Текст книги "Два дурака на чемодан алмазов (СИ)"
Автор книги: Александр Богатырев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)
Смит просверлил своим взглядом Григория. Но тот глаза не отвёл. Даже наоборот, жестом предложил открыть папку и посмотреть.
Полковник медленно перевёл взгляд на папку и таки её открыл. Долго изучал первый лист. Потом, как-то очень осторожно перевернул страницу. Ещё страницу… Ещё.
Бросил взгляд на Григория, на Василия, но увидел лишь лёгкую заинтересованность на их лицах.
Вернувшись к просмотру он как-то нервно пролистал папку. Но каждый лист он изучал внимательно.
– Это Исии? – спросил он однажды показав братьям одну из фотографий.
– Да сэр. – ответил Василий. – Исии Сиро. Проводит эксперимент на человеке. Живом. Пока живом. К концу эксперимента подопытный умрёт.
– Но это же… Это же белый человек! – воскликнул Смит.
– За что сэр, полагаю, буры должны иметь особый счёт к Доктору.
– То есть, они его выкрали? – догадался Смит.
– Да. Многие исчезнувшие в Трансваале, и вообще в Британской Южной Африке – их рук дело, а не зубов местных крокодилов.
– Но зачем они это делали? Ведь рядом было много негров!
– Негров они также употребляли для экспериментов. Как лабораторных крыс. Этих негров покупали у окрестных племён. Племена тех негров брали в плен у соседей и продавали Доктору. Обычный бизнес в тех местах.
– Но вы не ответили, почему они крали и белых – не сдавался Смит.
– Вы наверняка уже догадались. – ехидно заметил Григорий. – На белых испытывались методы заражения болезнями. Ведь применяться то оружие должно было прежде всего именно против европейцев. Они, как истинные исследователи, естественно, проверяли как та или иная бацилла, тот или иной метод заражения будет действовать на представителя расы-цели.
– Но зачем же такие зверства?
– Они не только заражение болезнями исследовали. Они исследовали и другие моменты. Например, как европейцы выдерживают то или иное физическое поражение.
Григорий чуть пододвинулся поближе к полковнику и отлистнув назад ткнул пальцем.
– Вот тут – была испытана ручная граната. Кто-то умер сразу, а кто-то умирал долго и мучительно. В течение нескольких дней. И всё это тщательно фиксировалось учёными «отряда 631». Как умирают, от чего умирают и так далее.
Наверное у Смита всё-таки не выдержали нервы. Он решительно захлопнул папку и посмотрел на братьев. Григорий оценил состояние полковника и невысказанный вопрос.
– Можете взять этот экземпляр. – кинул он Смиту. – это копия.
Смит, с трудом сохраняя каменное выражение лица, важно кивнул и на несколько сантиметров придвинул папку к себе. Обозначая согласие.
– Вас наверное мучает вопрос – продолжил наступление на Смита Григорий, – является ли «проект» Доктора Исии единичным случаем и нельзя ли списать всё на то, что он был психопатом.
Смит всем своим видом показал, что сильно заинтересован.
– Могу вас сильно огорчить, сэр: «не является». – продолжил Григорий. У них там, на островах Японского архипелага, всегда не хватало места для проживания. И, естественно, еды. Поэтому отношение к жизни врага там – утилитарное. Только убить. Причём всех. И воина и его семью. Вы, наверное, обратили внимание на фото японца демонстрирующего наколотого на штык младенца?
Смит кивнул.
– Вот я об этом и говорю, сэр.
– Вы как-то спокойно об этом говорите. – высказался Смит.
– А то, что содержит эта папка, – Григорий красноречиво кивнул на лежащую перед полковником. – это сотая доля того, что реально мы там видели. Успели как-то привыкнуть.
– Однако, сэр, в вашей книге это как-то совсем не проговаривается.
– Ауч! Сэр! – вдруг взвился Василий, как будто прикоснулся к чему-то раскалённому. – Как мы могли всё это записать в книгу, предназначенную для массового читателя?!! Если вы увидев фото еле сдерживаете позывы к рвоте, то что было бы с бедной Европой, если бы мы описали всё как есть? Все, кто умеет читать лишились бы рассудка. Мы ещё не сошли с ума.
