Текст книги "Агентство «БМВ»"

Автор книги: Александр Кашин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

* * *

Как только служащие компании «Троя» уселись за свой комплексный обед, Игорь Кортнев вышел из особняка компании, взял такси и велел везти себя по Ленинградскому проспекту в сторону кинотеатра «Баку». Когда канареечного цвета машина миновала Белорусский вокзал и оставила позади поворот на улицу Правды, он вдруг неожиданно поймал себя на мысли, что ехать ему, в общем-то, некуда. Зато Игорю захотелось есть – у Сергея всегда было чем перекусить, но теперь рассчитывать на его запасы не приходилось. Заметив дешевую забегаловку с цветными полиэтиленовыми стенками, больше походившую на средневековый рыцарский шатер, нежели на место, где можно пообедать, Игорь хлопнул водителя по плечу и велел остановиться. С точностью до копейки отсчитав плату таксисту и равнодушно выслушав его ворчание, вице-президент Кортнев выбрался из «Волги» и вошел в забегаловку, приподняв ярко-зеленую пластиковую шторку.

Усевшись за столик в глубине заведения – подальше от входа, – Игорь принялся изучать вывешенное у стойки меню. Как у многих художников, у него было отличное зрение и он хорошо видел скудный перечень блюд со своего места. Оставалось только уточнить, достаточно ли у него средств, чтобы рассчитаться за самый скромный обед. Наутро после грандиозного семейного скандала у Игоря язык не повернулся попросить у Дианы денег и он отправился на работу с тем, что еще оставалось у него в карманах после похода в ресторан «Первая формула». Оставалось у него, признаться, немного – только-только чтобы заплатить за порцию сосисок с капустой или горошком и вернуться на такси в особняк компании.

О пиве не приходилось даже мечтать, а оно было бы весьма кстати – после коктейлей «Джордан», которым Игорь воздал должное в ресторане, голова у него гудела, как пустой котёл.

Большой, очень красивый и роскошно одетый Кортнев сразу же привлек внимание немногочисленных – их было всего двое – посетителей, и в особенности девушки за стойкой.

Утвердив локти на прилавке и уложив на ладони остренький подбородочек, она крикнула, обращаясь к Игорю.

Есть будете или, может, выпить хотите? У нас пиво «Холстен» холодненькое есть – как раз для вас.

Утверждение, что холодное пиво «Холстен» предназначалось именно для него, Игоря Кортнева, чрезвычайно позабавило вице-президента компании «Троя», и он решил сразу объясниться, чтобы хозяйка павильона не слишком рассчитывала на его кошелек.

Утром с женой поругался – ну и забыл бумажник, когда из дому выходил. Нервы, знаете ли… – Игорь одарил девушку ослепительной улыбкой кинозвезды. – Поэтому мы ограничимся двумя сосисками с горошком – есть очень хочется. А холодное пиво приберегите для более состоятельных клиентов.

Сидевшие в противоположном конце павильона парни в кожаных куртках переглянулись и стали заинтересованно рассматривать то Игоря, который, подсчитывая свои материальные ресурсы, вывалил на пластмассовую столешницу содержимое всех своих карманов. По этой причине взорам посетителей предстали золотая зажигалка «Кросс», ручка «Паркер» и брелок для ключей в виде серебряной головы царицы Нефертити. Свой выкидной нож и бумажник с документами Игорь благоразумно демонстрировать не стал.

Слышь, братан, – обратился к Кортневу один из «кожаных», поднимая в воздух длинную серебристую пивную банку и салютуя ей вице-президенту, – зачем отказывать себе в мелочах? Дай мне, к примеру, брелок с телкой – уж очень он мне понравился – а я тебе оплачу выпивку и закуску. Вернешься домой, с женой помиришься – новый брелок себе купишь. Ты, как я понимаю, парень упакованный, так что это тебе будет раз плюнуть.

«В самом деле, – подумал Игорь, – зачем отказывать себе в мелочах? А брелок я себе еще куплю – это он правильно заметил, – когда буду наконец при деньгах».

Ни слова не говоря, Игорь отстегнул брелок от связки ключей и швырнул его «кожаному». Тот ловко его поймал, со всех сторон осмотрел, взвесил на ладони и снова отсалютовал Игорю банкой.

