась и теперь лишь тихонько всхлипывала в трубку.

Слушайте меня, Аношкина, внимательно и отвечайте на вопросы, – намеренно спокойным, даже равнодушным голосом произнёс Серебряков. – И прекратите реветь, иначе Шилова решит, что поручила ответственную работу дуре и истеричке.

Упоминание имени Шиловой подействовало на пресс-секретаря как хорошая доза успокоительного. Рыдания и всхлипы прекратились, словно по волшебству, и Серебряков обрел, наконец, возможность приступить к допросу.

Прежде всего скажите – у него действительно был пистолет?

А то как же? Был. Большой черный пистолет. Он им тыкал меня под ребра.

Не пугач, нет?

Откуда я знаю? Он же в меня не стрелял. – Дрожь в голосе Аношкиной исчезла, и теперь она заговорила куда спокойнее. Серебряков по собственному опыту знал, что самые простые вопросы – если их задавать в соответствии с определенной системой – способны упорядочить мысли даже чрезвычайно не уравновешенного и склонного к преувеличениям существа.

Как выглядел налетчик? Постарайтесь получше его вспомнить и обойтись без преувеличений.

Я же говорила – здоровенный детина в черной шапке-маске и грязном ватнике, – в голосе Аношкиной послышалось легкое раздражение, что являлось хорошим признаком. Девушка уже реагировала не на то, что с ней случилось, а на заданный ей вопрос.

Понятно, – произнес Серебряков. – Хотел, должно быть, чтобы его приняли за слесаря или водопроводчика. Он говорил что-нибудь?

Он страшно ругался. Рычал, как дикий зверь. Сказал, что, если я и впредь буду заниматься такими вещами, он разыщет меня и убьет. А ещё он сказал, что знает, кто я и откуда. Потом схватил мою камеру, размахнулся – и швырнул ее в окно.

Серебряков помолчал. Его поразили слова Аношкиной – «он разыщет меня и убьёт». В том параллельном мире, к которому Тимофей имел самое непосредственное отношение, подобными угрозами не разбрасывались.

Вы уже звонили Шиловой?

Нет, что вы. Я бы не посмела. Сейчас мой не посредственный начальник – вы.

Ну что ж. – В голове у Серебрякова уже сложился определенный план. – Все, что мне нужно было знать, вы уже рассказали. Теперь поезжайте назад и расскажите то же самое Диане Павловне. Ах да, – Серебряков чуть помедлил, – передайте ей, что я знаю, как поступать при сложившихся обстоятельствах.

Серебряков нажал на кнопку отбоя и сунул телефон в карман. Во дворе все оставалось по-прежнему. Гвоздь так и не вышел. Впрочем, на беседу с Аношкиной у Тимофея ушло не более пяти-семи минут. Но в общей сложности – с того момента, как во двор въехал черный «сааб» и Тимофей приступил к наблюдению – прошло уже около получаса. Надо было поторапливаться.

Спрятав бинокль в футляр, Серебряков отстегнул подмышечную кобуру и вытянул ее вместе с пистолетом наружу. Вынув из кобуры пистолет ТТ, он проверил обойму, передернул затвор и переложил оружие в карман пальто. Сунув пустую кобуру под сиденье поглубже, чуть не на самые уши натянув вязаную шапку, он вылез из машины, захлопнул дверь и огляделся. Вокруг не было ни души. Серебряков хмыкнул. Район старой застройки определенно начинал ему нравиться.

Подволакивая ноги и чуть покачиваясь, как основательно загулявший, но, в общем, вполне еще сохранивший рассудок мужчина, Серебряков побрел к дому, в подъезде которого скрылся Гвоздь. Сидевший в «саабе» Турок сразу же его засек, как только он появился во дворе, и некоторое время провожал взглядом. Потом, решив, что этот странный подгулявший тип никакой опасности не представляет, Турок отвернулся и стал смотреть в другую сторону – теперь во двор входила компания бомжей, облюбовавших себе под жилье одно из выселенных строений.

Как только Турок переключился на бомжей, Серебряков преобразился. Молнией он метнулся от подъезда к машине, распахнул заднюю дверцу и плюхнулся на сиденье. Одновременно В его руке появился пистолет ТТ и уперся украшенным глушителем стволом в основание черепа Турка.

Только тихо. Смотри прямо перед собой, держи руки на руле и говори правду, Турок, – очень тебя прошу.