– Вы правы. – Согласился Смит. – прошу меня простить.
Щека у полковника дёрнулась в тике.
Когда замяли, Смит решил закруглить тему.
– Можно ли с японцами договориться?
– Вряд ли. – В академическом тоне ответил Григорий. – Они считают себя даже не богоизбранной, а божественной нацией, у которой все остальные, должны быть в услужении. Как рабы. Не зря у них все окружающие кто не японец – гайджин. Конечно, какие-то временные договорённости вам удастся заключить. Но не более. Они рвутся со своих островов. И движет ими сильная обида. Они считают себя смертельно оскорблёнными. Со времён адмирала Перри.[31]31
Адмирал Мэттью Кэлбрейт Перри. Успешно провел дипломатическую миссию в Японии (1852–1854), которая завершилась подписанием Канагавского договора, первого соглашения между изоляционистскойЯпонией и США. В американской историографии традиционно оценивается как лицо, открывшее Японию Западному миру. Т. е. пришёл со своей эскадрой и под страхом расстрела городов из пушек своей эскадры принудил самураев заключить договор.
[Закрыть]
И готовы отомстить. Чего бы им это ни стоило. А кодекс самурая им диктует: победа или смерть. Вот так!
Смит задумался и надолго.
– Но что вы бы рекомендовали делать в этом случае? Ваше мнение.
– Торговать. Но так, чтобы японцы не могли построить себе сильную армию, а тем более сильный флот. Очевидная мера.
После, разговор, как и предполагалось изначально, снова вернулся к эболе. Тут братьям пришлось пересказать все те рекомендации по карантину, что были ими озвучены ранее. И которые для полковника никак откровением не были.
Василий тут осторожно поинтересовался динамикой развития эпидемии.
Эпидемия, хоть и развивалась, но не так быстро как многие опасались.
– Если так, – поспешил успокоить Смита Василий, – это не тот штамм, который вывел Доктор. Иначе бы заболевших было бы в сотню раз больше. Но это, естественно, не повод для вас расслабляться. Карантин должен быть как при серьёзной эпидемии чумы.
Смит, проявив изрядную проницательность при этом поинтересовался
– Не ведутся ли работы по поиску лекарств и от чумы?
На что получил твёрдый утвердительный ответ и заверения, что первые варианты лекарства, убивающего именно бациллу чумы, вскоре поступят на испытания.
– Эти исследования нами ведутся очень давно. И, кстати, то, что мы сказали в книге – тоже правда. Доктор Исии вышел на нас именно потому, что знал о наших исследованиях. И нам очень хотелось бы узнать как. Так что вам, в Англии стоило бы проверить не есть ли там на Островах неких шпионов от Сёгуната. Также и в Африканских администрациях. Лекарство от чумы он не получил. Поэтому он и не смог сделать из неё оружие. У него оставался только один вариант – с пандемией. И с надеждой отсидеться на своих островах пока болезнь не выкосит континенты.
При этих словах полковник как-то ещё более вытянулся в своём кресле. Но вскоре беседа ушла от «происков самураев доктора Исии» и он снова слегка расслабился.
Как ни странно, но разговор про эболу послужил той темой, на которой Смит расслабился. Под конец он весьма оживлённо беседовал с братьями на вполне светские темы. Но, что немедленно отметили братья, в ходе этих ни к чему не обязывающих речей, Смит довольно ловко попытался прощупать братьев и их связи.
Увидев это, Григорий как-то невзначай «брякнул» про «петуха Уинстона и его шпагу». Когда же Смит попытался выяснить кто это, Григорий «легкомысленно» отмахнулся, сказав:
– Ставлю десять фунтов за то, что он нас уже давно и благополучно забыл.
На этом и закруглились.
Когда же Смит ушёл, оба дружно подпрыгнули.
– Есть, есть, есть!!! – размахивая в воздухе кулаками воскликнул Григорий. – заглотил не только с крючком, но и с поплавком!
– Гы! И удочку тоже! – заржал Василий.