Эй, девулька! – крикнул он, подзывая остролицую девушку, похожую на мышку. – Насыпай братану всего, что у тебя есть самого дорогого. И музыку включи, а то у тебя, как в погребе, – темно и скучно.

Игорь не успел и глазом моргнуть, как у него на столе появилась половина курицы-гриль, маринованная корейская морковь соломкой, салат оливье в пластмассовой коробочке и три серебристые банки «Холстена».

Во, братан, видишь, сколько ты всего по бартеру получил, – хохотнул «кожаный», заключивший с Игорем сделку, – Давай наворачивай. Кончится пивко – тебе ещё принесут.

Игорь не заставил себя долго упрашивать. Хлебнув с большим удовольствием холодного пива, он принялся за курицу, корейскую морковь и салат оливье. По мере того как содержимое стоявших перед ним бумажных тарелочек и пластмассовых коробочек убывало, кривая настроения Игоря стала ползти вверх. Через некоторое время он окончательно пришел в себя, властным жестом подозвал «мышку» и велел ей убрать со стола, после чего, вальяжно откинувшись на спинку стула и потягивая пиво, устремил взгляд прямо перед собой и застыл, время от времени едва заметно улыбаясь своим мыслям.

Здравствуйте, господин вице-президент, – послышался рядом с ним знакомый женский голос. – Рада видеть вас в добром расположении духа, а главное – в добром здравии. Боюсь только, что встреча со мной вряд ли вас обрадует. В таком случае прошу меня извинить – мне было просто необходимо с вами встретиться и поговорить.

Игорь в удивлении вытаращил глаза.

Батюшки, Мата Хари!

Она самая, – сказала Марина и, не спрашивая у Кортнева разрешения, уселась за стол. Неслышной тенью возникла «мышка», и перед Мариной появилась высокая банка «Холстена» – такая же, как перед вице-президентом.

Вы, господин вице-президент, по обыкновению уже успели всех обаять, – произнесла с улыбкой Марина, тоже приобщаясь к «Холстену». – У меня вообще сложилось мнение, что вы чувствуете себя в своей тарелке где угодно и можете с кем угодно ужиться – даже с Дианой Павловной.

Не произноси при мне этого имени, Мата Хари, – сказал Игорь, от хорошего настроения которого – как и предсказывала Марина – не осталось и следа. Наклонившись поближе к девушке, он добавил: – Если бы ты только знала, как я не хочу возвращаться – ни в эту проклятую «Трою», ни – тем более – к Дианке, но…

Марина поднесла указательный палец к губам и выразительно повела глазами. Игорь оглянулся. Услышав, что к посетителю обращаются «господин вице-президент», двое ребят в кожанках навострили уши, не говоря уж о девушке, похожей на мышку. По делу и без дела она так и норовила пройти мимо столика, за которым сидели Кортнев с Летовой, боясь упустить хотя бы слово из их короткой беседы.

Кортнев сразу все понял и поднялся со стула. Подхватив Маришку под руку и махнув на прощание своим случайным знакомым, Игорь откинул полиэтиленовый полог харчевни и вышел на улицу.

На улице говорить тоже как-то неудобно. – Марина зябко повела плечами. – Знаете что? Давайте поедем ко мне. Родители у меня сейчас на работе и вряд ли придут раньше семи. До тех пор мы успеем обсудить все, что нужно.

Приглашение, конечно, заманчивое, – произнёс Игорь, не без удовольствия оглядывая красивую фигуру Летовой. – Но я, Мата Хари, сразу хочу поставить тебя в известность, что денег у меня нет – даже на такси. Не хотелось у Дианки брать, вот и вышел, как говорится, пустой.

Пустяки, господин вице-президент! – Марина возвела на Кортнева свои русалочьи глаза, в которых вспыхивали веселые искорки. – За последнее время мне удалось очень неплохо на вас заработать. К тому же вчера вы «обедали» меня в ресторане. Так что за мной должок.