Вы меня знаете? – Серебряков увидел в зеркале заднего вида напряженные глаза бывшего донского казака.

Это к делу не относится. К кому приехал Гвоздь? К Штерну?

Нет, к Тимонину.

Все рассказывай, не серди меня. Кто такой, зачем понадобился Гвоздю – ну и дальше – по привычной схеме…

Штерн пропал. Тимонин – его приятель с Измайловского рынка. Прописан в этом доме, в квартире 40.

Какое отношение к Штерну имеет Игорь Кортнев?

Не знаю никакого Кортнева. Я – человек маленький, знаю мало – понял? У Гвоздя спрашивай…

Само собой. Идо него очередь дойдёт…

Во двор, полыхая мигалками, въезжала машина ПМГ, следом за ней – выкрашенный в защитную краску микроавтобус с решетками на окнах, а за ним – бело-голубой «газон» – тоже с мигалкой. Из машин, на ходу распахивая двери, выскакивали омоновцы с автоматами.

По двору прокатился вопль, стократно отразившийся эхом в пустых домах, окружавших двор.

Шухер! Менты!.. Облава! – бомжи, как горох, бросились врассыпную.

М-да, видно, сегодня я уже Гвоздя не дождусь… – Серебряков нажал на спуск, пистолет издал негромкий хлопок, и Турок, вздрогнув, ткнулся лицом в рулевое колесо. Бросив на пол пистолет, Серебряков покинул машину.

Захлопнув дверцу и не обращая ни малейшего внимания на омоновцев, он неторопливо обошел вокруг машины и, приблизившись вплотную к открытому окну «сааба» – с той стороны, где сидел мертвый Турок, – тихо произнёс:

Извини, так уж сложилось, – после чего громко, во всеуслышание, добавил: – Ну, бывай здоров, Иван Петров!

Просунув руку в салон и потрепав мертвеца по плечу, Серебряков – все так же неторопливо – пошел со двора прочь. Пальто он распахнул, демонстрируя белоснежную рубашку и строгий – синий в тонкую бордовую полоску – галстук.

* * *

Да нельзя тебе возвращаться, как ты не понимаешь! – Маринка выскочила из постели и как была – голая – пробежала по комнате и распахнула штору. После того что у нее только что случилось с Кортневым, по всему телу волной разливалось благодатное тепло, а кожу приятно покалывало – как после массажа. Тем не менее дело оставалось делом. Маринка вернулась к Кортневу, который дремал на её узкой постели, завернувшись в простыню, и принялась его тормошить.

Вставай, ну вставай же – нет у нас времени разлеживаться!

Игорь неожиданно выпростал из-под простыни руку, охватил плечи девушки и с силой притянул ее к себе. Маринка не удержалась на ногах и упала прямо в его объятья, снова оказавшись у него в плену. Правда, это был сладкий плен и ей пришлось сделать над собой невероятное усилие, чтобы оторваться от губ и рук Кортнева.

Вывернувшись из объятий Игоря и оказавшись от него на почтительном расстоянии, она решила некоторое время к нему не приближаться – опасалась, что в следующий раз ей не хватит сил, чтобы отказаться от ласк любимого мужчины.

Уяснив, что продолжения не последует, Кортнев сначала приподнялся на локте, а потом присел на кровати, утвердив на полу свои длинные изящной формы ступни. Тем временем Марина, собрав разбросанную по комнате одежду, торопливо одевалась, временами бросая на вице-президента озабоченные взгляды.

Нет, – заявил после минутного молчания Кортнев. – Все-таки я к Дианке вернусь – чтобы поставить её в известность, что я больше жить с ней не намерен. В противном случае я буду себя чувствовать крайне мерзко. Уж слишком все это напоминает банальное бегство.

Ты что – так и не понял, о чем я всё время тебе толковала? – Марина так и застыла на месте, сжав в руках свитерок, который собиралась на себя натянуть. – Диана тебя убьет! У нее и человек специальный для таких дел имеется – ручной вампир – так, кажется, его Борька называет.

Игорь расхохотался, после чего, вытянув вверх руки, с удовольствием – до хруста в суставах, потянулся.

Не видел я у Дианки никакого вампира. У Борьки твоего фантазия чрезмерно развита – вот что я тебе скажу, Мата Хари.