– Как ты думаешь, «оговорка» с «петухом Уинстоном» им там шизофрении добавит?
– Обязательно! Но главное… Чую, что Русско-Японской войны НЕ БУДЕТ!!!
– ТОЧНЯК!
* * *
Вообще производство стрептомицина, Василий задумал сразу же по приобретении достаточных площадей под будущую фармакологическую фабрику. Но помня что наиболее употребительным был пенициллин, он кинулся делать производство именно его.
Стрептомицин был и есть довольно специфическим лекарством. Если пенициллин убивал так называемые грамположительные бактерии, то стрептомицин грамотрицательные. А в эту категорию бацилл входили такие «весёлые» инфекции как туберкулёз и чума. Особенно чума. И именно в этой специфике, заключалась главная трудность введения лекарства в оборот.
Ясное дело, что после получения достаточных объёмов сего препарата, необходимо было сделать клинические испытания. Но на ком?
Первая категория «подопытных» это, естественно, люди больные туберкулёзом. Но эта болезнь не такая, как например, воспаление лёгких, вызванная «обычными» инфекциями, или та же гангрена. Туберкулёз протекает медленно, лечится часто годами. Поэтому, введение в оборот этого лекарства могло сильно затянуться. Серьёзно помочь могло только какое-то заболевание, которое протекает быстро. Но быстро протекает чума. И на людях сие испытывать – только в условиях реальной эпидемии. А «за эпидемией» ехать далеко. И долго.
Значит, надо было показать эффективность лекарства на животных. Что и было сделано, но только в случае роганивара. На тех же крысах и собаках испытать медикамент в случае воспалений, нагноений и гангрен было вполне реально.
Но тут возникла проблема.
Где проводить эти опыты с той же чумой?
В городе проводить, да ещё таком большом как Питер – сверхопасно. Значит, надо было строить некую лабораторию по испытаниям или искать уже существующую. Вообще хорошо было бы иметь свою, для испытаний других лекарств. Не обязательно от сверхопасных инфекций.
Пришлось снова ставить всех на уши и искать возможности. Возможность эта объявилась в тридцати верстах от Питера. Там быстро приобрели и быстро перестроили – больше достроили – большое каменное здание бывшей помещичьей усадьбы. До морозов уложились. Но после, всё дело чуть не встало. С оборудованием лабораторий, обучением персонала дело сильно затянулось. Ведь лаборатории должны были полностью исключать возможность выхода инфекции за пределы «Центра по испытаниям». Слегка эти процедуры и методы отработали, когда испытывали роганивар.
А вот с чумой… С чумой дело реально встало. Мёртво.
Страшно было.
И не только самому Василию, который первый подал идею. Страшно было и «шефу» этой лаборатории, по совместительству экстраординарному профессору Военно-медицинской академии Николаю Павловичу Кравкову. Но одновременно, сами перспективы, открывающиеся с введением стрептомицина в оборот были настолько серьёзными, что породили сильный энтузиазм среди персонала.
Пока договаривались с «Фортом Александр» где уже несколько лет работала лаборатория по изучению чумы, подоспела эбола.
Эбола, которую всё-таки притащили англичане на свою территорию. Несчастье было конечно, большое. И не только для англичан. Разведка работала не только в Англии. Но и в России. Эта самая разведка вполне успешно раскопала что происходит в Корнуоле и Девоне. И доложила кому следует.
Вышесидящие, прочитав донесения, не на шутку испугались. А вспомнив метания «какого-то Кравкова» с чумой, тут же наложили вето на любые опыты с бациллой на крысах и вообще животных. Сотрудники «форта Александр I» сами вышли на производителей попросили на испытания медикамент.
Тут, паника связанная с эболой «укусила» какого-то из высоких сановников, и он попытался даже закрыть исследования в «форте Александр». Пока шла переписка между инстанциями, дело заглохло. Что-то на крысах сделать успели. Общая уверенность, что таки найдено лекарство от чумы было. Но статистику набрать не успели. Да так или иначе надо было переходить на опыты в реальных условиях, в реальных очагах чумы и на реально заболевших. А это ещё больший «геморрой».