Девушка подошла к бровке тротуара и решительным движением вскинула вверх руку, подзывая машину. Долго ждать не пришлось, и скоро рядом с Мариной и ее красивым спутником затормозила бежевая «шестерка». Марина пригнулась к окну водителя, коротко с ним переговорила, после чего они с Игорем Кортневым забрались на заднее сиденье.

Когда «шестерка» тронулась, Марина обернулась к Кортневу и спросила:

Скажите, Игорь, вам не приходилось видеть среди сотрудников компании «Троя» субъекта, напоминающего обличьем киношного вампира? Я тоже с ним не знакома, но краткое описание его внешности, которым меня снабдили мои друзья, по-моему, весьма красноречиво.

Игорь вскинул глаза к обитой изнутри синтетическим материалом крыше «шестерки» и задумался. Зрительная память у него была великолепной, поэтому он не сомневался, что вспомнит человека, о котором упоминала Летова, если ему хотя бы раз довелось его видеть – пусть даже мельком.

Ни он, ни Летова не заметили, как стоявшая неподалеку от полиэтиленовой закусочной небольшая машина корейской марки «Киа» неожиданно тронулась с места и покатила вслед за ними. За рулем корейского автомобильчика сидела изящная хрупкая брюнетка лет двадцати шести с сиявшими азартом черными, будто из полированного агата, глазами.

* * *

Всю первую половину следующего дня Мамонов проверял данные, которые, как утверждал Гвоздь, ему удалось выколотить из Тимонина «короткими хлесткими вопросами». Очень быстро выяснилось, что напуганный Тимонин был, однако, себе на уме и кое-какие факты исказил. Как сказал Черкасов, он давал верные ответы лишь на те вопросы, к которым не был готов, и в этом смысле метод блиц-допроса Гвоздя оправдал себя полностью. Врал же он в тех случаях, когда у него имелись тщательно отработанные заранее запасные версии. Они срывались у него с языка с большей легкостью, чем истинные, потому что – если уподобить память колодцу – находились ближе к поверхности. Так, адрес и телефон матери Штерна оказались чистейшей липой.

Мамонов, признаться, Тимонина в расчет не принимал – так, мелкая сошка. Возможно, при случае Штерн использовал его в своих интересах, но в суть чрезвычайно прибыльного и столь же опасного ремесла, которым занимался, не посвящал. «Сукиному коту» это было ясно, как дважды два, но Гвоздя на розыски Глебушки он все-таки направил – тем более что десантник был готов разорвать Тимонина при встрече на куски, а это являлось гарантом того, что Гвоздь достанет его хоть из-под земли.

А Мамонову снова приходилось плясать от печки. Вызвав «ягуар» с шофером и прихватив с собой маленького юркого Шнелля, он покатил по знакомому уже адресу – в МАХУ. Теперь, однако, его целью были не пьяные разговоры с натурщицей Наташей, а встреча с официальными лицами, которых он в свой прошлый визит в Академическое художественное училище не застал.

Впрочем, в деканате он пробыл недолго. Сбежав по ступеням к своей большой тяжелой машине, Мамонов сразу же схватился за трубку мобильного телефона и торопливо набрал номер Черкасова.

Александр Николаевич? Чрезвычайное происшествие. Личные дела Игоря Кортнева, Сергея Штерна и еще четырех студентов одного с ними года выпуска похищены.

Да ну? – совершенно искренне удивился Черкасов. – Кто бы мог подумать? И когда это случилось?

Деканатская дама утверждает, что не видела их уже очень давно, – виновато произнес Мамонов, как будто это он был ответственным за пропажу.

Врёт она, твоя деканатская дама, как последняя блядь! – заорал в трубку Черкасов. – Иначе она не стала бы утверждать, что не видела дела именно этих студентов. Ведь архивные папки всем этим канцелярским крысам до лампочки – они их под ножки столов подкладывают! А уж в сами папки не заглядывают никогда – даже под угрозой расстрела. Так почему она запомнила именно эти? – Черкасов с минуту помолчал, а потом добавил другим, уже более спокойным голосом: – Не сомневаюсь, что ещё два дня назад все личные дела стояли на месте, потому что были никому не нужны. Иди и нажми на нее как следует! Наверняка до тебя к этой вобле из деканата кто-нибудь приходил и забрал эти папки. Не бесплатно, как ты понимаешь – оттого она и молчит, как партизанка на допросе. Так вот, узнай хотя бы, как выглядел этот любитель запыленных папок.