Марина представила себе четырехугольную, коротко остриженную голову своего коллеги по агентству и улыбнулась. До сих пор в избытке фантазии Бориса еще никто не обвинял.

Так она тебе его и покажет! Он у нее шеф по тайным операциям. Зачем ей его светить? К тому же он не у вас в особняке, а в офисе у нее обретается. – Марина передернула плечиком и отвернулась к окну.

Зазвонил, рассыпался дребезжащей трелью телефон.

Марина подхватила трубку.

Слушаю!

По мере поступления информации лицо у девушки вытягивалось все больше и больше. Когда собеседник отключился и в трубке послышались короткие гудки, она еще некоторое время держала ее в руках.

Что случилось? – с волнением спросил Игорь, заметив, как побледнела Летова.

Девушка не ответила, а прошла к окну, распахнула его во всю ширь и чуть не по пояс высунулась наружу. Высмотрев то, что ее интересовало, она поманила к себе Игоря.

Видишь? – спросила она у вице-президента, указывая на валявшиеся во дворе какие-то обломки.

Положим… – сказал Игорь, не понимая, к чему она клонит. – Ну и что?

Марина отвернулась от окна, закрыла его створки и задернула штору. Потом, нервно прогулявшись пару раз по комнате, она сжала руки и сказала, обращаясь к Кортневу:

То, что ты видел, – доказательство моих слов. Твоей супруге мало, что она заставила следить за тобой меня – и не только следить, но и попытаться склонить тебя к адюльтеру, – тут Летова слегка покраснела. – Не доверяя ни одному человеку на свете, а уж мне – в последнюю очередь, она подрядила свою сотрудницу следить за мной… за нами, – помолчав, поправилась она. – Скажи, фамилия Аношкина тебе что-нибудь говорит?

Ха – так это же Дианкин пресс-секретарь, – с игривой улыбкой произнес Игорь. – Симпатичная такая девулька… черненькая. – Он давно уже оделся и теперь сидел на краю Летовской кровати, которую сам же очень быстро и ловко застелил. – На меня всё поглядывала – только что не облизывалась.

Так вот, – с нажимом сказала Летова, чувствуя в сердце мимолетный укол ревности, – эта симпатичная, как ты говоришь, девулька только что пыталась заснять нас в постели с помощью специальной аппаратуры, которую ей предоставила Шилова. Из окна в доме напротив. Если бы Борька с Капустинской её не остановили – Борька выкинул ее аппаратуру из окна, – то нам с тобой, дружочек, в прямом смысле была бы крышка. Так что ещё раз повторяю: сматываться тебе надо – и поскорее. Рано или поздно Дианка тебя всё равно достанет! Нечего разыгрывать благородство, когда над твоей головой занесен топор!

А куда сматываться-то? – с мрачной ухмылкой спросил Игорь. – Не к матери же? Зачем ее подставлять? Разве что к себе домой… Но ведь меня станут искать именно там… если, конечно, станут. Есть шанс, пусть и небольшой, что Дианка одумается и не захочет меня преследовать. В конце концов, насильно мил не будешь…

Летова всплеснула руками.

Неужели ты, прожив с Шиловой бок о бок больше года, все еще не понял, что это за человек? Сам же мне наговорил про нее черт знает что! А теперь, значит, совесть заела? «Лучше мертвый, чем неверный!», – с пафосом процитировала Маринка слова Шиловой. – Забыл, что это ее любимое изречение? А если забыл, – Летова повысила голос и блеснула глазами, – я тебе другую цитату приведу – из нашего классика – «Так не доставайся же ты никому!». После этих слов, как ты помнишь, главный герой зарезал свою невесту!

Марина перевела дух и снова заговорила, нервно сжимая и разжимая пальцы.

Значит, так. Сейчас мы едем к тебе. Капустинская и Борька избавились от Аношкиной. Так что «хвоста» за нами не будет. Там ты возьмешь все необходимое – хотя бы на первое время, а потом мы подыщем тебе убежище. А я, чтобы затянуть время, в условленный час отправлюсь с докладом к твоей Шиловой, скажу, что встречалась с тобой, но между нами ничего не было и ты якобы после нашей встречи поехал к ней. Пусть она потом разбирается, куда ты делся… На этом мы выиграем минимум сутки… Где твое пальто? Мы отправляемся прямо сейчас, не откладывая!