Учитывая же известную бюрократию и неспешную переписку между ведомствами сие дело могло затянуться на год-два. Николай Павлович схватился за голову. Но унывать не стал. Стал наоборот ещё более активно пробивать идею экспедиции медиков в Китай, в очаги чумы. Как раз для испытаний того самого средства, которое братья опять не могли никак назвать. Самое дурацкое название, пришедшее им в голову сразу – антипест.[32]32
Pestis (лат.) – чума.
[Закрыть] Его зубоскалы из лаборантов тут же сократили до «антипа».
Первая партия уже пошла на экспериментальное лечение лёгочной формы туберкулёза. Но и там в клинике туберкулёзников, за неимением более звучного названия продолжали склонять медикамент «Антипом». И медики-скептики, и энтузиасты, посмеиваясь, однако продолжали применять его, в надежде как минимум отдалить страшный конец своих пациентов.
И тут…
* * *
Покрутившись достаточно долго по слякотным улицам окраин Питера, убедившись, что за ним нет «хвоста», Александр вышел, наконец, к неприметному дому. Одной из явок, где последнее время собиралась его группа.
Последний год для Александра прошёл как в угаре. Получение диплома врача Харьковского университета, написание первой философской книги, проскочили как в калейдоскопе. Он каким-то чудом избежал ареста и мыкаясь по явкам и конспиративным квартирам добрался до Питера.
Собственно, он и не планировал никак изначально, попасть именно в Питер. Но так сложилось.
Тут тоже было своё подполье РСДРП к которому, собственно, он сейчас и принадлежал, взяв псевдоним «Богданов». Пока этого хватало, чтобы полиция к нему не цеплялась. Хоть и выглядел он как заправский студент-смутьян. Возможно не цеплялись потому, что косил своей внешностью «под царя-императора» с кем небольшое сходство реально имел. Впрочем, как и многие в империи, кто отращивал бороду клином и не забывал за ней аккуратно ухаживать.
– Моё почтение вам Софья Николаевна! – входя в дом после необходимых процедур сказал Александр. – Как ваше здоровьичко? Как племянник? Уже выздоровел?
– Ох! Сан Саныч! Дай вам Бог здоровья и долгие лета! Моё здоровьичко – слава богу! А за племянничка вам несказанна благодарность! С того света, почитай, вернулся, вашими стараниями. Лекарство, что вы достали – просто чудеса творит!
Сан Саныч ухмыльнулся в бороду.
– Я искренне рад за вас! – поклонился он хозяйке и тут же спросил понизив голос. – Наши там как… собрались?
– Да-да! Проходите. Уже ждут.
В комнате было довольно темно. И сидевшие вокруг большого застеленного серой скатертью стола люди были слабо видны. Для неспешного разговора не мешает. И когда окончательно стемнеет – вечер уже – тоже не страшно. Но конкретно сейчас для Александра нужно было хорошее освещение. Чтобы видеть лица своих товарищей.
Он поздоровался с присутствующими, подошёл к столу, поставил на стул свой докторский саквояж и зажёг свечу посреди стола. Это слегка заинтересовало присутствующих. Так начинались либо чтения каких-то листовок, либо чтение нелегальной литературы. Но продолжение удивило всех.
Александр вынул из своего саквояжа два объёмистых пакета в которых что-то мелодично звякнуло. Явно стекло.
– Это – роганивар. – указал Богданов на первый пакет. – Свежая партия. Для наших товарищей, кто болен – первейшее средство. Особенно для тех, кто ранен и у него воспаление. Вы знаете, что сейчас, когда люди поняли что это за лекарство, достать его стало довольно трудно. Поэтому – это будет наш запас на чёрный день.
Он отодвинул в сторону первый пакет, и выдвинул на его место второй.
– А вот это, товарищи, лекарство от туберкулёза.
Данное заявление вызвало заметное оживление среди собравшихся. Страшная болезнь косившая многих прошедших тюрьмы. Да и не только их. Её боялись многие. Ибо её диагноз являлся смертным приговором.
– Достал я его под страшным секретом. Прямо на фабрике. Как – не спрашивайте. Но, надо отметить, и оно тоже лечит. Не так быстро как роганивар воспаление лёгких, но лечит. И ещё… Как мне объяснили, это лекарство лечит чуму. Не только туберкулёз.