Всё сделаю, как вы велели, Александр Николаевич, – отрапортовал Мамонов, но потом вдруг замялся. Черкасов ощутил его сомнения даже на расстоянии.

Ну, что там у тебя еще?

Дело в том, Александр Николаевич, что в деканате полно народа, поэтому надавить на нее, как вы изволили выразиться, будет… хм… несколько затруднительно. При всем том ждать, когда закончится рабочий день, я просто-напросто не могу – времени нет. Если за лапками и вправду кто-то приходил, то он и без того опередил нас – и весьма основательно.

М-да, незадача, – проворчал Черкасов. – Надо срочно что-то придумать, чтобы выманить эту крысу на улицу…

* * *

Гвоздь с Турком поехали по адресу, указанному в паспорте Тимонина. С этим Гвоздь особенно не спешил – не больно-то верил, что застанет Глебушку дома: если парню хватило ума складно врать, когда ему к горлу приставили нож, то уж сообразить, что это не останется без последствий, он был прямо-таки обязан. Гвоздь больше рассчитывал на родственников замухрышки. Не на жену, конечно: стоило бросить на Глебушку взгляд, как становилось ясно, что у этого неряхи с неопрятной бородой жены нет и быть не может. А есть у него, скорее всего, пожилая и немощная мать, которая – даже при большой любви к сыну – не в силах отнести в чистку его грязный плащ, выстирать ему джинсы или хотя бы в малой степени наладить его быт.

Гвоздь почему-то склонялся к мысли, что мать у Глебушки именно немощная, а не старая. Хотя заскорузлому графику можно было дать навскидку лет сорок, а то и все сорок пять, по паспорту он оказался старше своего тридцатилетнего приятеля Штерна всего на два года.

«Не мужик, а прямо помазок какой-то, – размышлял Гвоздь, пока Турок, лихо выкручивая руль, кружил по переулкам в районе Таганки, отыскивая указанные в Глебушкином паспорте улицу и дом. – А все потому, что в армии Тимонин этот, скорее всего, не служил и дисциплины настоящей не знает. Небось и за матерью своей не больно-то ухаживает», – покачал головой Гвоздь, будто ему и впрямь было какое-то дело до матери Тимонина. Впрочем, в каком-то смысле предстоящее свидание и в самом деле затрагивало недоразвитые чувства десантника.

Гвоздю мало улыбалась перспектива иметь дело с больной женщиной.

«А вдруг она парализованная? – невольно задавался он вопросом. – Лежит себе на кровати в луже мочи и не разговаривает, а только мычит. В принципе, – подумал Гвоздь, – это объясняет, почему Тимонин похож на жопу, но только мне от этого не легче. Вряд ли из такой что-нибудь вытянешь. Хоть огнем ее пали».

Дом, где согласно штампу о прописке проживал Тимонин, оказался вполне приличным и сравнительно новым – не таким, как большинство окружавших его строений, которые, казалось, реставрации уже не подлежали.

Вперив взгляд в табличку с названием улицы и номером дома и еще раз сверившись с Глебушкиным паспортом, Гвоздь после некоторых колебаний вошел в чистый, ухоженный подъезд и, захлопнув за собой дверцу лифта, поднялся к квартире № 40.

Сразу к квартире пройти не удалось: лестничную клетку, на которую выходили три двери, перекрывала еще одна – стеклянная, запиравшая вход в «предбанник». Рядом со стеклянной дверью висели три пластмассовых четырехугольника с номерами квартир – № 40, № 41, № 42 – и были вмонтированы три звонка – абсолютно одинаковых.

Вопреки обыкновению, Гвоздь, прежде чем приступить к делу, заколебался. В голову ему неожиданно пришла старая охотничья пословица – «сороковой медведь – роковой», – и он невольно отдернул палец, уже занесенный над кнопкой.

Это, однако, продолжалось не более минуты. Десантник помотал головой, будто отмахиваясь от наваждения, пробормотал – «Тьфу ты, напасть какая!» – и, вторично протянув к звонку руку, надавил на черную пуговку.