– И… как лечит? – почти с опаской спросил один из присутствующих.
– Если заболел и тебя начали лечить этим лекарством – скорее всего выживешь и выздоровеешь. Шансы помереть, один к десяти. Смею заметить, что если не лечить всё наоборот: шансов выжить один к десяти.
– Серьёзно немчура работает! – подивились собравшиеся. – Это всё те же Эсторские?
– Да они.
– И к чему речь товарищ? Намечается поездка в края где чума? – задал вопрос один из тех, кто выглядел старшим.
– Почти. – загадочно обронил Александр улыбнувшись в усы.
Последнее заявление ещё больше заинтриговало.
– Дело в том, что я предлагаю помочь этим буржуям.
– Эсторским?
– Да. Дело в том, что царизм душит все научные исследования. А братья как раз учёные. Не только фабриканты. Они сделали лекарство от чумы. Они также сделали роганивар и лечили бесплатно многих бедняков. Своих рабочих они лечат именно бесплатно. Всегда. Да ещё говорят, что государство должно оплачивать лечение бедняков.
– Во как! – ухмыльнулся старшой.
– Но есть болезни, когда хочется того или нет, государство обязано оплачивать лечение. Иначе вымрут и бедняки и богатеи.
– Догадываюсь… – снова ухмыльнулся старшой. – Это чума. Да?
– Да. Чума. И для того, чтобы начать производить лекарство, нужно, чтобы оно прошло испытания. На человеке. Если сейчас будет начат выпуск этого лекарства, то можно будет спасти тысячи жизней трудящихся. Как у нас на юге, так и в Китае.
– Не пойму куда клонишь… – обеспокоился старшой.
– Сейчас поймёте. – почти отмахнулся Богданов.
– Бюрократы сейчас ставят палки в колёса испытаниям лекарства. Но если у них будет результат – вылеченные люди от чумы, да ещё живые – лекарство сразу пойдёт в производство. А раз пойдёт в производство, будет спасено множество жизней людей, которые бы иначе умерли.
– Что предлагаешь?
– Я предлагаю пройти это лечение. Привить на себя чуму и вылечить себя новым лекарством. Естественно под наблюдением врачей, которые зафиксируют результат.
– Но зачем нам помогать фабрикантам?!!
– Вы забыли, что некоторые из вас сильно интересуют полицию. Если вы станете героями, про которых расскажут газеты, ваш арест сильно ударит по царизму. Да, чума – это смертельный риск. Но в глазах народа люди, пошедшие на смертельный риск, за народ кем будут? Вот то-то! И если они будут видеть как мы рискуем за них, то они и больше слушать нас будут.
Дальше была длинная и жаркая дискуссия. Но хоть и медленно, собравшиеся склонялись к мнению Александра. Наконец, увидев, что уже мало кто колеблется, Богданов поставил вопрос ребром.
– Итак, товарищи, кто со мной? Кто сейчас откажется – не осудим. Риск действительно смертельный.
На минуту повисла тишина. Наконец поднялась одна рука, за ней другая и почти одновременно ещё трое подняли руки в знак согласия.
– Значит, нас семеро. – заключил Александр.
– А кто седьмой? – оглянувшись по сторонам спросили присутствующие.
– Врач форта.
* * *
Василий метался по кабинету не находя себе места.
– Твою ж мать!!! Ты представляешь, кого мы упустили?!! И ты говоришь Богданов работал в нашей лаборатории уже полгода?!!
Григорий виновато сопел. Прокол был его. Но и просто так сдаваться он не собирался.
– Он представился врачом. Наши умники его проверили. Действительно врач. Ну и… оставили работать. А то, что это тот самый… Ведь он имел документы не на Малиновского Александра Александровича а на Богданова, да ещё и чёрт его знает кого из какой-то тьмутаракани. Да сам посуди – сколько в России Богдановых?
– Ладно! Замяли! Не это сейчас важно… Важно что делать с этими мурзиками. Ведь они конкретно себе попрививали чуму. У всех симптомы. Хорошо, что ещё только в начале. И хорошо, что не в лёгочной форме.
– А что там с лёгочной формой? – заинтересовался брат.
– Если лёгочная форма – это песец. Даже наше лекарство тут не поможет. Болезнь слишком суровая. Убьёт почти сразу. Под конец эти ребята лёгкие свои выплюнут пополам с кровью.
– Фу! – фыркнул Григорий. – Спасиб! За натурализьм!
– Пжалста!
– Э-э… А всё-таки, чем тот самый Богданов знаменит?
– А ты разве не знаешь? Не читал в энциклопедии?
– Нет, не добрался. Как-то другими делами занят был. Налаживанием охраны, сыскного дела, обучением пилотов… Ведь из нас двоих только я на «серьёзных еропланах» летал… А не на пепелаце типа «мотодельтаплан».
На брата этот пассаж особого впечатления не произвёл. Он продолжал метаться с очень кислым выражением лица. И далеко не сразу ответил.
– Он в будущем будет членом ЦК ВКП(б), крупным учёным, создателем такой науки как тектология, во многом предвосхитит кибернетику. Будет главным теоретиком-оппонентом Ленина. И… в 1907 году у нас он написал фантастический роман о полёте на Марс. «Красная звезда». А после роман про социалистическое общество на Марсе и его инженере – «Инженер Мэнни».
– Ну нифигассе перец! – поразился Григорий. – Да, если такой помрёт, – это будет очень большой потерей.
– Но если выживет его можно будет удержать от другой ошибки – от которой он реально в двадцать шестом году ласты склеил.
– Чё, расстреляли?
– Нет. Я же говорил, что он был учёным. И сделал институт переливания крови. Изучали что и как делать. Но один раз он поставил эксперимент на себе. Не знали тогда, что кровь делится не только по группам, но и по резусу. Короче… капец мужику настал безвременный.
– Ну… Если он такой безбашенный был… Не удивительно, что его и сейчас во славу науки понесло прививать на себя чуму и выступать в роли подопытной крыски.
– Я им на Котлин уже отправил схемы лечения и всю наличную партию стрептомицина…
– …«Антипа»! – тут же «поправил» его братец.
– Не важно! – отмахнулся Василий. – Остаётся только надеяться… А там на Котлине сейчас уж поверь – Содом и Гоморра. Начальство рвёт и мечет. Не знает кого гвоздями к воротам прибить… В виду того, что главный виновник валяется в жару вместе с остальными… камикадзе!
* * *
Это как в «законе подлости»: если всё хорошо, то на серьёзные предупреждения о надвигающейся беде никто не реагирует. Или когда предлагается что-то что, что может спасти – тоже в игнор пока беда не грянет. Когда часто уже поздно.
С лекарствами «от Эсторских» сработали все эти механизмы, плюс то, что благодаря шумной деятельности, эпатажному поведению, большинство учёных их не воспринимали всерьёз. Даже полёт самолёта восприняли как «повезло дуракам».
А уж когда они начали деятельность в области вообще неожиданной, которая совершенно не укладывалась в ранее формирующийся образ эдаких богатых повес, развлекающихся распространением басен, то тут их вообще списали в шарлатаны. Именно так, как шарлатанов, восприняла их «официальная медицина» когда они предложили миру роганивар. А появление стрептомицина, под названием «антип» вообще породило кучу анекдотов.
Впрочем, свою нехорошую роль сыграла и обычная инерционность мышления. Даже здоровый скептицизм с осторожностью. А напор со стороны братьев, на учёное сословие был, по тем временам, просто бешеный.
Это братья привыкли жить в стремительном темпе двадцать первого века. Где от сообщения о новшестве до проверки его, часто проходили считанные сутки. И это было нормой, при современных-то, лабораториях.
Но в конце девятнадцатого века жили не спеша. И от появления сообщения о новшестве, до реального подтверждения что новшество не пшик, не ошибка и не очередное мошенничество шарлатана, часто проходили годы. Потому и получалось, что Василий, весь из себя такой довольный результатом, начинал кампанию по внедрению, а встречал глухую стену непонимания, недоверия и скепсиса. По тем временам, стоит повторить, вполне нормальную. А если учесть вал откровенного шарлатанства, то и вполне оправданные скепсис с недоверием.