В левой руке он держал раскрытый паспорт Тимонина, который должен был послужить ему пропуском для проникновения сквозь стеклянные двери «предбанника» в квартиру № 40, где – по его расчетам – маялась тяжким недугом несчастная Глебушкина мать.

* * *

Борь, а Борь, что это за тачка за ними пристроилась? – спросила Валентина, когда немногословный Боря вырулил на автостраду и поехал так, чтобы не терять из виду кургузой, будто срезанной, кормы корейской машинки.

Да что тебе за дело, какая тачка? – проворчал Борис, втыкая себе в рот «пегасину» и вдавливая в гнездо прикуриватель. – Ну «киа» корейского производства – очередная азиатская мыльница. Ты лучше на водителя посмотри. Ума не приложу, кто это?

Борис придавил педаль газа, и его москвичонок немного прибавил прыти. Расстояние между автомобилями уменьшилось, и Борис с Валентиной чуть не прилипли к ветровому стеклу, пытаясь рассмотреть, кто же сидит за рулем машины, которая, будто приклеенная, следовала за бежевой «шестеркой».

Деваху эту не знаю, но уже хорошо, что это не домашний вампир Шиловой, – с удовлетворением произнес штатный водитель агентства «БМВ», получивший, наконец, возможность увидеть аккуратно подстриженный девичий затылок, который едва возвышался над подголовником сиденья.

Хрен редьки не слаще, – скептически поджав губы, высказала свое мнение Валечка. – У Шиловой и мужики, и бабы – все как на подбор – одна нечисть. Черт! – забеспокоилась она и нервно забарабанила пальцами по черной пластмассовой облицовке приборной доски «москвича». – Я же её как-то раз видела, только не в особняке на Лесной, а в личном Дианкином офисе у метро «Кропоткинская».

После разговора с Летовой Борис и Валечка пришли к окончательному выводу, что Шилова Марине не доверяет и даже в определенном смысле ее опасается, а значит, наблюдение за ней установит обязательно. Оставалось только выяснить, кто персонально будет его осуществлять.

Знаешь, Валь, а ведь Маринад везет его к себе домой, – сказал между тем Борис, когда бежевые «жигули», в которых ехали Летова и Кортнев, свернули в сторону Замоскворечья. Туда же направилась и маленькая синяя «киа».

Ну и правильно делает, – сварливо отозвалась Валечка, лихорадочно пытаясь про себя вычислить, в каком отделе своего офиса Шилова нашла подходящую сотрудницу, чтобы следить за Летовой. – Она же теперь выступает в роли коварной соблазнительницы, а куда же соблазнительнице вести свою жертву, как не в собственный будуар.

Скажи лучше «блудуар», – хохотнул Борис, стараясь вести машину так, чтобы не привлекать к себе внимания черноволосой девушки, сидевшей за рулем «киа». – У меня такое ощущение, что она отомстит-таки Шиловой за свои страхи и унижения и переспит когда-нибудь с нашим красавчиком.

Ну и пусть переспит, – отозвалась Капустинская, которая уже пришла к кое-каким выводам насчет личности хорошенькой владелицы «киа», но прежде чем сообщить о них Борису, хотела еще разок глянуть на девушку – вблизи. – Он нравится Маришке – это же очевидно. А много ли у неё, бедняги, радостей? Да никаких – сплошь слежки, шляние по холодным улицам, заатеванным лестницам и по квартирам. Ну и конечно, разговоры с людьми – далеко не всегда приятными. Человеку же без радости жить трудно. Особенно женщине. Она вянуть начинает, стареть… Короче, если такое случится и Маринка урвет от судьбы свой кусок счастья, я тоже порадуюсь – вместе с ней.

Думаешь приобщиться к оргазмам Летовой? Дохлый номер. Они на расстоянии не передаются, – ухмыльнулся Борис, резко сбрасывая скорость, поскольку в этот момент бежевые «жигули», а следом и синяя «киа» въехали один за другим в довольно обширный двор дома, где жила Летова. Боря ни в коем случае не хотел засвечивать свою машину перед сотрудницей Шиловой, а потому, сразу посерьезнев, обратился к Капустинской:

Где встанем? Не во дворе же? Эта брюнеточка запомнит нашу машину, а она нам еще пригодится.

Да вставай ты где хочешь – хотя бы здесь, у магазина. Поскорее только! Нам надо войти во двор и, изображая прогуливающуюся парочку, понаблюдать за тем, что предпримет эта стервочка. Поторапливайся, Борька, Богом тебя прошу!

Боря припарковал машину у какого-то ларька, и они с Капустинской устремились во двор. И вовремя! Навстречу им из двора выруливала «шестерка». Это означало, что Летова с Кортневым уже высадились и вошли в подъезд. Синяя «киа» стояла в дальнем конце двора – как раз на том самом месте, где Борис с Валентиной обычно дожидались Маринку, когда за ней заезжали.

Валентина потянула Бориса за рукав к лавочке у одного из подъездов.

Садись, – скомандовала она. – Позволяю тебе целовать меня и тискать. Да не так! – вскричала женщина, когда Борис на полном серьезе попытался залезть ей за пазуху. – Понарошку! И не перекрывай мне обзор своей башкой. Вот теперь хорошо, молодец! Ты в ее сторону не смотри – пристальный взгляд мужчины всегда притягивает к себе внимание женщины. Я сама буду тебе говорить, что и как.

Сделав вид, что она прикипела к губам Бориса поцелуем, Капустинская стала шепотом комментировать происходящее:

Шиловская стервоза вылезла из тачки и бродит по двору. Похоже, не имеет представления, куда выходят окна Летовой – во двор или на улицу. Кстати, ты не помнишь, куда они в самом деле выходят?

Борис, воспользовавшись ситуацией, смачно чмокнул Капустинскую в накрашенные губы и сказал:

Во двор, это точно.

Но ведь эта жопа об этом не знает. Значит, сейчас начнет наводить справки. Погоди! Я её вспомнила – это Аношкина, пресс-секретарь или пресс-атташе – уж и не знаю, как Дианка называет эту маленькую дрянь. – Валечка до того разволновалась, что невольно повысила голос, и Борису снова пришлось её целовать – в конспиративных целях.

Ишь, присосался, – зашипела как змея Валечка. – Я тебе не жена. Ты к жене своей присасывайся – семья крепче будет! Ой! Куда это она пошла? Что это за железная дверь в полуподвале?

Борис чуть поворотил голову в сторону.

По-моему, она пошла в ДЭЗ.

Ну тогда она быстро все разнюхает. Аношкина эта, судя по всему, способна в задницу без мыла влезть, иначе Шилова бы ее при себе не держала.

И что же она будет делать потом?

А вот сейчас увидим. Ты, Борька, не волнуйся, долго ждать не придется.

Слушай, – сказал Борис, снова осторожно поворачивая голову в сторону металлической двери, за которой скрылась хрупкая брюнетка. – Если ты эту Аношкину видела, то, значит, и она тебя. А ну как узнает?

Ну… – неопределенно пожала плечами Капустинская. – Это всего разок-то и было. Когда я ещё только затевала дело с агентством и пошла, дура, к Шиловой за консультацией. Аношкина тогда в предбаннике у Дианки сидела, с ее секретаршей Зинаидой трепалась. Как я понимаю, приносила рекомендации, чтобы устроиться на работу в компанию «Троя». Вот и устроилась – в шпионки. Тихо! Она идет! Целуй меня, Борька, целуй!

Борис послушно и не без удовольствия приник к пухлым губам Капустинской, а заодно стиснул в объятиях и ее пышные формы. Поскольку Аношкина не пошла сразу к подъезду дома Летовой, а неожиданно вернулась к машине, Капустинская не стала заострять внимания на этих незаконных ласках. Она буквально пожирала глазами сотрудницу концерна «Троя», чьи маневры во дворе пока представляли для нее загадку.

Загадка, однако ж, скоро разрешилась. Хрупкая Аношкина с видимым усилием стащила с заднего сиденья огромный кожаный кофр, в каких телевизионщики носят аппаратуру, повесила его себе на плечо и, прогибаясь от тяжести, направилась к подъезду дома, который стоял как раз напротив дома Летовой.