Но, так как братья торопились, это приводило лишь к ещё большему скепсису с недоверием и сопротивлению. У них постепенно создавалось твёрдое ощущение, что они бьются в глухую стену.
Фармаколог Кравков, когда узнал, что братья делают лаборатории по испытанию лекарственных средств, также поначалу отнёсся к этому как к блажи сверхбогатых меценатов. И был готов работать, отблагодарив братьев за создание лабораторий. По своим методикам (кстати говоря очень продвинутым на тот день) и со своими лекарствами.
Но когда он увидел реальную работу, и те самые лекарства, которые его же коллеги уже успели обсмеять, его изумлению не было предела. И это изумление только множилось.
Это с его подачи, роганивар, ранее игнорировавшийся коллегами и практикующими врачами, наконец-то получил тот толчок в жизнь, который был необходим. Пошли публикации с таблицами и выкладками врача частной больницы при заводе братьев. Те самые, где в сухой цифири показывалась эффективность медикамента. Где показывалось разительное отличие протекания болезней без применения роганивара и с его применением.
А уж когда появился «антип»…
Вообще, идея испытания препарата на чуме его действительно сильно испугала. У него был ещё серьёзный осадок на душе от «экстравагантного» поведения братьев. Он реально боялся, что по дилетантизму или шапкозакидательству братья наделают фатальных ошибок и страшная болезнь вырвется на свободу. Даже при том, что возможно, то лекарство будет эффективным.
Но опять-таки… Сильный скепсис: а вдруг с роганиваром им повезло, а этот новый – пустышка? Тогда эксперимент с чумой вполне может вылиться в настоящую катастрофу.
Следовало быть очень осторожным. И ситуация на его взгляд, с его стороны, со стороны уже опытного фармаколога, выглядела совершенно иначе, нежели со стороны братьев.
Братья хорошо знали, что стрептомицин, названный здесь «антипом» действительно лечит. И туберкулёз и чуму. Но этого местные учёные не знали. И это им надо было доказать.
Доказать даже такому энтузиасту и профессионалу как Кравков.
Николаю Павловичу тоже хотелось, чтобы те дифирамбы, что «напел» про новое средство Василий, оказались реальностью. Но для того, чтобы медикамент пошёл, надо было соблюсти кучу формальностей. И таких, которые совершенно необходимы. Не «для бумажки». Для дела.
Поэтому, настроившись на длительную и кропотливую работу, он начал подтягивать своих коллег. Он знал кому и что надо сказать. В военно-медицинской академии же работает! Поэтому пошёл сразу к начальнику – Пашутину Виктору Васильевичу.
Сей славный начальник, был также весьма серьёзным учёным сделавшим немало открытий и изобретений. В частности, именно он спроектировал, предложил тот самый противочумный костюм, что применялся в «Чумном форте» на острове Котлин. Фактически Пашутин был основателем такой науки как патофизиология. Так что человек он был более чем серьёзный и знающий. В отличие от разных прочих бюрократов-сановников, что сидели по кабинетам выше него.
– Виктор Васильевич! Я Вас очень хорошо понимаю, что доверия к братьям Эсторским по причине их литературных изысканий и дикого поведения, мало! – убеждал его Кравков. – Но ведь роганивар наши медики уже оценили как исключительный. Далее, смею отметить, успехи в применении аминазина в клиниках Санкт-Петербурга. Он реально лечит психические заболевания. Насколько серьёзно лечит, правда… Это ещё рано говорить. Надо подождать когда и в нашей академии его испытают в отделении психических… Но речь идёт о средстве, которое… Я не побоюсь это сказать, действует на грамотрицательную микрофлору! Ведь сколько мы уже теряли пациентов: сделали успешную полостную операцию, всё, казалось бы хорошо, но перитонит и… смерть! И часто как раз про причине инфицирования грамотрицательной микрофлорой!
Начальник, мерно вышагивающий по своему кабинету остановился и пристально посмотрел на Кравкова. Нахмурился. Покрутил ус и пригладил свою обширную лысину.