Ты представляешь! – отчаянным шепотом зашелестела Капустинская, не сводя округлившихся глаз с Аношкиной и её кофра, – эта стервоза привезла с собой видеокамеру. Профессиональную. Оглянись, посмотри, уже можно!

Боря осторожно покрутил головой и засек кофр в самый последний момент – когда Аношкина уже закрывала за собой дверь.

Мда, – почесал он в затылке, – будь это дрессированный вампир Шиловой, я бы решил, что в этом кофре скрывается реактивный гранатомет.

Будет и гранатомет, – сказала Капустинская, – если этой стерве удастся заснять, как муженек Шиловой развлекается в постели с нашей красоткой.

Думаешь, сегодня это возможно? Они встречаются всего-то в третий раз.

В наше время все возможно. Уж больно Маришка на Шилову зла. Ну и потом – не забывай, что она без ума от Кортнева. Так что к чему откладывать? – Валентина выразительно посмотрела на Бориса. – К тому же теперь у неё работа такая – соблазнять. А задача Кортнева – если он, конечно, потянет – искушению не поддаваться. Так придумала Великая Шилова!

Борис скрестил на груди руки и чуть отодвинулся от Капустинской.

Опять твои бабские штучки? Ты ведь сама знаешь, что Кортневу не устоять. А это означает для него смертный приговор. В том, конечно, случае, если Шилова узнает. А она узнает. – Боря кивнул головой в сторону подъезда, где скрылась Аношкина. – Может, у Летовой хватит все-таки ума задернуть шторы?

А секс при свете пикантнее, – мгновенно отреагировала Валентина. – И ещё – вспомни кофр. Там наверняка есть сильный телевик, а с его помощью даже сквозь щелку в шторах заглянуть можно. А то, глядишь, Аношкина прихватила с собой направленный микрофон, который способен записывать разговоры на расстоянии сотни метров от источника звука. Даже если Летова задернула шторы, но оставила открытой форточку, Шилова вместо видеозаписи получит аудиокассету с эротическими стонами, вскриками, а главное – разговорами, что в тысячу раз опаснее. И для Кортнева, и для Летовой, да и для нас с тобой тоже. Шилова поймет, что мы выступаем на этот раз против неё. Летова-то собиралась рассказать Кортневу все!

Они помолчали. Угроза мести Шиловой, которая поначалу казалась им весьма эфемерной, вдруг предстала во всей своей грозной реальности. То, что у Дианы хватит могущества разделаться с кучкой каких-то жалких дилетантов, вроде сотрудников агентства «БМВ», ни у кого из них сомнения не вызывало.

И Маришку Дианка тоже грохнет. Даже если она справится с заданием. Вернее, именно из-за того, что справится, – с тоской в голосе сказал Борис. – Как говорится, одно другому не мешает. Шилова не позволит жить на свете женщине, с которой ей изменил муж. Знаешь, – Борис повернулся к Валентине, – пойду-ка я гляну на окна Летовой. Задернуты у нее шторы – или нет. И открыта ли форточка. Надо же что-то делать? Ну хоть что-нибудь!

Не смей! – крикнула Капустинская, хватая Бориса за рукав и с силой, которой он в ней прежде не подозревал, снова усаживая его на лавку. – Что-то делать действительно надо, но выходить на середину двора и высматривать окна Летовой опасно. Аношкина мигом тебя срисует. У нее же весь двор как на ладони. Только эта скамеечка находится, так сказать, в «мертвой зоне».

Капустинская поднялась на ноги и отошла от скамейки на шаг, после чего окинула Бориса критическим взглядом.

Борька, а у тебя в багажнике ватник есть? – вдруг спросила она и неожиданно улыбнулась.

Ну есть, положим, – сказал Борис, в недоумении поднимая на нее глаза. – Только грязный очень. Я на нем под тачкой лежу.

Тем лучше, – сказала Капустинская, блеснув глазами. – Может, и веревка найдется?

Вот чего нет, того нет. А стальной буксир не подойдет?

Что ж мы, фашисты какие? – Капустинская продолжала развивать какую-то свою мысль, но Борис никак не мог взять в толк, куда она клонит. – Раз верёвки нет, принесешь рулон пластыря из аптечки. И ножичек какой-нибудь прихвати. Ножичек-то у тебя есть, а?

Ножичек найдётся, – мрачно ухмыльнулся Борис. – Да и кое-что другое тоже имеется – погорячее. – Борис оглянулся, распахнул куртку, и Валентина увидела торчавшую у него из-за пояса рубчатую рукоятку пистолета «ПМ». – Когда из армии увольнялся, на память прихватил. Да и потом, какое ж это, к чёрту, частное агентство, когда ни единого ствола нет? Только зачем тебе все это? Валентина сощурила глаза.

О твоем «погорячее» мы с тобой после поговорим. Но сейчас эта штука очень даже к месту. Не забудь только на предохранитель поставить. – Валентина присела рядом с Борисом и, вцепившись ногтями в его черную шапочку-презерватив, сорвала её с головы своего компаньона.

Ты что – очумела? – Борис невольно провёл рукой по обнаженной, коротко остриженной голове. – И вообще – о чем это ты поешь? Ни хрена не понимаю!

Значит, так, Боренька, – скомандовала Валентина. – Я в агентстве главная, поэтому изволь делать, что тебе говорят. А поймешь ты все потом. И очень скоро. А сейчас беги к машине и быстренько переодевайся. Напяливай ватник, хватай пластырь – и быстро сюда. Нет, постой. – Она помедлила, что-то соображая. – Сначала наденешь ватник, а поверх куртку накинешь. Я посмотрела – она у тебя китайская, безразмерная, значит, налезет. Ну а теперь – беги!

Что было делать? Борис двинулся к машине. Не побежал, конечно, но пошел довольно-таки быстрым шагом. Он знал, что, если Валентина забрала себе что-нибудь в голову, спорить с ней бесполезно.

Пока Борис отсутствовал, Валентина достала из сумочки маникюрные ножницы и сноровисто расправила его черную шапочку на колене. Без подворотов этот головной убор можно было натянуть до самой шеи. Другими словами, он полностью закрывал лицо. Прикинув так и эдак и приложив в нескольких местах к шапке пальцы, Валентина вырезала в черной шерсти три дырки – две для глаз и одну для рта. После этого, аккуратно собрав крохотные кусочки шерсти, положила их вместе с ножницами в сумочку, а шапку спрятала под пальто – на груди. Потом, тихонько ругнувшись, снова открыла сумку, достала сигареты и зажигалку и, закурив, стала дожидаться Бориса.

Подошел Борис в куртке, наброшенной на ватник, и молча сел рядом.

Не глядя в его сторону, Валентина заговорила, но уже совсем по-другому, без шуток – коротко и деловито.

Слушай меня и не перебивай. Кортнев с Лето-вой находятся в квартире не более получаса, так что, надеюсь, в постель еще не легли. Но лягут, можешь мне поверить. И тогда Аношкина примется за работу. Мы этого допустить не можем. Держи. – Валентина слазила за пазуху, вынула шапку с дырками для глаз и рта и протянула Борису. Тот, увидев свой изуродованный головной убор, хотел было возмутиться, но сдержался и ничего не сказал. Капустинская продолжала говорить все тем же ровным, размеренным голосом, сделав вид, что не замечает недовольства Бориса. – Шапку наденешь в самый последний момент – на лестнице. Вид у тебя будет жуткий, можешь мне поверить. Особенно если ты явишься в грязном ватнике, а потом, когда обнаружишь у окна на лестничной клетке Аношкину – вытащишь свою пушку. Разговаривай с ней грубо и низким голосом. Короче, постарайся нагнать на нее как можно больше страха. Пусть описается. Это, доложу я тебе, самый лучший критерий. Но не забудь с самого начала заклеить ей пластырем рот – иначе всем нам хана – вопить будет, как резаная.

Валентина перевела дух и продолжила свои наставления. Все время, пока она говорила, Борис молчал и больше уже не выражал неудовольствия или каких-либо других чувств или эмоций. В это время он мысленно проигрывал всю операцию про себя, как делал это прежде, в армии, когда его роту посылали на учения и ставили перед ней боевую задачу.