– Я понимаю, что вы пришли ко мне за разрешением на клинические испытания. Так? – спросил он у профессора. Вопрос был излишним, так как изначально фигурировал в рапорте. Однако, как и в своё время Кравкова, Пашутина сильно нервировала скандальная слава Эсторских. Не способствующая доверию.
– Да так. Средство, имеющее название «антипест». Это предварительное название.
– Даже так?! – хмыкнул начальник академии. – Впрочем, замах правильный. Всё-таки чума из той категории заразы.
– И я пришёл потому, что надо бы поторопиться с этими испытаниями. А то эти братья, боюсь, наделают глупостей. А с чумой и вообще подобными заболеваниями – не шутят.
– Они хотели делать опыты с заражёнными животными?
– Да, Виктор Васильевич. Я отговорил, указав, что на то есть «Чумной форт».
– А там что ответили? – Пашутин уже пристально смотрел на Кравкова.
– Там… Удалось уговорить взять. Но эта история с эболой в Англии наделала много шума в верхах… – Кравков – бросил многозначительный взгляд на потолок – и им запретили временно производить опыты. Так как там проводятся опыты по производству вакцин, полностью остановить нельзя. Но опытами с заражением чумой на крысах и собаках, пришлось пожертвовать.
– Могли бы сразу начинать с перитонита! – внезапно усмехнувшись бросил Пашутин. – Если хотя бы часть того, что вы мне наговорили про этого «Антипа» правда, уже кое-что. Если удастся хоть что-то против перитонита найти – этим братьям я сам, за свои деньги, памятник в полный рост поставлю. При жизни. А о роганиваре легенды… я уже наслышан. По городу только о нём и болтают.
– Это не легенды… – начал было Кравков, но был прервал Пашутиным.
– Я читал статьи того доктора. Поэтому готовьте документ… По всем медикаментам, что наработали эти Эсторские. Будем проверять. Срочно. Если ещё и гангрену…
– Уже готов! – подпрыгнул Кравков и подал папку, которую до этого нервно сжимал в руках.
Но Пашутин не успел её взять. В кабинет влетел секретарь. С круглыми глазами и бледным от страха лицом.
– Э-э Господа! Беда! В городе чума!
– Эт-то ещё как?!! – воскликнул Пашутин.
– В «форт Александра первого» поступили семеро заражённых. Вчерась. У всех сегодня проявились признаки бубонной чумы!
– Этого ещё не хватало! Немедленно приступаем к развёртыванию противочумных мероприятий!
– А… – Кравков так и застыл с открытым ртом.
– Давайте это сюда! Говорите против чумы этот «антип»… вот и испытаем!
* * *
Как ни странно, но пресса, придавленная цензурой, сработала на удивление грамотно. И если кого сильно удивила, то конкретно братьев.
Вместо того, чтобы раздуть сенсацию, просто заявив что «в Санкт-Петербурге семеро человек заболели чумой» и тем самым вызвать дикую панику, они рассказали в подробностях не только то, что было преднамеренное самозаражение, но и почему так. Почему жителям города ничего не угрожает.
Перцу в сие варево, правда, добавили появившиеся листовки от революционеров, которые объяснили публике то, что пресса скрыла – недоверие к лекарству против чумы. И желание тех заразивших себя, показать что это реально лекарство, а не пустышка.
Ясное дело, в листовках «царизм» обвинялся во всех смертных грехах и, в частности, в том, что тормозит благое дело, могущее спасти сотни тысяч жизней граждан Империи. Ведь чума время от времени зверствовала в южных губерниях.
Как ни странно, листовке больше поверили, нежели газетам. И, что более интересно – листовка не только сильно способствовала успокоению публики, но и сделала мощную рекламу «братьям Эсторским – создателям чудодейственных лекарств».
Вскоре не только столица, но и вся Россия с замиранием сердца читала бюллетени о состоянии «семёрки героев из Чумного форта». А бюллетени очень радовали. Уже тогда, когда они начали публиковаться, было ясно, что болезнь протекает не так злокачественно, как было бы, если бы лекарства не применялось.
